Зеленый форум: HP Fanfiction

Когда я впервые увидела профессора Снейпа, я как-то сразу поняла, что он меня, скорее всего, ненавидит.

Я вхожу в большой зал, жду своего распределения, а он вперился в меня из-за завесы волос черными своими глазами, и смотрит. А потом, когда я уже попала в Гриффиндор и пришла на его первый урок, я опоздала немного – мне близнецы рассказывали про ковер-самолет. Влетела в класс как раз когда Снейп втирал что-то про то, как закупорить смерть, сварить страсть и всё такое. Я не очень поняла, зачем варить страсть, а потом разливать её по банкам, но в принципе была готова этим заняться. А он уставился на меня мрачно и процедил что-то про новую знаменитость. Кто-то, значит, был старой знаменитостью, но кто я не знаю. Я хотела спросить, но он выглядел так, что было понятно – лучше ни о чем не спрашивать. Всё равно этот урок был для меня неудачным. Он все спрашивал меня по материалам каких-то летних учебников. Я только потом поняла, что этими учебниками мы с Джеймсом ночью щели между рамами затыкали, чтобы не слишком дуло.

Я рассказала Теду Люпину про потерянные баллы на зельеварении. Он выслушал и стал махать на меня руками. Говорит, что если Снейп ненавидит меня, то я точно попала. И что мне здесь ещё учиться сто тысяч лет. И всё такое. Я не знала, что ответить ему, поэтому я пожала плечами. Не всем же я должна нравиться. В тот год и следующий после уроков мы ходили на опушку леса, где близнецы работали над чем-нибудь, в этот раз над ковром-самолетом. Они говорили, что на нем можно улететь из Хогвартса в шикарную пиццерию на Тотенхэм Корт Роуд, и что это их единственный шанс получить нормальную пиццу, потому что на Хогвартс Экспресс нас всё равно не пустят. Когда выпал снег, работа над ковром приостановилась, а с наступлением весны началась снова. Вся земля была в таких маленьких цветочках – сиреневых, розовых и голубых, и это само по себе выглядело, как цветной ковер, разве что не летало.

Профессор Снейп всё время делал вид, что ненавидит меня, но, наверное, это несерьезно. Пару раз на втором и на третьем курсе он собирался меня напоить какой-то сывороткой правды, и при этом страшно плевался. Я не знала, что такое эта сыворотка, поэтому решила выяснить на всякий случай. В библиотеке старенькая мадам Пинс вытащила мне пыльный фолиант, и я, серьезно, зачиталась. Я узнала не только про сыворотку правды. Мы с близнецами нашли шикарный рецепт какого-то зелья, в которое надо кидать ногти, и ты превращаешься в этого человека. Ну, в смысле, чьи были ногти.

Тед забрался во время обеда в комнаты к профессору Снейпу под ветхой мантией-невидимкой моего отца и нашел волосы. Ну, ногтей, говорит, не было. Мы долго и скучно варили зелье. Реально, если не считать шкурки брумсланга, которую мы сперли, ничего сложного, сиди себе и помешивай круглые сутки по часовой. В общем, мы скинулись и решили, что это я выпью зелье с волосами Снейпа, потому что он всё равно меня ненавидит, и будет весело. Как раз был март, текло с крыш и светило солнце. Целыми днями мы торчали на опушке с цветочками и ковром-самолетом, а вечером я превращалась в Снейпа и танцевала в гостиной Гриффиндора стриптиз. Всё было круто, пока нудная Анжела Томас не сдала меня Снейпу. Тед с близнецами серьезно намеревались её побить, и я еле их оттащила. Ну, типа, мы же правда виноваты. Она же не врёт.

В общем, Снейп узнал обо всем и страшно обиделся.

Был педсовет… первый… из четырех за эти полгода.

- В ваших действиях…

В окна жарило…

- В ваших действиях, Лили, неизмеримая глубина безрассудства…

Да сколько ж можно, сижу и засыпаю.

- Наглости, бахвальства, презрения к элементарным правилам волшебного общества, правилам того учебного заведения, в коем вы имеете честь находиться…

Если забить на осанку и размазаться по спинке директорского кресла, вроде и не всё так плохо. Кресло кожаное, а спина мокрая даже сквозь тонкую ткань блузки. Отлипает с громким приятным «ЧМАФК». В ваших действиях…

- В её действиях, - сказал Снейп, - лаконичность античной пьесы. Героиня появляется на сцене и тащит на себя полотно пьесы вплоть до душераздирающей кульминации с ночными погонями по коридорам, затем следует развязка, стремительная и беспощадная. Всё очень просто. Директор, я считаю, этой юной леди должен заняться я. У вас сейчас слишком много хлопот с неуспеваемостью студентов по трансфигурации.

Мак Гонагал сморщилась, хотя этому лицу уже явно морщиться некуда. Зелья-то все и так завялят. Снейп глядит на меня многообещающе, как будто я должна, ну, встать, протестовать там. И всё остальные тоже так на меня глядят. Да мне не жалко… Я встаю, говорю, мол, отпустите меня с миром, не буду больше. Ну, потому что это полагается говорить. Все как засверкали глазами, говорят, Биннс, запишите это, она сопротивлялась.

Тед мне сочувствовал. Но я сказала ему, что всё хорошо, полет нормальный. Ну, как в самолетах говорят – спокойно, не швыряйтесь ланчем и шоколадками, это просто турбуленция, полет нормальный. Что Снейп только с виду такой страшный, а на самом деле он нормальный чувак. И я правда это знаю. И Анжела нормальная. Надо как-то проще относиться к людям. И я была права.

Ничего страшного в этой первый отработке у Снейпа не было. Он усадил меня за парту и три часа рассказывал мне про моего отца и дедушку. Мне так много даже на семейных праздничных ужинах не рассказывали. Мама всегда хотела, чтобы я знала про школьные годы моего отца, но мама, если честно, не лучший рассказчик, а вот у профессора Снейпа хорошо получается. Понимаете, просто немного скучно слушать, как отец получил этот орден, и эту медаль, и всё такое. А профессор Снейп рассказывал про то, как он нарушал правила, и как был похож на дедушку, который дружил с оборотнем, который был отцом Теда, и про их весёлые приключения! Я слушала, даже забыла про все приличия, а когда я забываю про приличия, у меня волосы на голове торчком встают, как у папы. Профессор закончил на драматической ноте. Он рассказал мне, как отец воровал у него ингредиенты, и посмотрел на меня выжидающе, как будто я должна немедленно рассказать ему про шкурку брумсланга. Но это не я её выкрала, а Тед, поэтому пусть Тед ему и рассказывает. Я сказала ему большое спасибо за рассказ, и вышла в коридор. Когда я выходила, что-то как будто разбилось в кабинете, но это тоже понятно, профессор Снейп, наверное, расчувствовался.

А на улице светило солнце, желтое и круглое, как огромный блин. У озера ко мне подошла Энни Лонгботтом, наша староста, и сказала, что я просто обязана выступить с речью о моем отце на военном юбилее. И что для этого я должна сделать что-то со своими волосами. А я не знаю, что мне сказать о моем отце. Он любит черный кофе без молока, когда ест корнуэльский пирог, вилкой откатывает зеленый горошек в сторону, иногда ругается по выходным дням с мамой, и забивает Орденом Мерлина в стенку гвозди, чтобы повесить очередную мазню Альбуса-Северуса. И что он никогда, никогда не ходит по всяким там юбилеям.

В тот день у нас был тест-драйв ковра-самолета, мы вчетвером – я, Тед и близнецы, поднялись на пару метров над оврагом, усыпанном подснежниками, с трудом пролетели над полотном лесной опушки и добрались до самого берега гладкой тарелки озера. И плюхнулись вместе с ковром в воду! Хорошо, что там было мелко. Но, по правде говоря, ужасно холодно. Близнецы сразу выбрались из воды, а Тед начала валять дурака. Он с чего-то вообразил, что я не умею плавать, и начал меня обнимать и вытаскивать, но получалось у него хреново, и он больше удерживал меня в воде, чем вытаскивал. Когда мы выкатились на берег мокрые, как я не знаю что, вид у него был глупый. Я сказала ему, что он – дурак. Мы растянулись, продрогшие, на холодной земле под холодным мартовским солнцем, как полные дураки. Я гляжу в небо, а вижу Астрономическую Башню. И Снейпа, который смотрит сверху на меня. С неописуемым выражением лица! Вот тогда, наверное, я правда начала верить, что он меня… ну, не сильно любит.

На следующей отработке он немного на меня покричал, наверное, день у него такой выдался. Я ему посочувствовала и предложила уйти, чтобы не мешать, или остаться подольше, чтобы он смог как следует на меня поорать, и ему стало бы легче. Он посмотрел на меня дикими глазами. Тогда я, наверное, впервые заметила, что он какой-то старенький. Ну, как – старенький. Он не дедушка ещё, конечно, но уже залегли морщины у крыльев его внушительного носа, и волосы почти седые, но какой-то грязной, серой седины. Снейп сказал мне: хватит. Вы отправляетесь чистить котлы. Я чистила котлы и думала о том, что на третьем курсе Тед стал каким-то странным. Поглупел, что ли. Он иногда зовет меня на Астрономическую Башню только чтобы сказать мне, что я красивая. Ну, что это за новости. Или делает мне за завтраком бутерброды-улыбки. Знаете, два горошка – глаза, нос – кусок редиса, сосиска – как большой улыбающийся рот. В общем, дурацкие такие бутерброды. Спрашиваю, зачем это он мне делает, а он отвечает, это чтобы поднять тебе настроение после ужасных отработок со Снейпом. Ну, вообще-то, ничего особенно ужасного в них нет. Я думала, как профессор Снейп отнесется к кому, что я сделаю ему бутерброд-улыбку. Чтобы поднять его настроение после очередной ужасной отработки со мной.

Он правда из-за них расстраивается, и я чувствую себя виноватой. В этот раз, когда он меня выгонял, он выглядел немного злым. Как будто задумал что-то. На следующий день я прихожу к нему, а он с прищуром так спрашивает – значит, мисс Поттер, вы любите танцевать, так ведь? Я говорю, ой, да ладно, ну не особенно, только пару раз-то всего стриптиз и станцевала. А он говорит – какая жалость. Что ж, вы у меня попляшете. Я сначала обрадовалась, потому что мама всегда говорит мне, мол, взрослая девка, а грация как у детеныша жирафа просто. Подумала, что он правда научит меня танцевать, а он говорит, что как раз вычитал в газете список самых стремных танцев всех времени и народов, вот их-то я и буду ему танцевать. Для смирения, говорит, боевого духа. Да какой у меня боевой дух, Тед говорит, и я мухи-то не прихлопну. Разве что нечаянно раздавлю и извинюсь потом.

Говорит – значит так, начинаем с «Макарены». Махнул палочкой, и говорит – вперед, танцуйте. А сам издевается надо мной, как я по-дурацки при этом выгляжу. Я вздохнула, ну ей-богу, детский сад какой-то. Теперь у меня «Макарена» по вторникам и пятницам, танец из «Утиных историй» по четвергам и шотландская чечетка по понедельникам. Профессор Мак Гонагал на прошлой неделе пригласила меня к себе и накормила печеньем за то, что за последние триста лет я – рекордсмен школы по количеству отработок в неделю. Я не плохая, говорю ей. Я вообще ничего никому плохо не делаю. Даже Темный Лорд в свое время не получал отработок, а следовало бы. Мак Гонагал только сидит и надо мной смеется. Обидно, правда ведь. Говорит – в этом-то и дело, что вы самое доброжелательное чудо в перьях в этой школе. Ну, в смысле, она по-другому выразилась, но по сути так же.

Я точно нравлюсь Мак Гонагал, она говорит, что я – «экспонат», и что я её забавляю. Я пью с ней чай с печеньем, потом иду на отработку и танцую утиные истории три часа подряд, пока Снейп проверяет контрольные, а за окном садится красное мартовское солнце, и в сумерках видна опушка леса, и тихая гладь озера, и россыпь сиреневых цветочков, и ковёр-самолет. Отпрыгав свою чечетку, я говорю ему, может я вам, ну, котлы почищу, или, хотите, полы помою, или приготовлю ужин. Короче, сделаю что-нибудь полезное, вместо того, чтобы здесь прыгать. Он медленно поднимает голову и моргает. А я говорю, дома меня называют совершенно бесполезным существом, от которого только и пользы, что готовить банановый пирог, не, ну правда, у меня крутой банановый пирог, берешь яйца, муку, бананы…

А он роняет голову на руки и издает странный какой-то звук. Я подхожу к нему, топчусь, спрашиваю, с вами всё в порядке, с вами всё в порядке… Он отстраняется, и я вижу его лицо, по которому непонятно, смеялся он или плакал. Ну, это я так, образно. Понятно, что он, наверное, никогда не делает ни того, ни другого.

- Вас вообще ничем не проймешь, да? – слабым голосом спрашивает он.

- Нет, ну а что… ну… - про что он?? – ну, правда же, от пирога будет больше пользы.

- Лили… - говорит он, и я так удивилась, он называл меня по имени, - для вас вообще существует… что-нибудь унизительное?

Я сажусь перед ним прямо на парту. Забываю, что типа нельзя садиться на парту, но он ничего не говорит, просто смотрит на меня выжидающе.

- Ну, - говорю, - не знаю. А зачем меня унижать?

Тут он уже в замешательстве.

- Предположительно я вас ненавижу…

- А. Ну… отец пару раз стегал меня крапивой, - предлагаю я.

- Мне нельзя бить студентов.

Черт. И правда как-то не сходится.

- Вы можете попробовать меня как-нибудь называть.

- По правде говоря, вы можете подать на меня жалобу за это в педсовет…

- Но я не буду, - ахнула я, - за кого вы меня принимаете?

Да, за Анжелу Томас?

Он смотрит на меня, и в какой-то момент его лицо становится совершенно непроницаемым.

- Идите вон, - говорит он устало.

А потом добавляет что-то, что я не понимаю. Третье поколение, вздыхает он. Третье поколение, за что мне это, говорит. За что мне третье поколение.

Я ушла, а у кровати меня ждали три бутерброда-улыбки. И записка «спускайся вниз». Я спускаюсь, а там Тед. Что надо, спрашиваю. Он мне снова начинает втирать о том, что я красивая. Нет, я не понимаю мужчин! У него, что, количество бутербродов-улыбок и слов «ты такая красивая» прямо пропорционально моему согласию с ним встречаться?! Упс. Он точно хочет со мной встречаться.

Ой-ой-оййййй….

Вот из-за этого-то все и проблемы. На третьем курсе я поняла, в принципе, в чем корень зла. В следующий раз я влетала на отработку взмыленная и злая, потому что полдня отбивалась от Теда в коридоре. И этот ещё стоит, ещё одно наказание.

- Вы опоздали!

- Я злая, - говорю, - я себя не контролирую. Врубайте макарену.

А он смотрит на меня так внимательно, и спрашивает, что я опять там наделала. Ну, блин. У всех есть предел терпения. Я каааак выложила ему, как меня мужики достали. И про то, что это круто, конечно, быть экспонатом, но, блин, мне тоже нормальной жизни хочется. И что если я буду 24 часа в сутки на ваших отработках, то мне после этой школы только в «Тодес», блин поступать. И хватит вообще считать меня тупой. То есть, я, может, и тупая, но я, блин, с душой. Понятно вам. С душой. И о чем я вообще думаю, может, и не о том, как трансфигурировать фигу в книгу, но о том, что, например, из меня выйдет неплохой человек, и что на самом деле я люблю рисовать, только никто об этом не знает, и что я, например, не могу представить себе, каким будет этот мир, когда там не станет Элтона Джона, и что я дико, просто до одури, хочу в Венецию. Понимаете. И что я устала. И что вы мужики…

Снейп стоит передо мной, хлопает глазами, вообще не знает, что тут сказать. Придумал, наконец…

- Не обобщайте!

- А чего это мне не обобщать? Я от вас вообще ничего хорошего в этой жизни не видела!

- А я?.. – вопит он на меня, - я?.. Я - что от вас видел? Вы танцевали в моем облике непристойные танцы!

«Вы украли мои ногти!»

- А это, - назидательно сказала я, - это потому что у вас плохая репутация. Про стриптиз это не я вообще придумала. Но, знаете что? Вас… нас… вызывали на бис ЧЕТЫРЕ РАЗА ЗА ВЕЧЕР…

И тут я поняла, что доигралась. Он берет меня за шкирку и тащит к выходу. Думаю, что это он ведет меня к директору, или в какие-нибудь личные Подземелья Ужаса. Поэтому я крепко зажмуриваюсь и принципиально отказываюсь глядеть себе под ноги. Постоянно спотыкаюсь, и он подхватывает меня на лестнице. Я-то думала, что он старенький. Фигли! Он в три раза сильнее Теда, это точно.

А потом… открываю глаза и вижу лиловый закат, заливший всё мягким светом. Ровную гладь воды, поляну… и такую тишину, от которой, знаете, в ушах закладывает. Потрясающую тишину.

- Проветрите себе голову, - говорит профессор Снейп, и ставит меня на землю.

Я делаю несколько нетвердых шагов, и говорю: ОЙ. Вам нельзя здесь быть.

- Это почему это нельзя?

КОВЕР.

Я молчу.

Он идет вперед, и подцепляет край ковра носком пижонского своего ботинка.

- Это что? Это ваших рук творение? – спрашивает он, а я снова закрываю глаза, и сильно мотаю головой из стороны в сторону, чтобы не проболтаться.

- Это ваших долбанутых друзей?

Мотаю башкой.

- Вы пытались заставить ЭТО летать? – блин. Ну я не виновата, что в мокром виде ковер такой страшный. Как дохлая крыса. Когда он развернутый, и сухой, он очень симпатичный, на самом деле…

- На чем это работает?

- На волшебных бобах, - вырывается у меня. Прикусываю губу, а он обходит ковер, брезгливо сморщившись, разворачивает его.

Ухмыльнувшись, тычет в меня палочкой.

- Забирайтесь.

- Что? Нет… вы депортируете меня домой?

Снейп закатывает глаза.

- Депортирую. Нас. Забирайтесь.

Нас… нас четыре раза вызывали на бис, и всё такое. Команда, блин… Снимаю мантию, и подкладываю её под попу, расправив так, чтобы хватило и ему. Он же типа… старенький.

Снейп аккуратно садится рядом, держа спину прямо. Касается палочкой края волшебного ковра. И над ЭТИМ близнецы парятся полгода...

И мы летим…

Конец