Зеленый форум: HP Fanfiction

Рону не то, чтобы не нравились понедельники... Он просто не понимал, зачем существуют эти поганые дни, и, не понимая, не упускал ни единой возможности воззвать к ответу на этот эпохальный вопрос.
- Зачем нужны поганые понедельники?! – воздев руки к небу, голосил он, волочась по лестнице вслед за Финниганом. Благодаря воздетым рукам школьная рубашка, косо застегнутая едва на три пуговицы, задралась, оголяя полоску кожи над брючным ремнем, и двое из трех пробегавших мимо пятикурсниц как по команде замедлили шаг и будто бы невзначай потянулись пригладить волосы.
Финниган не ответил – как раз пытался вставить на место челюсть, подозрительно хрустнувшую в процессе особо мощного зевка. Рассердившись пуще прежнего, Рон сорвал с шеи галстук, который, благодаря заботе Гермионы, вот уже полгода как сам не завязывал, а потому совсем разучился это делать, и демонстративно повязал вокруг головы.

Гриффиндорцы направлялись на Трансфигурацию, и младшему Уизли было печально, как никогда. Он даже пропустил завтрак, так не хотелось ему вставать и идти на занятия. И теперь, не побывав в Большом зале, не имел понятия, куда запропастилась Гермиона и почему не несется на урок, заставляя всех прохожих спешно вжиматься в стены, уступая ей дорогу. Где ее носят черти? Почему она не рядом, когда Рону так тоскливо в это поганое утро? Почему она не здесь, чтобы разделить его страдания?
- Шеймус, ты не знаешь, где Гермиона?
Финниган, не разжимая зубов, издал странный булькающий звук. Похоже, ЭТОТ понедельник и в самом деле непоправим – обычно по утрам ирландец был бодр и весел, так как любил рано вставать и всегда успевал надраться перед первой парой. Рону это очень нравилось, именно поэтому он на утренних занятиях всегда сидел именно с Шеймусом.
Финниган был трезв, как все индейцы до прибытия в Америку кораблей Колумба, и, осознав этот жизненный факт, Рон сник окончательно. Настроение ему не поднял ни Драко Малфой, споткнувшийся о порог классной комнаты, ни даже небольшой трепещущий листок бумаги, сложенный фигуркой оригами, вдруг приземлившийся на плечо.
- Что за мусор? – удивился Рон, но, тем не менее, подставил листочку раскрытую ладонь. Тот, невесомо ступая бумажными ножками, сошел с плеча на его пальцы и оказался коротеньким – по ее меркам – письмом от Гермионы.

- ...злющий, аки зверь лесной. Почему?
- Что, Гарри?
- Ты меня слушаешь? Черт возьми. Я спросил, отчего ты такой злой.
- Я...
- Ага! Видел, как Малфой навернулся об порог?
- Гарри...
- Вот было весело! Идет, весь из себя такой важный, и вдруг – ТАДАХ!! Верно ведь, Шеймус?
- Поттер...
- Да, Шеймус?
- Ты не мог бы, пожалуйста, я тебя очень прошу, дорогой друг, верный товарищ, заткнуть пасть? Ты не человек, мы давно уже знаем это и давно смирились с тем, что тебе нравятся понедельники. Но того, почему ты так громко говоришь, я никогда не пойму.
- Финниган, дружище! Так ты с бодуна! Ну, слава Мерлину, я уж было подумал!
- Да, зря ты это.
- Рон правильно говорит. И, кстати, ЗАТКНИСЬ.
- Да, хорошо, я молчу. Я, Финниган, ведь все понимаю. Я, Финниган, на радостях даже стану сейчас писать конспект.
- Только не слишком громко скрипи пером.

Используя благословенное безделье, причиной которому было похмелье Шеймуса, внезапное ученическое рвение Гарри и тот факт, что занятия по Трансфигурации сегодня не были практическими, Рон с сожалением развернул фигурку оригами, которая до сих пор гуляла по его рукаву. Портить нового приятеля было жаль, тем более что в это утро Рону казалось, что тот единственный его понимает, однако как иначе узнать, что написала ему Гермиона?

«Дорогой Рон!
Сейчас, когда ты читаешь эту записку, я уже лежу в оздоровительной ванне, раздумывая о том, как неудачно заболела и как жаль, что тебя нет сейчас рядом со мной, чтобы...»

Святые ангелы-угодники, подумал Рон. Почему он, действительно, не там?

«Дело в том, что сегодня утром, проснувшись, я обнаружила, что все мое тело пышет жаром, не смотря на сентябрьскую прохладу. Тонкие простыни липли к разгоряченной коже, обмотались вокруг ног, а так как - ты же знаешь – спать я люблю нагишом...»

Господи, подумал Рон. Господи, дай мне сил пережить этот урок, пожалуйста, дай мне сил, и я больше никогда ничего не попрошу.
Судорожно сглотнув и будто бы невзначай опустив руку под стол, он продолжал чтение, не забыв повернуть листок так, чтобы любопытствующие не имели возможности в него заглянуть.

«...тело мое горит и сейчас. Я словно в лихорадке. Болезненный жар едва не обжигает мне пальцы, когда я дотрагиваюсь...»

Ты заплатишь за это, черт тебя дери, подумал Рон и на минутку отложил письмо. Он дважды глубоко вздохнул и хлопнул себя по щеке, чтобы вернуться хотя бы к слабому подобию вменяемого состояния. Однако хлопок, выполненный левой, не помог, а правая рука Рона была временно утеряна для общества: он сжимал и поглаживал себя сквозь ткань брюк, не в силах удержать вырывавшееся из-под контроля воображение.
Да, она заплатит за это сегодня же, - пообещал себе Рон. Как только я увижу ее – тут же сразу и заплатит.
Он снова взялся за письмо, не забыв прежде мысленно поблагодарить сокурсников за их сосредоточенность на уроке, и себя самого за недюжинную смекалку, подсказавшую сесть сегодня в самом темном углу.

«Благодаря пару, поднимающемуся над горячей водой, что скрывается под шапкой мыльной пены, мои волосы сделались влажными и липнут к лицу и груди. Я убираю их с шеи, с ключицы, отлепляю от торчащих сосков...»

Сжав зубы так, что заболели челюсти, Рон украдкой опустил взгляд вниз. Член оттопыривал ткань брюк совсем неприлично, и Рон был на сто процентов уверен, что если не кончит в самое ближайшее время, то не кончит уже никогда.
Я скажу, что плохо себя чувствую, и мне позволят выйти, - подумал Рон. Гениальная идея, казалось, вырастила за его спиной крылья.
Да, точно, я выйду из класса, найду Гермиону и заставлю ее пожалеть о том, что она творит, - решил про себя Рон, - только сначала дочитаю эту записку. Тогда моя месть будет полной.

«Убирая влажные волосы от уголка приоткрытого рта, Рон, я вдруг ощутила на пальцах особенный запах. Этот запах – мой, ведь только что, тоскуя по твоим прикосновениям, по тебе внутри меня, я опустила руку и нащупала пальцами ложбинку между ног. Постанывая от желания, я...»

- ПРОФЕССОР МАКГОНАГАЛЛ!!
От дикого вопля, прервавшего мерную диктовку Профессора, не вздрогнули только стены. Лаванда вскрикнула и дернула рукой; с ее пера сорвались две жирные чернильные капли и осели прямо на белоснежном рукаве Дина, ее соседа по парте; задремавший было Финниган резко вскинул голову, ударяя под руку Гарри; Гарри уронил чернильницу, и та, расплескивая всюду черные кляксы, бодро покатилась под парту Парватти; Патил, сидевшая на скамье по-турецки, дернулась прочь, боясь испачкать новые гольфы, потеряла равновесие и с коротким вскриком исчезла под лавкой.
Никто не смотрел на профессора МакГонагалл, и то, как на ее лице появились и тут же исчезли встопорщенные кошачьи усы, осталось незамеченным.
- Да, мистер Уизли? – склонив голову набок, сказала она.
- Мне срочно нужно выйти, мэм, - отчеканил красный, как рак, Рональд. – Плохо себя чувствую, мэм. Горяч... У меня, кажется, жар. Мэм. Температура, Профессор. Мэм.
- Ступайте, мистер Уизли. Я вижу, что вам нехорошо. Будьте добры, если решите обратиться к мадам Помфри, попросите ее переслать в кабинет Трансфигурации порцию зелья от икоты.
Испуганный Невилл, не переставая икать, посмотрел на нее с благодарностью.
- Да, мэм, спасибо, мэм, - успел выкрикнуть Рон, выметаясь из класса.

Тем временем Гермиона, упиваясь собственным коварством и еще не до конца отойдя от жгучего смущения, которое вызвало в ней написания настолько откровенного письма, сидела на последней ступеньке лестницы, ведущей в женскую спальню. Влажные после купания волосы были заплетены в толстую косу, и Гермиона теребила ее в нетерпении.
Ей очень хотелось посмотреть, как Рон снова попытается взлететь по лестнице в женскую часть Гриффиндорской башни, а ступеньки выпрямятся, превращаясь в отполированную доску, и Рон, ругаясь, скатится вниз.

Однако она не просто так села на последнюю ступеньку.
Когда подъем выпрямится, она тоже окажется внизу.