|
|
| Команда Гарри Поттера и Джиневры Уизли
|
Пост N: 18
Зарегистрирован: 14.10.10
|
|
Отправлено: 19.10.10 23:07. Заголовок: Nec judicis ira, ne..
Nec judicis ira,
nec ignis,
nес poterit ferrum,
пес edax abolere vetustas
(Не может истребить ни гнев судьи,
ни огонь,
ни железо,
ни всепожирающее пламя)
— Это... я? Я! Это я!
Он очнулся словно от толчка в грудь и долго не мог понять: где? что? Хотел вспомнить, что ему снилось, и не смог, сон ускользнул, оставив на душе какую-то смутную тревогу. Перед глазами постепенно проступали очертания комнаты, но темнота и лунный свет делали привычные предметы неузнаваемо странными, далекими. Потухшие свечи в люстре бросали на потолок тень, напоминающую лапы огромного паука. Деревья в саду поскрипывали под ветром, и дом скрипел им в ответ, а где-то постукивала в стекло неподрезанная ветка.
Он по привычке потянулся рукой к шраму на лбу и локтем нечаянно задел Джинни. Повернулся и стал смотреть на нее.
Джин спала на боку; в темноте ее волосы казались почти черными, а там, где их касалась луна — голубоватыми, с золотой искрой. И на плече тоже лежал голубой блик; Гарри скорее вспомнил, чем увидел спрятавшиеся под ним веснушки. Она дышала спокойно и была такой уютной, такой привычной.
У них все хорошо.
Он перевернулся обратно на спину и закрыл глаза.
Несостоявшемуся хогвартскому выпускнику предложили на выбор: повторно сесть за парту и пройти седьмой курс, сдать экзамены экстерном либо просто получить справку о незаконченном образовании. Гарри, фактически пропустивший последний год, когда ему было совсем не до учебы, и, следовательно, абсолютно не знакомый с программой, все же выбрал экстернат. Возвращаться в стены школы... казалось невозможным. Заниматься школярной ерундой и слышать при этом крики сражающихся, разлетающиеся во все стороны заклинания, видеть перед глазами бьющиеся стекла, рушащийся камень стен, искаженное ненавистью лицо Тома Риддла и мертвые тела в Большом зале... Он помнил каждую мелочь. И если б не желание стать аврором, Гарри пошел бы по пути близнецов Уизли, в конце концов, «СОВ» у него были. Однако аврорат твердо стоял на своем: национальный герой окажет им честь, поступив в Школу авроров, но, невзирая ни на какие заслуги, аттестат у героя должен быть. И Гарри зубрил не отрываясь.
Но в первое же в новом учебном году посещение хогвартскими студентами Хогсмида он стоял у «Трех метел» и ждал. Они с Джинни ни о чем не договаривались, и он не знал, что она скажет, когда его увидит. Им вообще на удивление мало удалось поговорить тем летом, и, когда она уехала, письма к ней выходили у него какими-то невнятными, путанными; то, что он хотел сказать, передать, объяснить, в слова не облекалось. Гарри писал, зачеркивал, снова писал, но, кроме редких коротеньких «Как дела?» и «Как сыграли? Рон передает тебе привет», так ничего и не смог отправить. Когда к пабу подтянулась вереница студентов, он сразу же узнал среди них Джинни и запоздало подумал, что не стоило, пожалуй, так появляться, и их встреча на глазах у всех будет выглядеть глупо. Но Джин, будто все было запланировано заранее, сразу же подошла к нему, сказала «Привет!» и взяла за руку. Девчонки зашушукались, подталкивая друг друга и хихикая, но они уже уходили, никого не видя и не слыша.
Они не стали заходить ни к Зонко, ни куда-нибудь еще, просто кружили по деревушке. Прошли по проулку, в который когда-то аппарировали Гарри и умирающий Дамблдор, мимо «Кабаньей головы», возле которой Джинни вздрогнула, начала было что-то говорить, но сразу же замолчала, мимо «Шапки-Невидимки» с яркой витриной, где Гарри вспомнились разноцветные носки — подарок для верного Добби. Они не сговариваясь миновали улочки, выводящие на окраину к «Визжащей хижине», и в конце концов оказались на другом краю деревни. На опушке леса, подходившего к самым последним домам, лежало поваленное дерево. Они уселись на него и внезапно заметили, как холоден воздух, и что в нем кружатся первые, слишком ранние в этом году снежинки. Пора было что-нибудь сказать, молчание, бывшее таким естественным, пока они шли, становилось неловким. И тогда Джинни спросила: «Как считаешь, мне ехать домой или остаться тут на рождественские каникулы? Это ведь последние...» И Гарри захотелось воскликнуть: «Конечно, приезжай!», но вместо этого он, сам не ожидая, обнял ее. Джинни посидела так немного, потом завозилась, высвобождаясь, и взглянула ему в лицо. Гарри смотрел в ее глаза: карие, с золотистыми точками, с прячущимися на самом дне зеленоватыми крапинками, и ему казалось, что он видит в зрачках свое отражение. Весь мир заполнился карим с золотом...
Они целовались так отчаянно, словно встретились после долгой, очень долгой разлуки.
Я не помню, не понимаю, кто я. Кто-то? Или что-то?
— У меня для тебя сюрприз.
— Еще один? Мне кажется, из-под елки мы уже все повытаскивали.
— Это не из-под елки. Дай мне руку и закрой глаза.
— И «открой рот»? А в дом мы не вернемся? Там все уже у камина сидят.
— Нет, не пойдем. И сюрприз несъедобный. Потом, если хочешь — я видел на елке, около самого низа, яблоко в карамели. Оно там так ветками прикрыто, наверняка его еще никто не нашел. А теперь давай, держись за меня.
Рывок, свист ветра в ушах, почва ушла из под ног и снова бросилась под ноги; чтобы устоять, Джинни пришлось обеими руками ухватиться за Гарри. Шарф у нее размотался и висел до земли, шапка сбилась набок.
— Ты что, совсем?! Разве можно так аппарировать! Без предупреждения! А если бы нас размазало? Или перемешало? Вот если я сейчас не найду у себя шнурков или половинки уха, то я... ой, где это мы?
— В Годриковой лощине.
— И это сюрприз? Мрачновато тут для вечерних прогулок.
— Да, но вот то, перед чем мы сейчас стоим — мой дом.
— Твой... дом?
— Мой. Настоящий дом Поттеров, тут жили мои мама и папа.
Джинни еще раз глянула на дом.
— Совсем заброшен.
— Выглядит он не как дворец, но я хочу, понимаешь... В «Норе» жить, конечно, хорошо, но это ваш дом, Джин. Твой, Рона, твоих родителей, всех остальных. А мне... мне нужен мой собственный. У меня ведь никогда не было своего дома, такого, куда хотелось бы возвращаться. Дурслей я больше никогда не желаю видеть, да их дом и раньше моим не был. На Гриммо жить не смогу: мне не нравится дом Сириуса, и, кажется, я ему тоже не слишком-то по душе. А потом, последние лет пятьдесят он не приносит своим хозяевам удачи. Так что я решил, что буду жить здесь. Мама и папа любили друг друга и любили тут меня. Я думаю, часть этой магии все еще сохранилась. И... я надеюсь, что тут будешь жить ты.
— Я?
— Да. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
— Всегда?
— Всегда.
— Вы делаете мне официальное предложение, мистер Гарри Поттер?
— Ну, я не знаю, может, у волшебников есть какие-то особые ритуалы на сей счет, но...
— Да нет, не думаю. Можно, конечно, для верности, поставить в известность родителей, но главное — чтобы девушка согласилась.
— И она согласна?
— Ммм... я подумаю.
— Джин!
— Ну что? Не может же порядочная девушка из приличной семьи, — голос был серьезным, но глаза смеялись, — сходу соглашаться на первое встречное предложение.
— «Первое встречное»?!
— Вот именно, — и показала язык.
— «Порядочная девушка из приличной семьи»?
— Ты меня сейчас обидишь.
— Джинни, знаешь...
— Да, знаю. Но, — голос ее упал до шепота, — пока я думаю, ты можешь значительно подкрепить предложение и повысить свои шансы.
— Это как же?
— Поцеловав меня.
Гарри притянул ее к себе, крепко обнял. Он целовал ее жарко и очень долго, пальцы зарывались в рыжие волосы, притягивая голову еще ближе, еще сильнее...
Наконец Джинни оторвалась, жадно хватая воздух.
— Хватит, Гарри. Ты меня задушишь.
Он чуть-чуть отодвинулся, тяжело дыша, но не разнимая рук.
— И тогда, — она погрозила ему пальцем, — тебе не на ком будет жениться.
Старый дом тихонько стоял и смотрел на них.
Чем бы, кем бы я ни был, я появляюсь и исчезаю вновь.
— И все это было под платьем? Вот это да!
— Правда? Скажи еще раз!
— Не могу. Я ничего не могу сказать. Кроме того, что ты самая-самая-самая...
— Флер говорила, что до и потом пусть как угодно, но в первую брачную ночь все должно быть на высшем уровне.
— Ты выше любых уровней, Джин, — не отводя от нее глаз, он одной рукой заталкивал бабочку в карман брюк, а другой пытался расстегнуть пуговицы парадной рубашки. — Ты самая красивая... самая нежная... — скинул с ее плеча кружевную лямочку и поцеловал веснушки. — Самая рыжая...
— Что?!
— Я люблю рыжих. Самая добрая...
— Все, не подлизывайся теперь!
— Самая, — бережно снял кружево с другого плеча, — замечательная...
— Руки прочь!
— Самая непостоянная... Ой, прекрати! Самая коварная... самая... Прекрати щекотать! Ну все!...
Он повалил ее и сильно но нежно прижал к постели.
— Самая волшебная. И я тебя очень люблю.
Я был и распался. Меня не стало.
Но ничего не исчезает бесследно, и я не хотел и не мог. Теперь я искра, крохотная искра в холодной пустоте. Одна, но рядом есть и другие, много. Я знаю: я — часть целого. И чувствую, что существует сила, дающая мне возможность воссоединиться.
— Не злись.
— Я не злюсь.
— Нет, злишься.
— Ладно, Джинни, ладно. Я не злюсь. Просто мне обидно.
— Но я же объясняла! Думаешь, мне не обидно? Каждый раз смотреть на их вытянутые лица. Они же читают в заявке фамилию «Поттер», и все, дальше им уже ничего не интересно. А потом приходят на отбор и видят меня. И ладно бы еще, но Джинни Поттер — это жена знаменитого Гарри Поттера, и, значит, отношение ко мне будет соответствующее, а я хочу, чтобы они ценили именно меня. Меня!
— Да знаю я, ты сто раз говорила. Но я-то как выгляжу в этой ситуации, ты подумала? Вчера Скитер опять пыталась взять у меня интервью на тему «Почему герой магического мира скрывает свой разрыв с женой?».
— Гарри, ну не сердись, это же только для спорта. А так все знают, что я — твоя жена. И ношу твою фамилию. Между нами нет никаких разрывов, размолвок и расставаний.
— И ты сама в это веришь?
— Абсолютно. И даже возможно, — когда она переходила на игривый тон, у Гарри не хватало сил на нее сердиться, — в будущем у нас будет своя персональная команда. Состоящая, — эти слова Джинни шептала ему уже на ухо, — из одних Поттеров. Все семь человек... Только, — добавила она с притворным вздохом и отстранилась, — где же их взять?
Гарри взглянул на свою жену и улыбнулся.
— Я люблю тебя.
Я вспомнил.
Я знаю, кто я. Точнее, кем был раньше, потому что точно помню момент своей последней смерти. Падая, я еще успел подумать, что теперь уже действительно все кончено.
И ошибся.
Я не планировал этого. Не знал. Шести хоркруксов мне не хватило на то, чтобы выжить.
Но, оказалось, что для этого достаточно моей бывшей силы.
Я помню их обоих.
Я ощущаю себя в них.
Девчонка. Ее жизнь должна была стать основой для моей. Я не успел, жизненные силы вернулись к ней, но вместе с ними проникла и глубоко, в самом дальнем уголке памяти, затаилась частица моей души. Не отделенная ритуалом, не отчлененная заклинанием. Просто желание жить.
Мой враг. Мой враг и хранитель, потому что с ним я оказался связан так прочно, как ни с кем никогда на свете прежде не был связан. И в нем я узнаю то, что принадлежит мне.
Вот здесь, под молнией — моя магия, мои знания. Я сам поделился ими с ним, пусть и невольно. А здесь, на руке под укусом Нагини — Нагини, мой последний хоркрукс, — хладнокровие и терпение. Ты получил их от меня, гриффиндорец, и владеешь не по праву.
А здесь, над сердцем... ты не знал этого раньше? Здесь, под овальным шрамом, спряталась моя ненависть. Ты не чувствуешь ее? Иногда...
«Зверь о двух спинах» распался. Тяжело дыша, они лежали рядом, глядя друг на друга и не в силах до конца разорвать объятия. Джин казалась ошеломленной, счастливой и одновременно испуганной; из-за расширившихся зрачков ее глаза стали почти что черными. Гарри был уверен, что и сам выглядит точно так же.
— Такое... у нас в первый раз, да?
— Это точно, — выдохнул он.
— В любовных романах пишут «побывала на другой стороне Луны».
— Ты читаешь любовные романы?
— Нет, но я бываю на другой стороне Луны.
— Неееет. С Луной это не имеет ничего общего.
Постепенно приходя в себя, они говорили, чувствуя, что разговор не дает прерваться удивительной связи, возникшей между ними на этот раз.
— Меня как будто не стало. Отдельной меня. Будто я была внутри у тебя...
— А не я?
— Не смейся. Будто я была тобой.
— Знаешь, я тоже. Как будто это не я и не ты, а кто-то другой, общий из нас.
Если бы я мог сейчас — расхохотался.
Любовь, твердили им — самая большая на Земле сила. Любовь, втолковывали им — самая великая магия. Любовь побеждает смерть.
Какая насмешка: они были правы!
ИХ любовь победила МОЮ смерть.
Любовь, говорили им, соединяет души. И все, что в их душах было моего, теперь тоже соединилось.
За многими поучениями, старик позабыл рассказать мальчишке, что любовь, как и любую силу, не стоит тратить без счета. Что всякая магия имеет последствия, а сила — обратную сторону.
Об этом часто забывают.
Я тоже совершал подобные ошибки. Я слишком спешил. В тот раз, когда надо было стать расчетливым и осторожным, я слишком поторопился. И вместо того, чтобы взять чужую жизнь, я отдал часть своей души и часть силы.
Не стоило мне спешить.
И когда нужно было одним ударом решить все, я слишком пожелал насладиться местью и чужим унижением.
Больше я так не поступлю.
Я так боялся умереть, что смерть настигла меня.
Больше ей этого не удастся.
Ведь, по сути, души у меня больше нет.
Жажды жизни, магии, хладнокровия, терпения и ненависти вполне достаточно, чтобы жить.
Возможно... когда-нибудь мне еще снова понадобится тело...
Но они молоды, и впереди у нас длинная жизнь.
Я подожду.
На обратной стороне.
Он очнулся словно от толчка в грудь и долго не мог понять: где? что? Перед глазами постепенно проступали очертания комнаты, но темнота и лунный свет делали привычные предметы неузнаваемо странными, далекими. В груди, ровно под шрамом, сон оставил после себя непонятную тяжесть. Желая разогнать неприятное ощущение, Гарри потер грудь и локтем слегка задел Джин.
Повернулся и стал смотреть на нее.
|
. 
. 
- участник сейчас на форуме
