Отправлено: 10.11.10 00:27. Заголовок: ВС 12: " Вперед и вверх ", МФ, ОВ, мини, джен, R
Свободное задание (либо перевод, либо авторский фик по одной из тем)
Название: Вперед и вверх Тема: «Debes, ergo potes – должен, значит можешь». Автор: menthol_blond Бета: Rassda Арт: current obsession Персонажи: Маркус Флинт, Оливер Вуд, Колин Криви, Долохов, джен Жанр: джен, экшн, камуфляж Рейтинг: R Размер: мини Саммари: 2 мая 1998 года. Битва при Хогвартсе Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Д. К. Роулинг и прочим правообладателям. Предупреждение: смерть второстепенного персонажа
Отправлено: 10.11.10 00:29. Заголовок: Мерцал закат, как б..
Мерцал закат, как блеск клинка. Свою добычу смерть считала. Бой будет завтра, а пока Взвод зарывался в облака И уходил по перевалу.
Отставить разговоры Вперед и вверх, а там... Ведь это наши горы, Они помогут нам!
В.С. Высоцкий, «Перевал»
Вот странное дело — когда летишь, то и не замечаешь толком, какое там небо у тебя под ногами и по бокам. Ну, максимум — холодное или ничего так, терпимо. Ну, еще ветер можно почувствовать — жесткий он или тоже нормально, прорвемся. На небо хорошо смотреть потом, когда сваливаешься с метлы. Удивляешься, что воздух можно не глотать, не затягиваться им, не захлебываться, а так… Вдыхать. Выдыхать… Пожимать плечами, растопыривать пальцы. Чувствовать руки отдельно от древка. От палочки. От приклада. Чувствовать себя не оружием, а человеком. Вот тогда и небо становится небом: синим, сизым, каким-нибудь лиловым в подпалинах. Оно перестает быть расстоянием, маршрутом или — что тоже привычно — местом работы. В этом нет ничего страшного — кто-то работает в конторе, кто-то в гнилом подземелье, кто-то в чистоплюйском кабинете, а они вот в небе. И на земле тоже, если понадобится. Но в небе куда привычнее. Особенно под разыллюзионкой. Чувствуешь себя вообще неуловимым, как тестрал. Хотя, говорят, за последний год тестралов научились видеть все, кто ни попадя. Раньше до них допивались. Теперь вот дорабатываются. Еще к ним можно отправиться. Потому как «послать к тестралам» звучит куда спокойнее, чем «заавадить». На практике особой разницы нет, а вот все равно... Красивое словосочетание. Легкое и ловкое, как хорошее пике. Как качественный бросок через метлу, особенно лихой финт, какая-нибудь совсем уж невыносимая петля, сделанная просто так, для выпендрежа. Заходишь в пике, потом подсекаешь воздух, практически ложишься на него всем корпусом и несешься вниз, сгруппировавшись так, будто ты уже готов к броску на землю. А вместо этого в самый последний момент ты задираешь древко вверх. И уходишь лихой стрелой, несешься ввысь, сильно и неумолимо, словно черный вихрь Метки, а она уже с той же скоростью вылетает из палочки. Ты летишь себе и летишь, уворачиваясь от заклятий так, как некогда уворачивался от бладжеров. И, кстати, выведя метлу из петли, а себя из зоны обстрела, ты на секунду не то оглядываешься, не то прислушиваешься… Мысленно притормаживаешь — ждешь, что у тебя под боком или под брюхом сейчас отзовется, ухнет аплодисментами и восторженным воем зрительская трибуна. Сейчас, кстати, этих трибун предостаточно — целых четыре штуки, по количеству факультетов. Как и мечталось некогда. Более того, сейчас под тобой — под твоей метлой — то самое зеленое поле, которое ты реально знаешь на ощупь. Потому что за восемь лет ты на него как только не падал, чем его только не прочувствовал: и ладонями, и коленями, и спиной. И тем же самым брюхом. А кольца на воротах, ты, естественно, изучал головой. Как же иначе. Поле, кстати, тоже не изменилось. Только стало зеленее и гуще — если в него врубишься, то трава будет куда выше, чем раньше. Но это не твоя вина и не его заслуга. Просто время другое. Не апрель, как полагается, а май. Финальный матч обычно играют в середине апреля: в те звонкие и невыносимо долгие дни, которые все тянутся и тянутся, заставляя тебя ждать. Психовать попусту, изводиться от ожидания и при этом жить в нем, как в коконе или в доме. Комфортно изнывать от долгожданной тоски, которая официально называется «весна». А когда к этой тоске примешивается ярость за бездарно слитый матч, то ты снова чувствуешь поле под собой. Колотишь по нему руками и ногами, мычишь и жрешь чертову траву. И на вкус она горчит куда сильнее, чем огневиски или любое лекарственное пойло. Потому что так пахнет поражение — твое поражение. Травяным соком, теплым небом, свежей землей, мутным потом, которым так легко замаскировать едкие и тоже соленые слезы. Сейчас поле пахнет точно так же — горько и свежо. Как и полагается перед началом схватки. И точно так же травяные стебли низко-низко вжимаются в землю — когда кто-то из парней, устав от бесцельного болтания в воздухе, несется вдоль поля на бреющем полете. Нервы сдают? Матч еще не начался. Вы все просто оседлали метлы. Как будто ждете свистка судьи, а не сигнала к атаке. Битву гораздо легче считать матчем. В детстве ты думал строго наоборот.
В мае темнеет поздно и очень медленно. Солнце все никак не заберется за кромку леса — оно ползет и ползет по небу. Так медленно, будто кто-то наслал на него затормаживающее заклятье. То самое, которым когда-то останавливали падающую со стола посуду, а много позже — тормозили пули. Сейчас солнце движется именно так — заторможенной пулей. Ты не следишь за ним, да и за тенями от колец тоже не приглядываешь. Оно как-то само фокусируется. Сейчас тень от столба с центральным кольцом лежит поперек райвенкловской трибуны болельщиков, а чуть раньше трибуна была совсем чистой, ровно выкрашенной розовым закатным цветом. Ты успеваешь прикинуть, куда тень попадет спустя четверть часа. И подумать о том, увидишь ты это или нет. Будешь ли до этого момента висеть вот тут, по самому центру квиддичного поля или вас всех перебросят ближе к воротам замка. Или вообще на штурм. В любом случае, в эти четверть часа ты точно будешь жив. Шансы на это велики. А даже если и нет — тень от центрального кольца все равно сползет дальше, по своему собственному маршруту. И никто ей не указ — ни тактика, ни стратегия, ни зуд метки. Уже начала покалывать или показалось? У правого кольца противника, на той стороне поля, где пост Боулза, Монтегю и еще одного малознакомого парня, началась возня. Одно движение, потом два. Уже? Ты привычно обхватываешь метлу ладонями. Чуть прижимаешься к ней — так, чтобы не свалиться, если сейчас придется нестись к Хогвартсу на очень большой скорости. Пора? Рядом с тобой — на три метра левее, на два с половиной позади, на метр выше от земли — точно так же сидит в боевой готовности Деррик. Никуда не рвется, не взмывает, почти дремлет, застыв в довольно неудобной, но такой привычной позе — тоже ждет вызова. Одному Мерлину ведомо, сколько они так еще провисят в воздухе и какая команда будет следующей. Пока что приказ был: сидеть тихо, при появлении детей — осуществлять прикрытие, следить за тем, чтобы никто не остался в заложниках. Выводить факультет. В первую очередь — свой. Потом можно подумать и о чистокровных с других факультетов. Грифферов не трогать. По умолчанию. Впрочем, грифферов тут пока что нет. Своих тоже нет — ни одного, даже самого мало-мальски ценного первокурсника со Слизерина. Дорога от школьного здания до поля пуста. И само поле тоже пусто — если не считать вас, пятерых на метлах, готовых в любую секунду, повинуясь первому же ожогу метки, рвануться в нужном направлении. Прикрывать или атаковать. Не исключено, что все сразу. Так был вызов или померещилось? Когда-то давно тебе с непривычки все время чудился зов Метки: ходил все время напряженный, руки гудели, вот и… сейчас, скорее, наоборот. Ты готов списать острую вспышку жара, от которой сводит всю руку, на что-то еще: озноб, допустим. Или случайным заклинанием задели. Или веткой чиркнуло. Или врезался во что-то. Например, в сову. Кто еще, кроме них, может болтаться в воздухе наравне с людьми? На том конце поля все еще возятся — в наконец-то наползающих сумерках ты ориентируешься неплохо. Можно понять, что это не вызов. Скорее всего, парни тоже устали висеть неподвижно. Вот и… Деррик чуть дергается — ты не видишь его, но слышишь движения — скрип метлы, шорохи, шелест. — Пора? — ты не оборачиваешься, спрашиваешь так. Научился не отзываться на звук всем телом. Сейчас не то время, чтобы смотреть в глаза своему собеседнику. — Еще нет... — откликается Деррик. Слишком громко отзывается: у вас нет возможности двигаться, но орать вам никто не запрещал. — А что тогда там? — Совы. За красной трибуной. Ты вглядываешься в теплый серый воздух. Над красно-желтыми зрительскими рядами и вправду летят совы. Штук пять, вразнобой. Лапы и клювы вроде чистые, но это ничего не значит. Корреспонденцию можно много куда приткнуть. Да и трансфигурацию еще никто не отмен… — Авада Кедавра. — …авра… — …авра... — …ра… Пять сов, пять человек. Все чисто. Команды не было, но была хорошая реакция. И опыт. Знание о том, что лучше перестраховаться и… Совы падают в траву — тяжелыми черными комками. Все пятеро? Нет, одна, серая, еще неуклюже трепыхается, цепляет крыльями воздух. Кто-то промазал? Двое целились в одну мишень? Потом… Ты не успеваешь помочь — от противоположных колец уже летит жирный оранжевый вихрь заклятья. Серое пятно исчезает, разрывается на множество мелких рваных клочков. Оранжевые искры медленно оседают в траву. И гаснут в ней не сразу, опаляя потемневшую зелень. И вправду смеркается. Ты вновь поворачиваешь голову в сторону райвенкловской трибуны — тень уползла влево, вытянулась и стала куда слабее. Значит, солнце все-таки садится, не смотря ни на что.
Хогвартс отсюда хорошо виден — темные башни похожи на обгорелые стволы гигантских деревьев. Если применить в лесу непростительное заклятье и промазать, то зеленый луч шарахнет по дереву, метнется по нему вверх, сдирая кору и выжигая листву. От дерева останется искореженный ствол. Вот на эти стволы и похожи сейчас башни В сумерках поле становится не таким уж зеленым, но оно все так же шелестит. От макушек нарядной и слишком чистой травы до кончиков прутьев твоей метлы — метра полтора-два. Низкий старт. С такого расстояния хорошо выпускать снитч, когда тренируешь неопытного ловца. Натаскиваешь его на смешной прыгучий шарик. Золотая фиговина с крылышками. Странно, ты сейчас никак не можешь вспомнить, как выглядит снитч. Более того — увидел бы его — не обрадовался бы. Потому что эта золотая крылатая помеха может заслонить собой весь обзор, пропустить через себя заклятья и… что там делают магические предметы с магическими заклятиями? Трансфигурацию учить надо было… Между прочим — ты категорически не против. Сесть за парту, открыть учебник, послушать слова препода — снисходительно-простые или же, наоборот, нарочито-заумные. Главное — что это просто слова. Не заклятье, не новый приказ. Слова без власти и без последствий. Обычная лекция, обычная нотация, обычные штрафные баллы… Ничто из этого не лишит тебя жизни, не сделает уродом или инвалидом, не сделает убийцей. И хотя ты давно им уже стал, это не важно. Тебе совсем не хочется быть трижды убийцей или больше… Боулз откидывается на древке. Потягивается и трет затекшую шею ладонями. Ладони, естественно, в перчатках — упругих, плотных, грубых и очень жарких. От заклятий это не спасет, только от лишней травмы. Ты поворачиваешь голову — не потому, что затекла шея, а потому что тебе не нравится обзор. И только когда в одной точке у тебя фокусируется картинка — ладонь Боулза на древке метлы, натянутая кожа перчатки, зелень квиддичного поля и очертание трибуны в отдалении — ты понимаешь, что видел эту картинку сотни раз. Потому что когда-то в таких перчатках вы ходили на тренировки. А потом на матчи. А потом — на занятия непростительными заклятьями и на… Убивать вы в них ходили, вот. Опять ты про это думаешь. Совсем дурак, да? Не надо про такое, а то накаркаешь. Лучше чем-то еще голову занять. Вот, отвлекись пока, посмотри на трибуны. На комментаторскую рубку. На табло с обнуленным счетом. На раздевалки. На… Да хоть на поле посмотри. На такое чистое-чистое поле, где ни крови, ни трупов, ни осколков, ни выжженных заклятьями пепельных пятен… Вот, смотри, удивляйся и думай о ерунде. О том как, например, когда-то ты катался по такой траве, мутузил кого-то… гриффиндорского капитана Вуда, вроде бы. Или это был Диггори с Хаффла? Не важно. Главное что в той драке вам не нужно было друг друга убивать. Вы дрались за какую-то правду, а не за собственную жизнь. Это было так смешно, легко и глупо. Так теперь не бывает. Вспомнить про драку не сложно. Сложно поверить, что когда-то это было с тобой. Ты был капитаном, студентом, разгильдяем и нарушителем, а чужой мишенью или чужим оружием не был. Это, кстати, тоже помогает — думать о том, что ты не убийца, а оружие. Сложный-сложный механизм, которым управляет кто-то другой, приближаясь к своей цели. Что за цель и зачем ее надо поражать — оружию неведомо. Убийство — это просто набор последовательных действий. Как фигура полета, даже не всегда очень сложная. Там боишься — что разобьешься, тут — что тебя разобьют. Собьют заклятием, разнесут на куски непростительным или просто... отправят тестралов посмотреть. Вот интересно, как это будет? Не то чтобы ты не видел умирающих. Отнюдь. И видел, и убивал. И вспоминал потом, точнее — не вспоминал, а помнил. Сперва постоянно, потом с перерывами на какие-то действия. Самые простые и элементарные — сесть, встать, лечь, выпить воды, выпить огневиски, сполоснуть себя под струями холодного и жесткого душа — от наспех произнесенного «агуаменти» из палочки начинает бить всегда очень холодный и омерзительно пресный поток. Потом мозги переключаются на нормальный режим, и ты все реже вспоминаешь о смерти. О чужой смерти, которую ты сам, собственно, и создал. Одни дают начало новой жизни, другие — новой смерти. Дешевая философия, дешевле потрепанной мантии из магазинчика, где торгуют одеждой на развес. Дешевле старой метлы, которую ты брал тоже в какой-то задрипанной лавке. Но главное — твоя философия дешевле даже твоей жизни, Маркус Флинт.
Ты снова меняешь позу — скользишь по метле, резко и быстро потягиваясь, сдираешь маску, смахивая со лба бесцветный и какой-то жирный пот. Потом трешь лицо ладонями — словно впервые нащупываешь у себя брови, веки, ноздри, щетину. Несколько раз сжимаешь пальцы в кулаки и как будто отталкиваешься ими от воздуха — разрабатываешь кисти рук, чтобы они не затекли, не стали вялыми. Чтобы ты не принял дрожь в онемевшей руке за зов метки. Метка — это приказ, который тебе отдали на всю жизнь. Это как команда, которой ты не можешь ослушаться. Она всегда с тобой — маленькое черное воплощение совести. Сперва метка кажется чем-то инородным — темное пятно на коже, которое не смыть, не стереть, не отколупать. Метка болит как ссадина, а потом точно так же заживает и тебе ее все время хочется отковырять. Ты боишься об этом думать, так нельзя, это как предательство, как покушение на собственность Лорда. Это как нарушить закон — дотронуться до самого себя. Только вот метка — это не часть тебя. Ты сам, Маркус, часть метки. Именно она — эта клякса, эта картинка, эта разросшаяся бородавка — отдает тебе приказы. Именно она, а не мозг. И не ты сам. Сперва ты никак не можешь с ней сжиться, потом привыкаешь. Более того — не понимаешь, как когда-то вообще мог существовать без нее. Принадлежать самому себе. Дышать, летать, думать, не ожидая, что в любую секунду ты и твоя жизнь могут понадобиться не только тебе.
Ты так и не вспомнил имя того парня, который завис на своей метле чуть правее и выше Монтегю. Впрочем, это тебя сейчас беспокоит в последнюю очередь. Важно, что пацан вдруг резко дернулся, а потом начал клонить голову к самому древку и даже вниз — так, будто его укачало от дальнего полета и вот-вот вывернет наизнанку. Но это не тошнота, нет. Это все тот же зудящий жар, который начинается от метки, а потом стремительно расплывается по всему телу, охватывает тебя болью, словно огнем. Экстренный вызов, очень громкий и срочный зов. Странно, что Лорд позвал именно его. Хорошо, что не тебя. Если накрыть пылающую метку ладонью, погладить ее — перчаткой по одежде — это не снимет боль. Вообще не поможет. Но вы все это делаете. Инстинктивно. На автопилоте. Практически по команде. Сгибаетесь на метлах почти пополам. А потом накрываете правой ладонью левое предплечье. Словно склоняетесь перед Лордом в сложном ритуальном приветствии. Если бы он это видел — он бы ничего не сказал. Если бы он был... обычным, ему бы, наверное, понравилось. Но это Лорд. Сверх-волшебник. Высшая магическая сила и… Тебе опасно о таком думать, особенно сейчас, когда в твоей голове уже звучат первые слова приказа — но ты все равно думаешь. Ты так боишься об этом думать, что думаешь… Что для сверх-волшебника и величайшего мага у Лорда слишком дурацкая внешность. Может быть устрашающая — для тех, кто к нему не привык. Но все равно… Думать про такое — грязно, подло и очень опасно, и ты зажимаешь ладонью метку еще сильнее. Словно так Господин не сможет понять, о чем ты сейчас размышлял. В чем осмелился усомниться. Голос Лорда звучит так просто и громко, будто он находится где-то рядом. Не то слева, не то справа. Не то спереди, не то сзади... в тебе самом. «… блокировать входы… не дожидаясь подкрепления, начать штурм всех трех башен…» Роль прикрытия кончилась. Теперь ты не защитник, а нападающий. Другие обязанности, другие действия. Как в квиддиче. Есть ловец, а есть судья. Был защитником, стал охотником. Да пусть охотником, пусть даже снитчем, квоффлом или бладжером, только бы не туда… не к тестралам… Эта мысль еще позорнее предыдущей, и ты еще сильнее вдавливаешь пальцы в метку. Это уже дезертирство, предательство идей самого Лорда и чистой крови истинного волшебника. Такое можно искупить только ценой чужой смерти. Или своей жизни, но это не обсуждается по умолчанию. Тройка у противоположных колец уже давно двинулась вперед. Деррик тоже летит в сторону замка, а ты все мешкаешь, словно вчерашний школьник, который еще ни разу не был в настоящей схватке. А это не так. И слава Мерлину, что ты не новичок — еще раз привыкать к войне? Ни за что! Ты вцепляешься в метлу и летишь. Вперед и вверх, словно ты и сроднившаяся с тобой метла — качественное заклятье, выпущенное из палочки очень опытного бойца. Вперед и вверх. Только так. И отсюда, с высоты, ты наконец-то видишь, что Хогвартс — это не замок, а крепость. Цель.
Отправлено: 10.11.10 00:29. Заголовок: Ворота Хогвартса обш..
Ворота Хогвартса обшиты темными металлическими пластинами. Ты не можешь разглядеть узор на них. Это неважно. Сейчас тебя интересует другое. Длина, ширина, плотность, материал — что легче, пробить их насквозь или сорвать с петель? Это не тебе решать. Твоя задача — приземлиться у ворот, перехватить палочку, и, не выпуская метлы из рук, ждать начала штурма. Первой команды. Тогда тебе и скажут, чем вы будете пробивать ворота. Вы стоите у правой створки, ближе к петлям, чем к замкам и засовам. Вас тут много. В плотной, напряженной и молчаливой толпе растворились те четверо, что дежурили вместе с тобой на поле, ожидая, что сейчас придется отбивать слизеринских чистокровок. Люди все прибывают, напирают сзади. Ты спрыгиваешь с метлы. Удерживаешь ее левой рукой, а правой упираешься в железо ворот. Холодное. Даже сквозь перчатку. Странно, ведь воздух вокруг теплый. И очень сладкий — запах сирени и сонных чар. И Фелициатоса. Еще вроде бы крови и какого-то лекарства. Воздух теплый, а ворота — ледяные и даже скользкие. Наверное, на ворота, да и на все стены тоже, наложили несколько сложных заклятий. Даже не наверное, а точно — от банальной Алохоморы с воротами ничего не происходит. И тогда кто-то из старших — Руквуд? Долохов? — требует, чтобы все расступились, а сам выпускает из палочки первый огненный залп. Заклятье всепожирающего огня. Железо должно расплавиться. Ты отскакиваешь в сторону — привычным движением. Сперва отпрыгнул, потом понял, что сделал. Рыжие искры, синие искры, белые… кажется, в ход пошло что-то еще, помимо огненных вспышек. Тебе тоже надо так сделать, вот и палочка уже наизготовку. А ты замираешь. Слышишь бой часов — густой и гулкий, словно усиленный во много раз. А потом сквозь него вновь раздается голос Господина. «Схватить Поттера… Убивать его друзей, но не трогать его самого…» Голос звучит внутри тебя — так, словно это не звуки, а кровь, бегущая по твоим артериям. Словно именно эти слова заставляют биться твое сердце и подкатывают к твоему горлу. Между прочим, если наслать на живого волшебника заклятие заморозки, то его просто порвет на куски: застывшая кровь начнет распирать вены, сердце остановится быстрее, чем превратится в окровавленную ледышку. Лучше уж Авадой. Чище и честнее. Чистота крови и помыслов — удел настоящего волшебника. Но об этом сейчас не очень думается: тебе куда важнее отпрыгнуть в сторону, не упасть, подняться, пробежать по каменным плитам, укрыться в нише и там, заняв пьедестал, принадлежавший раньше каким-то ржавым доспехам, снова палить зелеными, оранжевыми и красными искрами. Очередной всплеск огня — из четырех или пяти палочек одновременно. По кованному дверному железу разбегаются трещины. Совсем как по заледенелой луже, в которую наступили сапогом. «Схватить Поттера…» Голос Лорда снова шумит в ушах вместе с кровью, звенит в унисон с очередным разбитым стеклом, грохочет наравне с камнями, выпадающими из очередной стены. Вроде бы не несущее перекрытие, не страшно. Хорошо, что лицо в маске. Ты привык работать в маске очень быстро — еще несколько лет тому назад. В последние недели ты в ней почти живешь, сдирая с лица белый твердый щит лишь для того, чтобы умыться. В ней даже спать можно. Белый щит стал твоим вторым лицом, твоей второй кожей. Ты ощущаешь себя без него не очень-то уверенно: наверное, так себя чувствуют близорукие люди, лишившись очков. Дело ведь не в анонимности, а в безопасности. Когда лицо закрыто плотным щитом, тебе не надо щуриться, моргать, закрывать глаза ладонью. Тебе даже зубы никто не выбьет — если в рукопашной, без заклятья. Сейчас выясняется, что от каменных крошек, щебенки и мелкой известковой пыли маска тоже хорошо защищает.
После теплых сумерек майского вечера школьный вестибюль кажется не только темным, но и каким-то сырым. Не хуже, чем в подземельях. Но сырость — не проблема, в отличие от освещения. Рыжие пятна факелов, пестрые искры вспышек. Главное — не попасть под зеленые. И продвинуться вперед. «Схватить Поттера…» Когда-то Поттер был ловцом противника. Сейчас — стал целью. Был ловцом, а стал добычей. Такой вот у нас нынче квиддич. Дешевая шутка, да? Ну, со смертью по-другому и не пошутишь. Особенно в этой пестрой полутьме, в которой все фигуры одинаково черны и ты можешь отличить своих от других только по белым пятнам масок. Найти в этой каше Поттера — практически невозможно. Он может оказаться сейчас кем угодно, любой фигурой в мантии или без, с палочкой или с пустыми руками. «Убивать его друзей» — куда более выполнимая задача. Это значит — убивать гриффиндорцев. Красно-желтый — это цель. Если, конечно, ты сумеешь разглядеть галстук при свете очередного заклятья. И если это заклятье не будет зеленым и не полетит в тебя. В первый раз «Авада Кедавра» произнести страшно. Во второй — сложно. А к третьему разу слова ничего не значат. Просто слова. Такая же пустышка как «все будет хорошо» или «я тебя люблю». Слова — не убивают. Убивает зеленое пламя из палочки. Ты посылаешь свою первую сегодняшнюю Аваду довольно ловко. Рука поднимается прямо и вверх, палочка плотно обхвачена пальцами. Комок зеленых искр летит вперед, врезается в угловатую и очень костлявую фигуру. Рыцарские доспехи. То ли внутри них кто-то сидит, то ли они сейчас движутся сами по себе. Неважно. Главное, что ты свалил противника. Теперь надо вперед. Не оборачиваясь на стоны, но прислушиваясь к заклятьям. При звуках чужих Непростительных заклинаний очень хочется пригнуться, застыть и не шевелиться. Точнее, раньше хотелось. Теперь ты так ни за что не сделаешь. Не замрешь на месте, а двинешься дальше, переступив через рассыпавшиеся доспехи. Жалко, конечно, что это не гриффер, ну да ничего. Для первого заклятья — вполне. Увидел цель — вперед. Теперь тебе даже будет легче. Всегда можно будет представить, что перед тобой очередной ржавый рыцарь, а не человек. Не кто-то из тех, с кем ты так смешно и безопасно враждовал когда-то на квиддичном поле или в Большом зале. Не человек — такой же, как ты, просто одетый в форму других цветов и нашпигованный другими мыслями — а ржавый рыцарь. Полный набор жестяных конечностей с допотопным шлемом поверху. Жестянка, нежить, а не … Мерлин подери, ты прекрасно помнишь человека, стоящего сейчас напротив тебя. Даже не человека — а его движения. Как он вскидывает руки, как уходит в сторону, отскакивает в бок, пропуская мимо несущийся на бешеной скорости бладжер. То есть, не бладжер, а Ступефай, но движение одинаково. Потому что твой противник, твоя преграда на пути в Большой зал, твоя персональная опасность — это Оливер Вуд. Бывший капитан гриффиндорцев. Гриффиндор — значит Поттер. Поттер — это смерть. Перед тобой цель. Мишень. Задача. Авада…
Ты молчишь. Держать контроль над заклятиями, над собой и своими нервами — не так уж и сложно. Как палочку в руках. Потренировался, научился, и все, больше никаких проблем. Куда хуже, когда в тебе нет ненависти, без которой невозможно убивать. Когда ты не мстишь, не спасаешься, а просто двигаешься. Делаешь свою работу. Сейчас ты не делаешь ничего. Просто стоишь и пялишься на Вуда. Так, словно вы с ним столкнулись по какому-то очень мирному поводу. Словно причина, обстоятельство и повод вашей встречи — вечер выпускников или два стоящих по соседству свободных стула у барной стойки в «Кабаньей голове». Или зрительские трибуны стадиона. Или щербатая мостовая Косого переулка. Или коридор в Хогвартсе. Этот же самый коридор, но в совсем других обстоятельствах. Ты пялишься на Вуда так, будто он — твой знакомый. Хороший знакомый, давний школьный недруг, с которым у вас так много общих воспоминаний... Как будто Вуд — человек. Тоже человек — а не цель, не добыча, не жертва. И не противник, который орет Протего и замахивается палочкой на тебя. Ты приседаешь — стремительно и резко, так, чтобы заклятье просвистело над головой и ударило в кого-то другого, завывшего от боли или неожиданности. Потом ты выпрямляешься. Делаешь шаг вперед. Вы стоите друг напротив друга. Очень близкое расстояние. С такого — очень хорошо обмениваться рукопожатием перед началом матча. Авадить в упор — тоже удобно. Ты не шевелишься. Вуд — тоже. Убивай, а то испугаешься. Знакомый — это, оказывается, как дважды живой. Трудно. Об этом нельзя задумываться, но ты все равно, опять… ты теряешь секунду. И заодно — себя. Потому что не шевелишься. Замираешь. Как под заклятьем. Но это не чары. В тебя выстрелил твой собственный страх, Маркус. Твои мысли — твое поражение. Ты не шевелишься, а вот Вуд — наоборот. Он успевает. Не важно, попал он в тебя или нет, но он дернулся, взметнул палочку и заорал. И этот крик, который нельзя расслышать в визге и вое, но который можно разглядеть в движениях губ, в дрожании рта, в недобром прищуре глаз, этот крик действует на тебя куда сильнее, чем посланное заклятье. Ты словно просыпаешься. Дергаешься, чтобы стряхнуть с себя страх и заодно уходишь от снопа искр. Кстати, Вуд промазал. Вот это совсем невероятно, потому что ты заранее чувствовал себя убитым. Пораженным. А ничего подобного. Жив и цел. И как будто стал в десять раз сильнее и неуязвимее, словно окатил себя с головы до ног зельем удачи или какими-то на редкость защитными чарами. Неуязвимый, потому что везучий. Уже не человек, уже оружие, которому не может быть больно или страшно, которое будет бить на поражение до тех пор, пока его самого не поразят. Ты снова отскакиваешь. И движешься, движешься, движешься. Теряешь Оливера из виду, бьешься с уже другим противником — мелким, злым, отчаянным и не сильно умелым. Белобрысый взволнованный сопляк. Не важно, сколько ему лет и что он умеет. На нем гриффиндорский галстук, а в огромную прореху на мантии можно разглядеть какую-то непонятную черную штуку — вроде перекинутой через плечо сумки, только очень странной и блестящей. Что-то непонятное и маггловское. Значит этот гриффиндорец еще и грязнокровка. А грязнокровки — это цель. И ты впечатываешь в белобрысого мальчишку свой самый зеленый и самый жгучий залп. Бьешь на поражение и на всякий случай — парень давно упал. Упал глухо и очень спокойно. Не группируясь, не уберегая себя от боли. Как манекен. Словно это была не Авада, а заклятье полной неподвижности. Потому что он мертв, а мертвому без разницы, ударится он головой об огромный обломок каменной колонны или нет. Ему уже это неважно, совсем неважно. Но ты все равно засаживаешь в труп белобрысого гриффиндорца еще одну Аваду. Видимо ту, которую ты не смог запустить в Оливера Вуда. И тогда страх совсем отпускает тебя. Ты изгнал его с помощью чужой смерти. И страх, и ложные мысли, и всю прочую, ни с чем не сравнимую, никому не нужную дребедень. Ты в порядке. Ты на месте. И место, кстати, из небезопасных — надо бы откатиться вдоль стены, поближе к нише. Укрыться за валяющимися ничком доспехами, и палить уже оттуда. Белые маски — это свои. Остальные — нет. Ты удачно падаешь и удачно отползаешь. Правда доспехи оказываются чьим-то телом, уже неподвижным и кошмарно тяжелым, но тебе это неважно. Ты падаешь плашмя на присмотренный кусок пола и ведешь оттуда огонь.
Ты не ожидал, что бой будет таким тяжелым. Слишком сложным и слишком долгим, второе — гораздо важнее. Ты не умеешь биться так долго. Но ты умеешь подниматься, осматривать себя и двигаться вперед. Шаг за шагом, метр за метром. И отступать тоже умеешь — сквозь те же метры мраморного пола, которые раз за разом становятся все непроходимее. Поверх тех ржавых доспехов, в которые улетела твоя первая сегодняшняя Авада, уже навалены другие тела — в мятых доспехах и обгорелых мантиях, с ожогами или обугленными ранами, в подтеках крови и абсолютно чистые, принявшие на себя всего один удар, но смертельный. Где-то в куче этих трупов — твоя жертва, тот белобрысый мелкий гриффиндорец. И еще один, которого ты не узнаешь в лицо, потому что палил ему в спину. А Вуда среди них нет. Ты проверял. Сам от себя не ожидал, что остановишься у этой страшной баррикады и начнешь всматриваться в умерших и умирающих. Рядом с тобой тяжело дышит кто-то из своих. Ты можешь расслышать его дыхание. Различить хрипы. Оказывается, схватка затихла. Оказывается, был приказ. «Отступайте. Я даю вам час…» Это не вам, это защитникам. Но ты почему-то тоже смотришь на распахнутые, разнесенные взрывами школьные ворота. И на огромные прорехи в каменных стенах — того гляди рухнут, обидно будет вот так, не в бою… — Его здесь нет… — оказывается, рядом с тобой стоит Долохов. Под маской было не понять. Пока вы рубились вместе, ты вообще не задумывался о том, кто там у тебя под боком. Искры летят ровно, заклятия отскакивают быстро, уворачивается хорошо, прикрывает… А сейчас вот выясняется, что это Долохов — ты слышишь акцент, вспоминаешь знакомый стариковский дребезжащий голос, узнаешь интонации. В бою никого не волнует твое имя, будь ты при этом соперником или союзником. В бою важна другая информация. Сейчас не бой. «Достойно проститесь с вашими мертвецами...» Сейчас голос Господина звучит не внутри тебя, а внутри всего зала. Но все равно, даже сейчас, когда Лорд разговаривает с противниками, он все равно обращается к тебе. Что бы он ни говорил, кому бы он это ни говорил, ты все равно думаешь и веришь, что каждое слово сказано для тебя лично. Когда-то ты хотел забрать себе все слова Дамблдора. Теперь у тебя другой Повелитель. «Окажите помощь вашим раненым». Эти слова — для проигравших. Но в них такая же мощь, как и в тех, что были обращены к вам. Совсем недавно, несколько часов назад. До начала битвы. «Верьте мне и у вас, наконец, будет то, ради чего стоит жить и стоит умирать… Слушайте меня и вы узнаете о том, для чего вы существуете… Верьте…». Ты научился верить куда быстрее, раньше и лучше, чем научился бить на поражение или уходить от чужих заклятий. Сейчас от вас требуют перемирия. Этому тоже надо учиться. — Нет его тут… — снова повторяет Долохов и отступает от груды тел. Ты никак не можешь понять, кого хотел увидеть среди мертвецов Антонин. Потом снова осматриваешь убитых. Вуда среди них нет. Абсолютно точно. Это так хорошо. Так стыдно и так хорошо, что ты не можешь с собой ничего сделать. Только радуешься, что маска не растрескалась от всех заклятий и твоего лица никто не видит. Ты свободен. Ты не виноват. Ты не убийца. Точнее — ты не убивал знакомых. Это плохо, погано для любого бойца, но тебе так хорошо от этого. — Нет здесь мальчишки, его никто не зацепил. Пошли, — Долохов снимает с себя остатки маски. Неуклюже вертит затекшей шеей и смотрит в сторону выхода. Он старше и опытнее, и поэтому ты будешь слушаться. А Вуда пусть убьет кто-то другой. Вы вновь шагаете по щербатым мраморным плиткам. На одной из них трепещет что-то серое, прозрачное и невнятное. Помесь дыма и скользкого студня. Антонин первым наступает на серую слизь. Потом это делаешь ты. Клочки приведения. Прямое попадание. Надо бы зачистить, но ты никак не вспомнишь нужное слово. Ава... Сектум… Круц… — Эванеско! — Долохов добивает остатки нечисти. Ты молчишь и идешь вслед за ним. Оказывается, из Хогвартса уходить не надо. Надо только не мешать. Пусть проигравшие заберут своих мертвецов и перевяжут раны своим живым. Вы сейчас сделаете то же самое. Главное — не начать пальбу по противнику, когда он совсем рядом, на том углу холла. Безоружный или, по крайней мере, не вооруженный в открытую. Гриффиндорского галстука на нем нет, а спортивная мантия — отнюдь не красно-желтых тонов. У «Падлмор Юнайтед» другие цвета. Впрочем, под копотью не разберешь. Но ты все равно знаешь, что это Вуд. Что он идет очень ровно и прямо — он открыт для удара. Сейчас ты не промахнешься. Палочка рядом, да и силы есть. А если и промажешь, то заклятье уйдет в другого парня. Темноволосого, сильно избитого и какого-то неуклюжего. Зато в галстуке. В живого гриффиндорца. Но сейчас нельзя. По крайней мере, ты сам себя в этом убеждаешь. Лорд объявил мораторий, нападать нельзя. Да ты и не нападешь. Ты только будешь сидеть на каменной приступке — остатках бывшего постамента, на котором чудом держится мраморный обломок бывшей статуи. Ты будешь сидеть, не шевелиться и смотреть на то, как Вуд и тот темноволосый бережно вынимают из груды тел убитого тобой мелкого белобрысого гриффиндорца. И палочка в твоей руке не дрогнет. Даже после резкого долоховского: — Давай! Ты не сможешь произнести свою Аваду. Быть может — уже никогда в жизни. — Давай! Ну чего застыл-то? Тебя жестко пихают в плечо. Это кулак, это не заклятье. Но ты все равно пробуешь уйти от удара и чуть не сваливаешься с приступки. Долохов ругается и машет рукой. — ..сам тогда себе полью… Агуаменти! Из палочки Антонина льется вода. Сперва почти ржавая, а потом посветлее. Ручеек скользит по темным и грязным плитам, убегает под оброненный неведомо кем проржавевший и искореженный кусок металла. То ли щит, то ли обломок двери. — Подержи? Долохов держит палочку левой рукой. А правой пробует зачерпнуть воду. Умыться и напиться. Ты сейчас поможешь, да. Встанешь с постамента и подойдешь. Сейчас, через секунду или две, как только Оливер Вуд скроется из поля твоего зрения. Вместе со своими гриффиндорцами — мертвым и живым. Только тогда ты сможешь взять в руки палочку и ничего не сделать. — Пока тебя дождешься… Антонин подходит ближе, не переставая выплескивать воду на пол. Можно подумать, что вы сейчас не в коридоре, а в пятой теплице, на отработке, когда от вас требуется поливать какую-то ботаническую живность. Не убивать, а наоборот, оберегать. — Да подставляй ты уже руки, что ли... — Долохов так раздражен, что снова говорит с акцентом. А может, это просто стихло наконец эхо от последнего непростительного заклятья. Вода снова кажется ржавой: уже после того, как она стекает с твоих рук. Ты трешь ладони. Обхватываешь одну другой, сжимаешь и разжимаешь пальцы. Потом закатываешь рукава и снова суешь руки под воду. И снова их трешь. Ты никак не можешь поверить, но мелкие темные пятна на твоей коже — это не засохшие капли крови, а веснушки. Но ты все равно льешь на них воду. Как будто, если ты смоешь с себя эти темные пятнышки, то снова станешь Маркусом Флинтом. Обычным человеком. И война после этого кончится.
Отправлено: 14.11.10 21:34. Заголовок: В духе мрачного соцх..
В духе мрачного соцхогреализма, но хорошо. Очень понравилась прочувствованность истории. Восприятие ситуации и детали немного напоминают фики Ракуган. 8/9
Отправлено: 14.11.10 22:00. Заголовок: yana большое спасиб..
yana большое спасибо Fiona Flint большое спасибо xenya спасибо. Война, на взгляд автора текста, это всегда очень страшно мышь-медуница большое спасибо Карта большое спасибо Puding большое спасибо Sirenale большое спасибо. Мне было достаточно тяжело входить в образ главного героя, но сам текст писался без напряга, с большой дозой адреналина Rendomski большое спасибо. Автор знаком с творчеством Ракуган и других рейтеров, писавших дженовый экшн с точки зрения темной стороны evenover большое спасибо
Отправлено: 23.11.10 23:04. Заголовок: Отлично передано при..
Отлично передано примитивно-образное мышление, когда вся жизнь воспринимается как один бесконечный квиддич и не мыслится в ином разрезе. Мысли - на уровне инстинктов: убить и выжить самому, признаков: кто в маске, тот свой, и ассоциаций: ало-золотой галстук-гриффиндорец-грязнокровка-цель. Но и тут есть место Оливеру Вуду).
Пост N: 474
Зарегистрирован: 23.06.08
Откуда: Berlin, Unter-den-Linden
Отправлено: 27.11.10 23:33. Заголовок: к сожалению, не успе..
к сожалению, не успела оценить 12-ую выкладку, добралась только сейчас. Спасибо за фик. Войну вокруг и войну в душЕ очень сложно написать так, чтобы было страшно. у вас получилось
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 20
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
