Название: Смех Мерлина Автор: BRITVA в соавторстве с Sephiroth Бета: Elga Гамма: Algine Герои: Альбус Дамблдор, Геллерт Гриндельвальд Категория: джен Рейтинг: PG-13 Размер: миди Жанр: драма Предупреждение: антислэш Саммари: «У волшебника Мерлина был очень странный смех. Он смеялся, когда другим было совсем не смешно, потому что знал, чем всё обернётся». Дисклаймер: во имя общего блага Примечание: легенда о смехе Мерлина принадлежит Гальфриду Монмутскому, цитата «Мы забываем по необходимости, а не по желанию» — Мэтью Арнольду.
Отправлено: 05.11.10 11:51. Заголовок: *** Если бы Геллерт..
***
Если бы Геллерт Гриндельвальд мог предположить, чем обернётся для него эта встреча в забытой Мерлином британской деревушке, он, наверное, захотел бы немедленно уехать и никогда, никогда больше не слышать ни о Годриковой лощине, ни о тётушке Батильде. Ну, или хотя бы не скорчил глазунье с беконом такую презрительную гримасу, когда почтенная миссис Бэгшот сообщила за завтраком:
– Сегодня к нам на чай придёт Альбус. Это наш сосед, очень достойный и исключительно способный юноша. В этом году бедный мальчик потерял мать и теперь заботится о младшем брате и больной сестре. Из-за этого несчастья ему пришлось отказаться от кругосветного путешествия… – она сделала выразительную паузу и неожиданно закончила: – Он пьёт у меня чай каждый четверг.
Можно подумать, сомнительная стряпня и учёные беседы могли утешить того, кто вместо кругосветного путешествия остался прозябать в этой глуши.
– Разумеется, тётя. Буду счастлив с ним познакомиться, – с чувством ответил Геллерт и улыбнулся самой очаровательной улыбкой. Ему было искренне плевать и на чаепитие с деревенским колдуном, и на несчастья, постигшие его скучнейшее семейство. Но нужно во что бы то ни стало завоевать расположение тётки, которая перед его приездом получила от отца честное, но отнюдь не лестное для Геллерта письмо. К тому же едва ли кто-то может быть хуже Билли и Томми. Первая трещина в отношениях Геллерта с Батильдиными «ангелочками» возникла в тот самый момент, когда она, чуть не плача от умиления, предъявила ему двух неотличимых друг от друга карапузов полутора лет от роду и представила их как «мои чудные Билли и Томми». Батильда начала объяснять скорее им, чем их дальнему-дальнему австрийскому кузену, сложные хитросплетения родственной связи, а Геллерт выдавил из себя что-то проникновенное про «очаровательных мальчиков». И тут же попал под огонь тёткиного гнева за свою исключительную слепоту и душевную глухоту. Это оказались девчонки, Вильгельмина и Томазина, исключительные красавицы по мнению матери и совершенно несносные по мнению Геллерта. Но это ж надо было их так назвать!
– Он лучший выпускник Хогвартса, – веско добавила Батильда, сияя нешуточной гордостью, словно успехи неведомого Альбуса принадлежали и ей. Эта миниатюрная волшебница с аккуратной высокой прической в свои тридцать уже была известным историком, чьи труды издавались даже на континенте. Её изящную фигурку не испортило даже рождение близняшек.
Геллерт прибыл в Лондон позавчера утром, воспользовавшись самым традиционным для иностранца способом: через центральный портал, что на площади перед Министерством Магии. Глядя на этого франта, никак нельзя было заподозрить, что дела его в последнее время идут отнюдь не блестяще. Красивое лицо озаряла улыбка, голубые глаза сияли, и во всем облике, несмотря на строгую чёрную дорожную мантию, было что-то задорное и солнечное. Он щеголевато откинул со лба прядь светлых волос, подмигнул своему отражению в стекле витрины и направился прямиком в отдел Международного магического сотрудничества. Хмурая ведьма-чиновница (впрочем, за несколько минут, пока она заполняла документы «туриста из Австрии», её лицо изрядно просветлело) ни за что бы не поверила, что совсем недавно этого юношу, такого очаровательного и обходительного, исключили из Дурмштранга. За нападение на сокурсников и недопустимые эксперименты в области Тёмной магии. Самого Геллерта это ничуть не беспокоило, и хотя «каникулы в Англии у дальней родственницы» на деле означали «убирайся подальше до тех пор, пока не уляжется скандал», он не только пребывал в прекрасном настроении, но и был преисполнен самых радужных надежд.
Перед тем как отправиться к достопочтенной миссис Бэгшот и вверить себя её попечению, он несколько часов гулял по Диагон-аллее и присовокупил к редкой монографии по истории Дурмштранга, подарку отца для английской кузины, несколько очаровательных безделушек и большую коробку со сладостями лично от себя. Ещё Геллерт без труда нашёл переулок с дурной репутацией и соответствующим названием, где с помощью денег, сноровки и обаяния смог купить почти всё необходимое для продолжения экспериментов, так некстати прервавшихся из-за исключения.
Ему не терпелось возобновить амбициозные опыты, но для этого было нужно, чтобы тётка перестала за ним шпионить и смотреть так, словно Геллерт в любой момент мог взорваться. Чтобы сбить её с толку, он весь вчерашний день со смиренным видом читал труды по истории магии, гадая, сколько ещё понадобится времени, чтобы Батильда Бэгшот поверила, что его исключение – не более чем ужасное, трагическое недоразумение. Геллерт был полон решимости всё это выдержать, даже возиться с кошмарными Билли и Томми. И подружиться с её тошнотворными соседями, если великий Мерлин не смилуется и не избавит его от этого испытания.
«Достойный и исключительно способный юноша» явился ровно в пять, он оказался рыжим и веснушчатым очкариком. Лучший выпускник Хогвартса был одет как и положено провинциальному выскочке: в кошмарную сиреневую мантию из дешёвой ткани, которую, очевидно, считал верхом элегантности. Дополняла эту изумительную пошлость хризантема в петлице.
Геллерт скривился, спрятав лицо за тёткиным учебником, и, отложив книгу, поднялся с кресла.
– Альбус, дорогой, проходи. Хочу представить тебе моего племянника. Он позавчера приехал из Вены. Учится в Дурмштранге, – миссис Бэгшот одарила Геллерта многозначительным взглядом, показывая, какую бесценную услугу оказывает, умолчав о позорном исключении.
– Геллерт Гриндельвальд. К вашим услугам, – он церемонно склонил голову и протянул руку. Кроваво-красный рубин в перстне эффектно сверкнул.
– Альбус Дамблдор, – просто ответил гость и пожал руку, а потом добавил с подкупающей искренностью: – Очень рад познакомиться.
Батильда усадила их за круглый, накрытый кружевной скатертью стол в своей чистенькой гостиной и умчалась на кухню.
Геллерт уже приготовил дежурный набор банальностей о том, что путешествие его было приятнейшим, а эта дыра – дивный уголок, населённый чудесными людьми, но рыжий Альбус ни о чём таком не спрашивал. Он просто смотрел немигающим взглядом голубых глаз, как будто просвечивая насквозь, а потом, наконец, произнёс:
– Необычный медальон. Неужели сказка о трех братьях настолько популярна в Вене?
От этого простого, но совершенно неожиданного вопроса Геллерт содрогнулся изнутри и нервно сглотнул:
– Сказка? Это оберег, – он торопливо убрал тонкую золотую цепочку с висящим на ней символом, напоминающим треугольный глаз, под белоснежную шёлковую сорочку.
– Вы ошибаетесь. Это символ Даров Смерти. – Альбус пожал плечами, показывая, что не настаивает на продолжении разговора, и отвёл взгляд, разглядывая безделушки на Батильдином комоде. На нём была представлена богатая коллекция волшебных сувениров со всего света: миссис Бэгшот часто получала подобные подарки от коллег-учёных и просто благодарных поклонников.
Геллерт молчал: не то чтобы он держал цель своего путешествия в строжайшей тайне, но уж точно не предполагал, что первый встречный прочитает его намерения как раскрытую книгу.
– Но если вдруг вы захотите посетить могилу Игнотуса Певерелла, я могу вас проводить. Это недалеко, – добил его гость с нелепой хризантемой в петлице. Тон у юного мистера Дамблдора был безукоризненно любезным, но в прищуренных голубых глазах плясали смешинки.
Геллерт не нашёлся, что ответить, но тут в гостиную, левитируя перед собой пузатый чайник, сервиз, сливочник и блюдо с пирожками, кексами и пирожными, вплыла Батильда. Геллерт знал, что такому разнообразию они обязаны скорее талантам тетки в области трансфигурации, чем в кулинарии. Она взмахнула палочкой, расставляя приборы, и приступила к обязанностям радушной хозяйки, заодно прервав неловкую для племянника паузу:
– Прошу вас, джентльмены. Я не очень сильна в готовке…
Альбус разливал чай, а Геллерт принялся пылко заверять тётушку, что ничего вкуснее в жизни не пробовал. Это была грубая лесть и наглая ложь: в их особняк в Вене каждое утро доставляли свежие сладости из лучших кондитерских, но вид у юного паршивца был настолько искренний и трогательный, что Батильда даже смутилась.
Дальше разговор потёк живо и непринуждённо, и через полчаса Геллерт уже готов был согласиться с тётушкой, что этот Альбус Дамблдор действительно исключительный молодой человек.
Он едва успел открыть рот, чтобы рассказать что-нибудь интригующее о Вене (ему почему-то ужасно захотелось произвести впечатление на гостя), как в открытое окно гостиной влетели четыре почтовые совы, с трудом нёсшие за уголки огромный свёрток со множеством наклеек, печатей и резолюций, самая большая из которых гласила: «Проверено и разрешено к зачаровыванию: департамент по использованию маггловских предметов». Птицы бережно опустили ношу на ковёр и под охи и ахи Батильды, совершенно забывшей и о приличиях, и о гостях, важно расселись на столе. Геллерт тут же воспользовался случаем скормить им остатки тёткиного пирожного, которое на вид было куда лучше, чем на вкус.
– Мерлин великий, ну наконец-то! Я уж думала, никогда её не дождусь! Альбус, помнишь, я говорила, что заказала её… Какое счастье, что министерство дало разрешение... – восторженно тараторила Батильда, нетерпеливо разрывая многочисленные слои бумаги, под которыми оказалась большая деревянная коробка.
– Тётя, что это?
– Миссис Бэгшот, неужели это ваша фотокамера?
– Да, это она. – Батильда, совершенно позабыв об условностях, уселась прямо на ковёр, а странный Альбус, ничуть не смутившись, последовал её примеру. В полированном деревянном коробе оказалась престранная конструкция на трёх тонких железных ножках, увенчанная деревянной коробкой со смешной матерчатой гармошкой посередине и большим круглым стеклянным глазом впереди. Геллерт не знал, что такое «фотокамера», и от этого ему было особенно обидно. Однако он не подал вида и присоединился к возне вокруг загадочного механизма. Альбус достал из коробки инструкцию и принялся изучать, но Геллерт, не дожидаясь подсказки, достал палочку и двумя невербальными заклятиями заставил камеру не только вылезти из коробки, но ещё вкрутить себе железные ноги и встать. Получилось очень эффектно.
– Прекрати сейчас же, ты её сломаешь! – воскликнула Батильда.
– Нет-нет, миссис Бэгшот, всё правильно, – неожиданно вступился Альбус. – Я думаю, мы можем попробовать сделать первую фотографию.
– Это будут Билли и Томми! Я сейчас, – Батильда унеслась в детскую, и юноши снова остались одни, если не считать неловко переминавшейся с ноги на ногу камеры, очень похожей на новорожденного жеребёнка-тестрала. Геллерта просто распирало от любопытства, что такое фотография, но признать, что он знает о технических новинках меньше деревенских колдунов, было выше его сил. А Альбус, кажется, опять обо всём догадался:
– Это изобретение магглов очень удобное: можно мгновенно и безошибочно запечатлеть любой момент. Миссис Бэгшот загорелась, когда увидела фотографии в одном маггловском журнале. Ей коллега прислал, он увлекается историей магглов. Правда, чтобы получить разрешение на её зачаровывание и использование, понадобилось почти полгода, даже с таким авторитетом. Думаю, это первая фотокамера, попавшая в руки волшебников.
– Это ужасно глупо, что волшебники не начинают сразу же использовать маггловские новинки. Мы упускаем Мерлин знает сколько возможностей.
– Не все изобретения магглов безопасны и применимы для волшебников, – пожал плечами Альбус.
– Глупые предрассудки. Если добавлять к ним магию, получаются потрясающие вещи. Я уверен, что эту камеру, например, можно здорово улучшить.
– Ну так её разрешили зачаровать, – согласился Альбус. – Но я не уверен, что волшебникам имеет смысл улучшать, скажем, маггловское оружие.
Геллерт не успел ответить, потому что в гостиную вернулась Батильда с близняшками: надутую Билли (а может, и Томми) она несла на руках, а Томми (или Билли) смешно семенила за матерью, держась за подол. На девчушках были совершенно одинаковые бледно-розовые детские мантии.
Отправлено: 05.11.10 11:52. Заголовок: Чтобы сделать первы..
Чтобы сделать первый снимок, понадобилось полчаса, впрочем, почти всё время ушло на то, чтобы усадить близняшек, которые расползались из кадра в разные стороны. Пока Батильда их уговаривала, юноши уже вместе читали инструкцию, и Геллерт порядком приуныл, поняв, что, во-первых, между процессом съёмки и готовой картинкой у магглов уходит уйма времени, а во-вторых, для этого нужно сделать кучу скучнейшей работы с какими-то неизвестными приборами, порошками и растворами, к тому же непременно при свете красной лампы. Разумеется, ни один порядочный волшебник не станет заниматься подобными глупостями, и Геллерт тут же принялся про себя сочинять заклинания. И вдруг по едва уловимому полушёпоту, движениям губ понял, что Альбус не только делает то же самое, но даже мысли их практически сходятся.
– Accio перья и пергамент, – приказал Геллерт. – Давай вместе?
– Конечно, – просиял Альбус, принимая предложение. И если бы Батильда не была так занята своими крошками, то заметила бы, что её племянник и сосед из кожи вон лезут, чтобы перещеголять друг дружку в составлении заклинаний. А поскольку способности у них были по-настоящему выдающимися, камере ничего не оставалось, как сначала проглотить неведомые «фотопластины», пачку бумаги и порошки, потом начать послушно вышагивать за Билли и Томми, поворачивая квадратную голову со стеклянным глазом, а потом и сфотографировать их, издав забавный хлопающий звук.
– Как думаешь, звук убрать или оставить? – спросил Геллерт. Они как-то незаметно и непринужденно перешли на «ты».
– Оставь, – Альбус поймал вылетевший из камеры снимок: Батильда с натянутой улыбкой и смотрящие в разные стороны близняшки у неё на коленях.
– Мальчики, какие вы молодцы, – охнула тётка, разглядывая фотографию. Кажется, акции племянника в её глазах немного поднялись. – Я отправлю это мистеру Бэгшоту.
– Они не двигаются, – разочарованно выдохнул Геллерт.
– Маггловские картины тоже не двигаются, – резонно возразил Альбус.
– Но это же глупо, кому нужны неподвижные картинки! – возмутился Геллерт и добавил к наложенным на камеру заклятиям ещё одно, очень похожее на то, благодаря которому волшебные портреты оживали. Мысль, как его немного изменить, пришла в один момент и оказалась очень удачной: на следующей фотографии Томми (а может, Билли) сосредоточенно сосала палец, а её сестричка теребила манжет матери.
– А теперь, мальчики, я сфотографирую вас! – торжественно объявила Батильда. – Геллерт, твои родители очень обрадуются, если я пошлю им фотографию.
Они послушно встали рядом, немного смущённые и напряжённые, но с сияющими глазами.
– Вот так, отлично, – Батильда поймала вылетевший из камеры снимок. – А теперь давайте допьём чай. Простите, джентльмены, я совсем о нём забыла. Но я так долго ждала эту камеру. Потрясающе, правда?
– Да, тётя, это великолепно! – на сей раз совершенно искренне согласился Геллерт, подливая подогретый заклинанием чай.
– Простите, но мне нужно возвращаться домой, – вздохнул Альбус, доставая из кармана круглые серебряные часы.
– Конечно, я понимаю, – Батильда сочувственно улыбнулась, а Геллерт вспомнил что-то о младшем брате и больной сестре. – Геллерт, проводи Альбуса, пожалуйста. Я отведу Билли и Томми в детскую.
Геллерт поднялся и вместе с новым знакомым дошёл до двери.
– Надеюсь, мы ещё увидимся и…– он сделал короткую паузу и добавил, как будто что-то решив для себя: – Я действительно хочу посетить могилу Игнотуса Певерелла.
– Я с удовольствием составлю компанию. И вообще, если захочешь посмотреть здесь что-нибудь, или просто поговорить, то всегда можешь на меня рассчитывать, – Альбус улыбнулся и протянул на прощание руку.
Надо ли уточнять, что с этого дня они сделались неразлучны?
Отправлено: 05.11.10 11:53. Заголовок: *** Выбрать день д..
***
Выбрать день для похода на могилу Игнотуса Певерелла оказалось непросто: Альбус излишне щепетильно относился к своим обязанностям по уходу за сестрой, Геллерт так и не мог до конца усыпить тёткину бдительность, поэтому прогулка без конца откладывалась, хотя юноши виделись почти каждый день. Но рядом всё время маячили то Батильда с дочками, то малахольная Ариана, то неотёсанный Аберфорт с целым стадом козлов. А в тот самый день, когда Альбус, наконец, упросил своего отвратительного братца провести с Арианой целый день, Батильда сказала за завтраком:
– Геллерт, сегодня мне нужно уехать. Надеюсь, я могу доверить тебе Билли и Томми? – она строго взглянула на него из-под стёкол пенсне.
– Э-э-э… М-м-м… – он едва не подавился омлетом, – конечно, тётя. Я позабочусь о них.
– Тиккипоедет со мной, – нанесла миссис Бэгшот ещё один сокрушительный удар. Сначала Геллерт едва не приуныл, но потом сообразил, что если ни тётки, ни домашнего эльфа дома не будет, то нет причин откладывать прогулку: близняшек можно взять с собой. Если избавиться от заколдованной камеры, которая уже две недели повсюду ковыляла за Билли и Томми, фотографируя их гримаски: когда тётка увидит их среди могильных плит, её хватит удар. Как именно это сделать, он лихорадочно соображал, провожая Батильду до калитки и водружая её саквояж прямо на багажник заколдованного велосипеда, на котором она совершала поездки в соседний городок.
– Может, лучше в следующий раз? – Альбус явно сомневался, что обездвижить фотоаппарат заклятием, связать ноги штатива, прикрепить к ним несколько особенно тяжёлых томов из тёткиной библиотеки и запереть в кладовке – действительно прекрасная идея.
– Ну ты и зануда, – разочарованно протянул Геллерт. – Ну что им станется, если возьмём с собой? Я же не предлагаю запереть их в детской. Погуляют, погода сегодня отличная, им полезно, наверное. И вообще, если хочешь чего-то достичь, надо действовать, – добавил он, лучезарно улыбаясь, и, не дожидаясь очередного аргумента, запечатал дверь кладовки сверхпрочным шестичасовым запирающим заклятием собственного изобретения. – Чары спадут, она вылезет, но не найдёт ни нас, ни Билли с Томми. Походит себе по дому, а когда мы вернёмся, то непременно сфотографирует, как мы заносим их в гостиную. Гуляли в саду. Блеск, правда? – крикнул он уже из детской. Даже не видя Альбуса, он понимал, что друг не одобрил его находчивости, но нельзя же всегда быть таким правильным, словно сошёл со страниц учебника.
Крошки-кузины были одеты в совершенно одинаковые бледно-голубые платьица. Геллерт не сдержался и наколдовал на одном «Билли» а на другом «Томми», хотя совершенно не был уверен в своей правоте. Потом схватил девчонок в охапку и сбежал по лестнице.
– Призови их игрушки и бутылочки, – на ходу попросил он Альбуса. – Ох, ты ж гоблин…
– Что? – его рыжий друг поймал прилетевший со второго этажа Батильдин ридикюль.
– Я идиот. Я запер их коляску в кладовке вместе с камерой, – вздохнул Геллерт, и Альбус, судя по выражению лица, с первой частью утверждения был полностью согласен.
– Ну так открой.
– Если бы я знал, как. Я специально придумал такое заклинание, чтобы его никто не мог открыть, пока действие не закончится. Прятал от отца кое-что. – Он с обескураженным видом поставил близняшек на пол, и они тут же засеменили в разные стороны. – Accio коляска, – без особой надежды приказал Геллерт, но в кладовке лишь послышался подозрительный шум и треск. Запирающее заклятие оказалось выше всяческих похвал: оно устояло против множества попыток открыть проклятую дверцу. Когда они испробовали все способы, не грозившие разрушить дом Бэгшотов, Геллерт, чьё настроение ничуть не испортилось (в конце концов, он убедился, что изобрел отличные чары), махнул рукой:
– Сейчас найдём что-нибудь другое. Вот, – он призвал большущую плетёную корзину для белья.
– Очень изобретательно, – хмыкнул Альбус и наколдовал изнутри мягкую обивку, пока Геллерт усаживал туда девочек. – Мерлин, наверное, хохотал, когда ты придумывал это, – наткнувшись на непонимающий взгляд Геллерта, он продолжил: – Ты не слышал, что Мерлин смеялся, когда, казалось бы, не было ничего забавного? Например, над нищим, просившим подаяния возле мусорной кучи, или юношей, придирчиво выбиравшим новые сапоги?
– И чего здесь смешного? – насупился Геллерт, накладывая на корзинку левитирующие чары. Он терпеть не мог признавать, что Альбус знает больше него, даже если дело было в сущей мелочи.
– То, что Мерлин знал: под мусорной кучей закопан клад, полный золотых монет, а юноша утонет, не успев даже примерить новые сапоги. Он знал, чем всё обернётся, вот в чём соль.
– Да? Тогда, должно быть, он умирал от смеха, когда мы учили эту колченогую шпионку ходить и фотографировать, – фыркнул Геллерт, его секундное раздражение уже улетучилось. – Знать бы заранее, что буду ломать голову над тем, как от неё избавиться...
Они шли по извилистой, щедро залитой солнцем тропинке, левитируя перед собой корзину с девочками, и под трескотню кузнечиков снова и снова важно рассуждали не больше и не меньше – о судьбе волшебного мира:
– Сколько можно мириться с этой унизительной несправедливостью? Мы, волшебники, соль земли, скрываемся, будто беглые преступники. И это когда власть принадлежит нам по праву! – разглагольствовал Геллерт. – Это почти то же самое, что прятаться от обезьян, чтобы они ни в коем случае не догадались, будто мы умеем разговаривать и чистить зубы!
– Магглы ничуть не похожи на обезьян. Их в тысячи раз больше, и многие достижения их техники нам неведомы. И вообще, представляешь, что будет, если магглы про нас узнают? Ты уверен, что им будет не под силу уничтожить нас вместе с волшебством?
– Если мы и дальше будем ждать у моря погоды, позволяя им придумывать всякие автомобили, фотокамеры и эти, как их… пистолеты, то я ничему не удивлюсь.
– Интересно, как ты собираешься им запретить? Наложить на всех Империо? Не думаю, что я хотел бы жить в этом мире, даже верховным правителем… – покачал головой Альбус. Он никогда ни с чем не соглашался, и это злило Геллерта. А если подумать, то почти всегда оказывался прав, и это злило ещё больше.
– Что ты несёшь? Я вовсе не намерен превратить их в рабов. Я считаю, что маги и магглы должны объединить усилия. Естественно, под руководством волшебников, но мы будем учитывать их интересы. И помогать им. Если хочешь знать, моя мать – маггла. Думаешь, это мешает мне любить её и почитать? Да я прокляну любого, кто скажет про неё хоть одно дурное слово!
– Да?
– Да, и я ничуть этого не стыжусь. Мои родственники по материнской линии принадлежат к Тосканской ветви дома Габсбургов, – Геллерт сделал паузу, но на Альбуса его родство с могущественной монаршей династией маггловской Европы не произвело ровным счётом никакого впечатления. – Если волшебники не будут вступать в браки с магглами, то они рано или поздно вымрут! Наоборот, чем больше таких союзов, тем больше будет рождаться волшебников, а это нам только на руку. Я думаю, что можно разрешить волшебникам жениться на нескольких женщинах, и чтобы обязательно все, кроме одной, были магглы. Уму непостижимо, но мамины родственники сначала отказали, когда отец к ней посватался. Он старше её почти на двадцать лет, и без маггловского титула. Представляешь, какой вздор? Они же не знали, что волшебники живут гораздо дольше и что титул при его способностях совершенно не обязателен. Мама тоже сначала не поняла своего счастья, отцу пришлось прибегнуть к колдовству, чтобы на ней жениться.
– Он что, напоил её приворотным зельем, а на родителей наложил Confundus? Если честно, я вовсе не уверен, что это здорово.
– Ну, не так примитивно, конечно, – пробормотал Геллерт, но о подробностях умолчал, – но ты не представляешь, как они теперь счастливы. Мама обожает отца, чего, кстати, не скажешь о её двух сёстрах и их мужьях. Её дети, мои братья и сёстры, все волшебники. Понимаешь, магглам нужно только объяснить, что бок о бок с магами и под их руководством жизнь станет гораздо лучше, это же очевидно. Мы будем лечить болезни, мгновенно перемещать их на большие расстояния… Эй, отдай сейчас же, – Геллерт подскочил к плывущей перед ними среди кустов корзине: пока он заговорился, Билли успела что-то сорвать и утянуть в рот. Девчонка заревела, и будущий благодетель магглов едва удержался от искушения наложить Silenсio, чтобы она не мешала важному разговору.
– Думаешь, без нас они никак не справятся? Кстати, мы уже пришли, – Альбус дождался, пока Геллерт успокоит девочку, и показал на калитку в деревянной кладбищенской ограде, лишь немного возвышающейся над зарослями травы и кустов.
– Я думаю, что люди не должны быть разделены на магов и магглов, это так же противоестественно, как распилить человека пополам. Мы словно однорукие калеки, к тому же ненавидящие друг друга! Только представь, с Арианой ничего бы не случилось, если бы маги не прятались от магглов. И сейчас ты бы не сидел здесь, прикованный к больной сестре, – завёлся Геллерт. – Маги и магглы прекрасно могут жить вместе и понимать друг друга, видел бы ты моих родителей!
Альбус молчал, упоминание об Ариане явно задело его за живое, и, кажется, до него наконец дошло, что пример Карла и Маргариты Гриндельвальд куда лучше, чем гнусная история с его сестрой и отцом.
– Вот он, – Альбус провёл Геллерта к очень старому и полустёртому могильному камню. Игнотус Певерелл, даты жизни разобрать уже нельзя, лишь знак Даров Смерти, похожий на золотой медальон Гриндельвальда, но вырезанный грубо, хвостики над пересечёнными неровными линиями «мантии» разной длины, а символ камня похож на круг весьма отдалённо. У Геллерта же всё было ровным, геометрически безупречным и золотым.
– Он… Он действительно здесь, – выдохнул Геллерт, поглаживая шершавую поверхность могильного камня. – И знак Даров Смерти. Теперь я знаю, они существуют. И я найду их. Мы найдём их, – торопливо поправился он, снял с шеи медальон и левой рукой приложил к каменной плите. Как раз туда, где линия пересекала неправильный круг. В правой руке с фантастической скоростью мелькала палочка, а он, раскрасневшийся и сияющий, произносил заклинания.
Альбус внимательно наблюдал за ним, немного покачивая парящую в воздухе корзинку с Билли и Томми. От наложенных чар по камню прошла мелкая дрожь, он потемнел ещё больше, и, наконец, небольшое облачко серой пыли отделилось от него, окружило медальон и исчезло, будто влившись в него.
– Что это? – Альбус никогда не стеснялся спрашивать, когда не понимал.
– Ха, – Геллерт явно был доволен собой. – Эти чары рано или поздно приведут меня к Дарам Смерти. Они, несомненно, запомнили своих первых хозяев, а мой амулет запомнит то, что осталось от праха Игнотуса Певерелла.
– Заклятие Вечного поиска?
– Не только оно. Плюс Зов крови, Путь славы и… ещё кое-что, – Геллерт предпочёл не упоминать истинную причину своего исключения из Дурмштранга — темномагический ритуал. – Я найду их. Мы найдём их.
– Мы?
– Конечно, мы, Альбус. Я ничего бы не рассказал, если бы не рассчитывал на тебя. Пойми, то, что я встретил здесь тебя – самого талантливого из английских магов, это просто перст судьбы. Я самый перспективный из молодых волшебников на континенте, хоть меня и выгнали из школы, но это ерунда. Это изумительное и счастливое знамение, что мы стали друзьями. Мы достойны того, чтобы стать властителями смерти и освободить магический мир. Мы сможем, если ты, наконец, перестанешь вести себя как чёртов зануда! Ты не поможешь своим младшим, если будешь сидеть здесь и рассуждать. У меня есть деньги, связи и… Рано или поздно отец поддержит мои искания, просто сейчас он ещё не готов. Решай, Альбус, ты со мной или нет? Такие предложения бывают раз в жизни. – Энтузиазм Геллерта был таким горячим и заразительным, а в свою idea fix он верил так несокрушимо искренне, что уже сейчас было ясно: недостатка в последователях у него не будет.
– Я с тобой, – наконец тихо сказал Альбус. Лицо его чуть побледнело, как будто эти слова дались ему нелегко, но взгляд синих глаз был, как всегда, открытый и прямой. Только очень уж серьёзный.
– Тогда давай прямо здесь, на могиле Игнотуса Певерелла, поклянемся, что посвятим этому наши жизни, и надежда достичь цели не оставит нас, покуда мы способны дышать? – Глаза Геллерта горели болезненным возбуждением, но торжественность момента нарушили разревевшиеся хором Билли и Томми. И друзья вдруг рассмеялись, как будто увидев себя со стороны: завоеватели мира, самоуверенные мальчишки на заброшенной могиле, и корзина с плачущими близняшками, по-прежнему болтающаяся в воздухе прямо среди надгробий.
Отправлено: 05.11.10 11:53. Заголовок: *** Теперь у Геллер..
***
Теперь у Геллерта Гриндельвальда было бесконечно много времени для размышлений и воспоминаний. По ночам его часто терзала бессонница, и они приходили все: отец, перед смертью проклявший младшего сына; плачущая Фанни, дети, бесконечная вереница врагов, сторонников, поклонников, проходимцев и безумцев. И Альбус. В этом проклятом месте ему только и оставалось, что предаваться воспоминаниям да бесцельно бродить по трём комнатам, веранде и садику, неуловимо напоминавшему Батильдин, тщетно пытаясь отвязаться от своих кошмаров. Для магической Европы он был уже несколько месяцев как мёртв, побеждён на дуэли Альбусом Дамблдором, в одночасье ставшим великим волшебником. И только они вдвоём знали, что Геллерт жив, а эта блистательная победа не стоила Альбусу ровно никаких усилий.
Очнувшись после двух недель забытья и тяжёлой болезни, охвативших его после поединка, Геллерт обнаружил себя в этом странном месте: двухэтажный опрятный коттедж бледно-голубого цвета с красной двускатной крышей, крохотной мансардой и деревянной террасой, за которой начиналась классическая, будто из журнала, английская лужайка, а потом цветочные клумбы, розовые кусты, декоративный пруд с ажурной беседкой у самой воды и живая изгородь. А дальше, насколько хватало взгляда, простиралась залитая солнцем зелёная равнина. Разумеется, Геллерт немедленно вышел за ограду, но тут пространство непостижимым образом перевернулось, и он снова оказался по другую сторону калитки, лицом к издевательски аккуратному коттеджу. Он пробежал через сад, с огромным для немолодого и грузного человека усилием преодолел живую изгородь с другой стороны и… Перед ним опять были беседка, пруд и розовые кусты. Геллерт, задыхаясь от напряжения, попробовал выпрыгнуть через окно, но оказался на террасе, а лужайка как будто съёжилась, придвигая к нему изгородь и всё те же злосчастные кусты. Он в исступлении схватил нашедшиеся на крыльце садовые ножницы и принялся вырезать ими ход в изгороди, по пути с отвращением втоптав в землю несколько цветков на клумбе. Но едва мокрый от пота не удавшийся завоеватель мира протиснулся в проделанный лаз, как снова оказался перед самым крыльцом, только ни садика, ни пруда, ни лужайки, ни даже розовых кустов уже не было, бескрайняя однообразная равнина начиналась прямо за террасой. Геллерт смачно выругался и бросился бежать, но упрямое пространство развернулось к нему дверью в коттедж. Терраса тоже куда-то исчезла. Он снова бросился прочь, но оказался в коттедже, который как будто немного уменьшился в размерах. И чем сильнее и яростнее Геллерт пытался вырваться оттуда, тем быстрее приближались к нему стены и потолок. Уже не было ни мансарды, ни даже второго этажа, пространство гостиной неумолимо сжималось, грозя раздавить узника. Он в бессильной ярости колотил кулаками в стены, разражаясь непрерывным потоком проклятий, до тех пор пока не сполз в бессилии на крохотный оставшийся ему доступным клочок пола и не зарыдал в голос. Со стороны это выглядело пугающе: высокий, тучный, с изрядно выбеленными сединой когда-то золотистыми волосами, одутловатым лицом, на котором разгульная жизнь давно исказила и размазала точёные черты, шестидесятилетний Геллерт Гриндельвальд, совсем недавно едва ли не самый могущественный человек в магической Европе, плакал как ребёнок, закрыв лицо руками.
Мальчишкой он мечтал построить прекрасный мир для всех – мир, в котором он станет первым среди равных, мир общего блага магов и магглов. Но реальность отличалась от его замыслов, как грубо начерченный на каменной глыбе символ от золотого медальона. Сначала он верил, что стоит заполучить Старшую палочку, как всё чудесным способом образуется. Вера эта обернулась насмешкой, с нею он обрёл только множество могущественных врагов.
Не он владел легендарным Жезлом Судьбы, палочка сама владела им и вела его собственным, ей одной известным путём, по-прежнему оставляя отвратительно грязный, кровавый след в магической истории. Его руками. День за днём она точила его разум, заставляя опасаться каждого шороха за спиной, каждого движения, подозревать каждого, начиная с Фанни, что он только и ждёт, чтобы отнять Старшую палочку, его сокровище, его проклятие. На поиски других Даров сил уже не хватило. Геллерт так методично и эффективно расправлялся то с узколобыми идиотами, то с ревнителями старых традиций, то с защитниками статута секретности, то с борцами за равные права магглов, что не заметил, как центром его нового мира стала самая большая и совершенная в магической Европе тюрьма – Нурменгард.
Тогда у него не было времени даже осознать и выстрадать крушение своих надежд, только теперь он задыхался от бессильных слёз, пока не забылся тяжёлым сном. Когда Геллерт проснулся, почему-то на кровати в спальне, и домик, и садик, и изгородь, и даже цветочные клумбы оказались на своих местах. Он спустился вниз, на столе в гостиной дымились аппетитные жареные колбаски с тушёными овощами, а рядом с ними стояла большая, запотевшая кружка холодного пива. Его любимый сорт. Геллерт не сразу заметил за окном на террасе высокого худого рыжеволосого мужчину в сиреневой мантии. Альбуса Дамблдора. Его тюремщика. Как будто почувствовав, что узник проснулся, спустился и садится за стол, тот зашёл в дом.
– Какого дьявола ты здесь делаешь?
– Во-первых, здравствуй, Геллерт. Ты, пожалуй, прав, в этом месте я действительно в некотором роде дьявол, хоть это и не доставляет мне никакого удовольствия, уж поверь. Разве ты не думаешь, что нам нужно кое-что обсудить? – Альбус был невыносимо спокоен, должно быть, с возрастом научился безупречно владеть собой. Он уселся за стол, пригладил пышную рыжую бороду и внимательно смотрел на Геллерта всё такими же пронзительно-синими, как забытым летом 1899 года, глазами.
– Обсудить? Предлагаешь поверить, что у меня есть право голоса? Или ждёшь, что я смирюсь с тем, что ты запер меня здесь, и скажу спасибо?
– У меня особо не было выбора, – Альбус развёл руками. – Как ты понимаешь, я не смог передать тебя правосудию, не говоря уже о том, чтобы оставить на свободе. Тебя бы казнили или убили, не дожидаясь суда, а этого я допустить не могу, это всё равно, что собственными руками, даже ещё хуже. А здесь, на мой вкус, довольно мило, учитывая твое положение.
– Ненавижу голубой цвет.
– Если проблема в этом, то исправить недолго.
– Проблема, дракон тебя раздери, в том, что ты упёк меня сюда и объявил мёртвым. В том, что считаться мёртвым для меня сейчас единственный способ остаться в живых, в этом проблема. – Геллерт стукнул кулаком по столу с такой силой, что кружка и тарелка подпрыгнули с жалобным звоном.
– Ты придумал идеальный план, для его выполнения недоставало самой малости – идеальных людей. Обыкновенные совершенно не годились. Ведь они все сплошь недостаточно умны, не слишком храбры, недостаточно широких взглядов или вовсе извращенцы. Конечно, ради идеального мира их не жалко перебить или запереть в тюрьмах, но других-то нет. Я внимательно следил за твоей жизнью, Геллерт, и откладывал нашу встречу до тех пор, пока…
– Сейчас мне недостаёт только проповеди, – перебил его Геллерт. – Проповеди от извращенца и неудачника. Пусть мой план оказался несовершенен, пусть я опередил своё время и мир пока ещё не готов к нему, но ты-то просто стоял и смотрел. Всю свою никчемную жизнь ты стоял, смотрел и ничего не сделал.
– Мир никогда не будет готов к планам вроде твоего, но, боюсь, должным образом защищаться от подобных… идеалистов он тоже научится нескоро, – задумчиво проговорил Альбус. Он не подал вида, что его задели злые резкости пленника. – Я действительно ничего не сделал, только, пожалуй, взял из твоих рук Бузинную палочку тогда, когда ты не смог больше её держать. Не знаю, важно ли это для тебя сейчас, но обещаю, что буду использовать её главным образом для того, чтобы разливать чай и зажигать камин. Признаю, заставить меня это сделать было очень изобретательно с твоей стороны, я ведь давным-давно запретил себе грезить о могуществе, которое могли бы дать Дары Смерти. Твой пример очень многому меня научил.
– А ты всё такой же рассудительный зануда, как и сорок пять лет назад, – Геллерт неожиданно рассмеялся, и на миг вместо зрелого, начавшего стареть мужчины с одутловатым измождённым лицом явилась тень того солнечного, неунывающего юноши, который в незапамятные времена приехал в Годрикову лощину завоевать мир. – Так почему же ты всё-таки взял её, если так боишься? Почему ты не убил меня, почему рискуешь своей безупречной репутацией, укрывая меня здесь – меня, которого проклинает вся Европа, кроме жены и детей. Да и насчёт них я уже не уверен. Ты же должен ненавидеть меня как никого в мире.
– Ты даже не представляешь, Геллерт, насколько ошибаешься, – медленно произнёс Альбус Дамблдор, улыбаясь какой-то потусторонней улыбкой. – Я вовсе не проклинаю тебя вместе со всей Европой, хотя признаю: то, что ты натворил, уже не исправить. Мне остаётся только надеяться, что и ты когда-нибудь это поймёшь. И верить, что настанет день, когда мне не нужно будет больше быть твоим тюремщиком.
– Ах вот оно что. – Лицо Геллерта перекосило так, словно вместо жареной колбаски он разжевал незрелый лимон. – Будь ты проклят, извращенец паршивый. Подумать только, сколько лет прошло. Ну уж нет, заруби на своём длинном сломанном носу, что хотя ты и остался последним человеком в моём мире… Тьфу, чтоб тебя.
– Вот уж не знаю, что ты там себе навоображал, но это всего лишь твои мысли. – Альбус откинулся на стул и беззаботно пожал плечами, но Геллерт ни на секунду не обманулся его расслабленной позой.
– Конечно. Тогда скажи мне, ради Мерлина, может ли быть другая чёртова причина, почему ты не смог выполнить свой долг до конца?
– Свой долг? То, чего ты ждал от меня, и то, что я считаю должным сделать, это очень разные вещи, Геллерт. Давно пора понять, что у людей могут быть собственные воля и желания, не вписывающиеся в твои планы.
– Боюсь даже представить, что у тебя за желания.
– Ничего пугающего, уверяю тебя. Например, сейчас я хочу вернуться в свой кабинет в Хогвартсе, выпить большую чашку горячего какао и закончить статью в «Трансфигурацию сегодня». – Альбус поднялся из-за стола. – Боюсь, сегодня разговора не получится, прошло ещё слишком мало времени. Но если вдруг ты захочешь со мной поговорить… Или тебе что-нибудь понадобится…
– Дай подумаю… Мне нужна свобода, быстрая сова, чтобы послать весточку Фанни, и, пожалуй, весёлая грудастая рыжая девка.
– Ты же понимаешь, что я не могу этого сделать. Для Европы ты мёртв, и сейчас никак нельзя спорить с официальной версией. Единственное общество, на которое ты можешь рассчитывать в ближайшее время, – моё. И я действительно буду рад поговорить с тобой, когда ты успокоишься.
Геллерт ответил ему таким тяжёлым и хмурым взглядом, что стало ясно: момент, когда он захочет с ним, Альбусом, поговорить, не настанет даже в следующей жизни. И плевать, что сам вверил судьбу Альбусу Дамблдору, прислав вызов на дуэль, который на самом деле был мольбой о помощи.
Альбус как-то понимающе кивнул и пошёл прочь из домика, стены которого уже стали белоснежными. У самой двери он ненадолго обернулся:
– В одном ты прав. Никакой другой причины нет, – просто сказал он и исчез.
Отправлено: 05.11.10 11:54. Заголовок: *** Этот день рожде..
***
Этот день рождения семнадцатилетний Альбус Дамблдор запомнил на всю оставшуюся жизнь.
– Это тебе, – с этими словами его лучший друг, Геллерт Гриндельвальд, лучезарно улыбаясь, взмахнул палочкой. – С днём рождения!
Даже самые простые заклинания он предпочитал выполнять невербально, с видом гордым и загадочным, но Альбус давно привык к этой забавной причуде.
Блестящая коробка с бантом взлетела со стола и закрутилась в вихре разворачивающихся обёрток, синих, зелёных и золотых искр. Бант сам собой развязался и спланировал на пол. Крышка отскочила.
– Вот, – сказал Геллерт, движением палочки отсылая коробку к Альбусу. Казалось, она сейчас ударит прямо в грудь, и Альбус Дамблдор уже приготовился достать свою палочку, но коробка замерла в паре дюймов от его груди. Внутри, в синей и розовой фольге, в кружевной бумаге, лежали сладости: множество самых разных шоколадных конфет и леденцов, марципаны, апельсиновые и лимонные дольки в сахаре...
– Всё, что ты любишь. От лучшего венского кондитера! Не то что теткина стряпня, – он хохотнул, очевидно наслаждаясь собой и ситуацией. Щедрый, внимательный друг.
Альбус, именинник, изумлённо глядел на коробку.
– Да, спасибо, – сказал он, наконец, протягивая руку. Поддерживать шпильки в адрес Батильды ему совершенно не хотелось, хотя Геллерт в своей беспрерывной болтовне был совершенно незлобив. Альбус старался верить, что он действительно любит свою тётю.
Но стоило только прикоснуться к коробке, как та подпрыгнула и, будто хлопушка, взорвалась фейерверком конфет, леденцов, золотых и зелёных звёзд. Фейерверк завертелся, вспыхнул... и перед Альбусом повис в воздухе большой золотой свёрток. Геллерт смеялся, ужасно довольный произведённым впечатлением.
– Не робей! – дразнил он. – Разворачивай. Теперь ты сам, так интереснее.
– Что это?
– Разворачивай!
Альбус взялся за свёрток. Он крутил его, разрывая обёртки, и послушно распутывал большой, сложно завязанный бант, который не брали ни нож, ни ножницы. То есть, конечно, он мог бы разорвать ленту заклинанием, но не хотел портить Геллерту удовольствие, ведь тот был ужасно доволен собой.
– Ну! Ну давай же! Ну что же ты! Немножко осталось... О! – выкрикнул Геллерт, точно фокусник, вынувший кролика из шляпы. Альбус держал в руках тяжёлую, неглубокую тёмную каменную чашу. По ободу снаружи шли рунические письмена, надпись гласила: «Мы забываем по необходимости, а не по желанию». Он открыл рот, чтобы спросить «Что это?» – и тут как раз вспомнил недавнюю статью в «Ежедневном пророке». Неужели...
– Ну? – Геллерт ликовал. – Как ты думаешь, что это?
– Это Омут Памяти.
Лицо Геллерта погасло.
– Эх, – сказал он. – Вот чёртов знаток! Всё-то ты знаешь. Ничем тебя не проймёшь. – Но долго огорчаться Геллерт не умел и через секунду опять сиял улыбкой. – Ну? Тебе нравится? Какая вещь! А? Их пока всего семь на весь магический мир! У Николаса Фламеля, у вашего министра магии, у Асфоделус Хоуплесс… Дальше не помню. И у тебя!
– Это большая редкость, – осторожно сказал Альбус и подумал о том, знает ли отец Геллерта, Карл Гриндельвальд, что подарок другу сына стоил столько, что можно было... Нанять собственную квиддичную команду, провести чемпионат по кеглям или отправить в кругосветное путешествие выпуск целого факультета Хогвартса, а то и двух. Ещё он вспомнил колдографию в «Ежедневном пророке», где знаменитая трагическая актриса Асфоделус Хоуплесс, не утирая слёз, выступивших на прекрасных глазах, и прижимая пухлые нежные руки к сверкающему бриллиантовому колье, говорила, что это удивительное, гениальное изобретение поможет ей исцелиться от трагических воспоминаний и позабыть о несчастной любви. То, что её возлюбленный погиб при невыясненных обстоятельствах, здорово прибавило ей популярности. Оставалось только догадываться, любила ли она его живым хоть вполовину так же сильно, как мёртвым. С тех пор, как Альбус Дамблдор познакомился с Геллертом Гриндельвальдом, он-то хорошо знал, что такое несчастная любовь. – Спасибо.
– Ты! – возмутился Геллерт. – И это всё, что ты можешь сказать? Ты меня разочаровываешь, – заявил он торжественно. – Я думал, уж ты-то сумеешь оценить! Сюда же можно спрятать любые воспоминания… О чём-нибудь очень плохом, например. Ну или о несчастной любви, – очевидно, он тоже помнил рекламу с Асфоделус Хоуплесс.
– Мне этому рассказывать о своей любви? – брякнул Альбус, о чём тут же пожалел.
– Ого! – воскликнул Геллерт и вцепился в него, как репей в новую шерстяную мантию. – И всё время молчал, друг, называется! Я её знаю?
Альбус не знал, что сказать. Только что он почти набрал воздуху, чтобы признаться Геллерту, что «она» – это никакая не она, а он сам, Геллерт Гриндельвальд. Но всё-таки в последний момент испугался. Поставьте себя на его место, и вы поймёте, что испугаться было немудрено. Попробуйте-ка сказать лучшему другу, что он вам не друг, а... то есть друг... то есть, и друг тоже... но, вообще-то, вы к нему относитесь не совсем по-дружески... Словом, попробуйте объявить ничего не подозревающему другу, что вы влюблены в него по уши, так, что начинаете хихикать, как первокурсница, едва брат за обедом упомянет его имя – ну, например, скажет что-нибудь вроде: "Этот племянник Батильды, по-моему, самовлюблённый болван". Вот попробуйте сами, и тогда я на вас погляжу.
Аберфорту Дамблдору Геллерт не понравился с первого взгляда. В глубине души Альбус даже понимал, что тот, пожалуй, был прав, награждая Геллерта всяческими обидными прозвищами, самыми лестными из которых были «пустой золочёный орех» и «избалованный напыщенный хвастун». Но всё это становилось совершенно не важным, когда он видел Геллерта, его голубые глаза, прозрачные, как вода в осеннем пруду, и солнечные блики в его золотистых волосах, и слушал, как Геллерт болтает о том и о сём. Геллерт всё время говорил, поэтому Альбус мог молчать. И любоваться.
– Эх, ты! – Геллерт хлопнул его по плечу. – Молчишь? А я не понимаю, зачем скрывать от лучшего друга. Вот хочешь, я покажу тебе мою невесту?
Воздушный замок Альбуса Дамблдора с грохотом рухнул.
– Что? Кого?
– Разве я не говорил тебе? Вот она! – Геллерт, покопавшись под воротом рубашки, вытащил ещё один золотой медальон на цепочке. – Её зовут Фанни. Она в дальнем родстве с Фаустами. Красивая, правда? – И он сунул медальон с портретом Альбусу под нос, и тот увидел прядь тёмных волос, свернувшуюся внутри, поверх эмалевого портрета девушки с капризным кукольным личиком. Она улыбнулась и встряхнула кудряшками. Он и не подозревал, что у Геллерта есть невеста. Ему даже в голову не приходило, что у Геллерта может быть невеста.
– Да, – выдавил из себя Альбус, сам не понимая, что говорит. – Да. Очень.
– Перед отъездом я дал ей слово, она так плакала, бедняжка, что я просто не знал, как её утешить. Мы поженимся на следующий Хэллоуин. Родители, правда, будут в бешенстве, я ведь не сказал им о помолвке, но что-нибудь придумаем. Эй, ты что скис? Твоя... она, ну, что, у вас с ней всё не очень хорошо? Или она... ну, это...
– Что «это»?
– Вот! – обрадовался Геллерт. – Это будет вторая половина подарка. Сегодня вечером... – Вид у Геллерта стал донельзя загадочный. – Вернее, ночью... Мы сделаем из тебя мужчину, мой друг! Вот! – и он полез двумя пальцами в нагрудный карман сюртука и, эффектным жестом выдернув оттуда визитную карточку, перебросил её Альбусу.
На белой, пахнущей духами карточке было напечатано золотыми буквами: «Приют одиноких лилий, жаждущих росы».
– Это что?
– Это дом свиданий, а проще говоря, бордель! – заговорщицки прошептал Геллерт, косясь на дверь в гостиную. – Самый дорогой бордель Вены! Сегодня любая девушка – твоя! Я плачу. Так что если твоя... она... ну, не хочет до свадьбы... Фанни, кстати, не захотела, и правильно. Я бы сомневался в ней, если бы она так легко согласилась, но всё равно упрашивал её. Поэтому я приобретаю опыт с другими девушками, с теми, на которых не женятся. Ты же понимаешь, что это ровным счётом ничего не значит. Я обожаю Фанни и как честный человек женюсь на ней, но… А эта, твоя… Она думает, ты хочешь на ней жениться? Или ты не хочешь? Наплюй! Я дарю тебе лучший способ развеяться!
Альбус вдруг почувствовал, что от трескучей болтовни Геллерта у него зазвенело в ушах. Неужели раньше это совсем не раздражало, а казалось таким… Милым?
– Нет у меня никакой девушки, – перебил его Альбус.
Геллерт изумился и на секунду замолчал.
– А чего же...
– Это не девушка.
– Э... – соображал Геллерт. – А... Что, она вейла? Или русалка? Они же страшные! – Он засмеялся. – И куда их...
– Мне кажется, что это… один парень, – сказал Альбус, глядя в чашу Омута Памяти. Хуже уже всё равно не будет.
Он как будто закрыл глаза и шагнул с обрыва. Стало тихо.
– Не понимаю, – сказал Геллерт осторожно. – Что – парень?
Альбусу показалось, что он падает с обрыва и в ушах его свистит ветер. Он чувствовал, как горят щёки.
– Нет никакой девушки. Мне нравится один парень, – сказал он и, наконец, посмотрел на Геллерта. Прямо, честно. Так, что он мог бы понять. Если бы захотел.
Лицо лучшего друга в эти несколько мгновений Альбус Дамблдор запомнил на всю жизнь. Оно было очень выразительное, и сначала оно выразило ни с чем не сравнимое изумление – всё равно, как если бы Альбус на его глазах вдруг превратился, например, в... жабу. А потом – такое огромное отвращение, как если бы эта жаба, рогатая, истекающая вонючей фиолетовой слизью, вдруг попыталась его, Геллерта, поцеловать.
– Ты это серьёзно? Ты что, извращенец? – спросил Геллерт, и Альбус понял, что мог бы рассказать Асфоделус Хоуплесс о том, что такое настоящее страдание.
– Да, – просто ответил он, глядя в глаза Геллерту. – Наверное.
– Э... – сказал Геллерт и отступил. – Ну... Ты знаешь, я слышал, сейчас это лечат.
Асфоделус Хоуплесс уже могла бы брать у Альбуса уроки.
– Спасибо за подарок. – Он с трудом сдержался, чтобы не... А впрочем, что он мог сделать?
– А... – сказал Геллерт. – Да. Ну, я тогда пойду. Увидимся завтра. – Он даже не пытался скрыть ни брезгливости, ни разочарования от того, что тот, кого он считал лучшим другом, оказался извращенцем. В идеальном, как золотой кулон на шее, плане и мире Геллерта точно не было места таким, как Альбус.
И он ушёл. Альбус посмотрел на закрывшуюся за ним дверь и сел на пол. Шоколадные конфеты, марципаны и леденцы висели в дюйме от пола, сложившись в надпись «С днем рождения!». Альбус подумал, взял лимонную дольку, которая изображала точку у восклицательного знака, и положил в рот. Потом тихо вздохнул, поднёс палочку к виску, отделил от головы тонкую, серебристо-белую извивающуюся ленту, сотканную из неизвестного вещества, осторожно, унимая дрожь в руках, обернул её несколько раз вокруг палочки и поместил в Омут Памяти первое воспоминание.
Отправлено: 05.11.10 11:54. Заголовок: *** Дом, где жил ме..
***
Дом, где жил месье Николас Фламель, великий маг, прославленный алхимик и создатель философского камня, со своей женой, мадам Перенеллой, стоял на берегу реки. Его окружал сад, где мадам Перенелла выращивала розы, гладиолусы и георгины. Здесь было изумительно уютно: на стенах, оклеенных весёлыми обоями в цветочек, висели картины, на диванах лежали вышитые подушки, а на комодах – вязаные салфетки. Даже в лаборатории месье Фламеля всегда царил порядок, пыль была протёрта, а на всех колбах с эликсирами и зельями красовались аккуратные разноцветные ярлычки с названиями. Мадам Фламель даже колбы расписала красками для стекла, изобразив сцены из жизни знаменитых магов, цветы и плоды. Она была не слишком талантливой художницей, поэтому некоторые изображения выглядели весьма забавно, но это было очень трогательно.
Фламели жили довольно уединенно, но их часто навещал кто-нибудь из многочисленных родственников: праправнуков, двоюродных внучатых прапраправнучек, семиюродных правнучатых племянников и прочих. Как-никак, почтенный алхимик с супругой жили на свете седьмой век, а за это время можно было обзавестись большой семьёй!
Погожим майским днём 1945 года их уединение нарушило письмо от Альбуса Дамблдора, ученика, коллеги и просто доброго друга Николаса Фламеля. В письме победитель знаменитого тёмного мага Гриндельвальда просил о встрече, ему необходимо было обсудить с наставником одно очень важное дело.
Фламель прочитал послание после обеда и сказал жене:
– Альбус Дамблдор хочет навестить нас завтра.
Мадам Фламель, сидевшая напротив мужа с вязанием в руках, улыбнулась:
– Я буду очень рада его видеть. Такой славный, воспитанный мальчик. Как думаешь, что лучше для вас испечь, плюшки или пирог с вишней? Пожалуй, сделаю и то и другое.
– Спасибо, родная. Напишу, что мы ждём его к завтраку.
Утром следующего дня Альбус Дамблдор шагнул из камина на пол гостиной, покрытый пушистым турецким ковром. В руке он держал букет голубых роз для мадам Фламель.
– Рад вас видеть, дружище! – воскликнул Фламель, обнимая его.
– Дивные цветы, Альбус, мерси, – мадам Перенелла вдохнула тонкий аромат и протянула пухлую ухоженную ладонь для поцелуя.
Супруги Фламель принимали эликсир бессмертия каждую неделю: в воскресенье утром мадам Перенелла неизменно доставала из буфета большую бутыль тёмного стекла и добавляла в чай по столовой ложке светящейся голубой жидкости. Поэтому Николасу Фламелю – невысокому, худощавому, весьма разговорчивому и несколько экспрессивному человеку с пышными седыми волосами, всегда стоявшими дыбом, на вид никак нельзя было дать его шестьсот двадцать лет. Да и его супруга, кругленькая пожилая дама, удивительно милая и уютная, обожавшая пёстрые платья с множеством оборочек и несколько экстравагантные шляпки, – никак не выглядела родившейся в четырнадцатом веке, хотя и была всего на семь лет моложе мужа.
Сначала мадам Фламель поила их чаем с клубничным вареньем и угощала плюшками. Альбус нахваливал и то, и другое, с аппетитом закусывал и не торопился переходить к делу. Он вынул из-за пояса футляр с волшебной палочкой, положил перед собой на стол и иногда рассеянно барабанил по нему ногтями, слушая рассуждения Фламеля о философии бессмертия.
Квадраты солнечного света выделялись на белоснежной накрахмаленной скатерти. Сияло начищенное столовое серебро. Вокруг было так много статуэток, безделушек, цветов в горшках и вазах, ковриков и корзинок с вязанием, что просторная гостиная казалась тесноватой.
На стенах в рамках висели портреты и фотографии многочисленных ныне живущих потомков Фламелей. Мадам Перенелла с удовольствием и гордостью перечисляла их, называя по именам, и рассказывала, чем они занимаются и как у них дела.
Альбус Дамблдор заинтересованно кивал головой:
– Разумеется. Какая красивая девочка! Чудесные малыши! Отличная карьера для достойного молодого человека! Передайте ему мои наилучшие пожелания.
– ...А это наша Вивиана, вот её свадьба. Я вышивала ей платье, а эта девчонка, представляете, два месяца морочила мне голову, выбирая цвет! То кремовое, то золотистое... Белый цвет, видите ли, ей не идёт!..
– Перенелла, дорогая, – осторожно начал Николас, и жена поняла его с полуслова.
– Ах да, – спохватилась мадам Фламель. – Мне давно пора пойти и проверить, как там розы, – она лукаво улыбнулась. – Всё секреты, секреты... Может быть, хотите пирога с вишней? Это гораздо интереснее!
– Дорогая мадам Фламель, – прочувствованно сказал Дамблдор и хлопнул себя по животу, – ваши чудные плюшки настоятельно дают понять, что для пирога с вишней уже не осталось места.
– Ну, – засмеялась Перенелла, поднимаясь с дивана, – может быть, через полчасика вы передумаете?
Она вышла и плотно закрыла за собой дверь. Николас Фламель проводил жену влюбленными глазами, вздохнул и обернулся.
– Итак, – сказал он, – что за таинственное дело вас ко мне привело?
– Это в самом деле таинственное дело. Вот, – Дамблдор взял со стола футляр с палочкой и раскрыл.
– Ох, – только и вымолвил Фламель. – Ох, Мерлин всемогущий!
– Вы знаете, что это такое, ведь так?
– Вы ведь не хотите оскорбить меня подозрением в невежестве, Альбус?
– Что вы, Николас... Я пришёл за советом.
– Дайте угадаю… Жезл Судьбы достался вам в качестве трофея. И чего вы хотите от меня?
– Я не знаю, что с ним делать, – честно признался Альбус Дамблдор. – Я мог бы... Вы великий маг, Николас, и я бесконечно уважаю ваше мнение и опыт. Кроме того, вы мой друг, а мне просто необходимо кому-то довериться. Словом, что бы вы мне посоветовали?
Фламель загадочно улыбнулся:
– Вы будете смеяться, – он взял с расписного блюда румяную плюшку. – Лет десять назад Геллерт Гриндельвальд предлагал мне союз. Старшая палочка и философский камень. Он уговаривал меня править миром вместе с ним.
– Всё, что я знаю о вас, друг мой, подсказывает, что вы отказались.
– Да, – просто сказал Фламель. – Я не хочу править миром, а власть не делится на два. Это во-первых. А во-вторых... Мне шестьсот двадцать лет. Как вы думаете, дорогой Альбус, почему я ещё жив?
– Вы создали философский камень... – начал Дамблдор и замолчал, вопросительно глядя на Фламеля.
Тот положил обратно плюшку, которую в рассеянности так и не надкусил, и поднялся.
– Идёмте, я вам кое-что покажу.
Он подвёл гостя к двери в соседнюю комнату и повернул узорчатую ручку. Дверь открылась. В большой комнате царил торжественный и печальный полумрак. Тёмно-лиловые портьеры были опущены, стены обиты серым шёлком, расписанным букетами увядающих роз, и отовсюду на Альбуса смотрели фотографии и портреты в чёрных траурных рамках или перевязанные траурными лентами.
– Перенелла показала вам тех, кто жив. Здесь те, кто умер.
Потрясённый Дамблдор молча глядел на портреты. Вот юноша в парадных рыцарских доспехах. Мальчик с длинными локонами, в камзоле с кружевным воротником. Женщины в старинных платьях с пышными юбками и тяжёлыми рукавами, мужчины в длинноносых туфлях с бантами.. Стоя рядом с сухоньким Фламелем или расхваливая стряпню его жены, Дамблдор, конечно, помнил об их возрасте – и всё же только теперь он как следует прочувствовал, что говорит с человеком, рождённым ещё до Войны гоблинов. Вся история прошедших шести веков предстала перед его глазами: здесь были неумелые портреты позднего средневековья, реалистическая живопись Возрождения, пышная вычурность восемнадцатого века...
– Вот это наш первенец, – Фламель показал на портрет молодого мага с властным лицом. – Филипп. Он замышлял заговор против короля Франции, а лучший друг вонзил ему нож в спину. А это наш второй сын, Робер. Жена превратила его в каменную горгулью на соборе, а потом убедила рабочих-магглов сбросить статую вниз. А это Эркюль, наш любимый внук. Он пытался напасть на Гринготтс, чтобы на всё тамошнее золото купить себе армию драконов. А это наша шестая дочь, Жанна...
– Кажется, я понимаю вас, Николас. Ни во что не вмешиваться и ничего не хотеть – вот ваш выбор?
– Не хотеть слишком многого. Люди, и маги, и магглы, часто невоздержанны в желаниях. А те, кто хочет слишком многого, долго не живут. Я никогда не искал ни власти, ни славы. Я всегда был счастлив с Перенеллой. У меня были зелья, реторты и перегонные кубы, я писал свои трактаты... А жена поддерживала меня во всём, заботилась о доме и детях. Вы не представляете, Альбус, она до сих пор вышивает на носовых платках мои инициалы, хотя это давно вышло из моды, и каждое утро приносит в нашу спальню свежие цветы. А ещё варит лучший в мире горячий шоколад, – Николас говорил о ней с такой нежностью, что у Альбуса Дамблдора защемило сердце. – Но наши дети... И наши внуки. И наши правнуки. Поймите, мой мальчик, эликсир бессмертия не защищает от насильственной смерти и не воскрешает мёртвых. Мои дети могли бы жить вечно, пока философский камень принадлежит нашей семье. Но в каждом поколении был кто-нибудь, и не один, кто мечтал стать королём магглов, или захватить власть над всеми магами, или... ещё что-нибудь. Вот эта моя пра... праправнучка... – он указал на портрет молодой женщины в старинном головном уборе, – словом, вот эта барышня ухитрилась стать королевой Англии. Четыреста лет назад околдовала семью знатных магглов, и они считали её своей дочерью. Потом опоила короля любовным эликсиром, и он женился на ней. Большой вышел скандал. – Фламель покачал головой. – И что же? Король догадался, что она ведьма, и приказал отрубить ей голову. А вот этот юноша... – Фламель замолчал и махнул рукой. – Я прожил шестьсот двадцать лет потому, что вёл тихую домашнюю жизнь. Я никому не мешал. Никто не хотел меня убить. Я отверг десятки заманчивых предложений от сильных мира сего и учил тому же моих детей. Как вы думаете, что они мне отвечали? Конечно, все они говорили, что я – старый трусливый зануда! И где они теперь?
– Возможно, вы правы, Николас.
– Когда я встретил Перенеллу... Знаете, Альбус, она будит меня по утрам, ласково гладя по голове. Всё детство меня хватали за плечо и трясли. Мерлин, это было ужасно. И только Перенелла... А потом она стала по утрам приносить нашего сына, чтобы он поздоровался со мной. Да, Филиппа, – Фламель грустно кивнул на безмолвный вопрос Альбуса. – Но у моей жены всегда было слабое здоровье. Больше всего на свете я боялся, что Перенелла покинет меня. Я не представлял жизни без неё. Однажды она тяжело заболела, и я... Я работал днями и ночами. Я создал философский камень не для того, чтобы прославиться, разбогатеть или захватить власть над миром, а ради моей возлюбленной. Чтобы всегда мирно жить с ней и нашими детьми, заниматься любимым делом, а она согласилась разделить со мной бессмертие. Альбус, мой юный друг, ваша новая палочка безопасна, если разжигать ею огонь в камине и подзывать домашние туфли. И это лучшее, что вы можете сделать. Как только вы попытаетесь... Эта вещь сожрёт вас. Вы поймёте свою силу, и жажда власти испепелит душу. Я знаю, о чём говорю. Так случилось с Гриндельвальдом, и не только с ним.
– С Гриндельвальдом это случилось гораздо раньше.
Фламель пристально посмотрел на него:
– Вы понимаете меня, Альбус. И знаете, я рад, что Бузинная палочка выбрала вас. Я верю, что вам хватит мудрости и милосердия не совершить ничего такого, чего нельзя исправить. Но ни за что не хотел бы оказаться на вашем месте. Пойдёмте, – он мягко взял своего ученика под руку и вывел обратно в гостиную. – Мы почти не пользуемся этой комнатой. Сами понимаете... Всё это слишком печально. Перенелла иногда заходит сюда... погрустить.
– Благодарю вас, Николас, – задумчиво произнёс Альбус, пряча Старшую палочку обратно в футляр. – Вы помогли мне принять трудное решение. А теперь, пожалуй, я вас покину. Передайте мои наилучшие пожелания мадам Фламель и вишнёвому пирогу.
С этими словами он пожал наставнику руку, бросил в камин щепотку волшебного порошка и шагнул в зелёное пламя.
В этот день Альбус Дамблдор долго сидел в саду возле своего старого домика в Годриковой лощине. Скамейка стояла у крохотного пруда, заросшего ряской и кувшинками, а на воде плясали солнечные огоньки. Он вертел в руках Бузинную палочку, изучая все шероховатости дерева, и вспоминал о поединке. Его не назвали бы интересным даже в провинциальном дуэльном клубе. Альбус применил одно-единственное разоружающее заклятие, а Геллерт и не думал сопротивляться. И когда всё уже было кончено, он, смеясь низким злым смехом, в котором не было никакого веселья, сам протянул ему, новому хозяину, Жезл Судьбы. И если Альбусу когда-либо доводилось слышать смех Мерлина, то это был именно он.
Взмахнув палочкой, он прошептал заклинание, от которого по спокойной воде разбежались круги и линии, будто невидимый художник рисовал невидимой кистью, как ребёнок пальцем на мокром песке, – и на глади пруда появилось лицо юного Геллерта Гриндельвальда, а через мгновение расплылось и исчезло без следа.
Отправлено: 05.11.10 11:55. Заголовок: *** После первого р..
***
После первого разговора Альбус долго не появлялся в созданной им тюрьме-ловушке, но его незримое присутствие Геллерт ощущал каждый день. Невидимая рука то экспериментировала с интерьером, меняя отделку коттеджа, занавески, скатерти и другие мелочи, то выпускала в пруд уток, то аккуратно развешивала в шифоньере новую одежду, то перестраивала террасу в веранду (и наоборот) и каждый день не забывала перевернуть страницу перекидного календаря в кабинете. Где-то через месяц заточения на журнальном столике стали появляться газеты и журналы, всегда вчерашние, прочитанные самим Альбусом и с пометками на полях.
Геллерт отмечал каждое новшество смачными ругательствами, несколько раз безуспешно выкидывал в корзину для мусора перекидной календарь, потратил полдня на то, чтобы изловить в пруду уток и свернуть им шеи, но перед газетами не устоял.
«Дождался, пока утихнет шум, мерзавец деликатный», – с яростью думал он, жадно читая «Ежедневный пророк» и «Венский колдовской вальс». Фанни дала интервью, что ни в чём его не винит, и уехала в Австралию. Нурменгард остался на прежнем месте. Его бывшие соратники увлечённо сажали туда друг друга, публично каялись, отрекались, путались в вязкой лицемерной лжи и клялись, что он их околдовал. Его старшего сына убил какой-то проходимец, уверявший судей, что принял Густава Гриндельвальда за Геллерта, но больше походило, что причиной был банальный разбой. Мерзавца приговорили к двум годам исправительных работ, и ему назначили поручителя. Дом и состояние конфисковали, чтобы распределить между жертвами «кровавого режима», и устроили вокруг такую отвратительно-грязную обличительную вакханалию, стремясь урвать кусок побольше, что у Геллерта заломило зубы, словно он сгрыз льдинку. Особенно старались те, кого никак нельзя было назвать жертвами. Он читал всё это, и в ушах, казалось, отдавался негромкий холодный издевательский смех. Смех Мерлина в самом чистом виде.
Ещё через месяц они начали разговаривать, когда Геллерт как-то за ужином буркнул, обращаясь в пространство:
– Вина бы хоть раз дал, скупердяй. Или огневиски.
Через несколько минут на столе появилось сразу несколько разных бутылок, видимо, обвинение в жадности кое-кого задело.
– Погоду смени, тоска же зелёная, – сказал Геллерт на следующее утро, мучимый отвратительным похмельем, и к полудню опостылевшее солнечное утро сменилось проливным дождём.
А ещё через пару дней он обнаружил на обеденном столе букет разноцветных полевых цветов в изящной вазе, и это уже ни в какие ворота не лезло.
– Ты совсем охренел, цветы мне дарить?! – взревел Геллерт, вышвыривая ни в чём не повинную вазу в окно. – Я тебе что, баба?!
– Не знал, что ты не любишь цветы, – Альбус появился в гостиной в ярко-синей мантии, отстроченной золотым кантом. – Почему мужчины не могут любить цветы? Я, например, люблю и не вижу в этом ровным счётом ничего позорного. – Он пожал плечами и уселся за стол.
– Кто мужчина? Ты? Да ты паршивый педик! У тебя и женщин-то не было!
– Послушай, Геллерт, мне кажется, всё, что касается моих… предпочтений, мы обсудили давным-давно, и тебе совершенно нечего опасаться, – в голосе отчётливо прозвучали строгие учительские нотки. – Можешь быть спокоен, я не подглядываю, как ты принимаешь ванну.
Геллерта перекосило так, что нетрудно было понять: приди ему в голову такая мысль, он бы вообще перестал мыться.
– Когда всё это закончится, Альбус? Когда мы избавимся друг от друга? – Он неожиданно для самого себя почувствовал ужасную усталость от этой нелепой перепалки.
– Ты же читал газеты и должен понять, что другого выхода у меня нет, и не предлагай мне убить тебя. Во-первых, я всё равно никогда этого не сделаю, особенно теперь, когда ты безоружен и беспомощен, а во-вторых, если бы ты действительно этого хотел, то и сам бы справился.
– Ты как всегда прав, – Геллерт попробовал улыбнуться, но вышло жалко и неубедительно. – Я до сих пор на что-то надеюсь. И слишком люблю жизнь. Но иногда мне кажется, что я сойду здесь с ума.
– Так займись чем-нибудь. Читай книги, слушай музыку. Ты мог бы вернуться к научной деятельности. Я, конечно, не могу дать тебе волшебную палочку, но делать арифмантические расчёты или расшифровывать древние руны можно и так. Напиши мемуары, это было бы поучительно. Неужели нельзя придумать ничего умнее, чем душить уток, которые и не утки вовсе, да швыряться вазами?
– Из чего ты сделал уток, кстати?
– Из бумажных салфеток.
– А почему это проклятое место сжимается, если попробовать выйти за пределы иллюзии? Не честнее ли было наколдовать стены?
– Думаю, ты догадался, что дальше ничего нет, даже великий Мерлин не смог бы трансфигурировать ограниченное пространство в бесконечное. Считай, что это и есть стены. С обоями. Прости, но с моей стороны было бы крайне недальновидным объяснять, как устроена ловушка. Ты великий волшебник, хотя и ухитрился испортить ровным счётом всё, к чему прикасался.
– У меня хотя бы есть жена и дети, болтун ты несчастный! – мрачно возмутился Геллерт. Он сидел напротив, подперев щёку. Широкое гладкое обручальное кольцо было ему явно мало и практически вросло, пережав давно ставший мясистым и грубым безымянный палец. – А кто есть у тебя? Твой убогий братец простил тебя?
– Мой убогий братец оказался разумнее нас с тобой вместе взятых, – Альбус поднялся из-за стола. – До свидания, Геллерт. И всё-таки подумай над моими словами. Займи себя чем-нибудь, ты действительно сходишь с ума.
Он уже открыл дверь, чтобы выйти, но голос Геллерта заставил его остановиться и замереть на полушаге:
– А ведь я знаю, кто из нас двоих убил твою сестру. Только никогда не скажу тебе.
Альбус вздрогнул, точно его вытянули по спине невидимой плетью, но не обернулся, только тихо произнёс, неизвестно к чему:
– Оно сжимается потому, что в механизме есть пружины, – чуть дрожащей от невыносимого напряжения рукой он вынул карманные часы на цепочке, открыл крышку, будто ему непременно нужно было узнать, сколько времени, и исчез. Не успела полуоткрытая дверь вернуться на место, как Геллерта осенило, в каком механизме с пружинами спрятана его ловушка, и мысль, что Альбус Дамблдор носит его в кармане, заставила скрежетать зубами от бессильной ярости. Бессильной? Геллерт Гриндельвальд никогда не сдавался, его неиссякаемому оптимизму и энергии можно было только позавидовать, пока Бузинная палочка не вытянула всё без остатка.
Идея побега всецело завладела Геллертом, почти так же отчаянно и безотчётно, как в своё время мечта найти Дары Смерти. И точно так же, как он толком не знал, что с ними делать, он не задумывался, куда бежать. Он прилежно изучал ловушку, миллиметр за миллиметром, воспроизводил в голове давно позабытый почерк волшебства Альбуса, корпел над книгами по трансфигурации и чарам. Иногда неуёмная энергия сменялась чёрной меланхолией, он напивался и неделями не заходил в кабинет. Дни незаметно складывались в месяцы и годы. Альбус появлялся очень редко, но ни разу не забыл поздравить его с Рождеством или днём рождения. Геллерт же ни разу не поблагодарил его и никогда не интересовался, когда будет их следующая встреча.
Он действительно начал писать, только не покаянные мемуары, а новый план переустройства магической Европы, в котором он, казалось, предусмотрел все прежние ошибки. Он целыми днями просиживал в кабинете у камина, писал, перечёркивал, выкидывал смятые листки в огонь и начинал снова. Был канун Рождества 1956 года, за окнами домика завывала очень убедительная вьюга (погода в ловушке аккуратно менялась согласно календарю), а газеты и журналы, за десять лет почти забывшие о его существовании, пестрели яркими поздравительными картинками и жизнерадостной рекламой новогодних распродаж.
Альбус появился вечером, наколдовал в гостиной рождественскую ель с блестящими гирляндами и поднялся в кабинет.
– С Рождеством, Геллерт, – на журнальном столике между двумя креслами появились большая бутылка медовухи и два стакана, жареный гусь на серебряном блюде и праздничные закуски.
– И тебя, Альбус, будь ты неладен, старый хрыч. – Геллерт вышел из-за письменного стола и сел в кресло. – Ты меня изумляешь. Ты же не в тюрьме, неужели больше совсем некуда себя деть в канун Рождества?
– Ну почему же, вчера в Хогвартсе был чудный праздничный вечер. А здесь я потому, что это тебе совершенно некуда себя деть. – Альбус Дамблдор со слегка виноватой улыбкой отсалютовал ему стаканом и подцепил вилкой кусочек сыра.
– Уж не воображаешь ли ты, будто я рад тебя видеть?!
– Конечно, нет. Но это ничего не меняет. – Альбус беззаботно пожал плечами и подмигнул, а Геллерту нестерпимо захотелось его придушить. – Я рад, что ты нашёл себе дело. Мемуары? – он кивнул в сторону разбросанных по столу свитков.
– Манифест и пара статей. Я подумал, а если их опубликовать, анонимно, разумеется?
– Очень любопытно… Ты позволишь? – Альбус поднялся, подошёл к столу и погрузился в чтение ближайшего свитка. Чем дальше он читал, тем чаще разочарованно качал головой, всё больше мрачнея. – Это никуда не годится, ты же по существу предлагаешь поработить магглов.
– Мы всё равно не сможем с ними договориться, уж это-то я точно знаю. А времена, когда волшебники были сильнее, безвозвратно ушли. Я видел самые крупные сражения этой войны. Мы со своими палочками беззащитны как младенцы против танков и самолётов, их медицина шагнула так далеко, что можно прекрасно обойтись без зелий. Единственное, где мы пока ещё впереди, это контроль разума. Легилименция и подчиняющие чары – наши последние козыри, иначе так и будем прозябать своим маленьким закрытым маргинальным кружком, пока не вымрем! – Глаза Геллерта снова увлеченно блестели.
– Ты ровным счётом ничего не понял, и я бессилен объяснять. Нет, Геллерт, я ни за что не стану в этом участвовать, – Альбус отложил пергамент и взялся за следующий. Геллерт, переполняемый кипучей ненавистью, несколько секунд молча стоял позади, между Альбусом и накрытым столиком, и вдруг резким движением перехватил горлышко почти полной бутылки и со всей силы ударил своего мучителя в затылок. Липкая, сладкая медовуха потекла по рыжим с проседью волосам, смешиваясь с каплями крови, Альбус, теряя сознание, медленно сползал вниз, неловко цепляясь рукой за край стола. В его учёную голову даже прийти не могло, что Геллерт, как последний маггл, нападёт со спины. Очки слетели с крючковатого носа и упали на пол. Его узник, исполненный мрачной решимости, уже давно зревшей внутри, подхватил обмякшее тело, быстро проверил пульс по едва ощутимым толчкам сонной артерии и обшарил карманы мантии. В правом лежали серебряные часы и несколько золотых галлеонов, которыми Геллерт тоже не побрезговал. Он, тяжело дыша, оттащил бесчувственного Альбуса в спальню и опустил на кровать. Тот застонал и пошевелился, как будто пытаясь нащупать что-то под мантией. Геллерт удержал слабую руку и сам нашёл то, что искал Альбус. Бузинную палочку в изящном кожаном чехле на поясе. Ему потребовалось всё мужество, чтобы снова заставить себя прикоснуться к ней.
– Будь ты проклята. Будьте вы оба прокляты, – прорычал он и отвратительно выругался. Он все эти годы лелеял в душе изящный и смелый план побега, а сейчас… Но уже через доли секунды к нему вернулась способность мыслить и действовать, он одним прыжком, удивительно ловким для своего могучего тела, оказался возле платяного шкафа, распахнул дверцы, сгрёб всю одежду и вышвырнул на пол. Потом приподнял стонущего Альбуса, ещё раз на всякий случай ударил его под дых и потащил в шкаф. Тяжёлое непослушное тело цеплялось загнутыми носками туфель за ковёр и дверцы, и ему с большим трудом, лишь привалившись спиной, удалось их закрыть. Геллерт дышал хрипло и прерывисто, по щекам текли капли пота. Старшая палочка почти обжигала ладонь, пульсируя изнутри тёмной могучей силой первозданного хаоса, но Геллерт знал, что у него больше нет над ней власти. Эта вещь не прощала побеждённых. Он собрал в кулак всю волю и произнёс одно-единственное заклинание, убедился, что оно сработало, и отбросил Бузинную палочку на кровать, словно это была змея, в любой момент способная ужалить. А сам нетерпеливо открыл крышку серебряных часов, под которой оказался перламутровый циферблат с дюжиной стрелок. Деления, помимо цифр, указывали «Хогвартс», «Годрикова лощина», «Диагон-Аллея», «Министерство Магии», «Париж»… А ещё «Вена» и «Нурменгард». Разобраться с устройством ловушки не составило труда, и через несколько минут он уже крутил стрелки, устанавливая их на «Вену». В шкафу послышался тяжёлый вздох, потом возня, потом удары изнутри о дверцы.
– Геллерт, выпусти меня отсюда. Я всё равно не верю, что ты намерен меня убить.
– Я не могу. Я так и не научился снимать собственное запирающее заклятие, только увеличил его действие до двадцати четырёх часов.
В шкафу снова послышалась возня и шорохи. По звуку Геллерт догадался, что Альбус проверяет карманы.
– Не трогай её, Геллерт. Заклинаю тебя, пожалуйста, – мольба из шкафа была такой искренней и выстраданной, что Гриндельвальду стало не по себе.
– Я больше никогда к ней не прикоснусь. Мучайся сам. Я всего лишь уйду отсюда, сколько можно жить в кармане у старого педика? Пора сменить декорации, – он рассмеялся, коротко и натужно.
– И куда ты пойдёшь? Я не смогу оставить тебя на свободе, мне придётся снова тебя найти.
– Нет, там, куда я направляюсь, ты до меня не доберёшься, – в наигранно-бодром голосе Геллерта звучало самодовольство. Он окинул прощальным взглядом постылую тюрьму и уже приготовился нажать на круглую серебряную головку карманных часов, но остановился, о чём-то вспомнив:
– Я… На самом деле я не знаю, кто из нас убил Ариану. За все эти годы я так и не понял, что будет для тебя более мучительным: узнать, что ты сделал это собственными руками, или поверить, будто это сделал я. Прощай, Альбус.
Вена встретила его яркими переливами рождественских огней. Гирлянды, фонари, перевитые красными лентами еловые ветви и золотые шары были повсюду. В воздухе пахло праздником и горячей выпечкой. Он прошёлся по знакомым улицам, чувствуя себя заблудившимся привидением, постоял возле ограды своего старого дома, где сейчас размещался комитет помощи жертвам войны, и написал Фанни в Австралию короткое письмо. Отправив его из центрального отделения совиной почты, он пришёл в тот самый «Приют одиноких лилий», где так любил проводить время в юности. Рыжая смешливая грудастая девица и несколько кружек отличного пива – именно так он хотел провести рождественскую ночь уже десять лет. Утром он расплатился, снова достал часы Альбуса и перенёсся в единственное на свете место, где этот поганый извращенец никогда его не достанет. К воротам Нурменгарда.
– Кто вы такой? – В решётчатом окошке в ответ на его настойчивый стук показалась физиономия заспанного тюремщика.
– Геллерт Гриндельвальд, – громко и чётко произнёс он, глядя, как округляются глаза белобрысого парня. – Я пришёл, чтобы сдаться правосудию.
Отправлено: 07.11.10 20:08. Заголовок: Очень странный текст..
Очень странный текст. Неожиданно - не то слово, но не сказала бы, что эта неожиданность здесь хорошо обоснована. Равно как и антислеш - нет, вполне вероятно, что Геллерт ловко водил его за нос, но неужели Альбус повелся бы, видя такое отторжение? Вставка с Фламелем кажется слегка не в тему, извините.
Отправлено: 08.11.10 17:58. Заголовок: Ginger Спасибо за о..
Ginger Спасибо за оценки. Конечно, всё закончилось. Автор очень старался поставить жирную и однозначную точку.
Galadriel Спасибо за отзыв. Только не вполне понятно, что показалось вам неожиданным? *По версии автора Геллерт совершенно искренен и последователен и в своей ориентации, и в гомофобии, и в неприязни к Альбусу.*
Отправлено: 22.11.10 17:46. Заголовок: Гельбус с односторон..
Гельбус с односторонней любовью давно хотелось почитать, но данная реализация скорее не понравилась, прежде всего невыразительными характерами. Геллерт в обоих возрастах производит впечатление закомплексованного мачо, прячущего свои страхи под нарочитой внешней развязанностью (в старшем возрасте – гораздо хуже), Альбус вообще невыразителен, просто фигура, совершающая канонные поступки, хоть и с вывертом. Нет огня и полёта, зато мещанства – хоть отбавляй с кульминацией в образе Фламеля. Недурно, но невкусно. 7/7
Отправлено: 24.11.10 23:46. Заголовок: Фик мне очень понрав..
Фик мне очень понравился. И я рада, что успела прочитать его на излете срока голосования. :) Правда, чего-то мне там не хватало, но не могу понять, чего именно. Зато мне очень понравились характеры, обоснование канонных событий, замысел. В общем, много чего понравилось. Поэтому, чтобы успеть поставить оценки до полуночи :) , я заканчиваю разглагольствовать.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 74
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Автор очень старался поставить жирную и однозначную точку. 
- участник сейчас на форуме
