Отправлено: 13.11.09 17:31. Заголовок: ВС 12: «О важности гвоздей», НЖП/НМП, ГП, СС и другие, PG-13, миди
Задание 12. Авторский фик на свободную тему «Очень важно, чтобы ты понимал это»
Название: О важности гвоздей Автор: meg Бета: Nadalz, Пухоспинка Герои: НЖП/НМП, ГП, СС и другие, джен, гет, пре-слэш Рейтинг: PG-13 Жанр: драма/романс Размер: миди Саммари: «Это и означает быть хаффлпаффцем, милый. Очень важно, чтобы ты понимал это». Дисклаймер: Все права на персонажей и сюжет "Гарри Поттера" принадлежат Дж.К. Роулинг. Автор материальной прибыли не то чтобы не извлекает, но даже и не претендует
Автор благодарит команду Хаффлпафа за поддержку и дружескую помощь
Отправлено: 13.11.09 17:34. Заголовок: Сколько себя помню, ..
Сколько себя помню, у нас все время кто-нибудь ошивался – дня не проходило без гостей, и даже переезд ни на что не повлиял. Разве что прежде гости приходили через камин, а теперь – через дверь, как обычные люди. Обычные – в смысле магглы, не волшебники. То есть, они и были магглами, потому что переехали мы в маггловский поселок и нового адреса никому, кроме родственников, не оставили, а родственники у нас понимающие. На самом деле про магглов мне объяснили уже потом, когда я немного подросла, а тогда я не замечала никакой разницы – жили мы как все. Когда я спросила, почему мы не пользуемся магией, мне сказали – так надо. Это было то самое «так надо», так что я просто кивнула и пошла учить уроки: «как все» включало в себя и школу (тоже обычную, маггловскую), а математика сама к тебе в голову не залезет, будь ты хоть трижды волшебник.
Кроме бытовых условий на новом месте ничего, в сущности, не изменилось – уже через неделю к нам зачастили соседи, потом их знакомые, потом знакомые их знакомых, в общем, все как обычно, только вместо магии у нас теперь было электричество. Мама с папой привыкли к такой жизни не сразу и поначалу все хватались за карманы, хотя палочек там уже не было, они хранились наверху, в спальне. А мне и привыкать не пришлось – я была еще маленькой и все воспринимала как должное.
Коттедж у нас был небольшой, как и все в округе – три спальни, гостиная и кухня. На заднем дворе мама устроила маленький садик – она обожала растения, и те отвечали ей взаимностью, цвели чуть ли не круглый год. Гулять там было одно удовольствие, конечно, если погода была подходящая. А вот если шел дождь, я прямо не знала куда деваться – на кухне заседали мамины гости, в гостиной – папины, и мне приходилось сидеть в своей комнате – скука смертная. Никто меня, конечно, не выгонял – я уже тогда умела становиться почти незаметной и никому не мешала, просто от их разговоров иногда становилось тоскливо, хоть плачь, и я убегала к себе наверх.
Так что когда папа, наконец, выкупил у старика Уэйна его маленький бар и начал принимать своих гостей там, я очень обрадовалась – гостиная оказалась в полном моем распоряжении. Ну, кроме тех моментов, когда кому-то требовалось подождать, пока мама не проводит очередную посетительницу, но такое случалось редко – визиты мама умела распределять виртуозно, и накладок у нее почти не случалось. А если и случались, я не возражала. Гости наши вели себя смирно и на мой бардак не обращали внимания – думали о своем, а если и говорили, то немного; в малых количествах это было вполне выносимо.
Исключением была миссис Хилл – эта женщина всегда вгоняла меня в ступор. Когда она приходила, я тут же начинала все ронять и натыкаться на углы как слепой котенок. Тупела я при ней невероятно – забывала самые простые слова и в ответ на все ее вопросы мямлила что-то невразумительное. Самое странное, смотрела она на меня при этом так, словно лучше этого зрелища ничего на свете не было – улыбалась как крокодил. Но чем-то я ее визиты даже любила – после них мама всегда давала мне что-нибудь вкусненькое и разрешала смотреть телевизор допоздна, хотя по идее все должно было быть наоборот. Я же чувствовала, что она мною гордится, но никак не могла взять в толк, почему.
Первый раз Джимми Дугласа я увидела в начальной школе – в нашем поселке только такая и была. Мне как раз исполнилось пять, а ему, соответственно, девять, он ходил в четвертый класс и был грозой всей школы, несмотря на рост. По росту ему больше семи никто бы не дал – эдакий заморыш, да только этот заморыш держал в страхе всех своих одноклассников, и даже парни постарше опасались с ним связываться. Говорили, он такой же псих, как его папаша, и человека ему зарезать – раз плюнуть. И верно, если дело доходило до драки, в Джимми словно бесы вселялись. У меня была одна книжка со скандинавскими сагами – папа говорил, надо знать свои корни, – и в числе прочего там рассказывалось, кто такие берсерки. Так вот Джимми Дуглас был чистый берсерк. Чем сильнее его били, тем яростней он дрался, остановить его можно было, только облив водой. Ну, или позвав старика Дугласа – при одном звуке его голоса Джимми съеживался, как лопнувший воздушный шарик, и цепенел. Но это только взрослые могли себе позволить, а дети в поселке все до единого знали – нажалуешься на Джимми его папаше, и ты – труп.
Мы как раз возвращались в класс после большой перемены – это был мой второй или третий день в школе, и я старалась держаться позади всех, – когда у меня вдруг страшно зачесались ладони, а ноги сделались словно ватные. Я замешкалась в дверях, и тут же сзади кто-то на меня налетел, да так, что я кубарем покатилась по полу, разодрав колготки. Послышался смех.
– Классно приложил, Джимми.
Я подняла голову. Передо мной стояли два мальчика. Тот, который был повыше, смеялся и показывал на меня пальцем.
– Заткнись, – сказал второй. Потом шагнул вперед, взял меня за шиворот и потянул. – Вставай.
Я кое-как поднялась. Коленки болели неимоверно, а из носа капала кровь. Я всхлипнула и сжала зубы. Реветь при всех было стыдно, хотя и очень хотелось.
– Ты кто такая? – сердито спросил Джимми.
Я молчала, изо всех сил сдерживая слезы – знала, что если открою рот, точно разревусь.
Джимми обернулся на моих жавшихся у стены одноклассников. Те отшатнулись, словно в них плеснули кипятком. Джимми нахмурился.
– Это Холи Брок, – пискнул Мэттью Вуд, мой сосед по парте.
– Черт, – выругался Джимми.
Второй мальчик посмотрел на него с удивлением.
– Ее папаша единственный в округе наливает в кредит, – объяснил Джимми. – Если мой старик узнает, что я расквасил нос девчонке Броков, он меня живым в землю зароет.
– Что здесь происходит? – Мисс Лейн, наша учительница, вышла посмотреть, почему мы не заходим в класс. – Бог мой, Холи, что случилось?
Тут я перестала сдерживаться и заревела на весь коридор. Джимми попятился. Мисс Лейн отработанным движением сцапала его за плечо.
– Дуглас, ну конечно! Кто же еще. Холи, детка, что он сделал? Он тебя толкнул?
В тот же момент ладони зачесались так, что я взвыла.
– Нет? – поразилась мисс Лейн.
Оказалось, я вовсю мотаю головой.
Вокруг зашушукались. Джимми дернул плечом. Мисс Лейн убрала руку. Кажется, она смутилась.
– Извини.
Джимми зыркнул на меня исподлобья и, растолкав толпу, двинулся прочь.
Мисс Лейн отвела меня в медпункт и держала за руку, пока мне обрабатывали коленки. Это было кстати, потому что йода до этого момента я в глаза не видела и не представляла, что такая гадость бывает на свете. Когда экзекуция закончилась, мисс Лейн спросила, не хочу ли я домой. Я ответила, что нет, потому что мне хочется дослушать историю, которую она читала нам на уроке, только мне стыдно из-за рваных колготок. Мисс Лейн улыбнулась и сказала, что ничего страшного – на улице еще тепло, и колготки можно снять.
Когда мы вернулись в класс, и я села на свое место, Мэттью тихонько ткнул меня локтем в бок. Я скосила на него глаза.
– Жвачку будешь? – шепотом спросил он.
Я кивнула.
Увидав мои коленки, мама заохала и потащила меня наверх. Я знала, что она будет делать – помашет надо мной палочкой и отправит восвояси, как бывало всегда, когда я падала или жаловалась, что у меня что-то болит. Но в этот раз все вышло по-другому.
– Что у тебя с руками? – как-то напряженно спросила мама. – Покажи.
Я показала. Ладони были чуть припухшие – я их здорово расчесала тогда в коридоре, – но ничуть меня не беспокоили. Я бы про них даже не вспомнила, не спроси меня мама. Я попыталась рассказать, как было дело, но она не дослушала – схватила меня в охапку и принялась кружиться по комнате, распевая во все горло песню про каких-то Марфиных детей (1).
Я перепугалась. Мама у меня обычно очень спокойная и говорит всегда как-то подчеркнуто негромко – так, что даже самые шумные наши гости поневоле снижают голос и начинают ее слушать, поэтому мне стало здорово не по себе, когда она так разошлась. Но оказалось, ничего страшного не случилось – мама объяснила мне, что они с папой почему-то очень ждали, когда у меня начнут чесаться ладошки, и теперь она просто счастлива. И добавила, что говорить об этом никому не надо, потому что дело это семейное, и чужим о нем знать не положено.
Я немного подумала и поинтересовалась, значит ли это, что у них с папой тоже чешутся ладони, и она ответила – да. И у нее, и у папы, и у всех наших родственников – и местных, и шведских; а еще у тех, кто учился с ней и папой на одном факультете в Хогвартсе. И что, когда придет время, я сама пойму, что к чему, а пока чем меньше я об этом задумываюсь, тем лучше для окружающих. Причем тут окружающие я не поняла, но спорить не стала, потому что в этот момент мама достала из шкафа красивый замшевый футляр и торжественно его мне вручила. В футляре лежали маленькие позолоченные ножницы с загнутыми кончиками. Мама сказала, что это семейная реликвия, и я должна ее беречь. Ножницы были волшебные – ногти, подстриженные ими, не отрастали в течение месяца. Как выяснилось, теперь я должна стричь ногти очень коротко, чтобы нечаянно не расчесать ладони, когда они снова начнут зудеть. Я посмотрела на мамины ногти. Они были острижены под корень.
Потом мама позвонила папе и попросила его прийти с работы пораньше, объяснив, в чем дело. Через полчаса папа примчался с огромным тортом и с порога объявил, что мне теперь официально разрешается не ложиться спать до одиннадцати. Я так и завизжала от радости – уже тогда я была жуткой «совой» и терпеть не могла отправляться в кровать в девять вечера. Тем более, что училась я во вторую смену, и особой необходимости в этом не было. Папа засмеялся и назвал меня «своей барсучишкой». Я уже знала, что означает наша фамилия – мисс Лейн объяснила нам это в первый день, когда кто-то начал надо мной смеяться (2), – и решила, что он имеет в виду именно это, но оказалось – не только. Оказалось, что барсук, как и сова, – животное ночное и при этом – символ моего будущего факультета, так что назвать меня «барсучишкой» у него было целых три причины.
После ужина папа посадил меня на диван и попросил подробно рассказать, что случилось.
Когда я закончила, он вопросительно посмотрел на маму.
– Джимми Дуглас?
Мама развела руками.
– Мда, – протянул папа. – Ну что ж. Посмотрим, что из этого выйдет.
Я опять ничего не поняла, но папа велел не забивать себе этим голову – мол, так будет лучше для всех. Где-то я это уже слышала.
– Главное, барсучишка, запомни, – папа поднял палец, и я навострила уши – он всегда так делал, когда собирался сказать что-то действительно важное. – Когда у тебя снова зачешутся ладошки, тебе может захотеться сделать что-нибудь… странное. Заорать во все горло, или разорвать любимую книжку, или укусить кого-нибудь за попу…
Тут я не выдержала и рассмеялась.
– Да-да, – подтвердил папа, – даже это. В общем, если тебе захочется что-то такое сделать – не пугайся, а главное – не сдерживайся.
– То есть, если мне захочется укусить миссис Хилл… – в полном восторге начала я.
– Кусай, что есть силы, – абсолютно серьезно закончила мама. – И не думай о последствиях. Но только, если чешутся ладошки.
Нужно ли говорить, что следующего визита миссис Хилл я ждала как манны небесной, надеясь… нет, кусать мне ее, конечно не хотелось, но, к примеру, опрокинуть на нее молочник я была бы очень не прочь. В действительности же все вышло иначе.
Учиться мне всегда нравилось, и я уже привыкла получать хорошие оценки, поэтому никак не могла понять, почему в тот день у меня ни с того ни с сего отнялся язык. Прямо у доски, представляете?
– Что с тобой, Холи? – удивилась мисс Лейн. – Ты хорошо себя чувствуешь?
Естественно, я замотала головой, но увы – как и в тот раз с Джимми, оказалось, что я делаю нечто совершенно противоположное, а именно – киваю.
– Тогда отвечай.
Я бы с радостью послушалась, но проклятый язык словно прилип к гортани.
– Ты что, не выучила урок? – нахмурилась мисс Лейн.
И опять повторилась та же история.
– Что ж, – вздохнула учительница. – Первый раз прощается. Но больше так не делай.
Я вернулась за парту с пунцовыми щеками, и Мэттью пришлось хорошенько меня ущипнуть, «чтобы взбодрить», как он выразился. Для него такое мычание у доски было обычным делом, хотя контрольные он писал хорошо, как и домашние задания, и только поэтому мисс Лейн была к нему снисходительна – считала, что у него «боязнь сцены» и он стесняется отвечать перед одноклассниками. «Боязнь сцены», как бы не так! Слышала бы она, какие он закатывал спектакли, когда мы гурьбой возвращались из школы – закачаешься. Контрольные же с домашними заданиями он попросту списывал у меня. Я не возражала. Пол Харрис, наш лучший ученик, как-то попытался выспросить, не обидно ли мне получать за мои же работы оценки хуже, чем у Вуда, а я никак не могла понять, почему мне должно быть обидно – что от меня, убудет, что ли? Так он и отошел не солоно хлебавши, а потом попытался наябедничать на Мэттью мисс Лейн, да только та ему не поверила. Еще бы – ведь она первым делом спросила об этом у меня, а я сделала вид, что понятия не имею, о чем она толкует, и только попросила нас не рассаживать, потому что, мол, Вуд иногда помогает мне готовиться к урокам. После этого у Харриса не было никаких шансов, да и Мэттью при случае пригрозил ему «своротить нос на сторону, чтобы не совал его в чужие дела», и Пол от нас отстал. После этого все пошло своим чередом – я готовилась к урокам, а Мэттью мычал у доски. Никогда не думала, что окажусь на его месте.
Нужно ли говорить, что к следующему уроку я готовилась так, что ночью меня разбуди – оттарабаню тот стишок без запинки. И что же вы думаете? Дурацкий язык опять прилип.
Мисс Лейн поджала губы и велела мне идти на место. После занятий она подозвала меня к себе и написала моей маме записку, велев передать ее сразу же, как приду из школы.
Домой я вернулась, глотая слезы, и с уже порога начала реветь – так мне было обидно. Ведь стоило мне выйти из класса, как дар речи ко мне вернулся, и я могла рассказать это чертово стихотворение хоть двадцать раз подряд.
– Что случилось, Холи? – спросила меня мама неестественно строгим голосом, и я увидела в гостиной миссис Хилл. Та смотрела на меня с жадным любопытством.
Я попыталась объяснить, в чем дело, но толком сделать этого не смогла – присутствие мисс Хилл подействовало как всегда отупляюще. Я пробубнила что-то невнятное и протянула ей записку. Мама пробежала ее глазами и вздохнула с такой обреченностью, словно получала такие послания каждый день.
– Ну вот, опять, – скорбно проговорила она, вводя меня этими словами уже в полный ступор, и протянула записку миссис Хилл. Та чуть ли не выхватила несчастную бумажку у нее из рук и с ликованием в нее вперилась.
– Иди в свою комнату, Холи, – сурово велела мне мама, и я поковыляла к лестнице.
– И это в третий раз за неделю, – всхлипнула мама, заставив меня споткнуться. Я обернулась к ней с круглыми глазами, и тут она мне подмигнула – так, чтобы миссис Хилл ничего не заметила, – и я поняла, что все в порядке, и с ума никто не сошел. Просто моей маме зачем-то надо было, чтобы ее гостья думала, что я плохо учусь, вот она и устроила этот спектакль. Успокоенная, я поднялась в свою комнату и стала ждать, когда мама освободится и все мне объяснит. Дверь я закрывать не стала, и мне было прекрасно слышно, как миссис Хилл внизу вовсю утешает мою якобы расстроенную маму, а та расписывает ей, какая я бездарная и как ей за меня стыдно, потому что я, мол, до сих пор не могу запомнить буквы, а ведь мне уже почти шесть. Я только глаза расширила, как это ловко у нее получается и порадовалась, что миссис Хилл никогда не была в моей комнате – вот бы она удивилась, увидев мой книжный шкаф. Правда, можно было бы наврать, что мне читают родители, хотя я уже давным-давно делала это сама.
Наконец, наша гостья удалилась, и мама позвала меня обедать. Поставив передо мной тарелку супа, она села напротив, устало откинувшись на спинку стула, и вытерла пот со лба.
– Уфф, – выдохнула она. – Ну и сложная же гостья.
А потом рассказала, что дочь миссис Хилл Хелен – девочка чуть постарше меня – страдает задержкой в развитии и к семи годам только кое-как выучила алфавит. И что эта самая Хелен к тому же ужасно неловкая – постоянно все роняет и проливает, бьет посуду и запинается обо все углы. И что для ее матери это очень тяжело, потому что она женщина гордая, и ей обидно осознавать, что она чем-то хуже других. Так что иногда ей просто необходимо видеть, что у кого-то дела в этом плане еще хуже, и чувствовать себя на высоте. Поэтому очень хорошо, что я при ней все роняю и запинаюсь – она от этого успокаивается и делается гораздо добрей, и дочку свою лишний раз не цукает, а это идет той на пользу. И чтобы я не пугалась своего внезапного тупоумия – это проявляет себя наш семейный дар, и они с папой очень мной гордятся, ведь уже в таком возрасте я помогаю маме с ее самыми тяжелыми гостями.
Тут я вспомнила, почему так ждала миссис Хилл, и с разочарованием посмотрела на свои ладошки. Мама проследила за моим взглядом и объяснила, что ладошки у таких, как мы, чешутся только в очень важных случаях. Это как сигнал – сдерживаться нельзя. Потому что на самом деле с возрастом люди учатся контролировать свои порывы, в том числе и «желание странного».
– То есть я могла бы и не мычать сегодня у доски? – с упреком спросила я.
– Если бы хорошенько сосредоточилась – могла бы, – подтвердила мама. – Но ведь тогда бы я не смогла показать твою записку миссис Хилл, правильно?
– Ну и что?
– А то, что ты одной плохой оценкой осчастливила сегодня сразу двух людей. Разве оно того не стоило?
Я задумалась. До миссис Хилл мне не было никакого дела, а вот Хелен было жалко – во время этих визитов я всякий раз как бы оказывалась ненадолго в ее шкуре и примерно представляла, что она чувствует. И если после каждого своего к нам визита мать становилась к ней добрее…
– Стоило, – вынуждена была признать я. – Но мне было так стыдно…
– Я понимаю, – вздохнула мама. – Мы все через это прошли, можешь мне поверить. Просто помни, что в жизни есть гораздо более важные вещи, чем репутация.
Я не поняла.
– Репу… что?
– То, что о тебе думают другие, – пояснила мама. – Куда важнее то, что ты знаешь о себе сам. А мы с папой всегда тебя поймем и поддержим. Кстати, – весело прищурилась она, – можешь мне сказать, почему тебе было стыдно?
– Ну… мисс Лейн, она… ну… не ожидала от меня такого.
– И тебе стыдно, что ты не оправдала ее ожиданий?
– Ну… наверное.
– А перед классом тебе не было стыдно? Что ты вроде бы получилась такая дурочка – простой стишок выучить не можешь?
Я захлопала глазами. Об этом я даже не подумала.
– Нет, – честно ответила я. – При чем тут класс?
– Вот поэтому ты и будешь учиться в Хаффлпаффе, – довольно сообщила мама. – И знаешь что?
– Что?
Мама приподнялась со стула и чмокнула меня в макушку.
– Я безумно тобой горжусь. А теперь жуй, пока не остыло.
И я принялась жевать.
Теперь, когда мама объяснила мне, в чем соль, жить стало с одной стороны проще, а с другой – труднее. Проще потому, что я перестала удивляться и пугаться, когда на меня, по выражению Мэттью, «находило» (хотя это случалось не так уж и часто), а труднее потому, что к концу учебного года я таки научилась сдерживаться. Это оказалось совсем несложно – вроде как вовремя схватить себя за нос, когда хочется чихнуть, а чихать ни в коем случае нельзя, как, например, в церкви во время проповеди. Получается такой «внутренний чих», и наружу ничего не выходит. Казалось бы, живи да радуйся – можно не мычать у доски, не прыгать в новых ботинках прямо в лужу, не врать нашей соседке, что мама с папой спят в разных спальнях и не выкидывать в канаву зонт, который мне буквально на днях подарили на день рождения. В общем, не делать всего того, что я делала – зачастую себе во вред. Вот только каждый раз, когда я шла к доске, думая на этот раз сдержаться, я вспоминала о Хелен и принималась мычать. Потому что знала – мне же будет хуже, проверено. Я как-то раз пересилила себя и получила хорошую оценку, хотя чувствовала, что сегодня «день миссис Хилл». Не то, что мне это было сильно нужно, просто хотелось посмотреть – сумею или нет. Сумела. И что? Весь вечер эта дурацкая Хелен не шла у меня из головы, тем более, что ее мамаша сидела у нас в гостиной. Я уже готова была на второй год остаться, лишь бы перестать об этом думать, пока не поняла, что надо делать. Пошла на кухню и раскокала мамину любимую вазу, хотя чувствовала, что можно вполне обойтись и заварочным чайником. Мама мне, конечно, выдала по первое число, причем ничуть не притворяясь – так, что миссис Хилл даже пришлось за меня заступаться.
На самом деле она вовсе не злая, эта миссис Хилл. Просто немного странная.
Перед сном я рассказала маме, почему так поступила, и спросила – неужели я буду каждый раз так мучиться? Это что – тоже семейный дар? Мама сказала, что этот дар называется «совесть» и чмокнула меня в нос.
В общем, с Хелен было все ясно – я понимала, что происходит, и не возражала. А вот другие мои поступки, на мой взгляд, не имели никаких последствий, ну просто ни малейших. Ну какой тогда был смысл оставаться без зонтика, скажите на милость? Я понимаю – отдать его кому-нибудь, но вот так, в канаву… Жалко же, подарок. Мамы тогда рядом не случилось, и я пошла за советом к папе.
Папа в ответ на мои жалобы начал рассказывать про какие-то причинно-следственные связи – их мол, очень трудно отследить, особенно когда дело касается отмененных событий, потом почему-то приплел туда раздавленных бабочек, и я уже открыла было рот, приготовившись орать «спасите», но тут папа сообразил, что я ни слова не понимаю, и замолчал. Почесал в затылке и прочитал мне стишок про гвоздь, которого не было в кузнице, а в итоге погибло много людей. (3) И объяснил, что мой зонтик, возможно, для кого-то и есть тот самый гвоздь, только мы об этом никогда не узнаем именно потому, что в этот раз он был. В общем, запутал меня окончательно, но кое-что я все-таки уловила. А именно – лучше выбросить зонтик и успокоиться, чем потом полночи мучиться и гадать, что может случиться из-за того, что ты оставил его себе.
Второй раз я встретилась с Джимми при драматических обстоятельствах – меня впервые в жизни выгнали с урока. Я тогда училась в третьем классе. Виноват во всем, конечно, был Мэттью – он опять не подготовился к контрольной и изнывал, дожидаясь, когда я закончу свой тест и возьмусь за его. Когда он в третий раз ткнул меня коленкой под партой, я не выдержала и пихнула его локтем в бок. И конечно, именно в этот момент мисс Лейн нужно было поднять на меня глаза. Она тут же решила, что я прошу у Мэттью списать, и выставила меня за дверь под довольное хихиканье Пола.
Вообще-то со двора мне уходить не полагалось, но я решила – плевать. Раз уж я теперь такая двоечница и прогульщица, почему бы мне не нарушить еще одно правило – попадет-то сразу за все. Про лаз в заборе за кустами у нас знал каждый школьник, но мне не хотелось пачкаться, так что я просто сделалась незаметной и вышла через калитку прямо под носом у сторожа. Никто меня не остановил.
До конца урока оставалось от силы полчаса – особо, в общем-то, не разгуляешься, так что я решила дойти до пустыря, за которым начиналась свалка. На саму свалку нам ходить строго запрещалось – во-первых, там запросто можно было сломать себе если не шею, так ногу (что и случилось недавно с одним пареньком из пятого класса), а во-вторых, там обычно ошивались окрестные бродяги – не самая подходящая публика для маленьких детей. Так что ничего удивительного не было в том, что нас тянуло туда как магнитом, но дальше пустыря ходить мы не осмеливались. Стояли у ограды и тянули шеи как цапли, в надежде разглядеть что-нибудь интересное. Как правило, безуспешно.
Стоило мне только подойти к ограде, как я тут же поняла – испачкаться мне сегодня все-таки придется. Почесала ладони и полезла в кусты, растущие вдоль забора.
Как я и предполагала, кусок металлической сетки в углу секции был отогнут. Я бодренько протиснулась сквозь дыру и оказалась в тех же кустах, но уже с другой стороны. Послышался приглушенный смех. Я застыла на месте, думая, не повернуть ли мне назад, пока не поздно. Ладони тут же зачесались с новой силой. Я вздохнула и поползла вперед, уже догадываясь, кого я там увижу.
Так оно и вышло. Прямо за кустами на куче старых покрышек расположилась самая неприятная компания, которую только мог себе представить любой ученик нашей школы – компания Джимми. Все как один – хулиганы и двоечники, в общем, те, от кого стоит держаться подальше, если хочешь остаться цел и при деньгах. В данный момент они занимались тем, что нарушали очередной строгий запрет – курили и по очереди прикладывались к бутылке портера. Где они ее достали, понятия не имею. Наверное, Джимми стащил заначку у папаши.
Я невольно попятилась, понимая, что если меня заметят – пощады не жди, и, конечно, тут же зацепилась платьем за какой-то сучок. Сучок затрещал, Джимми поднял голову, я рванулась, оступилась… и вывалилась из кустов прямо ему под ноги.
Мальчишки повскакивали с мест, торопливо избавляясь от сигарет. Потом осознали, что причиной их испуга была всего лишь какая-то третьеклашка, и разозлились не на шутку.
– А ну, иди сюда!
Я попыталась отползти, но не тут-то было. Они окружили меня, отрезая все пути к отступлению. Тот дылда, что смеялся надо мной два года назад, шагнул вперед, угрожающе сжимая кулаки.
– Я тебе сейчас…
У меня внутри от страха все сжалось. Я втянула голову в плечи и почему-то оглянулась на Джимми. Тот ответил мне хмурым взглядом. Я заморгала. Джимми поморщился.
– Остынь, – сказал он другу. – Она никому не скажет.
Дылда непонимающе нахмурился. Потом сощурил глаза и присмотрелся ко мне получше.
– А! – его лицо разгладилось. – Это та соплюха, что тогда тебя не заложила?
Джимми кивнул. Остальные два мальчика заинтересованно на меня уставились.
– Ты что здесь делаешь, чудо? – спросил один из них.
Второй помог мне подняться и пару раз хлопнул по спине, отряхивая от листьев.
– Почему не в школе?
– Выгнали, – буркнула я. Говорить об этом не хотелось.
– Тебя? – поразился дылда. – За что?
Я мрачно на него посмотрела. Если честно, меня все это уже достало. Лезть куда-то, пачкаться, потом трястись от страха, а теперь еще и объясняться…
Я взглянула на него с благодарностью. Джимми сплюнул и отвернулся. Ну и ладно.
– А тебя искать не будут? – спохватился вдруг Лэнки. – До конца урока десять минут осталось. Если сюда заявятся…
Я молча развернулась и полезла назад в кусты. Ладони больше не чесались, а стало быть, делать мне здесь больше было нечего. Останавливать меня, конечно же, не стали.
Я уже подходила к школе, когда сзади послышался шум. Я оглянулась. Меня догонял недовольный Джимми. Я остановилась, гадая, что ему надо. Джимми остановился передо мной и выудил из кармана цепочку, которую папа подарил мне на Рождество. Я машинально схватилась за шею. Естественно, там ничего не было.
– Еще раз полезешь на свалку – ноги пообрываю, – хмуро пообещал Джимми и опустил цепочку мне в карман.
Насчет ног он, конечно, загнул. Ноги мои остались при мне. Хотя в сложившихся обстоятельствах ничего странного в этом не было. А дело было так.
Через месяц после этой истории я проснулась с твердым ощущением, что мне очень нужно на свалку, просто позарез. И еще мне нужно… Я торопливо оделась и спустилась на кухню.
– Ты что там шаришь? – удивилась мама. – Завтрак на столе.
– Молоко ищу, – пробубнила я из недр холодильника.
– Ты же его вроде как не пьешь.
Я и правда в последнее время его не пила. После одного неприятного случая мне и смотреть на него не хотелось. Не у всех же такие луженые желудки, как у Мэттью.
– Я не себе.
– А кому?
Вместо ответа я просто подняла расчесанную ладонь.
– Так. – Мама тут же стала серьезной. – На крыльце смотрела? Если папа перед уходом не убрал в холодильник, должно быть на крыльце.
Я вышла на крыльцо. Молоко присутствовало.
– Есть?
– Угу, – ответила я, запихивая бутылку в рюкзак, где в бумажном пакете уже лежали остатки вчерашнего ужина. – Я пошла.
– Подожди, – попросила мама, вынимая из кармана палочку.
Я подняла бровь. Мама усмехнулась – мол, а ты как думала? – и навесила на меня следящее заклятие.
Вот за что больше всего люблю своих родителей, так это за то, что им никогда не надо ничего объяснять.
Я вышла из дома и побежала на свалку. Молоко глухо булькало за спиной.
Оторванный край сетки никуда не делся, так что на свалку я пролезла без труда. А вот что делать дальше, было непонятно. Но это был вопрос времени – я уже знала, что будет с моими ладонями, если я поверну не туда.
Так и получилось. Немного попетляв, я оказалась перед тупиком. Судя по ощущениям, именно туда мне и было нужно. Я присмотрелась. Тупик на самом деле оказался иллюзией – кто-то так удачно пристроил в узком проходе гофрированный лист, что он казался продолжением окружавших его контейнеров с мусором. Я потянула его за край и аккуратно протиснулась внутрь. Лист тут же встал на место – сзади к нему была прибита пружина, так что даже при самом сильном ветре никто бы не заподозрил, что за контейнерами есть пустое пространство. Причем довольно большое – достаточное, чтобы вместить в себя старый трейлер с забитыми фанерой окнами и дверью, припертой железным штырем.
Я осторожно приблизилась. Из-за двери послышалось поскуливание. Я убрала штырь и потянула дверь на себя.
– Ах ты, бедняжка!
За дверью лежал щенок. Было видно, что малыш совсем ослабел – увидев свет, он пополз ко мне по грязному полу, плача и жалуясь на свою горькую участь. Я схватила его в охапку, одновременно пытаясь скинуть рюкзак.
– Сейчас, – приговаривала я. – Сейчас.
Оглядевшись, я обнаружила в углу выщербленную миску, которая, очевидно, служила поилкой – на дне еще виднелись остатки воды. Рядом с миской стояла сковородка с отломанной ручкой. Она была вылизана до блеска. Судя по количеству кучек на полу, в последний раз щенка кормили пару дней назад. Или же ему просто нечем стало ходить в туалет.
Одной рукой прижимая к себе щенка, я вытащила из рюкзака бутылку с молоком и кое-как сняла с нее крышку. Щенок забился, разом обретая силы. Я засмеялась и поставила его на пол рядом с миской, щедро плеснув в нее молока.
Как он лакал, бедняга, это надо было видеть. Вылизав все до капли, он посмотрел на меня с такой надеждой, что я с трудом удержалась, чтобы не налить ему добавки.
– Извини, малыш. Сразу много нельзя. А то понос проберет, я точно знаю.
Вместо молока я предложила щенку остатки вчерашней курицы, которые были восприняты с горячим энтузиазмом. Оставив своего спасенного разбираться с куриной грудкой, я подняла валявшийся в углу совок и принялась очищать пол от результатов собачьего долготерпения. Хотя надо отдать малышу должное – большинство этих результатов обреталось около ящика с песком, поставленным в угол явно для этой цели. В другом углу за старым топчаном стояла коробка, набитая тряпками и обрезками меха. Очевидно, тут щенок спал. Я поняла, что кто бы ни был его хозяином, он явно заботился, чтобы малыш не замерз. Почему же он оставил его голодать? Может быть, с ним что-нибудь случилось?
Проглотив последний кусок, щенок бросил на меня жалобный взгляд, но я была неумолима.
– Через пару часов, не раньше.
Щенок вздохнул и начал вылизывать миску. Глаза у него были осоловелые. Я покачала головой и пошла к двери, чтобы выкинуть мусор. В тот же момент воздух огласил горестный скулеж. Я испуганно оглянулась. Малыш ковылял за мной, из последних сил перебирая лапами. Я чуть не разревелась. Выбросила на улицу совок вместе с содержимым и подняла несчастную псину на руки.
– Никуда я не ухожу. Не волнуйся. В крайнем случае, заберу тебя с собой.
Я села на топчан, прижимая щенка к себе. Пару раз всхлипнув, он поерзал у меня на коленях и уснул. Я прислонилась к стене и принялась ждать.
Через час или около того снаружи послышались торопливые шаги, и в трейлер влетел взъерошенный Джимми. В руках он держал промасленный бумажный сверток, а из кармана его куртки торчала горлышко такой же бутылки с молоком.
– А… ты… ты что здесь… – договорить он не успел – щенок проснулся и с радостным визгом забарахтался у меня на коленях, пытаясь слезть. Джимми подхватил его на руки и уткнулся носом в его шерстку. Его плечи вздрогнули.
– Мне надо в туалет, – быстро проговорила я и поковыляла к двери с максимальной скоростью, какую позволяли развить полузатекшие ноги.
Я сама ненавижу реветь при посторонних, а уж для мальчишки это и вовсе смерти подобно, я понимаю.
Когда я вернулась, Джимми сидел на моем месте с щенком на руках и скармливал ему кусочки чего-то мясного.
– Много не давай, – машинально напомнила я.
– Знаю, – так же машинально отозвался Джимми, но тут же опомнился: – Тебя забыл спросить. Тебя вообще сюда… – и замолчал.
То, что меня сюда не звали, было и так ясно, но сказать об этом было бы черной неблагодарностью, даже Джимми это понимал.
Мы помолчали. Щенок радостно чавкал.
– Как его зовут?
– Джерри, – неохотно ответил Джимми.
– В честь Даррелла, что ли? – спросила я, просто чтобы что-нибудь спросить, и неожиданно попала в точку.
– Ты знаешь, кто такой Даррелл? – непритворно удивился Джимми. – Вы же еще не проходили.
– Я читала книжку, – объяснила я. – Он там ездил по Южной Америке и собирал всяких редких животных, а потом началась война… в этом, как его… Пара… Пара…
– Парагвае, – закончил за меня Джимми. Глаза его блестели. – И почти всех пришлось бросить – жалко, да?
– Ага. Зато как они смешно охотились на… – и тут мы перебивая друг друга принялись рассказывать, что именно нам больше всего понравилось в этой замечательной книжке.
Вы уже поняли, что Джимми Дуглас – гроза всей школы и ее окрестностей – был просто без ума от животных. Мог говорить о них часами. Что он и сделал, пожалуй, впервые в жизни встретив благодарного слушателя.
Как оказалось, Джерри он нашел около месяца назад на другом конце свалки. Он был единственным выжившим из трех щенков, оставшихся без матери. Что с ней случилось, Джимми не знал. Понимая, что с собакой отец и на порог его не пустит, он устроил малыша в старом трейлере, в котором раньше жил его знакомый бродяга. Бродяга в прошлом году умер в больнице от воспаления легких, и Джимми остался хозяином трейлера, первым делом хорошенько его замаскировав.
– Кстати, – встрепенулся он. – Как ты его нашла?
К этому вопросу я подготовилась.
– Случайно, – объяснила я. – Зацепилась за какую-то проволоку, а потом услышала писк, ну и…
Джимми как-то странно сощурился и бросил взгляд в угол, где стояла собачья миска.
– А бутылку с молоком тоже случайно с собой захватила?
Упс. А вот об этом я не подумала.
– Я… с мамой поругалась, – нашлась я. – И завтракать не стала, а есть-то хочется, ну я и…
– Стащила? – усмехнулся Джимми.
– Нет. – Я покачала головой. – Это наше, честно. Я взяла на крыльце.
– Не волнуйся. Даже если бы стащила, я бы никому не сказал.
Еще бы. Сам-то он, судя по всему, так и сделал.
– Так ты, наверное, есть хочешь?
Словно по заказу у меня в желудке заурчало.
– Я пойду, наверное, – вздохнула я. – Мама будет волноваться.
– Я тебя провожу, – решил Джимми. – Заблудишься еще.
Он осторожно положил спящего Джерри в коробку, помог мне надеть рюкзак, и мы на цыпочках двинулись к двери.
Джимми проводил меня до дыры в заборе.
– Послушай… – я не знала, как об этом спросить. – А как же так вышло, что…
– Папаша позавчера явился пьяный и запер меня в подвале, – пробормот
Отправлено: 13.11.09 17:35. Заголовок: *** Кажется, я была..
***
Кажется, я была единственным в Англии ребенком, который не радовался, получив из Хогвартса сову.
– Ты чего надулась как мышь на крупу? – Мама отложила в сторону список необходимых первокурснику вещей и подняла на меня глаза. – Ты же всегда знала, что так будет.
Знать-то я знала, но так было здорово представлять себе кое-что другое...
– Я хочу к Джимми в Итон, – сердито объяснила я.
Джимми учился в Итоне третий год, и ему здорово там нравилось, особенно в последнее время. В первый год ему пришлось туго – его дразнили из-за акцента, из-за маленького роста, из-за того, что он, как все выражались, «тупил» (сказывались пропущенные уроки), а кроме того, в новую школу он попал на два месяца позже (в сентябре еще учился в старой, а весь октябрь пролежал в больнице), когда все уже разбились на компании, и он остался в одиночестве.
Нам он, конечно, говорил, что все в полном порядке, но маму ему было не провести – она всегда знала, что с ним происходит, даже без «cемейной чесотки». Чего папе стоило отговорить ее не переводить Джимми в другую школу, когда тот вернулся домой на Рождество – вы не представляете. Мама метала громы и молнии и кричала, что пусть хоть все хаффлпаффцы в мире учешутся – ей плевать, если ее ребенок приезжает домой с черным от усталости лицом и спит, не просыпаясь, почти целые сутки. Так что если бы Джимми не проснулся и ее не успокоил, мы бы жили сейчас где угодно, но только не на Дауни-стрит. Но это я опережаю события. А тогда Джимми просто пообещал, что никогда не будет так загонять себя ради оценок – он привез домой отличный табель – и что в школе у него все будет хорошо. Просто он, мол, сначала хотел приналечь на учебу, а потом уже собирался взяться за своих одноклассников. Так и сказал «взяться». Что имелось в виду, пояснять, я думаю, не нужно.
«Только без членовредительства», – хмурясь, попросил папа, и Джимми торжественно поклялся, что драться будет только в самых крайних случаях, когда без этого не обойтись. Папа усмехнулся и предложил ему сыграть в шахматы. Джимми сказал, что папа понял его правильно, и они отправились играть.
И действительно, в этот раз обошлось без членовредительства. К концу второго семестра Джимми выбился в лидеры, совершенно не прибегая к подобным методам и обходясь, как и просил его папа, «одними мозгами». Ума и наблюдательности Джимми было не занимать, про настойчивость даже говорить не приходилось, а годы наблюдения за непредсказуемым в гневе отцом сделали из него превосходного физиономиста, так что он почти всегда знал, когда человек ему врет. Еще, наверное, помогло то, что после тринадцати лет Джимми стремительно начал расти – от хорошей кормежки, смеялась мама, подкладывая ему добавки, – и его взяли в команду по гребле.
В общем, к пятнадцати годам Джимми был одним из самых популярных мальчиков в школе, и в придачу лучшим на своем курсе. Учителя его обожали и пророчили ему блестящее будущее – и как показало время, они не ошиблись. Дружил Джимми с самым разным народом, и этот разный народ на каникулах вечно толокся у нас дома, к чему мы, впрочем, привыкли – гостем больше, гостем меньше. Тем более что размеры нашего нового дома вполне это позволяли. Сам Джимми гостил у кого-то редко, особенно поначалу – никак не мог поверить в то, что у него теперь есть нормальная семья, а уж как он смотрел на маму – это надо было видеть; примерно так Джерри смотрел на него самого. Джимми и учиться начал хорошо, только чтобы мама им гордилась, а во вкус вошел уже потом.
С папой было немного сложнее – если мама с Джимми прикипели друг к другу мгновенно, еще когда тот открыл глаза на больничной койке, – то здесь все было не так просто. Мужчинам Джимми не доверял категорически, что и неудивительно, при таком-то папаше. Так что папе пришлось изрядно потрудиться, прежде чем Джимми немного оттаял, и их отношении вошли в нормальное русло. Я способствовала по мере сил – при каждом удобном случае висла у папы на шее, а когда я висну у папы на шее, он улыбается так, что только дурак его будет бояться. Джимми, как известно, дураком не был, и вскоре они с папой были лучшими друзьями. А уж когда папа научил играть Джимми в шахматы, их друг от друга стало просто не оттащить – так бы и сидели целыми днями, уткнувшись в свою доску, если бы не гости, которые тоже требовали папиного внимания. К счастью, на новом месте их стало поменьше – в городе все же не принято вот так запросто заваливаться к соседям, а адреса мы, как обычно, никому, кроме родственников, не оставили.
Джимми понимал, что происходит – к тому времени он уже знал, что мои рассказы о волшебном мире не были сказкой, и поклялся впредь доверять своему таланту отличать правду от вымысла. Ведь он чувствовал тогда, что я не вру, и все равно не поверил. Хотя свою роль эти рассказы сыграли – когда мама с папой объяснили Джимми, в какой семье он теперь будет жить, никакого шока у него не было. Зависти, кстати, не было тоже: он же видел, как нам порой приходилось вкалывать с этими гостями – выматывались иногда просто страшно; к тому же магией, как я уже сказала, мы практически не пользовались, и на новом месте тоже. Жили мы по-прежнему как все, и мне это нравилось. А тут эта сова.
– Не переживай, старушка, – попытался подбодрить меня Джимми, когда мы все вместе отправились покупать мне школьное «обмундирование». – Ну, не получилось с Итоном, хоть в Оксфорде вместе поучимся.
– Да, только когда я туда поступлю, ты-то уже будешь на последнем курсе, – пожаловалась я.
– Ну хоть год…
– Ну-ка, не отставайте, – прикрикнула на нас мама, и мы ускорили шаг.
– Какие-то все вокруг нервные. – Джимми отодвинул вазочку с меняющим вкус мороженым и, прищурившись, посмотрел сквозь витрину на улицу. – Ощущение такое, знаете… словно перед грозой.
Мама с папой обменялись задумчивыми взглядами.
– Ты заметил, – вздохнула мама. – Ну что ж…
И она рассказала нам, что вот уже два месяца ходят слухи, что Тот-кого-нельзя-называть вернулся, и теперь все боятся повторения кошмара пятнадцатилетней давности. Я знала эту историю, но никогда особо не задумывалась, какое отношение она может иметь к нашей семье. А вот Джимми, как обычно, просек это с лету.
– Но если дела обстоят так, как вы говорите, – нахмурился он, – вы же – первые кандидаты на отстрел, или как это там у вас называется.
– Почему? – удивилась я. – Мы же вроде как чистокровные… ой.
До меня дошло. Джимми-то чистокровным не был. Мерлин, да он даже сквибом не был, если уж на то пошло.
– Дело даже не во мне, – отмахнулся он. – Дело в вашем образе жизни. Вы же получаетесь эти… как их…
– Предатели крови, – подсказал папа, как мне показалось, даже с некоторым удовольствием. Мама рассмеялась. Джимми посмотрел на нее с удивлением. Потом понял.
– Ах, да, – с облегчением улыбнулся он. – Ваш дар…
– Довольно трудно застать врасплох людей, которые даже о приходе обычных гостей как правило знают заранее, – кивнула мама. – Не волнуйся, Джимбо. Нам ничего не грозит.
Джимми тут же посмотрел на меня.
– А…
– И Холи тоже, – твердо сказал папа. – Иначе я первый послал бы ее в Итон.
– А одноклассники не будут ее дразнить, что она… что вы…
– Что МЫ, – поправила его мама. Джимми тут же засиял как солнышко. – Нет, милый. Она ведь попадет в Хаффлпафф, а там глупых вопросов задавать не принято. Вот увидишь, – повернулась она ко мне.
И я увидела. Только сначала мне пришлось провести несколько часов в поезде, битком набитом горланящими на все голоса учениками, пройти церемонию распределения и привлечь таки к себе ненужное внимание, пусть и не по своей вине.
– Холи Брок, – объявила профессорша со строгим, но, как мне показалось, несколько кошачьим лицом, и мне на голову опустилась Распределяющая Шляпа.
– Хельга, деточка, – услышала я голос в своей голове. – Как я рада тебя видеть!
– Здравствуйте, – вежливо ответила я. – Очень приятно. Только я Холи, а не Хельга, вы ошиблись.
– Это одно и то же, – Шляпа явно улыбалась. – Ну как твои дела? Как ладошки? Сильно чешутся?
– Вы знаете? – Признаться, я была удивлена.
– А как же?! – Если бы у Шляпы были руки, сейчас она бы наверняка ими всплеснула. – А как, по-твоему, я отбираю детей на ваш факультет? Верность, трудолюбие, отсутствие амбиций – это все, конечно, важно, но не главное. Дар Хельги – слишком редкая штука, чтобы просто так им разбрасываться. Хотя бывали случаи, помню... – и тут Шляпа пустилась в воспоминания.
Минут через пять я поняла, что если ее не остановить, церемония распределения закончится сегодня на букве «Б».
– Кхм…
– …ох, лучше бы я его отправила в Райвенкло, беднягу. Такой был славный парнишка, отец в нем души не чаял. Дара там было – всего ничего, можно было глаза закрыть, так ведь нет…
– Кхм!
– …а то бывает и наоборот – такой хороший мальчик, ну чистый хаффлпаффец, и дар довольно сильный, а все одно – пришлось отправить в Гриффиндор. Если бы не это несчастье с его родителями… ну что поделать, вот так ему всю жизнь и определило, а то был бы сейчас…
– Кхм!!!
– А? Ох, прости, заболталась. Ну иди, милая, удачи тебе. Будет время – заходи, пообщаемся. Как ты похожа на свою пра-пра-пра…
– Спасибо, обязательно. – Я не стала дожидаться окончания и осторожно положила Шляпу на табуретку. Опустила голову, чтобы не видеть удивленных взглядов, и торопливо двинулась к столу, за которым сидели студенты в желто-черных галстуках.
– А…
Я оглянулась. Профессорша с кошачьим лицом непонимающе смотрела мне вслед.
– Ой. – Я быстро вернулась и дернула Шляпу за завязку.
– Мерлин, совсем старая стала, – хихикнула та. – Извини, Хельга. Ну конечно же, ХАФФЛПАФФ!
Мама была права – глупых вопросов у нас не задавали. Даже те, у кого «дар Хельги» был только в зачатке и действовал не больше, чем на месяц-другой вперед. А магглорожденным профессор Спраут в первый вечер устроила что-то вроде небольшой лекции, в конце которой выдала всем нуждающимся волшебные ножницы – такие же, как у меня и других «прирожденных» хаффлпаффцев. А потом, к нашему общему ликованию, объявила, что сигнал отбоя на наш факультет не распространяется, и спать можно ложиться, когда захочешь, главное – не бегать ночью по коридорам, а утром не прогуливать лекции. Но если чешутся ладони – можно и это, она все уладит. В общем, пусть не во всем Хогвартсе, но уж в нашей гостиной я точно чувствовала себя как дома – народу куча, время от времени кто-то чешется и делает «странное», и никому ничего не надо объяснять. Даже если ты отчебучил что-то совершенно нелепое и опозорился на всю школу, в Хаффе тебя только хлопнут по плечу, а то и вечеринку закатят в твою честь – просто для поддержки. Потому что, к примеру, отвлекать эту дуру Амбридж, рыдая на весь зал, – задача не из приятных. Тем более, если толком не знаешь, от чего именно ты ее отвлекал.
Кстати, поддержка мне очень пригодилась, когда пришлось взяться за это проклятое зельеварение, в котором я ни бельмеса не смыслила и разбираться бы не стала, будь на то моя воля. Но что ты будешь делать? Пришлось. Еще в первый день, вместо того, чтобы лечь спать, я, чертыхаясь, два часа просидела в гостиной над учебником, пока не отыскала нужную страницу и не узнала, что такое «безоар». И, как выяснилось, правильно сделала. Попасть на зубок к профессору Снейпу – это, я вам скажу, удовольствие ниже среднего. А мне до зарезу нужно было завоевать его расположение – как обычно, по неизвестной мне причине. Добиться же этого, как вы понимаете, можно было только одним способом – хорошо знать его предмет.
Ну и намучились же наши старшекурсники, занимаясь со мной сутками напролет, а я как намучилась – словами не передать. Мне эти зелья ночами снились, пока в голове от постоянной зубрежки немного не прояснилось: количество, наконец, перешло в качество. Так что во втором семестре профессор дал мне личный пароль в лабораторию, чтобы я могла приходить туда и экспериментировать – неслыханная, как вы понимаете, честь, тем более для первокурсника.
Там я и познакомилась с Гарри Поттером. Ну, не то чтобы познакомилась – мы просто начали здороваться, когда он приходил на отработку чистить котлы, а случалось это достаточно часто. Примелькались.
А потом… Потом случилось то, о чем я никому никогда не рассказывала – нельзя было. Но теперь-то, я думаю, можно, в свете последних событий.
Был конец марта. Я, как обычно, сидела в лаборатории, пытаясь сварить костерост – задача для первокурсника трудная, хотя с лечебными зельями у меня обычно проблем не было, наверное, сказывались мамины гены. Профессор Снейп проверял какие-то работы, гриффиндорские, очевидно – при их проверке он особенно злобно кривился, в отличие от слизеринских – там он просто морщился. Райвенкловские иногда вызывали у него легкий интерес, а наши… ну что сказать. Мы честно старались не выделяться, да и «тупили» на первых парах изрядно – с недосыпу, так что тут всего было достаточно – и нахмуренных бровей, и усмешек, и презрительного хмыканья.
Но вот подобного шипения я от него еще ни разу не слышала. Я невольно обернулась – жутко интересно было узнать, чья работа вызвала у профессора такую реакцию. Гарри, драивший котлы на другом конце стола, обернулся одновременно со мной.
Увиденное мне не понравилось. Совсем. Бледный как смерть профессор поднимался из-за стола, держась за левую руку. Я было подумала, что у него сердечный приступ или еще что-нибудь в этом роде, и уже хотела вскочить, но тут ладони коротко кольнуло, и я осталась на месте.
А вот Гарри вскочил. Вид у него был испуганный. Не такой… знаете, растерянно испуганный, а совершенно конкретно испуганный, словно он знал, что происходит, и это пугало его до чертиков.
– На место, Поттер, – прошипел профессор и шагнул к двери, закусив губу. Схватился за косяк и немного подышал, приходя в себя. Обернулся и не терпящим возражения тоном произнес:
– Оставайтесь здесь, мистер Поттер. Если я узнаю, что вы ушли с этой отработки, вам не поздоровится. Вы меня поняли?
Гарри, насупившись, кивнул. Профессор обернулся ко мне, но я его опередила:
– Я все закрою, сэр. Не волнуйтесь.
Через мгновение мы с Гарри остались одни.
Два часа спустя костерост был готов. Я погасила горелку и перелила зелье в бутылку. А потом присела рядом с Гарри и принялась ему помогать.
Я на самом деле люблю чистить котлы. Это успокаивает. Вот только мне, в отличие от Гарри, такая работа достается нечасто.
Что я ему и объяснила, когда он попытался возражать. Так что в конце концов он махнул рукой, улыбнулся, и мы дружно дотерли последние два котла.
И так же дружно подпрыгнули, когда дверь со стуком распахнулась, и в комнату ввалился профессор Снейп. Причем ввалился в прямом смысле слова – прямо на пол. Судя по всему, не рассчитал силы и потерял сознание прежде, чем успел добраться до своих запасов.
Я еще только открывала рот, а Гарри уже был на ногах. А еще через мгновенье – на коленях.
– Профессор…
Он нерешительно протянул руку, но она тут же повисла в воздухе – Снейп открыл глаза. Гарри отпрянул.
– Я… Я позову мадам Помфри… – пробормотал он.
– Нет. – Для умирающего у Снейпа был довольно твердый голос. – Никого не надо звать.
– Но…
– Не заставляйте меня повторять, Поттер.
Гарри неуверенно оглянулся. Я сделала страшные глаза. Поттер сглотнул.
– Да, сэр.
– Вы свободны.
– Что?
– Оглохли, Поттер? Убирайтесь!
Гарри вскочил, разрываясь между возмущением и, как мне показалось, сочувствием. Сжал кулаки и выскочил за дверь.
– Мисс Брок… – Снейп попытался приподняться.
– Сэр… – я уже была рядом.
– В третьем ящике стола, – прохрипел он. – Пароль – «Экстрэмис». Флакон с зеленой крышкой. Скорее. Я выпил первую дозу полчаса назад. – И то были последние его слова за этот вечер.
Я бросилась к столу. Флакон находился там, где было сказано. Вот только зелья в нем – увы – оставалось на донышке. Я вытащила крышку, помахала рукой в воздухе рукой, принюхиваясь… и вздрогнула, осознав, что именно это было за зелье – очень сильное восстанавливающее, из тех, что используют, когда альтернативой является смерть от болевого шока. Очевидно, дела профессора были совсем плохи, иначе он ни за что не стал бы его применять: это разрешалось делать только в присутствии колдомедика. И немудрено. Во-первых, это зелье должно быть строго дозировано и приниматься через определенные промежутки времени, а во-вторых – что не менее важно – если температура реципиента поднимется хотя бы на полградуса, ему немедленно следует дать жаропонижающее. Нарушишь хоть одно из этих условий – и привет, лекарство превратится в яд. А следить за их соблюдением человеку, пребывающему от боли на грани смерти, согласитесь, несколько сложновато.
Ну и что я должна была делать? Разорваться? Выход был одни – звать мадам Помфри. Не то, что я не смогла бы сварить это зелье – смогла бы: в отличие от применения, его приготовление не было таким уж сложным. Вот только в процессе варки его все время нужно было помешивать, а как это сделать, одновременно следя за чьей-то температурой (не говоря уж о попытках влить в этого кого-то жаропонижающее), мне было непонятно. Так что как бы у меня ни чесались ладони, лучше уж было позвать врача, чем позволить моему «подопечному» тут окочуриться.
Я уже собиралась бежать в больничное крыло, когда в дверь неуверенно постучали. Ладони мгновенно перестали чесаться, и я с облегчением выкрикнула:
– Войдите!
Конечно, это был Гарри. Сумку забыл.
Нужно ли говорить, что следующие сорок минут я провела у вонючего котла с половником в руках, а Гарри Поттер – на краю трансфигурированной из стульев кушетки, на которую он отлевитировал заправленного второй порцией лекарства Снейпа. Который, кстати, так и не пришел в сознание. Время от времени Гарри проверял у «больного» температуру – опасливо дотрагивался до его бледного лба и тут же отдергивал руку, словно боясь, что профессор его укусит.
Когда он сделал так в третий раз, я не выдержала и хихикнула. Гарри покраснел и, сжав зубы, положил ладонь Снейпу на лоб на целых три секунды. А потом и на все пять. Смелые ребята эти гриффиндорцы.
Я доварила зелье и вздохнула с облегчением. Дело было сделано. Вот только мне нужно было… Я прислушалась к себе. Странно. Возвращаться? Серьезно? Чтобы убедиться, я сделала шаг в направлении от двери, и, естественно, ладони тут же засвербели, словно я их неделю не мыла. Ну и ладно. Мне же легче.
В общем, я принялась тереть глаза и зевать. С подвываниями. И пристраивать голову на край стола. Конечно же, Гарри спохватился и отправил бедную первокурсницу спать – до отбоя оставалось всего ничего. А сам, естественно, остался. Скорее всего, до утра, потому что на завтрак он не пришел. И скорее всего, Снейп это оценил, потому что на завтраке весь гриффиндорский стол дружно обсуждал, каким образом их факультет умудрился заработать за ночь двадцать баллов и обогнать Слизерин.
Ну, а потом ничего такого не происходило, если не считать того, что Гарри пустился во все тяжкие – как иначе объяснить тот факт, что я почти каждый день встречала его на отработке? Очевидно, он тоже оценил успокаивающий эффект от чистки котлов, потому что возился с ними с явным удовольствием и до глубокой ночи – когда я уходила, он все еще сидел в лаборатории.
А на следующий год Снейп начал преподавать ЗОТИ, и мы с Гарри практически перестали видеться – теперь он успокаивал нервы, натирая до блеска доспехи в Дуэльном зале, а мне пришлось приналечь на теорию защиты – с практикой, как вы понимаете, проблем у меня не было.
А потом случилась эта заварушка на Астрономической Башне, и домой я приехала в полном недоумении. И сразу с порога побежала к папе в кабинет – советоваться. И правильно сделала, потому что он был не один – с ним была его кузина, которую я очень любила и уважала ее мнение.
– Тетя Рита!
– Привет, племяшка, – улыбнулась тетя. Выглядела она усталой. Ну еще бы. Тетя Рита работала «Ритой Скиттер», и противней ее профессии, по ее заверениям, ничего на свете не было. К нам она приходила отдыхать.
– Гадес, как мне надоел этот проклятый имидж, так его растак! – ругалась она, сбрасывая туфли на шпильках и мстительно швыряя в угол блокнот с самопишущий пером.
Мама наливала ей чаю и сочувственно вздыхала. Тетя Рита отпивала из чашки и принималась жаловаться, как ей все осточертело.
– Мерлин, ты бы знала, что мне приходится писать в этом «Пророке»…
Мы «Пророк» не выписывали – зачем, если тетя Рита все равно придет и расскажет, что происходит в магическом мире на самом деле?
– Тетя, так Тот-кого… ну, этот самый вернулся или нет? – спросила я ее вскоре после того, как папа рассказал нам про «слухи».
– Вернулся, – серьезно отвечала тетя. – Можете не сомневаться.
– Тогда почему все говорят, что Гарри Поттер – сумасшедший?
– Потому что я так написала. И мне поверили.
– Зачем?
– Затем. – Тетя демонстративно почесала ладонь.
– Ааа… А ты не знаешь тогда, в чем тут «гвоздь»?
«Гвоздь» был наш домашний термин с тех пор, как папа объяснил мне про зонтик.
– Догадываюсь.
– И?
– Потому что он очень популярен, Холи. Он сам не знает, насколько он на самом деле популярен в магической Британии – мы не даем ему этого понять. Потому что если он об этом узнает и захочет воспользоваться своей популярностью, за ним пойдет множество людей, особенно молодежь. Будет война – не та партизанщина пятнадцатилетней давности, а настоящая, на истребление. Волшебный мир просто не может себе этого позволить, понимаешь? Нас и так слишком мало. Любая альтернатива будет лучше, поверь.
Я верила. Тетя Рита была умная – под стать Джимми (кстати, эти двое мгновенно нашли общий язык) – и обычно знала, о чем говорила. Поэтому я так обрадовалась, что она в тот момент была у нас.
– Тетя, у меня проблема. – И я объяснила, в чем она заключается.
– Тебе не нравится, что твой «подопечный» оказался предателем и убийцей? – Тетя, как всегда, ухватила самую суть.
Я кивнула.
– Надо уметь абстрагироваться, – было заявлено мне. Очень твердо. – Знала бы ты, с каким дерьмом порой приходится работать… Вот кстати, Дамблдор. Думаете, он был весь из себя такой белый и пушистый?
– Дамблдор? – удивился папа. – А разве нет?
– Ничуть.
– Откуда ты знаешь?
– Ох, не напоминай. – Тетя Рита сгорбилась на стуле. – Я пишу про него книгу. Самую мерзкую книгу на свете. Обещайте не читать.
– Не будем, – хором пообещали мы с папой.
– А зачем ты ее пишешь? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Чтобы кто-то ее прочитал, наверное, – устало улыбнулась тетя. – И что-то сделал… ну, как обычно. Ох, давайте уже сменим тему. Тошнит.
И мы сменили тему.
Но тетины наставления я намотала на ус, поэтому когда мой «подопечный» вернулся в школу в качестве директора, я продолжала его опекать, хотя теперь это было сложнее. Уроков он больше не вел, что с одной стороны было здорово – мне больше не приходилось вкалывать как на плантациях, так что я наконец-то нашла время для занятий колдомедициной, с другой же – не очень, потому что не могла же я заявляться к нему кабинет как к себе домой. А больше нам видеться было особо и негде. Но он уже сам подсознательно чувствовал эту необходимость, поэтому незаметно для себя выработал полезную привычку инспектировать перед отбоем школьные службы, в том числе и теплицы. Там я его и поджидала.
Быстрые шаги – чуть слышный скрип двери – и тишина. Я знаю, что он стоит сейчас, прислонившись к косяку и смотрит, как я копаюсь в земле – маленькая русоволосая девочка, тихонько напевающая себе под нос, – мирное и спокойное зрелище. Голову сейчас поднимать нельзя, сначала он должен… да, вот он – тихий вздох, вздох смертельно уставшего человека, который только что добрался до постели. И негромкий голос:
– Мисс Брок…
Теперь – да – вскинуть голову и улыбнуться так, словно там в дверном проеме стоит Джимми, с которым мы не виделись целую вечность.
– Директор Снейп?
– Идите спать, мисс Брок. Скоро отбой.
– Конечно, директор. Спасибо.
Короткий кивок и разворот. Он уходит, и я медленно собираю инвентарь. На плечи бетонной плитой ложится тяжесть. Я понимаю, это – не мой груз, и скоро он вернется к своему владельцу, но пока… Пока я бреду в замок, еле переставляя ноги, и знаю, что в гостиной при моем появлении смолкнут разговоры, и все будут глядеть с сочувствием, и кто-то побежит заваривать какао со специями по рецепту профессора Спраут, а кто-то достанет из буфета теплые булочки. Сьюзи поможет мне добраться до кровати, сунет в руки дымящуюся кружку, и постепенно мне станет легче.
Ох, нелегко быть убийцей. Даже пятнадцать минут.
А потом случилось то, ради чего, собственно, я и вкалывала. На зельях, на защите и на факультативе по колдомедицине.
– Эвакуацией будут руководить мистер Филч и мадам Помфри. Старосты, по моему сигналу вы организуете свои факультеты и доставите порученные вам группы к месту эвакуации, – вещала профессор МакГонагалл с возвышения в центре Зала.
– Эрни! – прошипела я, показывая ладонь, которая чесалась так, что мне хотелось натереть ее на терке. – Эрни!
Эрни Макмиллан кивнул, поднимаясь:
– А если мы хотим остаться и принять участие в битве, профессор?
– Совершеннолетним можно остаться.
Черт.
– Приготовься, – почти не разжимая губ, пробормотала Сьюзи, когда мы дружною толпой двигались к «месту эвакуации». – Ребята прикроют – скажут, что все в сборе. Давай.
Я бросилась в коридор. Вперед, направо, снова направо на площадку черной лестницы – и вниз, вниз, вниз. В лабораторию, с которой никто не снял мой личный пароль.
Мне до зарезу нужен был безоар.
Эпилог
– Что он делает? – чуть не плакала я, заглядывая в щелочку между стеной и дверью, отделявшей малый зал совещаний от небольшой комнатки с записывающей аппаратурой, откуда мы с доком наблюдали за «беспрецедентными и сверхсекретными» переговорами представителей магических и маггловских кабинетов министров. – Что он такое делает, Гадес его подери?
– Сливает, – мрачно отозвался док. Он уже давно перестал интересоваться происходящим и теперь сидел в крутящемся кресле у погасших экранов, скрестив руки на груди. – Это же Поттер.
Док был прав. Это был Поттер, и он сливал. Причем талантливо. Потому что для этого не делал ровным счетом ничего – просто сидел, уставившись перед собой пустыми глазами, и как будто даже не слышал, о чем ему говорят. Естественно, маггловские представители от правительства начинали нервничать и недоуменно поглядывать на Джимми, который и так уже подрастерял свою обычную уверенность и все чаще поглядывал на нашу дверь, словно в поисках поддержки. Хотя почему «словно»? Поддержка бы ему не помешала. Этот проклятый «самый молодой министр магии за последние столько-не-живут лет» сливал переговоры, которые мы готовили последние три года – с того времени, когда стало ясно, что при таком уровне развития техники тайному существованию магического мира скоро придет конец. И тогда, как выразился док, проиграв с Джимми на моделях все возможные варианты событий, «волшебникам крышка». Война неизбежна, по крайней мере, при теперешнем составе кабинета министров. И многозначительно посмотрел на Джимми. А тот ответил понимающим взглядом. А я молча почесала ладони и послала сову тете Рите.
За эти три года мы разработали и воплотили в жизнь план, который должн был привести к власти единственного лояльного к магам представителя маггловских правящих кругов – человека, который отлично разбирался в реалиях волшебного мира и любил его, потому что сам вырос в магической семье. Короче, некого Джимми Дугласа. И у нас получилось. Напор и обаяние Джимми, легилименция и умение дока просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед, возможности тети Риты по части добывания информации и, как последний аргумент, моя «чесотка» – оппозиция была обречена с самого начала.
Вот уже год, как мы живем на Дауни-стрит. Мы – это я, Джимми и Мэттью, наш сын. Ему недавно исполнилось шесть. Ах, да. Мы с Джимми поженились, как только я закончила Оксфорд – как же иначе? Миссис Джеймс Дуглас, теперь так же известная как первая леди Англии. К вашим услугам.
В общем, мы готовили эти переговоры в поте лица и в безумной спешке, ибо по всем прогнозам такого благоприятного момента для заключения договора об интеграции больше быть уже не могло. Фактор неожиданности, и все такое… А это означало одно – если Поттер сейчас же не проснется и не проявит хоть малейшую заинтересованность, магическому миру придет конец. И очень скоро.
– Да что же с ним такое? – в сердцах воскликнула я. – Заколдовали его что ли?
– Жена бросила, – устало пояснил знакомый голос.
– Тетя Рита! – Я обернулась.
Тетя Рита стояла посреди комнаты. Я даже не услышала, как она аппарировала – слишком была возмущена тем, что происходило сейчас за стеной, – в отличие от дока с его рефлексами. Тетя поморщилась и отвела направленную на нее палочку.
– Жена бросила? – Док, похоже, не на шутку заинтересовался. Убрал палочку и впился в тетю настойчивым взглядом. – Почему?
– Судя по словам прислуги, ей надоело жить с человеком, который не может оставить в прошлом своих мертвецов. Мертвеца, – поправилась тетя и очень внимательно посмотрела на дока. Я поняла, о чем она – уже давно догадывалась. Трудно не догадаться, когда твой близкий друг – практически член семьи – в течение стольких лет так кем-то, мягко говоря, заинтересован. Все эти вырезки из газет, сводки из аврората, которые тетя ему добывала – ежу понятно, что с ним такое.
– По ночам зовет… – многозначительно добавила тетя.
Ага. Угумн. Понятно. Не только с ним.
Док вдруг рывком поднялся. Не знаю, что он собирался делать, и чем бы все это закончилось, но, к счастью, в следующий момент открылась дверь, и в комнату ввалился бледный Джимми.
– Док… – прохрипел он и закашлялся. Бедняга – голос сорвал, убалтывая всю эту публику. Я быстро достала палочку и пробормотала заклинание. Джимми благодарно кивнул и начал с начала:
– Док, какого хера с ним…
– …происходит?! – дружно закончили мы с тетей Ритой, отвлекая Джимми от дока. Тому явно нужно было прийти в себя.
Джимми заглотнул наживку и развернулся.
– Вы же понимаете, что… – возмущенно начал он.
– Жизнь ему не мила, – поторопилась объяснить я. – Осознал, бедняга. Двадцати лет не прошло.
– Что осознал? – удивился Джимми.
– Что единственный человек, которого он… который его… э-э-э… – я замялась, с сочувствием косясь на дока. Лицо у того было совершенно опрокинутое.
– Который был ему очень дорог, – пришла на помощь тетя Рита, – давным-давно умер. То есть, это он так думает. Опять же – дети выросли, жена бросила… Плохо нашему министру, короче говоря. Депрессию поймал. Очень невовремя.
Джимми проследил за моим взглядом, но док уже взял себя в руки и теперь в щелочку наблюдал за «нашим министром», который лежал головой на столе с того момента, как был объявлен перерыв.
– И что же нам теперь делать?
Мы с тетей синхронно пожали плечами и улыбнулись. На наш взгляд, все было очевидно.
Джимми нахмурился.
– Что…
– Я вам скажу, что вы будете делать. – Док отлепился от двери и окинул нас предостерегающим взглядом. Мы тут же постарались перестать улыбаться. По крайней мере, я. Тетя же скалилась как акула – она всегда считала всю эту его затею с конспирацией несусветной глупостью и никогда этого не скрывала. Док скрипнул зубами, но от комментариев воздержался – выяснять отношения не было времени.
– Сейчас ты под каким угодно предлогом притащишь сюда этого… министра, – повернулся он к Джимми.
Тот коротко кивнул и вышел. Он уже знал – когда док говорит таким тоном, вопросов лучше не задавать.
– А вы…
– Уже идем, – пропела тетя Рита, хватая меня под руку.
И мы последовали примеру Джимми. А тот уже шел нам навстречу, чуть ли не волоком таща за собою Поттера.
– На два слова… очень важно… – донеслось до нас, а потом…
– Профессор?!!
Хорошо, что все заседатели разбрелись на перерыв. Наши – в буфет, а… тоже наши – тоже в буфет, наверное. А то была бы тут потеха. Орали эти двое так, что даже в коридоре было слышно.
– Поттер, вы вообще соображаете, что делаете?
– Профессор!!!
– Вы что, войны хотите? Будет вам война!
– Профессор! Вы живы!!!
– Я-то жив и здоров, а вот у вас явно проблемы с мозгом. Вы что же, не понимаете…
В этот момент из комнаты вывалился совершенно очумевший Джимми, а до дока, похоже, дошло, что он забыл наложить на дверь заглушающие чары на радость скучающей публике. Так что он по-быстрому исправил это упущение, и больше из комнаты не доносилось ни звука. До тех пор, пока перерыв не закончился, и Поттер не вылетел в зал как чертик из коробочки, чудесным образом заново обретя свое знаменитое шило в заднице.
Стоит ли говорить, что договор был подписан в течение десяти минут, после чего министр магии исчез в той же комнате так же быстро, как и появился. И вылез оттуда только в самом конце банкета. На три минуты. Я засекала. Больше я их с доком в тот день не видела.
– Что они там делали? – шепотом спросила я мужа, не забывая приветливо улыбаться представителям Визенгамота.
– Док вещал, – так же тихо откликнулся Джимми.
– А Поттер?
Джимми посмотрел на меня смеющимися глазами.
– Поттер? Ну, как бы тебе сказать…
– Скажи как есть.
– В основном – висел у него на шее.
Наконец, этот сумасшедший день закончился, и я смогла вернуться домой. Джимми остался улаживать какие-то мелкие формальности с нашими новыми коллегами.
Мэттью еще не спал. Он был в курсе последних событий и переживал насчет договора, хотя и не знал точно, чем грозило нам его неподписание. Война была для него абстрактным понятием, но он видел, что мы волнуемся, хоть и пытаемся это скрыть, и волновался вместе с нами. За компанию.
– Мамочка, все в порядке?
– Все в порядке, солнышко. – Я присела на край кровати. – Давай-ка спать.
– Еще немножко, – взмолился Мэттью. – Я совсем-совсем не сонный, честно-честно.
– Барсучишка, – засмеялась я.
Ладошки у Мэттью начали чесаться два года назад. Тогда он ни с того ни с сего устроил драку в детском саду прямо перед выходом на прогулку, и в итоге потерявший управление грузовик протаранил стену дома, никого не зацепив. Выйди группа хоть на минуту раньше… бррр. Спасибо прапрапрапра… неважно, короче, бабушке Хельге.
– Расскажи, – попросил Мэттью, свернувшись клубочком под одеялом, и я принялась рассказывать его любимую историю – ту, что обрела сегодня счастливый конец.
Как мы оставили свой мир и переехали в маггловский поселок, чтобы найти там его отца. Как тот остался сиротой, и бабушка с дедушкой его усыновили, полюбив, как родного сына. Как он вырос и стал лучшим выпускником Оксфорда за последние много-много лет. Как по совету дяди Северуса пошел в политику, потому что хотел помочь всем на свете животным, а не только тем, до кого сумел добраться и притащить домой. Как захотел спасти магический мир, потому что очень любит свою семью. Как они с министром магии сегодня подписали важный договор, потому что министр магии очень лю… э-э-э… уважает дядю Северуса. Как…
– Мам, – прервал меня сын. – А как же ты?
– В каком смысле?
– Ну, без тебя ведь не было бы ни папы, ни дяди Северуса. А ты рассказываешь так, будто ты тут вовсе не при чем.
– Это и означает быть хаффлпаффцем, милый, – улыбнулась я. – Очень важно, чтобы ты понимал это.
– Я постараюсь, – серьезно пообещал мой сын. – Я очень, очень хочу в Хаффлпафф.
ВСЕ
Сноски:
1) «Дети Марфы» – стихотворение Р. Киплинга
[more]Дети Марии легко живут, к части они рождены благой. А Детям Марфы достался труд и сердце, которому чужд п
Отправлено: 13.11.09 19:07. Заголовок: очень понравилось)))..
очень понравилось))) Хаффлы уже второй раз спасли Снейпа, это не может не радовать)) правда, на мой вкус, можно было обойтись дженом и гетом. введенные пре-слеш ну никакой роли не сыграл. имхо, конечно... но.. на все воля автора. фик очень хороший)) 10 10
Пост N: 106
Зарегистрирован: 24.09.08
Откуда: Россия, Москва
Отправлено: 13.11.09 19:41. Заголовок: Hufflepuff House Я, ..
Hufflepuff House Я, к сожалению, пока не читала других фиков команды, но смотрела ваш замечательный клип, и мне очень нравится, как они концептуально дополняют друг друга. Фик совершенно очаровательный, увлекательный безмерно, тёплый, яркий, живой!!! Скрытый текст
Не могла оторваться, чтобы чаю себе налить!!!
Очень понравилась героиня, её ладошки и образ факультета. И нежное робкое снарри очень украшает эту историю!!! Браво!!!!!! 10 (+1000!!!) 10 (+1000!!!)
Отправлено: 14.11.09 15:53. Заголовок: Очень приятная сказк..
Очень приятная сказка. И душу снарри-шиппера наконец-то порадовали. Но вот как у вас раскрыт Дар Хельги....
Честно говоря из вашего первого фика мне показалось, что чёс ладошек событие для человека редкое, исключительное. И это мне показалось логичным. А тут - это постоянная руководящая и направляющая сила. Отменяющая любые муки выбора мажду простым и правильным. Отменяющая муки поиска этого правильного - ибо оно всегда известно. Главное, с детства привыкнуть к полному подчинению этому дару - а когда привыкаешь к чему-то с детства, то потом уже проще.
Конечно, остается вопрос - кто или что регулирует чес ладошек. Но, может во внеконкурсе команда нам расскажет про создание Дара и выбор ситуаций в которых он будет проявляться?
я, пожалуй, всеобщих восторгов не разделю. Нет, история замечательная, и написана хорошо, и автор явно талантлив. Но святые хаффлпаффцы, спасающие всё и вся благодаря дару Хельги...не моё. наверное, я не ребёнок Марфы. И чокнутая гриффиндорка) посему - без оценок. и без обид - если бы не этот мой личный сквик, были бы десятки. Потому что фик написан отлично)
Пост N: 108
Зарегистрирован: 24.09.08
Откуда: Россия, Москва
Отправлено: 14.11.09 17:56. Заголовок: Mileanna А мне кажет..
Mileanna А мне кажется, что, согласно автору, чтобы пользоваться этим даром, нужна и храбрость, и самопожертвование, самоотречение. Когда самоотверженно помогаешь другим, а на тебя сыпятся шишки, потому что люди не могут тебя понять и увидеть связь. В чём тут противоречие гриффиндорским идеалам, не вижу. Разница только в том, что это храбрость скрытая, невидимая миру.
Пост N: 318
Зарегистрирован: 23.06.08
Откуда: Украина, Харьков
Отправлено: 14.11.09 18:01. Заголовок: kasmunaut может быт..
kasmunaut может быть, может быть... просто мне образ хаффлпаффцев показался уж чересчур идеализированным, но это так..я ж не спорю, что фик хороший, поэтому и оценки не ставлю
Пост N: 753
Зарегистрирован: 26.11.05
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Отправлено: 14.11.09 21:58. Заголовок: Ну неужто нельзя был..
Ну неужто нельзя было обойтись без снарри? *вопль души злобного дженовика* Про Риту немного сквикнуло. А в целом - фик очень хороший. Шляпа просто в восторг привела :) 10 9
Отправлено: 16.11.09 22:56. Заголовок: бурная вода пишет: ..
бурная вода пишет:
цитата:
А тут - это постоянная руководящая и направляющая сила. Отменяющая любые муки выбора мажду простым и правильным. Отменяющая муки поиска этого правильного - ибо оно всегда известно. Главное, с детства привыкнуть к полному подчинению этому дару - а когда привыкаешь к чему-то с детства, то потом уже проще.
Точно так. А ещё практически отменяющая свободу выбора и свободу делать глупости. Почти как с домовыми эльфами. И странные выходят храбрость, самопожертвование и самоотречение, если человеку так конкретно плохеет, стоит сделать что-то поперёк "рекомендаций ладошек". Хотя возможно, это я где-то туплю и чего-то не понимаю. Или же характер дурной говорит. А возможно, эта прописанная в фике обречённость на правильные и полезные миру поступки настолько сквикнула именно потому, что я сама по работе слишком часто вот именно так и делаю, и не нравится мне это страшно . Но написано действительно очень хорошо , а посему простите мне мои глупые рога и копыта, но оценок не ставлю. (ушла расстроенная)
Поддерживаю assidi. Вообще возникают вопросы: а кто собственно решает, чтобы у кого-то зачесались ладони. Нелогично бы получилось, если смыслом жизни ( в данном случае действия хавлов) руководило что-то бессмысленное. И почему-то из ваших фиков, мне все представляется, что за всеми этими чесотками стоит кто-то с хвостом, рогами и копытами.Поэтому мне совсем не нравится эта линия.
7 3 Оффтоп: Вообще цель Марфы стать Марией (подняться на более высокий духовный уровень). А если остается Марфой - то это скорее проблема, чем повод для гордости
Фик, соглашусь, довольно симпатичный, но минусов (и вопросов) больше, чем плюсов. Есть такое явление как избыток добродетели. Систематически притворяться идиоткой у доски, чтобы поднять настроение соседке, у которой дочь слабоумная, - это, на мой взгляд, оно и есть. Непонятно, почему родители героини живут как магглы (магглский район - не объяснение). И в чем причина их переездов, на которую намекается? Каким образом Джимми оказался в Итоне? Благородная роль Риты Скитер - это, простите, из области фантастики. Этак можно и Амбридж представить "дочерью Марфы": благодаря ей возникла Армия Дамблдора. И обоих Кэрроу. А может быть, и Фадж делал доброе дело в 5 книге? И т.д. Финал на меня, простите, произвел впечатление совершенно бредовое. Под Дауни-стрит подразумевается Даунинг-стрит? «вещала профессор МакГонагалл с возвышения в центре Зала» Чем обусловлен такой предельно нежоброжелательный выбор глагола?
Отправлено: 17.11.09 18:57. Заголовок: Фанфик, по поводу ко..
Фанфик, по поводу которого у меня впечатление двойственное. С одной стороны, есть несколько придирок. Во-первых: почему рассказ о детстве героини подчёркнуто подробный, тогда как учёба в Хогвартсе сводится к двум-трём эпизодам? Во-вторых, Снейп к сюжету привязан как-то слабо. Получился "проходной объект": на него воздействуют, и больше ни на что он не годится. В-третьих, зачем, зачем тут снарри? Выглядит как попытка угодить читателям, обожающим фики такого типа. В этом я согласен с assidi. По прочтении у меня возникли те же вопросы, что у zanuda. А ещё наблюдаются скачки в изложении. А с другой стороны, фик хорошо написан, читать его интересно, и прерываться не хочется. Даже и не знаю, какие оценки ставить. Подумать надо.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 212
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
