Зеленый форум: HP Fanfiction

Эммелин Вэнс твёрдо произносит:
– Я хочу умереть.
– При чём тут я? Хотите отравиться? Яды – в учебнике за пятый курс. Думаете, что я швыряюсь непростительными направо и налево? Заблуждаетесь.
– Я хочу, чтобы вы выдали меня Упивающимся.
– Скверный выбор. Уверяю вас, большинство погибших от их рук порекомендовало бы иной способ прощания с жизнью.
– Профессор. Я не какая-нибудь семнадцатилетняя девица, решившая, что несчастная любовь – это конец света, и которой наплевать, что будет после её полёта с Астрономической башни. Я – взрослая женщина, сознательно желающая уйти из жизни, но я не хочу, чтобы моя смерть была напрасной. Вам нужно упрочить ваше положение в рядах Упивающихся. Выдайте им члена Ордена феникса.
– Вы упускаете из виду одно. После такого доказательства мне понадобится упрочить своё положение в рядах Ордена.
– О, да, вы правы. Ваша верность Ордену вызывает гораздо больше сомнений!
– Боюсь, что дальнейшая дискуссия ни к чему не приведёт. С вашего позволения...
– Учтите одно. Я всё равно покончу с собой! Даже если вы сообщите остальным и мне попытаются помешать, даже если меня свяжут и запрут – я всё равно найду способ! Так что вам решать, воспользоваться обстоятельствами или нет!
– Я подумаю.

Последние дни тянутся как резина, всё более натягивающаяся, всё тяжелее поддающаяся движению вперёд и отдалению от Сириуса, оставшегося в роковом июньском дне. Говорят, что в этом тумане размножаются дементоры, и Эммелин охотно верит. Над её домом они наверняка собираются, роятся, плодятся, как мошки вокруг кучи киснущих яблочных очистков.
Лучшее в её жизни. Сириус бы рассмеялся такой характеристике: «Хреновая жизнь должна была быть!» А кто, что, если не он? Друзья – где они сейчас? Тонкс, этой веселушке-хаффле, и то не до неё. Работа давно превратилась в рутину. Ордену она ничем серьёзным помочь не может, те мелочи, что ей поручаются, слишком похожи на подачки, дабы Эммелин не чувствовала себя ненужной. Мать... вряд ли мать станет частью её жизни, даже если неожиданно одумается и придёт с извинениями за всё. И за Найджела в особенности.
Эммелин нужно умереть.
Её взгляд направлен в окно, но она не видит улицы, соседей, автомобилей, собак. Перед глазами снова и снова проходят комнаты в доме на Гриммолд плейс 12, в разных ракурсах и освещениях. Традиционный завтрак на кухне после ночного дежурства в Отделе тайн, и Сириус, спускающийся, когда она уже уходит. Перешёптывания перед собраниями. Тонкс, наклеивающая напротив ниши с портретом миссис Блэк плакат «Разыскивается...», с которого безумно таращится Сириус («Прикинь, я помню, как он меня возил на закорках. Надо предложить ему повторить, а?»).
Эммелин почти не общалась с Тонкс в школе, даром что они учились на одном курсе, а тут сошлись. Общая неудающаяся любовь скрепила женскую дружбу. Две приятельницы против двух закадычных друзей. Сириус отшучивался, Ремус мягко увиливал.
Наступило это безумное четырнадцатое февраля. Они с Тонкс выпили по коктейлю, затем та ткнула Эммелин в бок и предложила: «Пошли соблазним наших мужчин». С вином и пузатым тонксовским двухкассетником они нагрянули в штаб, удачно застав обоих сотоварищей. Эммелин, прогнав Тонкс с кухни, сварила глинтвейн, кое-как удалось настроить радио, чтобы магия дома не вносила помех и операция «соблазнить» была запущена. Тонкс увела куда-то Ремуса, оставив её наедине с Сириусом. Всё впустую: Сириус упорно не желал понимать намёков, когда же Эммелин не выдержала и заговорила с ним откровенно, он отвёл глаза и принялся растолковывать ей невыносимо правильные и нудные вещи: «Такая молодая и привлекательная... найдёшь кого-нибудь получше... сомнительный тип...». Эммелин не выдержала и бросилась к выходу, почти столкнувшись с Тонкс. Та неожиданно обняла её за талию и прошептала на ухо:
– Давай потанцуем.
Они стали медленно переступать под звуки очередной попсовой маггловской баллады, льющейся из радио. Эммелин вздрогнула, почувствовав на бедре руку Тонкс.
– Расслабься, – подруга потёрлась носом об её ухо. – Пошли они туда, куда нам не дают. Если эти старые пердуны строят из себя недотрог, давай хотя бы заведём их, чтобы колом встало.
Она избегала смотреть на Сириуса. Ремус застыл в дверях, явно растерянный. Большой палец Тонкс слегка задрал ей юбку, чертя круги поверх колготок. («Танцуй, Саломея, танцуй для меня») Эммелин едва не всхлипнула от досады и с силой стиснула грудь приятельницы по несчастью, вознаграждённая жарким шёпотом: «Молодчинка!».
– И правда, – хихикнула Эммелин громко . – Сдались нам эти мужики.
Она сбежала, горя от стыда, ненавидя Тонкс за то, что не у неё, а у хаффлы хватило отчаянности на эту демонстрацию. Она рада была бы обвинить ту в заразной неудачливости, если бы не знала, что виновата сама и только сама. Подружки всегда ворковали, какая Эммелин хорошенькая, как завидуют её фигуре, её лицу, её глазам – сучки знали, что они в безопасности и редкий парень задерживается рядом с их сокурсницей. Какого-то потайного ключевого элемента Эммелин критически недоставало: обаяния, уверенности или просто удачи. Красивая дурнушка. Липли к ней только стареющие похотливые козлы. Будто Найджел проклял.
Ремус с того дня чурался Тонкс как огня. Сириус, напротив, улучил момент, чтобы поговорить наедине.
– Детка, – произнёс он, глядя ей в глаза, – ты чертовски привлекательно, и не думай, будто я не готов плюнуть на все приличия, отнести тебя на руках в спальню и засадить по самые помидоры, – от хрипловатого голоса, казалось, вибрировал каждый её нерв. – Но, пойми, я мужчина, а не просто хер ходячий. Я должен иметь возможность позаботиться о своей женщине, а не сидеть в четырёх стенах и надеяться на лучшее.
– Хорошо. Тогда я буду ждать? – выдавила Эммелин. Сириус улыбнулся и коснулся кончиками пальцев её щеки.
– Окажи честь.
Эммелин взвывает, возвращаясь в опостылевший быт. Бессмысленно спрашивать, почему они ждали – ответ известен: чтобы Сириус мог остаться Сириусом, и всё равно с губ рвётся стон:
– Почему-у?!

Снейп появляется без предупреждения: будто рой дементоров материализовался на пороге и позвонил в дверь.
– Я принял решение.
Не дожидаясь приглашения, он проходит в гостиную, предоставляя Эммелин следовать за ним. Развернувшись, бесцеремонно её разглядывает.
– Так ты всё-таки переспала с Блэком или как?
– Нет. Не твоё дело!
Отрицание срывается с губ само, и, если трактовать вопрос буквально, это даже не ложь, они не спали, а в остальное Снейпу совать грязные лапы не положено.
Тот лишь усмехается.
– Ну, надо же... Был кобелина, да весь вышел. Что ж, моё условие таково: я хочу то, чего не получил Блэк.
В ответ на её бурную реакцию гадкая ухмылка Снейпа становится только шире.
– …да и с какой стати? – завершает нелестную тираду Эммелин.
– Чтобы сделка была взаимовыгодной. Ты получаешь смерть. Я хочу получить что-нибудь взамен.
– Мне сделка казалась взаимовыгодной.
– Предательство в обмен на благосклонность Тёмного лорда? Эта выгода чересчур неопределённая. Я хочу чего-нибудь конкретного и осязаемого. Как смерть.
– Убирайся, – цедит Эммелин сквозь зубы, стискивая край стола, чтобы не выхватить палочку. Нет, скорее, чтобы не вцепиться в эту ухмыляющуюся рожу ногтями.
– Я не ожидал другого, – злорадство Снейпа разливается по комнате. – Хвалёная гриффиндорская храбрость – это просто бегство от реальности в позёрство, в громкие слова и красивые поступки. Что, если в схватке с Упивающимися тебе не удастся ограничиться поединком? Что, если ты попадёшь в руки моим… коллегам живьём? Но ты предпочитала не задумываться о низком, верно? Тогда я пойду, а ты вешайся себе без претензий.
– Стой!
Эммелин рывком расстёгивает пуговицу блузки, другую. Действовать проще, быстрее, чем выдавить постыдное согласие.
– Хорошо, Снейп.
Третья, к четвёртой пуговице руки слишком трясутся от злости, Эммелин рывками вытаскивает блузку из-под пояса юбки. Ей хочется воспользоваться такой удобной неудачной формулировкой Снейпа и рассмеяться в лицо, потому что как раз то, на что тот претендует, Сириус получил. Но, нет, к их неловкому и щемяще-трогательному соитию она Снейпа не подпустит и на милю.
– Чего встал столбом? Приступай! Мне станцевать стриптиз? Отсосать тебе? Раздвинуть ноги? Дать в жопу?
Снейп прислоняется к стене, не сводя с неё глаз.
– Разденься для начала, героиня.
Захлёстывающие эмоции сбивают с толку. Эммелин путается в застёжках, пуговицах, озирается, никак не находя, куда положить снятые вещи. Ей стыдно только своей неловкости и слабости перед провокациями Снейпа. То, что хочет сделать с ней Снейп – не стыдно, это совсем не похоже на тот раз, когда Сириус не устоял-таки перед ней. Они скрылись в одной из гостевых спален, и Сириус смеялся, раздевая Эммелин, и целовал, и собственнически терзал её груди. Но когда она увлекла его в постель за собой, на себя, он отстранился и смущённо пробормотал:
– Боюсь, я ещё не в форме… после всего. Но расслабься, неудовлетворённой я тебя не отпущу.
Эммелин глянула на его полувялый член и решительно заявила:
– Нет. Я подписываюсь только на взаимное удовольствие.
Она добилась своего, в конце концов, помогла ему: руками, языком. Они занимались любовью неторопливо, растягивая с трудом доставшееся наслаждение, и Сириус, уткнувшись ей в плечо, скрывшись за растрёпанными кудрями, шептал немного нелепые и сентиментальные благодарности…
Она выпрямляется, встречая взгляд Снейпа.
– Сядь на стол, – сухо даёт он дальнейшие указания. – Отодвинься подальше. И поласкай себя.
– Что?
– Помастурбируй, Вэнс. Или ты этим не занималась в бесплодных мечтах о Блэке?
Он мастерски умеет унизить человека. Эммелин заставляет себя протянуть руку и засунуть пальцы между складочками. Ласкать себя вот так, под его пристальным взглядом – хуже траха.
– Иначе не встаёт, а Снейп?
– Если таковы твои представления о самоудовлетворении, то неудивительно, что у тебя возникли мысли о самоубийстве.
Ответ он пропускает мимо ушей («Вижу специалиста по самоудовлетворению») и указывает, как ей далее притянуть к себе ногу, откинуться, раскрыться шире, ввести в себя немного палец. Как хочет, это мало отличается от мытья под душем. Впрочем, вряд ли Снейп догадывается, на что похоже мытьё под душем. Она практически не возбуждается – Эммелин ловит себя на мысли, что боялась возбудиться от этой мерзости. Поэтому она лишь смеётся в ответ, когда Снейп расстёгивает брюки, убирает её руку и входит в неё на всю длину, приговаривая: «Ты же там влажная, Вэнс. Заводит, а? Не так уж важно, кому подставлять киску». Она, наоборот, почти сухая, член Снейпа двигается в ней с натугой, болезненно натирая нежную кожу внутри, а пояс брюк, задевая, царапает бёдра.
– Не лежи же бревном. Двигайся! Вот, теперь я понимаю, на что позарился Блэк.
«Саломея, Саломея, станцуй для меня».
Она вспоминает вдруг Найджела: воспоминания, которые она было задвинула поглубже, позволила обрасти паутиной, запылиться и забыть, что было написано на этих склянках. Материн любовник приставал к ней, когда ей было пятнадцать. У него были пошлые усики и сальные глазки. И отвратительный багровый член, на который он насаживал её, цитируя историю Саломеи.
«Если ты будешь танцевать для меня, можешь попросить у меня все, что
пожелаешь, и я дам тебе, будь это даже половина моего царства».
Эммелин всхлипывает, теряя на миг контроль, судорожно цепляется за край стола. Снейп вбивается в неё уже резкими короткими толчками, похрипывая, вдруг вытаскивает член, дёргается несколько раз в кулак, и Эммелин чувствует, как на живот выплёскивается тёплое семя, вызывая судорогу омерзения. Она переворачивается, и её рвёт прямо на пол. Снейп со словами «Убери и вымойся» выходит на кухню.
Душ Эммелин откручивает на полную мощность. Струи больно, почти до синяков, бьются о кожу. Это всё неважно, говорит она себе. Это – тело, прах, оно разложится, а туда, к Сириусу отправится только дух, незатронутый снейпами и найджелами. Снейп – это только сделка, мера за меру. С Найджелом она давно рассчиталась, взяв в уплату голову на серебряном блюде. Она написала заявление в отдел магического правопорядка, и ублюдка засадили в Азкабан, несмотря на материны вопли, что сучка сама вертела жопой («Ты снова смотришь на мою дочь. Не надо на нее смотреть»). С матерью она больше не виделась.
В зеркале отражается красивая женщина, слишком красивая. Фигура могла бы быть покряжистее, черты лица – погрубее, глаза – не сиять такой зеленью, и глядишь меньше похотливых самцов стремились бы её отыметь. Эммелин оттирает все чужие прикосновения, недавние и всплывшие в памяти, заворачивается в халат и отправляется на кухню. Снейп, придерживая горячий чайник прихваткой, наливает себе свежезаваренный чай, будто хозяйничает здесь незнамо сколько.
– Пей, – хмуро говорит она ему, – и выметайся выполнять свою часть договора.
Снейп задумчиво выбирает из нескольких баночек сливовый джем, зачерпывает десертную ложку и размешивает в чае.
– Непременно. Но вначале покончим с моей.
– Ты…
– Я не откажусь от ещё одного раунда. На колени.
Он привстаёт, и спускает брюки.
– На колени. Впрочем, если можешь достаточно низко нагнуться, я настаивать не буду. Раньше начнём – раньше кончим. Давай, поработай ротиком, помоги мне привести инструмент… в форму.
– Ублюдок, – процеживает Эммелин. – Ты рылся у меня в мозгах.
Снейп с безмятежным видом пожимает плечами.
– Какие-то ассоциации, Вэнс?
Она встаёт на колени и пригибается к его промежности. Вонь возбуждённого мужского тела и мочи – да, какие-то ассоциации, Снейп, но и не мечтай, что с Сириусом. Приподнимая рукой, она обхватывает головку губами, проталкивает член дальше в рот. Грязный педофил заставлял её то же. Грязный вонючий старик.
– Только без гриффиндорских глупостей, – шепчет Снейп. Он облизывает ложку и ребром вставляет ей между зубов. Слюна капает на постепенно затвердевающий член, увлажняя его. Снейп неторопливо допивает чай, заставляет её встать на четвереньки и входит в неё сзади.
– Вот так. Подмахивай, старайся, не то я не засчитаю.
Эммелин всё равно. Она ритмично движется ему навстречу, насаживаясь. Когда Снейп чуть отстраняется, дразня, проникая не так глубоко, она подаётся назад, тупо отдавая себе отчёт, что этот трах её возбуждает. Сзади раздаётся довольное хмыканье, Снейп обхватывает её рукой за талию.
– Наслаждайся, наслаждайся. Блэк наверняка рано или поздно не отказался от собачьей позы. И не обязательно в человечьем обличии.
Ненавижу, думает Эммелин, сжимая его член внутри себя. Убью. « Я хочу, чтобы мне немедленно принесли на серебряном блюде...»
– Тебе не дано было спасти его, – ядом льются в уши слова Снейпа. – Ты трусиха. Кто боится жить, тот побоится и умереть в бою. Ты не могла бы ему помочь. У тебя не хватит духу подставиться под смертельное проклятие, и сегодня ночью тебя будут трахать впятером, – толчки становятся грубее, холодный палец трёт её клитор. – Привыкай.
Оргазм раскрывается внутри неё сладко и мучительно, как лопаются большие липкие почки каштана весной. Она мечется между членом и рукой Снейпа, выкрикивая: «Да-да-да!», моля только об одном: чтобы он не останавливался, и вскоре они заваливаются оба, изнеможённые, прислоняясь к стене. Снейп обнимает её за талию и притягивает к себе – Эммелин ловит промелькнувшее выражение боли и нежности на его лице.
Он…
Он унизил, оскорбил её.
Он заставил её ненавидеть.
Он заставил её почувствовать себя живой снова – нет, как никогда.
Тогда, с Сириусом…
Она не помнит, что она ощущала с Сириусом. Снейп перечеркнул, извратил, забрал прежнюю жизнь и прежние счёты с ней.
«Попроси половину моего царства, и я отдам тебе полцарства. Но не проси у меня того, что ты попросила».
Самоуверенный ублюдок. Эммелин сбрасывает его руку с талии.
– Вставай и выметайся. Выполнять свой договор.
Он молча сидит рядом. Эммелин оборачивается со злорадным выражением:
– Думал, что своей любовью можешь кого-то спасти, Сопливус?
Она задела его, без сомнений. Теперь очередь Снейпа демонстрировать ненависть, сменяющуюся обычным презрением. Он молча уходит.
Саломея остаётся ждать своей награды, головы на серебряном блюде. Своей головы.