3. Истина и вера Если во что-то верить и вести себя так, словно оно существует, то так и будет. И неважно, ложная эта вера или правдивая. Иногда мне кажется, что Волдеморт появился в нашем мире лишь потому, что в него поверили. Не только его последователи, а вообще все.
Сейчас в него пытаются не верить, но от этого никому не легче, поскольку он уже есть.
Долорес пришла в бешенство от статьи Риты Скитер, опубликованной в «Придире». Минерва пришла в восторг. Мне даже на какой-то миг показалось, что она сейчас побежит угощать Гарри Поттера печеньем. Глупо.
— Она запретила детям читать эту статью, — довольным голосом сказала Минерва, когда после обеда мы пили чай в учительской. — Это слишком даже для нее — верить в действенность своих указов.
— А, по-моему, детям сейчас лучше новости вообще не читать, — вздохнул Флитвик, отодвигая от себя газету, титульная страница которой блистала новыми подробностями о побеге Пожирателей Смерти из Азкабана. — Никакие нервы не выдержат.
Северус потянулся к газете, давая понять, что его нервы вполне могут с этим справиться. Минерва раздраженно глянула на первую полосу и отвернулась.
— Ничего нового не пишут, — пробормотала она, — уже сколько времени прошло, а в министерстве не приблизились к разгадке ни на шаг. А ведь представить только: десятеро преступником сбежало из Азкабана!
— И, правда, интересно ведь, как они сделали это, — заметил Флитвик.
Я невольно бросила взгляд на Северуса, углубившегося в чтение, и тут же осознала, что остальные присутствующие тоже смотрят на него. Повисла неловкая пауза. Иногда мне его жаль на самом деле.
Северус аккуратно закрыл газету и спросил:
— А что вы на меня так смотрите? Я побегов из Азкабана не совершал.
Я заметила, как Минерва набрала в грудь воздух, собираясь что-то ответить, но в этот самый момент дверь с грохотом распахнулась, и послышалось возмущенное:
— Профессор Снейп, вы уже видели это? Да это же… Ой!
— Вас не учили стучаться, мистер Малфой? — холодно осведомилась Минерва.
Драко Малфой со взъерошенными волосами и бледным от тревоги лицом застыл на пороге, сжимая в руке свежий номер «Придиры».
— Я… Я не… — растерянно пробормотал он. — Простите, я к профессору Снейпу, я думал, он здесь один. То есть…
Драко виновато посмотрел на Северуса и покраснел.
— Кхе-кхе… — На пороге стояла Амбридж и с любопытством разглядывала учительскую.
Драко испуганно отскочил, пряча за спиной запрещенную газету. Снейп встал из-за стола и напряженно переводил взгляд с газеты в руках Драко на сладко улыбающуюся Амбридж.
— Мистер Малфой, как хорошо, что вы здесь, — радостно сказала она, — у меня как раз есть для вас задание. Вы и другие старосты должны следить, чтобы никто не читал «Придиру». Я даже в руки запрещаю брать. В случае малейшего нарушения обращайтесь ко мне. Виновный сразу же будет исключен. Вам понятно?
— П…понятно, — пролепетал Драко, — н…непременно буду следить, профессор Амбридж.
— Вот и хорошо, — она сверкнула улыбкой, — идите.
— И… иду, — выдавил Драко, но продолжал стоять на месте, сжимая скомканную газету так, что костяшки пальцев побелели.
Снейп подошел к нему сзади, небрежно обнял за плечи и подтолкнул к выходу.
— Пойдем, Драко, — сказал будничным тоном, — я его подробнее… проинструктирую, — прибавил, обращаясь к Амбридж.
Она кивнула и направилась к столу с чайником.
Опасаясь сквозняка, я встала закрыть дверь и успела услышать, как Северус «инструктирует» Драко:
— Мало того, что ты перед всеми демонстрируешь свой личный интерес к этой статье, так ты еще и размахиваешь в учительской газетой, за одно только хранение которой могут исключить. Куда делось твое благоразумие, Драко?
— Но, профессор, я…
Даже с закрытой дверью в кабинете стало как-то неуютно. Возможно, это из-за присутствия Амбридж. Она налила себе чаю и посмотрела на нас торжествующе.
— Вот видите, коллеги, все у нас налаживается, — пропела сладко.
— Мы рады за вас, — сказал Флитвик, поднимаясь. — Прошу меня простить, — обратился он ко мне с Минервой и вышел с кабинета.
— Интересно, а профессоров за чтение статьи в «Придире» вы увольнять будете? — спросила Минерва, посмотрев на Амбридж в упор.
Та расплылась в довольной улыбке, глотнула чаю и сказала ласково:
— Ну что вы, профессор Макгонагалл, только тех, кто в нее верит.
Иногда мне кажется, что вера не бывает лживой. Никто не ошибается, просто не все получается. А если не получилось, то это ведь не назовешь иначе, чем ошибкой.
Мне нравится об этом думать.
— Зачем вы ко мне приходите, Долорес?
— Разве это я прихожу?
Нет сил думать, нет сил чувствовать. Звуки и цвета плывут перед глазами. Долорес садится на краешек кровати и смотрит скорбно.
Долорес… Скорбь… Минерва закрывает глаза и встряхивает головой. Какие странные мысли посещают ее по ночам.
— Вот видите, у меня получилось. И карьера, и… — мотнула головой. — По крайне мере, я теперь директор.
— Не директор. Министерских указов здесь недостаточно. Они не так важны на самом деле.
Долорес улыбается.
— Мне достаточно. Я получила все. А у вас нет ничего.
Минерва прикладывает руки к груди. Дрожит.
— У меня есть все… что мне нужно.
— Вам так мало нужно?— в голосе Амбридж искреннее любопытство.
— Нет, у меня много есть.
— Вы просто хотите в это верить.
— Мы все хотим во что-то верить…
— В существование зла, например, — подсказывает Долорес, заскакивая на кровать — по-детски легко и невинно.
Минерва почти с отвращением отодвигается, словно Амбридж и есть то самое зло. Но слабое. Не то, которого боятся.
— Это не вопрос веры, — шепчет. — Он вернулся.
— Никто никуда не вернулся.
— Вернулся. Долорес, вы не должны лгать.
— Я не должна лгать… Долорес прогуляла урок.
Это было настолько неожиданно, что Минерва даже начала немного беспокоиться. Расспрашивала ее однокурсников, но те или отмалчивались, или же как-то странно переглядывались и хихикали.
Это был последний урок, пятница, и многие преподаватели куда-то разбрелись, а остальные ничего не знали. Обнаружив, что в спальне ее тоже нет, Минерва решила обратиться к директору, но по пути наткнулась на саму Долорес. Девочка вылетела из-за угла, резко затормозила, едва не наткнувшись на Минерву, и стояла перед нею встревоженная, с растрепанными волосами.
— Простите, профессор Макгонагалл.
— Мисс Амбридж, где вы бы… Что это с вами?
Минерва заметила несколько пятен крови на ноге Долорес.
— Вы в порядке? Что случилось?
— Ничего, — она поспешно расправила мантию. — Это… Все нормально, я случайно испачкалась.
— Вы уверены? Может, вас провести к мадам Помфри?
— Все хорошо, профессор, — спокойным голосом повторила Долорес. — Бывает.
— А… — Минерва немного смутилась. — Вам следует быть аккуратнее, мисс Амбридж. Идите, приведите себя в порядок, о вашем прогуле поговорим позже.
Когда Долорес Амбридж пришла в кабинет Минервы на отработку, то выглядела как обычно: аккуратно собранные волосы, опрятный вид, выражение примерной ученицы на лице.
— Объясните, пожалуйста, что такого произошло, что вы пропустили мой урок, — обратилась к ней Минерва.
— Ничего не произошло, — тоном, не терпящим возражений, заявила Долорес.
— Вот как? Но если ничего не произошло, то почему вас не было на моем уроке?
Девочка замялась. Уверенность слетела с ее лица.
— Я… Меня задержали.
— Кто?
— Профессор Гилберт.
Минерва покачала головой.
— Вы лжете, мисс Амбридж. Профессор Гилберт уехал домой на выходные, я точно это знаю.
— Я никогда не лгу! Он не уехал, он здесь… Мы… Я…
— Довольно, — перебила ее Минерва. — Вы пропустили урок, это со всеми бывает, но зачем же лгать, да еще и винить в этом профессора? Признайте свою вину.
— Я ничего плохого не сделала, — твердо сказала Амбридж. — Мой папа говорит, что с хорошими девочками не случаются плохие вещи.
— Я скажу, что сейчас с вами случится, мисс Амбридж, — едва сдерживая раздражение, произнесла Минерва. — Сядьте, достаньте свое перо и пергамент. Будете писать строчки.
— Что именно писать, профессор Макгонагалл? — спросила Долорес, сделав как ей велено.
— «Я не должна лгать».
Долорес обмакнула перо в чернила и стала очень медленно писать. Она немного дрожала, но перо в ее руке твердо и с неприятным скрипом вырисовывало каждую черточку, каждый крючок. Казалось, сам процесс доставляет девочке какое-то странное удовольствие, как будто она выливает что-то из себя на этот пергамент.
Через некоторое время Минерва вдруг осознала, что если Долорес будет продолжать в том же духе, то они задержаться здесь едва ли не до утра.
— Вы не могли бы писать быстрее, — попросила она.
Долорес остановилась и подняла глаза.
— Вы не говорили, как мне писать, профессор, — холодно отчеканила она. — Вы лишь сказали что. Я придерживаюсь ваших инструкций.
Вновь раздался скрип пера. Минерве казалось, что Долорес выводит эти строчки по ее нервам.
— Вы ведь никогда не были обо мне высокого мнения, профессор, — тихо сказала Долорес, не прекращая писать, — мои способности вы считаете посредственными, как и саму меня.
— Мисс Амбридж, к чему…
— Но когда-нибудь вы увидите, что ошибались. Я многое могу.
— Я не сомневаюсь, что можете. У вас есть свои таланты, просто нужно выбрать те, которые… действительно таланты, а не тратить силы на то, что вам не так уж нужно.
— Откуда вы знаете, что мне нужно? Мне все нужно, профессор.
— Все? Вам нужно расставить приоритеты. Если будете добиваться всего, то останетесь ни с чем, такова жизнь, Долорес.
Скрип пера становился невыносимым.
— Это у вас такова жизнь, профессор Макгонагалл. — Казалось, голос Амбридж скрипит вместе с пером. — Это вы ограничили себя выбором. Отказались от личной жизни ради карьеры, а теперь…
Минерва побледнела.
— Откуда вы… Как вы смеете так со мной…
Амбридж подняла глаза и рассмеялась.
— Угадала, значит?
И снова скрип пера. Минерва взмахом палочки на ходу открыла дверь и выбежала в коридор. Ей хотелось убежать подальше от этого звука, от этого голоса и этой девочки.
Уже внизу она увидела одетого в школьную мантию профессора Гилберта. Он направлялся к комнатам Хаффлпаффа. У Минервы закружилась голова. В руках у профессора был огромный букет роз.
[реклама вместо картинки] 4. Волшебники: заметные и не очень Зря считается, что скромность украшает человека. Так говорят лишь те, кто никогда ею себя не украшал. Говорят, дабы избавиться от конкурентов, умеющих себя преподносить.
На самом деле я уже давно осознала, что наиболее заметен тот, кто больше себя показывает. Поэтому факультет Гриффиндор у нас самый яркий и громкий — и шагу по школе не пройдешь, чтобы кто-то из его представителей не напомнил о своем существовании — с треском, криком, смехом, желанием утвердиться здесь и сейчас, и никак иначе. Другим это не так нужно. Равенкловцам уж точно. Они с любопытством глядят в глубины мира, но вовсе не ищут в нем своего отображения, не стремятся наполнить собою все окружающее пространство. И хаффлпаффцам. Нам достаточно ощущать самих себя, чтобы утвердить свое бытие. Иногда мне кажется, что у нашего факультета самая здоровая позиция — потому мы так незаметны.
Со слизеринцами гораздо сложнее. Желания показать себя у них не меньше, чем у гриффиндорцев, а возможностей не хватает. Традиция быть отверженными и презираемыми так прочно укрепилась на их факультете, что они со свойственным им артистизмом и находчивостью поворачиваются к ней лицом и используют ее же для собственного самоутверждения. Это словно носить маску волка и вести себя как волк, чтобы оправдать отношение окружающих к тебе как к волку.
В этот раз волчьи маски раздает Амбридж. Точнее не маски, а значки. Слизеринцы довольно живо откликнулись на ее призыв, с большим энтузиазмом, чем остальные ученики. У тех, в конце концов, была Армия Дамблдора, а этим совсем не во что поиграть. Мне кажется, Долорес умеет закидывать крючок.
— У Гриффиндора количество баллов стало отрицательным, — уже совсем без гнева, скорее обреченно констатировала Минерва.
После выпитого пунша у меня было веселое настроение, и я решила ее немного подразнить:
— Они слишком выделяются. На моем факультете все в порядке с баллами.
Но Минерва не поддалась на мою маленькую провокацию. Она поставила свой стакан на стол, уселась перед камином и сказала:
— Она со своим отрядом перешла все возможные границы. Такого даже профессор Снейп себе не позволял.
— Видимо, она хочет украсть его славу, — заметила я.
Минерва фыркнула.
— Было бы что красть.
Я налила себе еще пунша и села к ней поближе.
— Знаешь, мне кажется, Долорес по-своему умна. Она не пытается понравиться тем, кто никогда ее не полюбит. Но при этом пользуется теми, кто готов с нею сотрудничать.
— То-то все так живо на ее призыв откликнулись.
— Не все, но откликнулись.
— Я не понимаю, — сказала Минерва, — я никак не могу понять, почему некоторые ученики радуются увольнению Дамблдора. Он ведь такой хороший директор, всегда пытался найти к каждому свой подход.
— Ну, каждый имеет право на свое мнение по этому поводу, — мягко сказала я. — А знаешь, что некоторые ученики думают о Дамблдоре?
— Некоторые? — уточнила Минерва.
— Не так давно я совершенно случайно услышала разговор пятикурсников. Там были слизеринцы и, кажется, равенкловцы. Анекдот про Дамблдора рассказывали. Хочешь услышать, какой?
— Не хочу, — Минерва сжала губы, всем своим видом пытаясь показать, что стоит выше всего этого.
Но я не сдержалась:
— Собрал Дамблдор всех учеников и говорит им: «Будем внедрять в стенах нашей школы культуру равенства. Пусть не будет у нас разделения на чистокровных волшебников, маглорожденных и маглов. Это всем понятно?» — «Понятно», — сказали ученики. — «Тогда для закрепления этой конструктивной стратегии пригласим в школу всех ваших родителей и устроим между ними магическое состязание. Для укрепления волшебного духа». — «Но господин директор, — робко молвил один ученик, — как же, ведь среди них есть маглы…» — «Опять вы, слизеринцы, за свое», — с упреком сказал ему Дамблдор и приступил к организации мероприятия.
Минерва усмехнулась.
— Ну что ж, по крайней мере, остроумие у этих детей есть, — сказала она.
Я бы предпочла, чтобы они демонстрировали не только остроумие. И не всегда в волчьих масках.
Но так рискуешь стать незаметным и затеряться в толпе.
— Мне это снится? Все ведь не на самом деле…
— А это имеет значение? — интересуется ехидно.
Зачем она вновь пришла среди ночи?
Темно. И холодно, хотя уже весна. Амбридж сидит и молчит.
— Инквизиторский отряд? — спрашивает Минерва. — Вы, как я погляжу, скучаете по магловской истории. Но эта ее страница не очень популярна.
— Так не в том смысле.
— А в каком же?
— Слизеринцы меня любят.
Минерва качает головой.
— Нет, они лишь пользуются возможностями, которые вы им предоставляете.
Амбридж смотрит на нее долго и пронзительно.
— Вы считаете, что меня невозможно полюбить?
— При чем здесь это?
— Считаете. Всегда так считали.
Молчат. Тишина плывет в холодной тьме.
— А, может, вы не там ищете любовь?
— С чего вы взяли, что я ее ищу? — ухмыляется. Долорес увяла и перестала украшать себя цветами. Ходила по школе тихая и скорбная.
Профессору Гилберту не удалось избежать разговора с профессором Макгонагалл. Она без предупреждения зашла к нему в кабинет и сказала требовательно прямо с порога:
— Расскажите мне, что случилось в пятницу.
— В пятницу? — переспросил он в смятении. — А что было в пятницу?
— Это вы должны мне ответить, — сказала Минерва, садясь в кресло у его стола.
На ее лице застыло выражением крайней решительности.
Гилберт невольно отодвинулся.
— Я не понимаю.
— Понимаете. Я поспрашивала учеников, навела справки.
— Справки? — Он нервным жестом одернул воротник мантии.
— Как вы могли с нею так поступить?
— Как поступить?
— Вы знаете, о чем я, профессор Гилберт.
— Она сама…
— Бога ради, профессор! — Минерва вскочила с места. — Она еще ребенок!
Гилберт тоже поднялся, обошел стол и приблизился к Минерве. Она сделала невольный жест, словно хотела отойти, но все же не сдвинулась с места.
— Вы слишком узко мыслите, профессор Макгонагалл, — прошептал он, — вам нужно шире смотреть на вещи. Ничего страшного не произошло.
— Она — ребенок, — тихо повторила Минерва, глядя на Гилберта почти в ужасе.
— Ребенок? О, нет, она женщина. — Он медленно протянул руку к лицу Минервы, словно желая ее погладить. — И какая женщина! Впрочем, вам никогда этого не понять. Вы слишком черствы и ограничены, чтобы…
— Довольно! — оборвала его Минерва, отойдя на несколько шагов назад. — Дальше вы будете говорить на эту тему с директором. Я уже сказала ему, он ждет вас у себя в кабинете.
— Я уволен? — скорее констатировал, чем спросил Гилберт.
Минерва ушла, оставив его без ответа.
В ту же ночь к ней в спальню явилась Долорес. Минерва сонно смотрела на нее, недоумевая, как девочка смогла пробраться сюда незаметно.
При ярком свете луны Долорес, бледная, одетая в длинную розовую сорочку, казалась привидением.
— Вы нарочно все испортили, — глухо сказала она.
— Что испортила? — Минерва нащупала в темноте свою палочку и зажгла свет.
— Зачем вы говорили с профессором Гилбертом? У нас все могло быть хорошо.
Минерве казалось, что она все еще спит.
— Хорошо? У… у вас?
— Зачем вы все испортили? — По дрожанию голоса Долорес можно было догадаться, что она плачет. — Теперь он не хочет больше быть со мной. Из-за вас.
Теперь Минерве казалось, что спит Долорес.
— Мисс Амбридж, очнитесь. Он преподаватель, а вы ученица. Он старше в два раза, он… Это немыслимо!
— Он любит меня! Он заметил меня, такую незаметную, такую… неталантливую, как вы считаете, такую обычную на фоне таких ярких других. И разглядел во мне талант. И красивую девушку. Все.
— Бог ты мой! Деточка… — Минерва протянула к ней руки, словно хотела обнять, но Долорес отскочила. — Вам не следует так это воспринимать. Вы слишком юны, чтобы понять, но все пройдет.
— Вы этого и хотели? Чтобы все прошло? Чтобы у меня ничего не было. Вы считаете, что я многого хочу. Желаете избавить меня от иллюзий.
— У меня больше опыта, Долорес, поверьте. Профессор Гилберт явно не тот человек, который… с которым у вас может быть все.
— Вы ограниченно мыслите! — выпалила Амбридж.
— Я… я что? — Минерва поднялась с кровати, ошеломленная.
— Да, ограниченно, — с нервной настойчивостью, словно доказывала что-то себе, повторила Долорес. — Вот маглы проще к этому относятся, они не столь консервативны, как волшебники.
— Что за бред вы несете? При чем здесь маглы? Это… ложь.
— Нет, профессор Гилберт не лжет. Он никогда…
— Так вот чему профессор Гилберт учил вас на уроках магловедения? Да он абсолютно некомпетентен. И вообще человек он…
Долорес как-то странно улыбнулась.
— Я вас поняла, профессор, — сказала исступленно и выскользнула из спальни.
Минерва медленно опустилась на кровать. Ей до боли хотелось верить, что это было всего лишь сном, а девочка — привидением.
[реклама вместо картинки] 5. Путь и выбор Наблюдая за детьми, я часто задумываюсь о том, кем они могут стать. Ведь кажется, что мы, учителя, во многом ответственны за это. Издержки профессии.
Смотря на уже состоявшихся взрослых, я иногда гадаю, кем они могли бы стать.
Порой я думаю, что Минерва во многом похожа на Дамблдора. В том, что касается ее необычайного магического таланта, целеустремленности, максимализма, твердых жизненных позиций. Иногда мне даже кажется, что если бы она родилась мужчиной, то стала бы Дамблдором. Но магловское провинциальное воспитание, как я успела понять, не особо благоприятствует взращиванию амбиций в девочке. Даже за то, что имеет, она несопоставимо много отдала.
Возможно, еще и поэтому Минерва всегда с таким энтузиазмом помогает своим ученикам определиться с профессией. Иногда мне кажется, что она пытается заново проиграть пластинку с выбором судьбы. Впрочем, остальные деканы относятся к этому вопросу не менее серьезно.
— Мои ученики не устают удивлять своими выдумками, — хвалился Флитвик после собеседований по профориентации. — Знали бы вы, куда их порой заводят научные и творческие изыскания. И какого труда мне стоит подобрать что-то подходящие из школьной программы.
— А мои поголовно увлеклись травологией, — поделилась я своими наблюдениями, — неожиданно как-то.
— Почему же? — удивился Флитвик. — Я давно заметил, что ученики нередко стремятся к изучению предмета, на котором специализируется их декан.
— Да, — сказал Северус, — мои слизеринцы тоже хотят идти по моим стопам. И я, кстати, о зельях говорю, а не о том, что вы подумали.
Мы смущенно переглянулись.
Позже Минерва более подробно рассказала мне о беседе с Гарри Поттером.
— Я теперь даже не знаю, кого Амбридж пыталась больше задеть — меня или его, — сказала задумчиво. — Или же ей нравится сама идея помешать кому-то в выборе своего пути.
— Видимо, она научилась совмещать удовольствия.
— Ну уж нет, — возразила Минерва, — удовольствие получить я ей не позволила.
Мы рассмеялись, но как-то натянуто, невесело.
Иногда, думая о выборе судьбы, я вижу много вариантов. Но ни один из них не сравнится с тем, что преподносит нам реальность. Что поделать, если она бывает так недобра к нам.
— Теперь уже вы ко мне приходите, профессор Макгонагалл?
— Разве это я? – она садится на постель и долго смотрит на Долорес.
Пахнет лечебными зельями и сыростью.
— Вы, должно быть, довольны, - шепчет Амбридж слабым голосом.
— А разве на это похоже?
— Они сделали мне больно… Снова.
Все смолкает. Ночь дрожит за окном. Долорес избегала встреч с Минервой. Но делала это как-то тихо, вовсе не демонстративно. Она пыталась спрятаться в своей незаметности.
Вечером директор пригласил Минерву в свой кабинет. Она знала, о чем пойдет речь; одновременно хотела этого разговора и опасалась.
— У вас все в порядке, Минерва? — спросил Дамблдор, наливая ей чаю.
— Смотря что вы называете порядком, Альбус, — уклончиво ответила она.
— Предлагаю сейчас не останавливаться на этом увлекательнейшем философском вопросе.
— Поговорим о менее при… увлекательном?
— Почему же? — удивился Дамблдор. — Я все нахожу увлекательным. Вот, например, это письмо, — он указал на лист пергамента, лежащий на столе.
— От кого оно?
— От мисс Долорес Амбридж.
— Что? — Минерва невольно придвинулась и потянулась рукой к письму. — О чем она там пишет?
— Право же, Минерва, вы не хуже меня знаете, что не следует читать чужие письма.
— Разумеется.
— Впрочем, я ведь могу вам его пересказать. Мисс Амбридж обратилась ко мне с обвинением.
— Обвинением?
— Да, она обвиняет профессора Гилберта в… весьма далеких от морали действиях. А вас в соучастии.
— Соучастии? — у Минервы пересохло в горле.
— Долорес утверждает, что вы помогали профессору: отпустили ее раньше с урока, чтобы он мог поймать девочку в пустом коридоре и склонял вступить в отношения, которые… не полагаются между преподавателем и ученицей.
Минерва сделала нервный глоток.
— Зачем вы мне такое рассказываете? Это все…
— Ложь? Разумеется, Минерва. Я побеседовал и с нею, и с Гилбертом. Она несколько… преувеличила и сгустила краски. Вы же знаете, подростки любят фантазировать. Мы поговорили и все выяснили.
— А он?
— А он больше не является профессором Хогвартса.
— И все?
— Ну, дело можно передать в Попечительский Совет. Если дойдет до суда…
Сгущалась темнота. Минерва извинилась и поспешила к двери, но уже на пороге остановилась и посмотрела на Дамблдора расширенными от удивления глазами.
— Она написала это? Обо мне? Обвинила в таком меня?
Дамблдор развел руками.
— Все делают глупости.
Долорес сидела прямо на лестнице у директорского кабинета. Отрывала лепестки розы и бросала их на пол. Минерва присела рядом.
— Ответьте мне на один вопрос, Долорес. Почему я?
Девочка отвернулась от нее совсем по-детски.
— Можете не смотреть на меня, Долорес. Просто послушайте.
Амбридж сделала невольный жест, словно хотела закрыть ладонями уши, но сдержалась.
— Уходите!
— Послушайте меня, вы еще так юны. У вас может быть все.
— Все?
Долорес взглянула на нее устало и как-то обреченно. Потом тихо произнесла заклинание, взмахнув волшебной палочкой, и роза превратилась в мыльные пузыри, разлетевшиеся повсюду.
[реклама вместо картинки] Fin.