Название: Темные боги внутри (Dark Gods in the Blood) Автор: Hayseed Переводчик: Cara2003, Freya, Gwarthy, Чернокнижница, Улауг, Варежка Бета: Варежка, Чернокнижница, Улауг, Cara2003, Летучая_мыша Ссылка на оригинал: http://www.fictionalley.org/authors/hayseed/DGITB.html Разрешение на перевод: получено Герои: СС, ГГ, РУ, НЖП, НМП Рейтинг: R Размер: макси Жанр: джен, триллер, детектив, ангст Саммари: Иногда в поисках убийцы недостаточно посмотреть вокруг. Иногда нужно заглянуть в себя. Кому-то для этого хватает секунды, кому-то недостаточно вечности. Предупреждение: мат, графическое насилие, ООС, АУ Дисклаймер: Текст принадлежит автору. Вселенная Гарри Поттера - Роулинг. Переводом владеем мы. Тема: Ad Aeternum Примечание: Фанфик переведен на "Веселые старты 2011: Round Robin" Примечание 1: Фанфик написан в 2004 году, до выхода книги «Гарри Поттер и Принц-Полукровка».
Клип: Dark Gods in the Blood, автор: vincha Ссылка на скачивание: http://letitbit.net/download/02651.063965c2ca7ed26cdb8ebfb479e2/last_version_final.wmv.html Размер: 62,22 Музыка: Audiomachine - Mindcrimes Кадры из фильмов:"Суини Тодд, демон-парикмахер с Флит-стрит"; "Пиджак"; "Холм одного дерева"; "Мыслить как преступник";Я плюю на ваши могилы; "Милые кости"; "Гарри Поттер и ОФ". Герои: ГГ, СС, НЖП, НМП Рейтинг:R
Отправлено: 17.10.11 14:55. Заголовок: Вместо пролога
Вместо пролога
Они любят природу за то, что она, по их мнению, взывает к «темным, кровавым богам»; их не отвращает, а пленяет, что похоть, голод и сила действуют здесь без стыда и жалости. Клайв Стейплз Льюис, Любовь
Гарри Поттер был мертв.
Немыслимо. Величайший герой современности скончался, не дожив двух дней до своего тридцать второго дня рождения.
«Такой молодой, — вздыхали люди, читая некролог. — Такой молодой и такой отважный».
Он многое перенес. Справился и в итоге победил. Когда ему было всего семнадцать, его похитили из школы за три недели до выпускных экзаменов. Он вернулся через сутки, избитый и израненный, втащил в двери Большого Зала уже остывшее тело своего злейшего недруга и бесцеремонно бросил его к ногам Альбуса Дамблдора, а сам рухнул рядом. Обессиленный мальчик по имени Гарри Поттер не только спасся от своего заклятого врага, как делал уже много раз. Он совершил невозможное: одержал полную и окончательную победу над одним из самых могущественных адептов зла, когда-либо живших на земле.
В семнадцать лет.
Праздник пришел в каждый дом, люди на улицах плакали от радости — одним чудовищем, преследовавшим их в кошмарах, стало меньше. А герой-спаситель получил в награду то, о чем давно мечтал: его оставили в покое.
Ну, более или менее.
Всегда находились те, кто узнавал молодого волшебника, живущего своей скромной жизнью. Такие люди в большинстве случаев подходили, а не проходили мимо. Некоторые благодарили и, пустив слезу, бросались обниматься. Самые отчаянные представляли ему своих детей, нареченных Гарри в честь величайшего триумфа Гарри Поттера. Дети, главным образом, были, разумеется, мальчиками, но попадались и девочки. Герой никогда не жаловался, невозмутимо снося эти не такие уж частые встречи. В ответ общество не особенно докучало ему.
Бракосочетание со скромной хорошенькой выпускницей Шармбатона, с которой Гарри познакомился через общего приятеля, было тихим, и присутствовали на нем только приглашенные. Даже рождение сына, Николаса, не привлекло внимания общественности, равно как и появление второго ребенка — дочери, названной Элис.
По всем статьям, Гарри Поттер вел именно такую жизнь, какую хотел. И вдруг — необъяснимая смерть.
Информация о похоронах охранялась лучше, чем самый грязный из государственных секретов. Вдову героя и осиротевших детей немедленно отправили на попечение самого Альбуса Дамблдора, в Хогвартс, где они обрели покой и утешение, насколько позволяли сложившиеся обстоятельства. Там же, при содействии внешне невозмутимого Рона Уизли, в спокойной обстановке были спланированы похороны, отданы распоряжения о поминальной службе и погребении. Туда же пришло письмо от Петунии Дурсль с явственно проступавшими следами слёз, и ни Дамблдор, ни вдова Поттера не смогли отказать тете Гарри в загадочной просьбе провести маггловскую церемонию, совершенно, по их мнению, бессмысленную.
Великий Альбус Дамблдор, директор Хогвартса и наставник ныне покойного Гарри Поттера, в присутствии Министра Магии заявил «Ежедневному Пророку», что лично произнесет надгробную речь. От этой чести отказался сидевший на пресс-конференции подле Дамблдора Рон Уизли, нервный, бледный и необычайно немногословный. Против газетной публикации речи Дамблдор не возражал, но отчетливо, тоном, не допускающим возражений, дал понять: похороны Поттера будут закрытым для широкой общественности мероприятием. За подобным решением стояла попытка хотя бы после смерти избавить Гарри Поттера от ореола мученичества, которого усопший так отчаянно пытался избежать при жизни. Да и публичные изъявления скорби, как правило, не способны воскресить умершего.
Несмотря на это, поток просьб поделиться подробностями не иссякал. Прилетали совы от чиновников из Министерства, осторожно убеждавших, что похороны Гарри Поттера — вопрос общественной значимости, и, соответственно, общественность должна на них присутствовать. Сов, разумеется, игнорировали, а отправителей не удостаивали ответом; разве только на напыщенное требование Министра Магии Рон Уизли написал гневную отповедь. Копии вышеозначенного требования и ответного письма Уизли попали на первую полосу «Придиры», хотя многие и не верили в подлинность опубликованных документов.
И потому случилось так, что никто, кроме родни и друзей, не знал, где пройдет церемония. Даже местонахождение могилы Гарри Поттера оставалось неизвестным.
Из уважения к своему герою магическая Британия позволила его близким хранить молчание. Но с приближением похорон – через неделю после внезапной смерти Гарри Поттера, через каких-нибудь пять дней после его несостоявшегося тридцатидвухлетия – на улицах стали порой замечать прохожих с подозрительно блестящими глазами, а в барах — посетителей, угрюмо потягивающих выпивку. И тогда по улицам и по барам, полным желающих забыться, поползли шепотки. Ну не мог храбрый и прославленный Гарри Поттер, Мальчик-Герой и Милосердный Спаситель, просто так взять и умереть в его-то годы. Особенно, по выражению из «Ежедневного Пророка», «дома». И уж конечно не тогда, когда обзавелся семьей и с улыбкой смотрел в будущее. Даже повышенный интерес публики не донимал Поттера более десяти лет. Бессмыслица, откровенно говоря.
И наконец, незаметно свершая свой путь, солнце коснулось горизонта и из пылающего, белого превратилось в тусклый красный шар, лишенный лучей и тепла, как будто этот шар должен был вот вот угаснуть... Джозеф Конрад, Сердце тьмы
День, когда тело Гарри Поттера предали земле, был отвратительно ясным и теплым. Солнечный свет лился сквозь витражи маггловской церкви, в которой тетя Гарри, Петуния, организовала церемонию прощания.
Поблескивающий полировкой гроб стоял в передней части церкви, к счастью, закрытый. На самом деле никто не хотел видеть застывшее в маске смерти лицо Гарри, пусть даже умиротворенное. Присутствующие старательно игнорировали окруженный цветами гроб, внимая священнику, вещавшему с кафедры о том, как коротка жизнь. Только малышка Элис Поттер, пребывая в неведении относительно событий этого дня, выказывала явную заинтересованность гробом, извиваясь на руках дяди Рона в попытках достать и потрогать красивенькие цветочки.
Впрочем, посмотрев на мрачное лицо матери и враждебное – брата, она притихла. Юный Николас Поттер не произнес ни слова со дня смерти своего отца, лишь бросал презрительные взгляды на весь остальной мир. Это могло бы обеспокоить окружающих, не будь они столь опечалены.
И Николасу ничего не оставалось, кроме как крепче прижаться к боку матери. Франсуаза Поттер, неестественно прямая, сидела на церковной скамье, с сыном по левую руку и с Альбусом Дамблдором – по правую. Миниатюрная и бледная, она была чуть многословнее Николаса с того самого трагического дня. Слезы душили ее в течение всей заупокойной службы, но миссис Поттер не позволяла им пролиться. Только позже, вдали от посторонних глаз соболезнующих, Франсуаза собиралась еще раз оплакать потерю своего возлюбленного.
Рон Уизли, внимательно наблюдавший за вдовой друга, пожалуй, единственный во всей церкви заметил, что миссис Поттер склонилась к плечу Дамблдора, так же, как ее сын склонился к ней. Несгибаемый и стойкий, Дамблдор был той опорой, в которой нуждались все, кого коснулась смерть Гарри Поттера, хотя открыто скорбел и не скрывал слёз. Первую ночь после ужасного события Франсуаза прорыдала в утешающих объятиях Дамблдора, разделившего с ней боль – небольшое, но облегчение.
Чуть дальше на скамье сидела бледная и неожиданно хрупкая Петуния Дурсль, вцепившись в отороченный кружевом носовой платочек, словно в спасательный круг во время шторма. Она не сводила глаз со священника, друга их семьи, вероятно, с удивлением узнавшего о существовании у Петунии племянника. Рон обратил внимание на ее губы, беззвучно повторявшие слова, произносимые с кафедры.
Время от времени миссис Дурсль поворачивалась к сидящему справа крупному мужчине и одаривала его почти убийственным взглядом. Каждый раз мужчина неловко кашлял и затягивал галстук, и без того стянутый так, что шея в знак протеста угрожающе нависала над краями воротника. Наверное, подумалось Рону, то был сын Петунии, печально известный Дадли Дурсль. Если тетя и племянник в конце концов пришли к подобию семейного взаимопонимания (особенно когда дядя Вернон бросил жену ради молоденькой любовницы), то отношения Гарри с кузеном так и остались натянутыми. И теперь Дадли явился на похороны только по настоянию матери.
Элис засопела и снова завозилась в объятиях Рона, пытаясь слезть. Рассеянно он отвлекся от присутствующих и занялся названной племянницей: успокаивающе квохтал и гладил по светлым кудряшкам.
Для Гарри Поттера эта малышка была и солнцем, и луной. Конечно же, он любил обоих своих детей, но с дочерью, которую он называл своей маленькой Элис из Зазеркалья, его связывали особенно близкие отношения.
– Что приключилось с тобой сегодня, крошка Элис? – каждый день спрашивал он, возвращаясь с работы. – Какую Волшебную страну ты посетила? – заключая девочку в объятия, Гарри смеялся вместе с ней и слушал ее детское щебетание с неподдельным интересом.
Он собирался в будущем, когда Элис уже научится читать, подарить ей книгу «Алиса в стране чудес». Теперь за него это предстоит сделать Рону. Уизли решил от себя добавить еще и экземпляр «Алисы в Зазеркалье».
Гарри бы не возражал.
«Несправедливо», – внезапно и зло подумал Рон. Разве не Гарри должен дразнить свою любимицу ее далекой от реальности тёзкой? Разве не Гарри должен мучиться, пытаясь заплести ее волосы так, как она захочет, впервые провожая дочь в Хогвартс? Разве не Гарри должен зловеще маячить перед первым отважным ухажером своей девочки?
Но вместо этого Гарри закопают глубоко-глубоко.
На глаза навернулись слезы. Крошка Элис, почувствовав боль Рона, наконец, перестала извиваться и принялась гладить его по плечу пухленькой ручкой, что стало последней каплей. Уизли заплакал по-настоящему. Тихо, не привлекая внимания, горевал он по своему умершему другу и судьбе его детей. Дамблдор понимающе кивнул ему, и Рон покрепче обнял Элис.
Он нахмурился сквозь слёзы, заметив откровенно сердитый взгляд Николаса. Смерть Гарри заставила когда-то жизнерадостного мальчишку замкнуться, превратила его в угрюмую тень. Николасу – только отцу он позволял называть себя Ником – уже исполнилось семь, и он, несомненно, осознавал, что произошло. И ужас случившегося не обошел его стороной. Не дай Мерлин, мальчик во всем том, царившем после смерти Гарри, хаосе успел увидеть тело отца!
Франсуаза с детьми ходила на рынок, и по возвращении домой именно она нашла Гарри. И пока сбитые с толку авроры безуспешно искали следы темной магии, пока еле сдерживающий ярость Дамблдор спешно отправлял Поттеров в Хогвартс, пока сам Рон потерянно стоял над телом друга и не знал, чем помочь… словом, возможность у Николаса имелась.
И как же Рону спросить у него об этом? Как Рону, до сих пор не спящему по ночам от жутких, мелькающих перед его внутренним взором видений, спросить у маленького мальчика, не общая ли у них проблема?
Если Николас и впрямь явился свидетелем поистине ужасного зрелища, может, воспоминания со временем померкнут. Может, он найдет в себе силы говорить. Улыбаться. Что угодно, только не маска холодной ненависти на его лице.
Уизли с жаром убеждал себя в этом, надеясь, что и сам сможет оправиться от горя. Надеясь, что грызущая тоска от смерти Гарри сменится тупой болью. Конечно, полностью она никогда не уйдет, но сделается терпимой.
Из раздумий Рона вывел орган, грянувший каким-то неизвестным маггловским гимном. Очевидно, служба завершилась.
Передав Элис Дамблдору, он поднялся и подошел к гробу Гарри. Впервые за этот день. К нему присоединились серьезный Невилл Лонгботтом, гораздо более худой, чем пророчило его круглощекое лицо в юности, печальный Ремус Люпин, совершенно седой, хотя ему едва исполнилось пятьдесят, и нехотя подчиняющийся суровому взгляду матери Дадли Дурсль.
Рон пожал руки трем мужчинам, пытаясь вспомнить, что ему говорили о странном маггловском ритуале. Они должны были, согласно традиции, отнести Гарри к его могиле. Как же они называются? Как это называется? Что-то, связанное с гробом...
О да. Теперь он вспомнил.
Несущие гроб.
Эскорт смерти.
С содроганием Рон взялся за одну из ручек гроба и вздрогнул, когда Дадли умудрился упустить свою. Она слабо стукнула по деревянной стенке, заставив большинство присутствующих подпрыгнуть. Элис издала тихий испуганный вскрик, и Дамблдор крепче прижал ее к себе.
Медленно, шаркая по полу и опустив глаза, Рон, Невилл, Люпин и Дурсль вынесли тело Гарри из церкви. За порогом Рон вытащил из кармана маленькую пустую консервную банку и поставил ее на землю.
– На счет три, – сказал он мужчинам, помогая им опустить гроб рядом с жестянкой. – Я аппарирую после вас вместе с… вместе с Гарри.
– Что на счет три? – раздраженно спросил Дурсль.
Рон сердито посмотрел на него.
– Дотронься до банки. Это… неважно, – не было смысла объяснять что-либо Дурслю. – Раз… два… три!
Безэмоционально проследив, как портключ отправил всех троих на кладбище, Рон двумя секундами позже положил руку на крышку гроба и дисаппарировал, забрав с собой своего лучшего друга.
***
– Гарри Поттер был для нас очень многим, – тихо произнес Альбус Дамблдор. – Но, прежде всего, он был любящим мужем и отцом, – легкий кивок в направлении Франсуазы, качавшей на руках Элис, – преданным другом, – кивок Рону, так и не убравшему руку с крышки гроба с самого момента аппарации, – и хорошим человеком.
Немногочисленные присутствующие обменивались горестными вздохами, но оставались безмолвны и сосредоточены.
– Я предал бы память Гарри, если бы подробно остановился на его подвигах в детстве и юности, – продолжал Дамблдор, – но я равно предал бы его, если бы не упомянул об этом. Я присутствовал при рождении Гарри Поттера, помогая ему появиться на свет. Я знал его молодым человеком, полным жизни, «тупоголовым храбрецом», как его не раз называли, – директор криво улыбнулся, и даже у Рона губы непроизвольно изогнулись – так назвать Гарри мог только язвительный профессор Снейп, и сказано это было когда-то давно, в школьные годы.
– Почти с самого рождения на Гарри Поттера была возложена задача, выполнения которой никто не мог от него требовать. И, тем не менее, наперекор всему он упорно шел к своей цели. Несомненно, каждый из присутствующих здесь сегодня обязан своей жизнью этому тихому, воспитанному мальчику. Но когда кто-нибудь пытался завязать беседу на подобную тему, Гарри лишь улыбался и качал головой, предпочитая говорить о более счастливых временах, – директор снова слабо улыбнулся. – Мне жаль, – медленно и печально продолжил он, – мне жаль, что теперь нам не осталось ничего, кроме воспоминаний. Жаль, что дети Гарри, вырастая, узнают о том, какой он прекрасный человек, только по рассказам других. Но никогда я не буду сожалеть, что в наших жизнях был Гарри Поттер, и знаю, Гарри бы со мною сейчас согласился, если бы смог. Не надо говорить, будто Гарри прожил слишком короткую жизнь. Главное, что эта жизнь, пусть и недолгая, была прожита.
Внезапно Дамблдор замолчал и склонил голову над могилой Гарри.
Гарри Джеймс Поттер
31 июля 1980 – 29 июля 2012
Луч света в темном царстве
Слезы текли по лицам почти всех присутствующих. Даже озлобленный Николас горько рыдал, утирая щеки и тихо всхлипывая.
– Люблю тебя, дружище, – прошептал Рон холодному телу Гарри, в последний раз на прощание погладил гроб и отступил прочь, став рядом с Франсуазой. Теплый ветерок поцеловал мокрые щеки, когда крошка Элис завозилась, стараясь выбраться из объятий матери, чтобы исследовать траву вокруг могилы своего отца. Франсуаза только крепче прижала протестующую малышку, слезы увлажнили ее тонкие кудряшки.
Несколько человек с цветами в руках нерешительно приблизились к гробу. Петуния Дурсль принесла одинокую белую лилию и, глядя на нее, лежащую на крышке, разразилась громкими рыданиями. Дадли предпринял бесплодную попытку увести мать, но та яростно повернулась к нему.
– Не трогай меня! – закричала она. – Один из мальчиков моих в земле томится, другой же радуется, счастлив, веселится!
Дадли отшатнулся, беспомощно растопырив руки.
– Мама, – прошептал он с болью, которую даже Рон распознал в искривившихся чертах его лица. – Мама, я не…
– Не будь лицемером, Дадли, – больше устало, нежели сердито, ответила Петуния. Она утерла несколько слезинок тем же изысканным носовым платком, который весь день сжимала. – Ты напоминаешь мне своего отца, – в конце концов, миссис Дурсль позволила сыну бесшумно увести себя к машине, припаркованной в нескольких ярдах от собравшихся.
С отъездом маггловских родственников Гарри Рон невольно вздохнул с облегчением. Конечно, Петуния еще несколько дней пробудет в доме Франсуазы, но со временем Рон понял, что присутствие миссис Дурсль гораздо проще переносится, если поблизости нет ее несносного сына.
Настал момент, когда волшебное сообщество должно было навеки проститься с Гарри Поттером, в прошлом – Мальчиком-который-выжил.
Из-под полы своей мантии – непривычно черной по случаю – Дамблдор извлек волшебную палочку. Рон тотчас узнал в ней палочку Гарри. Одним решительным движением старик переломил ее о правое колено, и Франсуаза пронзительно вскрикнула. Словно извиняясь, Дамблдор положил обломки на крышку гроба и произнес несколько неслышных Рону слов.
Наконец Франсуаза выпустила Элис из плена объятий. Малышка немедленно направилась прямиком к гробу и похлопала ладошкой по полированному блестящему на солнце дереву.
Этого Франсуаза уже не вынесла, хоть и не хотела выставлять слёзы напоказ. Она неловко осела, привалившись к Рону, и расплакалась на его груди. Он и сам позволил пролиться нескольким слезинкам, и они незамеченными скатились в волосы женщины, которую он обнял.
Прошло всего несколько минут, и Рон почувствовал чью-то теплую ладонь на своем плече. Он поднял взгляд от макушки Франсуазы и встретился с печальными старыми глазами Дамблдора.
– Пойдем, Франсуаза, – сказал директор, мягко увлекая ее, всхлипывающую, к могиле. – Тебе нужно попрощаться с Гарри.
У гроба никого не было. Рон мог поклясться, что видел, как непоколебимый Дамблдор оступился раз или два, пока они шли к своей цели.
Не зная, куда деть руки, Рон сунул их в карманы и попытался отвлечься, присматривая за младшими Поттерами. Николас, окруженный взрослыми, терпел их сострадание с присущим ему теперь молчанием, но, к счастью, без привычной угрюмой гримасы. Элис сидела невдалеке от гроба своего отца, обрывала лепестки с маргариток, падавшие на землю, и о чем-то счастливо болтала сама с собой.
И кому только пришло в голову прислать маргаритки на похороны Гарри Поттера.
Рон резко повернулся, и на его лице тут же появилось то самое хмурое выражение, которое он в последние дни наблюдал у Николаса.
– Малфой? – спросил Рон полу-недоверчиво полу-разгневанно, – какого черта ты здесь делаешь? Это закрытое мероприятие!
Драко Малфоя сказанное никоим образом не смутило, и он без труда выдержал взгляд Рона.
– Я пришел отдать дань уважения, Уизли.
– Уважения? – усмехнулся Рон.
– Да, Уизли, уважения, – повторил Малфой, делая шаг вперед. – Веришь или нет, я уважал… уважаю Гарри Поттера. Я также признателен ему по причинам, которые ты никогда не постигнешь своими крошечными гриффиндорскими мозгами, – Драко посмотрел на гроб, а Рон был шокирован, увидев в глазах Малфоя действительно нечто похожее на уважение. – Мой самый благородный враг, – прошептал Малфой, опустив веки.
Однако мгновенье спустя он опомнился, глаза его широко распахнулись, и Малфой уставился на Рона.
– Уизли, – холодно попрощался он.
– Малфой, – с той же интонацией ответил Рон в спину удаляющемуся стройному блондину.
Начали расходиться. Молли Уизли и близнецы давно ушли – наверное, вернулись в Нору. Джинни по-прежнему стояла в отдалении, болтая с Невиллом Лонгботтомом, положив свою ладонь поверх более крупной его: жест, заставлявший задуматься о природе их отношений.
Рон ожидаемо не нашел Ремуса Люпина. Тот тяжело воспринял смерть Гарри, чувствуя себя, как если бы потерял последнего члена семьи. На его и так преждевременно постаревшем лице прибавилось морщин за последние несколько дней. Отныне Ремус совершенно замкнется в себе.
Рядом с сестрой Николас, глубоко засунув руки в карманы маггловских брюк, пинал по траве камешки. Рон на миг задумался, не подойти ли к детям, но тут же понял, что ему нечего сказать, нечем утешить их.
Застигнутый врасплох чьим-то прикосновением, Уизли почти подскочил, услышав:
– Ты в порядке?
Рон удивленно посмотрел на Джинни. Как ей удалось пересечь половину кладбища всего за несколько секунд? Глянув на часы, он удивился еще раз: оказывается, Дамблдор закончил свою короткую речь больше часа назад.
– Я в порядке, Джин, – вздохнув, ответил Рон.
Сестра покосилась на него:
– Сомневаюсь. Но не буду сейчас настаивать.
– Спасибо, – поблагодарил он.
– Послушай, мама приглашает нас всех на ужин, – осторожно продолжила Джинни. – Знаю, ты близок с Франсуазой и детьми. Им тоже будут рады.
– Поглядим, что она на это скажет, – уклончиво ответил Рон. – Но я не знаю… мне кажется, она, скорее, захочет сегодня побыть одна.
Джинни задумалась.
– Может, нам тогда забрать детей к себе? Мама не станет возражать – она, наверное, сама бы оставила их на всю ночь, если бы это помогло.
Качая головой, Рон наблюдал за Николасом, гадая, чем заняты мысли упрямца, пинавшего камешек за камешком.
– Вряд ли они согласятся расстаться с матерью. Но я приду на ужин.
– Хорошо, – довольно произнесла Джинни. – Я ухожу. Я еще пригласила Невилла. Знаю, они с Гарри не были особенно близки, но Невилл действительно потрясен всем этим.
Рон принужденно улыбнулся и кивнул сестре.
– Тогда иди.
Сестра легкой походкой направилась к Лонгботтому, а Рон следил, как покидали кладбище присутствовавшие на похоронах люди. Его взгляд задержался на одном лице.
Незнакомая длинноволосая женщина крайне нерешительного вида стояла возле надгробия Гарри, очевидно ожидая, когда Франсуаза отойдет.
Казалось, минула вечность, и еще одна, и еще... На деле же прошло только пять минут, а Рон зачарованно смотрел на Дамблдора, уводящего Франсуазу прочь, и на женщину, приближающуюся к гробу. Она заговорила, но находилась слишком далеко, чтобы можно было слышать ее.
Проигнорировав недвусмысленную просьбу Франсуазы, собиравшей детей, Рон, кипя от гнева, подошел к гробу. Кто такая эта женщина и что она себе позволяет, вторгаясь на самые закрытые похороны во всей Англии? Даже Малфой имел больше прав явиться сюда, нежели праздношатающаяся особа.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – холодно спросил Уизли.
Женщина печально на него посмотрела и сказала:
– Привет, Рон.
Растерявшемуся Рону потребовалось некоторое время, чтобы собраться и заговорить:
– Кто вы? – все еще прохладно спросил он.
– Ох, Рон, – вздохнув, ответила женщина.
На задворках сознания промелькнуло яркой вспышкой воспоминание, и глаза Рона удивленно расширились. Он знает эту женщину. Или, по крайней мере, знал. Много лет назад.
Из нас он был единственным, кто все еще плавал по морям. Худшее, что можно было о нем сказать, это то, что он не являлся типичным представителем своей профессии. Он был моряком, но вместе с тем и бродягой… Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Гермиона Грейнджер устало улыбнулась. За последние два дня ей пришлось, аппарируя или используя портключи, пересечь полмира, чтобы попасть на похороны Гарри Поттера. Причем в Дырявом Котле не нашлось ни одного свободного номера, а когда измученная путешественница отыскала гостиницу в маггловском Лондоне, было почти три часа ночи.
Неудивительно, что при таком психическом и физическом истощении, Гермиона Грейнджер лишь улыбнулась молча вытаращившемуся на нее Рону Уизли.
– Но, ты же... – неуверенно начал Уизли после долгой паузы.
– Я вернулась, Рон, – мягко сказала она. – Не могла не приехать. Не сейчас.
Он почти оправился от потрясения, и до него наконец дошел смысл ее слов.
– Ты вернулась?
– Я вернулась, – подтвердила она.
Без обычной порывистости, с какой Гермиона привыкла ассоциировать Рона, он обошел гроб и сгреб ее в объятья.
– Ты вернулась, – зачем-то повторил прямо ей в ухо, – Гермиона…
Она похлопала его по плечу и отстранилась:
– Сейчас неподходящее время для долгих объяснений, Рон.
– Погоди, – он все больше приходил в себя. – Откуда ты узнала?..
– Вспомнила, – с тоскою проговорила она, – как курсе на седьмом Гарри однажды сказал, что хотел бы быть похоронен рядом с родителями.
Гермиона оглядела маленькое кладбище Годриковой Лощины, остановившись взглядом на трех надгробиях семьи Поттер: крайнее слева совсем новое – вкрапления кварца в мраморе поблескивают под раздражающе яркими лучами солнца.
– Я не могла не приехать, Рон.
Он опять обнял ее, словно пытался увериться в реальности происходящего:
– Мы были жутко сентиментальными детишками, верно?
То ли хмыкнув, то ли всхлипнув, Гермиона погладила крышку гроба.
– Я не могу в это поверить, – прошептала она. – Это неправильно! – и сама поразилась своей убежденности.
– Правильно или неправильно, радость моя, но это так, – сказал Рон печально и, сглотнув ком в горле, быстро произнес причиняющие боль слова, как будто повторяя их снова и снова, мог заставить себя поверить в их истинность: – Гарри мертв.
– Гарри мертв, – согласилась Гермиона; и это прозвучало бы задумчиво, если б не легкая дрожь в ее голосе. – Гарри мертв, – точно копируя мантру Рона.
Рука машинально гладила полированное дерево. Как бы Гермионе хотелось в последний раз увидеть лицо друга! Но одновременно она и не желала этого: пусть лучше в памяти останутся улыбка и сияющий взгляд Гарри, чем гримаса смерти на его лице, скрытом под гробовой доской.
Безмолвные и неподвижные, двое друзей стояли у могилы третьего. Потом Гермиона склонила голову над гробом, выдохнув:
– Прощай, Гарри.
Развернувшись, она пошла прочь. Очнувшись от оцепенения, Рон последовал за ней, напоследок оглянувшись на надгробие.
– Гермиона, – позвал он и легко, благодаря своим длинным ногам, догнал ее. – Эй, Гермиона!
– Что, Рон? – спросила она, разглаживая несуществующие складки на одежде и смахивая прядь волос, упавшую на глаза.
– Тут такое дело... – начал он. – Мама собирает всех на ужин сегодня. И я уверен, она обрадуется, если ты придешь.
– Рон, – вздохнула Гермиона. – Не думаю, что…
– Нет, – решительно заявил он. – Все будут рады повидаться с тобой. И я обещал заскочить, когда устрою Франсуазу с детьми на ночлег.
– Франсуазу? – любопытство отодвинуло вопрос об ужине на второй план.
– А, ну да, – сказал Рон больше себе, чем ей. – Ты ведь не в курсе. Франсуаза – жена Гарри.
К чести Уизли, его голос дрогнул всего единожды – на имени Гарри.
– Полагаю, она захочет вечером вернуться домой. Понимаешь, Франсуаза и дети, все это время они жили в Хогвартсе, под крылом у Дамблдора. Сегодня она, наверное, отправится к себе. А ей нельзя одной ночевать в том доме, где… – он замялся и умолк.
– Понимаю, – Гермиона ободряюще сжала руку Рона. – Ты совершенно прав: в такой момент ей нужны рядом друзья.
– В такой момент, – беззлобно передразнил Рон. – Почему не существует подходящих слов для того, что случилось? «В такой момент». В какой такой долбаный момент? – его лицо искривилось.
Гермиона без колебаний обняла Рона, и он зарыдал, горько и безутешно, уткнувшись ей в шею.
– Тише-тише, успокойся…
– Его больше нет, Гермиона! Он умер, и я ничего не мог сделать! Никто ничего не мог сделать! – выкрикивал Рон.
– Я знаю, Рон, – шептала она. – Я понимаю.
– Не понимаешь, – сказал он упавшим голосом, скользя губами по ее влажной от его слез коже. – Никто не понимает.
Гермиона смолчала. В словах мужчины звучала детская обида, и ее сердце сжималось от жалости.
– Черт возьми, мой самый лучший друг мертв! Это все равно что... Я не знаю, с чем это можно сравнить! – взревел Рон, наконец подняв голову, и слегка встряхнул Гермиону за плечи. – Словно часть меня потерялась, и я все ищу и ищу ее. Если ты понимаешь, то, пожалуйста, ради Мерлина, объясни мне!
Не издав ни звука, она позволила вновь сгрести себя в охапку.
Так они и стояли, как вдруг кто-то подергал Гермиону – ее чуть кондрашка не хватила! – за полу мантии:
– Дяденька Рон, – позвал тоненький голосок.
Со всхлипом Рон немедленно выпустил Гермиону из объятий и присел на корточки, уперев руки в колени:
– Что случилось?
На Рона с обожанием смотрела девчушка лет двух – настоящая куколка со светлыми кудряшками и круглыми голубыми глазами. Гермиона недоумевала, кем эта девочка приходится другу.
– Хорошо, сладкая моя, – сказал он девочке, легко щелкнув ее по носу и подхватив на руки одним привычным движением.
Та уставилась на Гермиону, наморщив личико.
– Кто? – без обиняков спросила она.
– Это Гермиона, сладкая моя, – нежно ответил Рон, щекоча детский животик; малышка захихикала. – Гермиона, а эта маленькая красавица – Элис Поттер.
Удивленная встречей с одним из детей Гарри, Гермиона радушно улыбнулась ребенку:
– Мне очень приятно познакомиться с тобой, Элис.
Кивнув, девочка уткнулась лицом в грудь Рона во внезапном приступе застенчивости.
– Бывает, она смущается, – извиняющимся тоном сообщил Рон. – Вот познакомитесь поближе, и тогда ее, болтушку, не уймешь.
– Не болтушка! – по-прежнему в мантию Рона негодующе воскликнула Элис, вызвав у Гермионы ухмылку.
– Еще какая, обезьянка ты эдакая! – поддразнивал Рон. – Но пойдем-ка, поищем твою мамочку.
– Можете считать свой квест завершенным, – раздался утомленный голос, на который Гермиона и обернулась.
Она увидела бледную женщину с опухшими глазами, скорее блондинку, чем шатенку.
– Франсуаза Поттер? – осторожно спросила мисс Грейнджер и получила в ответ резкий кивок. Женщина забрала ребенка у Рона и хмуро глянула на нее:
– Да, это я. А вы кто такая? – в вопросе сквозило обвинение.
– Франсуаза, это Гермиона, – вступил в беседу Рон. – Гермиона Грейнджер. Помнишь, я…
– Помню, – холодно прервала его Франсуаза; хмурый взгляд сменился ревнивым. – Очень… рада долгожданному знакомству, Гермиона.
– Как и я, – она не знала, что еще сказать. Спрашивать, в чем причина столь явной неприязни со стороны миссис Поттер, Гермионе показалось неуместным.
А та, почти демонстративно отвернувшись от нее, обратилась к Рону:
– Я сказала Альбусу, что хочу забрать детей… вернуться домой… сегодня вечером. Ты не мог бы… не возражаешь?..
Он грустно улыбнулся и приобнял ее за плечи:
– Конечно, не возражаю, Франсуаза. Я бы и сам не позволил тебе ночевать одной в том доме и рад, что теперь не придется вламываться силой. Хочешь, отправимся прямо сейчас?
– Нужно только найти Николаса – вечно он куда-то девается. Альбус любезно обеспечил меня портключом.
– А куда, собственно, мог деться Николас? – Рон сунул руки в карманы и внимательно оглядел кладбище.
Нахмурившись, Гермиона тоже начала озираться по сторонам. Вполне вероятно, Николас – сын Гарри, но она не собиралась уточнять это у неприветливой и расстроенной Франсуазы.
Вдруг возле старого полуразрушенного надгробия мелькнула какая-то тень.
– Это не он? – вкрадчиво спросила Гермиона и указала в направлении могильного камня. Всмотревшись, Рон согласно кивнул и зашагал через кладбище. Между женщинами повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь шорохами, издаваемыми Элис, игравшей с волосами матери. Вскоре – хотя, по мнению Гермионы, недостаточно скоро – Уизли вернулся, ведя за собой угрюмого черноволосого мальчика неопределенного возраста. Эти двое явственно держали дистанцию: в отличие от той же Элис, льнувшей к дяде Рону, Николас Поттер старался находиться от него как можно дальше.
–Ты готова? – опять спросил Рон у Франсуазы, которая снова кивнула. – Встретимся у мамы, ладно? – смущенно обратился он уже к Гермионе. – Хотя бы ненадолго.
– Я приду, – пообещала та, глядя, как Рон и остатки семьи Поттеров кладут руки на камень, оказавшийся портключом.
Она еще некоторое время смотрела на опустевший клочок земли, а потом дисаппарировала.
***
Дверь открыла слегка недоумевающая невысокая рыжеволосая женщина:
– Что вам угодно?
– Джинни? Джинни Уизли? Боже мой, ты совершенно не изменилась! – не веря своим глазам, воскликнула Гермиона. Явно удивленная, Джинни прищурилась:
– А вы?..
Расплывшись в улыбке, Гермиона с трудом сдержалась, чтобы не заключить подругу в объятья:
– Если ты не узнаешь меня, Джинни, то, наверное, мне стоит отправиться восвояси.
Тут младшую Уизли осенило; ее глаза расширились, а на лице появилась улыбка.
– Гермиона, это ты? – выдохнула она.
– Собственной персоной.
Женщины, смеясь, обнялись, и Джинни затащила Гермиону в такую знакомую Нору.
– Не могу поверить, – тараторила она. – Вот мама-то удивится!
– Удивится чему? – раздался голос Молли Уизли со стороны кухни. – Опять какая-нибудь заблудшая душа? – спросила она, выходя в коридор и вытирая испачканные мукой руки о передник, чтобы поздороваться.
– Мама, – ухмыляясь, начала Джинни, – ты не поверишь…
– Да, да, – нетерпеливо перебила ее Молли. – Гермиона Грейнджер, ну надо же! Вот не думала увидеть тебя здесь в этой жизни. Надеюсь, леди не побоятся замарать руки и соблаговолят накрыть на стол?
«Некоторые вещи никогда не меняются», – усмехнулась про себя Гермиона. Она и оглянуться не успела, как ей уже вручили уйму вилок и ножей, а Джинни пришлось управляться с тарелками.
– Невероятно, что мама тебя узнала, – не унималась она. – Ты выглядишь совсем другой, Гермиона. Совсем... Не знаю, повзрослевшей какой-то.
– Столько воды утекло, – согласилась Гермиона, раскладывая серебряные приборы на столах и надеясь, что не слишком серьезно нарушает правила сервировки. – А много народу вообще придет сегодня? Рон не сказал мне.
– Мухлюешь! – поддразнила ее Гермиона. – Да, Рон-то и пригласил меня. Он хотел, чтобы Пот... кхм… хотел проводить Франсуазу с детьми домой.
Округлив глаза и прекратив сворачивать салфетки, Джинни уставилась на подругу:
– Ты хочешь сказать, они вернутся туда?
– Почему нет? – Гермиона совершенно растерялась.
– Да я бы никогда не вернулась туда, где умер мой муж. В смысле, не стала бы там жить, – пояснила Джинни. – Всегда знала, что у Франсуазы железный характер, но Мерлин!.. Мне бы в таком месте кошмары снились, – вздрогнув, она вновь взялась за салфетки.
Гермиона тихо охнула. Взяв одну из аккуратно свернутых Джинни салфеток, чтобы стереть отпечатки собственных пальцев с ложки, она вдруг подумала, что почти ничего не знает о случившемся.
– Послушай, – все так же тихо обратилась она к Джинни – та ворчала себе под нос, раскладывая салфетки, и скорчила рожицу, не досчитавшись одной, – а как… отчего умер Гарри?
Джинни закрыла глаза.
– Не знаю, – ответила она. – Об этом, если честно, помалкивают. Разумеется, Франсуаза в курсе. И Рон, думаю, тоже. Возможно, еще Дамблдор. Он был в их доме сразу после… – и надолго замолчала. А потом, прочистив горло, тихо продолжила: – Все произошло внезапно, – в голосе Джинни отчетливо слышался страх. – То есть, если бы он болел или еще что… но все было нормально, и вдруг на кухне появляется Рон, весь в саже и летучем порохе. «Гарри мертв, сестренка», – говорит он мне, – ее веки по-прежнему были сомкнуты. – Пугающе тихо говорит. Не как Рон, понимаешь? Он же всегда такой громкий, радостный. А тут повторяет снова и снова: «Гарри мертв», – и больше ничего.
Гермиона с грустью вспомнила те же слова, сказанные Роном на кладбище.
– В любом случае, – Джинни выпрямилась, открыла глаза, – по официальной версии он «умер дома», что бы это ни значило, – уже более оживленно закончила она, одновременно сворачивая салфетку и складывая ее у последней тарелки.
– Такая формулировка обычно означает… самоубийство, разве нет?
Джинни пожала плечами и принялась теребить угол скатерти:
– Брось, Гермиона. Гарри Поттер прошел через ад – и то не наложил на себя руки.
– Знаю, – оказалось, Гермиона нервно крутит в руках ложку вместо того, чтобы полировать ее. – Знаю. Просто всё так… – усилием воли она заставила себя положить прибор на стол.
– Неправильно, – завершила за нее Джинни с грустной улыбкой. – А ты появилась в разгар событий, не владея даже теми жалкими крохами сведений, что есть у меня. Почему ты вообще вернулась? Ведь столько времени прошло.
Встряхнув головой, Гермиона задумалась над ответом.
– Я должна была вернуться.
– Ладно, – прищурилась Джинни, – отстану. Но ненадолго и только потому, что через десять минут мама подаст ужин – из печи уже пахнет хлебом. Пойдем, соберем народ? А то забились кто куда, – ее настроение резко изменилось. – Вот все удивятся!
Гермиона не сопротивлялась. Джинни Уизли осталась той же: чуткой и вместе с тем невыносимой.
В Норе было гораздо больше людей, чем казалось сперва. В конце концов, подруги легко собрали человек двенадцать, выманив их из комнат обещанием трапезы от Молли Уизли. Как Джинни и предсказывала, почти каждого из них совершенно сразило явление смущенно улыбающейся Гермионы, приглашавшей к столу. Те немногие, кто остался невозмутимым, попросту прежде не водили с ней близкого знакомства: Чарли Уизли со своим небольшим семейством, Билл и его очередная невеста.
Реакция Невилла Лонгботтома была самой забавной: он молчал целых две минуты, все шире открывая рот и округляя глаза.
– Перестань, Невилл, – развеселилась Гермиона. – Я ведь не привидение какое-нибудь.
– С тебя станется, – едва слышно ответил Невилл, позволив Джинни без лишних слов увлечь себя из гостиной. Артур Уизли последовал за ним, ободряюще улыбнувшись Гермионе.
Теперь все сидели в столовой. Ужин начался под звяканье передаваемых туда-обратно блюд с закусками и стук приборов о тарелки. Стул слева от Гермионы пустовал, и она нахмурилась, отпивая воду из стакана.
– Рон придет попозже, дорогая, – Молли перехватила ее взгляд. – Я знаю, он хочет убедиться, что дети… – она замолчала и тяжело вздохнула, кроша кусок хлеба в тарелку.
– Мама, – Фред нежно погладил ее руку.
Глаза миссис Уизли подозрительно блестели.
– Ничего не могу с собой поделать, дорогой, – ответила она. – Вроде бы, я в порядке, и все отлично, а потом опять наваливается. Бедный, славный мальчик…
– Служба прошла неплохо, – попытался сменить тему Джордж. – Даже маггловская часть.
– И цветы красивые, – продолжил Фред, тут же подхвативший мысль брата. – Даже те нелепые ромашки, которые притащил младший Дурсль.
– А ведь дети… – Молли проигнорировала усилия сыновей, – дети Гарри и не узнают, как сильно любил их отец.
– Конечно, узнают! – воскликнула сидящая справа от Гермионы Джинни. – Мама...
Миссис Уизли постаралась спрятать слёзы, и ей бы это почти удалось, если бы не хлюпающий нос. Но она снова взяла вилку и сказала, ни к кому конкретно не общаясь:
– Извините. Я же говорила, на меня порой находит.
– Не за что извиняться, – хрипло произнес Артур, и Гермиона поняла, он и сам готов заплакать. – Ничего страшного.
– Ладно, – решительно постановила Молли, – не нужно всё время говорить об этом. Жизнь продолжается, и мы должны ей радоваться. Гарри хотел бы, чтобы мы были счастливы.
Сама-то Гермиона считала по-другому: Гарри в первую очередь хотел бы, чтобы они были честны. Но озвучивать свое мнение она не стала: пусть миссис Уизли верит, во что хочет.
– Гермиона, – вдруг сказала та, – тебе наверняка есть, о чем порассказать.
Внезапно став центром всеобщего внимания, Гермиона почувствовала себя неловко. Подавившись водой и закашлявшись, она отчаянно пыталась не теребить салфетку.
– Да… нечего рассказывать, – короткая пауза. – Уехала надолго, вернулась – на чуть-чуть, – и любезно улыбнулась Молли.
– Брось, Гермиона, – Джинни пихнула подругу локтем. – Прямо-таки нечего рассказать? Тебя сколько не было? Десять лет?
– Вообще-то, тринадцать, – раздался из кухни усталый голос, а потом в столовую, виновато улыбаясь, вошел Рон и неуклюже опустился на пустующий стул. – Почти тринадцать. Простите за опоздание. Элис попросила сказку на ночь.
– Как они там? – поинтересовалась Молли.
Пожав плечами, Рон принялся накладывать себе еду:
– Нормально. Насколько возможно при данных обстоятельствах. Только Николас меня беспокоит. За целый день он не сказал ни слова.
– Он не сказал ни слова за целую неделю, – мягко поправила его сестра. – Но, думаю, нам всем пришлось несладко…
– Тут другое, – продолжил Рон, жуя картошку и не обращая внимания на предупреждающее покашливание матери. – Он выглядит озлобленным.
– Ради Мерлина, Рон, недели не прошло, как его отец умер! – воскликнул Фред. – Ты что, хочешь, чтобы парень пируэты по дому выписывал?
– Перед самым моим уходом он ударил Элис, – глухо ответил Рон. – Она спросила, где Гарри, и Николас просто размахнулся и влепил ей пощечину.
На мгновение все замолчали, осознавая услышанное.
– Она... С Элис все в порядке? – наконец спросил Невилл.
– Николас больше напугал ее, чем причинил боль, – Рон откусил огромный кусок от свеженамазанного маслом хлеба. – Они и прежде цапались, но он никогда не поднимал на нее руку ни с того ни с сего.
– Все образуется, надо только подождать, – отрывисто кивнул Артур сыну. – В таких случаях всегда приходится ждать…
Долгое время тишину в комнате нарушали только стук вилок о тарелки, тихие просьбы передать то или иное блюдо да прихлебывание Фреда, стаканами глушившего приготовленный матерью яблочный сидр.
– Знаешь, это отвратительно, – нахмурился Джордж.
– Можно подумать, тебя волнуют подобные вещи, – сладеньким голосом парировал Фред, специально прихлебывая еще громче, но поморщился от боли, когда Молли отвесила ему подзатыльник.
– Прекрати! Сегодня вечером я уж точно этого не потерплю! – миссис Уизли не стала, конечно, вдаваться в подробности.
Ужин проходил на удивление торжественно. Гермиона поразилась отсутствию оживленного гомона, обычного в этом доме. Даже в самые мрачные моменты ее тревожного детства стоило посмотреть на семейство Уизли, как все происходящее представало в правильном свете. Может быть, со смертью близкого человека жизнь просто вытекала из них, капля за каплей.
Многочисленные паузы в разговоре нервировали, а сам разговор намеренно затрагивал только нейтральные темы. Обсудили перспективы Уимборнских Ос в квиддиче (по милости Джинни, которая, видимо, сотрудничала с командой, но как именно, Гермиона не поняла) и продвижение новой продукции постоянно расширяющегося предприятия близнецов. Ко времени десерта все несерьезные предметы для беседы, казалось, исчерпали себя. Артур было спросил своего старшего внука, какие чувства тот испытывает в связи с предстоящим в сентябре первым визитом в Хогвартс, но за столом тут же воцарилось зловещее молчание: видимо, все одновременно вспомнили, что и Гарри посещал Хогвартс.
За черничным коблером возобновились попытки выведать у Гермионы подробности ее таинственных похождений, но она отнекивалась. И сама удивилась своей внезапной уверенности в том, что никого из Уизли не касается, где она была и чем занималась. Толику их любопытства она удовлетворила, упомянув, что большую часть последних десяти лет провела в Тибете, но на детали поскупилась. Услышав про Тибет, Рон поднял брови – черничная кожура, застрявшая у него в зубах, отчего-то приковала внимание Гермионы – но промолчал.
В итоге гостья распрощалась с Молли и всем семейством Уизли с чувством некоторого облегчения и позволила Рону проводить себя до ворот.
– Франсуаза ждет тебя в гости завтра, – заявил он без всякого вступления.
Благодаря темноте Гермионе удалось скрыть неловкость от мысли, что придется опять встречаться с этой женщиной.
– Правда? – спросила она скептически. Рон вздохнул, и Гермиона точно угадала – хотя и не могла увидеть – хорошо знакомое недовольное выражение на его лице.
– Ну ладно, – ответил он. – Это я хочу, чтобы ты пришла к ней завтра. Думаю, вам надо поговорить. И вообще, я бы и сам с удовольствием пообщался с тобой.
– Не представляю, о чем нам говорить с Франсуазой. Но я приду.
– Отлично, – его зубы сверкнули в лунном свете. – Приходи к главному корпусу Министерства завтра часам к девяти утра. Я буду ждать тебя у парадного входа. Воспользуемся каминной сетью.
– Главный корпус Министерства? – заинтересовалась Гермиона и в следующий миг получила игривый щелчок по носу.
– Боже мой, тебя не было так долго. Ты хоть помнишь, где находится Министерство?
Словно вернувшись в старые добрые времена, Гермиона ухмыльнулась:
– Заткнись, Уизли. Доберусь как-нибудь.
– Не сомневаюсь, – прозвучал искренний ответ.
А потом Рон ушел. Наверное, отправился к вдове Гарри: он же пообещал не оставлять Франсуазу одну в доме ночью.
Раздумывая о том, во что ввязывается, Гермиона дисаппарировала. В своем гостиничном номере она постаралась избавиться от навязчивых мыслей, твердя сама себе, что нужно поспать после трудного, эмоционально изнуряющего дня, а тем более, накануне следующего, который обещает стать таким же. Но уснуть не получалось.
Около часа ночи Гермиона сдалась и раздраженно откинула одеяло. Она включила телевизор, с удивлением обнаружив, насколько со времени своего детства отвыкла пользоваться пультом. Все эти маггловские технологии остались в прошлой жизни.
Остановившись на старой, черно-белой комедии, название которой и не вспомнить, Гермиона попыталась отвлечься на бессмысленные шутки. Попыталась забыть, что заставило ее вернуться в Англию в первый раз за столько лет. У нее ничего не получилось.
– Я не хочу надоедать вам подробностями, касающимися того, что случилось со мной лично, – начал он... – Но чтобы понять, какое впечатление это на меня произвело, вы должны знать, как я туда попал, что я там видел, как поднялся по реке… Джозеф Конрад, Сердце тьмы
В доме было безупречно чисто. Солнце отражалось от белоснежных кухонных столешниц и сияло на полированном дубовом полу, который виднелся из-под толстых ковров. Гарри Поттер жил здесь и, по словам Джинни, здесь он и умер. Гермиона сдержалась и не вздрогнула, когда входная дверь отворилась.
Франсуаза Поттер опять была холодна, но вежлива; бесцветным голосом она пригласила Гермиону в дом и предложила ей чаю, никак не отреагировав на дежурный поцелуй Рона в щеку.
– Я так рада, что вам удалось прийти, – обратилась она к Гермионе, но тон ее прямо подразумевал совершенно противоположное.
– Спасибо, что пригласили меня прийти сегодня, – Гермиона фальшиво улыбнулась в ответ и с радостью приняла у нее чашку.
Они пили чай молча. Рон смотрел то на одну женщину, то на другую. Казалось, он собирался заговорить, но передумал.
Лед молчания разбила Франсуаза, звякнув чашкой о поднос.
– Итак, – протянула она, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо, – путешествие было приятным, Гермиона? Могу я называть вас Гермионой?
– Да, конечно, – мисс Грейнджер растерялась. – Должна признаться, поездка получилась не совсем удачной. Но это моя вина – все планировалось в спешке, и у меня возникли некоторые трудности при прохождении границы.
– Правда? – небрежно поинтересовалась Франсуаза.
Пожав плечами, Гермиона поймала себя на том, что рассказывает этой женщине гораздо больше, чем планировала.
– Один из портключей переместил меня в Россию, где именно сейчас в отдельных районах объявлен карантин. Английские пограничники не горели желанием впускать меня в страну без документального подтверждения всех деталей моего маршрута.
– Россия? Откуда же вы приехали?
– Тибет, – Гермиона надеялась, что Франсуаза не станет расспрашивать ее дальше.
Ожидания не оправдались.
– Ой, как интересно, – вежливо ответила миссис Поттер. – Я сама никогда не была в Тибете, но мы посетили Италию несколько лет назад. Понимаете, мне всегда хотелось увидеть Флоренцию, и...
Одинокая слезинка успела скатиться по ее щеке, пока Франсуаза сумела взять себя в руки.
– Мне так жаль, – сказала Гермиона, не зная точно, почему ей так хочется извиниться.
Франсуаза печально махнула рукой.
– Всем жаль, – сказала она. – Мне тоже.
Неловкое молчание нарушил Рон. Он кашлянул, наливая себе еще чаю, и тихо спросил:
– Как дети?
– Все еще в постелях. Я слышала какое-то шуршание в комнате Николаса сегодня утром, когда ты уже ушел, но не стала его беспокоить. В последнее время он плохо спит. Элис, правда, давно уже должна быть на ногах. Она обычно просыпается около половины десятого.
– Твои дети – засони, – Рон выжал в чашку немного лимонного сока. – Помню, когда Джинни была маленькой, она вечно будила весь дом на рассвете. Знаете, как ужасно просыпаться от того, что маленький мерзавец или мерзавка с воплями скачет по вашей кровати? Сестра до сих пор вытворяет это каждым рождественским утром.
Гермиона улыбнулась своему блюдцу:
– Я раньше всегда думала, что Джинни тихая и спокойная.
– Ну, она всегда так нервничала, – защищаясь, пояснила ее собеседница. – Рядом с... Гар… Гарри.
На этот раз ей почти удалось выговорить имя друга без запинки.
– Джинни понадобилось очень много времени, чтобы чувствовать себя более свободно в его присутствии. Гарри ненавидел это. Всегда хотел, чтобы все относились к нему как к обычному мальчишке.
Рон с легкой улыбкой взглянул ей в глаза:
– И добился своего, не так ли?
– Да, хотя обычным он не был, – согласилась Гермиона, отпивая чай.
Прищурившись, Франсуаза наблюдала за их приятельским общением, впервые увиденным воочию; в ее пристальном изучающем взгляде отсутствовали какие-либо эмоции.
Все трое дернулись, когда наверху раздался детский плач.
– Это Элис, – Франсуаза поспешно встала.
Но Рон, оказавшийся быстрее, уже подошел к лестнице.
– Я поднимусь к ней, – сказал он, – а вы беседуйте дальше.
И ушел, оставив Гермиону наедине с миссис Поттер. С вдовой Гарри.
Они внимательно смотрели друг на друга. Франсуаза, казалось, не знала, куда деть руки, то сцепляя, то расцепляя пальцы, а Гермиона продолжала пить уже остывший чай.
– Почему ты уехала? – внезапный вопрос так испугал ее, что изрядное количество чая выплеснулось из чашки на колени.
– Что? – по-видимому, Франсуаза не верила в концепцию бархатной перчатки.
Она продолжала разглядывать Гермиону, словно изучая ее под микроскопом:
– Ты всегда интересовала меня. Эдакая неизвестная величина в уравнении. Маленькая девочка, стоявшая рядом с Роном и... Гарри, – это имя прозвучало сдавленно, – на всех школьных фотографиях. Он говорил о тебе, – произнесла Франсуаза задумчиво, и Гермиону удивила неожиданная теплота, прозвучавшая в ее голосе. – Рассказывал нашему сыну истории из школьной жизни с твоим участием. Он любил тебя.
От внезапной горечи последних слов у Гермионы перехватило горло.
– И я любила его, – призналась она. – Но мы никогда не были влюблены друг в друга.
– Конечно, нет, – сухо согласилась Франсуаза.
Гермиона вдруг поняла, что уже давно затаила дыхание. Ну что ж, проблема не в ревности - и то счастье.
– Но он любил тебя, а ты его бросила, – продолжила Франсуаза. – Бросила, как и многие другие, кого он любил. Видишь ли, Гермиона, мне никогда не удавалось понять... Всегда удивлялась: как ты могла так поступить с ним?
Смущенная, Гермиона ответила, не думая:
– Я не из-за него уехала. И не из-за Рона.
– Тогда почему, Гермиона? – настойчиво продолжала миссис Поттер. – Почему ты уехала? Гарри не знал причины; он так и не понял, Гермиона.
– Я уехала, потому что мне было нужно уехать, – она поморщилась, осознавая нелепость своей отговорки.
– Я ненавидела тебя за это, – выплюнула Франсуаза. – Ненавидела, потому что Гарри на это был неспособен. Но теперь, Гермиона, теперь, когда я вижу тебя, теперь, когда я могу заглянуть тебе в глаза, я не испытываю ненависти. Если бы Гермиона знала, какой разговор ей предстоит, то, наверное, приложила бы все усилия, чтобы заснуть прошлой ночью.
– Зачем ты?.. – она замолчала, не желая завершать вопрос.
Франсуаза коротко рассмеялась, на мгновение ее губы изогнулись в мрачной улыбке:
– Зачем рассказала тебе об этом? Я не хочу тебя ненавидеть. Может быть, в один прекрасный день я даже прощу тебя. Но мне хотелось, чтобы ты знала: когда он думал о тебе, в его взгляде была обида.
Резко вдохнув, Гермиона удивилась, насколько больно слова собеседницы резанули по сердцу. Наверняка Франсуаза увидела эту боль в ее глазах. И в этот момент мисс Грейнджер поняла. Поняла, что Франсуаза пыталась сделать, и что натворила сама.
– Я сожалею, – сказала она. – Я прошу прощения за боль, которую причинила ему, и, – добавила она после небольшой паузы, – прошу прощения за боль, которую косвенно причинила и тебе. Но я не могу сожалеть о том, как прожила свою жизнь. Если бы я осталась здесь, то все обернулось бы гораздо хуже. В конце концов, я обиделась бы на всех, находящихся рядом, даже возненавидела бы их за то, что они лишили меня свободы. Все теплые воспоминания о детстве канули бы в Лету. Разве ты не понимаешь?
Франсуаза вздохнула:
– Всегда существуют две точки зрения. Я могу понять, о чем ты говоришь, Гермиона, но должно пройти много дней, прежде чем я смогу заставить себя поверить в твои слова.
Склонив голову, мисс Грейнджер приняла предложенное ей перемирие, осознавая, что полное прощение невозможно:
– Все, о чем я могу просить – понимание.
– Возможно, когда-нибудь мы сможем стать подругами.
– Лучшего союзника и желать нельзя, – нерешительно улыбнулась Гермиона. Помедлив, Франсуаза улыбнулась в ответ, и Гермиона, наконец, поверила, что взаимопонимание между ними возможно.
– Она, – сказал Рон с лестницы, – суровая женщина. Честно говоря, единственная на моей памяти, кому удавалось руководить Гарри.
– Су-ова, – защебетала Элис, устроившаяся у него на руках. – Мама су-ова.
– Умничка, – Уизли опустил девочку на пол. – Главное, помни об этом подольше, тогда у вас с мамой не будет разногласий.
Элис заковыляла к Франсуазе, дергая подол платьица, надетого на нее Роном, и пожаловалась, нахмурившись:
– Платье! Колючка!
– Ты выглядишь прелестно, – сказал Рон ей вдогонку. – И, между прочим, наряд вы выбрали сами, юная леди.
– Ладно, так и быть, – Франсуаза ловко стянула с дочери платье, оставив малышку одетой только в подгузник. – Ах ты, маленькая нудистка, – нежно сказала женщина, наблюдая, как Элис припустила в сторону кухни на максимально доступной скорости. – Последнее время ей не нравится носить одежду, – сказала она Гермионе извиняющимся тоном.
– Уверена, скоро все переменится – ответила та.
К ее удивлению, Франсуаза усмехнулась, а затем встала, взяв поднос с посудой, и пошла за девочкой:
– Элис надо позавтракать. Да и Николас наверняка спустится, как только учует запах бекона.
– Тебе помочь? – предложил Рон.
– С каких это пор мне требуется помощь в приготовлении яичницы? – парировала она, закрывая за собой дверь.
– Приятно чувствовать себя нужным, – Рон улыбнулся, увидев, как брови Гермионы ползут вверх. – Как ты, держишься? – это прозвучало уже серьезно. – Слышал, разговор шел на повышенных тонах.
– Наша беседа была неожиданно откровенной, – призналась Гермиона. – Думаю, ей стало легче.
– А тебе?
– Со мной все в порядке, – соврала она и почувствовала, что Рон не верит. – Все наладится, – исправилась под его хмурым взглядом. – Просто… тяжело услышать о своей ошибке от постороннего человека.
– Если хочешь, обсудим это позже, – примирительно сказал Уизли.
Предложение было принято с благодарным кивком; почувствовав на плече руку друга, мисс Грейнджер расслабилась и оперлась на него.
– Никогда не думала, что это так тяжело.
– Будет еще тяжелее, – загадочно ответил Рон.
Теперь нахмурилась она:
– С каких это пор ты занялся предсказаниями, Рон Уизли?
Он усмехнулся:
– Это не предсказание, а правда жизни. Хочешь осмотреть дом? Франсуаза обязательно устроила бы тебе экскурсию, но она занята кормлением голодающего населения.
– Про гостиную мне рассказали, – Гермиона оглядела комнату. – Уверена, что тебя распирает от желания поведать мне историю канделябров в фойе.
– Лестницу только что отремонтировали. Гарри всегда предпочитал говорить «подновили», но он просто не хотел признавать, что его дом разваливается.
Гермиона продолжала озираться по сторонам:
– Я бы не сказала, что дом разваливается. Наоборот, он кажется мне уютным.
– Видела бы ты, с чего все начиналось. Франсуаза была беременна Николасом, когда увидела этот дом и влюбилась в него, так что Гарри обзавелся развалиной. Если не путаю, риэлтор именовал ее «домом, требующим реконструкции, но с большим потенциалом». В переводе на язык обычных людей – антикварная рухлядь.
– Это же викторианская эпоха, – вступилась за «рухлядь» мисс Грейнджер. – И если все было так запущено, то проделанная работа по восстановлению впечатляет.
– Когда Николас встанет, сходи посмотреть на игровую комнату. Гарри уговорил Дамблдора помочь зачаровать стены, чтобы они изменялись в зависимости от того, во что играют дети. Хотя иногда случаются сбои: помню, несколько месяцев назад Элис устраивала чаепитие в джунглях с кучкой львов и слонов, поскольку в то же самое время Николас пытался играть в сафари.
Гермиона хихикнула:
– Просто-таки рай для детей.
– Именно. Игровую отделали одной из первых, сразу после рождения Николаса.
– Хотела бы я... Мне так...
– Конечно, – Рон понял ее с полуслова. – Но сожаления бессмысленны, милая моя.
Вздохнув, она позволила обнять себя за плечи:
– Я знаю, знаю. И все же вести битву с самой собой становится все тяжелее…
– С битвами вечно так, – Уизли стиснул ее плечи болезненно знакомо, точно как в детстве. – Когда ты начинаешь сражение и смотришь на поле боя, раскинувшееся перед тобой, то кажется, что победить легко, и возможностей сделать это у тебя миллион. Но чем ближе ты к развязке, тем хуже все выглядит.
Гермиона высвободилась из объятий, сморщив нос:
– Сразу заметно, что все детство ты провел за шахматной доской.
– Да иди ты, – беззлобно парировал Рон. – У каждого свои метафоры.
– Ладно... Ты мне вроде как лестницу хотел показать, – она подошла к двери. – И некие канделябры. Если уж меня ждет экскурсия по дому, я настаиваю на включении канделябров в программу.
– Знаешь, боюсь тебя разочаровать, – Рон нерешительно последовал за ней. – Гарри и Франсуаза слишком современны для канделябров. Возможно, тебя утешит, если мы отыщем парочку старых картин. Хотя я ни черта о них не знаю: это Франсуаза их откуда-то притащила. Очевидно, они имеют большую художественную ценность.
– Ну что ж, веди, – сказала Гермиона, чуть подвинувшись и пропуская приятеля вперед.
***
Они стояли перед картиной, которую Рон считал копией Вермеера. По мнению Гермионы, только огромная, сияющая золотом рама представляла хоть какой–то интерес. В этот момент во входную дверь кто–то громко постучал. Мисс Грейнджер вопросительно взглянула на друга, тот пожал плечами в ответ.
Тем не менее, несколько мгновений спустя Франсуаза громко позвала Рона. Почти с удовольствием распрощавшись с Вермеером, Рон и Гермиона вернулись в гостиную, где на диване уже устроился Альбус Дамблдор, держа чашку в одной руке, а другой придерживая у себя на коленях Элис.
– Рон, – начал он с обычным воодушевлением. – Как ты, мой мальчик, держишься?
Рон сел в кресло напротив и сложил руки на коленях:
– У меня все нормально. Настолько, насколько возможно.
– Вот и хорошо, – продолжал Дамблдор. – Я просто решил зайти убедиться, что все в порядке. И, конечно же, выпить чашечку чая, который Франсуаза так мастерски заваривает. Превосходный чай.
Гермиона сморгнула навернувшиеся слезы, вспомнив, как в детстве постоянно, пусть и незримо, рядом всегда присутствовал директор Хогвартса, могучий и добрый... Личико Элис, смотревшей на старика снизу вверх, светилось обожанием, и Гермионе стало ясно, что Дамблдор по-прежнему оставался неотъемлемой частью жизни Гарри Поттера. Но чему тут удивляться? Когда Гарри был ребенком, великий маг практически заменил ему отца. Конечно, их отношения продолжались и после Хогвартса, когда Гарри повзрослел.
Повзрослел так ненадолго.
Дамблдор, наконец, с любопытством взглянул на нее, и Гермиона замерла.
– Вижу, у тебя гости, – обратился старый маг к Франсуазе.
Гермиона чуть наклонила голову:
– Доброе утро, профессор Дамблдор. Рада увидеть вас снова.
Он приподнял бровь и отпустил Элис, тут же слезшую с его колен и начавшую нетерпеливо дергать Рона за брюки.
– Боюсь, тут у вас преимущество, леди.
Еле заметно улыбнувшись, Гермиона опустилась в свободное кресло подле Рона.
– Я Гермиона Грейнджер, сэр, – было интересно, как Дамблдор прореагирует на ее слова.
Ну что ж, он не изменил себе. Когда Гермиона пришла в дом Уизли, казалось, Молли ничуть не удивилась, увидев ее в коридоре. Дамблдор вел себя еще более невозмутимо.
– Конечно же, мисс Грейнджер, – его взгляд заискрился. – Как приятно снова встретиться с вами. Странно, я почему–то думал, что вы покинули Британию.
– Так и было. Но я вернулась, когда узнала…
Маг вздохнул и отпил из чашки:
– Да, конечно.
Несколько минут в комнате царило молчание. Дамблдор продолжал пить чай, а Элис безмятежно сидела на коленях у Рона, то и дело запуская ручонки в его карманы с такой уверенностью в своем праве делать это, какая бывает только у малышей.
– А где же юный Николас? – неожиданно спросил Дамблдор, взглянув на Франсуазу. Та опустила взгляд и после паузы ответила:
– Спит. Ну, или просто сидит в своей комнате.
Взгляд старика стал грустным:
– Он переживает сильнее, чем все мы.
– Николас молчит с тех пор, как… – начал Рон, играя с кудряшками Элис. – Неделю уже точно молчит.
– Я думаю, что, к сожалению, вряд ли мы что–то можем сделать, – Дамблдор поставил чашку на блюдце. – Со временем Николас свыкнется с действительностью и придет в себя.
– Какая чушь, – выпалила вдруг Франсуаза, глотнув чая. – Свыкнется... да я и через сто лет не смогу...
Дамблдор едва заметно пожал плечами, и Гермиона могла поклясться, что по его лицу скользнула слабая улыбка.
– Возможно, я использовал... не совсем уместное выражение, – завуалированно извинился он.
Фыркнув, Рон вытащил свою палочку из любопытных пальчиков Элис таким отработанным движением, что стало ясно: ему частенько приходится это делать. Франсуаза скривилась и поставила чашку на поднос:
– Вам просто нравится изображать из себя бессердечного ублюдка, правда?
Гермиона поперхнулась, и чай хлынул ей в нос. Рассмеявшись, Дамблдор наклонился и отеческим жестом погладил Франсуазу по щеке:
– Твоя откровенность всегда меня радует, девочка моя. Словно глоток свежего воздуха в мире, наполненном подобострастными, претенциозными личностями.
– Очередная встреча с Фаджем? – понимающе поинтересовался Рон.
Гермиону удивило ощущение родства между ее собеседниками. Альбус Дамблдор и Гарри Поттер – понять и принять отношения, сложившиеся между ними, было проще простого, но Дамблдор и Рон? Разговор между тем продолжался, и она приложила все усилия, чтобы скрыть свое изумление.
– Ох уж этот Корнелиус, – Дамблдор вздохнул. – Я понимаю, что политики необходимы, но немного сообразительности не помешает и политикам.
– Вам нужно как–нибудь обсудить Фаджа с папой за чашкой чая, – ответил Рон. – К счастью, я редко встречаюсь с министром. Мы более свободные пташки, чем вы, орденцы.
Пожав плечами, Дамблдор несколькими фразами выразил свое глубочайшее презрение:
– Я никак не могу объяснить Корнелиусу, что Орден вне его юрисдикции. Похороны стали той самой каплей, что переполнила чашу моего терпения. Твой отец придерживается того же мнения.
– Я написал письмо, когда увидел его «официальный запрос», – согласно кивнул Рон. – И плевать на должность. Кингсли будет стоять за меня до конца. Но я рад, что Фадж так и не узнал, где все случится. Когда появился этот ублюдок Малфой, мне показалось, что кто–то выведал скрываемую нами информацию.
– Драко Малфой, – исправился Рон. – Думаю, вы просто не знакомы. Он вращается в совершенно других кругах, но мы вместе учились в Хогвартсе. Не понимаю, как ему удалось узнать, куда прийти… мы убрали все упоминания о месте из официальных документов.
– Так это же я сказал ему, – мягко вмешался Дамблдор.
Рон недоверчиво округлил глаза:
– Что вы сделали?
– В его желании не было ничего странного, – хладнокровно продолжал волшебник, не обращая внимания на растущую в Роне злость. – В юности молодому Малфою не всегда позволяли следовать собственным нравственным ориентирам. С возрастом он стал самостоятельнее. Его просьба была искренней, чистосердечной, и, если я правильно помню, Рон Уизли, визит Драко никому не доставил неприятностей.
Жесткость последней фразы была замаскирована мягкостью тона старого мага.
– Ладно, – Рон согласился нехотя, явно недовольный объяснением Дамблдора.
– Элис, – он переключил свое внимание на девочку, до сих пор сидящую у него на коленях, и снова отобрал у нее свою палочку. – Я сказал «нет»!
Элис не понравилось упрямое нежелание дяди подчиниться ей, и она сморщилась, очевидно, собираясь заплакать.
– Дяденька Рон, – в глазах у нее стояли слезы, губы дрожали.
– Ах ты, маленький манипулятор, – вздохнул Рон. – Нет, на этот раз ничего у тебя со мной не получится. Ну-ка... возвращайся к дяде Альбусу. Ты из него веревки вьешь, не так ли?
Он передал малышку обратно Дамблдору, и ее лицо прояснилось.
– Бус! – она уверенно дернула старика за белую бороду.
Благосклонно отнесшись к шалости Элис, Дамблдор погладил маленькую ручку:
– Блаженны юные.
– Замечательно, – саркастически прокомментировала Франсуаза. – Теперь он снова прикидывается сумасшедшим. Меня всегда занимала ваша маска «доброго дедушки», Альбус. То вы предстаете перед миром могущественным волшебником, то, буквально в следующую секунду, дрожащим старичком, бормочущим афоризмы. Признайтесь, вы наслаждаетесь каждым мигом, не так ли?
– Я ни в чем не признаюсь, – невозмутимо ответил Дамблдор, подбрасывая Элис на коленях и заставляя ее заливаться радостным смехом.
Гермиона отважилась съязвить:
– По крайней мере, он не предлагает всем и каждому леденцы. Помнится, раньше директор имел обыкновение делать это постоянно. Всякий раз, когда в штаб–квартире Ордена накалялась обстановка, он всегда прерывал спорщиков с помощью горсти конфет.
– Ну и откуда вам это известно? Вы ведь должны были спать в своих постелях, как послушные детишки, – Дамблдор понимающе улыбнулся.
Рон и Гермиона слегка покраснели, но храбро промолчали.
– Что же касается подобного тактического приема, – продолжал он, все еще улыбаясь их смущению, – многие из моих коллег говорили мне, что я произвожу на них не такое подавляющее впечатление, когда угощаю сладостями. После стольких лет моя страсть к сладкому стала притчей во языцех. Для меня же угостить кого–то сладким – способ помочь расслабиться. Конечно, с разными людьми это срабатывает по–разному.
– Со Снейпом ваш способ никогда не срабатывал, – коротко рассмеялся Рон. – Помню, он всегда просто говорил вам какую–нибудь гадость, а затем продолжал кричать.
– Близнецы Уизли, должно быть, довели Удлинители ушей до рабочего состояния значительно раньше, чем я думал, – прокомментировал Дамблдор.
Чтобы отвлечь внимание от Рона, покрывшегося густым румянцем, Гермиона быстро спросила:
– Кстати, как поживает профессор Снейп, сэр? Все так же терроризирует студентов в своих ужасных старых подземельях?
В комнате повисла неловкая тишина: Рон внезапно заинтересовался узором на ковре, а Дамблдор принялся внимательно разглядывать макушку Элис. Франсуаза, как обычно внешне спокойная, составила чайные чашки на поднос и ушла на кухню.
– Ну да, ты же не знаешь, – тихо сказал Рон с горьким смешком. – Тринадцать лет.
– Не знаю чего? – полюбопытствовала Гермиона.
– Мисс Грейнджер, – в голосе Дамблдора слышалась печаль. – Северус… не в себе.
Я не мог предать дело забвению, но, когда мне представился, наконец, случай повстречаться с моим предшественником, трава, проросшая между ребрами, была достаточно высока, чтобы скрыть скелет.
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Гермиона решила не задумываться о том, что она делает. Размышления породят сомнения, и она отступит, проклиная себя за извечную трусость.
Неприятным эхом снова и снова звучали в голове слова Дамблдора: «Психиатрическая лечебница Перкинса».
Неужели профессор Снейп сошел с ума?
Она очень живо представила его себе, каким он был в ее школьные годы. В то время Гермиона видела его намного чаще, чем мистически-легендарного Дамблдора. Она много чего помнила о Снейпе: раздражительный, гневливый, чрезвычайно неприятный. Человек, уважать которого она смогла лишь по прошествии многих лет, и выносить которого не сможет никогда.
И один из самых здравомыслящих людей из всех, кого она знала.
Среди волшебников слегка чокнутых хватало: Дамблдору нравилось прикидываться старичком-простачком, Артур Уизли коллекционировал идиотские приборы, у Аластора Муди были протезы-убийцы. Даже наводящий ужас Барти Крауч-старший вечно дергался из-за того, что ему припомнят сына-убийцу, в итоге его и прикончившего. Но Северус Снейп?.. Пожалуй, единственной его причудой – или, скорее, слабостью – являлась неистребимая ненависть к гриффиндорцам. В особенности к Гарри Поттеру.
Профессор Снейп, которого знала Гермиона, еще меньше подходил на роль сумасшедшего, чем она сама.
Все эти мысли плюс еще тысяча недодуманных терзали ее, пока она искала грязный носок, полученный ею от старой беззубой ведьмы.
– К десяти часам в Йоркшир, дорогая? – прошамкала карга.
Гермиона задавалась вопросом «Зачем?» и когда перемещалась, и когда очутилась на вершине холма, и когда она оглядывала с холма городок Йорк.
Уверенно переступив порог лечебницы Перкинса для лиц, страдающих расстройствами психики, спрашивала себя, какого лысого гоблина она тут делает. За каким чертом она, растрепанная и в заштопанной мантии, бодро шагает к окошку регистратуры?
– Чем могу помочь? – приветливо обратилась к ней почтенного вида женщина.
– Я хотела бы навестить пациента, – Гермиона слышала себя будто со стороны. – Северуса Снейпа.
– Хорошо, – прозвучал любезный ответ. – Кем вы ему приходитесь? Простая формальность, разумеется.
– Я… – Гермиона замялась; не говорить же, что она – умирающая от любопытства бывшая ученица. И она решилась: – Подруга.
Подруга Северуса Снейпа.
Кто бы мог подумать!
Если регистратор и удивилась, то не показала этого.
– Распишитесь здесь, пожалуйста, – она протянула бланк и, пока Гермиона небрежно выводила свое имя, продолжила: – Вам необходимо сдать палочку, а также все имеющиеся у вас острые предметы. Будет лучше, если вы вывернете карманы. Ах да… и туфли. Их тоже придется снять.
Гермиона покосилась на женщину:
– Он опасен?
– Только сам для себя, милочка, – грустно улыбнулась та.
***
Его уже усадили за стол, когда она вошла в комнату для свиданий, чувствуя себя какой-то уязвимой из-за отсутствия обуви и обнаженной из-за отсутствия волшебной палочки. На безучастном лице Снейпа изогнулась бровь.
Гермиона словно впала в ступор, и ноги сами понесли ее к пустому стулу напротив.
Они обрезали ему волосы.
Существовало четыре вещи, которые ассоциировались у нее со Снейпом. В первую очередь – мантия, вздымающаяся у лодыжек и плещущая за спиной, словно аплодисменты многочисленных подхалимов. Затем, конечно же, крючковатый аристократичный нос, намекающий на некогда благородное происхождение, что удивительно сочеталось с должностью декана Слизерина. Третья и четвертая приходили на память одновременно: отчаянно черные глаза, пылающие яростью, когда Снейп нависал над каким-нибудь бедолагой-студентом, и спадающие на лицо волосы, неопрятные и чересчур длинные для человека, предпочитающего практичность.
Она не ожидала увидеть его в мантии, но заменяющая ему одежду больничная пижама выбивала из колеи. Глаза Снейпа будто вылиняли и ничего не выражали, а волосы…
То, что стало с волосами, поразило Гермиону сильнее всего. Его коротко остригли, и только безвольно свисавшая на лоб челка напоминала о нем прежнем.
Этот мужчина, этот обритый волк, совсем не походил на профессора Снейпа. Может, когда-то он и был им, но Дамблдор попал в точку: Северус… не в себе.
Хотя чем бы ни казалась бледная тень, вселившаяся в тело профессора, Гермиона знала: Снейп, каким она его помнила, отнесся бы к призраку с величайшим презрением.
Она молчала – ждала, когда заговорит ее визави.
Тот, не проронив ни звука, взирал на Гермиону исподлобья с видом человека, которому навязали чужое общество, но который не снизойдет до упоминаний о подобной несправедливости и вынужден терпеть.
Удивляясь себе, Гермиона держала язык за зубами. Она решила, что уже сделала первый шаг, придя сюда, и следующий ход за Снейпом.
Голова клонилась к столешнице, но он не прерывал зрительного контакта, и когда пряди волос привычно не занавесили его лица, у Гермионы внутри все сжалось. Возможно, Снейп заметил некоторую перемену в ее настроении, поскольку вдруг прищурился.
И оба они по-прежнему безмолвствовали, продолжая смотреть друг на друга, как загипнотизированные.
Снейп был еще бледнее, чем в ее воспоминаниях: его кожа, казалось, приобрела оттенок застиранной пижамы. И, наверное, – проверять она не стала – он бос. Если уж Гермионе велели разуться, то ему-то точно обувь не полагалась.
Может, он в носках?
Неожиданный смешок защекотал горло. Профессор Снейп, мои ноги стынут на чертовски холодном полу. А ваши?
Он откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки в знак нежелательности дальнейшего присутствия гостьи.
Но Гермиона не чувствовала себя обязанной подчиняться приказам этого… этой тени и осталась сидеть, решительно глядя на бывшего профессора. Если он и удивился, то виду не подал и снова уставился на нее.
Секунды текли мучительно медленно, и Гермионе не хватало ее часов, которые вместе с палочкой, ключами от номера и туфлями на шнуровке лежали в ящике под столом регистраторши. И руки тоже было мучительно некуда деть: хотелось барабанить пальцами, вытирать ладони о колени. Но Гермиона сдержалась.
Выходит, даже пустая оболочка Северуса Снейпа способна нервировать.
Время растягивалось и сворачивалось в спираль. Так близко, глаза в глаза, в тесном стерильном боксе, сидя рядом на жестких больничных стульях, разделенные только многократно продезинфицированным столом… Но Гермиона ни разу в жизни не ощущала подобной отчужденности.
Холодное безразличие огорчало больше, чем откровенная неприязнь, которую Снейп демонстрировал в дни ее детства.
«Ну же, орите! Кричите! Ругайте! Оскорбляйте меня! – мысленно взывала она. – Что угодно, но докажите, что вы живой!»
Никакой реакции не последовало – Снейп сохранял молчание, становившееся невыносимым.
Гермиона, одновременно испуганная и очарованная, не могла оторваться от этого спокойного взгляда, не веря в безумие его обладателя. Пусть Северус Снейп и был не в себе, но и сумасшедшим он не был.
Тогда почему его заточили сюда?
В памяти всплыла строчка из пьесы: «Клинически нормален».
Слишком нормален, видимо. О чем свидетельствовали пустые глаза и нечитаемое выражение лица. Возможно, Снейп перестал мечтать.
И опять она чуть не рассмеялась. Мысль о мечтающем Снейпе казалась в лучшем случае бредовой.
Он сверлил Гермиону взглядом, и она чувствовала, как его вменяемость сжимается вокруг нее, стискивает. Сколько они просидели в маленькой душной комнатке, она не знала, но знала, что больше не выдержит.
Гермиона вскочила, вздрогнув от звука, с которым ее стул царапнул по полу, и метнулась к выходу.
Если бы она могла в тот момент видеть лицо Снейпа, то заметила бы странный проблеск в тусклых глазах. Но она не оглянулась. И только почудился за спиной равнодушный шепот:
– Беги, девочка.
***
– У тебя жуткая привычка появляться там, где я меньше всего ожидаю тебя увидеть, – сказал Рон, жуя сэндвич.
Гермиона пожала плечами:
– Интуиция.
Уизли ухмыльнулся, взял стакан с водой и отсалютовал им:
Жестом показав на свою полупустую тарелку, Рон спросил:
– Закажешь что-нибудь? Я доем еще нескоро, а готовят здесь очень быстро и официанты шустрые.
– Нет, – покачала головой Гермиона. – Но я бы в жизни не подумала, что встречу тебя в маггловском кафе в самом центре Лондона, поедающим ланч как ни в чем не бывало.
– Они тут делают потрясающий Монте-Карло, – он осушил свой стакан, – не говоря уже о круассанах. Если получается отлучиться из Министерства на ланч, обязательно захожу сюда перекусить.
– Из Министерства, – в задумчивости повторила она и стянула с его тарелки ломтик картофеля. – А чем конкретно ты занимаешься в Министерстве?
– Аврор, – невнятно ответил Рон, облизывая пальцы. – Я пошел учиться сразу после того, как ты… ну, сама знаешь.
– После того, как я уехала, – закончила она за него, заглушая внутренний голос, ввернувший: «Вернее, сбежала»; а то, что этот голос звучал по-снейповски, совсем ее расстроило. – Значит, аврор? – пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, спросила Гермиона. – Ну и как? Похоже на то, о чем мечтал в детстве?
Он, нахмурившись, рассматривал картофельный ломтик:
– Скучно по большей части. Ты не поверишь, сколько там бумажной работы, и я все время сижу за письменным столом. Прежде-то мы думали, будто авроры сражаются со злом, чего-то стоят в мире. А на деле – погоня за тенями в попытке показать собственную значимость. Правда, мы повязали большую часть Пожирателей Смерти.
Удивившись искусной смене темы, Гермиона осознала, насколько Рон – при всей своей привычной застенчивости и присущей жизнерадостности – сильно изменился. Гораздо сильнее, чем она ожидала.
– Повязали? – удивилась она, не понимая, к чему он ведет.
– Ага, – Рон лениво, со странным изяществом вертел в пальцах ломтик. – На самом деле нам здорово помог Снейп. Где-то через полгода, как я окончил учебу, Снейп публично объявил о том, что он – на нашей стороне, и начал выслеживать Пожирателей, будто от этого зависела его жизнь. Может, и зависела, конечно.
Гермиона молчала, раздумывая, справедливо ли подобное предположение.
– Вообще, – мрачно усмехнулся он, – Снейп был с нами в тот день, когда поймали последнего из их верхушки – Макнейра. И тогда все охрененно пошло не так.
– А что случилось?
Пожав плечами, Рон проглотил последний кусочек картофеля и, не обращая ни малейшего внимания на аккуратно сложенную рядом с его локтем салфетку, вытер пальцы о рукав мантии хорошо знакомым Гермионе жестом.
– Наша команда из двенадцати человек сидела в засаде, – начал Рон. – Снейп был наготове. Он-то знал все их укрытия лучше любого из нас и зашел через парадную дверь, а мы – через черный ход. Вот только мы не ожидали, что Макнейр имеет понятие о маггловской взрывчатке и опутает свое логово бикфордовым шнуром. Чокнутый ублюдок хохотал, включая свое устройство. Он посмотрел прямо на Снейпа и нажал на кнопку, хихикая, как гребаная школьница.
– Снейп – единственный, кого там не ранило. Смешно, если подумать. Макнейра пришлось по кусочкам собирать, чтобы доказать факт его смерти. Но я никогда не забуду кровь, вонь горящего мяса, и посреди всего этого – Снейп, вытаскивающий людей из рушащегося здания. Вот тогда я и осознал, кем он был и кем не был: он не был ручным Пожирателем Смерти на коротком поводке у Дамблдора. Когда Снейп наткнулся на меня, кашляя от дыма и держа нечто, позже оказавшееся левой рукой Макнейра, то зажал ладонью мой глаз и вытащил меня. И ни словом потом не обмолвился.
Словно завороженная, Гермиона подалась вперед. Знакомые ей с детства беспечный Рон и язвительный профессор Снейп никак не походили на участников тех кошмарных событий. Она открыла рот, но ничего так и не сказала.
– Мне в глаз попал осколок, – рассказывал Рон. – Магия не всякое ранение лечит, и я лишился двадцати четырех градусов периферического зрения слева. В обычной жизни – просто досадная помеха, но на карьере оперативника пришлось поставить крест. Мало толку от аврора, если преступнику достаточно подкрасться к нему с определенной стороны, чтобы остаться незамеченным. Министерство нашло для меня должность и еще место в Академии: когда бываю в настроении, делюсь опытом.
Он рассмеялся, но в его смехе слегка сквозила горечь.
– Моя карьера закончилась в двадцать шесть, а через восемь месяцев Дамблдор на собрании Ордена объявил, что Снейп отошел от дел. Папа еле выяснил, где тот на самом деле находится. Я думаю… – его голос странно дрогнул, – думаю, Снейп просто сломался. Я бы точно сломался, – признание вышло спокойным. – Когда мне снится та ночь, я просыпаюсь от крика. Нас выжило всего четверо.
Ошарашенная, Гермиона смотрела на собеседника, не зная, как реагировать. В его взгляде смешались гнев, печаль и желание знать правду. А ведь ее беззаботный друг точно так же не был собой, как и Снейп. Его место занял закаленный в боях молодой рыцарь, понявший, что у драконов, с которыми приходится сражаться, есть смертоносные когти и убийственное пламя. Просто Рон умел притворяться лучше, чем Снейп – вот и все.
– Мне кажется, Гарри обрадовался, – задумчиво сказал он, и Гермиона опять едва уловила, насколько ловко сменилась тема. – Я знаю, мама радовалась, когда я ушел с линии огня. И Гарри тоже. Знаешь, мы ведь поссорились из-за этого.
Перед нею снова сидел обиженный мальчик, какого она знала много лет назад.
– Ведь мы с Гарри пошли в Аврорат вместе. Хотели держать мир в своих руках и всё такое. Потом он бросил учебу и ожидал от меня того же. А я не бросил, и мы поругались. После я лежал в госпитале, а он и Франсуаза навещали меня; Николас был еще совсем маленьким. И я помню это выражение лица Гарри, почти удовлетворенное. Мол, посмотри, до чего дошло…
Его захватили болезненные воспоминания, и он затих.
– Я встречалась с ним сегодня, – вдруг сказала Гермиона, нарушив тишину. – Я ходила его навестить.
Рон побледнел и вскинул голову:
– Кого? – выдохнул он.
– Снейпа, – объяснила она; ей очень не понравилась забрезжившая в глазах друга безумная надежда. – Я навещала Снейпа. В больнице.
С лица Уизли сошло загнанное выражение.
– Зачем? – с интересом спросил он. – В смысле, я сам почти собрался к нему после отстранения от оперативной работы, но зачем тебе его навещать?
– Не знаю, – призналась она. – Мне показалось, что нужно пойти. Это было ужасно.
– Не сомневаюсь, – слабая улыбка тронула губы Рона. – Он ужасен.
– Нет, – Гермиона покачала головой, – я не про Снейпа. Просто… было ужасно.
– Он что-нибудь тебе сказал?
– Ничего, – коротко и невесело рассмеялась она. – Мы не произнесли ни слова. Просидели, пялясь друг на друга, примерно час, а потом я встала и ушла.
– Хм, – Рон задумчиво вытащил из кармана мантии бумажник и достал несколько маггловских банкнот. – Странно. Ну, в принципе… думаю, в этом весь Снейп. Нам, гриффиндорцам, его так легко не раскусить.
Теперь Гермиона смеялась по-настоящему. Но больше от облегчения, поскольку к Рону вернулось хорошее настроение.
– О, и пока я не забыл, – продолжил он, выкладывая деньги на стол, поднимаясь и слегка потягиваясь, – Франсуаза просила узнать, не зайдешь ли ты в четверг во второй половине дня и не останешься ли на ужин. Если, конечно, все еще будешь в городе.
– С удовольствием, – ответила она практически без колебаний. – Значит, в четверг, да?
– Ага, – подтвердил он и широко улыбнулся. – Скажи, а когда ты снова уезжаешь?
Гермиона пожала плечами почти нехотя.
– Я не определилась с маршрутом, – призналась она, – и не знаю, на какое время задержусь.
Рон оценивающе посмотрел на нее:
– Когда-нибудь, Гермиона, ты мне расскажешь, чем ты таким занимаешься, что тебе предоставляют бессрочные отпуска.
На улице я – не знаю почему – почувствовал себя шарлатаном... Чтобы объяснить вам свое состояние, скажу, что секунду другую я чувствовал себя так, словно… собирался проникнуть к центру Земли. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
− Итак, Гермиона, − любезно начала Молли, звякнув ложечкой о блюдце, – чем ты занималась в последние дни?
− В основном просто бродила. Смотрела, что изменилось, а что – нет. Вчера была в Хогсмиде, а до этого в Косом переулке.
− А что-то изменилось? – спросила сбитая с толку Франсуаза. Элис, сидевшая у нее на коленях, фыркнула и продолжила крошить свое печенье.
− Конечно, − ответила Гермиона, делая маленький глоток чая и мысленно проговаривая правильный ответ. – Я заметила пару новых магазинов Волшебных Приколов, − она улыбнулась Молли.
− Ох, ты не поверишь, как задался бизнес у близнецов, − тут же подхватила та. – У них теперь три магазина, и еще они принимают заказы по каталогу. Мальчики собираются расширяться на континент, открыть филиал во Франции, – она покачала головой. – Кто бы мог подумать. И по-прежнему хоть раз в месяц устраивают в Норе пожар во время своих «испытаний».
− Приятно знать, что некоторые люди остались прежними, – задумчиво заметила Гермиона, и ее собеседница хохотнула.
− А как дела у твоих родителей, юная леди? – Молли мастерски сменила тему. – Ты навестила их?
Гермиона замерла, костяшки ее пальцев, обхвативших ручку чашки, побелели.
− Я… гм… Мы больше не общаемся, − наконец выдавила она, слабо надеясь, что назойливая Молли Уизли на сей раз не станет допытываться.
− Ты уже решила, когда вернешься обратно? – вовремя вставила Франсуаза, пока Молли пыталась придумать подходящий ответ.
Гермиона благодарно улыбнулась, оценив усилия хозяйки дома.
− Не совсем. Мне разрешили отсутствовать столько, сколько понадобится. Думаю, я пойму, когда придет пора возвращаться.
− Ты говорила, что была в… Китае? − спросила Молли, надеясь вызнать подробности по не столь животрепещущей теме.
− В Тибете, − автоматически поправила Гермиона.
Франсуаза фыркнула и умело извлекла бусы из цепких пальчиков Элис:
− Неужели ты связалась с шайкой монахов и училась их ниндзя-приемчикам у непритязательного повара, который изъясняется только таинственными метафорами?
Гермиона позволила себе лишь мысленно улыбнуться, сохраняя спокойное выражение лица.
− Учитель Кси − садовник, − сказала она, − и я просто стараюсь постичь все, чему он меня учит. До сих пор о ниндзя речь не шла.
От удивления Франсуаза открыла рот.
− Ты шутишь.
− Нет, не шучу. Братья добры, а Путь, по их словам, прост, − Гермиона погрустнела. – Мне же он кажется куда сложнее. Однако я научилась отделять зерна от плевел, и за это мне благодарен весь монастырь.
− Чем же они занимаются? – Франсуазу слова Гермионы явно встревожили.
Та отхлебнула еще чаю.
− Тем, что дóлжно. Молятся, читают мантры и медитируют. А еще, иногда, если требуется, принимают к себе заблудшую душу.
− Ты сейчас прямо как Альбус Дамблдор, − проворчала Франсуаза и опустила Элис поиграть на пол.
− Почту за комплимент, − рассмеялась Гермиона, − но я-то знаю, что это не так.
− Рон и Гарри всегда говорили, что ты необычайно умна.
Молли снисходительно улыбнулась им и допила свой чай:
− Наверное, мы должны…
Но ее прервал громкий стук в дверь. Прежде чем хозяйка дома успела встать, дверь распахнулась, и тощая улыбающаяся во весь рот блондинка влетела в дом, будто ежедневно только так и делала.
Франсуаза лишь вздохнула, поднимаясь со стула и обворожительно улыбаясь.
− Петуния, − отозвалась она, сжимая пальцы гостьи и позволяя чмокнуть себя в обе щеки.
− Как ты? Держишься? – спросила пришедшая, и Гермиона заподозрила, что это могла быть та самая небезызвестная Петуния Дурсль, непонятно зачем явившаяся.
− В меру сил, − отозвалась Франсуаза и снова села. – Мы только…
− Ох, так ты тут не одна, − миссис Дурсль оглядела комнату. – Молли Уизли, – сладко пропела она. − Рада снова с вами встретиться.
Петуния нагло уставилась на Гермиону, которой внезапно стало не по себе.
− А кто эта очаровательная юная леди? Мы, кажется, незнакомы.
Гермиона неохотно поднялась и оторопела, оказавшись в объятиях Петунии.
– Я – Гермиона Грейнджер, – сказала она, едва ее отпустили.
− Ох, − сказала Петуния, слегка сжав ее плечи, − вы, наверное, одна из Гар… из его школьных друзей. Я – Петуния Дурсль, и я очень рада с вами познакомиться, дорогая.
Прежде чем Гермиона успела прийти в себя, тетушка Гарри уже сидела в соседнем кресле, держа чашку чая в одной руке, а другой обнимая Элис.
− Я на минуточку, – не умолкала новая гостья. – Просто хотела убедиться, что вы ни в чем не нуждаетесь.
− Нет, нет, − Франсуаза поудобнее устроилась на своем месте. – Как видите, у нас все в порядке.
− А где же Николас? − вдруг спросила Петуния, удерживая Элис, чтобы ее шаловливые ручки не дотянулись до сережек.
− Он в своей комнате, − ни один мускул не дрогнул на лице Франсуазы. – Николас не очень-то общителен в последние дни. Я отношу ему еду, и правда… он не горит желанием спускаться. Альбус полагает, со временем это пройдет.
− О да, − миссис Дурсль глубокомысленно склонила голову. – В конце концов, ему нужно погоревать. Николас всегда был таким чувствительным ребенком…
Обескураженно слушая ее болтовню, Гермиона пыталась вспомнить, что Гарри рассказывал о тете. Фактически, та же самая женщина с осветленными, плохо прокрашенными волосами, с седыми прядями на висках, длинной тощей шеей, лошадиным лицом и выступающими зубами. Кроме того, вспомнились противный характер и слепое обожание отвратительного Дадли (с которым, по счастью, встретиться не довелось) – недостатки, не поддающиеся оправданию.
Зачем тогда Петуния явилась и болтает с вдовой Гарри, качает на коленке его ребенка? Словно и не она пол-лета после первого курса просовывала племяннику холодный консервированный суп в кошачью дверцу. Церемонно улыбающаяся, попивающая чай женщина держала Гарри в чулане под лестницей все первые десять лет его жизни.
Гермиона возненавидела Петунию с первого взгляда, и ее единственным желанием было выдернуть Элис из рук этой женщины и вытолкать визитершу из дома Гарри.
Украдкой взглянув на Молли, Гермиона увидела, что старшая Уизли поджимает губы все сильнее и сильнее. Она явно разделяла точку зрения Гермионы.
К счастью, Петуния Дурсль запланировала провести с семьей Поттеров только полчаса. Она покончила с чаем, поставила Элис на пол и потрепала ее по голове.
− Что ж… прости, Франсуаза, не могу остаться и поболтать, – улыбка вышла извиняющейся. − Меня ждут на бридж у Мари Чэмберс, а туда ни в коем случае нельзя опаздывать.
− Разумеется, нельзя, − согласилась миссис Поттер. – Я рада, что ты заглянула, – позволив еще раз себя обнять, она проводила родственницу Гарри до дверей и закрыла их с приличествующим вздохом.
– Петуния желает нам добра, − пояснила Франсуаза сконфуженной Гермионе и явно не одобряющей происходящее Молли.
− Не верю, − жестко ответила Молли. – Даже кошка вырастила бы бедняжку Гарри лучше, чем эта ужасная женщина. А когда из него вышел толк, она тут как тут.
− Ну же, Молли, − пожурила хозяйка дома, присаживаясь и наливая себе очередную чашку чая из чайника, казавшегося Гермионе бездонным. – Петуния Дурсль такая же жертва своего кошмарного мужа, как и Гар… как и он.
Молли с каменным лицом покачала головой.
− Она могла бы вмешаться, − настаивала она.
− От жертвы домашнего насилия вряд ли можно ожидать подобного, − спокойно парировала Франсуаза. – Вернон Дурсль держал свою семью в ежовых рукавицах, и Петуния скорее отправилась бы на Луну, чем заступилась за Гарри. Все-таки, − заключила она, поворачиваясь так, чтобы снова видеть исчезнувшую из поля зрения Элис, − к лучшему, что муж бросил ее, сбежав с той девицей.
На памяти Гермионы это был первый раз, когда Франсуаза произнесла имя Гарри без содрогания.
− Она изменилась после того случая, − неохотно признала Молли. – Незадолго до вашего с Гарри знакомства. Дадли все еще учился в университете, а она сама оказалась без работы. Ее отвратительный муж угрожал вышвырнуть Петунию из дома, чтобы продать его. Гарри вмешался и позволил тетке пожить в его квартире, пока она разбиралась с разводом. И они впервые пришли к взаимопониманию.
− Петуния тогда осознала, что он больше не беспомощное дитя, подкинутое к ее порогу, − негромко хмыкнула Франсуаза. – Еще чаю?
− Нет, спасибо, дорогая, не нужно.
***
− Кажется, мы можем остаться без ужина, − Рон бросил извиняющийся взгляд на Гермиону, усаживая сопротивляющуюся Элис на детский стульчик.
− Не понимаю, почему так важно, чтобы… как там его зовут?.. спустился, − удивилась Гермиона, весьма смущенная видом Рона, сражающегося с маленьким ребенком и терпящего поражение прямо у нее на глазах.
− Николас, − подсказал тот. – Я тоже не понимаю, честно говоря. Если ему хочется находиться в своей комнате и заниматься тем, чем он там занимается, то какая разница?
Гермиона вздохнула.
− Наверное, какой-то родительский принцип, о котором я не имею ни малейшего представления.
Спустя десять минут Рон, наконец, щелкнул встроенным в стул столиком.
− На меня это не действует, − предупредил Рон, давая ей чашку-непроливайку. – Ты сама знаешь.
− Бяка! – выкрикнула Элис, швырнув чашку на пол.
− Поттеры-младшие сегодня сговорились, − проворчал Рон, а Гермиона фыркнула. Он поднял чашку и поставил ее на стол так, чтобы девочка не смогла дотянуться.
Пыхтя от возмущения, та потянулась вперед, потряхивая кудряшками, и потребовала:
− Дай!
− А кидаться не будешь?
Элис изобразила, как показалось Гермионе, саму невинность.
− Не, дяденька Рон.
Он взял чашку и вручил ей:
− Если бросишь, обратно не получишь. Поняла?
− Да! – любезно согласилась Элис и, едва ее пальчики обхватили злосчастный сосуд, снова швырнула его через всю кухню.
− Нет, − Рон скрестил руки на груди и посмотрел на ребенка сверху вниз, словно зловещий двойник профессора Снейпа.
− Дай! − взвыла Элис, и ее глаза опасно заблестели.
Рон молчал, и только покачал головой, когда Гермиона вопросительно на него посмотрела.
Спустя несколько секунд по щекам девочки потекли слезы – Элис разрыдалась вовсю.
− Гм… Рон?
− Нет, Гермиона, − строго сказал Рон. – Она так делает, чтобы получить желаемое. Поверь, я с этим ребенком сидел дольше, чем со всеми своими племянниками и племянницами вместе взятыми.
Элис завывала, и у Гермионы начало звенеть в ушах.
− Рональд Уизли, − раздался от двери строгий голос, – почему мой ребенок плачет?
Франсуаза приблизилась к дочери, бормоча что-то успокаивающее. Девочка вскоре затихла и – Гермиона была готова поклясться – метнула на Рона взгляд триумфатора, когда мать вложила чашку в протянутые ручонки.
− Франсуаза… − начал Рон.
Та покачала головой и еще раз погладила Элис, а затем выпрямилась.
− Давайте поужинаем. Все в сборе, стол накрыт. Гермиона, я забыла спросить, ты ешь мясо?
− Если предлагают, − уклончиво ответила Гермиона.
− Отлично, − обрадовалась хозяйка. – Мне не хотелось задеть твои чувства, и я все собиралась через Рона узнать твои привычки в еде, но забыла. Сегодня у нас свинина, Николас ее любит больше всего. Ты ведь не еврейка и не мусульманка, правда?
Негромко рассмеявшись, Гермиона покачала головой. Как могло случиться, что встреченную несколько дней назад неприветливую и раздраженную женщину сменила другая, слегка озабоченная и рассудительная?
− Вот и славно, − подытожила Франсуаза. – Тогда за стол. И ты тоже, Николас.
Гермиона повернула голову и увидела мальчика, который тогда, на кладбище, разглядывал свои шнурки. Он на автопилоте подошел к столу и занял привычное, как ей показалось, место. На Гермиону он не смотрел.
Франсуаза села рядом с дочерью, а Рон – на противоположном от стены конце стола. Место рядом с Николасом осталось пустым. Когда туда опустилась Гермиона, мальчик замер, но все равно не поднял на нее глаз, и тогда она осознала, что, наверное, тут прежде сидел Гарри. Напрягшись, она встретилась с удивленным взглядом Франсуазы.
− Я… – начала Гермиона, хоть и не знала, что сказать.
− Все нормально, − голос хозяйки немного дрожал. – Все нормально, − повторила она уже спокойнее и строго посмотрела на Николаса.
Напряжение чуть спало. Гермиона взяла у Рона миску с фасолью и положила немного себе в тарелку. Когда раздалось тихое позвякивание вилок, она совсем расслабилась и погрузилась в свои мысли.
− Сегодня на работе было что-нибудь интересное? – для поддержания разговора спросила Франсуаза и тут же повернулась к Элис. – Нет, детка, давай я сама отрежу.
− Не, ничего, − с набитым ртом ответил Рон. – Я на полдня застрял в Академии, где прочитал лекцию по самозащите. Набрали таких тощих новичков, будто их и не кормили в Хогвартсе. Знаешь, Гермиона, меня спросили кое о чем, что может заинтересовать тебя.
− А? – до этого слушая вполуха, Гермиона вздрогнула, когда ее назвали по имени.
Судя по смешку Рона, он ее застукал.
− Один юноша бледный со взором горящим задал вопрос, каково было учиться Зельеварению у старой летучей мыши. Кажется, Снейп сделался школьной легендой.
− В последнее время его часто вспоминают, − мягко добавила Франсуаза. – До знакомства с тобой, Гермиона, я слышала о нем не более пяти раз за всю свою жизнь. А теперь – как минимум раз в день. Кто он?
− Всего лишь бывший профессор, − пояснила Гермиона. – Но, видишь ли, довольно примечательная личность. Мне просто кажется странным, что он теперь в лечебнице. И все.
− Мне кажется странным, что ты решила навестить эту старую сволочь, − вставил Рон, задумчиво прожевывая булочку.
− Эй! – возмущенно воскликнула Франсуаза. – Следи за языком!
Рон пожал плечами.
− Извини. Дети, никогда не говорите «сволочь», ладно?
Николас не отрывал взгляд от тарелки, а Элис озорно улыбнулась своему дяде.
− Болочь! – крикнула она, хлопая в ладоши.
− Просто замечательно, − пробормотала Франсуаза, подкладывая дочери немного фасоли. – Рон, видимо, не стоит разрешать тебе общаться с детьми.
− Мерлин Великий, кто же научит твоих детей ругаться и жульничать в подрывном дураке, если не я? – поддразнил он. – Особенно теперь, когда ты запретила по крайней мере двоим из моих братьев переступать порог твоего дома.
Франсуаза закатила глаза.
− Я не запрещала им…
− Ты прокляла их и вышвырнула за дверь… Фред и Джордж, знаешь ли, боятся тебя.
− Рон! – воскликнула она, − твои братья превратили моего сына в щенка!
− Они же его расколдовали,− возразил Рон. – И я уверен, он не возражал, правда, Николас?
Николас коротко – Гермиона не видела выражения его лица – взглянул на Рона и снова уставился на тарелку.
Забыв о споре, и Рон, и Франсуаза с тревогой посмотрели на мальчика. Даже Элис, ощутившая, что настроение взрослых изменилось, озадаченно нахмурилась. Неизвестно, заметил ли это Николас, заботило ли это его.
− Николас, − тихо позвала Гермиона, впервые обратившись к нему по имени, − передай мне, пожалуйста, булочки. Я не могу дотянуться, – и задумалась, выполнит ли он ее просьбу.
Будто в замедленной съемке рука Николаса протянулась к хлебнице, и пальцы обхватили краешек. Гермиона с любопытством проследила, как он пододвинул корзинку к ее тарелке, избегая смотреть на саму гостью, и намеренно положила свою руку на его.
− Спасибо, Николас, − сдержанно поблагодарила, осознавая, что Рон и Франсуаза жадно наблюдают странную сцену.
Застигнутый прикосновением врасплох, мальчик наконец взглянул ей в лицо. Он мгновенно побледнел и с ужасом уставился на ничего не понимающую Гермиону.
Краем глаза она заметила, как Франсуаза подпрыгнула от удивления, когда Николас пулей вылетел из-за стола, в спешке перевернув стул, и забился в угол. Его губы растянулись в оскале, а перепуганный взгляд по-прежнему был устремлен на Гермиону.
Франсуаза встала и направилась к сыну, протягивая руки:
− Николас, ради всего святого!..
Больше напоминая дикого загнанного в угол и огрызающегося зверька, чем маленького мальчика, он продолжал смотреть в глаза гостье, не моргая, и сильнее вжимался в стену.
Гермиона с сомнением протянула руку:
− Николас…
Николас открыл рот и закричал. Долгий, громкий, бессловесный крик.
Внутри у Гермионы все похолодело, но она машинально отметила, что за последние две недели это был первый изданный мальчиком звук.
Они умирали медленной смертью, это было ясно. Они не были врагами, не были преступниками, теперь в них не было ничего земного, – остались лишь черные тени болезни и голода, лежащие в зеленоватом сумраке. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Наверное, именно то, что Николас закричал, и сподвигло Гермиону на следующей неделе отправиться в Йоркшир. Разжав кулак с портключом, едва держась на ногах после перемещения, она довольно убедительно сказала себе, что так и было, не желая задумываться о более глубоких мотивах своего поступка.
Разумеется, истерика шокировала и даже испугала. Франсуаза провозилась не меньше часа, пытаясь успокоить ребенка. Его крик быстро превратился в захлебывающиеся, истеричные всхлипы. Рон, конечно, тут же занялся пищащей Элис, решившей присоединиться к оглушающей какофонии звуков, издаваемых братом.
Гермиона же просто наблюдала.
В конце концов, Николас успокоился, и ему разрешили уйти к себе наверх. Когда бормотание Элис стало совсем сонным, ее уложили в кроватку. Взрослые, бледные и взволнованные, переместились в гостиную, где чашка за чашкой глотали кофе и изо всех сил пытались притвориться, что вечер удался.
– Простите, – Франсуаза попыталась сгладить ситуацию, – понятия не имею, что с ними сегодня.
Вскоре Гермиона аппарировала в Лондон и растянулась на гостиничной кровати. Полузвериный, полный ужаса взгляд Николаса все еще преследовал ее, и она не представляла, что с этим делать.
Почему ее появление спровоцировало такую реакцию?
По правде говоря, Гермиона не знала, понимает ли Николас, с кем имеет дело. Их не представили друг другу, и гостья могла только догадываться, сообразил ли мальчик, кто она.
Но его взгляд…
Даже если это не было единственной причиной того, почему сейчас ноги несли ее к психиатрической лечебнице Перкинса, то уж точно одной из них.
Дверь с грохотом распахнулась; женщина в приемной тепло улыбнулась Гермионе.
– С добрым утром, – сказала медсестра-регистратор. – Я помню ваше лицо, мисс, но, к сожалению, забыла имя.
Гермионе почему-то понравилось это самое «мисс». В тридцать один год вряд ли стоит рассчитывать, что к тебе еще долго будут так обращаться.
– Гермиона Грейнджер, – приятная улыбка, – я здесь, чтобы увидеть...
– Северуса Снейпа, – перебила женщина. – Это я помню. Бедняжка… его так мало навещают. Вы помните наши порядки?
Кивнув, Гермиона сбросила туфли и опустошила карманы. Прежде чем покинуть Лондон, она приобрела пару толстых носков, поскольку до сих пор с содроганием вспоминала холод больничного пола.
– И вашу палочку, моя дорогая, – напомнила ей женщина, сложив обувь в коробку.
Не прошло и пяти минут, как посетительница оказалась в той же комнатушке, что и раньше. Гермиона с облегчением обнаружила: даже если плитка на полу была не менее холодной, чем в прошлый раз, то сейчас этого не ощущалось.
Снейп уже ждал. Окинув гостью любопытным взором, бывший преподаватель изогнул бровь, когда посетительница уселась в кресло напротив. Поединок взглядов, начатый неделю назад, продолжился. Уголок рта Снейпа подергивался, по мнению Гермионы, в зловещей усмешке. Мисс Грейнджер усилием воли удерживала на лице одно и то же выражение, не желая уступать противнику ни грамма контроля. Секунды растягивались, превращаясь в бесконечные минуты. Потеряв счет времени, Гермиона моргнула и отвела глаза от зловеще-спокойного Снейпа.
Это глупо.
Стул проскрежетал по полу: Гермиона отодвинулась, собираясь встать. Но тут же замерла на месте, поскольку Снейп заговорил.
− Я все думаю, − совершенно будничным тоном сообщил он, − кто вы такая.
Сам факт того, что Снейп заговорил, шокировал ее. Гермиона буквально потеряла способность формулировать связные предложения. Решив, что лучше всего будет не тараторить, она молча ждала продолжения. И он продолжил. Тем же сухим, педантичным тоном, который запомнился ей с детства. Детства, казавшегося теперь таким далеким.
− Признаюсь, в вашем облике есть нечто странно знакомое. Вы одна из моих чертовых кузин? Сомневаюсь. Прошло столько лет, а они так и не удосужились признать меня своей родней.
И снова пауза − то ли драматическая, то ли вынужденная, чтобы сделать вдох.
− Я пришел к выводу, что придурок Катрелл прислал вас шпионить за мной. Ну, можете передать ему, что мне нечего добавить к сказанному ранее. Доброго дня, мадам, − тон, которым это было произнесено, не оставлял сомнений: аудиенция окончена.
Гермиона не знала, злиться или смеяться.
− Не понимаю, о чем вы говорите, − холодно парировала она, наконец обретя дар речи.
Снейп прищурился:
− Не держите меня за дурачка. Пребывание в психиатрической клинике не делает меня идиотом.
− Я и не говорила, что вы идиот, − искренне заметила мисс Грейнджер.
Внезапно ее собеседник стукнул кулаком по столу, и ей почудился тот, прежний Снейп.
− Я не стану говорить с Катреллом!
− Да кто такой этот Катрелл? – Гермиона попыталась придать лицу то самое невозмутимое выражение, что так смутило ее в исполнении Снейпа несколько минут назад.
− Без сомнения, ваш работодатель, − огрызнулся он, снова положив руки на стол. – Вы опять пытаетесь оклеветать мой интеллект, мадам.
Гермиона невинно воззрилась на него:
− Правда, сэр, я не знаю никого с таким именем. Меня зовут…
− Идиотка, мне наплевать, как вас зовут! – раздраженно вскричал Снейп. – Валите отсюда и передайте Катреллу, что его штучки со мной не пройдут.
− Но… − она попыталась возразить, несколько испугавшись его злобной реакции. Этот Снейп был неконтролируем, и хотя он пугал ее и в юности, те ощущения и рядом не стояли с тем, как сейчас желудок подвело от страха.
«Он опасен?» – спросила Гермиона в первый визит.
«Только сам для себя», – ответила регистраторша.
Оставалось надеяться, что она не обманула.
– Выметайтесь! – приглушенным голосом приказал Снейп. – Валите отсюда к чертовой матери!
Услышав нехарактерное для профессора ругательство, Гермиона вздрогнула и вдруг поняла, что подчиняется и поспешно уходит.
Улыбка на его лице была омерзительна.
***
Торопливо покидая комнату, Гермиона заметила караулившего под дверью мужчину, только когда наткнулась на него. Внезапно оказавшись распластанной на полу, она недоумевала, как там оказалась, до тех пор, пока незнакомец не заговорил.
– Простите, – сказал он, протягивая руку.
Гермиона поднялась, проигнорировав его жест.
– Вы не виноваты, – отозвалась она. – По правде говоря, мне бы следовало извиниться: я налетела на вас.
– Ничего подобного. Собственно, я должен вас поблагодарить.
– За что же? – Гермиона была заинтригована.
Улыбка осветила красивое лицо мужчины:
– Я Джейк Катрелл.
– О, – мисс Грейнджер обдумала услышанное. – Так значит, вы тот самый Катрелл. Почему же?..
– Почему Северус настойчив в своем нежелании говорить со мной? – Катрелл закончил ее вопрос сам и снова широко улыбнулся. Гермиона начала подозревать, что он пытается ее очаровать. – Я его лечащий врач.
Мужчина воровато оглядел коридор, затем посмотрел сквозь окошко на Снейпа, так и не сменившего позы.
– Пожалуй, стоит перенести разговор в мой кабинет.
Нахмурившись, Гермиона последовала за ним. В конце концов, она обнаружила себя в отделанном панелями офисе, сидящей на весьма неудобном деревянном стуле. Пронзительный взгляд Катрелла лишь усугублял дискомфорт.
– Хорошо, – начал доктор, перебирая бумаги и вытаскивая из стопки несколько документов, имеющих отношение к предмету их беседы. – Как я и сказал, я – Джейк Катрелл, лечащий врач Северуса. Из записей мне известно, что вы – Гермиона Грейнджер, но ваша связь с пациентом описывается словом «подруга». Возможно, вы... – он выжидающе замолчал.
Пожав плечами, Гермиона уставилась на поверхность стола и принялась разглядывать резные завитушки.
– Я знала Снейпа много лет назад, – ответила она. – Когда услышала, куда он попал, мне захотелось его увидеть. Доктор Катрелл…
– Джейк, – тепло поправил он.
– Доктор Катрелл, – настойчиво повторила Гермиона. – Пожалуйста, расскажите, что случилось с ним. Он всегда был тонко чувствующей натурой, но это… это…
Катрелл самодовольно прокашлялся и снова зашуршал документами.
– Итак, Гермиона…
«Мисс Грейнджер!» – захотелось крикнуть ей, но слова застряли в горле.
– Гермиона, боюсь, Северус – довольно-таки запутанный случай. Он здесь уже пять лет, и все это время упорно отказывается от лечения.
– Лечения? – аккуратно переспросила она.
Тяжело вздохнув, Катрелл, наконец, убрал руки с бумаг, и Гермиона увидела мученическое выражение на его лице.
– Несмотря на наши усилия, Северус целиком и полностью погрузился в опустошающую его депрессию. Мы всего лишь предотвращаем его бесчисленные попытки суицида.
– Значит, он пытается покончить с собой, – сказала Гермиона. «Только сам для себя…»
– Он был признан невменяемым, – пояснил Катрелл, – после того, как четыре раза – или больше? – глотал внушительную дозу довольно сильного яда. Мы не смогли установить причины столь глубокой депрессии.
Гермиона не сдержала любопытства:
– Почему нет?
Врач нахмурился.
– Гермиона, Северус Снейп за год произнес не более дюжины слов. Ранее он иногда вступал в беседы, но категорически отказывался обсуждать что-либо, относящееся к лечению. К счастью, нам больше не приходится прописывать ему внутривенные.
Гермиона охнула, прижав руку к губам. Она с трудом могла поверить в то, что происходило с ее бывшим профессором.
– Несмотря на то, что я ценю вашу откровенность, доктор Катрелл, признаюсь, что не понимаю, зачем вы доверяете мне столь щекотливую информацию.
Усмехнувшись, врач продолжил ворошить бумаги, отложив несколько листков в картонную папку, которую на его захламленном столе она раньше не заметила.
– Видите ли, Гермиона, вы – первый человек за пять лет, с которым Северус заговорил сам. Мне интересно, почему, и я буду очень благодарен, если вы немного просветите меня по этому поводу.
Нахмурившись, Гермиона обдумала слова Катрелла.
– Я в таком же недоумении, как и вы, – не спеша согласилась она. – Мы с ним никогда не были особенно близки.
– И, тем не менее, – беззаботно продолжил доктор, – я буду признателен за дальнейшие усилия в этом направлении.
Глаза Гермионы расширились.
– Вы предлагаете мне шпионить за ним?
– Это неоправданно грубо, Гермиона, – отозвался Катрелл, поморщившись. – Я просто прошу помочь в лечении Северуса. Разумеется, вы как его подруга не откажете мне.
Она поднялась со стула, который по праву мог именоваться орудием пытки, и мышцы спины будто вздохнули с благодарностью.
– Ничего удивительного, что Северус принял меня за вашу посланницу, – холодно произнесла Гермиона. – Доктор Катрелл, если профессор Снейп не желает с вами разговаривать, то, по моему мнению, это только ваше с ним дело. До свидания, сэр.
Развернувшись на пятках, она вышла из кабинета, не заметив, как врач одними губами вопросительно повторил слово «профессор».
Катрелл угрожающе заявил ей вслед:
– Я могу ограничить ваши визиты, Гермиона, и вы больше его не увидите.
Она снова повернулась и неприязненно посмотрела на него:
– Вы не сделаете этого, доктор Катрелл.
– А вы проверьте, – по-волчьи осклабился он в ответ.
– Во-первых, – начала она, ответив на оскал обманчиво сладкой улыбкой, – Северус сочтет это подтверждением своих подозрений, и вы никогда ничего из него не выудите. А во-вторых…
– Да? – явно не убежденный, нетерпеливо перебил врач.
– Я вот все думаю: что скажет Альбус Дамблдор, когда услышит об этом, – жизнерадостно продолжила Гермиона, улыбаясь еще шире.
Рот Катрелла приоткрылся от удивления.
– Откуда вы знаете Альбуса Дамблдора? – презрительно поинтересовался он. – Кстати говоря, как вы узнали и о профессоре Снейпе?
Тут она рассмеялась, довольная тем, что врач не вспомнил ее имени.
– Вы правы, – в голосе звучала насмешка. – Он ничего вам не рассказал, если не упомянул о Гарри Поттере.
Выйдя из кабинета, Гермиона специально хлопнула дверью.
***
Профессор по-прежнему был в комнате для посетителей. Пока Гермиона возвращалась по коридору, она увидела Снейпа, все так же безжизненно сидящего в маленьком помещении. Глубоко вздохнув, мисс Грейнджер приняла импульсивное решение: распахнула дверь, вошла в комнату и почти искренне улыбнулась Снейпу.
– Здравствуйте еще раз, – снова попыталась она завязать беседу.
На его лице появился знакомый оскал.
– Я видел, как вы крутили хвостом перед Катреллом, – обвиняюще прозвучало в ответ.
– Лично для меня это первая встреча с ним, – Гермиона села. – Весьма неприятный тип, не правда ли?
Снейп сощурился, продолжая скалиться:
– Вы не проймете меня столь откровенной чушью.
– Разумеется, нет, – парировала она. – Я и не намеревалась этим заниматься, сэр. Просто констатация факта. Он неприятен.
Снейп не заглотил наживку, предпочитая и дальше молча пялиться на собеседницу.
– Хотя, – задумчиво продолжила Гермиона, – он и вправду поделился со мной некоторыми подробностями, имеющими отношение к вам. Мне действительно жаль.
– Жаль? – откликнулся Северус, сухо рассмеявшись. – Почему же?
– Наверное, без конкретной причины, – отозвалась она. – Я бы сказала, что мне жаль вас за то, что случилось с вами, но не думаю, что вы адекватно воспримете это.
Снейп нахмурился, и Гермионе вдруг показалось, что если бы он был на сорок лет моложе, то показал бы ей язык.
– Вы довольно высоко оцениваете свои интеллектуальные способности, правда? – глумливо заметил Снейп. – Тем не менее, кто вы такая?
– Вам это не понравится, – предупредила Гермиона.
– Конечно, не понравится, – на удивление любезно согласился он.
– Я Гермиона Грейнджер.
Выражение лица Снейпа моментально изменилось.
– Выметайтесь.
– Я же говорила.
– Явились посмеяться над стариной Снейпом, да? – горько поинтересовался он. Его лицо исказилось в гневе. – Ну, вперед.
Северус развел руки в стороны, открыв грудь.
– Нет, я…
Неожиданно, разозлившись, Гермиона осталась на месте.
– Профессор, – строго начала она.
Все его эмоции исчезли так же внезапно, как и появились. Осталось только раздражение.
– Я больше не профессор, мисс Грейнджер.
– Значит, Снейп, – грубо оборвала она. – Заверяю вас, я пришла не для того, чтобы смеяться над вами или шпионить, или заниматься еще какой-нибудь мерзостью, которую вы, несомненно, уже успели себе вообразить.
Слушая ее, Снейп выглядел все более и более испуганным.
– О, Великий Мерлин, – забормотал он. – Вы здесь для того, чтобы исправить меня, так? Мисс Грейнджер, я не собираюсь повторять… выме…
– И не подумаю, – отрезала Гермиона. – Я больше не ваша ученица, и прошло очень много лет с той поры, как вы могли указывать, что мне делать. Пожалуйста, давайте обсудим это как нормальные люди?
– На случай, если вы забыли, мисс Грейнджер, – саркастично заметил он. – Я не нормальный. Я – псих. И у меня здесь целая бригада докторов, которые каждый день талдычат мне об этом.
– Как пожелаете, – отмахнулась Гермиона. – Я здесь не для того, чтобы исправлять вас.
– Ну, тогда зачем вы пришли? Люди подумают, что мы любовники, – эти слова сопровождались такой хитрой ухмылкой, что в глубине души Гермионе захотелось, чтобы ее волшебная палочка была при ней.
Не желая отвечать, она колебалась ровно до тех пор, пока больше не смогла выносить его улыбку, становящуюся все шире.
– Не знаю, зачем я здесь, – наконец произнесла Гермиона. – Когда Дамблдор рассказал о вас, я подумала, что мне стоит…
– Вы говорили с Альбусом? – быстро перебил Снейп. – Когда?
– Пару недель назад, – последовал ответ.
Мужчина нахмурился и откинулся назад на стуле; раздражение перешло в угрюмость.
– Альбус, – процедил он сквозь сжатые зубы.
– Сюда он меня не посылал, – сказала Гермиона. – Наверное, даже и не знает ничего.
– Уверен, что знает, – мученически вздохнул Снейп. – Судя по истории нашего знакомства, у него на этом пунктик.
Она промолчала, не имея ни малейшего понятия, что говорить.
Спустя еще несколько секунд тишины Снейп перевел взгляд на столешницу.
– Полагаю, что вам, мисс Грейнджер, пора идти, если вы не возражаете.
Очевидно, в качестве уступки его относительно вежливому тону, Гермиона встала и кивнула:
– В глубине страны вы, несомненно, встретите мистера Куртца. На мой вопрос, кто такой мистер Куртц, он ответил, что это один из первоклассных агентов, а заметив мой разочарованный вид, медленно произнес, кладя ручку на стол: – Это замечательная личность. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Рон не мог поверить, что она снова пошла к Снейпу. И первый-то раз казался достаточно странным, но второй – просто непостижимым. Очевидно, тот наорал на нее. И лечащий врач, что просил Гермиону помочь ему понять Снейпа, чуть сам от этого не спятил. Подруга пригрозила нахалу и снова отправилась беседовать с бывшим профессором. Хотя мнение Рона о психическом здоровье представительниц прекрасного пола неоднократно менялось, он по-прежнему считал, что Гермиона Грейнджер была совершенно безумна. По крайней мере, хоть что-то остается неизменным.
Вздохнув, он вытащил коробку из пухлых пальчиков девочки и слегка поморщился от прикосновения к гладкому материалу, который, по словам Гарри, магглы называли пластиком. Рон так и не привык к использованию маггловских технологий, в отличие от Гарри (и, возможно, Гермионы, хотя он никогда не спрашивал напрямую). Он не понимал, почему его друг считает необходимым воспитывать детей в обоих мирах, жить в маггловском доме в районе, где волшебников было меньше половины. Николас даже учился в маггловской школе.
«Для общего развития», – говорил Гарри, когда Рон с неприязнью замечал новую маггловскую игрушку, притащенную в дом Поттером. Нечто, называемое «комп-ер», стояло в кабинете друга, был еще агрегат, предназначенный для стирки белья, который Франсуаза ругала чаще, чем использовала. Последняя из сумасшедших покупок Гарри привела Николаса в безумный восторг. «Приставка игры» или какая-то подобная чушь. Знания Рона о ней ограничивались тем, что она воткнута в телевизор, и Николас может с ней играть. Гарри же часами сидел с сыном, сражаясь с нарисованными монстрами и от души веселясь.
А теперь вот Рон смотрел на блестящий диск, который, по настоянию Элис, предстояло вставить в машину с говорящими картинками, вызывавшую у него священный ужас. В конце концов, дело решилось само собой, когда Рон в последний момент нажал на кнопку, и диск выскочил из коробочки. К сожалению, маг с трудом представлял, как полагается вставлять его в машину. Смутно помнился небольшой лоток, куда клал диск в прошлый раз («Блестящей стороной вниз», – смеясь, сказал Гарри), но спереди у прибора его видно не было.
Признавая поражение, Рон вздохнул.
– Эй, Николас, – позвал он, повернувшись к лестнице. – Ты не мог бы подойти на минуточку? Нужна помощь.
Спустя несколько мучительно длинных минут мальчик вышел из своей комнаты и вопросительно посмотрел на взрослого.
– Видеомагнитофон, – пояснил Рон, – который делает кино. Ты умеешь его включать? Элис хочет посмотреть фильм про поросенка, который ей так нравится. Ты его знаешь… Бейб.
Николас молча сошел вниз и взял диск из рук удивленного Рона. Мальчик умело нажал пару кнопок на передней панели агрегата, вставил диск и снова потыкал кнопки. Закончив, он отвернулся от аппарата и, прежде чем Уизли успел заговорить, уже преодолел половину ступенек.
– Хочешь посмотреть вместе с сестрой? – опомнившись, спросил Рон. – Твоя мама просила меня принести белье, а я не могу быть в двух местах одновременно.
– Поросенок! – взвизгнула Элис, когда по экрану запрыгали забавные поющие мышки. Николас явно колебался, споря сам с собой. – Поросенок, Никки! – повторила девочка, заползая по лестнице вверх, чтобы подергать брата за край майки.
С видимой неохотой парнишка снова спустился, сопровождаемый сестрой. Когда они уселись на диване и уставились в телевизор, Рон через заднюю дверь выскользнул из комнаты.
Он и Николас никогда особо не ладили. Скорее всего, вины Рона в этом было больше. В мальчике всегда ощущалось что-то эдакое. Что-то… беспокоящее. Иногда он будто бы смотрел сквозь тебя, словно мог видеть, насколько ты незначителен. Попробуй подружись в таких условиях… Это не значило, что Рон не хотел преодолеть свое нежелание общаться. Напротив, он пытался наладить отношения с мальчиком. И иногда у него получалось, а иногда можно было и притвориться. Но теперь Гарри не стало, и не нужно было больше опасаться расстроить друга, если они с Николасом не найдут общий язык. Рон больше не чувствовал необходимости делать вид, что косые взгляды Николаса его не смущают. В итоге, он предпочел просто-напросто оставить парнишку в покое. Сейчас у Рона была одна задача: сделать свою жизнь максимально приятной в условиях свалившегося горя, и поединок характеров с семилетним ребенком в его планы не входил.
Конечно, если быть честным с собой, Рону пришлось бы признать, что в большей степени его мысли были заняты этим молодым, веселым, чуть циничным человеком. Их с Гарри жизни переплелись настолько, что казалось невозможным оставить его вдову и детей, не проводить с ними день за днем, неделю за неделей. В особенно плохие дни Рон не мог заставить себя поверить, что Гарри не на работе, что он не споткнется у входа, припозднившись, не засмеется, не принесет образцы своих последних изобретений, чтобы вручить их детям.
Взгляды Николаса как ничто иное напоминали, что этого не произойдет. Гарри больше нет.
Он мертв.
Гарри мертв.
Рон так и не привык к этому слову. Призрак Гарри то и дело врывался в его мысли, оккупировал его мечты днем и сны ночью. Рон видел Гарри, когда смотрел на Николаса, на Элис… черт побери, даже когда смотрел на Франсуазу. «Жена Гарри, – по-прежнему думал о ней Рон. – Жена Гарри, а не просто Франсуаза».
Может быть, если повторить мантру «Гарри мертв» достаточное количество раз, Гарри станет по-настоящему мертвым. Упокоится в мыслях Рона, а не в выражении лица своего сына. И Франсуаза снова станет улыбаться искренне, а не одними губами.
Фыркнув вполголоса, Рон принялся отцеплять простыню от бельевой веревки и неловко складывать. Не ему расспрашивать Гермиону о мотивах ее поступков. Если уж он живет с Поттерами, чтобы убить человека, который мертв больше месяца, то кто даст ему право интересоваться, что двигало подругой, когда она навещала Снейпа во второй раз. И все же…
Рон помнил, как когда-то она плакала из-за Снейпа. Прежде, чем он узнал профессора лучше, упоминание одного только его имени заставляло закипать, вспоминая слезы, стекавшие по лицу подруги, когда Снейп грубил ей – слишком часто, и говорил гадости – слишком много. Ее внешность, интеллект, поведение – все служило мишенью для насмешек. Если бы во время учебы в Хогвартсе Рона спросили, кого Снейпу нравилось мучить больше всего, он бы ответил, что первенство принадлежало Гарри Поттеру, но Гермиона Грейнджер прочно удерживала второе место.
И она навещала его в психушке. Из всех людей – только она.
Поразительно.
«Конечно, – сказал себе Рон, покончив с постельным бельем и принявшись складывать маггловские футболки Николаса, – Снейп сам по себе поразителен. Как там говорят? Загадка, окутанная неизвестностью1».
Северус Снейп доводил детей до слез, был вспыльчив, словно взбесившаяся от голода ласка, и привлекателен, точно обломки паровоза. Но он также вытаскивал людей из горящего здания, был фанатично предан Альбусу Дамблдору и Ордену Феникса и бросал свою жизнь на алтарь служения Добру до тех пор, пока оно его не погубило.
Ничего удивительного, что он свихнулся.
Рон принялся снимать с веревки нижнее белье Франсуазы, не складывая, а роняя в специально принесенную для этого корзину. Он сделает все для вдовы Гарри, кроме заботы о ее трусах. С ними она справится и сама, не говоря уже о кое-чем другом, о чем Рон даже и на секунду задуматься не мог.
Эти размышления он выкинул из головы как можно скорее, и неизбежно вернулись предыдущие рассуждения.
Он не был полностью откровенен с Гермионой. Существовало нечто, связанное со Снейпом, чего Рон не хотел рассказывать никому.
Гарри не знал. Гарри бы не понял. В отличие от Рона, он так и не примирился со Снейпом. Гарри не видел его в бою: с палочкой в вытянутой руке, швыряющегося заклинаниями, как одержимый, сражающегося – всегда сражающегося – с Врагом. С Пожирателями Смерти.
Однажды Снейп пришел в госпиталь к Рону.
Тот так долго лежал в Мунго. Врачи не отчаивались найти способ вылечить его. Все новые и новые заклинания и зелья. Каждый день странные побочные эффекты или отвратительные на вкус пойла. В Мунго его держали больше трех недель. Наблюдали, как утверждалось. Но как-то раз объявился Снейп. Наверное, он специально выяснил все у Дамблдора. В тот день Гарри не мог прийти, а мама уехала навестить Чарли и его новорожденного сына. Рон был один. И вот Снейп стоял в дверном проеме и выглядел на удивление неловко, морща нос от запаха лекарств, пропитавшего Мунго от подвала до чердака.
– Уизли, – сказал он, кивая с еще большей неловкостью.
Прежде Рон не верил, что надменный, энергичный Снейп мог ощущать себя неловко.
– Профессор Снейп, – осторожно ответил больной.
В тот день у него была перевязана голова: из-за заклинания, наложенного одной из медсестер, глаз постоянно кровоточил, и поэтому, в надежде прекратить медленное непрерывное кровотечение, пришлось наложить повязку. Так что возможность Рона наблюдать за Снейпом, приближающимся к его кровати рывками, будто марионетка, управляемая кукловодом, была ограничена. Гость молчал.
– Как у вас дела, сэр? – Рон помнил, как по-идиотски это прозвучало. – Я слышал, сейчас очень приятная погода, и…
Еще он помнил, как смолк под практически испепеляющим взглядом Снейпа.
– Я больше не профессор, – отрезал тот. – Поэтому ваше обращение неуместно, мистер Уизли.
– Больше нет? – Рон слегка приподнялся на кровати. – Что произошло?
Снейп на удивление элегантно повел плечом.
– В прошлом семестре у меня едва ли была возможность посещать свои собственные лекции, не говоря уже о том, чтоб вдолбить что-нибудь стоящее в головы этих маленьких кретинов. Даже Сибиллу Трелони тогда просили меня замещать, – его ухмылка вышла мрачной, и Рон понял, что это правда. – А этот семестр… Альбус полагает, что будет лучше, если я… дистанцируюсь от своей прошлой жизни.
Прозвучало так, будто Снейпа уволили, однако Рон в жизни бы не поверил, что Дамблдор способен на это. Но потом он взглянул в глаза своего собеседника и увидел безграничное отчаянье. Если бы Снейп оказался уволен, наверное, решил Рон, его основной эмоцией была бы злость.
– Могу я спросить, чем вы теперь занимаетесь?
– Не можете, – отрезал Снейп. Рон припомнил, что он выглядел усталым. – Вы поправляетесь, Уизли?
Моргнув от резкой смены темы, Рон заговорил: медленно, словно увязая в словах.
– Я мог бы, – мрачно сказал он. – Если б гребаные доктора не настаивали на ежедневных заклятиях. Они думают, что могут меня вылечить…
Прозвучало немного горько, если ему правильно помнилось.
– Вылечить? – спросил бывший профессор с самой вежливой интонацией, какую Рон когда-либо слышал от него.
– Глаза, – пояснил Рон. – Я практически лишился периферийного зрения на левом глазу. Если бы я не был аврором, меня выпустили бы еще две недели назад, но Министерство настаивает на моем восстановлении. Сейчас я бесполезен для них, если только медиковедьмы меня не починят.
– Бесполезен, – повторил Снейп, и Рону на мгновенье показалось, что сейчас он скажет что-то действительно ядовитое. – Я бы не стал утверждать, что Министерство хоть кого-то может счесть бесполезным, – и продолжил уже сухо: – особенно учитывая его прошлое.
Альбус и раньше отмечал, что у Снейпа было чувство юмора, но Рон не думал, что когда-нибудь ему доведется с ним столкнуться, и теперь был безгранично удивлен.
– Хм… да… – наконец выдавил он, не найдя других слов.
Вот и все. Снейп встал, что-то проворчав, и вышел из комнаты, а Рон таращился ему вслед. Это был один из самых странных разговоров в его жизни. И, что весьма загадочно, один из самых утешительных.
Тогда они виделись в последний раз. Спустя восемь месяцев, когда Рон подлечился настолько, что смог прийти на собрание Ордена, Снейпа почему-то не было. А затем Дамблдор сделал объявление.
– Северус больше не будет посещать наши встречи, – сказал он; его глаза, прежде блестящие и живые, теперь казались пустыми. – Он проходит лечение в Йоркшире и, видимо, будет там находиться какое-то время.
Никто не задавал вопросов. Все знали, что единственное место в Йорке, где можно было «лечиться», – это Перкинс, психушка.
Единственный в Британии магический госпиталь для душевнобольных и, пожалуй, один из самых престижных в мире.
Гарри улыбнулся. Поправил очки на носу, взглянул на Рона с видом победителя. И улыбнулся. Рон пытался испытывать те же чувства. Он старался воскресить прошлый гнев, думал о злобных гримасах Снейпа и слезах Гермионы. Но затем словно вновь ощутил странно грубые руки Снейпа на своих плечах, сдирающие горящую рубашку у него со спины, мозолистые пальцы, давящие на лицо, чтобы остановить кровь. В ушах раздавались хрипы Снейпа, который взвалил полубессознательного Рона на плечи и выбрался из рушащегося здания. Запах пота, дыма и крови на один тошнотворный миг заполонил сознание, и Рону захотелось ударить Гарри.
Гарри, которому было разрешено удалиться с поля боя. Гарри, который исполнил свое предназначение еще в детстве и теперь мог жить своей жизнью. Гарри, сидящий по правую руку от Дамблдора на собраниях Ордена, хоть и не понимающий, в чем состоит их задача. «Волдеморта больше нет, – часто говаривал он, – Волдеморта нет, и мы можем жить спокойно».
Гарри думал, что они разжигали войну на пустом месте, искали тень в круге солнечного света.
Гарри не понимал.
И в тот момент Рон осознал: он и Снейп каким-то образом поняли то, что Гарри не доступно. Они видели тьму даже сквозь лучи света. Однако уже в следующий момент к Рону вернулось знакомое чувство: стыд. Стыд, вина и самобичевание. Гарри был его лучшим другом. Столько раз они проходили вместе по линии огня. Как Рон мог обвинять Гарри, самого дружелюбного человека из тех, кого знал, в убогой браваде и утверждать, что Снейп – кто бы мог подумать, Снейп! – понимал суть братства?
Рон любил Гарри.
И на улыбку друга он ответил тихой и снисходительной улыбкой – так отец улыбается капризному сыну. Гарри мог себе позволить ненавидеть Снейпа: он уж точно заслужил сию привилегию. И если Рон не ненавидел и не мог ненавидеть, то на это у него были свои причины.
Эпизод забылся, и позже Рон редко вспоминал о нем. Это мимолетное желание совсем позабылось и исчезло, когда Рон вернулся на работу и снова осел за столом. И вот он держал в руке расписание портключей, уставившись на надпись «11:45, Йоркшир». Можно было переместиться туда и вернуться к ланчу, никто бы не обратил внимания. Снейп по своим собственным непонятным мотивам навещал его после тех событий. Очевидно, Рон мог бы сделать то же самое. Но чем дальше он смотрел на лист с расписанием, тем слабее становилось желание. Зачем ему навещать Снейпа? Вот уж действительно… Гарри будет в ярости, если узнает. К тому же, его, скорее всего, даже не пустят на порог. Ведь он никем не приходится пациенту. Пока три недели назад Гермиона, сидя в гостиной Франсуазы, не упомянула о Снейпе, Рон и не вспоминал о нем, успешно разубедив себя ехать в Йоркшир.
А теперь стоял на заднем дворе Поттеров, держа в руках несколько небольших мантий (судя по всему, принадлежащих Николасу) и рассматривая их так внимательно, как если бы они были сотканы из той же материи, что и Вселенная.
− Черт возьми, − буркнул Рон, бросая мантии в корзину. Что он вообще здесь делает? Высохшие вещи собраны, и хотя желания смотреть с детьми фильм про говорящую свинью нет никакого, все же это лучше, чем стоять тут и думать о человеке, которого знал когда-то давно, почти что в другой жизни.
Тем не менее, аврор Уизли по-прежнему стоял и хмуро пялился на траву. Шмель лениво обследовал одинокий одуванчик, тыкаясь в зеленые листья.
Интересно, увидела ли Гермиона в Снейпе то же самое, что и Рон? То же, из-за чего он почти хотел встретиться с бывшим профессором?
Шмель сделал круг, второй, третий… и завис подле желтых лепестков.
«Неужели мы с Гермионой разглядели в Снейпе именно то, что подвигло его спасти мне жизнь?»
Одуванчик чуть качнулся под легким тельцем насекомого, мягко кивая кому-то невидимому. Еще влажное платьице Элис, висящее на веревке, заполоскалось на ветру.
«Неужели нам с Гермионой удалось разглядеть в Снейпе именно то, что двигало им в прошлом, когда он снова и снова спасал Гарри?»
Необычно суетливый шмель резко взлетел, пронесся через платье, от юбки к горловине, и скрылся из вида, оставив позади несчастный трясущийся цветок. Рон раздраженно выдохнул и повернулся. Отвлекшись от размышлений, он направился к дому, придерживая одну корзину на плече, а другую пристроив на бедре.
Пронзительный, душераздирающий крик заставил его выронить обе корзины. Только недавно высохшие вещи упали на траву. Припустив к дому, Рон запнулся о комбинезон Элис, на розовой ткани которого тут же появилось огромное травяное пятно, выругался и, наплевав на все, побежал дальше.
– Элис! – закричал он, распахивая заднюю дверь. – Николас!
«Твою мать», – выругался уже про себя, ведь выпустил детей из поля зрения всего-то на полчаса, не более.
В ответ раздался еще один жалобный крик, исполненный боли и ужаса. Рон похолодел, бросился через кухню, по дороге зацепившись за стул и стукнувшись локтем о дверной косяк.
Кровь.
Кровь бежала по голове Элис, пачкая кофточку и пол. Кровь вперемешку со слезами текла по подбородку рыдающей девочки, глядящей на Рона огромными испуганными глазами.
– Детка, – он упал на колени и инстинктивно прижал малышку к себе. – Все будет в порядке...
Рон осторожно промокал кровь подолом своей рубашки, пытаясь найти рану. Продолжая успокаивать ребенка, он едва замечал, что теперь уже и его собственная рубашка пропитывалась слезами и кровью.
– Дядя Рон! – раздался еще один пронзительный страшный крик. – Я так... Я не хотел... она упала. Она прыгала, а я велел ей перестать, и она упала! Дядя Рон!
Забыв на мгновение об Элис, Рон посмотрел на безутешного Николаса. По щекам мальчика текли слезы.
– Николас?
– Она ударилась головой! – провыл Николас, будучи почти в такой же истерике, как и малышка.
– Все в порядке, Николас, – словно со стороны услышал себя Рон, казавшийся абсолютно спокойным внешне, и продолжил осматривать голову девочки.
Рана была небольшой: порез прямо около макушки, чуть больше дюйма длиной и не шире кончика пера.
– Элис, тише, – успокаивающе сказал мужчина. – Все не так уж плохо... голова обычно сильно кровоточит, если стукнуться ею обо что-нибудь. Сейчас я умою тебя и остановлю кровь, а затем заклею ранку пластырем. Что скажешь, девочка моя?
Рыдания постепенно сменились вздохами, паника покидала ребенка. Рон продолжал говорить спокойным, терпеливым тоном, который, по его опыту, лучше всего срабатывал с малышами. Слегка придерживая голову Элис одной рукой, другой он вытер почти всю кровь с ее лица.
– Дядя Рон? – в голосе Николаса все еще слышались слезы.
Кровотечение почти прекратилось.
– Да, Николас? – тот же успокаивающий тон.
– Она... она умрет?
Голова Рона мотнулась, как будто кто-то дернул невидимую струну.
– Что? – спросил он, чувствуя, как внутри все холодеет.
– Элис умрет, как папа? – повторил Николас почти шепотом. – Так много крови...
В ушах зашумело; Рон уставился на ребенка, не в силах поверить в услышанное.
– Николас...
Так значит, мальчик видел это, несмотря на все их усилия.
– Николас, – сказал он уже тверже, подбадривая сам себя. – Малышка просто упала и порезалась. Иди, взгляни сам: ранка очень маленькая. Если хочешь, можешь посмотреть, как я ее залечу. Это не займет и секунды.
Утирая слезы, Николас, по-прежнему мрачный, встал на колени около сестры и смотрел, как Рон водит палочкой над головой девчушки и тихо шепчет нужное заклинание. Когда мальчик увидел, как рана затягивается, на его лице проступило облегчение.
– Ну вот, малышка, – Рон чмокнул Элис в макушку и ощутил вкус крови. – Теперь все хорошо.
Она полуикнула-полувсхлипнула:
– Дя Рон...
– Нужно привести тебя в порядок, – невозмутимо продолжал Рон. – Ты вся испачкалась.
Взяв Элис на руки и шагнув к ближайшей ванной, он почувствовал, как его дергают за рубашку. Рон посмотрел вниз – на Николаса.
Отправлено: 19.10.11 21:20. Заголовок: Глава восьмая
Глава восьмая
Ходят слухи, что одной из важнейших станций угрожает опасность и что начальник ее – мистер Куртц – болен. Он выразил надежду, что слухи эти ложны. Мистер Куртц… Я был утомлен и нервничал. «Черт бы побрал Куртца!» – подумал я… Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Едва открыв глаза, Северус уже знал, что сейчас полседьмого утра, несмотря на то, что время суток определить было невозможно. Ни часов, ни окон. Ничего. Только собственное дыхание: спокойное, размеренное, настолько стабильное, что противно. Вдох-выдох, вдох-выдох. Он начал считать вдохи. Один, два...
На счет «шестьдесят семь» запертая до сих пор дверь открылась, будто сама собой, просунутая в щель рука щелкнула выключателем. Принимая во внимание особенность своих обитателей, персонал психиатрической лечебницы Перкинса пользовался обычным маггловским электричеством, и глаза у Снейпа тут же заболели от люминесцентного света.
– Доброе утро, Северус, – весело произнесла женщина за дверью. Давным-давно он подробно объяснил, что не нуждается в помощи по утрам. – Подъем! Давай-давай!
Северус промолчал. Оскорблять ее смысла не было: все равно пропустит мимо ушей и никогда не вспомнит.
Раньше – точнее, в начале, – он не поскупился бы на оскорбления. Унижал бы, ругал и предвкушал бы рыдания женщины. О, сколько времени было потрачено на то, чтобы довести до ручки всех и каждого: Альбуса, Катрелла, медсестер, собратьев-пациентов...
Но теперь Северус знал. Знал, что такое его поведение тщательно фиксировали и бережно, точно чудесный драгоценный камень, несли каждое высказывание домой, чтобы поделиться им с близкими, которые издавали соответствующие ситуации возгласы.
«Не-ет, не может быть! Прямо так и сказал?!» – восклицали медсестры, обсуждая его за обедом.
Северус больше не собирался быть героем чьих-либо россказней.
Медленно, осторожно он привел себя в сидячее положение. Еще через несколько секунд тишины, наконец, встал, с угрюмым видом бросив одеяло на пол, и скинул с себя то, что все остальные называли «пижамой» – рубашку и штаны. В отличие от грязно-белых, предназначавшихся для дневной носки, эти были синего цвета. Нижнее белье иметь не разрешалось.
Почему-то для Северуса это было самым унизительным.
Глупо, конечно. Быть упакованным в смирительную рубашку – вот что достойно возмущения. Бессчетное число раз Снейпу в руку втыкали иголку маггловской капельницы, потому что ему просто не хотелось есть. А как беспомощно он чувствовал себя в тех ситуациях, где была задействована магия!
Но нет. Северус решил негодовать по более приземленным поводам.
Утренний чай вместо кофе. Отсутствие газет. Относительно безобидные существа – такие же сумасшедшие, как и он.
Запрет на ношение трусов.
Северус лениво поскреб затылок, почувствовав, как рубашка натягивается в плечах. Иногда он скучал по своим волосам. Тот «ежик», что он намыливал в душе, порой казался ему оскорбительным, и Северус вспоминал, как сопротивлялся первой стрижке – его смогли постричь, только оглушив Ступефаем – почти с нежностью. Теперь он позволял оболванивать себя с тем же безразличием, с каким относился ко всему, происходящему в жизни.
Снова раздался резкий стук в дверь. «Семь», – подумал Северус, разглядывая свои отросшие ногти. Должно быть, на этой неделе их будут стричь.
Идя на завтрак, он не встретил ни одного человека. Возможно, больничный персонал избегал его. Северус не винил их. Если б это было возможно, он сам избегал бы себя.
Кафетерий был переполнен: обычная сумятица, кричащие пациенты и хмурые медсестры. Вздохнув, Снейп взял поднос с завтраком. Клиентами этой больницы были безнадежные больные. Брак.
Таких, как аврор Лонгботтом и его жена, держали в Мунго. Там, где их старательно пытались лечить. Там, где во взглядах медиковедьм нельзя было увидеть поражения.
Ад и преисподняя... даже Гилдерой Локхарт удостоился пребывания в Мунго.
Кашу подавали в мисках. Столовые приборы отсутствовали. И все предметы были зачарованы распадаться на атомы, если когда-нибудь кто-нибудь решит вынести их из столовой. Как-то раз, в самом начале, Северус попытался взять поднос, но тот исчез, оставив после себя лишь пыль на кончиках пальцев, а курица, лежавшая на нем, оказалась на полу. Снейп нахмурился: утренний чай был водянистым и безвкусным. Теперь все было безвкусным. Казалось, даже в жилах вместо крови струится подсоленная водичка.
Незанятыми оказались всего несколько мест, и Северус окинул их тревожным взглядом. В конце концов он устроился рядом с человеком, известным всем как Старина Джек. Старина Джек был почти столь же знаменит, сколь и сам Северус – у этого молчаливого и раздражительного господина была привычка кусать людей, приблизившихся к нему. Никто не знал точно, почему Старина Джек находится здесь, но никто в общем-то и не хотел знать, и это вполне устраивало Старину Джека.
Отодвинувшись подальше от своего соседа, Северус взял миску с кашей и вяло глотнул из нее. Если он не поест, об этом узнает Катрелл, и его опять привяжут к постели с иголкой от капельницы в руке. А рядом круглые сутки будет сидеть медсестра, следя за тем, чтобы игла оставалась на месте.
Поначалу они были не слишком внимательны. Как только Северус заснул, медсестра ушла. Конечно, он притворялся, и игла оказалась в горле прежде, чем кто-либо понял, что случилось. Северус умудрился пробить себе дыхательное горло, но дальше ему зайти не удалось, поскольку медсестра, забывшая карту, неожиданно вернулась.
Больше он никогда не испытывал одиночества.
Сначала ощущение постоянной слежки беспокоило его. Он словно вернулся в те дни, когда был тайным агентом Ордена Феникса. Вернулся в лапы Волдеморта. У Снейпа начались ночные кошмары. Его связывали и вливали зелье сна без сновидений прямо в глотку. В конце концов, кошмары прекратились, и Северус почувствовал себя странно опустошенным. Будто бы видения унесли с собой все, что еще оставалось от его чувств. Когда ему стало действительно все равно, он перестал пытаться свести счеты с жизнью.
Возможно, это входило в планы Катрелла. Этакий способ добиться повиновения: если пациент не будет ничего чувствовать, то и умирать тоже не захочет.
Северус не знал. Его уверенность в своем желании одним махом покончить со всеми проблемами уже не была такой твердой. Решимость ушла.
На самом деле, его нынешние ощущения были стократ хуже пустоты, что поселилась в нем давным-давно – в тот самый момент, когда Снейп смотрел, как глупый сопливый мальчишка тащит тело Волдеморта через Большой зал Хогвартса. Пустоты, что усиливалась с каждым собственноручно пойманным Пожирателем Смерти. Северус понял, что такая жизнь ему не нужна. Он был всего-навсего марионеткой, следующей приказам Альбуса так слепо, что стало невозможно определить, где заканчиваются желания Дамблдора и начинаются его собственные.
Удар колокола отвлек Северуса, мешавшего чай мизинцем, от размышлений. Стало быть, восемь часов.
Пациенты потянулись из кафетерия в общие комнаты – заниматься своими делами. Некоторые из них наверняка отправлялись на предписанную терапию. Возможно, кто-то пошел в комнату для встреч с посетителями. Снейп не знал, и ему было все равно.
Медперсонал разрешал пациентам несколько видов занятий. Маггловское хитроумное изобретение, показывавшее движущиеся картинки, стояло в одной из комнат, находящихся под постоянным наблюдением. В другой комнате были собраны различные «безопасные» игры. Карандаши и листы бумаги, несколько тщательно охраняемых шахматных досок с фигурами и другие подобные вещи.
Сам Северус проводил время в помещении, которое было ближе всего к его комнате. Лишенное каких-либо интересностей, это место не относилось к числу посещаемых. Главным образом по этой причине Северус и предпочитал его. Другую причину было несложно угадать, увидев, как упрямо Снейп передвигает к одному из больших окон стул и, сев на него, смотрит на улицу. Во многих комнатах больницы окна отсутствовали.
Северус увидел, что за окном идет дождь. Капли с легким стуком ударялись о стекло, катились вниз, прочерчивая мокрые дорожки, и заканчивали свой путь в лужице на карнизе. Мужчина положил руку на стекло и почувствовал тепло под пальцами.
Стало быть, день обещает быть жарким.
Северус старался не обращать внимания на ход времени. Не зная, какой сегодня день и месяц, гораздо проще не замечать, как медленно и тягуче скучные дни складываются в такие же скучные годы. Но персонал больницы постоянно портил его игру с собственным интеллектом. Северус знал, что встречал здесь Рождество уже пять раз – психиатры думали, что их пациентам пойдет на пользу играть в праздник. В прошлом году Катрелл сам нарядился Рождественским Дедом, нацепив дурацкую белую бороду и нелепый накладной живот, и раздавал безделушки и сладости. Пять лет.
Северус пальцем проследил каплю, скользившую вниз по стеклу. На следующий день после того, как его первый раз освободили от смирительной рубашки, он, попытавшись выброситься из этого самого окна, смешался, поняв, что на него были наложены не только чары неразбиваемости, но еще и амортизационные чары.
В этом проклятом месте не было настоящих стекол, острых углов, даже твердых поверхностей нигде не было. Он это точно знал: большую часть первого года здесь он провел, выискивая их.
Наблюдая за дождем, Северус позволил себе не следить за остальной частью окружающего мира. Если хорошо сосредоточиться, можно даже вспомнить, каково это – стоять под дождем. Вспомнить струйки воды, стекающие под воротник, мокрые волосы, липнущие ко лбу и щекам, хлюпающую смесь грязи и травы под босыми ногами. Прохладу собственной кожи и душный воздух. Вспомнить, как вставали дыбом, точно наэлектризованные, волоски сзади на шее, когда сверкала молния, – те летние дни остались далеко позади.
Но он не мог вспомнить запах.
«Если рассуждать логически, – сказал он сам себе, – дождь пахнет землей и зеленью». И это можно вспомнить. Воспоминание о детстве: ранняя весна, ты лежишь на траве, уткнувшись носом в землю.
Но было что-то еще. Нечто, не поддающееся определению, но тоже входящее в понятие «дождь». И этого он уже не мог уловить. Воспоминания о дожде медленно, но верно истончались. Может быть, через десять лет он забудет и ощущения.
Северус почувствовал, что в комнату вошла медсестра, и на мгновение прикрыл глаза. Но не оглянулся. Женщина – ее каблуки цокали по полу.
– Северус, – произнесла она тепло и радостно. Он ненавидел звук своего имени в устах этих людей. Они произносили его весело и звонко: Се-ве-рус, а его бросало в дрожь от злости каждый раз, когда он слышал это. – Северус, у вас посетитель.
Он обернулся. Обернулся и молча поднялся со стула. Ему хотелось бы как-то смутить ее своим поведением.
Быстро шагая к выходу из комнаты, Северус возглавил их маленькую процессию, не желая быть ведомым, словно ребенок.
– В последнее время вы стали очень популярны, – заявила медсестра, ничуть не смутившись, вышагивая рядом с ним.
Он ничего не ответил.
– Сколько гостей у вас было? Пять визитов за месяц? – продолжала она тем же фальшиво-радостным голосом. – Марси говорила, что к вам приходила очень красивая барышня.
Снейп молчал, упрямо глядя точно перед собой. Но он прямо-таки почувствовал улыбку на лице медсестры, когда она указала на дверь комнаты для свиданий.
Он взялся за ручку двери и услышал:
– Смелее, Северус. Приятного времяпрепровождения.
Северус не знал, действительно ли мисс Грейнджер не изменилась за эти годы. Приятно было бы сказать ей что-то вроде: «Ты все та же невежественная маленькая девчонка, которой была тогда», – но он не был полностью уверен, что это правда. А Северус предпочитал быть по крайней мере честным.
Более того, он точно не знал, какой мисс Грейнджер была когда-то. Смутно помнились зубы, как у кролика, вьющиеся волосы и манера механически цитировать учебники – но ничего кроме.
Ее дружки, Поттер и Уизли, твердо запечатлелись в его памяти. Поттер, с вечной ухмылкой на лице сидящий рядом с Альбусом на собраниях Ордена. Постоянно демонстрирующий всем колдографии своего отродья, над которыми окружающие послушно ворковали. Проклятый всепонимающий взгляд, всегда следующий за Северусом. Вечно недоверчивый Поттер. И Уизли – рыжие волосы, словно сигнальный огонь, зажегшийся не ко времени, горевший, когда он снова и снова вел своих авроров на смерть от рук последователей Волдеморта. Его вес на плечах Северуса, когда он тащил Уизли из логова Макнейра, замешательство на лице парня перед тем, как он потерял сознание.
Но Грейнджер... нет, воспоминания о ней ускользали.
«Она же сбежала», – вздрогнув, вспомнил Северус, усаживаясь в кресло напротив девушки в маленькой неубранной комнате. Поттер и Уизли пришли тогда к Альбусу, пытаясь выяснить, говорила ли она кому-нибудь, куда отправляется. Он подавил мысленный смешок. Как будто она была в таких свойских отношениях с Альбусом. Уизли сотрудничал с Орденом, уже будучи взрослым. Поттер занимал свое почетное место в связи с известными обстоятельствами. Грейнджер, однако, была просто их разрекламированной подружкой из детства.
Но именно она сидела сейчас напротив.
Северус позволил себе несколько мгновений поразглядывать девушку. Все такие же непослушные волосы, явно поношенные вещи и странное выражение глаз, которое сразу определить не удалось. Она вдруг прищурилась под его изучающим взглядом, и тут Снейп понял.
Невинность.
Мисс Грейнджер смотрела на него невинными глазами. В ее взгляде не было ни притворства, ни расчета. Ни знания. «А откуда бы им взяться?» – спросил он себя. Ее здесь не было. Она не видела того, что видели все остальные. Но ее взгляд смущал его. Больше, чем пялящийся Поттер, больше, чем терпеливый и понимающий Альбус. Невинное любопытство Грейнджер одновременно разочаровывало и озадачивало Северуса.
Он хотел, чтобы она ушла.
– Ну, мисс Грейнджер, – тихо сказал он, глядя, как она хлопает ресницами. – Вы вернулись с какой-то определенной целью?
– Я...
Северус не собирался позволять ей договорить.
– Возможно, убеждать меня, что моя жизнь на самом деле стоит того, чтобы ее прожить? Что есть люди, которым не все равно, произвожу я еще обмен кислородом с окружающей средой или нет? Нет, мисс Грейнджер... Вы не можете сказать мне ничего такого, что я бы еще не слышал.
Она что, в самом деле смотрит на него во все глаза?
– Не угадали, сэр, – возразила Грейнджер довольно холодно. – Я вообще-то намеревалась спросить, как ваши дела.
Ее голос потеплел, но глаза продолжали щуриться.
Услышав такое нелепое заявление, Северус сдавленно хмыкнул и решил ответить:
– Мисс Грейнджер, я по-прежнему душевнобольной. Расскажите лучше, как дела у вас?
Она снесла упрек молча: видимо, тоже осознала глупость своего замечания.
Только одно веко слегка дрогнуло.
– Если кроме вопросов о моем здоровье темы для беседы у вас отсутствуют, мисс Грейнджер, то желаю вам доброго дня, – заявил Снейп, не желая, чтобы это продолжалось. Две встречи уже прошли в полном молчании, и настроение для третьей у него отсутствовало.
Слегка нахмурившись, Грейнджер и правда открыла рот, чтобы заговорить.
– Ваш, – она запнулась, явно смутившись, и Северус позволил себе слегка улыбнуться, заметив это стеснение. Ей все же удалось выдавить: – Ваш доктор Катрелл разве не знает, что вы были профессором в Хогвартсе?
Захваченный врасплох, Северус тщательно обдумал свою реплику.
– Не тот вопрос, которого я ожидал, – сказал он. – Но думаю, что Катреллу кое-что известно о моей бывшей профессии. Особенно учитывая, что много лет назад он был одним из моих студентов. Рейвенкло, если память мне не изменяет.
– О… Он просто... очень удивился, когда в разговоре я назвала вас профессором.
Когда Снейп понял, что сейчас сказала его собеседница, то непроизвольно приподнял брови.
– Боюсь, мы долго говорили, – призналась она после небольшой паузы. – Катрелл хотел, чтобы я... ммм... думаю, он хотел, чтобы я делилась с ним информацией. Понимаю, почему вы не доверяете ему.
– И вы говорите мне это, потому что?.. – сухо спросил Северус.
Грейнджер пожала плечами:
– У меня нет оснований не говорить этого вам. Полагаю, вы должны знать, какое лечение вам назначают. Кроме того, мне интересно, почему Катрелла так удивило, что я назвала вас профессором. Тем более, он знаком с Хогвартсом не понаслышке.
– Вероятно, потому что не в моих привычках принимать посетителей, которые обращаются ко мне в такой манере. Обычно мои бывшие студенты не разыскивают меня ни при каких обстоятельствах. Вы, мисс Грейнджер, возможно, оказались для Катрелла чем-то новеньким.
Увидев, как расширились ее глаза, Северус ухмыльнулся: она, очевидно, поняла оскорбление, тщательно замаскированное в его ответе.
– Мне трудно в это поверить, – собеседница явно не собиралась попадаться на крючок. – В конце концов, вы провели в Хогвартсе не меньше двадцати лет – Великобритания, должно быть, просто-таки перенаселена вашими бывшими студентами.
– Двадцать пять, – поправил он с немалым раздражением. – И, к слову, я ловлю себя на том, что снова задаюсь вопросом: почему вы тут, мисс Грейнджер, свежая струя в здешнем сумасшествии, новое лицо в этом дурдоме? Луч света в темном царстве?
Ее лицо опять ничего не выражало.
– Я говорила вам раньше, – резко парировала она, – я просто чувствовала, что мне нужно прийти сюда.
– Нужно, – Северус повторил это задумчиво. – Какое любопытное слово – нужно. Мы используем его слишком часто, да-да. Нам нужно дышать, нам нужно есть. Многим детям нужны метлы, игрушки, сладости. Людям нужно, чтобы близкие дарили им безделушки, символизирующие привязанность, измеряющие ее. Нет, мисс Грейнджер, не думаю, что вам было нужно прийти сюда.
– Почему вы настаиваете, чтобы я облекла это в слова? – ее раздражение было заметно.
Северус протяжно вздохнул, сплетая пальцы под подбородком – жест, который, он был уверен, ничего не значил для одной из его бывших студенток.
– Потому что, мисс Грейнджер, слова – это все, что мне осталось.
Грейнджер, казалось, не знала, куда деть руки – то складывала на коленях, то хваталась за столешницу, то, размышляя, накручивала на палец прядь собственных волос.
– Я не... то есть...
– Именно, мисс Грейнджер, – Северус прервал ее лепет с чем-то вроде сострадания. – У вас нет причин находиться здесь. И, учитывая это, я предлагаю вам уйти.
Ее взгляд вдруг стал колючим и тяжелым:
– Если слова так важны для вас, Снейп, то скажите, почему из всех возможных собеседников вы выбрали меня? Если верить Катреллу, вы ни с кем не говорили в последнее время.
Он окинул взглядом лицо Грейнджер, пристально посмотрел на стол, воззрился на свои порядком отросшие ногти:
– Я не обязан оправдываться перед вами.
– Ну что ж, – на ее лице было все то же упрямое выражение.
– Вижу, мы зашли в тупик, – Северус лениво почесал затылок.
Грейнджер поморщилась – он понятия не имел, почему.
– В каком смысле? – девушка достаточно быстро пришла в себя.
Пожав плечами, он открыто посмотрел ей в глаза:
– У нас не осталось ничего, о чем мы могли бы поговорить.
В ответ на его слова она улыбнулась:
– Вы, случайно, не читали Платона, профессор Снейп?
К чести Северуса, он скрыл свое удивление и сумел удержать нижнюю челюсть на месте.
– Вы предлагаете обсудить греков, мисс Грейнджер?
– Что, у вас есть другие неотложные социальные обязательства? – невинно спросила Грейнджер.
Он не знал, как ей удалось сохранить серьезное выражение лица.
Снейп проигнорировал реплику собеседницы:
– Отдельные места из его «Диалогов» хороши.
– А «Государство»?
– Достаточно правдоподобно в отношении вопросов этики, но не совсем убедительно как политический трактат. Однако, если я правильно помню, Платон не полагал его таковым. Помню также, что, когда я читал «Государство», все время думал: когда же старый дурак наконец-то доберется до треклятой сути, – задумчиво сообщил Снейп. – Уверен, мисс Грейнджер, что вы, тем не менее, не можете сказать об этом произведении ничего плохого.
Девушка вновь пожала плечами:
– По правде говоря, меня всегда смущали идеи, заложенные в основу идеального города Платона. Его «благородный вымысел» показался мне натуральным промыванием мозгов. Представьте себе, сообщить ребенку, что он «медный», просто потому, что ему не повезло родиться таким же умным, как сосед. Но вы правы, я думаю. Платон просто расширил метафору...
К удивлению Северуса, они на самом деле достаточно долго беседовали о «Государстве» Платона. Представления Грейнджер о человеческой природе оказались совсем не такими наивными, как первоначально предполагал Снейп. Однажды она даже процитировала «Государя», извинившись неловким жестом.
– Ирония в том, что сам Макиавелли не был последователем собственных идей. В жизни он оказался настоящим республиканцем. Его труды гораздо менее претенциозны, чем работы Бруни. Я более чем уверена, что Макиавелли окончил свою жизнь где-нибудь в ссылке.
Северус сухо прокомментировал:
– Это только добавляет иронии. Урок истории закончен?
Его собеседница покраснела.
– Думаю, мисс Грейнджер, вам кажется, что вы развлекаете меня, – продолжил он. – Но уверен, что это я – развлечение для вас.
Грейнджер резко кивнула, видимо, не желая оспаривать его мнение, и встала, громко скрябнув стулом.
– Тогда до свидания, профессор Снейп.
– Я не профессор, мисс Грейнджер, – напомнил он ей, изобразив что-то вроде кивка.
И она ушла, оставив Северуса созерцать закрывшуюся дверь и думать, что затеяла Грейнджер. Если на то пошло, ему было интересно, что затеял он сам. 2 Платон. Государство, гл.3, ст. 415 http://philosophy.ru/library/plato/01/resp3.htm
Я дал выговориться этому Мефистофелю из папье-маше, и мне чудилось, что, если б я попробовал проткнуть его пальцем, внутри у него ничего бы не оказалось, кроме жидкой грязи. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Зазвонил телефон. Сознание Гермионы было затуманено сном, и единственное, в чем она не сомневалась, пытаясь проснуться: звонит точно телефон, поскольку будильник не заведен.
Как только ей удалось добраться до трубки и буркнуть что-то вроде «алло», оттуда раздался знакомый мужской голос:
– Доброе утро, милая! Ну как ты?
Гермиона несколько раз моргнула, и сонная дымка начала рассеиваться.
– Рон? – тупо поинтересовалась женщина. – Это ты?
Он усмехнулся в трубку:
– Да, это я.
– Но... Ты же не умеешь пользоваться телефоном, – выпалила Гермиона. Сознание ее все еще было затуманено.
Рон снова тихо рассмеялся:
– Гермиона, пятнадцать лет назад я действительно не умел пользоваться телефоном. Но меня всему можно научить.
Закашлявшись, она села, и одеяло сползло до талии:
– Вряд ли ты позвонил мне, чтобы рассказать о приобретенных навыках.
– И правда, не за этим, – он по-прежнему смеялся. – Признаюсь, у меня были и другие причины. Видишь ли, у Джинни есть билеты на сегодняшний матч «Уимборнских ос», и я хотел сходить туда с детьми. Элис любит квиддич. Но меня вызвали на работу в связи с несчастным случаем.
– Несчастный случай? – растерялась Гермиона.
– Моего коллегу Уильяма Саммерфорда вчера вечером нашли мертвым, – пояснил Рон. – Парнишка только недавно сдал экзамены на аврора…
– Боже мой! – ахнула она. – Что случилось?
– Неизвестно. Но мое присутствие в конторе необходимо, хотя бы сегодня. И я подумал: может, ты хочешь пойти на матч с Джинни и детьми?
– Я... ну... конечно, – Гермиона смахнула с лица волосы, лезущие в глаза. – И что мне делать?
– Просто зайди в Нору около часа дня. Матч начинается в два. Поскольку Франсуаза куда-то идет с Петуньей, я скоро заброшу детей маме. Она с удовольствием присмотрит за ними некоторое время. Договорились?
Встав, Гермиона машинально одернула ночнушку:
– Ладно. Надеюсь, на работе все образуется, Рон.
– Я тоже надеюсь, – мрачно ответил он. – Пока, Гермиона.
– Пока, – все еще не проснувшись, Гермиона повесила трубку и уставилась на телефон. Интересно, как часто гибнут авроры? Рон сообщил о смерти Саммерфорда почти равнодушным голосом… Видимо, Аврорат нередко теряет своих сотрудников, и постепенно люди привыкают к потерям.
Как можно привыкнуть к смерти?
А Рон привык. Все же он аврор со стажем, и гибель коллеги для него – рядовой случай.
Снейп, наверное, тоже когда-то привык. Гермиона знала, что спросить его об этом вряд ли удастся, но была уверена: Снейп, по роду своей деятельности в Ордене, близко знаком со смертью и разрушением.
Она тряхнула головой, словно пытаясь избавиться от подобных мыслей, и направилась в ванную комнату. «Квиддич», – с тоской подумалось ей.
***
– Ты ела? – поинтересовалась Джинни, открыв дверь.
Гермиона слегка опешила: она-то ожидала услышать что-то вроде «Привет» или «Здравствуй».
– Я... да, ела, – ответила она, когда вопрос наконец-то дошел до ее сознания. – В гостинице.
– Ты все еще живешь в гостинице? – весело спросила Джинни. – Сколько уже… месяц, да?
– Больше месяца, – Гермиона шла за подругой по коридору.
– Знаешь, – зайдя в уютную комнату, Джинни жестом предложила гостье мягкое кресло, – ты могла бы к нам переехать. Мама будет рада. Чай будешь?
– Чай – это здорово. А насчет переезда… спасибо, Джинни, но я не могу.
– Ерунда, – отрезала мисс Уизли, беря чайник. – Ты же как член семьи. Вроде непутевой сестрицы.
Гермиона только улыбнулась такой шпильке:
– Рон предложил мне пожить в его квартире. Он сейчас все свободное время проводит у Поттеров. Я просто не уверена...
– Ну, так переезжай к Рону, – Джинни протянула ей чашку. – Конечно, там наверняка беспорядок, но ты с ним быстро разберешься. Тебе что, нравится платить за жилье?
Гермиона удивилась, увидев в чашке именно тот чай, к какому она привыкла.
– Не нравится, естественно, но... У меня такое чувство, что если я поселюсь у Рона…
– Он еще больше времени будет проводить у Франсуазы, – договорила ее подруга, наливая чай себе.
– Ну... да, – согласилась Гермиона. – Но дело даже не в этом. Я... Я не хочу быть обузой.
Джинни коротко рассмеялась и сделала глоток:
– Поверь, Гермиона, если бы Рон счел тебя обузой, то не предложил бы пожить у него. Он все тот же мальчишка, который сидел за соседней партой. Довольно везучий и не сильно умный. И не слишком заботится о счастье других.
– Ну.. я не знаю… – она вспомнила взгляд Рона, рассказывавшего о своей работе. Вспомнила нежность, с какой он шутил с Элис Поттер. – Он, пожалуй, изменился.
– Я его сестра, – Джинни пожала плечами. – Право известить всех жителей этой вселенной, что мой брат – свинья, принадлежит мне. И тем не менее, если Рон предлагает тебе жилье, я бы на твоем месте поймала его на слове. Даже если это означает отдать моего братца Франсуазе.
Гермиона взболтала свой чай и, глядя на темную жидкость, задумалась: какое будущее предскажут ей чаинки?
– Отдать?
– Я не вхожу в фан-клуб Франсуазы Поттер, – съязвила Джинни. – И не скрываю этого. Но совсем не потому, почему все думают, – она хмыкнула: – Мама до сих пор считает, что я ненавижу Франсуазу из-за того, что в моем сердце все еще живет глупая детская влюбленность в… в Гарри.
Некоторое время женщины сидели молча, погрузившись в раздумья. Затем мисс Уизли продолжила:
– Франсуаза любила Гарри. Какая бы она ни была, она любила его. Полагаю, больше, чем кто-либо другой. Но в ее душе таилось жадное чудовище. То, что хотело удержать Гарри, не подпускать к нему других людей, заполучить себе его целиком. И когда Гарри хотел взять Рона с собой...
Замолчав, Джинни в очередной раз поднесла чашку к губам, и пауза в разговоре показалась Гермионе невыносимой.
– Что ты имеешь в виду? Что значит «хотел взять с собой?»
Собеседница невесело рассмеялась.
– Разве ты не заметила? – в ее голосе появилась циничная нотка. – Куда бы Гарри ни отправился, Рон всегда шел рядом с ним. Не пойми меня неправильно, Рон был счастлив идти с ним рядом. Счастлив. Они были два сапога – пара, понимаешь? А теперь... Что ж, теперь Гарри ушел туда, куда я не хочу отпускать Рона, – она умолкла и допила свой чай.
Гермиона отважилась нарушить наступившую тишину:
– Интересно, – начала она, надеясь хоть как-то отвлечь подругу, – Франсуаза, она... она не училась в Хогвартсе, и я…
– Шармбатон.
– Француженка? Но ее английский совершенно…
Джинни снова не дала ей договорить:
– Она выросла в Англии. Вероятно, в Лондоне. Ее отец был своего рода посредником между французским Министерством и нашим. Но он настоял, чтобы Франсуаза посещала Шармбатон. Он настоящий француз, ее отец. Если мне память не изменяет, и у Николаса, и у Элис есть французские имена. Да, и когда Франсуаза сердится, то акцент становится заметен.
Фразы Джинни становились всё короче, всё существенней. Напряжение не просто увеличивалось, оно росло со сверхзвуковой скоростью.
– Ты уверена, что дело точно не в твоей безответной щенячьей любви? – спросила Гермиона, криво улыбаясь. «Только бы Джинни поняла», – молилась она про себя.
Две женщины внимательно посмотрели друг на друга, а затем расхохотались.
– Над чем смеетесь? – в комнату заглянул один из близнецов.
Чтобы отдышаться, Джинни потребовалось время.
– Ты все равно не поймешь, – все еще ухмыляясь, сказала она брату. – А где дети? Нам уже пора отправляться. Матч начинается в два, а сейчас почти половина второго.
– Наверно, Элис на кухне с мамой, – ответил он. А Николас... полагаю, Фред забрал его наверх. Понимаешь, мы сейчас работаем над новым сортом конфет…
– Только не это! Франсуаза нас удавит! Джордж, что вы сделали с несчастным ребенком?
Джордж вскинул руки:
– Мы можем все исправить, Джин, клянусь тебе!
Словно по команде, в комнату вошел Фред, держа руки перед собой, словно обнимая пустоту.
– Что тут у нас? – поинтересовался он притворно-невинным тоном.
– Нечего мне тут ваньку валять, Фред Уизли, – бессознательно Джинни сейчас точно копировала свою мать. – Что вы сотворили с Николасом?
– Ну… – замялся Фред. – В общем-то, есть и хорошая новость. Николас больше не фиолетового цвета. Во всяком случае.
Джинни топнула, и Гермиона подавила улыбку.
– И какая же новость, по-твоему, плохая?
– Теперь он стал невидимкой, – очень тихо сообщил Фред, кивая на свои руки, и, заметив, как лицо сестры краснеет от гнева, тут же добавил: – Я смогу все исправить!
Джинни кипела от злости.
– Мне придется рассказать все маме. Что вы ему подсунули?
Фред как-то замысловато взмахнул палочкой, а Джордж ответил:
– Новая разработка. Мы еще не придумали название. Когда мы доработаем эти конфеты, они будут примерно на минуту превращать съевшего их человека в другого. Что-то вроде Оборотного с очень маленьким сроком действия. Если мы все правильно рассчитали, от того, кто угостит тебя такой конфеткой, будет зависеть, в кого ты превратишься.
– Черт! – выругался Фред. Место, где должен был находиться Николас Поттер, все еще пустовало. – Джордж, не мог бы ты…?
Но у Джорджа тоже ничего не получилось.
– Может, если мы… – начал он задумчиво.
– Точно, – ответил Фред. – Вместе.
Когда близнецы повторили заклинание второй раз, размахивая палочками, Николас, наконец, проявился, невозмутимый и молчаливый. В его взгляде, брошенном на Фреда и Джорджа, читалось недоверие. Темные волосы были растрепаны, а шнурки развязаны.
– Слава Мерлину, – выдохнул Джордж. – Если бы Франсуаза узнала...
– Вообще-то я подумываю рассказать ей о случившемся, – мстительно сообщила ему Джинни. – Знаете же, что ей не нравится, когда вы скармливаете детям свои штучки. А ты, Николас, должен понимать, что не стоит брать конфеты у этих двоих.
– Ну, – быстро вставил Фред, – времени уже на беседы не осталось. Если вы хотите успеть на матч, вам пора. Я сбегаю на кухню и приведу вам Элис.
Джинни вздохнула и взяла Николаса за руку:
– Поверить не могу, что собираюсь позволить вам двоим остаться безнаказанными.
– Ты же знаешь, что любишь нас, сестренка, – с этими словами Фред убежал. Видимо, не желая в одиночку попасть под раздачу, Джордж последовал за братом.
Николас, наконец, перестал пялиться вслед смывшимся близнецам, обвел взглядом комнату и посмотрел на Гермиону. «Только не снова, пожалуйста, только не сейчас», – взмолилась она про себя, видя, как расширились его глаза, слыша, как участилось дыхание. Гермиона была уверена, что сейчас ребенок опять истошно заорет.
– Николас, – быстро заговорила она, лихорадочно пытаясь придумать что-нибудь. – Николас, я не причиню тебе боли.
Джинни взглянула на запаниковавшего мальчика, а затем, удивляясь, на подругу.
– Конечно, не причинишь, – и тут же обратилась к ребенку: – Николас, в чем дело?
– Я не знаю, что случилось, – сказала Гермиона собеседнице, которая беспокоилась все больше. – Он... он боится меня… или чего-то, связанного со мной. Николас, обещаю, я ничего не сделаю.
Николас задышал еще чаще. Гермиона решила, что у него вот-вот начнется приступ паники, и если сейчас он не успокоится, то с ней случится то же самое.
– Николас, – Джинни отпустила руку мальчика, чтобы обнять его за плечи в тщетной попытке утешить. – Николас...
Гермиона осторожно шагнула вперед и протянула правую руку, напрягшись, когда Николас вздрогнул.
– Николас, – она решила повторять его имя как можно чаще, надеясь установить хоть какой-то контакт с перепуганным ребенком. – Николас, я дотронусь до тебя, ладно? Просто чтобы показать, что я не собираюсь делать тебе больно.
Она попыталась прикоснуться к мальчику.
Николас уклонился, но уйти далеко ему не удалось, поскольку Джинни не сдвинулась с места.
Пальцы Гермионы коснулись его футболки, и мальчик судорожно вздохнул, глядя на гостью хорошо знакомым взглядом парализованного страхом животного.
Ей хотелось закрыть глаза и разорвать зрительный контакт, чтобы ослабить напряжение, но вместо этого она продолжала упрямо смотреть на Николаса, дотронувшись до его глубоко вздымающейся груди сначала пальцами, а потом ладонью. И изо всех сил постаралась улыбнуться.
– Видишь, – сказала она так громко, – я не делаю тебе больно.
Мальчик задышал чуть медленнее.
– Не знаю, почему ты так себя ведешь, Николас, – успех приободрил ее, – но хочу, чтобы ты знал: я никогда не причиню тебе вреда.
Расслабляясь, он практически потянулся навстречу ее прикосновению. Его глаза закрылись, дыхание нормализовалось, и Николас снова стал обычным ребенком.
Джинни и Гермиона переглянулись, не смея заговорить. К счастью, в этот момент в комнату заглянул Джордж, держащий на руках радостно щебечущую Элис. Напряжение спало, и не успела Гермиона собраться с мыслями, как вместе с остальными вышла из Норы, отправляясь на матч.
***
– Снитч! – восторженно завопила Элис, тыкая пальчиком куда-то вперед и подпрыгивая на стульчике так, что кудряшки мотались туда-сюда. – Снитч!
Гермиона в сотый раз уставилась в небо.
– Где? Я не вижу. Джинни, а ты?..
– Не знаю, как ей это удается, – отозвалась та. – Я частенько хожу с ней на матчи, и она успевает увидеть снитч раз десять до того момента, как кто-то из ловцов его заметит. Рон говорил, что Гарри уже купил ей метлу. Оставалось уговорить Франсуазу, чтобы та разрешила научить малышку летать. Но это, конечно, не удалось. Помилуй Мерлин, Элис еще и двух не исполнилось.
– Могу представить, как он радовался, когда узнал, что дочь – любитель квиддича, – иронично заметила Гермиона. – Скажи, у нее и квиддичная форма есть?
Запрокинув голову, Джинни рассмеялась.
– Ага, – призналась она. – Благодаря мне у каждого из младших Поттеров по комплекту. Николас, если не ошибаюсь, ты как-то настаивал на том, чтобы спать в своей? – вопрос был адресован мальчику.
Тот промолчал, но Гермионе показалось, что выглядел он сконфуженно.
– Ты подарила им квиддичные мантии? – спросила она. – Ах, ну да, точно. Ты тоже была одной из… Фанатка квиддича, как и все остальные.
– И это говорит женщина, четыре года переписывавшаяся с Крамом. Рон бы отдал свою счастливую вратарскую перчатку, чтобы прочитать хоть одну строчку из письма Виктора, – поддразнила Джинни. – По-моему, ты имеешь такое же отношение к квиддичу, как и все мы, хоть и не вылетала на поле.
Изо всех сил стараясь не проклясть подругу, Гермиона внезапно подумала вслух:
– Я всегда считала, что ты станешь профессиональным игроком. Ведь ты вроде как собиралась серьезно заняться квиддичем уже на седьмом курсе.
Чуть нахмурившись, Джинни машинально оттащила Элис от края трибуны и вернула девочку на место.
– Пришлось забыть об этом, – серьезно сказала она. – Конечно, ты же не знаешь… сколько там Рон говорил? Тринадцать лет тебя не было.
– Что случилось? – угрюмо поинтересовалась Гермиона. Краем глаза она заметила, что Николас открыто наблюдает за ними, полностью игнорируя матч.
– Я упала, – пожала плечами Джинни. Но заметив вопросительный взгляд, пояснила: – Ну… падение с восьмидесяти футов, к тому же, пролетев две трети этого расстояния, я еще и бладжером схлопотала. Он зацепился за мою руку, поэтому, когда я упала, то ударилась не о землю, а о металл. Мама была в ярости. Она всегда говорила, что я покалечусь на поле.
– О Господи, Джинни! – охнула Гермиона. – Ты же могла погибнуть!
Жалко улыбнувшись, Джинни снова одернула Элис, усаживая на место.
– Первые два дня после инцидента мне этого очень хотелось. Конечно, мадам Помфри тут же залечила мои переломы и ссадины, но правая рука… там повреждены нервы. Их нельзя восстановить.
Чтобы доказать свои слова, Уизли подняла руку. Пальцы, заметила Гермиона, не складывались в кулак.
– Два пальца потеряли чувствительность, и я уже никогда их не сожму. Нельзя быть охотником, если не можешь удержать квоффл, – Джинни почти с сожалением посмотрела на свою руку. – Слишком маленькая, чтобы схватить его открытой ладонью. Но я пыталась. Шесть месяцев притворялась, что все хорошо, ходила на тренировки и роняла чертов мяч каждый раз, когда он попадал мне в руки. Простите… дети, не говорите «чертов», ладно? По крайней мере, не рядом с мамой.
Гермиона слабо улыбнулась:
– Джинни…
Та только отмахнулась.
– Я смирилась. Окончив Хогвартс, пошла к «Манчестерским молниям» менеджером по маркетингу: занималась рекламой, заманивала журналистов бесплатными билетами и всякое такое. Сейчас работаю с «Уимборнскими осами», отсюда и билеты, – она помахала желто-черному игроку, взмывшему над полем. Ее смех показался Гермионе горьким, но Джинни снова пожала плечами. – Ты ведь знаешь уже про Рона? Такая ирония судьбы…
– Джинни, – снова начала было мисс Грейнджер.
– Гермиона, – раздосадовано перебила подруга. – Со мной все нормально. С того случая прошло уже много лет. Кроме того, маркетингом я зарабатываю практически столько же, сколько получала бы как игрок основного состава, – эти слова сопровождались хитрющей улыбкой. – За исключением Рона-Борца-со-Злом и Чарли-Укротителя-Драконов с финансовой точки зрения отпрыски Уизли устроились очень хорошо.
Внезапно Гермиона озадачилась:
– Джинни, я все собиралась спросить… Где работал Гарри? Я знаю, он прошел аврорскую подготовку, но Рон не сказал…
Она потеряла дар речи, когда тихий голос слева перебил ее:
– Он работал в «Сладком Королевстве», – сказал Николас Поттер, разглядывая свои шнурки.
Взгляд Джинни чуть не просверлил макушку мальчика.
– Что… что ты сейчас сказал? – прошептала она.
Прокашлявшись, Николас заговорил громче:
– Я сказал, что папа работал в «Сладком Королевстве». Он придумывал сладости, как Фред и Джордж, но, в отличие от них, не шутил зло. Его приколы были смешными, – мальчик так и смотрел себе под ноги.
– Николас, ты только что… – Джинни запнулась и осторожно коснулась его плеча.
К удивлению Гермионы, он не поморщился.
– Простите, – пробормотал мальчик. – Я не хотел…
– Мерлин, Николас, тебе не нужно извиняться, – Джинни легко похлопала его по плечу. – Я просто… я просто рада, что тебе снова хочется говорить.
– О нет, – Джинни закрыла лицо руками. – Франсуаза взбесится…
– Может быть, она не заметит, – попыталась утешить Гермиона.
Элис тут же сладко улыбнулась названным теткам.
– Черт, черт, черт… – пропела малютка.
– Мда, она заметит, – признала Грейнджер, а Джинни снова застонала.
– Гермиона?
– Да? – осторожно переспросила ее собеседница.
– Заткнись.
***
– Для такой куколки она уж слишком дьяволенок, правда? – риторически спросила Джинни, выпутывая ручку спящей Элис из своих волос.
– Сегодня нам здорово пригодились очищающие чары, – согласилась Гермиона, не отводя взгляда от подруги. Джинни приходилось тяжко: на руках у нее вертелась Элис, а в подол мантии вцепился Николас. – Хочешь, подержу ее?
Джинни пожала плечами:
– Не стоит. Хочешь разбудить ее раньше, чем мы доберемся до мамы?
– Да, ты права, – поразмыслив, согласилась Гермиона.
– Впрочем, Николас может ради разнообразия держаться за твою одежду, – многозначительно глядя на мальчика, предложила Джинни.
Тот уставился на свои штаны, торчащие из-под мантии.
– Извините, тетя Джинни.
Тут же подобрев, рыжая немного поудобнее перехватила Элис.
– Николас… может быть, тебе хочется немного поговорить с Гермионой? Мы вместе учились, понимаешь. Я, твой папа и твой дядя Рон.
Мальчик приподнял голову.
– Правда? – спросил он, в первый раз за две недели глядя прямо на Гермиону. – Вы та самая Гермиона? Про которую папа рассказывал всякие истории?
– Ну, – улыбнулась она, – боюсь, что да, хоть я и не настолько интересный человек, как думал Га… твой папа.
Он ухмыльнулся.
– Но это вы всегда спасали папу и дядю Рона от проблем. Их выручали ваши умные планы.
Рассмеявшись, Гермиона покачала головой.
– Николас, не думаю, что папа рассказал тебе всю правду.
– А правда, что вы с папой однажды встретились с великаном? – мальчик широко раскрыл глаза и, казалось, перестал дышать. – Он говорил, что великан знал, как вас зовут!
Ей почудилось, что Джинни захихикала. – И вы правда превращались в кошку? – продолжал он. – Я всегда думал…
Да. Точно хихикает.
– Джинни, хватит, – строго сказала Гермиона. – Я не желаю слушать твое ржание.
– Я и забыла про историю с кошкой, – давясь, сказала Джинни. – Рон рассказал мне. И у тебя был хво-ост…
– Джинни… Не искушай меня!
– Такая сердитая, – переложив Элис на другую руку, игриво пожурила мисс Уизли. – Что бы подумали твои монахи?
Гермиона вздохнула.
– Твоя мама рассказала, да?
– Конечно, рассказала, – будничным тоном согласилась Джинни. – Ты ее очень заинтриговала, хоть она и не признает этого. Ты столько лет где-то пропадала и даже не хочешь говорить на эту тему. По правде, мама свято уверена, что у тебя муж и дети в Монголии, или где ты там была.
– Тибет, – устало поправила Гермиона. – И нет. Передай маме, что я все еще не замужем.
– Как дядя Рон, – неожиданно влез Николас.
Ремарка застала ее врасплох, и женщина взглянула ребенку в лицо. Он казался незаинтересованным, возможно, даже слишком.
– Что?
– Дядя Рон, – нетерпеливо поведя плечом, повторил мальчик. – Он тоже не женат. Вы выйдете за него замуж? Поэтому вы вернулись?
Джинни снова захихикала.
– Эм… нет, Николас, – медленно начала Гермиона. – Дядя Рон и я не поженимся. Мы не любим друг друга.
– Но он вам нравится, – настаивал младший Поттер.
Вздохнув, Гермиона постаралась сдержаться и не закатывать глаза.
– Конечно, он мне нравится, – согласилась она. – Рон – один из моих самых близких друзей. Но мы не любим друг друга. Как правило, люди женятся по любви.
– Как мама и папа, – Николас кивнул. – Но мне бы все равно хотелось, чтобы вы с дядей Роном поженились. Тогда бы я смог называть вас «тетя Гермиона».
Последняя фраза прозвучала весьма хитро.
Джинни рассмеялась:
– Маленький наглец! Гермиона, мне кажется, он только что предложил тебе взятку взамен свадьбы с моим братом.
– Николас, – Гермионе безумно хотелось сменить тему. – Извини, конечно, но я не собираюсь выходить замуж за Рона, – твердо произнесла она.
– Ладно, – мальчик тут же сник и снова уставился на свою обувь.
Наверное, ее слова прозвучали слишком резко.
– Когда мы были детьми, Николас, твой папа поддразнивал нас с Роном насчет свадьбы, – пояснила она. – Он думал, что будет идеально, если мы поселимся по соседству с его семьей. Ведь тогда он еще не встретил твою маму. Но нам с Роном не очень нравилось такое подшучивание, меня до сих пор это нервирует. Ты понимаешь, о чем я говорю, Николас?
Он нахмурился.
– Думаю, да. Вы сердитесь, потому что это всегда вас раздражало. А еще вы расстраиваетесь, мне кажется. Вам грустно, потому что вы думаете о папе.
Джинни и Гермиона обменялись удивленными взглядами.
– Немного, – признала Грейнджер. – Почему ты так говоришь, Николас?
– Потому что мне грустно думать о нем, – мальчик слегка пожал плечами. – А у вас глаза печальные. Я предположил. Ничего? – в его голосе прозвучало беспокойство.
– Конечно, – после секундной паузы сказала она. – Николас, можно я задам тебе вопрос?
Он чуть улыбнулся.
– Вы уже задали, глупенькая, – но тут же посерьезнел. – Мой папа так говорил.
Гермиона медленно заговорила, боясь слишком давить на ребенка. Она тщательно обдумывала каждое слово.
– Когда… когда две недели назад я была у вас в гостях, я… расстроила тебя? Ты подумал о папе?
Его лицо помрачнело.
– Вы напугали меня.
– Значит, Николас, ты знал, кто я? – следующий вопрос прозвучал все так же осторожно, несмотря на снедавшее ее любопытство. К щекам прилила кровь, а Джинни озадаченно взглянула в ее сторону.
– Не совсем, – ответил мальчик, тоже озадачиваясь. – Но…
– Но что? – не отступалась Гермиона.
Ему было очень не по себе.
– Однажды я видел вас во сне. До того, как вы пришли к нам в дом.
Гермиона резко вдохнула и услышала, как ахнула Джинни. Видимо, она случайно разбудила Элис, потому что та захныкала. Но внимание Гермионы было сосредоточено только на нервничающем мальчике, идущем рядом.
– Ты помнишь, о чем был твой сон?
– Помню, – расстроенно ответил Николас. – Вы сражались с драконом. Сражались и убили его. Папа был пленником дракона. Жил у него в маленькой клетке, рядом со змеей. И…
– И?.. – прошептала Гермиона, не отрывая взгляда от его лица.
– Вы взяли змею, – в темных глазах плескалась боль. – Мой папа провалился в черную дыру, а вы ничего не сделали. Вы позволили ему умереть.
Чего же мне еще нужно?.. Клянусь небом, мне нужны были заклепки! Заклепки. Чтобы продолжать работу… заткнуть дыру. В заклепках я нуждался. На побережье я видел ящики с заклепками, ящики открытые, разбитые. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– Как матч? – спросил Рон сестру, беря Элис на руки.
Джинни пожала плечами:
– Мы проиграли. Прискорбно. С другой стороны, Элис увидела снитч примерно через пять минут после начала, а Николас сподобился снова поговорить с окружающими. Так что можно считать, день прошел не без пользы. Как работа?
– Как обычно, – уклончиво ответил он.
Гермиона наблюдала за другом и его сестрой и видела, как нарастает неловкость между ними. По счастью, Николас заметил, как ей неудобно.
– Вы когда нибудь играли в Соулблэйд ? – спросил мальчик, потянув ее за мантию.
– Соулблэйд? – непонимающе повторила Гермиона.
– Очень хорошая игра, – пожал плечами Николас. – Хотя и довольно старая. Папа раздобыл ее, чтобы я мог поиграть на Плейстейшн. Давайте сыграем? Я даже уступлю вам право выбора, – любезно предложил он, беря Гермиону за руку.
Послушав пустой разговор Рона и Джинни, Гермиона решила, что пообщаться с Николасом будет не в пример приятнее. Ей смутно помнилось, что Гарри рассказывал о Плейстейшн когда-то в далеком детстве. Какая-то штука для видеоигр...
В последний раз Гермиона играла в видеоигру году этак в 1988. Отец любил аркаду с Пэкменом, и они часто играли в нее вместе. Правда, лишь до того, как Гермиона отправилась учиться в Хогвартс.
Ей стало интересно, проводили ли так же время и Гарри с Николасом.
Мальчик все еще цеплялся за ее руку. Гермиона улыбнулась ему и шагнула через порог.
Плейстейшн оказалась квадратным приборчиком, сделанным почти полностью из черного пластика. Николас с видом эксперта нажал несколько кнопок, и из прибора выдвинулся лоток для диска. Еще пара нажатий, и вот у Гермионы в руке уже оказался геймпад.
– Вы сразу сами поймете, на что жать, – сказал мальчик, включая телевизор. – Там легко.
Через четверть часа Гермиона поняла, что ничего легкого тут нет. Она сидела по-турецки на полу рядом с Николасом, прищурившись, смотрела на выбранного себе героя игры и отчаянно жала на все кнопки подряд.
– И тебе вот это нравится? – спросила она мальчика, когда он в очередной раз «убил» ее.
– Конечно, – Николас продемонстрировал мастерство, нажав одновременно примерно шесть кнопок, и его персонаж исполнил маневр какой-то безумной сложности. – Надо только немного привыкнуть к тому, как они двигаются.
– Да уж, это точно, привыкнуть просто необходимо, – Гермиона решила, что по возможности никогда больше не будет играть в подобные игры.
Сзади раздался мужской смех.
– Вижу, он завлек очередную жертву в сети этой маггловской штуки, – сказал Рон, входя в комнату. Очевидно, он уложил Элис спать, поскольку девочки не было ни видно, ни слышно.
– Да, мы вот тут… развлекаемся, – Гермионе показалось, это прозвучало с оттенком печали. Николас торжествующе вскрикнул, и ее персонаж снова упал, потеряв сознание (а, может, и жизнь). – Ну, типа того…
– Николас, – Рон легонько постучал мальчика по макушке. – Твоя мама считает, что тебе пора спать. Если через пять минут ты не отправишься наверх и не почистишь зубы перед сном… Я боюсь даже думать о последствиях.
– Одну минуту, – ответил тот, не отрываясь от экрана.
Рон вздохнул.
– Нет.
– Да, – вызывающе передразнил его Николас.
Явно не желая настаивать, Рон всплеснул руками.
– Отлично, – сказал он. – Но оправдываться перед мамой будешь сам.
– А где Джинни? – поинтересовалась Гермиона, едва сдержав ухмылку, когда Николас покорно отложил Плейстейшн и принялся сматывать шнур.
– Домой уехала, – отозвался Рон. – Ты ж понимаешь, день выдался долгим.
Мальчик остановился подле Гермионы, сидящей на полу, и, окинув ее оценивающим взглядом, обнял так быстро и порывисто, что она не успела опомниться.
– Спокойной ночи, Гермиона, – пробормотал он и тут же ретировался.
Грейнджер проводила его заинтересованным взглядом.
– Я думаю, ты ему нравишься, – сухо отметил Рон, подавая ей руку.
Поднявшись, она пожала плечами.
– Он двадцать четыре раза победил меня в видеоигре. Я заслужила объятие.
Рон все еще задумчиво смотрел мальчику вслед.
– Хорошо, что он снова разговаривает.
– Могу представить, – ответила Гермиона и тут же резко сменила тему. – Ну… думаю, мне лучше двинуться в гостиницу.
– Гермиона, хватит уже, переезжай в мою квартиру, – решительно заявил он. – В конце концов, Франсуаза с удовольствием приютит тебя. У нее чертовски удобный диван.
– А кстати… – ей снова хотелось поменять тему. – Где Франсуаза-то?
Рон нахмурился.
– Спит, наверное. В конце концов, время уже позднее. Матч затянулся. Но не переводи стрелки, я от тебя не отстану.
– Сколько можно, Рон…
– Нет! – воскликнул он, протестующе подняв руку. – Ничего не хочу слышать. Если будет надо, я приду к тебе в гостиницу и заявлю, что ты сбежала из тюрьмы, что у тебя тяжелая форма наркомании и склонность к поджогам.… Они тебя тут же выкинут. Я сделаю это, не колеблясь. Квартира твоя, и больше слышать ничего не хочу. Можешь переехать завтра утром. В сущности, – Рон дьявольски ухмыльнулся, – я помогу тебе с вещами.
Она раздраженно вздохнула:
– У меня только одна сумка.
Рон приподнял бровь:
– Ты здесь уже больше месяца.
– Это большая сумка, – Гермиона скрестила руки на груди. – Рон, ты ведешь себя по-свински.
– Ага, я такой, – радостно отозвался он. – Итак… я уже слышал, как провела этот день Джинни. А ты? Расскажешь про себя?
Поведя плечом, она опустилась на кресло.
– Наверное, мне особо нечего добавить к рассказу твоей сестры. Впрочем, Николас Поттер интригующий паренек.
Рон наклонил голову.
– Как так?
– У него…у него есть Дар? – с сомнением в голосе поинтересовалась Гермиона.
На лице мужчины заиграла ухмылка.
– Я думал, ты не веришь в возможность предсказать судьбу, – он тоже сел, скрестив ноги.
Гермиона нахмурилась:
– Заткнись. К тому же… я никогда не говорила, что не верю в такую возможность, – на лице снова появились то выражение заносчивости, что было присуще ей в детстве. – Я просто не думаю, что Прорицатели встречаются очень часто. Уж точно не люди с настоящим Даром.
Посерьезнев, Рон внимательно посмотрел на нее.
– Почему тогда ты спрашиваешь?
– Он… сказал, что я ему снилась. До того вечера. Ну, помнишь, когда он…
– Я помню, – перебил ее Рон. – И поэтому он?..
– Да, кажется, – ей вдруг захотелось спрятать руки. – Хотя, если он видел сон лишь однажды, то я поспешила с выводами. Интересно, случалось ли это раньше.
Рон заложил руки за голову и задумался.
– Я такого не припомню, – сказал он. – Впрочем, Николас мог попросту никому не рассказывать. Он предпочитал многое держать при себе даже… даже до того, как все случилось. Я думаю…
Он замолчал, и на его лице появилось какое-то испуганное выражение.
– Что? – Гермиона была и обеспокоена, и увлечена выяснением фактов.
– Я думаю, он видел Гарри. В тот день. Кажется, мы слишком поздно увели его с кухни.
Гермиона широко раскрыла глаза и тут же прищурилась, размышляя над высказанным Роном предположением.
– Рон?
Он вопросительно хмыкнул.
– Что случилось? – глухо спросила Грейнджер, изучая узор на ковре. – Что случилось с Гарри?
Она так напряженно рассматривала пол, что чуть ли не испугалась, когда, взглянув вверх, увидела почти рядом с собой лицо Рона. Взгляд его голубых глаз был мрачен.
– Гермиона, – очень тихо сказал он, накрывая ее ладони своими. – Гермиона, я не уверен, что ты хочешь знать об этом.
– Разумеется, не хочу, – фыркнула она. – Но мне нужно, Рон.
Он сел на корточки, безвольно свесив руки между коленями.
– Это ужасно, Гермиона. И это не... – он посмотрел на нее, и Гермиона поняла, что друг готов разрыдаться в любую минуту. – Я никогда не видел ничего подобного, – шепотом продолжал он. – Я видел, как разлетаются на куски тела попавших под смертельное заклятие в бою, я видел людей, горящих заживо и вопящих от боли, но я никогда не видел ничего настолько... злого.
Мороз пробежал у нее по спине.
– Рон...
По щекам мужчины текли слезы.
– Я пришел к ним в то утро. Мы с Гарри хотели задвинуть работу и отправиться на матч Палящих Пушек. Гарри билеты достал. Франсуаза пошла куда-то с детьми. Мерлин знает куда.
Гермиона терпеливо молчала, не желая торопить его.
– Но оказалось, что мне все-таки нужно зайти на работу. Я и пошел, часов в восемь утра. Я думал, – он прервался, чтобы глотнуть воздуха. – Думал, что часа в два свалю оттуда, чтобы успеть на стадион. Когда я подошел к дому, дверь была уже открыта. Элис сидела на крыльце, обнимала куклу и плакала. Она... Не думаю, что она знала... И тут я увидел… Господи! Я увидел это, – выкрикнул он, уронив голову на руки. Его колени ослабли, и он рухнул на пол, подогнув ноги под себя. – Франсуаза... Там стояла Франсуаза. У нее был рот приоткрыт, и слезы... но она молчала. И Николас, – на мгновение в его голос вернулась твердость. – Я вывел Николаса оттуда. Не знаю точно, но думаю, что он видел...
Гермиона смотрела, как Рон рыдает, закрыв лицо руками, и ненавидела себя. Она ненавидела то, что собиралась сделать, но знала, что по-другому поступить не может.
– Рон... Что он видел?
– Везде была кровь, – Рон почти выл. – Гарри… Гарри лежал там, на столе. Проклятый кухонный стол. И кровь текла вниз, капала... Чертов мясник забил его, точно свинью, Гермиона. Выпотрошил, как рыбу.
Она поднесла руку ко рту и побелела, широко раскрыв глаза:
– Рон, что ты?..
– Именно то, что сказал, – перебил ее мужчина. – Он лежал располосованный напополам, будто после маггловской аутопсии. И я видел его лицо, Гермиона. Видел его глаза. Тот, кто сотворил это с ним, сделал это, пока Гарри был жив.
Слезы текли по его щекам и капали с подбородка на рубашку.
Чувствуя, как защипало в глазах, Гермиона попыталась представить описанное и почувствовала почти облегчение, поняв, что не способна на это.
– Кто же?..
Рон снова прервал ее, отвечая на даже не высказанный вопрос.
– Мы не знаем, – он тяжело вздохнул. – Официальная версия – Пожиратели Смерти. После войны нам не удалось выследить их всех. Но это не имеет значения.
– Не имеет значения? – с ужасом повторила она. – Рон, ты же не хочешь сказать, что…
– Конечно, нет! – ее ужас отразился в его глазах. – Но мне не позволяют принимать участие в следствии. Я сто раз уже просил Кингсли, но он не разрешает мне. Я «состоял в слишком близких отношениях с жертвой», – он явно спародировал кого–то, отказавшего ему. – Черт возьми, Гермиона, я знаю о Пожирателях Смерти больше, чем кто-либо другой на этой гребаной планете! Ну, может, только Снейп знает их лучше, чем я. И Гарри был моим лучшим другом!
Гермиона поняла, что Рон больше злится, чем печалится.
– И что они делают?
Его руки сжались в кулаки.
– Все как обычно, наверное. Что они могут сделать? У них есть досье пятилетней давности и несколько смехотворных теорий. Они ищут иголку в стоге сена, Гермиона. Я должен участвовать в расследовании. Они все еще, вероятно, топчутся вокруг да около, почесывая задницы и пытаясь выяснить, не восстал ли Сами-Знаете-Кто-то из мертвых. А должны досконально изучить каждую группировку, которая могла бы иметь причины для убийства Гарри.
– Николас сообщил мне, что Гарри работал в «Сладком Королевстве», – тихо сказала она, испуганная отсутствием собственной логики.
Рон зло вытер глаза и, яростно шмыгая носом, кивнул.
– Работал. Он разрабатывал чары для экспериментальных образцов. Знаешь, чтобы мятные лягушки прыгали и все такое. Это так странно… кто бы ни хотел смести Гарри с пути, должен бы хотеть сделать это десять лет назад. Почему сейчас? Гарри был обычным парнем с обычной семьей. Мотива просто не было. Больше не было.
– Может, кто-то десять лет планировал, – осторожно предположила Грейнджер. – Вышло очень… неторопливо.
Он покачал головой.
– У этих товарищей другие методы, Гермиона. И, кроме того, прежде у них были буквально сотни возможностей. Гарри же не прятался. Черт, практически кто угодно мог постучать в эту сраную дверь, и Гарри бы впустил, – чуть улыбнувшись, Рон приподнял голову, и Гермиона увидела его покрасневшие глаза. – Чертов придурок, – ласково сказал он. – Слишком доверчивый.
Тихо фыркнув, мисс Грейнджер тоже улыбнулась.
– Ты же вроде говорил, что Драко Малфой был на похоронах? – задумчиво спросила она.
Рон помолчал.
– Малфой чист, – отрезал он. – В отделе ведется досье на все семейство с тех пор, как старина Люциус совершенно сбрендил, когда мы учились на шестом курсе. Но младший Малфой никогда не был Пожирателем Смерти, он даже не слишком ретиво поддерживал Того-Кого-Нельзя-Называть. Просто скотина сам по себе. Нет, – решительно продолжил Уизли, – Малфой не имеет к этому никакого отношения. Для такого он слишком… брезглив, что ли?
Быстро обдумав услышанное, Гермиона согласилась с оценкой бывшего однокурсника.
– Были… были ли какие-нибудь улики на месте происшествия? – мозг бешено просчитывал варианты. – У них…
–Улики? – переспросил он. – Что ты имеешь в виду?
– Ну… знаешь. Что-нибудь вроде волос или отпечатков пальцев. Что-нибудь, что поможет идентифицировать… убийцу, – слово ощущалось грязью на губах. Не стоило произносить его в связи с Гарри Поттером.
Нахмурившись, Рон изучающе посмотрел на подругу.
– А, ты имеешь в виду, как в маггловской полиции, – сказал он. Гермиона неуверенно кивнула, и он продолжил: – Аврорам ничего такого не нужно. Мы используем только хорошо наложенное Priori Incantem.
– Что если… – начала мисс Грейнджер. – Что, если подозреваемый – маггл?
Взгляд ее собеседника стал ледяным.
– Магглы не могут так поступить с волшебником, Гермиона.
– Но и заклинания такого тоже нет, – твердо сказала она.
Он продолжал холодно смотреть на нее.
– Гермиона, я сомневаюсь, что такие заклинания можно отыскать в школьном учебнике.
Опустив голову, мисс Грейнджер решила предоставить Рону право первым нарушить молчание, заполнившее комнату. Терпеливо ожидая продолжения разговора, она заметила, что ее ногти выглядят не особо ухоженно, а левый рукав мантии разошелся по шву на запястье. Гермиона старалась не думать об изувеченном теле Гарри, лежащем на столе, за которым она предположительно ужинала.
О, Боже…
– Как Франсуаза может жить с этим? – выдохнула она, нарушая мысленную договоренность с самой собой. – Как она может заходить в ту комнату?
– Думаю, она много плачет, – голос Рона звучал чуть мягче. – И ей снятся кошмары. Готов поспорить, что снятся. Мерлин знает, я не могу выкинуть увиденное из мыслей, даже когда бодрствую. Оно всегда вертится в голове.
– Мы принимали пищу за этим столом, – тихо сказала она. – Или, по крайней мере, в этой же комнате, если это не тот же самый стол.
Рон не ответил.
Гермиона выдавила жалкую улыбку:
– Кажется, меня сейчас стошнит.
***
В сущности, она не так уж и преувеличила. Ее стошнило. Дважды.
Рон настоял, чтобы она воспользовалась портключом, полагая, что в подобном состоянии аппарация для Гермионы закончится расщеплением на мириады атомов.
Когда Рон успел стать таким жестким и холодным?
«Чертов мясник, – его шепот до сих пор звучал у нее в голове. – Будто вскрытие делал».
Гермиона видела фотографии операций, изучала в далеком детстве.
Казалось, с тех пор прошло несколько жизней, тогда она еще мечтала о медицинской карьере. Ее мать также упоминала о вскрытиях трупов, которые проводили в анатомических классах университета.
Она отчетливо представила себе это.
Гарри, откинувшего голову, и его лицо, искаженное гримасой несмотря на посмертное окоченение. Глаза, в которых будто застыло отражение лица убийцы.
Кровь… Все было в крови.
Рон сказал, что друг был еще жив, когда убийца сделал первый надрез.
Кровь была повсюду: на потолке, на белоснежном кафеле Франсуазы, что покрывал рабочие поверхности в кухне. Кровь стекала по телу Гарри, вниз по ножкам кухонного стола, почти покрывая стулья. Лужи крови.
И тело. Выпотрошенное, неприкрытое, выставленное на всеобщее обозрение. Розовое, пурпурное, пульсирующее, и, Боже, в крови…
Гермиона кинулась к крошечному туалету в своем гостиничном номере, ее вырвало третий раз за ночь.
Вероятно, он потерял сознание сразу, попыталась уверить себя женщина, прислонившись лбом к прохладному фарфору. Сразу же. Надежда умирает последней.
На мгновение прикрыв глаза, Гермиона немедленно очнулась, так как картина произошедшего не покидала ее мысли. Воображаемый Гарри умер с широко открытыми глазами, в которых отчетливо виделся упрек. Он безучастно уставился на нее. А его руки и ноги свисали по краям стола, словно у марионетки.
Ее желудок был уже абсолютно пуст. Гермиона склонилась над унитазом; постепенно выматывающие рвотные позывы переросли в горькие рыдания.
Рон оказался прав, ей не следовало вдаваться в подробности.
Но и она в какой-то степени была права, ведь ей было просто необходимо знать, что произошло.
Знать, почему имя Гарри будет по-прежнему у всех на языке. Отчего его сын перестал разговаривать, а жена никогда не перестанет носить траур.
Постепенно, бесконечно медленно рыдания затихали, сменившись судорожными всхлипами. Наконец Гермионе удалось встать. Похлопав по заплаканному лицу, она подставила ладони под струю холодной воды и плеснула немного на горящие щеки.
Видок, словно в аду побывала. Волосы торчали в разные стороны, глаза горели безумным огнем, а лицо пылало. Она и в самом деле выглядела слегка тронутой.
Женщина нечаянно захлебнулась попавшей в нос водой, издав короткий смешок.
Нет… Если кто и был безумцем на самом деле, так это Снейп.
С этой мыслью Гермиона заставила себя успокоиться, собраться с силами и дойти до кровати, сесть. Поздно – время давно перевалило за полночь. Если у нее осталась хоть капля разума, следовало лечь спать.
Истерика прошла, но на ее место пришла бессонница. Гермиона ощущала всеохватывающую тревогу и смутное беспокойство. Она оглядела комнату. На глаза попался экземпляр «Ежедневного пророка», лежащий у окна.
Она и забыла, что попросила приносить прессу, после того как осознала, что вынуждена задержаться в стране дольше, чем предполагала. Перед тем, как уйти утром, ей не удалось даже мельком просмотреть выпуск.
Чтобы хоть чем-то себя занять, Гермиона подняла газету, бегло проглядела первую полосу.
Некрологи располагались в конце, погребенные под страницами с объявлениями о свадьбе и прочей ерундой. Главным образом упоминались старые ведьмы и волшебники, пережившие внуков. Их фотографии улыбались ей с затаенным облегчением в глазах. Внимательно вчитываясь в каждую заметку, женщина задалась вопросом – почему это имело для нее такое значение, и попыталась остановиться.
Гермиона перелистывала страницы, посвященные квиддичу, так называемые познавательные статьи, сплетни о Министерских должностных лицах и подобную чепуху. Ей не удалось сосредоточиться на чем-то определенном, к тому же она была слишком обеспокоена, чтобы прочитать весь еженедельник.
«Расследование загадочной смерти аврора» гласил один из заголовков. Заинтересовавшись, волшебница прочла пару строк. «Двадцатитрехлетний Уильям Саммерфорд был найден в своем доме вчера вечером. Представители Аврората не исключают умышленное убийство, но отказываются подтвердить участие Пожирателей Смерти.
Как работник Аврората Саммерфорд подвергался высокому риску и имел достаточное количество потенциальных врагов. Следователи вынуждены рассмотреть все версии. Корреспондент выражает сочувствие жене потерпевшего и их будущему ребенку в этот тяжелый период».
Покачав головой, Гермиона перевернула страницу. Саммерфорду было всего двадцать три, и у него осталась семья.
Как у Гарри.
Но в отличие от победителя Темного Лорда аврор подвергался риску на работе. Вероятно, список его врагов, да и просто тех, кто желал ему в лучшем случае заболеть, был обширен. По крайней мере, это имело хоть какой-то смысл, хотя произошедшее и являлось страшной трагедией.
Гермиона попыталась еще раз лечь в постель, натянув простыни до подбородка. Но стоило лишь смежить веки, как в воображении возникло лицо Гарри, и женщина быстро открыла глаза.
Она не могла спать.
Сидя в кровати, Гермиона нащупала пульт от телевизора, смирившись с бессонницей. Мысли о Гарри не оставляли, а в его мертвых глазах застыл укор, заставляющий думать, что она и вправду предала его.
…одинокий белый человек, внезапно повернувшийся спиной к Центральной станции, к мыслям об отдыхе, быть может – к мечтам о родине, и обративший лицо к дикой глуши, к своей опустошенной и унылой станции. Я не знал его мотивов. Может быть, он был просто славным парнем, который бескорыстно заинтересован делом. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Гермиона, наконец, пришла к выводу, что душевные метания ни к чему не приведут. После бесконечно долгой ночи женщина целеустремленно направилась к ближайшей точке, откуда возможно было дисаппарировать. Отбросив все сомнения, она прикрыла глаза и, почти сразу же открыв их, уставилась на сельский пейзаж Йоркшира, ставший практически родным.
Клиника Перкинса находилась прямо за холмом.
Медсестра из регистратуры приветливо улыбнулась, когда волшебница зашла в холл.
– Я бы хотела увидеть…
– Мисс Гермиона Грейнджер желает посетить Северуса Снейпа? Не так ли?
– Прямо в яблочко, – Гермиона выдавила слабую улыбку.
– Думаю, вам знакома процедура посещения, – медсестра пододвинула контейнер к краю стойки и продолжила с улыбкой наблюдать, как Гермиона покорно выкладывает все из карманов и снимает ботинки.
Она забыла надеть теплые носки, и теперь кафельный пол неприятно холодил ступни.
– Не понимаю, почему необходимо разуваться? – проворчала себе под нос мисс Грейнджер.
– Я думаю, лечащему врачу Северуса нравится держать ситуацию под контролем, – с пониманием хихикнула регистратор. – Тем не менее, доктор Катрелл один из лучших.
– Как он? – Гермиона в последний раз проверила карманы. – Меня интересует Сн…Северус, не доктор Катрелл.
– Без каких-либо изменений, – застенчиво ответила девушка и задвинула коробку под стол. – Говорят, что он очень спокойный. С ним почти не возникает проблем. Вы можете пройти, мисс.
Мисс Грейнджер решительно прошагала мимо регистратуры, по узкому коридору прямо к двери комнаты для посещений.
Снейп.
Северус.
Странное словосочетание, в мыслях – словно эхо прежнего имени. Ничего удивительного, если учесть, что мужчина уже не был профессором, да и в его глазах не разглядеть тех отсветов адского пламени, что так прочно ассоциировались с обликом того, прежнего Снейпа неосознанно. Остался лишь Северус.
Если подумать, это неправильно.
Она потянула за дверную ручку и шагнула через порог. Снейп уставился на посетительницу и машинально запустил руку в отвратительно короткие волосы.
Ей вдруг подумалось: этот жест годился для прежних, длинных волос. Интересно, каково ему было расстаться с ними?
Гермиона сидела, словно воды в рот набрав, гадая, что же будет?
Он не замедлил отреагировать.
– Почему вы вернулись? – вопрос прозвучал несколько высокомерно.
– Что здесь делаете вы? – не осталась в долгу она, с удивлением обнаружив, что его поведение ее раздражает. – Если вы не желаете никого видеть, не стоит приходить на встречи.
Снейп вздохнул и положил обе руки ладонями вниз на столешницу.
– Увы, мне не предоставили подобного выбора, – холодно заявил он. – Хотя я предпочел бы не принимать посетителей. Врачи заблуждаются, считая, что подобное общение меня приободрит.
Все это было сказано с показушным весельем.
– Итак, моё пребывание здесь вынужденное. Вы же, находясь в здравом рассудке, пришли сюда сами. Так что именно ваше решение нужно оспаривать, не мое.
– Мне казалось, мы еще в прошлый раз выяснили, что я не ведусь на подобные провокации, – в ответ она смерила его взглядом. – Смысл наступать на те же грабли в настоящем?
– У меня осталось только прошлое, – опустошенно произнес мужчина. – А в нём сплошные грабли.
Наконец до нее начало доходить, что поездка сюда была не самой лучшей идеей, и женщина решила дать Снейпу шанс безболезненно избавиться от нее.
– Возможно, мне следует уйти? Оставить вас в покое?
– Оставьте лучше свои попытки предоставить мне такую роскошь, как выбор, – протянул он. – Уйдете вы или останетесь, Грейнджер, не имеет значения. Мне все равно.
– Никогда не думала, что скажу подобное, – внезапно усталость накрыла женщину с головой, – но вы лжете, Снейп.
Мужчина медленно, по-кошачьи сощурился и, не меняя тона, произнес:
– У меня множество пороков, но я отнюдь не лгун. Я всегда говорю правду. Хотя, время от времени, вынужден пренебрегать этим правилом, – его лицо исказила звериная усмешка.
Гермиона задумалась на несколько секунд и вынуждена была признать, что никогда не слышала от него ни слова лжи, ни даже полуправды.
– Вот видите? – он широко улыбнулся.
Ей захотелось проклясть его. Ударить. Увидеть, как исчезает усмешка. Гермиона ненавидела его.
Мужчина улыбнулся еще веселее, она никогда не видела его таким.
– О, нет, вы ненавидите не меня, мисс Грейнджер, – лениво протянул Северус, заставив ее содрогнуться от его проницательности. – Вы ненавидите, или даже боитесь, оказаться неправой. Вы привыкли никогда не ошибаться.
– Нет. Я… – Гермиона, нахмурившись, попыталась возразить.
Он рубанул воздух ребром ладони:
– Страх допустить ошибку и страх оказаться не у дел, по сути, одинаковы. И, что самое важное, в большинстве случаев, точнее в самых важных случаях, ваши страхи полностью оправдываются… Девочка, ты не права.
– Что? – женщина задыхалась, словно выброшенная на берег рыба, – кто вам позволил…
– Перед каждым из нас стоит фундаментальный вопрос. Кто я? Каково моё предназначение? Довольно редко поиск ответа осуществляется осознанно. Чаще всего мы узнаём его лишь волею обстоятельств. Вы, мисс Грейнджер, много лет назад решили, что ваша роль – роль героини, а ваша судьба – слава, единственный же противник на интеллектуальном поле битвы – Волдеморт. Не стесняйтесь, возражайте мне, вдруг я окажусь не прав?
Гермиона лишь хмурилась, в замешательстве от собственной неспособности ему перечить.
– Вы допустили ошибку, не так ли? – в глазах мужчины блеснула безумная искра ликования. Гермионе понадобилось секунда, чтобы осознать причину. – Вы ошиблись. Скажите, Грейнджер, вы испытывали ненависть, когда Гарри Поттер украл у вас славу? Когда он волок тело Волдеморта через зал, вам хотелось причинить ему боль?
Женщина резко вдохнула, будто под пыткой. Зачем он так с ней?
– Признаться честно, я вас не осуждаю. Все знали, что за падением Волдеморта будете стоять вы, даже если оно будет осуществлено руками Поттера. Вообразите наше всеобщее удивление, когда этот надоедливый щенок справился в одиночку, – в глазах Снейпа по-прежнему плескалась ненависть.
Мисс Грейнджер больше не могла сдерживать слёзы, и они закапали прямо на колени.
– Прекратите, – обреченно произнесла она. Снейп издевался над ней, чувствуя, что Гермиона в его власти и наслаждаясь её мучениями.
– Даже Альбус не думал, что Поттер способен на такое без вашего участия. Должен признать, вышло у него довольно посредственно. Конечно, в нем всегда присутствовал этот дух. Всегда. Даже будучи взрослым, он совершенно не приспособлен к жизни и остается ни чем иным, как… – продолжал Снейп.
Женщина смежила веки, и ей вновь представились мертвые глаза Гарри.
– Остановитесь! – снова воскликнула она, на этот раз громче. – Как вы смеете говорить о нем в подобном тоне! Только не теперь!
– От чего же, мисс Грейнджер? – возмутительно спокойно произнес мужчина. – Только не говорите, что влюблены в него. Поэтому вы вернулись в Англию? Вынужден вас разочаровать, Поттер счастливо…
– Гарри мертв, слышишь, ты, чертов ублюдок! – перебивая его, выкрикнула Гермиона. – Убит в собственном доме, и я не намерена обсуждать его в подобном тоне. Не сейчас, когда он даже не способен защититься.
Снейп моргнул, и ликование в его взгляде увяло.
– Умер? – отозвался он эхом. – Поттер мертв? Как?
– Убит, – повторила Грейнджер. – Не может быть, чтобы вы не знали.
– Прошу прощения, – еле уловимая горечь мелькнула в его голосе. – Мою подписку на «Ежедневный пророк» недавно отменили.
– И вас никто не посещал? – все еще сердитая, она и не подумала отступить.
– Другие посетители прекрасно осведомлены, что не стоит упоминать это имя в моем присутствии, – Снейп нахмурился. Выражение лица стало задумчивым, а руки, лежащие на столе, расслабились. Он повторил вопрос: – Убит? С какой стати?
– Неизвестно. Рон сказал, что в деле фигурирует версия о Пожирателях смерти…
Мужчина прервал ее взмахом руки.
– Пожиратели смерти, – злобно процедил он. – Всех последователей Темного Лорда можно поделить на три категории. Первые мертвы, вторые находятся в Азкабане после поцелуя дементора, третьи клинически безумны, – Снейп прервался, позволив себе ироническую ухмылку. – Ни один из них не в состоянии совершить подобное убийство. Нет. Поттер перестал быть приоритетной целью Пожирателей.
– Допустим. Тогда чьих рук это дело? – нетерпеливо спросила Гермиона, моментально выкинув из головы все, что они только что наговорили друг другу.
– Зависит от характера повреждений, мисс Грейнджер, – усмехнулся Снейп. – Возможно, нашли записку?
– Он был любящим отцом двоих детей, который, ко всему прочему, обожал свою жену. Человеком, наслаждающимся своей работой и общением с друзьями. Суицид так же нелогичен, как и убийство, – Гермиона гневно посмотрела на собеседника.
Тот словно препарировал ее взглядом. Но, когда он заговорил, в его голосе уже не слышались ядовитые нотки:
– Грейнджер, даже у самых примитивных существ есть слабое место. Но пока я приму вашу оценку событий. Что заставляет вас считать произошедшее убийством?
– От чего вы так внезапно заинтересовались? – Гермиона не желала вдаваться в детали.
– Простое любопытство, уверяю вас. «Интерес» – слишком сильное слово, – мужчина выгнул бровь.
На минуту Гермиона задумалась: не шокируют ли его подробности? Вдруг ужас, живущий в ней, передастся Снейпу? В конце концов, это может причинить ему боль. Может, он поймет, что недостаточно сострадателен.
– Рон сказал, что Гарри зарезали, – она постаралась произнести это холодно и сдержанно. – Вспороли живот и оставили истекать кровью. Как дичь.
Желудок Гермионы сделал кульбит, а Снейп заметно оживился.
– Интересно, – задумался он, будто забыв о ее присутствии на время. – Нет. Это определенно не Пожиратели смерти.
– Почему? – продолжала упорствовать женщина.
– Единственным человеком, способным на подобное, был Рудольфус Лестрейндж. Он испытывал забавнейшую привязанность к холодному оружию. Но Рудольфус мертв, мисс Грейнджер. Уже десять лет как мертв.
– С чего вы так уверены? – Гермиона скрестила руки на груди.
Снейп закатил глаза.
– Я видел это своими глазами, мисс Грейнджер. Он предпочел перерезать себе глотку, чем быть захваченным.
Она вздрогнула, когда бывший профессор продолжил:
– И все же это довольно любопытно. Вы сказали, Поттер был жив, когда этот таинственный убийца приступил к вскрытию?
В горле у нее пересохло, и Гермиона сглотнула.
– По словам Рона, – ее голос был чуть громче шепота. – Он сказал, что взгляд Гарри…
Снейп спокойно ждал, пока она возьмет себя в руки.
Через мгновение Гермиона собралась с силами и почти перестала плакать.
– Да, – затем повторила. – Да, именно это он и сказал.
– Чушь, – буркнул Снейп.
Гермиона только моргнула.
Северус одарил ее высокомерным взглядом и, повысив голос, сообщил:
– Заклинания, способного сделать подобное, не существует в природе, мисс Грейнджер.
– Темные искусства… – начала было она.
Его взгляд потяжелел.
– Мисс Грейнджер, я видимо, вынужден вам напомнить, с кем вы разговариваете?
Гермиона притихла в надежде, что он продолжит.
– Среди известных мне заклинаний, – недовольно внес коррективу в свое утверждение Снейп, – таких нет. Что означает: об этой версии смерти Поттера можно благополучно забыть. Он был связан?
– Я не знаю, – ее голос дрогнул. – Но это ничего не значит. Возможно…
– Вы думаете о том же, о чем и я? – снова перебил мужчина.
Ее взгляд не дрогнул.
– Магглы убивают друг друга ножами чуть ли не каждый день.
Смех Снейпа был резким и циничным.
– Вы что, маленькая глупенькая дурочка? – вопрос звучал скорее риторически. – Напрягите мозги, Грейнджер. Как дети узнают о своих магических способностях?
– Беспалочковой, – добавил Снейп. – Неконтролируемой. Уверен, вы проходили через что-то подобное в детстве. Рассмотрим последствия, мисс Грейнджер. Что происходит с детьми в результате этих инцидентов?
– Что вы имеете в виду? – она смутилась и почувствовала себя довольно глупо. – Конечно же, они узнают о своих способностях.
– Более приземленно, мисс Грейнджер, – приподняв голову, Снейп изучал ее. – Если вы сбросите маггловского ребенка с крыши десятиэтажного дома, вероятнее всего, что он не выживет. Но что, если вы проделаете подобное с ребенком, обладающим магией?
– Он выживет, – выдохнула Гермиона. – Более того, останется абсолютно невредимым. Когда мне было четыре года, я упала с яблони в нашем саду и приземлилась на голову. Я должна была остаться лежать там со сломанной шеей, но всё обошлось.
– Вы являетесь наглядным примером, иллюстрирующим мой тезис, – он коротко кивнул. – И должны понимать, что смерть Поттера по подобной причине невозможна.
Мисс Грейнджер поняла, что позабыла, для чего уже очень долго сидит здесь. Позабыла, что пришла сюда, чтобы узнать хоть что-то у злобного мерзавца Снейпа. Вместо этого она слишком упорно отстаивала свою осведомленность. Свою правоту.
– Беспалочковая магия спасла бы его, – удивление мелькнуло в ее голосе. – Чистый ужас от происходящего должен был вызвать всплеск способностей. Подобное и прежде приключалось с Гарри.
– Взрослых это касается в меньшей степени. Требуется что-то серьёзное, чтобы вызвать у них волну неконтролируемой паники. Да и реакция наступает гораздо позже, чем у детей. Волшебники погибают в автомобильных катастрофах, к примеру. Недостаточное количество времени для всплеска беспалочковой магии. Но на то, чтобы раскроить Поттера напополам, наверняка потребовалось много времени. К тому же, сам процесс должен был способствовать выбросу большого количества адреналина, более чем достаточного, чтобы отбросить любого, кто совершил попытку. И даже убить в случае необходимости, – мужчина аккуратно сложил руки на столе, одарив ее взглядом, полным превосходства.
Гнев вспыхнул с новой силой. Да как он смеет рассуждать о Гарри так безразлично?
– Забавная головоломка, мисс Грейнджер. И лишенная всякого смысла. Только Гарри Поттер мог быть настолько неугомонным, что даже умер какой-то невероятной смертью.
– Заткнитесь, – процедила сквозь зубы Гермиона. – Оставьте его в покое.
– Не бойтесь, я не намерен более тратить ни секунды своего времени на воспоминания о Поттере. Хотите чтить его память – ваше дело, меня же избавьте.
Снейп помолчал, ожидая ее реакции на свои слова.
– Ну что, девочка, довольна ли ты этим визитом так же, как и предыдущим? Было ли это так же здорово, как и наши школьные занятия?
Гермиона прищурилась.
– Я вас ненавижу, – ожесточенно заявила она без тени сомнения в голосе.
Мужчина торжественно кивнул, будто соглашаясь:
– Я ждал этого.
Гермиона медленно поднялась со стула и вышла из комнаты. Снейп молчал. Но она чувствовала его взгляд спиной, пока закрывала дверь.
Прислонившись к стене и глубоко дыша в попытке вернуть утраченный самоконтроль, мисс Грейнджер заметила чью-то тень рядом со своей. Как оказалось, тень принадлежала Катреллу.
Доктор улыбнулся. Как и раньше, очаровательно. Но понимание того, что он хочет услышать от нее, делало улыбку скорее отталкивающей.
– Уверен, вы разговаривали с ним, – поддразнил ее Катрелл.
Гермиона бесстрастно посмотрела ему в глаза, в которых не было ни капли веселья.
– Не понимаю, о чем вы, доктор.
– Он оказывает странное влияние на людей, не правда ли? – все еще весело произнес мужчина. – Какая жалость, что на все комнаты для свиданий наложены звукоизолирующие чары. Главврач считает, что это хороший способ завоевать доверие пациентов, хоть и идет вразрез с рекомендуемым лечением.
– Я не желаю с вами разговаривать.
– Это не просьба, – в его голосе послышалось легкое предупреждение. – Вы говорили с ним дольше часа. Снейп отвечал вам, более того, отвечал не просто односложными предложениями. Скажите мне, Гермиона, о чем шла речь?
– Это никак к вам не относится, – она отвела взгляд. – Да и к нему тоже.
Внезапно Катрелл схватил ее за подбородок, вынуждая не отводить глаз.
– Я изучил вашу биографию, Гермиона Грейнджер. Мне стало любопытно, что же в вас есть такого. Что заставило Северуса нарушить принятый им обет молчания. Мне до сих пор любопытно. Между вами двумя нет никакой очевидной связи. Вы были его ученицей в Хогвартсе, только и всего.
– Как захватывающе, – выплюнула она. – Отпустите меня.
– Почему вы приходите к нему, Гермиона? – доктор выпустил ее.
Женщина провела рукой по лицу, стараясь избавиться от ощущения прикосновений его пальцев.
– Вас это не касается. Хотите узнать – спросите у него.
Катрелл улыбнулся. Но на этот раз не так очаровательно.
– Вы любите его? Что, обычная история глупенькой школьницы, влюбленной в своего учителя? Невероятно, но с другой стороны в мире происходят и более странные вещи. Возможно, это было даже взаимно. В этом причина, Гермиона? Вы с ним спа...
Она залепила ему пощечину.
К чести Катрелла, ему понадобилось лишь мгновение, чтобы опомниться.
– Интересно, Гермиона, а Альбус в курсе ваших посещений?
– Не прикидывайтесь дурачком, – прорычала Гермиона, отступая.
Но доктор наседал, физически и психологически давя на нее.
– Альбус Дамблдор проявляет повышенный интерес к лечению Северуса. Последний оставшийся в живых родственник, как-никак. Я думаю, он расстроится, если узнает что-либо… не совсем приятное.
– Согласна с вами, – она двинулась вперед по коридору, молясь о том, чтобы Катрелл не последовал за ней. – Как хорошо, что ничего подобного не произойдет. Не так ли, доктор?
Катрелл остался стоять на своем месте.
Ободренная этим, Гермиона забрала свои вещи у дружелюбной регистраторши и попрощалась.
На самом деле, сил ей хватило только на возвращение в собственный гостиничный номер.
Там на кровати восседал Рон Уизли с ее сумкой в одной руке и с яблоком в другой.
– Кажется, ты удивилась. У меня обеденный перерыв, – робко улыбнулся он.
Истощенная, иссушенная, эмоционально неуравновешенная, Гермиона внезапно расплакалась. Рухнув на колени в дверном проеме и закрыв лицо руками, она почти выла, выплакивая скопившиеся гнев, расстройство и боль.
– Гермиона… – Рон озадачился, затем погладил по волосам. – Гермиона?
Она не сопротивлялась, когда он обнял ее и поглаживал по спине, ожидая, пока подруга справится со слезами.
– Он оказался прав, – причитала она. – Прав, черт бы его побрал!
– Шшш…– успокаивал ее Рон. – Кто прав, милая?
– Снейп, – простонала в его плечо Гермиона. – Он сказал… Ох… Он говорил ужасные вещи, но это правда. Снейп никогда не лгал.
– Конечно, лгал, – успокаивающе прошептал ей на ухо Рон. – Уверен, он лжет постоянно.
Приподняв голову, она вопрошающе посмотрела на друга:
– Откуда ты знаешь?
– Снейп же был шпионом Дамблдора все это время. Как же он смог бы одурачить кучу Пожирателей смерти и самого Темного Лорда, если хоть раз бы не соврал? – улыбнулся Рон в ответ.
Сквозь рыдание вырвалось хихиканье, к ее ужасу превратившееся в икоту.
– Хорошо, – начала она неохотно, медленно, стараясь унять икоту. – Возможно, ты и прав.
– Ну да, ну да, – Рон последний раз погладил ее по плечу, отстраняясь. – Мы еще покажем этому старому злобному Снейпу. Правда? Не дадим ему задеть нас такой ерундой. А ко всему еще и повеселимся, если Рон возьмет все на себя.
– Повесе-ик-лимся? – эхом отозвалась Грейнджер, икнув в середине слова. – Что-ик ты име-ик-ешь в виду? Да-ик что такое?
Рон искренне потешался над ней.
– Знаешь, Гермиона, я очень соскучился по тебе.
– Да по-ик-шел ты, Рон, – фыркнула она в ответ.
Широко усмехнувшись, он взял ее за руку и помог подняться.
– Знаешь, это отличный способ поблагодарить друга, пришедшего забрать тебя отсюда, – Рон надменно оглядел комнату в отеле с сомнительной репутацией.
–Что? – Гермиона глубоко вдохнула и стала отсчитывать секунды, в надежде унять икоту, но хлюпнула носом и не сдержавшись, чертыхнулась.
Рон покачал головой, поднес яблоко ко рту и надкусил.
– Никогда не понимал, как ты можешь икать, задержав дыхание. Я больше не встречал никого, кто мог бы так делать.
– Я ос-ик-бенная! – саркастически отозвалась подруга.
Не переставая жевать, Рон ткнул пальцем в ее сумку:
– Я собрал все, что было в пределах видимости. Но уверен, что пару вещей мог пропустить. Поэтому предлагаю тебе еще раз оглядеться.
– Ку-ик-да мы ид-ик-ем? – спросила она, хлопая дверцами шкафов и засовывая недочитанную статью в сумку.
– Я похищаю тебя, конечно, – драматически сообщил он, откусывая здоровенный кусок яблока. – Гермиона, ты моя единственная и незабвенная любовь.
– Ты иди-ик-от, – Гермиона оглядела ванную комнату, пытаясь понять, есть ли тут нужные ей вещи.
Послышалось громкое чавканье, которое она предпочла не заметить.
– Хочешь, напугаю тебя? – громко спросил Рон.
Гермиона, держа в руках туалетные принадлежности, заглянула в спальню.
– Сгинь, – икота не желала сдаваться.
– Я знаю, что на самом деле Аргус Филч каждую ночь поднимается на Астрономическую Башню в Хогвартсе и танцует голый с миссис Норрис, – с самым невозмутимым видом продекламировал Рон, зажав яблочный огрызок в левой руке.
– Ты прав. Страш-ик-но. Но нисколько не помогло, – скривилась Гермиона.
Он пожал плечами.
– Просто хочу напомнить, ты сама попросила. А теперь… Икни! – выкрикнул Рон.
– Что???
– Я хочу, чтобы вы сейчас же икнули, мисс Грейнджер, – проревел он очень похоже на Снейпа. – Пошевеливайтесь или до завтрашнего дня проходите под чарами!
Гермиона моргнула, пытаясь логически связать его поведение и ее икоту.
– Ну что, получилось? – уже обычным дружеским тоном поинтересовался Рон.
Застегивая сумку, Гермиона поняла, что уже не икает.
– Мой герой, – драматично вздохнула она. – Я готова. Забирай хоть на край света.
– Замечательно, – он коснулся волшебной палочкой огрызка. – Просто прикоснись к нему, ладно?
Гермиона брезгливо поежилась и повесила сумку на плечо. Одним пальцем она дотронулась до огрызка, стараясь не касаться тех частей, что были обкусаны.
– Ты омерзителен, Рон.
Прежде чем он ответил, женщина почувствовала резкий рывок в районе живота и дернулась вперед. Падая на колени, она закрыла глаза, поэтому, когда ее ноги снова коснулись пола, она даже понятия не имела, где оказалась.
– Где мы? – спросила она, не размыкая век.
– Дом, милый дом, – радостно ответил Рон. – Ми casa es su casa3, солнышко.
Окончательно придя в себя и открыв глаза, Гермиона увидела огромное количество разбросанных по комнате бумаг и, вероятно, папок. Под всем этим беспорядком где-то прятался диван, или, хотя бы, стул.
Ужасно? Да, это было ужасно. Но если хватит у вас мужества, вы признаетесь, что жуткая откровенность этого воя пробуждает в вас слабый ответный отголосок, смутное ощущение скрытого его смысла – смысла, который может открыться вам, так далеко ушедшему от мрака первых веков. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Сова, обычно приносящая «Ежедневный Пророк», немного опоздала. Но когда Рон застал Гермиону за чтением газеты, то решил не отказываться от подписки, как хотел прежде.
Он чуть ли не жил с Франсуазой и детьми. Периодически появлялся в Норе, чтобы пообедать, или проводил пару часов у себя дома, убеждая вознамерившуюся покончить с беспорядком Гермиону, не выбрасывать очередную нужную или ненужную вещь. Все остальное время, помимо рабочего, он был с Поттерами.
Вообще-то Гермиона собиралась сегодня присоединиться к ним. Рону было поручено присмотреть за детьми, пока Петуния устраивает для Франсуазы что-то вроде «дня красоты». Что под этим подразумевалось – неизвестно, но, скорее всего, оно заключалось в депиляции воском различных частей тела, а потому в подробности Гермиона не вдавалась.
Накануне вечером Рон связался с ней по каминной сети и пригласил в гости к Поттерам. Он обещал, что будет весело. Относительно веселья она сомневалась, но пообщаться с другом была не против.
«Ежедневный Пророк» запаздывал.
Пустяки, конечно. Она приняла душ и привела себя в порядок, но раньше девяти ее не ждали. Вечно неисправный будильник Рона разбудил Гермиону в шесть утра, и в восемь она уже изнывала от безделья.
Ни телевизора, ни радио, ни каких-либо других маггловских развлечений. У Рона даже книг не было. Вернее, не то чтобы совсем не было, но «Лучшие вратари прошлого года» не вызывали у Гермионы энтузиазма. Впрочем, как и собрание из пятидесяти с лишним томов по Темным Искусствам: половину из них она читала раньше, а остальные, если и читать, то не с утра.
И вот Гермиона с несчастным видом цедила чай и разглядывала столешницу, гадая, как убить оставшееся время.
Она уж и уборку закончила. Ярой поборницей чистоты Гермиона не была, но и жить в грязище не собиралась, поэтому после переезда в квартиру Рона ей пришлось потрудиться, наводя там порядок. В конце концов стало относительно чисто, и женщина осталась довольна. Кровать оказалась удобной, от мебели не слишком несло плесенью, а Рон за двухнедельное проживание и кната брать не хотел.
– Ты и так потратилась на ту поганую гостиницу, – сказал он, едва подруга заикнулась об оплате.
В дверь поскреблись – значит, долгожданная газета доставлена; Гермиона поспешила встать и открыть дверь, чтобы подобрать с коврика «Пророк».
По обыкновению она начала читать с последней страницы. Непонятно, почему. Просто Гермионе так больше нравилось.
Объявление о распродаже в Глэдрэгз на следующей неделе, свадебные объявления… О боже, неужели это Деннис Криви улыбается хорошенькой юной ведьме?
Некрологи. Теперь Гермиона читала их неторопливо и с бóльшим вниманием. Восьмидесятилетняя ведьма после продолжительной болезни скончалась в больнице Святого Мунго. Стосемидесятилетний волшебник погиб в результате несчастного случая на квиддичном матче.
Всего несколько сообщений о смертях.
Ей бросился в глаза заголовок вверху страницы, а под ним – грустно улыбающийся с фотографии молодой мужчина. Элисандр Уивер сорока четырех лет, как гласил некролог. Умер «дома», что бы это ни значило. Покойный был женат и воспитывал четырнадцатилетнего сына, студента Хогвартса. Уивер был специалистом-зельеваром, его высоко ценили коллеги и уважали соседи – жители Бэкингемшира.
Гермиона в задумчивости перелистнула страницу. Сорок лет. Умер в сорок лет.
И умер дома. Неужели так завуалировано пишут о самоубийстве? Вместо «Уивер отравился», или что там на самом деле произошло.
Сорок лет.
Да еще жена с сыном… Бедный ребенок! Ему, должно быть, о случившемся рассказал декан. Гермиона попыталась представить себя, четырнадцатилетнюю, сидящую перед МакГонагалл, а та сообщает ей о смерти отца. О том, что ее, Гермионы, отец «умер дома». Страшно представить! А каково было этому парнишке?
Она даже головой тряхнула, отгоняя подобные мысли. Одиночество угнетало ее, и она решила встретиться с Роном на полчаса раньше.
***
– Ты рано, – сказал Рон, открыв дверь. – Я надеялся умыть и причесать детей, прежде чем ты придешь, чтобы они выглядели прилично. А то Николас, наверное, завалился смотреть телевизор в одном белье, и Элис еще не умывалась после завтрака, – девочка сидела у него на бедре, вся перепачканная соком и еще чем-то липким, и Рон обратился непосредственно к ней:
– Ведь так, малышка?
– Не хочу мыться, – заупрямилась Элис, – не грязная, дяденька Рон.
– Еще немного, и на тебя начнут слетаться осы, – будничным тоном сказал он и легонько ткнул пальцем измазанную щеку, заставив Элис хихикнуть. – Ой! – он неожиданно вспомнил о гостье, так и стоявшей на крыльце. – Что же мы стоим на пороге? Проходи. Убедишь Николаса одеться – кажется, ты его новая любимица.
– И тебе доброго утра, Рон, – Гермиона прошмыгнула мимо него в дом. – Я-то думала, что мы с моим лучшим другом неплохо проведем время, а вместо этого меня заставляют работать гувернанткой, – притворно возмутилась она.
– Дай мне пятнадцать минут, чтобы отмыть маленькую негодницу, и я превращусь в радушного хозяина. Будут даже чай с печеньем.
– Печенье? – повторила Элис с надеждой в голосе.
– Э, нет, только не для тебя, – возразил Рон, проходя вглубь дома. – Я и так слишком обильно полил сиропом твои оладьи. Еще чуть-чуть сахара – и ты неделю не уснешь.
Голоса постепенно стихли, и Гермионе стало неудобно торчать в прихожей. Наплевав на этикет, она смело вошла в гостиную.
Как Рон и говорил, на полу посреди комнаты лежал, опираясь на локти, Николас и смотрел телевизор. На экране мелькала какая-то непонятная мультяшная ерунда. На мальчике были только трусы, а прочая одежда свалена в кучу рядом. Сдержав смешок, Гермиона кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание.
Николас вздрогнул, оборачиваясь на звук.
– Ой! – вскрикнул он и вскочил на ноги. – Извините… Пожалуйста, не говорите ничего дяде Рону... и маме тоже. А то я до сих пор не оделся.
Гермиона, изо всех сил сохраняя невозмутимый вид, кивком указала на лежащую у его ног одежду:
– Я вижу.
Невнятно бормоча, Николас поднял с пола штаны и футболку.
– По выходным мама разрешает носить маггловские вещи, – он неуклюже застегивал джинсы.
– Сегодня среда, – сказала Гермиона; уголки ее рта подергивались.
– Зато дядя Рон разрешает напяливать черт-те что, чего бы им ни взбрело в головы, – небрежно бросил появившийся в дверном проеме Рон.
Частично отмытая Элис в его руках хлопнула в ладошки:
– Чёрт-те что!
Николас засмеялся, а Рон несчастно вздохнул: – Она, похоже, решила рассорить нас с Франсуазой.
Улыбаясь, Гермиона присела на ближайший стул и напустила на себя самый скромный вид.
– Вообще-то, не факт, что Элис набралась этого от тебя.
– Да неужели? Ты, значит, тоже плохо влияешь на нее? – Рон опустил девочку на пол.
Малышка засеменила к брату и, раскинув пухлые ручки как можно шире, обняла его:
– Ник-лас!
Скривившись, тот принялся отпихивать Элис, но не тут-то было – она вцепилась крепко-накрепко, и чем сильнее Николас старался, тем звонче она хохотала.
– Чего пристала? – огрызался он, а девочка дергала его за футболку.
– И часто они так? – словно между прочим поинтересовалась Гермиона, пока брат с сестрой не то дрались, не то играли.
– Случается, – пожал плечами Рон. – Бедняга Николас в основном выступает в роли боксерской груши, но терпит. Хотя иногда… вот дерьмо, – процедил он, когда Элис заплакала, и прикрикнул на мальчика.
Тот округлил глаза в притворном удивлении, будто и не он только что шлепнул сестренку и толкнул ее на пол:
– Она первая начала!
– Но ты сильнее, – возразил Рон, как показалось Гермионе, очень рассудительным тоном. – Ее нельзя бить, ведь ты можешь навредить ей даже ненароком, и неважно, кто первый начал, – сказанное сопровождалось суровым взглядом.
– Прости, дядя Рон, – проворчал Николас и сердито взглянул на хлюпающую носом Элис, – но думаю, она прекрасно знает, что делает. Ей просто нравится доставать меня, – взгляд мальчика стал пристальнее, и девочка успокоилась.
Присмотревшись к покрасневшим глазам малышки, Гермиона заметила в них явный и очень подозрительный блеск. Нет, не крокодиловы слезы, конечно, – Элис и впрямь было больно, – но затаенное мстительное ликование как-то не шло двухлетнему ребенку. Даже еще не двухлетнему. Впрочем, неважно.
Но Рон не обратил на это внимания.
– Извини, приятель, – развеселился он, – боюсь, тут срабатывает привилегия младшей сестренки. И младшего братишки, кстати, тоже. Фреду и Джорджу вечно доставалось из-за меня, когда мы были детьми. Правда, – добавил мужчина уже задумчиво, – чаще всего близнецы действительно получали по заслугам. А потом и я на собственной шкуре прочувствовал, что значит быть старшим братом: Джинни то же самое вытворяла со мной.
Тем временем Элис, окончательно успокоившись, направилась к телевизору, явно намереваясь понажимать кнопки.
– Свинка? – спросила она, ни к кому не обращаясь.
– О, нет! – простонал Николас, театрально хватаясь за голову. – Что угодно, только не дурацкая говорящая свинья!
– Свинка, – упрямо повторила она. – Смотреть свинку! Элис смотрит свинку! – нижняя губа ребенка опасно выпятилась, и девочка шлепнула по экрану ладошкой.
– Ладно, Элис, – воскликнул Рон и в следующую секунду уже гладил ее по голове, – я сейчас включу, – он достал из шкафа плоскую прямоугольную пластиковую коробочку с изображением свиньи и других домашних животных.
– Свинка, – Элис определенно обрадовалась.
– Надо же, – позабавилась Гермиона, – она вертит всеми мужчинами этого дома, как хочет!
– И не только мужчинами. Франсуаза недалеко от нас ушла, – буркнул Рон, открывая коробочку. То, что в ней лежало, поставило его в тупик, и он растерянно поглядывал то на телевизор, то на содержимое коробочки. – Николас, не мог бы ты?..
Закатив глаза и вздохнув, с видом «Ну сколько еще раз нужно объяснить?», Николас выхватил вещицу из рук Рона.
– Тут нет ничего сложного, – сказал мальчик и нажал несколько кнопок на стоящем возле телевизора черном агрегате, на который Гермиона до этого не обратила внимания. – Вставляешь диск и жмешь «Воспроизвести». На кнопке так и написано.
– Это же не видеомагнитофон, – засомневалась Гермиона, глядя на вступительные титры, появившиеся на экране.
– Это приставка, – ответил Рон.
– Это DVD-плейер, – Николас опять закатил глаза. – Папа… папа купил его еще до рождения Элис. Он показывает фильмы.
– Значит, фильмы теперь на компакт-дисках? – Гермиона заинтересованно разглядывала сложное устройство. – С каких пор?
Мальчик пожал плечами и уселся на диван, позволяя Элис устроиться рядом с собой:
– Не знаю. Но их начали выпускать еще до моего рождения. Что такое видеомагнитофон?
– Такая штука, которая была до этой, с дисками, – Гермиона из любопытства водила пальцами по черной пластмассе. – Вместо дисков были кассеты.
– Компакт-дисков, – поправил Николас. – Что такое кассеты?
Его (и Рона) озадаченный вид позабавил Гермиону, и она вскинула руки:
Пройдя за Роном на кухню, она смотрела, как друг поставил чайник на плиту и метнулся обратно в комнату – проверить Элис и Николаса. Гермиона села за круглый стол, но воспоминание о том, что на этом злосчастном столе произошло, заставило ее вскочить.
– Тяжело, да? – грустно улыбаясь, Рон прибавил огонь под чайником и принялся выдвигать ящики буфета.
– Я понимаю, о чем говорила Джинни, – еле слышно ответила Гермиона. – Не могу представить, как здесь можно жить после… после… Просто после.
Он снова заглянул в гостиную:
– Ребятки, хотите чего-нибудь?
Ответом ему был возмущенный пронзительный вопль:
– Тихо!
А минутой позже прозвучал другой голос:
– Можно и мне чаю? – Николас вошел на кухню, глядя на Рона снизу вверх.
Тот потрепал его по макушке:
– Молоко.
– Но я хочу чаю, – нахмурился мальчик.
– Молоко, – твердо сказал Рон. – Ты прекрасно знаешь: твоя мама считает, тебе еще рано пить чай. К тому же ты растешь, и тебе полезно молоко.
Николас набычился и скрестил руки на груди:
–А вот папа разрешал мне пить чай.
Рон ответил столь же хмурым взглядом.
– Во-первых, это неправда. А во-вторых, я не твой папа.
– Тогда прекрати вести себя так, будто ты – он, – закричал Николас и выбежал из кухни; послышался глухой и частый стук – мальчик взбежал по лестнице.
Губы Рона искривились в жалком подобии улыбки. Он пожал плечами, встретившись с вопросительным взглядом Гермионы:
– В наших с Николасом отношениях никогда не было полного взаимопонимания, – чашки в его руках задребезжали. – Ничего, образуется.
– Конечно, – заверила Гермиона и умолкла, надеясь, что он продолжит свою мысль.
– Николас… – Рон оперся о столешницу, с преувеличенным интересом разглядывая ложечку. – Петуния называет его «впечатлительный ребёнок», – фыркнул он.
– Я слышала, – сухо усмехнулась подруга. Рон брякнул ложкой о столешницу и, погрузившись в размышления, принялся водить пальцем по черенку.
– Мне кажется, я никогда ему по-настоящему не нравился. Но я сейчас о другом. Понимаешь, при всей его проклятой чувствительности Николас стремится правильно оценивать происходящее. Разбираться, что к чему и почему. И у него выходит до ужаса здорово. Благодаря своей чуткости мальчик разбирается в людях. Ему достаточно пару раз посмотреть на человека, чтобы понять, чего тот стоит.
– Интуиция, – вставила Гермиона.
Собеседник улыбнулся ложке.
– Возможно. Но проблема в том, что я не вписываюсь в параметры. У него сложился образ, идеальный образ дяди Рона. А я… – улыбка превратилась в горькую усмешку, – я далек от этого образа. Вот причина его злости. За то, что я недостаточно похож на… – наконец он оторвал взгляд от ложки и уставился на Гермиону: – Извини, заболтался. – Ничего не имею против, – хитро прищурилась Гермиона. – Видишь ли, мне нравится изучать новое и интересное.
Рон рассмеялся уже искреннее и принялся разливать чай.
– Значит, и я могу узнать что-нибудь новое и интересное о тебе? – он вручил Гермионе чашку.
– Рон, твои тонкие намеки на толстые обстоятельства довольно беспомощны, – улыбнулась Грейнджер, делая осторожный глоток, и вздрогнула – горячая жидкость обожгла язык.
– Мне это не нравится, – Рон, видимо привычный к кипятку, сделал большой глоток. – Ты неожиданно возвращаешься через тринадцать лет, ни слова ни объясняешь, отказываешься рассказывать, где была. Я волнуюсь, Гермиона. Особенно зная, почему ты уехала.
– Не знаешь, – Гермиона отвела глаза.
– Я догадаюсь. Ладно. Гермиона, просто запомни, рано или поздно я добьюсь правды. Я аврор – могу тебя к стулу привязать и веритасерумом напоить. Понадобится – я это сделаю не раздумывая.
– Кстати, раз уж зашел разговор… – она явно пыталась сменить тему. – Как продвигается расследование… Ну, то самое…
Пожав плечами, Рон осушил чашку одним глотком, хотя Гермиона еще даже второго не сделала.
– Продвигается, – ответил мужчина. – Меня не посвящают в подробности. Это невероятно бесит. Кингсли постоянно спрашивает о поручении Альбуса, а взамен выдает минимум информации. Еще немного, и я просто стащу материалы дела.
– Поручение? – осторожно переспросила женщина. – Рон, а какое?
Притворившись, будто моет посуду, Рон с минуту молчал.
– Мне не следовало говорить тебе, – он ополоснул чашку, вылил воду из чайника и поставил его у плиты. – Альбус заставил меня поклясться, но, с другой стороны… Теперь это вряд ли кому-то навредит. Причин для беспокойства нет, если можно так сказать, – его голос стал серьезным. – Гермиона, пообещай, что наш разговор не выйдет за пределы этой комнаты. Ни одна живая душа не должна знать. Поняла?
Волнуясь все сильнее, Грейнджер кивнула.
– Как ты знаешь, Тот-Кого-Нельзя-Называть был побежден, когда мы учились на седьмом курсе, – начал Уизли. – Во всяком случае, его телесное воплощение.
Гермиона снова кивнула, на этот раз нетерпеливо.
– Но тебе вряд ли известно, что Волдеморт в действительности не погиб, пока не умер сам Гарри, – ошарашил ее Рон.
– Рон… – переварить такое заявление было нелегко.
Мужчина прервал ее взмахом руки:
– Никто точно не знает, как Гарри в младенчестве удалось пережить нападение.
– Но Дамблдор сказал, что это… – она не могла смолчать, не могла не возразить.
– Альбус пытался успокоить одиннадцатилетнего мальчишку, Гермиона, – с нежностью произнес Рон. – Он сказал то, что Гарри должен был услышать, не больше. Правда заключается в том, и это, вообще-то, секретная информация, что мы понятия не имеем, что произошло той ночью. Вероятнее всего, Лили или Джеймс наложили какое-то защитное заклинание на своего сына. К тому же, довольно редкое. Детали, слава Мерлину, не особо важны. Однако в результате между Волдемортом и Гарри той ночью возникла связь. Между их душами.
Глубоко вздохнув, Гермиона обхватила чашку ладонями, желая ощущать под пальцами хоть что-то знакомое.
– Связь, – пробормотала она себе под нос. – Похоже на правду. А Гарри…
– Конечно, знал, – нетерпеливо перебил Рон. – Как он мог не знать? Волдеморт вламывался в его разум почти два с половиной года.
Женщина заметила, что друг называл Темного лорда по имени.
– Зачем тогда Альбус скрывал это? – она размышляла вслух, не понимая, к чему клонит Рон.
– Гермиона, связь была обоюдной, – мягко заметил друг. – Опасения вызывало не то, что Волдеморт стал бы использовать Гарри в своих целях, а то, что Поттеру могло прийти в голову задействовать часть души, принадлежащую Темному Лорду. Вероятно, владение парселтангом не единственное следствие этой связи, что бы там ни говорил Дамблдор. Хуже всего то, что Гарри мог увлечься идеями Волдеморта. Альбус оставил Поттера в Хогвартсе после второго курса исключительно потому, что Гарри удалось вытащить меч Гриффиндора и убить василиска.
– А я-то недоумевала, почему Дамблдор позволил Тайной Комнате оставаться открытой, – Гермиона сделала еще глоток. – Гарри говорил, будто директор догадывался, что происходит. Я никогда не понимала, почему он ничего не предпринял.
Лицо Рона оставалось спокойным, как у игрока в покер.
– Думаю, это было своего рода испытание, – признался он. – Но Гарри его успешно прошел. И кстати, никто не пострадал, – помолчав, мужчина продолжил: – После этого за ним уже не наблюдали так тщательно, особенно, когда он узнал о связи между собой и Волдемортом. Но после поражения Того-Кого-Нельзя-Называть ситуация опять изменилась.
– Я и не знала про эти сложности. Все казалось таким простым: Темный Лорд – это зло, и его необходимо уничтожить, а мы – добро, и наша задача – победить. И всё, – женщина допила свой чай.
– Я сам узнал только три года спустя, – подтвердил Уизли. – После окончания школы Авроров. Однажды Альбус вызвал меня к себе. Представляешь, как я удивился? Посещать собрания Ордена – это одно, а вот так, с глазу на глаз – совсем другое. После этой беседы у меня в мозгах все с ног на голову перевернулось. Я сперва – не поверишь – разозлился! Я разозлился на Дамблдора! Гермиона задумалась над словами приятеля. Молодой Рон Уизли, по-гриффиндорски убежденный в своей правоте, с присущим юности максимализмом, узнаёт, что его лучший друг может стать следующим Темным Лордом. Пожалуй, «разозлился» – явное преуменьшение.
– Но потом я остыл и задумался, – продолжил Рон. – И в конце концов понял, что директор прав. Мы все любили Гарри, и это по-своему делало его неуязвимым. Но было невесело осознавать, что теперь, возможно, его придется защищать от него самого. Волдеморт умер, но не было никакой гарантии, что часть тьмы, оставшаяся в Гарри, не даст о себе знать. За парнем нужно было наблюдать.
Вытаращив глаза, Гермиона ожидала продолжения.
Рон печально улыбнулся.
– Да, Гермиона. Дамблдор сделал меня сторожем при Гарри. Я отлично подходил, лучше кого бы то ни было. И я гордился этим поручением. В глубине души, конечно, понимал, что директор перестраховывается. Он не настолько наивен, чтобы просто поверить, будто Гарри не может стать Волдемортом. Неважно, насколько мала в нем та частичка зла, Гарри не хотел иметь с ней ничего общего. Вот я и согласился.
Не осмеливаясь посмотреть на Рона, Гермиона ненавидела себя за следующий вопрос, но не могла не задать его.
– Так ты говоришь, что Гарри никогда...
– Никогда, – твердо ответил Рон. – Не могу сказать, что он был ангелом во плоти. Но между несовершенством и злом – большая разница.
Женщина притихла, не зная, что и сказать.
– Об этом меня и спрашивал Кингсли, – продолжал мужчина. – Он не в курсе подробностей, но знает достаточно, чтобы предположить, что именно в этом причина смерти Гарри. Зря беспокоится – я рассказал все, что знал. Ну, – поправился он,– не все, а только то, что Альбус не стал бы от него скрывать.
Покачав головой, Гермиона поставила чашку в раковину.
– Сплошные интриги. Когда жизнь успела стать такой сложной?
– Так было всегда, милая, – настроение Рона изменилось, из беспросветно мрачного став приподнятым. – Просто некоторым из нас нужно больше времени, чтобы это заметить.
Но никакой страх не может противостоять голоду, никакое терпение не может с ним примириться, а отвращению не остается места, если мучит голод. Что же касается суеверий и так называемых принципов, то они отнюдь не надежнее соломинки, подхваченной вихрем. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
В конторе стояла непривычная тишина. Впрочем, так и бывает после похорон.
Саммерфорд… совсем мальчишка… Рон рассеяно улыбнулся, просматривая дело. Как глупо.
В качестве финального испытания для претендующих на работу аврора предусмотрено было прохождение своеобразной полосы препятствий. Двое старших авроров изображают темных волшебников, буйствующих в каком-нибудь маггловском городишке (обычно не слишком большом, хотя Кингсли сдавал экзамен в Айслингтоне), а несчастному стажеру необходимо их обезвредить. Использовать специальные аврорские приемы нельзя – это же все-таки тест, – поэтому следует полагаться на свою палочку и ум.
По слухам, один «везунчик» в поединке с экзаменаторами сломал палочку. Его имя история не сохранила, хотя до Рона доходили разные сплетни, распускаемые в курилке: на роль легендарного героя выдвигались кандидатуры начиная с Мэтью Хопкинса, охотника на ведьм, известного своей жестокостью к преследуемым темным магам в семнадцатом веке, до Аластора Муди, не менее безжалостного в веке двадцатом. Короче, парень, кем бы он там ни был, быстро оправился от потрясения и приволок слегка, до крови, потрёпанных инструкторов в Аврорат, связав их на всякий случай… собственными шнурками. В итоге, каждый, принятый в аврорат оперативником, получал пару зачарованных шнурков. Странный обычай, благодаря которому негласным девизом конторы стало выражение «Все средства хороши».
Рон посмотрел на свои собственные шнурки, зачарованные в причудливый ярко-оранжевый цвет вместо стандартного черного.
– Рыжие волосы и рыжие ботинки, – проворчал как-то один из его сослуживцев. – Может, сразу повесишь на себя мишень, Уизли?
Кингсли на похоронах Саммерфорда отдал шнурки его жене, беременной первенцем. Рон вспомнил, как единственная горькая слеза скатилась по щеке вдовы, пока она баюкала маленькую коробочку. Он надеялся, что эти шнурки не повесят на стену в рамочке, и ребенок Саммерфорда, будь то девочка или мальчик, приспособит их для дела, лазая по деревьям или бегая к озеру в Хогвартсе. Отличная вещь для ребенка. Невероятно крепкие: ни огонь, ни металл не смогут им повредить.
Когда глаза подозрительно защипало, Рон сморгнул и попытался выбросить из головы образ плачущей жены Саммерфорда, чтобы сосредоточиться на деле, лежащем прямо перед ним. Дикий оборотень в Албании.
С этим справится и одна бригада. Он написал на папке номер тридцать восемь и стукнул по ней палочкой один раз. Папка сразу же исчезла, видимо, отправившись к Ли и Хиггинс, тридцать восьмой команде.
Бьюнки все переживал, что ему не поручают заграничные дела, запоздало вспомнил Рон. Что ж, теперь у него появился шанс. А Гера Хиггинс убережет напарника от большинства неприятностей.
Бьюнки Ли слыл одним из самых импульсивных авроров в Министерстве. В свои двадцать пять он уже четыре раза представал перед Визенгамотом за ненадлежащее поведение и угрозу раскрытия перед магглами. Именно поэтому его поставили в пару с Хиггинс: Гера, женщина пожилая и суровая, держала Бьюнки на коротком поводке. Ей удалось направить его энергию и творческий подход в нужное русло, используя привычку напарника сначала действовать, а потом уже думать. Количество наложенных во время заданий Обливиэйтов сократилось вдвое, и все благодаря Гере.
Другая папка, другое дело. В графстве Чешир какой-то маггл слишком пристально наблюдает за семьей волшебников. Вообще-то, такие происшествия относились к юрисдикции Отдела взаимодействия с магглами, но никак не Аврората. Однако вопрос касался Роберта Уилера, а его мать приходилась сестрой Корнелиусу Фаджу. Ох уж эти политики…
Злорадно ухмыльнувшись, Рон отослал папку команде сорок два.
Тонкс, наверное, такое задание понравится. Скорее всего, она подожжет дом Уилера. Конечно, когда там никого не будет. Но все же…
Рону удалось сосредоточиться на работе, и теперь он даже не замечал, как летит время. Склонившись над столом, мужчина помечал папки, прикасался к ним палочкой, и они исчезали.
Человеку, подошедшему к его столу, пришлось несколько раз откашляться, прежде чем Рон обратил на него внимание.
Мужчина удивленно вскинул голову и посмотрел на гостью.
– Франсуаза?– смутился он. – Что ты тут делаешь?
Женщину позабавило его очевидное замешательство.
– Я вдруг поняла, что больше ни секунды не могу оставаться дома, – с улыбкой заявила она. – И решила вытащить тебя перекусить. Бери мантию и пойдем. Обед за мой счет.
– Обед? – смущаясь еще больше, спросил Рон.– А который час?
Миссис Поттер рассмеялась и погладила его по плечу:
– Давно за полдень, Рон. Почти час вообще-то. Неужели у тебя настолько интересная работа?
– Да нет, – мужчина потянулся в кресле. – Вот только времени на нее много уходит. Итак… Ланч? И ты платишь?
– Ну, омары в предложение не входят, имей в виду, – Франсуаза в очередной раз рассмеялась и потянула его за руку. – Пошевеливайся, я сейчас умру от голода!
Удивленный ее выходкой, Рон покачал головой и позволил вытащить себя из-за стола.
– Ну, хорошо, – повеселев, согласился он. – И куда пойдем?
– Это сюрприз, – в руках у нее был потертый сикль, по обыкновению использовавшийся в качестве разового портключа.
Взяв одной рукой мантию, пальцем другой руки Рон прикоснулся к монетке.
Франсуаза произнесла пароль. Портключ сработал, и Рону показалось, что его желудок выворачивается наизнанку.
– Это и есть сюрприз? Кафе Фортескью?
– Ну, задумывалось как сюрприз, – голос Франсуазы дрожал от еле сдерживаемого смеха. – Судя по твоей реакции, шалость удалась.
Мужчина подбоченился и насупился.
– Мерлиновы подштанники, Франсуаза! – воскликнул он. – Ты что, предлагаешь на первое – мороженое, на второе – пирожное, а на десерт – сироп? Ты, вся из себя такая идеальная мамаша?
Задрав нос, его собеседница высокомерно парировала:
– Если бы вы удосужились оглянуться, мистер Уизли, то заметили бы, что рядом с огромным кафе-мороженым находится ресторан. Фионн Фортескью открыл заведение по соседству с братом задолго до того, как мы появились на свет.
– Отлично, миссис Я-Знаю-Больше-Всех, – в его голосе слышался сарказм. Присмотревшись, Рон и правда заметил вывеску, обещавшую «Сэндвичи и супы по-домашнему от Фортескью». – Если ты закончила читать лекции…
– Где выберем столик: внутри или снаружи? – Франсуаза не стала утруждать себя ответом на колкость.
– Может, на улице? – оживился Рон.
– Я так и знала, – пренебрежительно фыркнула француженка. – Похоже на ужасные маггловские кафе, которые тебе так нравятся. Только в отличие от них сэндвичи у Фионна просто объедение.
Сморщившись, Рон выдвинул стул за ближайшим столиком.
– Господи, один несчастный случай пищевого отравления – и ты уже ставишь крест на блюдах всей маггловской кухни. Где твоя тяга к приключениям, Франсуаза?
– У меня двое непослушных детей, – чопорно напомнила миссис Поттер, протягивая ему меню, взявшееся из ниоткуда. – Они отбили мне охоту к приключениям.
– Эмм… Франсуаза? – он отложил меню в сторону.
Она что-то бормотала, не поднимая глаз.
– С кем сейчас дети? – осторожно начал Рон, чувствуя, как его охватывает паника. – Если не с тобой, то?..
Наконец заметив его удивленное лицо, Франсуаза захихикала.
– О, Рон, – вздохнула она и, как ни странно, напомнила Гермиону, когда та была сердитым подростком. «О, Рон», – возмущалась их подростковыми выходками вечно растрепанная подруга, голосом и позой невольно копируя его мать.
– Франсуаза? – паника начала набирать обороты.
– Что? – выдавила она, смеясь. – Ты считаешь меня такой плохой матерью, Рональд Уизли?
Ему хватило ума покраснеть.
– Я…
– Разве ты не помнишь? Николас снова начал ходить в школу. Мы обсуждали это вчера вечером, да и сегодня за завтраком. До конца семестра осталось всего три недели. Пришлось поговорить сегодня с учительницей, когда я отводила его в школу: нужно было объяснить ей, что произошло. А что касается Элис, то я оставила дочь с Петунией, прежде чем прийти к тебе в контору. Подумала, было бы здорово перекусить с человеком, чей словарный запас больше, чем у двухлетнего ребенка.
Рон вздохнул. Его лицо с каждой секундой становилось все угрюмее.
– Извини, Франсуаза. Я забыл про Николаса. Это просто… – мужчина не мог четко сформулировать свою мысль.
– Я знаю… – любезно помогла она. – Это довольно… сложно, – спустя мгновение Франсуаза покачала головой и грустно улыбнулась. – Задумайся, Рон: прошло полчаса, а ты заметил отсутствие детей только сейчас.
Ему было нечего возразить.
Их заказ принес пухлый человечек, краснощекий и сияющий.
– Франсуаза, дорогуша, – произнес он, расставляя перед ней тарелки. – Я знал. Я этот заказ за милю узнаю, просто не мог не принести его сам.
Улыбаясь, она привстала, обнимая его, несмотря на то, что человечек был заметно ниже.
– Фионн! – воскликнула женщина. – Как твои дела?
Рон удивился.
– Фионн? – переспросил Уизли. – Франсуаза, это тот, о ком я думаю?
– Фионн Фортескью к вашим услугам, молодой человек, – просиял хозяин ресторанчика. – Вы, если я не ошибаюсь, Рональд Уизли?
Все еще сбитый с толку Рон не смог придумать ничего умнее, чем кивнуть.
– Наслышан, наслышан, друг мой, – продолжил Фионн, присаживаясь. – Альбус и малышка Франсуаза отзываются о вас исключительно тепло. Надеюсь, вы не будете против, если старик присоединится к вам на несколько минут. Я как раз хотел послать тебе сову, дитя. Как ты, Франсуаза? Я читал статью в «Ежедневном пророке». Судя по всему, одну из многих.
Женщина пожала плечами и, взяв с тарелки ломтик, задумчиво откусила.
– Я живу одним днем, Фионн. Только так я выживаю.
Слова хозяина кафе, наконец, дошли до затуманенного сознания Рона.
– Погодите, – медленно заговорил он. – Вы знакомы с Альбусом Дамблдором? Кто же вы?
Настоящий вопрос «Почему я о вас не знаю?» остался невысказанным.
Посмеиваясь, мужчина похлопал Рона по руке, явно ему симпатизируя:
– Как я уже сказал, меня зовут Фионн Фортескью. Альбуса я знаю, потому что давным-давно мы вместе учились в Хогвартсе. Будущий директор был на год старше, но занимался со мной трансфигурацией. И я был первым, кто познакомил его с потайными ходами. Начал с того, что ведёт на кухню!
Рон вытаращился, безуспешно пытаясь представить директора подростком, попрошайничавшим у эльфов на кухне.
– Правда? – переспросил он, беря роял-сэндвич.
– Конечно, – ответил Фионн. – Однако, полагаю, Альбус будет не в восторге, если я стану делиться такими вещами, как наши школьные приключения, с его юным протеже, ибо это развеет ореол величия, над созданием которого он столько трудился.
Франсуаза фыркнула и глотнула воды.
– Альбус отлично справляется с этим сам. Лимонные дольки, с ума сойти.
– Думаю, нам следует еще разок с вами поболтать, мистер Фортескью, – Рон невозмутимо доедал сэндвич.
– О, зови меня Фионн, друг мой, – беспечно махнул рукой пожилой мужчина. – Ни я, ни мой брат не любим разводить церемонии. Единственный мистер Фортескью – это наш отец. Жесткий был человек.
– То есть вы брат Флориана Фортескью.
– Я же тебе говорила, Рон, – недовольно покосилась Франсуаза.
– Учитывая, что ты никогда не упоминала о столь близком знакомстве с ним, думаю, я вправе усомниться в твоих предыдущих словах, – возразил аврор.
Фионн фыркнул.
– Боже мой! – воскликнул он. – Как мне не хватает общества молодежи! Толпы хогвартских учеников предпочитают, как правило, кафе моего брата. На самом деле, – сказал он, подмигивая в точности, как Дамблдор, – многие из них даже понятия не имеют обо мне.
Рон одарил Франсуазу торжествующим взглядом – видишь, не только я – но, тем не менее, мудро промолчал, предпочтя сменить тему.
– Как вышло, что вы так близко знакомы? – спросил он.
Подмигнув, Фионн с любовью посмотрел на Франсуазу.
– Через моего брата и ее отца,– признался старичок. – Флориан познакомился с Кристофом на какой–то вечеринке вскоре после переезда в Англию. Кристоф случайно упомянул, что его девочке требуется учитель английского языка. Понимаете, дома они общались на французском. Флориан посоветовал меня. Я жил в Париже в двадцатые годы, а в пятидесятые даже пару семестров преподавал в Шармбатоне Гербологию, пока их постоянный преподаватель находился в творческом отпуске.
– Так вы были ее учителем?– Рон недоверчиво перевел взгляд с одного на другую.
– Примерно три года, – ответил Фионн. – Франсуаза схватывает на лету, но это, я думаю, вам и так известно. Она частенько навещает меня летом, к тому же мы постоянно переписываемся. Надо сказать, хоть Франсуаза и привела сюда пару лет назад своего сына, я до сих пор не удостоился чести быть представленным ее дочери. Альбус уверяет меня, что Элис – маленькая хулиганка, Франсуаза.
Смущенно улыбнувшись, миссис Поттер кивнула.
– Признаюсь, да, – жеманно вздохнула она. – Настоящий чертенок. Ей удается обвести вокруг своего малюсенького пальчика любого мужчину. Особенно – не забудьте это ему передать – ее ненаглядного Буса.
Фионн расхохотался, и Франсуаза заулыбалась.
– А уж Гарри обожает… – резко замолчав, она скорбно потупилась.
Встревожившись, Фортескью утешающе приобнял ее за плечи.
– Мне жаль, детка, – тихо произнес он.
Смутившись, Рон постарался побыстрее набить рот, чтобы не присоединиться к неуместным соболезнованиям.
– Мне тоже, – эхом отозвалась миссис Поттер. Помолчав немного, она продолжила уже более непринужденно. – Прошу прощения. Это своего рода привычка. Я знаю, что вы от всей души, Фионн.
– Я понимаю, девочка, – его взгляд светился добротой. – Неужели ты думаешь, что могла обидеть меня этим?
– Просто, – Франсуаза скривила рот, забыв о ломтике картофеля в руке, – просыпаясь каждое утро, я решаю, что смогу с этим справиться. Смогу жить дальше. Но иногда… иногда... это похоже на цунами. Все рушится, и это просто… слишком реально. Я не знаю, – нетронутая картошка упала на тарелку, – у меня не осталось больше слез, Фионн, – зашептала женщина, наконец, встретившись с ним глазами. – Что со мной не так?
На несколько мгновений за столом воцарилась тишина. Рон переключил все внимание на еду и за пару укусов доел сэндвич, не зная, что можно сказать. Однако Фионн смог собраться.
– С тобой все в порядке, Франсуаза, – задумчиво произнес он. – Ты горюешь, моя дорогая. Горе не может быть правильным или неправильным. Послушай мудрого старика: твоя боль никогда не пройдет полностью, но со временем утихнет. Ты переживешь эту трагедию и станешь сильнее, – Фионн последний раз сочувственно погладил ее и откинулся на спинку, убирая руку.
Они сидели втроем. Яркий солнечный свет и теплый воздух говорили о лете, а холодный ветер напоминал, что оно заканчивается. Рон доедал обед молча, наблюдая, как Франсуаза ковыряется в своем, и размышлял, что он может сделать.
Для нее.
Аврор встретился глазами с хозяином ресторана, и ему совсем не понравился немой вопрос в них. Особенно потому, что никакого вразумительного ответа сейчас в голову не приходило.
Осталось только сбежать от собственной беспомощности обратно в контору и сокрушаться уже там об испорченном обеденном перерыве. А так всё хорошо начиналось! На десерт же вместо сиропа – неловкость при прощании с Франсуазой и Фионном.
– Мне было приятно с вами познакомиться, сэр, – Рон почти не покривил душой.
– Мне тоже, мой мальчик, – Фортескью с энтузиазмом тряс его руку. – Заходи как-нибудь. Расскажешь мне пару свежих баек про аврорские будни, а я поделюсь с тобой воспоминанием, как мы с Альбусом на четвертом курсе подкинули боггарта профессору Прорицания.
Рон аппарировал к центральному входу. В здании царило спокойствие. Это настораживало, потому что обычно Аврорат напоминал филиал Бедлама. Но все, кого он встречал по пути в кабинет, казалось, следовали чётко установленному маршруту из точки А в точку Б в совершенно рабочем порядке. Даже его стол оказался нетронутым. Мужчина бросил свою мантию на свободный стул и сел. Как странно, сослуживцам ничего не стоило перевернуть всё на чужом столе в поисках нужного дела.
Но все лежало на своих местах так, как он оставил. Как будто и не уходил на обед. Рон устроился поудобнее, взялся за перо и снова полностью погрузился в работу.
Через некоторое время аврор вздрогнул: что-то стукнуло его по лбу. Посмотрев на пол, он заметил скомканный пергамент.
– Я могу тебя отвлечь на несколько минут? – поинтересовались с порога.
Рон поднял голову. Кингсли.
– Входи, – Уизли махнул рукой в сторону стула, на котором лежала мантия.
Кингсли Шеклболт, ставший главой Аврората беспрецедентно рано, в пятьдесят один год (предыдущий начальник занял должность в девяносто семь и подал в отставку в сто двадцать только под давлением), рассматривал мантию с нескрываемым презрением.
– Ты действительно неряха, Уизли, – начальник повесил ее на вешалку, специально для этого предназначенную. – И ты это знаешь, верно?
– Конечно, – согласился Рон, сделав последнюю запись в деле, прежде чем кинуть его в беспорядочную кучу на полу. – Мне это говорят, по крайней мере, три женщины ежедневно. Нет... четыре. Элис Поттер научилась выговаривать «грязнуля».
Почти улыбаясь, Кингсли закинул ногу на ногу и развалился в кресле Рона.
– Держишься, Уизли?
Пожав плечами, аврор прямо посмотрел начальнику в глаза.
– Стараюсь, как могу, в этих обстоятельствах, Шеклболт. Кстати, про обстоятельства. Новые версии появились?
– Да не особо, – сухо произнес глава Аврората. – Есть пара зацепок… разные «шестерки» из числа Пожирателей Смерти, которых не допрашивали. Один из них был замечен рядом с домом Поттеров за две недели до смерти Гарри.
Рон постарался сохранить невозмутимое выражение лица. Смерть.
Он внезапно понял, что Кингсли трус, раз не может назвать вещи своими именами. Не смерть.
Убийство.
– Вы хоть с мотивами определились? – осторожно спросил он.
В голосе Кингсли явственно слышалось предостережение от дальнейших расспросов:
– Учитывая ту информацию, которую ты нам сообщил, Уизли, я бы сказал, что мы топчемся на месте.
Он не сказал прямо: «Я не должен тебе рассказывать», – но это было написано у него на лице.
Но Рон, не обращая внимания на гримасу начальника, полез напролом:
– Я все еще думаю, что мне следует...
Ярость Кингсли была почти осязаема, когда тот вскочил на ноги.
– Черт бы тебя побрал, Рон! – закричал он. – Тебе не кажется, что если бы было можно, я бы обратился к тебе?
Затем продолжил уже спокойнее:
– Ты один из лучших сотрудников, что в аналитике, что в оперативке.
Рон молча ждал.
Гнев Кингсли иссяк.
–Я не могу, Рон, – произнес он. – И ты это знаешь. Как я могу быть уверен, что ты не полезешь на рожон, как только соберешь достаточно фактов, чтобы предположить, кто убийца. Кроме того, Рон, ты не в лучшей форме.
Уизли уже открыл рот, готовясь возразить, но замолчал, когда Кингсли поднял руку.
– Речь не о твоем зрении, Уизли. Мерлин свидетель, если бы я мог, я бы и слепого тебя отправил «в поле». Нет, Рон. Я имею в виду твое душевное состояние. Ты на грани.
Рон не стал ничего отрицать. Он, как и Кингсли, прекрасно понимал, что это правда.
– Пока я не решу, что ты способен справиться с этим, Уизли, будешь держаться от дела Поттера как можно дальше, – закончил Шеклболт. – И даже если я и проинформирую тебя о деталях, то только неофициально. Ты принимаешь происходящее слишком близко к сердцу. И не надо со мной спорить. Dixi.
Стиснув зубы, Рон постарался проглотить почти дюжину потенциальных ответов, которые не следовало высказывать начальству, и выбрал самый безобидный:
Только в самую последнюю минуту, словно в ответ на какой-то невидимый нам знак или шепот, который мы не могли услышать, он сдвинул брови, и его черное мертвое лицо стало угрюмым, задумчивым и грозным. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– А, мисс Грейнджер! – воскликнула регистраторша, стоило только Гермионе переступить порог больницы. – Как ваши дела сегодня?
– Хорошо, спасибо, – вежливо улыбнувшись, ответила та. – А как вы, госпожа?..
– О, все зовут меня просто Марси, – отозвалась женщина. – Благодарю, мисс Грейнджер, у меня тоже неплохо.
Гостья улыбнулась шире.
– Называйте меня Гермионой, – сказала она. – Сн… Северус сегодня принимает посетителей?
Язык не поворачивался называть Снейпа по имени, и ей было интересно, надолго ли эта неловкость?
Регистраторша – Марси – быстро поставила на стойку знакомую коробку.
– Принимает, – сказала сестра. – По правде говоря, вас опередили. У него сейчас кое-кто другой. До того, как вы стали навещать Северуса, он бы единственным, кто наведывался к нему. Такой приятный человек, есть в нём что-то смутно знакомое. Может, я его на колдографии видела? В «Пророке»…
– Вы учились в Хогвартсе? – недоумевая, уточнила Гермиона, решив, что единственный человек, который мог навещать Северуса Снейпа, – это Альбус Дамблдор. Особенно если верить сенсационному утверждению доктора Катрелла о том, что они, мол, друг другу родня.
– Господи, нет, – воскликнула Марси. – Я сквиб. Искры моего дара хватает лишь на то, чтобы видеть магический мир, но совершенно недостаточно для получения письма из Хогвартса.
– О, – мягко отозвалась Гермиона, кладя палочку в коробку. Нехорошо, если она случайно задела чувства женщины.
Но на лице Марси было написано сострадание.
– Не беспокойтесь, дорогая, – она грустно улыбнулась. – У меня было много времени, чтобы смириться с этим, вся сознательная жизнь, если подумать. Что ж… вы знаете, куда идти. Я уверена, милый старичок Дамблдор уже собирается уходить. И неужели Северус не будет рад принять не одного, а двух визитеров в день? Снимая туфли, Гермиона сдерживала смех. Рад – не совсем то слово, которое стоило бы употребить.
– Спасибо, Марси, – вежливо сказала она, когда регистраторша убрала наполненную коробку под стойку. – Скоро снова увидимся.
– Передадите Северусу привет, Гермиона? – спросила Марси, когда посетительница уже шла по коридору.
Она снова едва не рассмеялась. Марси, видимо, не слишком много времени проводила в обществе Снейпа. Нет… она, наверное, не провела рядом с ним ни секунды, раз относилась к нему достаточно хорошо, чтобы передавать привет.
Катрелл уже топтался у двери, ведущей в комнату для посещений, где она обычно встречалась со Снейпом. Психиатр торжествующе взглянул на подошедшую Гермиону.
– Доктор Катрелл, – холодно кивнув, сказала она.
В его улыбке не было обычного обаяния, напротив, она походила на оскал хищника.
– А, Гермиона, – сказал врач. – С добрым утром. Как поживаете?
Выгнув бровь в ответ на фальшиво-радостное приветствие, Гермиона промолчала.
Катрелл коротко кивнул в ответ, оставив притворство, и нахмурился.
– Гермиона, вы знаете, кто находится за этой дверью?
– Подозреваю, что Северус Снейп, – с ледяной вежливостью отозвалась она. – Впрочем, вы наверняка занимаетесь несколькими пациентами.
– Я не такой идиот, каким вы меня считаете мисс Грейнджер, – ответил врач. – Вы по-прежнему мисс Грейнджер, не правда ли, Гермиона? – она проигнорировала подколку. – Нет… нет, за этой дверью сейчас вместе с Северусом сам Альбус Дамблдор. Если честно, я рад, что вы заглянули. Очень интересно, что скажет вам профессор Дамблдор. Особенно после того, как я уведомлю его о вашем поведении.
– Моем поведении? – медленно повторила она. – Доктор Катрелл, вы так выражаетесь, будто я – нашкодившая ученица.
Поджав губы, Катрелл выпрямился и в упор посмотрел на посетительницу.
Внезапно раздался металлический скрежет. Дверь в комнату открылась, и Альбус Дамблдор, склонив голову – невероятно! – прошаркал в коридор. Гермиона не могла видеть его лица, но вид молочно-белых с синими прожилками пальцев ног, выглядывающих из-под насыщенно-пурпурной мантии, притягивал взгляд.
– А, доктор Катрелл, – сказал Дамблдор, взглянув на врача. – С добрым утром.
– Профессор Дамблдор, – Катрелл вежливо кивнул. – Как прошёл ваш визит?
Дамблдор вздохнул, и Гермиона, наконец, смогла определить выражение его лица, как унылое.
– Так же, как и обычно, – ответил Альбус. – Каковы успехи в лечении?
Ей стало интересно, заметил ли директор ее присутствие. Пока ничто не говорило об этом.
– Есть прогресс, – уклончиво отозвался Катрелл. – Впрочем, нужно пробиться еще через несколько барьеров.
– Разумеется, – Дамблдор серьезно кивнул. Гермиона подозревала, что он относился к Катреллу примерно так же, как Снейп. Что за улыбочка плясала у него на губах? Грейнджер не видела лица целиком.
– Но раз уж вы упомянули… – продолжил психиатр задумчивым голосом, которому невольная слушательница не поверила ни на йоту. – Есть кое-что, о чем я хотел бы с вами поговорить.
– Да?
– Предмет беседы стоит прямо за вами, – без обиняков сказал он.
Дамблдор повернулся в пол-оборота, и Гермиона по его взгляду поняла, что он все время знал о ее присутствии.
– А, с добрым утром, Гермиона. Рад тебя видеть.
– И я вас, профессор, – вежливо ответила она, глядя, как подергивающийся рот старика расплывается в улыбке. – Как дела у проф… эм, Северуса?
– Молчит, как обычно, – улыбка угасла. – И, кхм, Гермиона… В формальностях нет нужды. Мы здесь все свои, так что, пожалуйста, называй меня Альбус.
Ей стало интересно, было ли это высказано специально для доктора Катрелла?
– Разумеется… Альбус. Если честно, – продолжила она, – я удивилась, что мы сегодня встретилась. Думала, вы в Хогвартсе.
Дамблдор пожал плечами; при этом выражение его лица было абсолютно нечитаемо.
– Я навещаю Северуса раз в неделю, мисс Грейнджер. Точнее, каждую среду по утрам. Минерва так добра, что замещает меня, – он повернулся к Катреллу. – О чем вы и Гермиона хотели поговорить со мной?
– Профессор, вы знали о визитах мисс Грейнджер к Северусу? – прямо спросил психиатр. Дамблдор, казалось, развеселился.
– Очевидно, вам должно быть ясно из нашего разговора, доктор, что я не знал о них. Но не нахожу в этом никакого вреда. Честно говоря, напротив. Чем больше Северус общается с людьми, тем, на мой взгляд, лучше.
– Профессор Дамблдор, – голос Катрелла дрожал от ярости. – Гермиона Грейнджер мешает лечению Северуса с того самого момента, как перешагнула порог больницы. Я полагаю, она нарочно поощряет его агрессивность.
– А я, напротив, полагаю, что Северусу не нужны поощрения, – тепло улыбаясь, сказал Дамблдор, – но, признаюсь, мне интересно, как вы пришли к такому выводу.
– Они говорят по часу и дольше, – громко произнес Катрелл. – И никто из них не признается, о чем.
Смущение на лице директора немедленно сменилось интересом. Почти одержимостью.
– Это правда, Гермиона? Ты говорила с Северусом?
Она слегка пожала плечами.
– Мы не обсуждали ничего архиважного, – сказала Гермиона, – но да, я говорила с ним.
Казалось, Альбус одновременно хочет и обнять ее, и задушить. Мисс Грейнджер постаралась не зацикливаться на этом, тем более что разговор продолжался.
– Надо же… – осторожно заметил Дамблдор. – Ты утверждаешь, что действительно разговаривала с Северусом?
– Да, – повторила она, – разговаривала.
– И он отвечал? – директор явно давил на нее, делая шаг по направлению к ней.
Гермиона не отступила.
– Отвечал. Довольно раздраженно, поверьте мне, но отвечал.
И снова это неописуемое выражение лица. По правде говоря, оно порядком беспокоило Гермиону.
– Доктор Катрелл, – Альбус оживился, – мне нужно кое-что сказать Гермионе.
– Разумеется, профессор Дамблдор, – психиатр с триумфом посмотрел на гостью. – Мне и самому интересно понять…
– Нет, – перебил директор самым строгим голосом, который она когда-либо слышала от него. – Наедине, доктор.
Врач, доселе уверенный в своём праве, сник и отошёл. Катрелл сейчас напоминал плющ, из-под которого вдруг выдернули опору, и он из сплошного зеленого покрова стал просто ползучим сорняком.
– Почему… да… да, разумеется, профессор. Ну, тогда всего вам хорошего.
– И вам удачи, Джейк, – миролюбиво отозвался директор. Мисс Грейнджер вдруг поняла, что он обратился к доктору по имени. Как только Катрелл отошел ровно настолько, чтобы разговор не достиг его ушей, Дамблдор повернулся к ней. Напряженность его взгляда заставила желудок Гермионы сжаться от непонятного страха. – Гермиона, – сказал директор тихо, и она почувствовала опасность, словно он был подкрадывающимся к добыче тигром.
– Да? – осторожно переспросила она.
– Ты расскажешь мне, о чем вы говорили с Северусом, – заявил он строгим, не приемлющим возражений голосом. – Расскажешь прямо сейчас.
Резкость, которой Гермиона не ожидала от Дамблдора, застала ее врасплох: даже в воспоминаниях о встречах директора с самим Волдемортом было лишь изумление, стойкость, отчасти злость. Но холодная, полезная злость. Эта же пелена ярости казалась ничем другим, как… Гермиона понимала, что если не подчиниться его воле, он безо всяких размышлений применит силу.
– Я… мы… – она сомневалась больше от страха, чем от нежелания делиться информацией.
– Гермиона, – коротко предупредил старик.
– По большей части он спрашивает, почему я прихожу навещать его, – сказала она совершенно несчастным голосом.
Альбус склонил голову набок, и голос его потеплел.
– И почему же ты навещаешь его, Гермиона?
Теперь ее колебания стали более искренними.
– Я… я не знаю, – признала она. – Мне просто кажется, что я должна это делать.
– Долг милосердия? – Альбус снова стал спокоен, как обычно. Он терпеливо ждал, пока Гермиона справится с неловкостью.
– Нет, – уверенно сказала она. – Точно нет. Больше похоже… нет, я не могу объяснить, – и вдруг неожиданно нагло спросила: – А почему вы, сэр, навещаете его?
Дамблдор моргнул, и ей на секунду показалось, что он сейчас снимет баллы с Гриффиндора за нахальство. Но действительность тут же расставила всё по своим местам: она больше не школьница, уже практически пятнадцать лет как.
– Это касается только меня и Северуса, мисс Грейнджер, – строго ответил он. – Если он решит рассказать тебе – это его право. Я не считаю нужным делиться такой информацией.
Вздохнув и слегка кивнув, Гермиона приняла такой ответ. В конце концов, и она ему ничего не рассказала.
Дамблдор снова пристально посмотрел на нее.
– Я не думаю, что это все, о чем вы беседовали, – заметил он. – Молодой Джейкоб Катрелл сказал, что вы и раньше часами сидели с Северусом. Вряд ли вы все это время обсуждали один и тот же вопрос?
– Профессор… в смысле Северус, – начала она, и это имя в собственных устах показалось ей донельзя странным. – Он скуп на слова. А если и расщедрится, то слова эти будут весьма жестокими. Впрочем, он, казалось, заинтересовался Гарри и его…. – она затихла, не найдя в себе сил продолжить.
Дамблдор выгнул бровь.
– Северус спросил про Гарри Поттера? – неверяще переспросил он.
– Нет, – Гермиона покачала головой. – Я сама проболталась ему. Это просто… к слову пришлось. Но он, если подумать, проявил неподдельный интерес. Дотошно выспрашивал о деталях, и всё такое... До этого момента он играл со мной, словно кот с мышью. Демонстрировал показную вежливость, чтобы потом больнее уязвить.
– Интересно, – задумчиво протянул директор. – Вы знаете, мисс Грейнджер, что вы первый человек за последние пять с лишним лет, с которым заговорил Северус?
– Мне намекали, сэр, – ответила она. – Доктор Катрелл упоминал, что Сн… Северус с ним общаться отказывался.
Когда Альбус заговорил, голос его был грустным, а лицо – печальным:
– Гермиона, я навещал Северуса каждую неделю в течение последних пяти лет. Он ни разу не заговорил со мной. И, насколько мне известно, я – единственный, кому пришла в голову мысль, навестить его. Не считая теперь вас, конечно, – тень веселья в его взгляде исчезла так же внезапно, как и появилась.
– Ох, – мисс Грейнджер оценила его откровенность. И, к ее ужасу, неосторожный вопрос тут же сорвался с губ. – Тогда почему вы?..
Хвала небесам, Дамблдор не стал ждать, пока она закончит фразу.
– Я надеюсь, мисс Грейнджер. Кто-то должен надеяться вместо Северуса, раз сам он потерял всякую надежду.
Она не нашлась, что ответить. Грусть в глазах Дамблдора была невыносимой.
Помолчав, Альбус выпрямился, и выражение его лица прояснилось.
– Вперед, Гермиона, – в голосе снова звучал былой юмор. – За два месяца вы сделали Северусу больше добра, чем кто-либо из нас за пять лет. Сегодня, могу поклясться, он все пятнадцать минут пытался прожечь во мне дыру взглядом, в то время как обычно сидит с безразличной миной.
– Надо же, – выдавила она из себя, не зная, засмеяться ей или испугаться.
Глядя на ее смущенное лицо, Альбус улыбнулся.
– До свиданья, мисс Грейнджер. Надеюсь, мы с вами вскоре увидимся.
И он отправился дальше по коридору; теперь его походка отчетливо выдавала возраст.
Впервые Гермиона осознала, насколько все-таки Дамблдор стар.
***
– О, отлично, – саркастично сказал Снейп, когда она заглянула в комнату посещений. – Просто-таки аншлаг.
– Подавляющему большинству людей подобное было бы в радость, – так же язвительно ответила гостья, садясь напротив него.
Северус пожал плечами и знакомым жестом провел по волосам. Гермиона со смесью облегчения и изумления заметила, что пряди отросли и теперь спадали ему на глаза.
– Люди, о которых вы говорите, как правило, психически здоровы и могут позволить себе такую роскошь, как счастье.
– Я не думаю, что вы сумасшедший, – мисс Грейнджер прищурилась. – Возможно, озлоблены, но, скорее всего, вы нормальны.
– Но я ворчу, когда мне приятно, и виляю хвостом, когда злюсь , – продекламировал Снейп, а на лице его заиграла злорадная ухмылка.
Гермиона откинулась в кресле, внимательно посмотрела на своего собеседника, не желая поддаваться на очередную провокацию. Пока Северус выжидал, она склонила голову, надеясь, что, по крайней мере, это выводит его из себя.
Ухмылка стала хмурой, и Снейп сложил руки на груди.
– Я сегодня не настроен общаться с вами, мисс Грейнджер.
– Поправьте меня, если я не права, Снейп, – язвительно сказала она, – но сомневаюсь, что вы в принципе когда-нибудь настроены общаться, хоть с кем-то.
Он закатил глаза.
Решив пойти дальше, Гермиона внимательно подбирала следующие слова. В конце концов, сегодня она впервые навещала Снейпа по собственному желанию: все предыдущие визиты были продиктованы непонятным беспокойством. Сегодня она обойдется с ним достойно.
– Я встретила профессора Дамблдора в коридоре.
Северус что-то буркнул.
– Полагаю, то, что он навещает вас, свидетельствует о его доброте, – продолжила мисс Грейнджер, пытаясь уловить реакцию своего собеседника, что было нелегко, учитывая непроницаемое выражение его лица. – Кажется, он очень занят в Хогвартсе, и в Министерстве, и в Ордене…
– Да, да, – горько и нетерпеливо перебил Снейп. – Святой Альбус и его деяния. Не нужно мне лишний раз напоминать о его святости. Я и так постоянно выслушиваю все это от своего терапевта.
Она колебалась лишь мгновение.
– Я… Я просто… он очень заботится о вас, – произнесла Гермиона. И тут же слова, только что сорвавшиеся с губ, показались ей пустыми, дежурными.
Ответ прозвучал быстро и очень уверенно.
– Им руководит чувство вины, а не сострадание.
Удивившись, Гермиона даже забыла уставиться на него.
– Что, простите?
– Вы меня прекрасно слышали, – сказал Северус. – Альбус считает себя виноватым в моем… состоянии. Ведь мы были так близки…
Последняя фраза буквально сочилась ядом.
– Я не понимаю.
Он отвернулся.
– От вас никто этого и не ждет.
Они замолчали. Снейп демонстративно не смотрел в ее сторону. Гермиона воспользовалась возможностью, чтобы разглядеть его так подробно, как только осмелится: отросшие, безжизненно спадающие на глаза и заслонявшие обзор волосы, которые он даже не пытался убрать. Волевой изгиб губ, заставляющий мисс Грейнджер вспомнить черты прежнего Северуса Снейпа. Даже его теперешняя поза напоминала о грозном профессоре из прошлого, об угрюмом воине, чей образ до сих пор преследовал Рона. Квадратные плечи, кулаки, лежащие на столе. Во всём облике таилась мощь, которую Гермиона не замечала ранее. До этого он сидел, низко опустив голову и ссутулившись, а сейчас распрямился, будто кол проглотил, аж зубами скрипел от злости.
Устыдившись того, что настолько откровенно пялилась, Гермиона покраснела:
– Прошу прощения... Я не хотела…
Северус пожал плечами.
– Да на самом-то деле это не так уж важно. За мной всегда наблюдают. Вы или кто-то еще – какая разница?
Одолеваемая любопытством, мисс Грейнджер выгнула бровь, намекая на необходимость пояснений.
И невероятно: он действительно пояснил.
– Медсестры, врачи, даже другие пациенты. Поблизости всегда есть кто-то, кто наблюдает, «следит за безопасностью», – с отвращением сказал он. – Я никогда не остаюсь по-настоящему один …
Такая откровенность удивила ее.
– Это из-за того, что… – вовремя одернув себя, Гермиона задала куда более глупый, но менее провокационный вопрос. – Вам не хватает уединения?
– Мисс Грейнджер, – проворчал он, решив не озвучивать очевидное, – ходят слухи, что вы обладаете неплохим интеллектом. Если станете использовать его время от времени, создадите себе определённую репутацию.
«Кто бы говорил о репутации», – печально подумала она, но тактично решила промолчать, а Снейп тем временем продолжил:
– Разумеется, – прорычал он, раздражающе напоминая ей пятнадцатилетнего Драко Малфоя. – Ваш затянувшийся визит является контрпримером к моему последнему утверждению, – он улыбнулся, и Гермиона тут же пожелала, чтобы он остановился.
Все вернулось на круги своя, к тому же самому вопросу. Сейчас, в любой момент… да. Вот оно.
– Я снова спрашиваю вас, мисс Грейнджер, – улыбка испарилась, – отчасти потому что мне нравится задавать этот вопрос, отчасти потому что он так смущает вас… Почему вы здесь?
Она вздохнула.
– А вы здесь почему?
– Не принимается, – огрызнулся Снейп. – Отвечать вопросом на вопрос – это по-детски.
– Так же, как и раз за разом спрашивать одно то же, – парировала она.
Поерзав на стуле, Снейп слегка наклонился вперед.
– Помимо всего остального, мисс Грейнджер, у вашего вопроса есть до идиотизма очевидный ответ, в то время как мой вполне состоятелен.
– Тогда, каков же очевидный ответ на мой вопрос? – она слегка ухмыльнулась. – Поскольку вы не удосужились его дать.
– Я псих, мисс Грейнджер, – ответил Северус. – Следовательно, моё место в психушке.
Гермиона сцепила руки в замок.
– Я предпочитаю думать, что вы в здравом уме, сэр. Таким образом, ваше утверждение сомнительно настолько же, насколько и мое.
– Отлично, – он резко дернул головой. – По вашему собственному определению, даже если не оспаривать наличие у меня рассудка, то как раз пребывание здесь неоспоримо.
– Вы пытались покончить с собой, – подсказала она.
Он нахмурился и в какой-то миг выглядел так, будто признает поражение, но тут в атаку рванулся вернувшийся профессор Снейп.
– Да.
Гермиона не осталась в долгу.
– Зачем?
Снейп в буквальном смысле взорвался. Он выскочил из-за стола и сделал несколько шагов назад.
– Что?
– Почему вы пытались свести счеты с жизнью? – спросила она так вежливо, как только могла.
Неэлегантно пожав плечами, Снейп сменил позу на чуть более непринуждённую.
– Предпочёл этот вариант другим.
– Не принимается, – рявкнула ведьма, сознательно копируя своего оппонента. – Я спрашиваю, сэр, как вы дошли до того, что суицид стал казаться единственным решением.
– Не единственным решением, – спокойно поправил ее Северус. – Просто наилучшим.
Его плечи снова поникли, взгляд опустился. В нелепо свисавшей больничной пижаме Снейп производил впечатление человека, полностью сдавшегося на милость обстоятельствам. Его руки не знали, чем себя занять: кулаки сжимались, сминая ткань, и тут же разжимались. И Гермиона наконец нашла в себе силы пожалеть сломленного человека, которого только сейчас смогла в нём увидеть.
Впрочем, он скоренько испортил впечатление, так резко вскинув голову, что челка встала дыбом.
– Не смотрите на меня так, – выплюнул Снейп.
Гермиона подчинилась и перевела взгляд на столешницу, по-прежнему оставаясь на месте, в то время как Северус принялся расхаживать по комнате.
– Я не истерик, мисс Грейнджер, – продолжил он, заложив руки за спину в учительской манере, столь диссонирующей с нынешней ситуацией, – и не принимаю решения спонтанно. Но мои мотивы – это мои мотивы, и я не хочу их обсуждать.
– Поговорим о чем-нибудь другом? – осторожно спросила она, понимая его неприкрытое желание сменить тему.
Снейп рассмеялся коротко и горько.
– Что, очередная увертка, мисс Грейнджер?
– Нет… – Гермиона умышлено увильнула от ответа. – Только еще один вопрос, если честно. Обычное любопытство, ничего больше.
Все еще расхаживая по комнате, Северус махнул рукой.
– Задавайте свой вопрос, Грейнджер, но имейте в виду, что я оставляю за собой право не отвечать, даже если ответ существует. И никакой дребедени вроде «сколько ангелов умещается на острие иглы», прошу вас.
Гермиона удивилась последней фразе: Снейп валял дурака. Очень необычно для него.
– Ла-адно, – сказала она. – Доктор Катрелл несколько раз упомянул, что Альбус Дамблдор – ваш ближайший родственник.
– Это и есть ваш вопрос, мисс Грейнджер? – Северус наконец подошел и остановился перед своим стулом.
– Не совсем, – ответила она, уставившись на большой палец правой руки. Северус смотрел ей прямо в лоб – она ощущала его взгляд. – Сомневаюсь, что Катрелл солгал, к тому же, профессор Дамблдор это утверждение не опроверг. Мне любопытно, каким образом получилось, что вы родня?
Снейп замолчал, скорее задумчиво, нежели зло. После долгой паузы, когда Гермиона наконец встретилась с ним взглядом, она увидела странную смесь замешательства и задумчивости.
– Не сегодня, мисс Грейнджер, – в конце концов сказал он. – Спросите меня об этом как-нибудь в другой раз.
Согласно кивнув, она тоже встала. Когда оба они стояли вот так, босиком, Снейп превосходил ее в росте всего на несколько дюймов. Мисс Грейнджер мельком подумала, что теперь вряд ли он сможет угрожающе нависать над ней, как нависал много лет назад, и вежливо отозвалась:
– Хорошо, сэр. Я пойду, не буду вам мешать. Хорошего дня.
Вместо прощания он всего лишь фыркнул ей вслед, но всё то время, пока Гермиона шла к выходу, она спиной чувствовала его взгляд. Ощущение пропало, как только их разделила захлопнувшаяся дверь. i- Алиса в стране Чудес, глава шестая
Глушь его приласкала, и – о чудо! – он зачах. Она его приняла, полюбила, проникла в его вены, в его плоть, наложила свою печать на его душу, проделала над ним какие-то дьявольские церемонии посвящения. Он был ее избалованным и изнеженным фаворитом. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Привычное течение утра нарушил сюрприз от Старины Джека. Видимо, теперь его не устраивало просто сидеть за завтраком с угрюмым видом. Он перешел от обычной имитации кататонии к натуральному буйству: швырял подносы, бросался едой, даже попробовал напасть на медсестру, поцарапал и укусил ее. Конечно, полученный чуть позже Петрификус Тоталус успокоил Джека, и санитары быстро изолировали его. По собственному опыту Северус знал, что старик проведет в своей комнате по меньшей мере неделю. Ему будут приносить пищу, но если его поведение не изменится к лучшему, привяжут к кровати.
Вздохнув, Северус стер с брови каплю непонятного происхождения. Теперь, когда ярость старины Джека уничтожила завтрак (последнее время они сидели рядом), подвернулась причина уйти.
Снейп встал и направился к выходу.
– Северус, ты куда? – неестественно бодро спросил один из санитаров, закрывая собой дверной проем. – Завтрак еще не окончен.
Парень походил на небольшого быка, в буквальном смысле: грудь колесом, широченные плечи. Улыбка его Северусу не понравилась.
Вздохнув, он указал на заляпанную пижаму, на которой виднелись следы кипучей деятельности Старины Джека.
– Мне бы хотелось переодеться, – многозначительно произнес Северус. – И, если позволите, принять душ.
Санитар ухмыльнулся. Северус с трудом узнал слизеринца, которого учил лет двадцать назад.
– Разумеется, – издевательски сказал тот, отходя в сторону и позволяя бывшему профессору пройти.
Он молча направился к душевым, где с отвращением бросил испачканную одежду в специальную корзину.
Воздух в санитарном блоке стоял густой и влажный после утренних процедур других пациентов. Плитку на полу покрывал склизкий налет мыла. Душевые лейки крепились на каждой стене в ряд, и никаких занавесок, конечно, не предполагалось. Северус старался бывать здесь только тогда, когда наверняка знал, что ему никто не помешает, и персонал после некоторых колебаний согласился дать эту скромную привилегию.
Он повернул один из кранов и ступил под ледяную струю, позволяя воде остудить шею.
В помещении воняло потом, и Северус почувствовал себя грязным.
Вода заливала глаза, и он вслепую нашарил автоматический дозатор рядом с краном. При касании из автомата на руку шмякнулось немного мыла, и Северус втёр его себе в волосы. «Для психов шампунь не предусмотрен», – подумал он, вдыхая синтетический запах.
Закончив мыться и выключив воду, Северус, голый и мокрый, направился в раздевалку. Взял чистое полотенце из контейнера, что стоял слева у двери. Вытершись, но не насухо, повернулся к корзине с пижамами. По спине стекали ручейки воды с намеренно не просушенных волос. Он с тоской посмотрел на стопки линялой маггловской одёжки: футболки, штаны, бесформенные и едва ли не прозрачные от бесконечных стирок.
Северус в последний раз промокнул голову полотенцем и через всю комнату швырнул его в корзину для грязного белья. Порывшись в куче вещей, он вытащил пижамную пару, которая, скорее всего, должна была подойти не хуже любой другой. Пока одевался, влажные волосы намочили майку.
Внезапно дверь, что вела из коридора в помещение, распахнулась.
– Эй! – крикнул мужской голос. Все того же бывшего слизеринца. – Северус, ты здесь?
Тот вздохнул.
– Что такое?
– Пошевеливайся, – грубо продолжил санитар. – Тебя ждет посетитель. Марси сказала, что это леди.
В голосе явно слышалась ухмылка, и Северусу очень захотелось сделать что-нибудь, чтобы она исчезла.
Не желая нарываться, он оделся и направился к санитару. Мокрые волосы лезли в глаза, но не сильно раздражали: тот факт, что на прошлой неделе он избежал встречи с парикмахером, компенсировал неудобства.
При виде пациента здоровяк нахмурился.
– Северус, ты выглядишь, как мокрая крыса. Когда ты стригся-то в последний раз?
Он не стал отвечать и вместо этого пошел дальше по коридору к комнате для посещений. Санитар за ним не последовал.
Леди, сказал бывший студент. Что ж. Либо Северуса, в бытность его преподавателем, уважали гораздо сильнее, чем он подозревал, либо снова пришла Грейнджер.
Он поморщился. На прошлой неделе девчонка спрашивала про Альбуса. Но не стала настаивать, когда он увильнул от ответа. Скорее всего, в этот раз ему не так повезет.
Теперь, идя по коридору, он смотрел под ноги и размышлял. Что плохого в том, чтобы рассказать Грейнджер правду? Хуже-то не будет.
Может, она слегка разочаруется в непогрешимости Альбуса, но ему-то что до мнения отдельных личностей о Дамблдоре, да и не обязан он знать, кто как относится к бывшему директору.
Кроме того, мысль о возможности с кем-то поделиться приносила облегчение. Больше сорока лет приходилось молчать в тряпочку. Даже МакГонагалл не знала, а ведь она была рядом в Хогвартсе и общалась с Альбусом, сколько Снейп себя помнил. И, наверное, даже дольше.
В том, чтобы в кои-то веки не оправдать доверие, возложенное на него Дамблдором, Снейп находил некое весьма изощрённое удовольствие.
Он принял окончательное решение, как только коснулся косяка двери, разделявшей их с Грейнджер.
Он расскажет. Расскажет ей правду.
Грейнджер не стала рассусоливать.
– Другой раз настал, – резко произнесла она, усаживаясь.
Северус моргнул, не сразу поняв, о чем речь. Потом дошло. В прошлый раз, когда она уже уходила, он сказал: «Спросите меня об этом в другой раз».
– Вы хотите задать этот вопрос снова?
Кивнув, Грейнджер вся обратилась в слух.
В какой-то момент он чуть было снова не отказался. Легко мог взбрыкнуть и оскорбить девчонку так, что она уйдет раз и навсегда.
Но потом вспомнил свою прежнюю решимость и подавил искушение.
– Что вы знаете об Альбусе? – Северус не был уверен, то ли он ищет, с чего начать свой рассказ, то ли просто оттягивает время и избегает ее взгляда.
Грейнджер задумчиво нахмурилась.
– Он очень старый, – наверное, она не хотела произносить это вслух, поэтому тут же покраснела. – Эм… я имею в виду…
– Старый, – согласился Северус почти вежливо. – Ему сто шестьдесят лет.
Ободренная его репликой, она продолжила.
– Я знаю, Дамблдор в сороковых годах уже преподавал в Хогвартсе. Гарри однажды упомянул, что видел его в старом дневнике Тома Риддла. У Альбуса тогда были рыжие волосы… – Гермиона замолчала, то ли задумавшись, то ли замечтавшись. – Он знал Николаса Фламеля настолько хорошо, что помогал ему с философским камнем. И, конечно, в течение многих лет подряд его пытались выдвинуть в Министры магии… не знаю, хотят ли сейчас. И он сражался с Гриндевальдом, – живенько подытожила она. – О, и у него есть брат. Или был, по крайней мере. Гарри что-то говорил о брате Дамблдора и… что там? Овца?
Вспомнив тот случай, Северус ухмыльнулся.
– Вообще-то, коза. Альбус дразнит этим брата при каждом удобном случае.
– О, – тихо сказала Гермиона. И затем добавила погромче: – Это все, что я о нем знаю. Особенно учитывая, сколько всего он совершил.
– Ну… – Снейп откинулся на спинку стула. – Фамильное древо Дамблдоров уходит корнями в глубокую древность. Семейка не настолько чистокровна, как большинство магических кланов, но и тут имеются свои пунктики. У Альбуса действительно есть брат. Аберфорт намного младше, думаю, лет эдак на тридцать. Он… – Северус позволил себе мрачно улыбнуться, – был, мягко говоря, неожиданным ребенком. Когда Аберфорт и его близнец родились, их матери было больше пятидесяти.
Грейнджер нахмурилась.
– У профессора Дамблдора есть еще один брат?
– Не брат, – поправил он. – Сестра. Альбертина. Видишь ли, их мать находила особый шарм в именах, начинающихся на «А».
Грейнджер широко улыбнулась.
– Мне кажется, о ней мало кто знает, – продолжил Северус. – Она и Альбус были очень близки, по крайней мере, настолько, насколько могут быть близки брат с сестрой с разницей в тридцать лет. Если я правильно помню, он устраивал ее свадьбу. Тогда еще Альбус занимал пост в Министерстве. Но потом они на много лет утратили связь друг с другом. Альбертина и ее муж унаследовали поместье – он, видишь ли, был магглом – и покинули магический мир. Сделали несколько весьма выгодных вложений и, пусть не стали сказочно богаты, жили в достатке. Альбертина и Джон – так его звали, Джон Дарси – много лет пытались зачать ребенка, но безуспешно, поэтому их дочь родилась очень поздно. И росла в поместье практически в полной изоляции. Между сестрой и братьями отношения не поддерживались, а родители давно умерли. Поэтому, подозреваю, Альбус очень удивился, когда девочка объявилась в Хогвартсе. Думаю, это был 1925 год. Или около того. Агриппина Дарси – племянница Альбуса – была очень необычным человеком, – медленно произнес Северус, стараясь одной фразой полностью удовлетворить жадное любопытство Грейнджер.
Он закрыл глаза, вспоминая лицо, но, как обычно, ему этого не удалось.
– Обратите внимание, мисс Грейнджер, первые десять лет жизни Агриппина прожила магглой. Магглой, рожденной в когда-то почтенной, богатой семье, которая, на момент её поступления в Хогвартс, обитает в разваливающемся особняке. Денег хватает ровно настолько, чтобы поддерживать стиль жизни, подходящий, по мнению Агриппины, скорее для бакалейщиков, чем для аристократов.
Это повествование захватило Грейнджер целиком и полностью, в её глазах явно читался вопрос: каким образом это относится к вам?
– На самом деле, Альбус удивился не только существованию племянницы. Дамблдора проняло до мозга костей, что ребенок его нежно любимой сестры без лишних колебаний отправился в Слизерин. Шляпа едва успела коснуться ее головы. Единственное, что Агриппина считала смыслом своей жизни, – возвращение чести и богатства семье Дарси. И Шляпа знала, что девочка пойдёт на всё, чтобы достичь своей цели. А училась малышка в Хогвартсе за двенадцать лет до пришествия Волдеморта, – произнося имя бывшего хозяина, он почти не запнулся, – но фанатизм чистокровных уже процветал в школе вовсю. Точнее, это было очередное, за многие столетия, обострение старого конфликта. Начало ему положили ещё Салазар и Годрик, разойдясь во мнениях по данному вопросу…
Грейнджер посмотрела с укоризной, и Северус нутром ощутил потребность защитить Слизерина. Отвлекшись от повествования, он поддался этому желанию ровно настолько, чтобы сурово взглянуть на собеседницу и выдать:
– Мисс Грейнджер, имейте в виду, что Основатели жили больше тысячи лет назад. Слизерин не ненавидел магглов. Он видел в них реальную угрозу магическому миру, – Снейп чувствовал, что начинает читать лекцию, и ему захотелось подержать в руках кусок мела. – Маггловское общество в донорманнский период существования Британии представляло собой гремучую смесь христианства и саксонских языческих предрассудков. Будь магглы осведомлены о наличии магического мира по соседству, нас ожидал бы геноцид. Вы же это понимаете?
Искорка недовольства в ее взгляде подтвердила, что мисс Грейнджер понимает. Тем не менее, она возразила:
– Осведомленность магглов во внешнем мире, конечно, привела бы к войне. Но разве это причина для полной их дискриминации за его пределами?
– Гриффиндор – сын волшебников, мисс Грейнджер. Вырос в магическом анклаве, ничего не зная о магглах, их жизни и общественном устройстве, и, будем честными, они его завораживали. Его желание дать им шанс было продиктовано больше любопытством, нежели состраданием. Но мать Слизерина была магглорожденной ведьмой, деревенской повитухой. Вряд ли у неё была возможность обучиться большему и раскрыть свои способности в полной мере. Когда Салазар был ребенком, женщину забили насмерть прямо у него на глазах. Обозлённые или науськанные крестьяне решили, что ее умения – результат поклонения дьяволу. Слизерин не заблуждался относительно нравов и обычаев девятого века и хорошо представлял, во что выльется утечка информации о магическом мире.
Выражение лица Грейнджер по-прежнему было скептическим, однако рассказ о жизни Слизерина ее явно удивил. Северус с трудом припомнил, что она, кажется, магглорожденная, и потому продолжил.
– Мисс Грейнджер, – чуть ли не успокаивающе сказал он, – я не пытаюсь обосновать теорию превосходства чистокровных. В нынешние, куда более просвещённые времена, это было бы нелепо. Я лишь стараюсь донести до вашего сердца и ума те обстоятельства, что привели Салазара к его убеждениям. Им двигал в первую очередь страх, ненависть появилась позже. Страх, что магглорожденные ученики так и останутся при своих заблуждениях, унаследованных от давно исчезнувшего общества. Это сейчас такие беспокойства смехотворны, но в то время для них были все основания.
– Я знаю, – ответила Грейнджер. – Я просто… не рассматривала данную проблему под таким углом.
Северус откашлялся.
– В общем… вернемся к нашим фестралам. Агриппина – полукровка, оказавшаяся на Слизерине в тот момент, когда эти предубеждения бурлили в головах студентов факультета. И девочка поняла, что фокус ее стремлений смещается. Вместо того чтобы мечтать о воскрешении былой славы по отцовской линии, она становится одержимой чистотой крови. Слизеринка сочла себя жертвой и возненавидела обоих родителей: отца за то, кем он был, а мать – за осквернение славного имени Дамблдоров маггловской кровью. Конечно, к тому времени она знала, что преподаватель трансфигурации – ее дядя, но это ничего не меняло. Альбус подлил масла в огонь тем, что не стремился к общению с ней. Вы, наверное, не удивитесь, что Агриппина решила выйти замуж за человека из самой древней, самой чистой магической семьи, которая только примет ее. Она была реалисткой: «грязная» кровь закрывала ей доступ к особо почтенным семействам, но девочку не так легко было сломить. Большую часть времени пребывания в Хогвартсе, помимо учебы, она потратила на поиски потенциального мужа. Заметил ли Альбус это и, если заметил, поделился ли с сестрой, я не знаю. На седьмом курсе, когда Агриппина уже отчаялась, подходящий кандидат всё-таки нашёлся. Точнее, случай свёл её сначала с его братом, первокурсником с Райвенкло. Однажды она увидела, как два здоровяка на год её младше пытаются запугать мальчишку. Агриппина отогнала подонков. В тот момент, я уверен, ей руководило скорее желание принести баллы Слизерину, чем беспокойство за первоклашку, но тем не менее она отвела ребёнка в Больничное крыло. А по пути узнала его имя. Терциус Снейп.
Грейнджер охнула, и Северус фыркнул от смеха.
– Вы еще не угадали, Грейнджер? Вам должно быть стыдно, – Снейп ухмыльнулся ее укоризненному взгляду и продолжил: – Терциус был благодарен за внимание и, в свою очередь, поведал много интересного. Думаю, идея подружиться с ним была очередной ступенькой на пути к заветной цели. Семья Снейпов действительно древняя, в точности, как и хотела Агриппина. И чистокровнее некуда. К сожалению, вопреки ее надеждам, Снейпы не были богаты. Прадедушка Терциуса промотал все, что оставалось от состояния, и оставил вдове в наследство голые стены замка и кучу картежных долгов. Когда расходы на содержание стали непосильными, отец Терциуса продал бесполезную громадину, поэтому Снейпы, к ужасу Агриппины, почти скатились в средний класс. Старшие братья Терциуса, коих было, как очевидно из его имени, двое, работали. Праймус, первенец, скопил для себя некую сумму в Гринготтсе, но, увы, уже был женат. О среднем брате, Секундусе, Агриппина тоже навела справки. Он работал аптекарем в Косом переулке, пытаясь вылезти из состояния отвратительной нищеты. Но, кроме этого неприятного обстоятельства, обладал всеми качествами, которые искала Агриппина. Ее не смущала даже пятнадцатилетняя разница в возрасте.
Грейнджер крайне удивила его, прервав вопросом:
– Почему она не вышла за Терциуса?
Северус пожал плечами.
– Кто знает? Возможно, она видела в нём лишь маленького мальчика, желающего угодить другу. Я предпочитаю думать, что она не хотела сломать ему жизнь, используя его для достижения своих целей. И что он ей на самом деле нравился. Но это из области предположений, а реальность была такова, что как только молодая и красивая девушка появилась на пороге магазина, Секундус не устоял. Она вскружила ему голову, и Снейп сделал Агриппине предложение еще до того, как она закончила Хогвартс. Свадьбу сыграли меньше, чем через два месяца после выпуска. Но почти сразу после торжества молодожены осознали: они друг другу не подходят. Агриппину раздражала скромная должность мужа, Секундус презирал тот стиль жизни, который без оглядки на супруга вела Агриппина. Счетов становилось все больше, и через пять лет чета Снейпов была по уши в долгах. Агриппина купила роскошный дом и полностью его обставила; регулярно развлекалась с друзьями и вообще жила на широкую ногу. Будто вышла замуж за принца, а не за бедного зельевара. Так продолжалось больше четверти века, – он сделал паузу, чтобы перевести дух и для вящего драматического эффекта, – а потом родился я.
Отправлено: 26.10.11 22:19. Заголовок: Северус с удовольств..
Северус с удовольствием наблюдал ее изумление и любопытство.
– Но… – вдруг залопотала она, – но вы совсем на него не похожи!
Захваченный врасплох, Северус даже позволил себе искренний смешок.
– Соглашусь с вами, мисс Грейнджер, это правда. Впрочем, если вы сможете найти фотографию Аберфорта, то увидите, что у нас одинаковые носы. Мне говорили, что руки у меня, как у бабушки Альбертины.
Грейнджер молча смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– В детстве на меня не обращали внимания, мисс Грейнджер, – в конце концов, она не просто спросила, в каком родстве они с Альбусом состоят. Она хотела знать, почему Альбус оказался самым близким кровным родственником. – Этого следовало ожидать, поскольку отношения между родителями к тому времени окончательно разладились и, по моим ранним воспоминаниям, больше походили на боевые действия. Во время ссор, когда кто-то из них пытался воззвать к рассудку оппонента, я оказывался на передовой, а все остальное время проводил с няней. Так продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось четыре.
Он снова замолчал.
– Я не знаю точно, почему именно в тот год мама решила покончить с собой, – слова прозвучали больше задумчиво, нежели печально.
Грейнджер округлила глаза.
– Покончила с собой? – ее голос стал на тон выше.
– Я помню похороны, – Северус растворился в воспоминаниях и почти не обращал внимания на присутствие Грейнджер. – Нянька одела меня в плотную, колючую мантию из черного бархата, и я стоял под дождем рядом с отцом, а Альбус произносил какую-то речь над гробом. Не знаю, почему именно он, видимо из-за извращенного чувства долга по отношению к моей бабушке, умершей задолго до моего рождения. Тогда я впервые его увидел, но отец не разрешил мне ни с кем разговаривать на похоронах и увел домой, как только позволили приличия.
Его интонации плавно изменялись, по мере того как менялся рассказ, превращаясь из семейной легенды в собственные воспоминания, и желание нацарапать даты и имена на доске за спиной пропадало.
– Мой отец не был плохим человеком, мисс Грейнджер. Однако и образцовым родителем его назвать сложно. Казалось, он только после смерти жены обнаружил, что у него есть сын. Секундус распустил слуг моей матери и продал ее дом, мы переехали в пустующую квартирку над его аптекой, только мы вдвоем. Отец работал, а моим воспитанием занялась улица, точнее, книжный магазин в Косом переулке, где я и проводил большую часть времени за чтением. Его владелица понимала, что я вряд ли куплю хоть одну книгу, но отчего-то закрывала на это глаза. Полагаю… – в этом месте мужчина выдавил жалкую улыбку. – Полагаю, меня спасло то, я производил впечатление совершенно домашнего ребёнка.
Грейнджер молчала.
– Вероятно, то, что отец умудрился отравиться, когда мне исполнилось девять, было не так уж и плохо. Конечно, произошёл несчастный случай. В один прекрасный день что-то пошло не так. Он был на работе, скорее всего, экспериментировал со смесями. Испарения оказались настолько токсичными, что убили его на месте. Я не хочу сказать, что радовался этой смерти. Бывают родители лучше, но ведь их не выбирают.
Наклонившись вперед, Северус не оставил Грейнджер возможности хоть как-то прокомментировать сказанное.
– Похороны отца были довольно мрачными, к тому же я понимал, что оказался никому не нужным сиротой. Дядя Праймус и его жена даже не присутствовали на них, и это значило, что меня там не ждут. Терциус – неженатый, никому не известный и оттого небогатый профессиональный игрок в квиддич – не мог заниматься воспитанием ребенка. Без гроша в кармане, постоянно путешествующий, он даже не потрудился обзавестись жильем. Стоя у могилы моего отца, Терциус объяснял мне это с грустью в глазах. И вот церемония закончилась. Священник ушел, и я остался там один. Мне было некуда идти. Магазин продали, а деньги пошли на оплату похорон и погашение счетов. Я смутно понимал, что, вероятно, меня заберут в приют, как только я вернусь в Косой переулок. Поэтому я остался на кладбище со старым чемоданом и думал, как быть дальше. А дальше… Вы, наверное, представляете, что произошло.
Легким кивком Грейнджер попросила его продолжать.
– Появился Альбус. Великий Дамблдор, Победитель Гриндевальда, аппарировал на кладбище.
Снейп замолчал, погрузившись в воспоминания.
– Помню, как он спросил: «Ты меня узнаёшь, Северус? Я твой дядя Альбус. Брат твоей бабушки. Я пришел забрать тебя», – а я только и мог, что пялиться на него. Был ли у меня выбор? Девятилетнего, одинокого и обездоленного? Я знал, что Альбус – мой единственный шанс избежать приюта. Поэтому я в полном неведении последовал за ним в старое имение Дамблдоров. Там нас ждал Аберфорт. По-видимому, Альбус прочитал о смерти моего отца в «Ежедневном пророке» и поспешил связаться с братом. Они знали, что Снейпы не горят желанием возиться со мной, а Альбус чувствовал себя обязанным позаботиться о сироте. Но Аберфорт возражал. У него уже к тому моменту была семья, дети, внуки и правнуки, и он не испытывал потребности возиться с неуклюжим маленьким подкидышем. Думаю, я ему с первого взгляда не понравился – застенчивый, некрасивый, слабая тень мальчишки. Он не хотел иметь со мной ничего общего, о чем не преминул оповестить всех.
– Но вы же были всего лишь ребенком… – нахмурилась Грейнджер.
– Он заявил, что ни при каких условиях не взвалит на себя заботу ещё об одном пацане. Аберфорт сказал, что ни он, ни его родственники себе этого не могут позволить. Братья поссорились, и Аберфорт дисаппарировал, оставив меня наедине с Альбусом. Я нисколько не расстроился, когда он ушел. «Итак... – спросил Альбус, когда мы остались вдвоем. – Ты голоден, Северус? Мне нужно будет кое-что купить для тебя». – «Я хочу знать правду. Вы собираетесь отправить меня в приют?» Альбус засмеялся и погладил меня по голове, и в тот момент я ничего так не хотел в жизни, как остаться с ним, и чтобы он любил меня. «В этом огромном и пустующем доме, Северус, – сказал он, а в его глазах сверкнула та же отвратительная искорка, что и всегда, – слишком много места для меня одного, а маленькому мальчику, должно быть, в самый раз просторно. А ты хочешь жить со мной?» В этом месте я вроде разрыдался. И, мисс Грейнджер, ни слова.
Ее лицо смягчилось:
– Конечно.
Напоследок одарив женщину предостерегающим взглядом, Северус продолжил повествование.
– Жизнь в доме Альбуса походила на сказку. Дом, в котором мы жили до смерти матери, я запомнил смутно, а отцовская квартира была такой ветхой и мрачной, что поместье Дамблдора рядом с ней казалось фантастическим дворцом. Альбус оказался щедрым опекуном. Все, что мне хотелось, я получал сразу и в том количестве, какое оговаривалось с домашним эльфом. Книги, игрушки, одежда, сладости – все, о чем бы я ни просил. Вскоре стало понятно, что Дамблдор ничего не знает о детях. Выполнялись даже достаточно экстравагантные просьбы. Мне оборудовали собственную алхимическую лабораторию в одной из комнат, я вовсю практиковался в зельеварении еще до того, как мне исполнилось десять. Всю информацию по предмету можно было найти в библиотеке Альбуса. А библиотека Дамблдоров оказалась довольно большой, и Альбус дополнил ее огромным количеством текстов по алхимии и зельям. Рог изобилия для любопытного мальчишки. Впервые в жизни я нашел занятие по душе. Но со временем я стал замечать, что мой дядя все реже появляется в поместье. В течение учебного года он проживал в Хогвартсе, а летом часто занимался делами Министерства или чем-то в этом роде. Я снова оказался в одиночестве. Правда, мне было не привыкать: как я уже говорил, мои родители не баловали меня ни лаской, ни вниманием. На свой одиннадцатый день рождения я получил приглашение в Хогвартс и поначалу был очень взволнован. В конце концов, мой дядя – директор. Но Альбус с первого дня дал понять, что он не собирается делать мне поблажки. Провожая меня на поезд на Кингс-Кросс, Дамблдор напомнил, что я должен соблюдать дистанцию: если мне что-нибудь понадобится – нужно обратиться к декану моего факультета, а не к нему. Мне также запретили кому-либо рассказывать о том, что я его подопечный. По словам дядюшки, это могло поставить меня в неловкое положение, а он не хочет, что бы его упрекали в фаворитизме. Конечно, меня распределили на Слизерин. Всегда было любопытно, почему Альбус так разочаровался, но я не осмелился спросить. С первого дня в школе я вновь оказался один. Всегда один. А то, что я был не особенно общительным, лишь усугубило положение. Первым, с кем я заговорил в Хогвартсе, был Сириус Блэк. Мы оказались в одной лодке по дороге к замку: я, он и Джеймс Поттер. Дул холодный ветер, а моя мантия оказалась недостаточно теплой. Замерзший и дрожащий, я спустился в лодку, а Блэк, ухмыльнувшись, спросил:
– Боишься воды, щенок?
– Нет. Просто замерз.
– Спорим, что ты врешь? Ты боишься. Да ты просто нюнчик, маменькин нюнчик.
– Возьми свои слова обратно, – я вскочил на ноги, забыв, что нахожусь в лодке.
Она перевернулась, а мы втроем оказались в воде. Поттер не умел плавать, и Блэк дотащил его до берега. Меня он бросил тонуть. К счастью, подоспел Хагрид, и меня выловили. Вы познакомились с Сириусом Блэком после Азкабана. Увидели его ожесточенным, изможденным сопротивлением дементорам. И тем не менее вы его полюбили. Нет, глупышка, я не имею в виду влюбленность. Вы любили и уважали его настолько, чтобы слепо последовать за ним в Отдел Тайн много лет назад. Только не надо меня уверять, что дело в Поттере, вы сорвались спасать именно Блэка. Сириус правил в Хогвартсе, пока учился. Маленький божок, которому поклонялись студенты, а преподаватели закрывали глаза на его выходки. Правой рукой у него числился Джеймс Поттер – возможно, не такой харизматичный, но не менее могущественный. Если Блэк был богом, то Поттер – королём, упрямым и обаятельным. И чувство самосохранения у него было развито гораздо лучше. Сириусу требовалось попробовать все в этой жизни хоть раз, а Поттер, как правило, пытался держать его подальше от неприятностей. И они оба презирали меня.
Ему вспомнилась усмешка Блека, и пальцы рук непроизвольно сжались в кулаки.
– Гарри как-то рассказывал, что видел в думосбросе ваши воспоминания о Сириусе и… – осторожно прервала Грейнджер.
– От года к году я все реже старался пользоваться щедростью Альбуса. Подержанные книги и мантии приобретал на те мизерные карманные деньги, которые он выделял. Чем старше я становился, тем меньше чего-то просил, и желание опекуна сорить деньгами поугасло. На пятом курсе отношения окончательно разладились. Я стал мальчиком для битья у Мародеров. В дополнение к зельеварению пришлось заняться изучением Темных Искусств, и в скором времени я оказался способен постоять за себя. К Альбусу мне пришлось обратиться лишь однажды. Я стал свидетелем разговора между Поттером и Блэком, О том, что они специально заговорили в моём присутствии, я догадался уже потом. Речь шла о тайной встрече в Запретном лесу, о Визжащей хижине, о наросте на стволе Дракучей Ивы, на который нужно нажать, чтобы попасть туда. Тогда меня не насторожило, что Блэк напоминает о таких очевидных подробностях своему дружку. А также то, что Поттер смутился, когда сказал, что они уже позаботились обо всем. До меня только потом дошло о чем, или точнее, о ком шла речь. В тот вечер я пришел к Иве и тыкал палкой во все наросты, пока не нашел нужный и не открыл проход. Но прежде, чем успел сделать хоть шаг, Джеймс Поттер, возникший из ниоткуда, сбил меня с ног. Я стал вырываться, пинаясь и сопротивляясь, а он что-то мне орал. Поттер был сильнее, и ему быстро удалось оттащить меня от дерева.
«Нельзя, убирайся отсюда, Нюниус!» – кричал он.
«Что вы там делаете?»
Поттер ударил меня в лицо.
«За этой дверью оборотень, Снейп. Сириус и я сможем его удержать в узде, но ты должен уйти. Сириус думал, что напугать тебя – отличная идея, но до него не дошло, что Ремус может убить». Поттер отпустил меня, и тогда я впервые нарушил уговор с Альбусом. Я пришел прямо к кабинету директора и кричал до тех пор, пока он не открыл. Я не сглупил, я поймал Блэка за жабры. Ремус Люпин оказался оборотнем, а его дружок пытался меня убить!
«Дядя Альбус, помогите!»
Альбусу удалось усадить меня в кресло. К середине рассказа я расплакался. Лицо директора мрачнело с каждым словом, пока я выплескивал обиду и гнев.
– Северус, мой мальчик. Я сожалею о том, что с тобой произошло, но ничем не могу помочь. В конечном итоге, мистер Блэк ничем не навредил тебе, а ты должен поблагодарить мистера Поттера за спасение своей жизни. Признаюсь, я знаю о Ремусе Люпине, мы прилагаем все усилия, чтобы дать возможность получить образование. Возможно, объявим строгий комендантский час по ночам. Ты понимаешь, о чем идет речь, Северус?
– Вы не будете с этим разбираться? Но Блэк пытался натравить на меня оборотня. Дядя Альбус…
– Профессор Дамблдор, Северус. И ты должен учиться самостоятельно постоять за себя. Я слышал, что Джеймс Поттер и Сириус Блэк – воспитанные молодые люди. Ради Мерлина, мистер Люпин староста. Я уверен, что все можно уладить.
И все. Этот вопрос больше не поднимался. Но именно тогда я понял, что Альбус, как и все, пал жертвой очарования Блэка. И если бы ему пришлось выбирать между племянником и Мародерами, он бы выбрал не меня. Именно тогда я по-настоящему увлёкся Темными искусствами, понимая, что отныне мне предстоит решать проблемы с Мародерами самостоятельно, и необходимо быть хорошо подготовленным. Я встретил Люциуса Малфоя в «Берджин и Беркс» летом после окончания Хогвартса. Он рассказал, что вступил в политическую организацию, которая поставила своей целью возрождение традиционных идеалов волшебного общества. Он привел убедительные аргументы, и я стал посещать собрания. Волдеморт был безумным, как Шляпник, но выдающимся оратором. Он понимал, что немногие примкнут к нему, если речь пойдет о чистке расы и мировом господстве. И потому действовал намного тоньше, предлагая каждому из ближайшего окружения именно то, в чем они нуждались. Вот так он смог нас завербовать.
– Ужасно! – Гермиона задрожала.
– Конечно. А что вы хотели, мисс Грейнджер? Нет… Темный Лорд использовал Люциуса, чтобы заполучить меня, предлагая отличные возможности для проведения исследований. Ему понадобилось меньше года. К маю я принял Темную Метку.
– Но... Но вы же вернулись обратно к Дамблдору!
– Я быстро влился в ряды Пожирателей. Старался не разочаровать моего хозяина и был вознагражден за свои усилия. Спустя еще полгода Люциус пригласил меня в Ближний Круг. Надев темную мантию и серебряную маску, я занял свое место. И ужаснулся. Исчез терпеливый Люциус Малфой. Исчез мягкий и харизматичный Лорд Волдеморт. Вместо них оказались фанатики, чьей целью было собственное величие, а средством – угнетение магглов. Такой вот новый мировой порядок. Я осознал, что они воюют не только с Министерством, но и с моим дядей. Волдеморт открыто называл Альбуса старым дураком. И так же открыто рассуждал, что сделает с ним и с Орденом Феникса, когда придет к власти. Он приказал Люциусу расправиться с одним из авроров и его семьей, который близко подобрался к правде. Когда я попытался остановить Малфоя, меня впервые подвергли Круцио. Я вернулся к Альбусу в ту же ночь, вымаливая прощение и предлагая поделиться любой информацией о Пожирателях Смерти. И хотя я теперь не мог появляться в Ближнем Круге, опять должен был вернуться к Люциусу, чтобы собирать информацию. Альбус поймал меня на слове, и я стал шпионить, пока имел возможность.
Склонив голову, Снейп принялся изучать невидимое пятно на брюках.
– Вот почему Альбус сейчас носится со мной, как с маленьким. Но это лишь малая часть причин, по которым я нахожусь здесь, и единственная, по которой Альбус меня навещает. А дальше… Думайте что хотите.
– Ваш путь не был усеян розами, но вы смогли сохранить собственное достоинство, даже спотыкаясь на этом пути. Такие испытания... они не каждому по силам. Так что я думаю, вы хороший человек. Это не просто обосновать, но это так.
– Хорошо.
Все еще погруженная в себя, Грейнджер встала, одарив его непонятным взглядом.
– Я навещу вас на следующей неделе, сэр.
Потрясенный и уставший, мужчина наблюдал, как Гермиона уходит. За прошедшие два часа он наговорил больше, чем за все предыдущие пять лет. И кому? Гермионе Грейнджер. Поразительно.
Важно было знать, кому принадлежал он, какие силы тьмы предъявляли на него свои права. От этих размышлений мурашки пробегали по спине. Невозможно – и опасно – было выводить заключение. Он занимал высокий пост среди демонов той страны – я говорю не иносказательно.
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– На самом деле, – признал Рон, глядя на влажное кухонное полотенце, – никто из нас не поддерживал связи с остальными, как обещал. Ты не единственная такая из нашего выпуска, есть и другие пропавшие из виду. Это учитывая, что мне, благодаря должности, известно местонахождение гораздо большего числа людей, чем остальным однокурсникам.
– И кто же эти потерявшиеся в неизведанной дали?
Вытерев очередную тарелку, вымытую подругой, он аккуратно поставил ее на полку в предусмотрительно открытом шкафчике. Гермиона рассортировала жалкий набор посуды, хранившийся там, почти сразу после переезда: несколько тарелок, привезенных из Норы, набор стаканов, подаренных однажды Гарри, узнавшим, что Рон за неимением чашек пил прямо из-под крана или из бутылки. В один прекрасный день во время завтрака узнала об этом и Гермиона. В шкафчике было еще три треснутых чайных чашки, чайник неизвестного происхождения, явно из другого сервиза, и обшарпанное блюдо с гербом Хогвартса. Она не стала интересоваться, откуда взялось блюдо, решив, что это либо памятный подарок от Дамблдора, либо провокационный – от близнецов. Судя по тому, что блюдо было запихано далеко в шкаф, за нераспечатанную коробку с набором для мартини, и заросло паутиной, первая догадка верна. Рон оценил бы такую удачную шалость братьев, и подарок от них гордо сиял бы на самом видном месте. А вот награду за услуги, о которых и не вспоминал, друг с легкостью предоставил бы паукам в долговременную аренду.
– Хм… – начал Рон, вытирая следующую тарелку. – Ну, ты уже знаешь, что теперешнее местонахождение Драко Малфоя известно только очень немногим – хотя он периодически мелькает то тут, то там, просто чтобы досаждать людям – но это вряд ли можно считать неожиданностью. А Лаванда Браун уехала по американской программе обмена не пойми-чего-на-не пойми-кого около семи лет тому назад и не вернулась. А буквально на днях… Когда же это было? В прошлый четверг, если не ошибаюсь, ко мне попала информация о Колине Криви. Он, веришь ли, вернулся в маггловский мир и работает в какой-то лондонской газете одним из самых младших журналистов.
Гермиона ожесточенно оттирала вилку.
– А что Невилл делает? Он приходил в Нору на прощальный ужин, после похо… в тот самый день. Но мы не успели поговорить.
Хмурясь все больше и больше, Рон быстро открывал ящик за ящиком.
– Черт возьми, Гермиона… – бурчал он, размахивая ложкой.
– Под полкой с тарелками, – рассеянно ответила она, все еще терзая вилку и начиная подозревать, что пытается стереть темный налет, а не остатки пищи.
– Объясни мне еще раз, почему ты решила переложить все на моей кухне? – вздохнул Рон, найдя ящик, действительно заполненный немного погнутыми разномастными столовыми приборами.
Гермиона присудила победу в их с вилкой борьбе своей противнице и решила не тратить силы на бесплодные попытки избавить от пятен остальное столовое серебро. Вспомнились палочки для еды, которые ей приходилось мыть в монастыре – по счастью, не ржавеющие, из лакированного дерева, моментально отчищающиеся.
– Потому что это было необходимо, – ответила она Рону. – Все лежало… как попало. Посуда и приборы в буфете, я уж не говорю о чашках и ложках в холодильнике!
Вытирая сковороду, Рон состроил обиженную мину:
– В этом есть смысл: все, что я наливаю в стакан, если это не вода из-под крана или виски, я держу в холодильнике.
– И ложки?..
– Ну, я пробовал хранить их в морозильной камере, рядом с мороженым, но они липли к языку во время еды, так что пришлось слегка поступиться удобством, – Рон нахмурился, ставя сухую сковороду на вычищенную конфорку. В первый же день переезда Гермионы он признался, что плиту включать не умеет, поскольку Согревающих чар вполне достаточно для единственной чашки утреннего чая перед работой. – Так или иначе… Специалист по отсутствию логики у нас ты, не я. Как там твой друг, злобный профессор, он же пациент психушки? – последние слова были сказаны нарочито ехидным тоном.
Гермиона подозревала, что теперешнее мнение Рона о Северусе Снейпе не слишком отличается от ее собственного, но друга при этом сомнения, в отличие от нее, не мучают.
Она не поддалась на провокацию, придав и голосу, и лицу невозмутимость.
– Расскажи мне о Невилле, Рон. Мы почему-то отклонились от темы, а мне действительно любопытно.
– Ты не отделаешься так легко, малышка, – предупредил он шутливо, помахивая зажатыми в кулаке ножами для масла. – Но я могу немного подождать. Если ты уходишь от ответа, значит, скрываешь нечто особенно интересное.
– Рон! – на этот раз она не сдержалась и запустила тряпкой, прицелившись ему в лицо.
Аккуратно увернувшись, Рон засмеялся, когда тряпка шлепнулась на пол.
– Ладно, ладно… Видишь ли, Невилл… – он наклонился и поднял тряпку, протянув ее Гермионе с насмешливой ухмылкой. – Насколько я могу судить, он слегка прихвастнул. Немного работал над проклятиями для ОТ, – Рон произнес это как одно слово – «от», и Гермионе потребовалось некоторое время, чтобы понять. – Конечно, это было много лет назад, сразу после того, как Гарри и я впервые подали заявления в Аврорат. Все помнили, как он обошелся с Лестрейнджами, так что найти работу ему труда не составило. На самом деле… – на этом месте Рон засмеялся, – Невиллу не так уж часто делают стоящие предложения. Помнишь, как после истории с Молнией люди доставали Гарри?
Как ни удивительно, расхохоталась и Гермиона.
– Помню! – воскликнула она, широко улыбнувшись. – Сразу после нашего окончания Хогвартса, были обнародованы колдографии с Турнира Трех Волшебников. Те самые, где запечатлен Гарри, призывающий метлу, чтобы сразиться с драконом. Многие тогда мечтали прокатиться на этой метле. Гарри пришлось полгода скрываться: не открывать дверь , отключить камин и принять все меры предосторожности.
Друзья продолжали веселиться. Так случилось, что сейчас можно вспоминать о Гарри с радостью, без скорбного заламывания рук. До этого момента Гермиона не понимала, насколько ей не хватает этой свободы – говорить о лучшем друге, как всегда, со смехом и школьными байками. Не все воспоминания были горьки. Иногда просто терпкие, словно их заваривала сама судьба. Гарри-подросток хлебал их, будто противное лекарство. Попадались и другие: как марципан в шоколаде. Там Гарри был искренне счастлив, необузданно весел. Только вот… сладкие кусочки растаяли, а горький привкус остался. А сейчас Гермионе хотелось, чтобы Гарри сидел рядом, застенчиво улыбался, пока она выговаривает Рону за его неряшливость. Но всё что ей осталось – это фантик от той самой шоколадки. И она могла только расправить его и бережно хранить.
– Я думаю, тебя тоже донимали письмами, – сказала она, отсмеявшись. – В конце концов, ты находишься в очень завидном положении – один из немногих волшебников, кто сразился с Люциусом Малфоем и выжил, чтобы рассказать об этом. Вообще, я всегда считала, что рекламный бизнес будет гоняться за тобой, а не за Гарри.
Успокоившийся Рон рассеянно теребил заусенец.
– Не-а… хотя, признаюсь, были времена, когда мне не помешало бы еще немного денег.
Когда Гермиона попыталась заглянуть ему в глаза, Рон отвел взгляд.
Но вскоре сам весело посмотрел на нее, искренне улыбаясь.
– Я не настолько смазлив, чтобы сниматься в рекламе, милая. Но Невилл… он просто-таки красавчиком стал. Уверен, ты обратила на это внимание, когда повстречалась с ним в Норе. Он даже дал несколько интервью «Ведьмополитену», по словам Джинни. Глэдрэгз обратился к нему. И даже – не поверишь – Олливандер, будто старик когда-нибудь нуждался в рекламе своего бизнеса. Но нет… Невилл отказался от всех предложений. Парень слишком застенчив, чтобы купаться в лучах славы. Я думаю, он работает в одной из кучи частных оранжерей, пооткрывавшихся после войны. Занимается экзотическими растениями. Мы не особо близки, но Джинни держит меня в курсе.
– Джинни… – подумала она вслух. – Разве Джинни и Невилл?..
Рон выразительно пожал плечами.
– Кто их знает? Маме, наверняка, хотелось бы, но сестренка ни с кем не откровенничает на эту тему. Однако они с Невиллом были хорошими друзьями в Хогвартсе. Он буквально собрал Джинни по частям, когда мерзавец Бэддок бросил ее, как раз через год после твоего отъезда. Сестра же удержала Невилла от самоубийства, когда Луна Лавгуд разорвала их помолвку за две недели до свадьбы.
Гермиона приподняла брови, но смолчала, тактично давая другу возможность продолжить.
– По словам Фреда, Невилл зачастил в Нору в последние полгода, и наша парочка ведет себя гораздо… двусмысленнее, чем обычно.
– Хмм… По правде говоря, я никогда раньше не задумывалась об их отношениях. С… энергией Джинни и невилловым… ну, как бы… его…
– Знаешь, он больше не тот увалень, каким был во времена нашего детства, – с укоризной ответил Рон. – Лично я воздержусь навешивать ярлыки, пока не узнаю больше об их отношениях. Теперь… куда это засунуть? Пропади оно пропадом…
Он поднял вверх металлическую миску с аккуратными дырочками на дне.
– Если на то пошло, откуда оно вообще взялось? Я и не знал, что у меня есть один из этих слей-спагетти-не-вынимая-из-миски.
– Грамотные люди называют это "дуршлаг", Рон, – возразила Гермиона, не сдержав снисходительной ухмылки. – Просто поставь его на стол у плиты. И, к твоему сведению, у тебя нет дуршлага. Когда он мне понадобился, я трансфигурировала его из самой погнутой салатной вилки – боялась, что зубцы сломаются, попытайся я привести их в надлежащее состояние. А так хоть какая-то польза.
– Тебе не надоедает быть такой совершенной? – злобно поинтересовался Рон, бесцеремонно швырнув дуршлаг в сторону плиты. Тот заскрежетал по металлической поверхности. – И не забывай про мой вопрос. Итак, что там с Снейпом?..
Разгневанная Гермиона начала выжимать тряпку для мытья посуды.
– Рон! Ты прямо как собака, вцепившаяся в кость. Или… Добби с исключительно отвратительным носком.
Он не засмеялся.
– Ладно, хорошо, – пришлось расстелить тряпку на буфете, чтобы просушить ее. – Неужели… погоди, ты вообще знаешь, почему он в Йоркшире?
Пожав плечами, Рон сел за покосившийся кухонный стол. Из одной его ножки угрожающе торчало несколько гвоздей, подтверждая то, что попытка отремонтировать стол без магии не удалась. Рон честно признался: заколотить дюжину гвоздей пришлось просто потому, что никакие известные ему Восстанавливающие или Связывающие чары не подействовали.
Стол угрожающе зашатался, когда его хозяин оперся локтями о столешницу.
– Не скажу, что точно знаю, почему Снейп там. Но могу предположить. Профессор всегда был упрямым типом. Я мыслю в правильном направлении?
– Примерно, – отозвалась Гермиона. – Насколько я понимаю, он пытался покончить с собой, Дамблдор его остановил, и Снейп провел пять лет, обижаясь на директора за это.
– Интересно… – начал Рон. – Возмущен ли он тем, что его сдали в Перкинс, или тем, что Альбус свел на нет его, хмм… усилия.
Она горько рассмеялась.
– И тем, и другим. Хотя, думаю, Снейп может просто злиться из-за физического ограничения его свободы. Он буквально ненавидит своего психотерапевта. Если честно, не понимаю, почему Дамблдор позволяет доктору Катреллу продолжать лечение. Он же нисколько не помогает Снейпу.
Ответный смешок был более искренним.
– Надеюсь, ты не навесишь на Альбуса лишних обязательств. Держу пари, Снейп не тот человек, который примет помощь. Он полагается только на себя. Возможно, учитывая все обстоятельства, ему нужен враг.
– Я поражена вашим красноречием, аврор Уизли, – Гермиона постаралась скрыть удивление, вызванное его проницательностью.
– О, не приписывайте мне величие и могущество только потому, что у меня появилась идея, которой не было у вас, милочка, – высокомерно ответил он. – И в любом случае, не считайте это проявлением моей скрытой гениальности.
– За последнее можешь не волноваться.
Он скривился и проигнорировал «шпильку» подруги.
– Так или иначе, я всего лишь хотел сказать, что довольно тесно сотрудничаю с Альбусом Дамблдором уже лет десять, и в состоянии угадать его мотивы, вот и все.
– Послушайте блестящего аврора, интеллект которого затмевает лишь его ослепительное обаяние, – сказала Гермиона с сарказмом, пытаясь разозлить собеседника и закатывая рукава мантии.
Рон безучастно смотрел, как она в поисках пробки шарит по дну раковины, по локоть в мыльной воде.
– Похоже, ты провела достаточно времени со Снейпом, судя по твоей жизнерадостности. О чем вы разговариваете? – он сделал паузу и продолжил: – Знаешь, легче применить Призывающие чары.
– Слова «легче» и «естественно» чаще всего вступают в когнитивный диссонанс, – рассеянно пробормотала Гермиона, стиснув зубы и рыча от раздражения, пока ее пальцы упражнялись в вытягивании и выдергивании.
– Что?
Пробка, наконец, вылетела с громким чпоком, и Гермиона удовлетворенно вздохнула, не обратив внимания на недоумение Рона. Увидев же его растерянность, она попыталась объяснить.
– Ну… Мне наставник так говорит, если ему кажется, что я слишком жалостливо смотрю на него. Кажется, он имеет в виду, что хотя простейший способ всегда наилучший, простота не обязательно означает легкость.
– И чем же отказ от чар лучше, по мнению твоего наставника? – слабым голосом спросил Рон. – Постой… наставник?
Гермиона усмехнулась, в последний раз ополаскивая раковину.
– Видимо, Франсуаза тебе не сказала.
Она обнаружила, что, как бы это ни раздражало, хочет повторить слова Снейпа. И повторила.
– Спроси меня об этом в другой раз.
Может быть, Рон что-то понял по ее странной улыбке. – Гермиона, ты снова избегаешь разговора о Снейпе, так ведь? Чего же ты не хочешь говорить мне?
Ей подумалось, что он может применить технику допроса, отработанную в Аврорате. Как ни странно, Гермионе было все равно. Она может не скрывать от него свои мысли, причем не вопреки, а благодаря этому равнодушию.
– Я не знаю, о чем мы говорим, – призналась Гермиона. – Иногда я чувствую, что мне нужно навестить его. А бывают дни, когда это просто необходимо.
Она зловеще улыбнулась, присаживаясь напротив Рона за стол:
– Ты знаешь, что Дамблдор – дядя Снейпа?
Рон изумленно моргнул:
– Правда? Альбус никогда не говорил…
– Мне кажется, они не афишируют это, – ответила она. – Но, как тебе уже известно, именно Дамблдор засунул Снейпа в психушку. И именно Дамблдор держит его там. Видимо, доктор Катрелл согласовывает с ним все решения. Он донес Альбусу, что я навещала Снейпа. Хотел выяснить, получили ли мои визиты одобрение свыше.
– Я все еще пытаюсь осознать сам факт кровного родства между Альбусом и… – с сомнением в голосе заявил Рон. – И Снейп сказал тебе об этом?
– В самых драматичных и пафосных выражениях! – настроение Гермионы немного улучшилось. – Похоже, Дамблдор вырастил Снейпа, но публично этого по какой-то причине не признавал. Так что, думаю, Снейп был рад поведать о своем происхождении. Может быть, в пику Дамблдору.
– А может, осознал, что ничего не потеряет и не выгадает, рассказав об этом теперь, – задумчиво сказал Рон. – В конце концов, я могу понять, почему Альбус держал их родство в тайне. Защита и все такое.
Заинтересовавшись, она аккуратно сложила руки на коленях, стараясь не ерзать.
Подушечки пальцев все еще были сморщены от мытья посуды.
– Как это?
Задумчивое выражение на лице Рона сменилось сосредоточенным.
– У меня две версии, причем вторая откровенно слабая. Первое, что приходит в голову, – представь себе, как относились бы к Снейпу-ребенку, причем не только в Хогвартсе, если бы стало известно, что его опекуном является один из самых могущественных волшебников в мире. Снейп или переплюнул бы своими капризами и избалованностью Драко Малфоя и Дадли Дурсля вместе взятых, или не дожил бы до совершеннолетия, поскольку каждый встречный-поперечный считал бы своим долгом поставить его на место.
– Такое мне в голову не приходило, – ответила Гермиона, наморщив лоб. – К тому же, я забыла, что именно Дамблдор подкинул Гарри семье Дурслей, этой пародии на родственников, – ее лицо потемнело. – Но жестоко ради неких намерений и целей отказываться от своего чуть ли не сына просто на всякий случай, опасаясь, что что-то пойдет не так.
– Ну… – протянул Рон, сцепив руки за головой. – Об этом моя вторая версия…
Она вздохнула, раздраженная его неприятной, приобретенной еще в детстве привычкой оставлять фразу повисшей в воздухе. Рон обожал выдавать людям информацию в час по чайной ложке. Даже ответ на простой вопрос, например, «Рон, не передашь ли ты мне перо?» превращался в бесконечный диалог. Поэтому теперь в голосе Гермионы слышались нетерпение и сдерживаемый гнев.
– Рон…
Он продолжал невозмутимо улыбаться, наслаждаясь мигом триумфа.
– Интересно…
– Рон! — возмутилась она.
– Как думаешь, Тот-Кого-Нельзя-Называть знал о Снейпе и Альбусе? – цинично озвучил наконец-таки свое предположение Рон.
Гермиона задумалась. Лишь через некоторое время она подняла взгляд, чтобы увидеть выжидательный взгляд друга.
– Уверена, Волдеморт ничего не знал, – сказала она. – В противном случае он бы использовал возможность расправиться со Снейпом. Или постарался бы уязвить Дамблдора, пожаловав его племяннику один из самых высоких постов в своей организации. Снейп ведь даже в Ближний Круг не входил.
– Действительно, – уступил Рон. – Младший помощник старшего дворника… смешно укорять врага таким родственником. «Адъютант» или «Правая рука» звучит гораздо круче! Да и продвижение Хвоста по карьерной лестнице наглядно демонстрирует, что Сама-Знаешь-Кого не смутили бы даже бесполезность и некомпетентность Снейпа. Хотя, подозреваю, он был исключительно компетентным Пожирателем Смерти.
– Мне показалось, что Снейпа мутило, когда он рассказывал об этом. Честно говоря, я была немного удивлена. Понимаешь… Я знала, что Снейп не может быть воплощением зла, ведь тогда Дамблдор не подпустил бы его к детям. Но я всегда полагала, что он смог бы… в случае необходимости…
Видя неспособность подруги связно закончить предложение, Рон попытался сделать это за нее.
– Снейп может убить, если потребуется, – заметил он неловко. – Своими глазами видел. Конечно, если на то пошло… – он пристально посмотрел на нее, – то и я могу.
Гермиона попыталась поймать его взгляд.
– И скольких ты?..
Рон вздохнул.
– Достаточно. Но на самом деле я не думаю, что Волдеморт ценил бы Снейпа только потому, что тот был в состоянии применить Аваду, отражая атаку. Многие забывают, что Пожиратели смерти – не просто добровольно объединившиеся в банду убийцы, получающие наслаждение от мучений магглов. Это был хорошо организованный синдикат, полностью посвятивший себя завоеванию власти и установлению… Как там говорил Эйвери на допросах? Ах, да. «Становление нового порядка. Когда маги исполнят свое истинное предназначение и станут хозяевами мира», – закатив глаза, Рон сделал вид, что блюет. – Нет, Гермиона. Тут другое. Вполне возможно, что и Волдеморт, и Орден Феникса ценили его верность, отвагу и треклятую способность выполнять любые поставленные задачи, какими бы невозможными они ни казались. Не говоря уже о том, что у Снейпа, похоже, больше жизней, чем у того ужасного кота, которого ты держала, когда мы были детьми.
Она с любопытством посмотрела на Рона.
– Кто бы мог подумать, что из всех людей именно ты будешь петь ему дифирамбы при первой же возможности?
– Это вряд ли. Не пойми меня превратно: Северус Снейп не чувствительнее бревна, а учитель из него, как из бешеного гиппогрифа. Но он был чертовски классным бойцом, и я готов это признать. Нам просто-напросто повезло, что он оказался на нашей стороне – в противном случае сейчас мы, скорее всего, были бы рабами Темного Лорда.
– Ты говоришь это просто из благодарности, потому что он спас твою жизнь, – поддразнила Гермиона.
Задумавшись, Рон провел рукой по волосам.
– Возможно, – уклончиво согласился он. – Но из двоих людей, присутствующих здесь, один навещает его, и это точно не я.
И тут Гермиона впервые за долгие годы повела себя как ребенок: показала Рону язык.
На мгновение он опешил от такой наглости, но тут же практически взвыл от смеха, запрокинув голову.
– О, Мерлин мой! – Рон утирал слезы. – Я так скучал по тебе, Гермиона!
– Идиот, – ласково сказала она, хихикая над его выходкой.
– Знаешь, – он отдышался. – Когда ты так делаешь, не скажешь, что тебе больше двенадцати.
– Нет, только не это! Зачем ты говоришь мне гадости? В детстве я выглядела ужасно!
Глядя на его очаровательную улыбку, Гермиона задалась вопросом, почему он всегда считал себя непривлекательным.
– Это точно, – Рон увернулся от шуточной затрещины. – Но я готов признать, что ты сильно изменилась. Я, конечно, знал, что так и будет. Ты всегда была эдаким симпатичным пушистеньким зайчонком.
– Будем считать, что я не слышала твоего неприлично прямого намека на прежний вид моих зубов, Уизли. Насчет прически же, боюсь, придется с тобой согласиться. Мои волосы по-прежнему невозможно уложить.
– Мне нравится. Сейчас тебе это идет. Я думаю… – он скорчил хитрую гримасу, – ты, наконец, выросла для такой прически.
Пока Гермиона пыталась понять, не издевается ли он, Рон продолжил еще более решительно:
– По крайней мере, твои волосы естественного цвета.
– Слишком естественного, – с отвращением уточнила она. – Я всегда завидовала Джинни. Ее локоны все еще того же глубокого медно-рыжего оттенка, как в детстве.
Рон усмехнулся.
– Ей просто повезло немного выделиться из общей массы Уизли. Но на цвете волос везение закончилось: Джинни ужасно сгорает на солнце, с ее-то фарфоровой кожей, – голос у него был довольный, хотя он говорил о страданиях сестры. – Нет уж, мне и так неплохо, – он слегка дернул себя за ярко-рыжую прядь. – И веснушки исчезли с возрастом.
– Рон?.. – торжественный тон, которым это было сказано, разрушил атмосферу веселья.
Он хмыкнул, опустив взгляд и машинально ковыряя ногтем пятнышко на столешнице.
– Гарри был… Я не видела снимков…
Рон молча поднялся и пошел в спальню, которую Гермиона почти не тронула, только простыни заменила да освободила пару ящиков для содержимого своих чемоданов. Шум перебираемых вещей, грохот… Рон вернулся, держа в руках пачку колдографий.
– Я их спрятал, – сказал он, присаживаясь. – Не выдержал…
Гермиона сочувствующе дотронулась до его руки, и пальцы разжались, выпуская снимки, плавно скользнувшие на стол. Она взяла тот, что упал ближе к ней, стараясь не обращать внимания на навернувшиеся слезы. Рон уже признал свое поражение: его щеки были мокрыми.
В отличие от себя настоящего, долговязый Рон с колдографии грустно улыбался, а его рыжие волосы то и дело вспыхивали в лучах солнца, пойманного объективом. Он небрежно обнимал за плечи черноволосого человека в знакомых круглых очках. В пыли у их ног каталась собака, то и дело вцепляясь в мантию того мужчины.
Гарри улыбнулся и помахал Гермионе. Она провела пальцем по его лицу и едва не разрыдалась, отчаянно желая, чтобы гладкая бумага, к которой она прикасалась, была кожей Гарри.
Рядом с высоким угловатым Роном повзрослевший Поттер – невысокий ладный парень – казался маленьким. Рон – весь сплошные руки-ноги, неуклюжий и незрелый, даже будучи взрослым. Гарри же хорошо сложен, с изящными пальцами, ловкими руками. Он махал Гермионе со снимка и шутливо подталкивал Рона. Поттер выглядел счастливым, в его по-прежнему ярких зеленых глазах появился блеск, отсутствовавший в детстве. Даже его шрам, ломаной линией перечеркнувший отрочество Золотого Трио, был почти неразличим.
– Это снято весной, до того как они с Франсуазой поженились, – негромко заметил друг.– Мы гуляли в окрестностях Хогвартса после собрания Ордена. Гарри тогда жил в Хогсмиде, а я уже переехал в Лондон из-за работы, но довольно часто навещал его. Эту бродячую собаку он там и подобрал. Пес просто не отходил от него ни на шаг, так что, в конце концов, Гарри просто сдался и купил ему ошейник. Пес умер, когда Николасу было около двух: он был уже стар, когда Гарри подобрал его.
Гермиона пристальнее вгляделась в пса на снимке. В нем было довольно много от овчарки, если она не ошибалась. Видимо, заметив ее внимание, собака подняла ухо, присела на задние лапы и высунула язык. Шерсть блестела на солнце, словно шелк.
– Как его звали?
Рон засмеялся.
– Гарри пытался было звать его Мягколапом, в честь… ну, сама понимаешь. Но проклятая псина не реагировала на кличку, сколько бы Гарри ни кричал. Он обыкновенно просто сдавался и бранил его – «ах ты, глупая собака!», – а затем пес, разумеется, впадал в буйное веселье, лаял, лизался и вытворял черт-те что. И Гарри пришла в голову идея назвать его Глупец. Он был хорошим псом, при всем своем… эээ… упрямстве.
Улыбаясь, Гермиона смотрела, как Глупец убегает с колдографии.
– Да, похоже на то.
– Кстати, о странных питомцах… Что случилось с твоим котом?
– Насколько я знаю, Живоглот жив и здоров. Прожитые годы не отразились на нем, хоть он уже и немолод. Я взяла его с собой, когда…
– Когда ушла, – ровным голосом подсказал Рон.
– Да. Но я поняла, что с моей стороны просто жестоко таскать его с собой, будто он чемодан. Несколько недель я жила в одной семье в Мексике, и там была маленькая девочка... – с нежностью произнесла Гермиона и замолчала, предаваясь воспоминаниям. – Она просто влюбилась в Живоглота. Братьев и сестёр у нее не было, и она чувствовала себя одиноко. Компания моего кота ей безумно нравилась. Вроде бы это оказалось взаимно. Когда я пошла дальше, то просто… оставила его с той девочкой.
Покачав головой, Рон вздохнул.
– Сперва Тибет, теперь Мексика… Гермиона…
Его вопрос остался незаданным, поскольку именно в этот момент раздался звон, предупреждающий, что кто-то хочет связаться с ним. Обменявшись озадаченным взглядом с Гермионой, Рон подошел к камину, присел на корточки и с помощью палочки разжег небольшой огонь. Гермиона медленно последовала за приятелем, остановившись в дверях.
В огне появилось смутно знакомое лицо.
– О, Уизли, – сказал мужчина. – Рад, что застал тебя дома.
Рон выглядел недовольным.
– Сегодня суббота, Шеклболт. Ты на работе?
Шеклболт, видимо, не собирался вести светскую беседу.
– Это важно, Уизли. Я имею в виду важность уровня «Заговор Пожирателей Смерти против руководителей мировых держав». Не просто дело типа «Собака тупого племянника Фаджа забралась на дерево». Мне нужно с тобой поговорить, – его взгляд скользнул по Гермионе, присевшей на подлокотник дивана. – Наедине.
Скрестив руки, Рон посмотрел на начальника сверху вниз.
– Это Гермиона Грейнджер, Кингсли. Она не уйдет. Мой допуск не настолько высок, чтобы ты рассказал мне нечто, чего она не должна слышать.
– Гермиона… Грейнджер? – переспросил человек в камине, и в его глазах мелькнуло узнавание.
Она неуверенно кивнула. Лицо в камине улыбнулось.
– Вижу, вы не помните меня. Я Кингсли Шеклболт, мисс Грейнджер. Мы некоторое время пересекались в штабе Ордена много лет назад.
Опасаясь услышать какую-нибудь бессмысленную любезность, Кингсли обернулся к Рону:
– Рон, сколько информации по делу Поттера ты прочел?
– Кингсли… – Гермиона услышала фальшивую нотку в его голосе. – Я не…
– Не вешай мне лапшу на уши, Уизли, – предупредил Шеклболт. – Нет настроения. Я знаю, что велел тебе держаться подальше от этого дела, но прекрасно понимаю, что шанс дождаться от тебя подчинения подобному приказу примерно такой же, как у Корнелиуса Фаджа получить звание «Самого сексуального из живущих волшебников» от Ведьмополитена. Так что… сколько?
Рон уставился на свои босые ноги.
– Большую часть, – признался он. – Трое ваших самых вероятных подозреваемых мертвы, кстати говоря.
– Ты включен в следовательскую группу, Рон, – резко заявил Шеклболт. – Теперь это дело не только Поттера. Нам нужна твоя помощь. Мы все здесь топчемся, как безголовые нюхлеры.
Рон и Гермиона одновременно вздрогнули, глядя на Кингсли распахнутыми глазами.
– Что? – прошептал Рон.
– Ты меня слышал. Есть еще труп. Обстоятельства почти идентичны смерти Гарри Поттера. Амелия Боунс поехала в гости к сыну и нашла его разделанным на обеденном столе, о чем сообщила Министру через камин. Она сейчас в больнице Святого Мунго, накачана успокоительными. Дуй сюда сейчас же, Уизли. У нас тут еще одна проклятая головоломка.
Взглянув на Рона, Гермиона почувствовала, как бледнеет. Поведение приятеля полностью изменилось: скорбящего друга Гарри Поттера заслонил целеустремленный аврор, готовый к битве с демонами – таким он подошел к камину.
– Мне нужно идти, Гермиона, – коротко сказал он, зачерпывая горсть дымолетного порошка. – Предупреди Франсуазу, что меня не будет к ужину.
– Да… да, конечно, – она запнулась, наблюдая, как Рон решительно шагает в огонь, и пытаясь понять, чему только что оказалась свидетелем.
Ему нужно было жить и идти вперед, подвергая себя величайшему риску и лишениям. Если чистый, бескорыстный, непрактичный дух авантюризма управлял когда либо каким нибудь человеком, то, несомненно, этим человеком был мой заплатанный юнец. Я готов был позавидовать ему, горевшему этим скромным и ясным пламенем. Казалось, пламя поглотило всякую себялюбивую мысль…
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Кто-то стучал в дверь. К ней? Или всё-таки к Рону? Учитывая, что Гермиона не платит за постой, чья это дверь? И можно ли считать, что, раз уж она тут живёт, это и её дверь тоже? «Какую часть двери, если в неё стучат, считать своей при совместном проживании?» – Гермиона тряхнула головой, отгоняя совершенно кальянные мысли, и пошла открывать.
– Кхе, – сказал явно озадаченный её появлением по эту сторону порога Дамблдор. – Мисс Грейнджер?
– Добрый день, профессор. Рона нет. Вы его искали, да?
Дамблдор многозначительно пожал плечами: мол, действительно, разыскивает Рона, но и с ней тоже можно пообщаться.
– Я же просил, Гермиона, называй меня Альбусом.
Гермиона попыталась вспомнить, а давала ли ему повод так фамильярно обращаться к себе, но потом решила, что это не имеет значения.
– Рон был дома, – она попробовала помочь, – но аврор Шеклфорд…
– Должно быть, Кингсли Шеклболт, – поправил Альбус.
– Точно. Он самый. Он связался с Роном вскоре после ланча. Мы только-только закончили и собирались ненадолго выбраться на природу. Франсуаза куда-то ведет детей, и Рон не хотел оставаться один. Но этот Шекл… Шеклболт вызвал его на происшествие. Видите ли, случилось еще одно убийство.
Дамблдор, для которого все прежде сказанное, казалось, не стало новостью, на этом моменте проявил любопытство.
– Убийство? Ещё одно?
На мгновение слова застряли у Гермионы в горле.
– Как… как Гарри. Похоже, обстоятельства те же самые. Ничего не обсуждалось вслух, но Шеклболт весьма настойчиво требовал, чтобы Рон прибыл туда.
– Хм, – Дамблдор немного помолчал, топчась на пороге Рона, то есть – ее.
– Ээ… – она занервничала. – Вы войдете, сэр?
Её реплика вывела директора из задумчивости. Он, очевидно, вспомнил, где находится и с кем разговаривает.
– С удовольствием, мисс Грейнджер. Честно говоря, хоть вы и угадали цель моего визита, было бы очень кстати перекинуться парой слов и с вами. Я-то искал молодого Уизли. Пришел к Поттерам, Франсуаза сказала, что не видела его с завтрака, и я подумал, что он отправился домой, взять кое-какие вещи. А тут такая неожиданная встреча.
Гермиона посторонилась, позволяя ему пройти в гостиную.
– Рон пригласил меня пожить у него, пока я в Англии. Сказал, что глупо тратить деньги на съёмное жильё, комнату или гостиницу. И в этом действительно есть рациональное зерно, ведь он живет с… – оборвав себя на полуслове, Гермиона покраснела. – Я… я хотела сказать… – запнулась она.
Сухо хмыкнув, в точности как Северус Снейп, Альбус удобно устроился в единственном в комнате кресле. Из одного подлокотника торчал кусок наполнителя, а на спинку скрепляющими чарами была пришлёпнута заплатка. Слишком заметная заплатка.
– Мне известны некоторые обстоятельства, касающиеся Рона и Франсуазы, – сказал директор. – По крайней мере, я знаю столько же, сколько они сами. Касательно всего остального… ну, у меня есть некие соображения, но, пожалуй, будет лучше, если я оставлю их при себе.
Устроившись на втором и последнем предмете мебели в комнате, – поеденном молью старом диване, припоминавшемся как старое украшение гостиной миссис Уизли, – женщина поморщилась при мысли о том, сколько же ее соображений разделяла Джинни Уизли.
– Ничего важного, – ответил директор, подмигивая, словно всё понимающий дедушка. Гермиона посчитала, что Франсуаза была права насчет Альбуса Дамблдора: он изображает добропорядочного пенсионера только в тех случаях, когда это побуждает собеседника нервничать. – Ничего срочного. Впрочем, вы, моя дорогая, добавили к моим планам еще кое-что. И я поделюсь с вами своими соображениями, коль уж вы просветили меня о новом деле. Признаюсь, я удивлен, что Кингсли втягивает Рона в расследование. Прежде он держал его как можно дальше.
– Рон хвастался, что немного найдётся людей, равных ему, по части близкого знакомства с последними из Пожирателей. Подозреваю, что этот ваш мистер Шеклболт хочет привлечь как можно больше помощников.
Альбус покачал головой, и Гермиона углядела печаль в его глазах за секунду до того, как он проморгался.
– Гермиона, есть причина тому, что Кингсли занимает эту должность. Обратите внимание, что Шеклболт – самый молодой начальник Аврората за всю историю существования этой организации. Он далеко не дурак… За прошедшие месяцы Рон Уизли не мог помочь даже самому себе. От него пользы в расследовании, как от кентавра в огороде. Что, по-вашему, случится, как только Рон найдет, на кого свалить вину? И я спрашиваю себя: почему сейчас? Что изменилось, если Кингсли стал срочно нужен Рон? Она пожала плечами. Альбус перестал сутулиться и расправил затекшую спину. Теперь он производил впечатление человека, настроенного весьма решительно.
– Думаю, бесполезно строить догадки, – заключил он. – Никто из нас не знает ситуацию настолько хорошо, чтобы делать правильные выводы.
Гермиона почувствовала благодарность, когда старик сказал нас, но промолчала, зная, что Дамблдор продолжит.
И точно.
– Теперь я задам вам достаточно конкретный вопрос, мисс Грейнджер. Как дела у Северуса?
Удивившись, она задумалась над тем, что ей стоит сказать в ответе.
– Я не смогла встретиться с ним на этой неделе. На прошлой же он был в приподнятом настроении. Ну, настолько приподнятом, насколько для него возможно.
Улыбка директора вышла мрачной.
– Он рассказал мне… о своем детстве, – осторожно продолжила она, пытаясь уловить реакцию своего собеседника.
К своей чести, Альбус не выглядел шокированным.
– Правда? – спросил он. – Ну, значит, вы знаете…
Ей хотелось услышать это из его собственных уст.
– Знаю что?
– Знаете про мое родство с Северусом, – прямо сказал Дамблдор. – И, исходя из этого, можете понять, почему он такой, какой есть, если, конечно, вы настолько умны, как утверждала Минерва.
Гермиона вытаращилась: это что, сарказм? От самого Дамблдора?
– Я знаю, он сейчас в депрессии, но сомневаюсь, что вы имели в виду его нынешнее состояние. Только если рассматривать его как следствие. Полагаю, причина сокрыта в его намёках на вашу вину.
Альбус рассмеялся лающим смехом.
– Вина? Так сказал Северус? Если только «по вине и кара». Виновного, мисс Грейнджер, можно попытаться оправдать. А он не может найти мне оправданий, так же, как и я себе – не могу.
Она молчала, надеясь на продолжение.
– Я не удивлен тому, что Северус рассказал вам, – Дамблдор переплел пальцы так, что мог шевелить ими всеми сразу, не расцепляя. – В конце концов, в детстве я запрещал ему говорить кому-либо. Уверен, сейчас, через много лет, он нарушил мой приказ с огромным удовольствием.
Гермиона оторвала взгляд от его рук – начала кружиться голова – и посмотрела ему в глаза, прозрачные и холодные, словно осеннее небо, с которого убрали солнце.
– Я не так уж часто ошибаюсь, мисс Грейнджер, – откровенно произнес он с той высокомерностью, какую Гермиона не замечала ранее, – но мои ошибки почти всегда выходят боком этому мальчику. В первый раз я увидел его на похоронах Агриппины, – старик пустился в воспоминания. – Тощее, как утопшая крыса, черноглазое существо в мантии на два размера больше. Я смотрел, как он, еле сдерживая слезы, стоял рядом с могилой матери, и поклялся, что никогда не позволю никому причинить ему вред. И видите, мисс Грейнджер, как я его подвел?
– Но вы забрали его к себе, – слабо возразила она. – Взяли на воспитание, когда никто больше не хотел.
– Я не мог позволить, чтобы его отдали в приют, – ответил Альбус, – но все могло быть иначе, если бы Аберфорт чуть меньше демонстрировал своё несогласие с существованием Северуса как части нашей семьи. Он ведь говорил вам, Гермиона, – в глазах его снова появилась шальная искорка, – мы с братиком не особо ладим.
– Он на это намекнул, – холодно подтвердила она.
Усмехнувшись, Дамблдор снова расслабился, откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники.
– Могу представить. Северус частенько напоминает моего воинствующего братца. Впрочем, это те черты, которые легко отнести к разряду фамильных.
Наверное, на лице Гермионы предательски отразилось замешательство и недоверие, потому что Дамблдор весело рассмеялся.
– О, мисс Грейнджер! – воскликнул он. – По вашему лицу можно сказать, будто вы думали, что Северус – только Снейп. Нет, моя дорогая, Снейпы, конечно, весьма почтенное семейство, но, как правило, они ужасающе заурядны. Про обоих дядюшек Северуса по линии Снейпов можно сказать: «Ни капли ума». Ну, Терциус – вполне приличный человек, но гарантирую вам: Северус – первый за многие поколения Снейп, который вовсе не Снейп. Он Дамблдор до мозга костей.
– Он не похож на вас, – неожиданно робко произнесла Грейнджер.
– Определенно. По отцовской линии он унаследовал внешность, – согласился директор, – но характер – бунтарский, как у Аберфорта в подростковом возрасте. Мне нравится думать, что от меня у Северуса фамильное чувство юмора, – он улыбнулся, когда Гермиона нахмурилась, – но разум его тонок и остер, словно стилет. Мой же, боюсь, больше напоминает двуручный меч.
Гермиона была поражена до глубины души. Она никогда не слышала таких слов от Альбуса.
– Значит, Франсуаза права, – сказала женщина за неимением лучшего ответа.
– Конечно, права, моя дорогая, – ответил Дамбдор. – Она очень восприимчивая девочка, когда старается. Жалко, что отец ее послал в Шармбатон, а не в Хогвартс. Интересно, куда бы ее распределили. Чудесная пара для Гарри.
– Я рада, – это было сказано действительно от души. – Гарри заслужил счастье.
– Заслужил, – согласился Альбус, – хоть, боюсь, я не слишком этому поспособствовал. Еще одна жертва моих ошибок. Возможно, многих, но я стараюсь не думать об этом.
– Полагаю, он вовсе не считал это за ошибки, – ровно произнесла Гермиона.
Альбус вздохнул, и в его вздохе не было радости.
– Знаю. По крайней мере, когда-то. Но думаю, в конце концов, он принял все, как должное. Гарри понимал, что надо совершить и почему я настаиваю, чтобы это сделал именно он. Мне бы только хотелось… – в его голосе звучало уныние, – мне бы только хотелось как-нибудь помочь понять это и Северусу.
Гермиона смотрела на него, нахмурившись.
– Понять что?
Он горько рассмеялся.
– Вы видите меньше, чем я полагал, мисс Грейнджер. Скажите мне, почему, по-вашему, Северус так ненавидел и до сих пор ненавидит Гарри Поттера?
Гермиона молча прокрутила вопрос в голове и тщательно подобрала слова для ответа: – Между профессором Снейпом и отцом Гарри пробежала черная кошка. Я знаю это. И профессор всегда говорил, что Гарри напоминает ему…
– Даже Северус Снейп не настолько мелочен, чтобы презирать ребенка за грехи отца, совершенные еще до его зачатия, – резко ответил Альбус. – Нет, Гермиона, Гарри сам по себе заслужил такое отношение Северуса.
Мисс Грейнджер ненадолго задумалась, но не пришла ни к какому выводу
– Не догадываюсь, – призналась она, смущенная и темой разговора, и самим Дамблдором.
– Мисс Грейнджер, – задумчиво начал он, – стоило только Сириусу Блэку и Джеймсу Поттеру ступить на территорию Хогвартса, их уже обожали. Преподаватели, школьники, даже сам директор. Я притворялся, что не знаю об их буйных выходках. На последнем курсе я даже сделал Джеймса старостой мальчиков в надежде, что он утихомирится. И однажды вечером, на шестом году обучения, ко мне пришел Северус, бормотавший какую-то чушь про Сириуса, пославшего его на смерть в лапы оборотня. Я не мог в это поверить. Я настолько обожал Сириуса и Джеймса, что не думал, будто они способны на такое. Поэтому и жалоб внучатого племянника всерьёз не принял. У Северуса монохромный тип мышления, для него мир делится большей частью на чёрное и белое, что весьма необычно для слизеринца. И я в какой-то момент оказался на «тёмной стороне». Все мои поступки были, с его точки зрения, поступками человека, который его не любит. Хотя на самом деле человек этот не знал, что делать со своей любовью. Понимаешь, Сириуса и Джеймса легко любить. Северуса – нет. В конце концов, он отправился к Волдеморту.
Гермиона тактично молчала и пыталась представить, как это – любить Снейпа.
– Но с первого раза я урока не усвоил, мисс Грейнджер. Когда стало известно, что семья Поттеров – одна из целей Волдеморта, я бросился защищать их всеми возможными способами. Честно говоря, я именно Гарри защищал. Зная пророчество, пытался объехать его на слепом единороге и во что бы то ни стало избавить ребёнка от такой судьбы. Потом, когда их… когда они умерли, я совершил еще одну ужасную ошибку. Я оставил Северуса ради Гарри. И тогда, мисс Грейнджер, авроры нагрянули в штаб Ордена и уволокли моего племянника в Азкабан.
Шокированная Гермиона побледнела.
– Вижу, что этого он вам не рассказал, – Альбус уловил ее удивление и кивнул. – Да… Северус провел в лапах дементоров примерно три дня, прежде чем я смог вытащить его. И он, насколько я знаю, уверен, что это моя вина. Если бы я не оставил его без защиты, если бы взял с собой, если бы кому-то поручил…
– Поэтому он думает, что вам было важнее благополучие Гарри Поттера, а не его, – мозаика собиралась, наконец, в единое целое. Голос Дамблдора был спокоен.
– О, мне и правда важнее было благополучие Гарри, а не Северуса. Тогда я решил, что Гарри – младенец, к тому же, он только что осиротел. Я и не думал, что Северус воспримет это как доказательство моего пренебрежения им. И это повторялось на протяжении многих лет. Поскольку удерживать Гарри от беды становилось все труднее, мне все чаще приходилось вмешиваться. Поэтому, мисс Грейнджер, хоть Гарри и не был виноват в ненависти, тем не менее, же он её спровоцировал. И я снова говорю о том, как бы мне хотелось, чтобы Северус понял. Как бы мне хотелось забрать у него хотя бы маленькую часть той боли, что я причинял ему снова и снова.
– Это не ваша вина, – мягко сказала Гермиона.
– И тем более не его, – ответил он. – Вот здесь и тупик.
– Мне жаль, – грудным голосом произнесла мисс Грейнджер. – Мне искренне вас жаль. За то, что пришлось пережить всем. Вам и Гарри, и Северусу. Ему, наверное, больше всех досталось.
«Северус? – про себя подумала она. – Почему я назвала его по имени?»
В тишине квартиры раздавалось одинокое тиканье часов, висящих на стене над головой волшебника. Гермиона, потерявшая счет времени, наблюдала, как секундная стрелка описывает круг за кругом.
Вдруг Дамблдор закашлялся.
– Ну, Гермиона, боюсь, я задержался дольше, чем планировал. Правда, мне пора назад, в Хогвартс. Вы передите Рону, что я заходил?
– Конечно, – она поднялась и двинулась к двери, провожая гостя. – Было очень… интересно поговорить с вами, профессор. Я хотела сказать – Альбус.
– Мне тоже, мисс Грейнджер, – вежливо ответил он, выходя и кивая ей. – Как и всегда. Увидимся.
– Да, – отозвалась Гермиона. – Увидимся.
*** Отберите у идиота биту! Пока Гермиона стряхивала с себя остатки дремы, мозг замкнуло на одном-единственном раздражителе. Было поздно, и кто-то тарабанил в дверь.
Слишком громко для этого времени суток, и слишком сильно для этой конкретной двери.
Кое-как разлепив глаза и пытаясь нащупать халат и тапки, Гермиона внезапно осознала, что лежит одетая на диване в гостиной. Она, вероятно, заснула во время чтения. И точно: книга с загнутыми уголками страниц, которую, судя по названию, она брала не с полок Рона, лежала рядом на полу.
Стук не прекращался, и мисс Грейнджер поковыляла к двери.
– Привет, Гермиона, – радостно поприветствовал Рон, когда она открыла. – Я тут подумал, можно ли переночевать сегодня здесь. Не хотелось вламываться в такое время и будить детей.
Сонная и неспособная сформулировать ответ, женщина только моргнула.
– Впрочем, вижу, что тебя-то я как раз умудрился разбудить , – продолжил он. – Слишком много спать вредно, знаешь ли. Гермиона закатила глаза.
– Да неужели, и сколько, по-твоему, сейчас времени?
– Примерно два. Два часа утра. Итак… можно войти?
– В конце концов, это твоя квартира, – безразлично пожав плечами, она посторонилась. – Но в расплату за такое появление тебе придется спать на диване.
Рон и не подумал возмущаться.
– Это удобный диван. Но, признаюсь, я порядком на взводе, чтобы лечь спать прямо сейчас. Чаю хочешь?
– Я думала, ты сказал, что сейчас утро, два часа, – подавляя зевок, отозвалась Гермиона. – Время пить чай?
В ее голосе проскальзывали нотки ужаса.
– Я никогда не сплю нормально, когда работаю над делом, – Уизли направился на кухню. – Если хочешь, можешь идти обратно в кровать, я не обижусь.
Прекрасно понимая, что Рон играет на ее любопытстве, Гермиона смирилась с поражением и пошла следом.
– Значит, ты теперь при деле?
– У нас не так много фактов, с которыми можно работать, – ответил он, шарясь по ящикам. – У меня где-то был чайник.
– Рядом с плитой, – отозвалась Гермиона. – И что ты обо всем этом думаешь?
Рон пожал плечами, взял чайник, подошел к раковине и наполнил его водой.
– Не могу понять, есть ли в этих случаях что-то большее, нежели просто совпадение. Мы никогда не обнародовали детали смерти Гарри, поэтому я не уверен… – включив конфорку, он в замешательстве посмотрел на подругу. – Я надеюсь, что если смогу это сделать… если смогу понять, что случилось с Гарри… кошмары закончатся. Такое чувство, будто его призрак поселился у меня в голове.
– Могу поклясться чем угодно, с медицинской точки зрения это невозможно, Рон, – Гермиона старалась приободрить друга.
Выражение его лица по-прежнему оставалось мрачным.
- Боунс – еще одна жертва. У Алистера Боунса был сын. Ребенку, по словам матери, которую я допрашивал полдня, только что исполнилось десять. Я надеюсь, он не…
– Я уверена, что не видел, – быстро сказала Гермиона.
– Николас видел, – угрюмо сказал Рон.
Ответить на это было нечего, потому она молчала, пока Рон возился с блюдцами и чашками. Вскоре вода закипела, и Уизли принялся заварить чай, который донес с помощью прихватки до стола.
– Тебе всегда нравилась заварка покрепче, – сказала мисс Грейнджер. – Мне казалось, что твой чай на вкус примерно такой же, как настойка дубовой коры.
– Ты же никогда ничего не говорила!
Ухмыльнувшись, она потянулась к сахарнице.
– Никогда не замечал, что если ты завариваешь – я кладу пять кусочков сахара, а если кто-то другой – то один?
– В последний раз я заваривал тебе чай очень давно, – сказал Рон.
Подавив вздох, женщина уставилась на столешницу.
– Гермиона…
– Рон, сейчас два часа ночи, – раздраженно ответила она. – И не время…
Уизли взорвался.
– А когда будет время? Ты в самом деле считаешь, что можно свалить на тринадцать лет, потом вернуться и избежать вопросов? Сделать вид, что всё так и надо? Чёртова женская наивность, Гермиона! Ты же исчезла просто так, не оставив даже адреса!
– Я оставила записку, – слабо запротестовала она.
Его смех был укоряющим.
– Да, оставила записку, – сказал он. – Я годами носил эту треклятую бумажку в кармане, пока она не развалилась. Дорогой Рон, мне нужно ненадолго уехать. Я не могу сказать, почему, но не хочу, чтобы вы с Гарри беспокоились обо мне. Не пиши мне. Я не отвечу, если напишешь. Береги себя и Гарри, хоть он и думает, что не нуждается в этом. С любовью, Гермиона. Ты знаешь, сколько раз я читал это?
Видимо, много, – подумала Гермиона, но промолчала.
– Я столько писем тебе написал, Гермиона, – каждая клеточка его тела, казалось, сейчас источала злость. – Пожалуйста, вернись домой. Что мы сделали дурного? И все их уничтожил. Ты знаешь, что мы разыскивали тебя везде, даже к Альбусу притащились?
– Я не хотела…
– Неважно, чего ты не хотела. Ты действительно думала, что мы не станем волноваться за тебя? Что мы не будем тебя искать?
– Я…
– Так вот. Когда я спрашиваю, где ты была, – медленно произнес Рон, – я делаю это не из любопытства или банального интереса. Я спрашиваю, потому что мне нужно знать. Я спрашиваю, потому что у меня за плечами бессонные ночи, слезы, злость. Гермиона, ответь мне!
– Когда я уехала, – она все еще сомневалась, стоит ли рассказывать, – то не знала, куда хотела попасть. С собой у меня был чемодан, злющий кот и восемьдесят галлеонов. Первый портключ перенес меня во Францию. Потом в Испанию. Я чувствовала себя при этом абсолютно потерянной… Единственное, что я знала, – то, что не хотела бы попасть туда, где раньше была. Поэтому следующий портключ взяла в Америку. Но в Америке было слишком шумно, слишком по-деловому. Даже в спокойных местах. Поэтому я отправилась на юг, в Мексику, как уже говорила. Я жила там почти три года, путешествовала и нигде не останавливалась надолго. Мои восемьдесят галеонов давно закончились, поэтому то и дело приходилось подрабатывать и задерживаться ровно настолько, чтобы скопить деньги на следующее перемещение.
Его взгляд был по-прежнему ледяным.
– Как ты оказалась в Тибете?
– Если честно, по ошибке, – с губ ее сорвался смешок, на который Рон никак не отреагировал, – хотела попасть в Перу, но случайно переместилась в Гонконг. Понимаешь, мне всегда хотелось повидать Китай, поэтому я не стала исправлять ошибку и просто сменила курс, двигаясь дальше на запад. Это заняло много месяцев, но в итоге я добралась до Гималаев. У меня не было больше ни денег, ни еды. Ничего, кроме одежды в сумке, и я не знала, куда идти дальше. Подумывала уже отправиться домой, но однажды, когда я бродила по холоду даже без плаща, передо мной возник…
– Монастырь, – ровным голосом подсказал Рон.
– Монастырь, – согласилась Гермиона. – Монахи были добры и без вопросов впустили меня. Позже я узнала, что время от времени они так делают: подбирают усталых путешественников, которым больше некуда идти. Разница только в том, что основная часть посетителей отдыхает и уходит. Я же… просто, кхм, осталась. На десять лет.
На его лице отразилось недоверие.
– И что ты делала эти десять лет?
– Я помогала учителю Кси в саду, – серьезно ответила Грейнджер. – За это он занимался со мной.
– Чем?..
– Всем понемногу. Естествознанием, философией, боевыми искусствами… чуть-чуть. Тем, что я могла усвоить из понятия Дао. Про дорогу к просветлению. Боюсь, я не самый прилежный его ученик.
– Сложно в это поверить, – сказал Рон, наконец смягчившись.
Гермиона рассмеялась, и на сей раз он слабо улыбнулся.
– Знаешь, как монахи звали меня? Мотылек. Потому что мое внимание порхает с одного предмета на другой так же легко.
– Ты – единственный человек из всех, кого я знаю, прочитавший "Историю Хогвартса" целиком, – иронично заметил Уизли. – Более двух тысяч страниц. Твое внимание не порхает, Гермиона.
– Ты преувеличиваешь мои возможности, – сказала она, – и, скорее всего, недооцениваешь труд монахов. Возможно, стоит сказать, что мои способности к медитации ничтожны, и учитель Кси был в ужасе, когда я не смогла провести в саду камней больше часа. Сам он может просидеть без движения четыре дня. И прежде, чем ты усомнишься, позволь заметить, что я это своими глазами видела.
Рон предусмотрительно вернулся к предыдущей теме разговора.
– Мотылек, – протянул он. – Знаешь… мне нравится. Гусеница, кокон и вылупляющаяся из него бабочка. Превращение безобразного в прекрасное и всё такое… К тому же, бабочка влетает в твою жизнь и тут же покидает ее, но ты всегда рад встрече. Я одобряю твоих монахов, Гермиона. Или мне лучше сказать Мотылек?
– Ты все равно так скажешь, – вздохнув, отозвалась его подруга.
– И все? – спросил он. – Ты провела последние десять лет в саду, на свежем воздухе, с таинственными монахами, изучая кун-фу? – Не совсем, – ответила Гермиона. – Не кун-фу. Хоть я и очень рада тому, что мастер Шен научил меня ставить блок до того, как меня представили учителю Кси. Можно сказать… ну, можно сказать, что я постигала искусство покоя.
Покачав головой, Рон пробарабанил пальцами по столу.
– Это сложно представить. Ты – и спокойствие, – его лицо обрело прежнюю мрачность. – Гермиона…
Она вопросительно хмыкнула и налила себе чаю, надеясь, что он будет не слишком горьким.
– Почему?
Отхлебнув глоток, она состроила рожицу и потянулась к сахарнице.
– Честно?
– Честно, – эхом отозвался Рон. Его руки лежали на столе.
– Когда я вышла из дома, то думала, что буду отсутствовать только неделю, – призналась она, печально улыбаясь и помешивая содержимое своей чашки. – Утром я, как обычно, отправилась на работу в один из исследовательских отделов Министерства, но начальница вызвала меня к себе в кабинет. Я даже не помню ее имени… Вот ужас, правда? Так вот, она вызвала меня к себе и уволила.
Уизли открыл рот.
– Уволила тебя? Уволила Гермиону Грейнджер?
Увидев выражение его лица, Гермиона рассмеялась.
– Да, Рон. Видимо, их отделу нужно было провести сокращение, и поскольку я была самым юным работником, меня сократили первой. Я стояла там – было не больше девяти часов утра – держала в руке банковский чек и не знала, что делать. А когда вернулась домой, собрала сумку и решила сперва немного отдохнуть, а потом разбираться.
– Ничего себе отдохнула, – он фыркнул.
– Как и говорила, я отправилась во Францию. Сидела в одном из безымянных кафе в центре Парижа, пила кофе и думала, как же после таких новостей посмотреть в глаза своей семье. Уволена. Их безупречная дочка уволена. Вот так я и оказалась в Испании.
– Но я всегда думал, твои родители…
Хлопнув рукой, Грейнджер оборвала его.
– Мои родители – хорошие люди, Рон. И я уверена, они меня очень любили. По крайней мере, пока я вела себя, как воплощённая мечта об идеальном ребёнке. Понимаешь, других проблем, кроме моих оценок, не существовало. Пока мои школьные успехи были заоблачными, пока у них было, что обсудить за игрой в бридж, они могли не обращать внимания на то, что я каждый день возвращалась домой в слезах или с запиской, что опять что-то случайно подожгла.
– Почему ты никогда не…
– О, я пыталась, – предвосхищая вопрос, сказала она. – Мне было восемь или около того. Я специально завалила две трети предметов. Мама и папа потащили меня к психоаналитику раньше, чем я успела моргнуть. Я так радовалась, что отправляюсь в Хогвартс, не только из-за магии, но еще и потому, что их никто не будет беспокоить из-за меня. Представь себе, когда я уехала, мама послала мне ровно одно письмо, в котором просила вернуться домой. Я даже не думаю, что она сама написала его. Скорее всего, это набросал один из ее секретарей, а она подмахнула. О том, что… – продолжила Гермиона шёпотом, – о том, что папы больше нет, я узнала от старых друзей семьи, когда мы случайно встретились в Гонконге.
Рон вздохнул.
– Мне казалось, вы всегда так хорошо ладили…
– Встречаясь не чаще двух раз в год. Если ты помнишь, я никогда не давала им повода для переживаний. В течение учебного года Дамблдор не сообщал им о моих травмах, поэтому они так и не поняли, что происходило. Родители, конечно, немного знали о Волдеморте и много – о наших выходках, но также они знали и о том, что впервые в жизни у меня появились друзья. И предпочитали не задумываться о том, что я подвергалась какой бы то ни было опасности. Слава Богу.
– Так ты уехала из-за родителей? – в голосе Рона звучало сомнение.
– Отчасти, – согласилась Гермиона, – но скорее потому, что чем больше я думала, тем отчетливее понимала, что превращаюсь в дочь, которую они могут любить. Ответственную, уважаемую, тактичную. И ненавидела это. «Спрашивайте, Гермиона ответит», – говорили все. Я просто… я стремилась попасть туда, где никто не требовал, чтобы я была идеальной. Туда, где я могла бы быть… ну, просто быть. Рон выглядел слегка виноватым.
– Не знал, что мы так давили на тебя.
– Вы и не давили, – пояснила Гермиона, – но в представлении окружающих я была всего лишь энциклопедическим приложением к вам двоим. Ты и Гарри, вы просто друзья, никаких дополнительных причин. Но я… я была вашим товарищем по несчастью. И нас связывали только совместно пережитое в Хогвартсе. Рон, согласись, ты бы только презрительно фыркал в мою сторону, если бы на первом курсе мы не вляпались в приключения.
Рон молчал. Не оправдывался, не отрицал очевидное. Подобное поведение было нетипично для него. После долгой, вязкой паузы он, наконец, заговорил: – Это Гарри, – прохрипел он. – Гарри испугался, что тебя поранят. Я не хотел…
– Знаю, Рон, – голос подруги был добрым. – Все нормально, я понимаю. Но теперь ты знаешь, что я имею в виду? Я чувствовала… я чувствовала, что нужно сделать моих друзей такими, как я. Мы дружили не просто ради дружбы. Это была большая работа… – тон стал острее. – Но я просто устала. Поняла, что если и дальше буду плыть по течению, то возненавижу вас всех за то, что заставляете меня так тяжело работать. Это яд. Пусть замедленного действия, но, тем не менее, яд. Поэтому я осталась там. Осталась на другом краю света, чтобы однажды примириться с самой собой. Только так я и смогла бы вернуться. Просто пришлось сделать это раньше…
– Снова Гарри, – вздохнул Рон. – Гарри свел нас вместе… теперь дважды. Я бы только хотел, чтобы это не значило…
Гермиона накрыла ладонью его руку, ее ногти слегка царапнули кожу на его запястье.
Эти круглые шары были не украшением, но символом, выразительным, загадочным и волнующим, пищей для размышления... Еще большее впечатление производили бы эти головы на кольях, если бы лица их не были обращены к дому.
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– Очень приятно наконец побеседовать с вами, Северус, – шелковым голосом начал Катрелл. – Я был огорчен, когда вы не явились на нашу предыдущую встречу.
Снейп промолчал. В словах не было нужды.
– Впрочем, я нашёл возможность снова переговорить с профессором Дамблдором, – продолжил доктор, – и выразил свою озабоченность отсутствием прогресса.
Снейп сверкнул глазами.
– Он, кажется, думает, что с момента нашего последнего разговора вы ваше состояние несколько улучшилось, – всем своим видом Катрелл выражал неверие в такое развитие событий. – И я подумал, что сегодня мы могли бы обсудить…
Ленивым взмахом палочки Катрелл снял Петрификус Тоталус, которым Северуса наградили санитары, чтобы привести в кабинет. Снейп остался лежать на полу – все равно дверь была заперта.
Доктор облокотился на стол и сцепил пальцы под подбородком:
– Бесценная Гермиона Грейнджер. За прошедшие два месяца она приходила к вам раз шесть, не меньше. Видимо, вам есть о чем поговорить.
Снейп медленно моргнул. «К чему он клонит?»
– Меня не волнует, о чем вы говорили, Северус.
«Врешь».
Он ухмыльнулся. Легкий изгиб губ говорил о многом.
– Но мне интересно, что вы чувствуете. Скажите мне, Северус, какие чувства вызывает у вас Гермиона Грейнджер? – радостный, искренний тон голоса совершенно не вязался с настороженным, даже угрожающим выражением больших, круглых глаз. Гипнотизирующим взглядом Катрелл напоминал кота, которого отец Снейпа держал в магазине ради охоты на мышей: кот терпеливо выжидал, преследуя жертву и давая ей возможность приблизиться, а потом прыгал и убивал.
Снейп мысленно улыбнулся, решив, что можно развлечься и немного поиграть в предложенную доктором игру.
– Я купаюсь в лучах ее любви, – сухо ответил он.
Разумеется, ирония столь нелепого утверждения осталась незамеченной – врач тут же активно начал писать на пергаменте.
– Вы влюблены в нее? – резво спросил Катрелл.
Мысленная улыбка Северуса все больше походила на улыбку Чеширского кота. Снейп наконец изволил подняться и уселся в одном из кресел.
– О, да, – сказал он плоско и невыразительно, – с тех самых пор, как много лет назад в первый раз увидел ее, – если бы Северус сумел себя заставить, то обязательно бы похлопал ресницами, чтобы увидеть реакцию психиатра.
Перо замерло, и Катрелл подозрительно прищурился.
– Ей вряд ли было больше одиннадцати, когда вы увидели ее в первый раз, – сказал он.
– Какая разница… – Снейп умолк, подавив смешок, когда психиатр вытаращился на него.
Катрелл самодовольно прокашлялся и положил перо на промокашку.
– Итак, Северус, – кажется, это должно было звучать умиротворяюще, – я не смогу помочь вам, если вы мне не позволите.
«Спасибо дорогому Иисусу, Мерлину и Будде, ты мне никогда поможешь», – подумал Снейп, когда лицо молодого человека расплылось в ужасающе любезной улыбке.
– Я говорил о Гермионе Грейнджер с некоторыми людьми, – продолжил Катрелл в пустоту, видимо, решив сменить тактику. – Собрать информацию о ней оказалось достаточно сложно. Но я смог установить, что она действительно была вашей студенткой.
Брови Северуса поднялись. «Надо же, и как ты только не переломился…»
– Более того, согласно нескольким моим источникам, мисс Грейнджер училась на Гриффиндоре в то же самое время, что и знаменитый Гарри Поттер, – доктор сделал паузу, будто бы для того, чтобы оценить реакцию Северуса.
Тот старался не двигаться, но Катрелл откинулся в кресле, вероятно, очень довольный тем, что смог разузнать.
– Кроме того, я достоверно знаю, что вы и Гарри Поттер не ладили.
Резко вздохнув, Снейп с неприязнью уставился на врача, будто бы говоря: все уже?
– Вы знаете, что Гарри Поттер мертв? – воодушевленно ринулся вперед психиатр.
– Меня поставили в известность, – осторожно ответил Снейп, решив, что сегодня не скажет этому человеку больше ни слова. Нахмурившись, Катрелл переложил на столе несколько бумаг. Северус подозревал, что доктор хотел шокировать его этой новостью. Возможно, достичь «новой ступени понимания».
– Связь очевидна, Северус. Связь между вами, Гермионой Грейнджер, Гарри Поттером и его смертью. Я хочу знать, что это за связь.
Он молчал. Он не заговорит.
Часы тикали, превращая секунды в минуты, а врач и пациент продолжали глядеть друг на друга. Кажется, Катрелл тоже не собирался нарушать тишину.
Кукование ознаменовало новый час. Десять утра. Северусу стало интересно, зачем Катрелл принес такую нелепую вещь, как часы с кукушкой, в свой современный медицинский кабинет.
Доктор страдальчески вздохнул, а Снейп поморщился.
– Кажется, наш час истек, Северус. Надеюсь, у вас будет хороший день.
Он махнул палочкой в сторону двери, и замок щелкнул.
– Между прочим... – Снейп отвлекся от дверной ручки и обернулся к Джейку. – Бабушка подарила эти часы мне на выпускной. Я знаю, вам интересно…
И когда Снейп помрачнел, доктор Катрелл радостно засмеялся.
*** Снова шел дождь. Пока оглушенного Петрификусом Снейпа тащили из столовой к врачу, пока длился допрос – Катрелл предпочитал называть это терапией – начался дождь.
Северус высунул руку в окно и почувствовал, как холод обволакивает пальцы. Лето уходило. Если скосить глаза, можно представить, что листья, безжизненно висящие на деревьях, меняют цвет.
Сегодня в комнате отдыха он был не один: Старина Джек плюхнулся в кресло в противоположном углу и так уставился в пол, будто это могло открыть потайной ход. Джек, как всегда, молчал, и Северус не обратил на него внимания, предпочитая привычно смотреть в окно.
Вдруг его посетила мысль.
Если только он не сбился со счету, сегодня был четверг.
Грейнджер придет сегодня.
Обычно она приходила по четвергам.
Он задумался, что мог бы сказать. Или что она могла бы сказать ему. И мысленно вздохнул.
– Эй, ты там, – прохрипел старик. – Ты… мальчишка!
Вздрогнув, Северус повернулся и увидел, что Старина Джек смотрит на него. Возможно, его вздох не был столь мысленным, как ему показалось. Он был так удивлен, что даже отозвался:
– Что, простите?
Старина Джек ухмыльнулся, показав редкие зубы. Снейп немедленно пожалел, что увидел эту улыбку.
– Ты, парень, выглядишь так, будто у тебя скоро наступит конец света.
– Я думал, вы не разговариваете, – тон был укоризненным, но любопытство сквозило в незаданном вопросе слишком явно.
– Я думал, ты тоже, – Старина Джек тихо фыркнул и наконец (слава Богу) перестал улыбаться. – Я должен чувствовать себя польщенным, коль удостоился твоего ответа.
– Вероятно, – Северус саркастично кивнул.
Джек рассмеялся.
– Ох, я говорю достаточно, мой мальчик. Просто не со многими. Думаю, тишина добавляет мне таинственности.
– Таинственности? – переспросил Снейп.
И старик снова улыбнулся своей ужасной улыбкой. Северус решил, что будет чистить зубы так часто, как ему позволят.
– Особенно мне нравится слух о том, что я старый Пожиратель Смерти, – заговорщицки подмигнув, сказал старик. – Настолько убежденный, что Волдеморт лично ставил мне метку.
Северус лающе засмеялся.
– Вы не Пожиратель Смерти.
– Почему ты так считаешь? – спросил Старина Джек, притворяясь обиженным.
Теперь Снейп и сам по-акульи ухмыльнулся:
– Потому что им был я, – уверенно сказал он. – И я бы вас запомнил.
К своей чести, Джек только моргнул.
– Ты был Пожирателем Смерти?
– Был.
Джек заложил руки за голову и нахально кивнул:
– Значит, я буду присматривать за тобой.
– Успеха, – беззлобно откликнулся Снейп.
Некоторое время Старина Джек наблюдал за ним, затем наклонился вперед и уперся локтями в колени.
– А… ты не собираешься спросить, почему я на самом деле здесь очутился?
– А вы хотите, чтобы я спросил? – вежливо осведомился Северус.
– Наша беседа началась очень многообещающе.
– Ну, – он махнул рукой, предлагая продолжить, – значит, рассказывайте. Я полагаю, что в вашей истории вы – безобидный старый эксцентрик, которого запихнул в психушку сын, чтобы добраться до денежек. Пожалуйста, скажите мне, что вы его перехитрили и все оставили слепой и дряхлой кошке.
– О, нет, – сказал Старина Джек, – не это. Ты когда–нибудь читал ту старую маггловскую книгу, где они рассуждают о том, как узнать, псих ты или нет? Никак не могу вспомнить название.
– Уверен, что вы сейчас расскажете мне все, что стоит о ней знать.
Джек снова рассмеялся и стукнул себя по колену.
– Почему я раньше не говорил с тобой, мальчик?
– Так что с книгой? – спросил Северус, пытаясь замаскировать нетерпение флером скуки.
– Ах, да, – старик прокашлялся и положил ногу на ногу. – Ну, книга о том, что если ты думаешь, что свихнулся, то ты точно в здравом уме, поскольку только совершенно нормальный человек будет раздумывать на эту тему. Поэтому ты никогда не сможешь признать, что ты ненормален.
Северус закатил глаза.
– И какое отношение это имеет к делу?
– Я иногда думаю, вдруг я ненормален, – признал Джек, – но когда они запирают меня в моей комнате или когда треклятый терапевт терпеливо что-то мне разъясняет, используя так много слов, как только может, я уверен, что я самый здравомыслящий человек в этом Богом забытом месте. Но потом… все становится туманно.
– Туманно?
– Ты знаешь… – он быстро оглянулся по сторонам. – Тогда свет меркнет, и я слышу птичек. И я знаю, что они придут.
– Они? – эхом отозвался Северус, которому стало немного неуютно. – Кто?
– Они. Они шепчут у меня в голове, будто могут прогнать птичек, но я не должен им верить. Доктор Пендергаст говорит, что не должен, или он снова утыкает мои руки иголками. Когда все туманно, я изо всех сил стараюсь не двигаться. Но иногда двигаюсь. Понимаешь, это не специально.
Северус с трудом сдерживался, чтобы самому не отодвинуться подальше от Старины Джека, и в итоге только слегка поерзал в своем кресле.
Глаза старика постепенно утратили блеск.
– Итак… скажи мне. Я сумасшедший?
Да, несомненно, про себя подумал Снейп, а вслух промычал:
– Мы, наверное, все сумасшедшие.
– Вот это настрой! – воскликнул Старина Джек. – Послушай, ты в шахматы играешь?
Шахматы были заколдованы так, чтобы фигуры, прикрепленные к доске, молчали. Доска, в свою очередь, была прицеплена к полу.
Чтобы сделать ход, нужно было сначала прикоснуться к фигуре, а затем к клетке, на которую ей следовало перейти. Если быть честным, Северусу больше нравилась эта версия игры: в детстве он обычно играл, наложив заглушающее заклинание, потому что фигуры вечно болтали всякую ересь.
Сейчас же он и Джек, склонившись над доской, сосредоточенно играли в относительной тишине.
Один из коней Джека прорвался сквозь линию обороны, и мозг Северуса вскипел: стратегия была разрушена, и следовало срочно избавиться от этого досадного коня.
Оба они резко вскинули головы, когда дверь в комнату отдыха открылась. Вошедшая санитарка улыбнулась:
– Вы поладили, да?
Оба промолчали.
Она посерьёзнела.
– Ну… Северус, к тебе пришел посетитель. Я просто сообщаю.
Старина Джек многозначительно (и раздражающе) подвигал бровями. В ответ Северус нахмурился и пальцем уронил своего короля, признавая поражение. Возможно, они еще сыграют в другой день.
Должно быть, пришла Грейнджер.
Он быстро шёл по коридору, шлепая по плитке босыми ногами. Когда Снейп взялся за дверную ручку, она обожгла его пальцы холодом. За столом сидел и улыбался Альбус.
– С добрым утром, Северус, – тепло поприветствовал он его.
Тот чуть не повернулся и не отправился обратно. Единственным удержавшим его фактором оказался Катрелл: Снейпу не хотелось снова оказаться запертым в своей палате. В итоге он, ссутулившись, прошел в комнату и опустился на стул в ожидании того момента, когда Альбус начнет свою обычную болтовню.
Долго ждать не пришлось.
– Я рад увидеть, что ты в порядке, Северус, – сказал Дамблдор. – Извини, что не пришел вчера, но у меня была встреча, которую не удалось пропустить. Минерва, как обычно, передает привет.
Фыркнув, Снейп холодно посмотрел на него: кто бы сомневался.
Альбус прищурился.
– Разумеется, передает. Она беспокоится за тебя, Северус.
Его ноздри расширились. Он что, использует легиллименцию?
– Я не влезаю тебе в голову, Северус, – вздохнув, произнес директор. – Все написано у тебя на лице. Такой опытный окклюмент, как ты, мог бы сразу понять, что я не ковыряюсь в твоем сознании.
Он промолчал, но губы сомкнулись в почти неразличимо тонкую линию. Альбус прекрасно знал, как ударить побольнее.
И мгновенно отыграл назад.
– Прости, мой мальчик, – сказал он, – я не хотел… – он оборвал себя и улыбнулся извиняющейся улыбкой. – Знаешь, что я извиняюсь перед тобой чаще, чем перед кем бы то ни было?
Уголок его рта дернулся.
– Так о чем это я, – Дамблдор попытался казаться более жизнерадостным, – ты бы мной гордился, Северус. На прошлой встрече с нашим глубокоуважаемым Министром я вышел из себя, назвал его старым козлом и хлопнул дверью. Минерва считает, что я должен извиниться, но я не понимаю, за что. Он все еще пытается подчинить себе Орден: ему не нравится, что закрытое объединение с такими полномочиями, как у нас, существует без государственного управления. Он страсть как хочет стать официальным посредником между Орденом и Министерством. Если бы не это, я бы, может, еще и подумал. Кингсли Шеклболт или молодой Уизли отлично справились бы с такими обязанностями.
Северус изогнул бровь.
– Ты, Северус, конечно, прав. Связь Шеклболта и Уизли с Орденом не повредит делу, – признал Альбус, – но нельзя обвинять старика в том, что он пытается сделать свою собственную постель уютнее.
Мне можно, мрачно подумал Снейп.
Заметив воинственность своего подопечного, директор хмыкнул.
– Не могу обмануть тебя, да, мальчик мой? Кажется, и твоя мисс Грейнджер меня раскусила.
На слове «твоя» глаза Северуса расширились.
– Ну же, Северус. Неужели ты думаешь, что я не увижу твоего отношения к Гермионе. Вот, даже твой доктор, замечательный Джейк Катрелл, вместе с которым ты достиг такого прогресса, отмечает это.
Снейп фыркнул.
– К твоему сведению, ты озадачил мисс Грейнджер так же, как и нас, – с лёгкой улыбкой произнес Дамблдор. – Честно говоря, пару дней назад я случайно встретился с ней. Похоже, она временно живет на квартире у молодого Уизли. Они всегда были такими близкими друзьями…
Северус постарался удержать на своём лице равнодушное выражение, когда Альбус наклонился вперед, явно желая увидеть реакцию собеседника.
– Она по-прежнему производит впечатление все той же милой девочки, какой я помню ее во времена учёбы в Хогвартсе.
Не сказал бы, подумал Снейп, вспомнив, как Грейнджер смотрела на него: в ее глазах буквально мелькали просчитываемые ходы и варианты.
– Нехорошо, что она отсутствовала так долго, – задумчиво продолжил Альбус. – Но она вернулась на похороны. На похороны Гарри. Северус, я знаю, что она рассказала тебе про Гарри.
Снейп склонил голову, не подтверждая и не опровергая слова Дамблдора, поскольку знал, что в этом не было необходимости.
– Признаюсь, мне была интересна твоя реакция на новости, – сказал он. – Смерть Гарри шокировала нас всех, но я прекрасно знаю про… чувства… между вами.
Северус закрыл глаза, и перед внутренним взглядом возникло лицо Поттера, перекошенное от злости.
– Это была жуткая трагедия. И она повлияла на меня, Северус. Думаю, она повлияла на всех нас. Никто не должен умирать так.
Ему вспороли живот и оставили истекать кровью, вспомнил он слова Грейнджер. Как дичь.
Впрочем, может быть, и нет. Большинство животных умирают не так, как умер Поттер – Снейп достаточно часто наблюдал людей в похожих обстоятельствах и мог делать выводы. Ни одно животное не плачет, умирая. Только люди.
Взгляд Золотого мальчика снова всплыл у него в голове: взгляд с залитого кровью и слезами лица.
Альбус понимающе посмотрел на него.
– Я вот думаю, Северус… а на тебя повлияло случившееся?
«Разумеется, нет!» – хотел крикнуть Снейп. Докричаться до небес. Почему его должно волновать произошедшее с Поттером, глупым, самонадеянным мальчишкой, который не знал, что делать с полученной жизнью? Разумеется, нет!
Как дичь.
Он не мог посмотреть дяде в глаза.
– Наверное, Северус, мне пора идти, – вставая, Дамблдор скрипнул стулом. – О, чуть не забыл. Я принес тебе кое-что. Джейк Катрелл сказал, что не возражает.
Нарочито небрежно Альбус бросил что-то на стол – раздался глухой и громкий звук. Северус посмотрел вниз. Ежедневный Пророк. Дамблдор принес ему газету. В глазах предательски защипало.
– Хорошего дня, Северус.
Снейп смотрел, как старик шаркает к выходу, и заговорил только тогда, когда тот стоял у двери.
– Спасибо, дядя Альбус, – прошептал он.
Дамблдор не ответил, но вышел с гордо расправленными плечами.
Северусу не хотелось читать газету в один присест. Первая газета за пять лет.
Удовольствие следовало растянуть.
Возвращаясь в палату, проходя мимо комнаты отдыха, он позволил себе прочитать первую страницу. А спрятав газету под матрас, пообещал себе вторую страницу после завтрака.
Однако воля его пошатнулась, и он прочитал целых две страницы сразу после ланча. Даже глупая колонка сплетен удостоилась внимания: Северус так жадно проглотил описание последней вечеринки Драко Малфоя, будто оно было написано кем–то из великих классиков.
Значит, мир действительно изменился. Дети рождаются, люди женятся и умирают. И только за белыми стенами учреждения время будто остановилось.
Северус не утерпел и, выдержав в комнате отдыха всего час, сбежал к себе, вытащил газету из-под матраса и принялся читать так, будто от этого зависела его жизнь, вглядываясь в каждое слово.
Поэтому ему стало грустно, когда пришёл черёд последней страницы. Некрологи. В прошлой жизни он пролистывал эту часть газеты – частые встречи со смертью делали полосу с колдографиями в траурных рамках не слишком интересной. Но сейчас хотелось отпечатать в памяти каждое слово, и Северус смаковал страницу с некрологами так же, как и любую другую.
Миссис Агнес Раско, сто девяносто восемь лет. Умерла в Мунго, окруженная многочисленными детьми, внуками, правнуками и пра-пра-внуками.
Мистер Флавиус Гамильтон, сорок восемь лет. Ужасный инцидент с мантикорой. Жена, двое сыновей и дочь.
Мистер Алистер Боунс, тридцать девять лет. Умер дома. Жена и сын.
Умер дома.
Северус задумался, что бы это значило.
Вдруг он осознал, что сегодня Гермиона Грейнджер не пришла его навестить.
Куртц… Куртц… кажется, по–немецки это значит – короткий? Ну что ж! В фамилии этого человека было столько же правды, сколько в его жизни и… смерти. Он был не меньше семи футов ростом. Его одеяло откинулось, и обнажилось тело, словно освобожденное от савана, страшное и жалкое.
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– Я решила, что приду и спасу тебя, – Джинни впорхнула в дом. – И учти: опасно просто говорить «войдите». В кустах рядом с домом мог таиться Сама–Знаешь–Кто.
Гермиона не открыла глаз.
– Я знала, что это ты, – отозвалась она. – Что значит спасу?
– У тебя под мантией хрустальный шар? – съязвила Джинни.
– Твой стук ни с чем не спутаешь, – ресницы мисс Грейнджер задрожали, однако глаза по–прежнему оставались закрыты. – «Впе–ред, Гриф–фин–дор». Ты всегда так стучишь. И я не знаю больше никого, кто делает это с такой скоростью.
Джинни прокашлялась, ее голос зазвучал чище, и в нем Гермионе ясно слышалась улыбка.
– Вернемся к нашим баранам. Я пришла спасти тебя от тебя же.
– От меня? – эхом откликнулась она.
– Да, – подтвердила Уизли. – Насколько я тебя знаю, – а когда-то я знала тебя хорошо, – можно дать стопроцентную гарантию, что ты проведешь день, уткнувшись в миллион раз перечитанную книгу, пока мой братец шляется на работе.
Гермиона подняла брови.
– Вообще-то, я собралась медитировать.
Внезапно ее схватили за волосы и потянули вверх.
– Не сегодня, мисси.
– Ай! – вскрикнула Гермиона, наконец открывая глаза.
Джинни лишь засмеялась без малейшего раскаяния.
– Я беру тебя с собой по магазинам. Готова поспорить, ты годами не делала ничего бессмысленного и глупого. Даже не спорь!
– По магазинам? – повторила мисс Грейнджер. – Зачем, скажи на милость?
Оценивающе посмотрев на нее, Джинни уперла руки в боки.
– Ну… тебе могут пригодиться новые мантии.
– Мои мантии в полном порядке, спасибо, – отрезала Гермиона.
– Гермиона, – вздохнула Уизли, – ты носишь не мантии, а лохмотья, к тому же распускающиеся по краям.
– Ну… – обиженно признала Грейнджер, – ладно, обзавестись новой мантией было бы неплохо. Но я не могу позволить себе это, Джинни.
– Я задолжала тебе подарки на Рождество и на дни рождения за тринадцать лет, – ее глаза игриво заблестели. – Думаю, меня можно убедить…
– Джинни… – предупредила Гермиона.
– Ради всего святого! – воскликнула она. – Никто не заставляет тебя что-то покупать. Сегодня прекрасная осенняя суббота. Ты не можешь размышлять над внутренней вселенной, когда дождливо? Я хочу куда–нибудь выбраться, а одной мне скучно.
Раздраженно вздохнув, Гермиона вышла из асаны и собралась вставать.
– Ладно, ладно! Если тебе просто нужна компания, не надо было нести пургу про мою одежду.
– Отлично! – Джинни подала руку и помогла подруге подняться. – Тогда бери плащ, и пойдем.
Демонстрируя явное неудовольствие, Гермиона взяла плащ, палочку и обулась. Закрывая входную дверь, она уже была очень рада тому, что Джинни уболтала ее выбраться из дома.
По правде говоря, день был восхитительный: солнышко припекало, превращая прохладу в легкую свежесть. Листья еще не облетали, но уже приятно шуршали, когда налетал ветерок.
– Видишь? – спросила Джинни, когда они вышли.
Гермиона состроила игривую рожицу.
К ланчу они были в Хогсмиде, переживая припадок ностальгии, поскольку люди в мантиях с символикой Хогвартса встречались чуть ли не на каждом шагу. Гермиона порадовалась тому, что Джинни не проявила интереса к «Сладкому королевству» – очередь тянулась аж за дверь.
– Как ты умудрилась выбрать именно те выходные, когда нас могут затоптать дети? – пробормотала девушка, качая головой при виде толпы школьников у входа в «Зонко».
– Они такие маленькие! – заметила Джинни, наблюдая за играющими в догонялки на улице мальчишками. На их рюкзаках виднелись эмблемы «Приколов братьев Уизли». – Мы тоже выглядели такими малявками, когда учились в Хогвартсе?
– Вероятно, – ответила Гермиона, озабоченная более приземленными вещами. – Ты проголодалась?
– Пока терплю. Страшно становится при мысли о толпе в «Трех метлах». Но сливочное пиво – такая заманчивая мысль, – на ее лице отразилась задумчивость. – Знаешь, я понимаю, почему взрослые его пьют. Навевает воспоминания о первом походе в Хогсмид, когда ты был маленьким, когда Визжащая Хижина действительно пугала, когда… ох, не знаю. Когда все было лучше на вкус.
– Сливочное пиво, – протянула Грейнджер больше себе, чем подруге. – Кажется, я не пробовала его с тех пор, как покинула Хогвартс.
– Мерлиновы уши, Гермиона! – воскликнула Джинни. – Мы не можем это так оставить! Пойдем штурмовать толпу, дорогая.
Не успела она и пискнуть, как Джинни с неожиданной силой схватила ее за руку и потянула в «Три метлы».
Все столики были заняты либо шумными детьми, либо суматошными взрослыми. В темной комнате звучал смех, и когда подруга оставила ее посреди помещения, Гермиона словно перенеслась на пятнадцать лет назад.
Они с Гарри и Роном обычно сидели за столиком у дальней стены, рядом с папоротником в горшке. Гермиона с удивлением отметила, что папоротник все еще был на месте. Чуть подвявший, и словно бы постаревший, но все там же, в прежнем углу у прежнего столика, который теперь был занят кучкой школьников с разными эмблемами на мантиях. Дети обменивались добычей из «Сладкого Королевства».
– Здесь где–нибудь можно сесть? – громко спросила Джинни прямо в ухо, локтями расталкивая людей, чтобы встать рядом. В каждой ее руке было по бокалу сливочного пива. – Хотя, видимо, нам придется выпить это стоя…
Джинни вздрогнула от неожиданности, и сливочное пиво плеснуло ей на руку.
– Изви… о, профессор Флитвик! – воскликнула она, глядя вниз. – Как ваши дела?
Довольно улыбающийся, он выглядел не постаревшим ни на день.
– О, я превосходно, моя дорогая. Но я так долго не видел тебя. Пойдем посидим с нами у стойки. Я уверен, все будут очень рады, – очевидно, он не принял бы отказа. Профессор нырнул в толпу. Обменявшись веселыми взглядами, Джинни и Гермиона пошли за ним.
– Рона-то мы частенько встречаем, – ворковал по пути Флитвик. – По всей видимости, они с Альбусом давно работают вместе. Но я не видел тебя уже…
Либо он замолчал, либо шедшая следом Гермиона просто потеряла нить повествования. Впрочем, особого значения это не имело, поскольку они приблизились к столику, за которым сидели две очень знакомые личности.
– Глядите, кого я нашел! – воскликнул Флитвик, когда они оказались рядом с другими профессорами. – Джинни Уизли!
Краснея, Джинни сунула кружки со сливочным пивом в руки Гермионы и позволила старым знакомым себя обнять.
– Милая девочка! – сказала Минерва МакГонагалл, приобнимая бывшую ученицу за плечи. – Очень рада тебя видеть.
– Да, – профессор Спраут широко улыбнулась. – Прошло столько лет. Хотя Альбус не так уж плох, и нас держит в тонусе. Ты по-прежнему работаешь на Манчестерские молнии?
– Теперь уже на Уимборнских ос, – ответила Уизли.
– О, садитесь, пожалуйста, – сказал Флитвик, подталкивая ее к пустующему стулу. – И твоя подруга тоже, – он радушно кивнул Гермионе, и та поняла, что никто из присутствующих ее не узнал. – Вы кажетесь мне смутно знакомой, дорогая. Вы тоже посещали Хогвартс? На каком из факультетов вы учились?
Мисс Грейнджер заулыбалась, прикидывая, сколько им понадобится времени, чтобы угадать.
– Когда-то, давным-давно, – ответила она, – я была гриффиндоркой.
МакГонагалл оценивающе посмотрела в ее сторону.
– Вряд ли совсем уж давно… Вы ни в коем случае не выглядите старше двадцати пяти. Как вас зовут, дитя?
Сдерживая смех, Гермиона улыбнулась еще шире.
– Здравствуйте, профессор МакГонагалл. Может быть, вы помните Гермиону Грейнджер?
Раздался громкий звон – это Спраут поставила свой бокал мимо стола. Флитвик круглыми глазами смотрел на бывшую ученицу, а лицо МакГонагалл было белее мела, с застывшей вежливой улыбой, которая выражала удивление.
– Гермиона… Грейнджер? – медленно спросила она. – Но вы же… Уизли и Поттер сказали, что вы…
– После затянувшегося отсутствия я снова здесь, в Англии, – объяснила Гермиона, начавшая ерзать под их взглядами.
– Ну… – протянула МакГонагалл с нервным смешком, – я уже и не ожидала снова вас увидеть, мисс Грейнджер, – видимо, обнять ее профессор не могла, поэтому ограничилась дружеским касанием руки. – Как ваши дела?
– Спасибо, неплохо, – ответила она. – Как в Хогвартсе?
– В целом, со времен вашей учебы ничего не изменилось, – МакГонагалл стала оттаивать. – Хотя и немного не хватает… авантюризма тех лет. Пожалуй, самая большая беда в прошлом году – это когда один рейвенкловец поджег кабинет зельеварения, и весь замок пришлось эвакуировать на ночь.
– Я думала, что несколько спокойных лет будут восприняты с облегчением, – сказала Гермиона. – По крайней мере, многими.
– Искатели приключений всегда найдутся, – согласно кивнула она, – но, к счастью, большая часть студентов удовлетворяется мелкими и мирными проделками. Для остальных существуют бомбы–вонючки, а отработок хватает, чтоб утихомирить даже самых отъявленных хулиганов. Хотя, мисс Уизли, скажу я вам, в грядущие годы нам грозит встретиться с отпрысками ваших братьев.
Джинни рассмеялась.
– Фред и Джордж будут намного счастливее, чем вы думаете, когда услышат об этом, – заметила она. – Однако должна вас предупредить, что они пытаются воспитать своих племянников и племянниц сообразно кодексу шалостей.
– Правда? – спросила МакГонагалл. – Юный Эндрю не демонстрировал подобных склонностей. Он ведет себя очень спокойно и прилежно учится. Особенно, если помнить, что он – Уизли.
– Должно быть, Чарли прочитал ему кучу нотаций, – предположила Джинни. – В конце концов, помимо двух гениальных шутников, доставшихся ему в дядюшки, Энди нужно обскакать трех старост школы и двух квиддичных капитанов.
– Мы надеемся, что он не пойдет по стопам Перси, – добавила она, помолчав. – Тот всегда был такой свиньей. Да мы его теперь почти и не видим. По слухам, он женился недавно.
Повисла неловкая пауза. Флитвик прокашлялся.
– Итак… мисс Грейнджер, – фальшиво радуясь, сказала Спраут, – вы сказали, что были за границей?
– Да, – осторожно согласилась та. Если б сменить тему, можно было бы говорить спокойнее, – по большей части в Тибете, жила с группой монахов.
– Монахи? – с интересом спросил Флитвик. – Какой орден?
Она поразмыслила над вопросом, а затем рассмеялась.
– Они бы ответили, что просто изучают природу, и ярлыки им не нужны, но я забегу вперед и скажу, что, по всей видимости, они даосы.
Гермиона ожидала неизбежной шутки про ниндзя, но почему–то ощутила укол разочарования, когда на лице Флитвика отразилось затруднение.
– Мда, – неопределенно сказал он.
– Но теперь я вернулась, – ей казалось, что она должна тем или иным способом продолжить, восполнить паузу, которую наверняка сама же и выдумала. – Я вернулась домой.
Она поднесла бокал сливочного пива к губам и ощутила, как теплая жидкость полилась в горло и дальше, в желудок, но сейчас это было не так успокаивающе, как раньше. Почему-то даже вкус стал другим: чувствовалась горечь, которую, будучи ребенком, она не замечала. На лицах профессоров была одинаковая тоска, словно они сговорились.
– Это было так ужасно, мисс Грейнджер, – сказала Спраут, которой удалось в буквальном смысле согнуться под тяжестью скорби. – Бедный мальчик…
– Его семья жила с нами неделю или около того, – печально сказала МакГонагалл, продолжая тему, начатую Спраут. – Этим летом. Альбус привез их сюда. Он и молодой Рон Уизли оставались с ними.
– Это было очень тяжело, – согласился Флитвик, кивая строгой ведьме. – Для всего магического сообщества, но я боюсь даже представить, как переживали вы, ближайшие друзья Гарри…
Джинни и Гермиона вздохнули.
– Все стараются, как могут, – ответила Джинни. – Пока мы еще держимся.
– Николас, его сын, – осторожно сказала Гермиона, – пошел в школу. А Рон…
– Профессор Дамблдор и сам часто приходит, – не подумав, ляпнула Гермиона. – Я говорила с ним только на прошлой неделе.
МакГонагалл вскинула голову и прищурилась, глядя на бывшую ученицу.
– Вы виделись с Альбусом? – резко спросила она.
Грейнджер кивнула, несколько недоумевая.
– Всего лишь пару раз.
– Пару раз… – МакГонагалл фыркнула, и Гермиона вздрогнула: она никогда не была уверена, что ее весьма пожилая деканша была способна смеяться. – Вы имеете в виду, что Альбус знал о вашем возвращении?
– Да, уже почти два месяца.
Та покачала головой, мрачно улыбаясь.
– Старый плут. Я ему непременно попеняю за эту молчанку. Спасибо и на том, что Альбус сейчас не сидит за этим столом и не злорадствует над нами.
– Злорадствует? – переспросила Джинни, пытаясь притвориться, что не понимает. Гермиона подозревала, что Уизли знала о врожденном коварстве Альбуса Дамблдора столько же, сколько и остальные.
– Ох, разумеется, по факту не злорадствует, – прокомментировал Флитвик. – Он просто сидит в своем кресле и посмеивается так, что становится ясно – в отличие от нас, ему все было известно с самого начала. С годами Альбус отточил этот свой навык. И, признаться, я всегда радуюсь, когда что-то его удивляет. Он слишком привык знать все, что должно случиться, поэтому его реакция на что–либо непредсказуемое весьма ценна.
Спраут ухмыльнулась.
– Ты помнишь, когда его брат много лет назад прислал ему вопиллер? И Альбус получил его во время завтрака, на глазах у всей школы?
– Еще бы, – МакГонагалл едва заметно улыбнулась. – Я так и не поняла, о чем так кричал Аберфорт, разобрала только «козел», «мама» и «сто тысяч галеонов». Альбус так покраснел...
Профессора засмеялись, а Гермиона тем временем пыталась переварить тот факт, что Минерва МакГонагалл, оказывается, знает выраженьица покрепче, чем «Мерлин всемогущий».
Смех утих, и Спраут вытерла глаза.
– Это было очень давно. Северус тогда еще не преподавал.
– Насколько я помню, он был студентом, – согласилась МакГонагалл, – к тому же…
Они затихли, оценивающе поглядывая на бывших учениц и размышляя, сколько тем известно.
Джинни прокашлялась.
– Я знаю о профессоре Снейпе, – негромко сказала она. – Папа передал слова профессора Дамблдора о том, что он… эм, уезжает. И Рон говорил, что Гермиона… эй! – вскричала она, когда Гермиона поспешно пнула ее под столом.
Не желая делиться своими странными отношениями с Северусом Снейпом даже с этими преподавателями Хогвартса, она быстро произнесла: – Рон рассказал мне о профессоре Снейпе.
– Такая жалость… – задумчиво протянула Минерва. – Мальчик через такое прошел, и вот теперь… Даже спустя столько лет Альбус по–прежнему навещает его каждую неделю.
– Так вот куда он отправился, – сказала Спраут. – А я все недоумевала, особенно после той истории с семьей Уивер.
При упоминании фамилии Уивер в голове у Гермионы словно вспыхнула сигнальная лампочка.
– Кого?
Спраут пожала плечами.
– Думаю, вам можно рассказать. Один из моих студентов потерял отца при странных обстоятельствах в начале семестра. Если точнее, в первый день. Бедный Уивер. Гвион Уивер, так зовут мальчика. Он четверокурсник с моего факультета.
– Странные обстоятельства? – переспросила Джинни. – Что стряслось?..
– Я спрашивала у медсестры в Мунго, – отозвалась Спраут. – Мальчик хотел знать, а мать отмалчивалась. Но я не стала пересказывать ему то, что выяснила. Ни один ребенок не должен знать, что с его папой случилось такое. Ситуация очень странно. Они не могли понять, каким образом мистера Уивера так разрезали. Практически пополам, – на этих словах ее лицо приобрело зеленоватый оттенок. Другие профессора выглядели испуганными.
Колесики в мозгу Гермионы отчаянно закрутились.
– Эм… Профессор? Вы случайно не знаете имя мистера Уивера?
Спраут поморгала, погружаясь в мысли.
– Алекс… нет, Элисандр. Элисандр Уивер. Я полагаю, что Томас… Томас Арфкен, знаете, наш нынешний преподаватель зельеварения, учился с ним.
И тут все стало на свои места. Гермиона буквально подскочила: – Извините, пожалуйста. Было очень приятно снова вас всех увидеть. Джинни, мне надо идти.
Прежде, чем подруга успела возразить, Гермиона уже выскочила за дверь и побежала по улице, игнорируя удивленные взгляды проходящих мимо школьников.
***
– Так вот ты где, – Джинни вошла в квартиру Рона.
– Заходи, – рассеянно отозвалась Гермиона, не отрываясь от бумаг, разложенных на полу.
Джинни вздохнула и аккуратно прикрыла за собой дверь.
– Знаешь, однажды ты можешь впустить кого-то действительно опасного.
– Я справлюсь, – легкомысленно ответила Гермиона и, спиной чувствуя взгляд гостьи, продолжила изучать копию Пророка, которую держала в руках.
– Ты не хочешь объяснить, почему вдруг вскочила и умчалась? Я потратила три часа, разыскивая тебя.
– Мне надо было проверить, – пробормотала женщина. – И я рада, что действительно нашла…
– Нашла что? О чем, прости Господи, ты толкуешь, Гермиона?
Та наконец подняла взгляд на Джинни, руки которой были скрещены на груди, а на лице явственно читалось раздражение.
– Элисандр Уивер. Сорок лет. Умер первого сентября. Производитель зелий, живший в Эдинбурге. Умер дома, – она потрясла газетой, и та печально зашуршала. – Не видишь? Я читаю его некролог.
Нетерпеливо фыркнув, Джинни подбоченилась.
– И? Ты читаешь некролог…
– Конечно, его жена не позвонила в Министерство, – сказала Гермиона больше себе, чем подруге. – Зачем бы ей? Нет… она позвонила в Мунго. И эти случаи никогда не связали бы в цепочку, поскольку звенья находятся в разных местах. Джинни, это смешно…
– Что именно? – Уизли практически кричала, пытаясь обратить на себя внимание подруги. – Гермиона, ты ни черта не объясняешь.
Выдохнув через нос, Гермиона попробовала говорить медленнее.
– Я думаю, что смерть Элисандра Уивера как-то связана с... Если профессор Спраут правильно передала нам рассказ медсестры из Мунго, то Уивер умер так же. Но эти смерти не случайность.
– Связана с чем? Чьи смерти? – выпалила Джинни. – Гермиона… Клянусь, ты невыносима! Прямо как Рон!
– Смерть Уивера связана со смертью Гарри, – прозвучал спокойный ответ. – Я не думаю, что Элисандр Уивер погиб в результате несчастного случая. Я думаю, что человек, убивший Алистера Боунса и Гарри Поттера, убил и Уивера.
И в тишине, внезапно спустившейся на скорбную страну, необъятная глушь, плодородная таинственная жизнь, казалось, смотрела на нее задумчиво, словно в ней видела воплощенной свою мрачную и страстную душу. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– Здравствуйте, Гермиона, – застенчиво поздоровался Николас, пропуская её в открытую дверь. – Мама сказала, что вы придете на ужин. Они с дядей Роном на кухне, он бьётся за право поперчить соус для спагетти.
– Правда? – спросила она, проходя в дом. – Ну, ему всегда нравилась острая еда. Надеюсь, твоя мама не сдается.
Из кухни донесся грохот сражения, и Николас захихикал, увидев ухмылку Гермионы.
– Наверное, мне стоит держаться подальше оттуда, пока ужин не готов… – задумчиво поведала мисс Грейнджер.
– Мы можем поиграть в Соулблэйд, – с энтузиазмом предложил мальчик.
Гермиона постаралась не выдать своих чувств.
– Эм.. это… может, нам стоит… не знаю. Как в школе, Николас?
– Нормально, – он поглядел на свои босые ноги. – В этом году учительница очень хорошая, несмотря на то что много задает по математике.
– Задачки, – вспомнить было приятно. – Я их уже очень давно не решала.
Николас просветлел, схватил ее за руку и потянул в свое логово.
– Правда? Миссис Дэниелс говорит, что без арифметики никак не обойтись.
– Ну… – начала Гермиона, не зная, как правильно выразиться. – В волшебном мире не так много математики, как в маггловском.
Широко улыбаясь, она видела, что мальчик изо всех сил старается сдерживаться и не подпрыгивать от восторга.
– Правда?
– Но кое-что всё-таки есть, – добавила она. – В конце концов деньги и банки, очки в квиддиче – это всё математика, как и многое другое.
Николас комично нахмурился.
– Ох…
Гермиона постаралась не засмеяться, увидев его выражение лица, и ей это почти удалось.
– А если забыть про математические проблемы, тебе нравится в школе?
– Там одна девочка… – сценическим шепотом сообщил он.
Гермиона удивленно моргнула. Ему же вроде всего семь или восемь лет.
– Девочка, да? – подтолкнула она его. – Как ее зовут?
– Лидия, – понуро сообщил он. – Гоняется за мной на переменах и пытается поцеловать, – на его лице появилось выражение отвращения. – И рассказывает всем, что собирается выйти за меня замуж.
Гермиона очень старалась не рассмеяться, но все же хихикнула.
– Подожди несколько лет, Николас.
– Может быть, – с сомнением заметил он. – Хотя, вы же не вышли замуж?
– Нет, – сказала Гермиона, снова становясь серьёзной, – не вышла.
– Но был когда-нибудь мальчик, за которого хотелось выйти замуж? – спросил он. – Как дядя Рон?
Она наконец рассмеялась, но только смех получился наигранным.
– Я уже рассказывала тебе о нашей дружбе, – напомнила Гермиона. – Но нет. Я не встречала никого, за кого хотела бы выйти замуж. Кого-то, кто хотел бы жениться на мне.
– Я женюсь, – отважно сообщил Николас. – Вы симпатичная, и вы играете со мной в видео-игры.
На сей раз она рассмеялась немного испуганно, но искренне, от души.
– О Мерлин, я встретила мужчину, у которого четко расставлены приоритеты. Спасибо, Николас.
– Итак… – застенчиво протянул он, – хотите поиграть?
– Маленький негодник! – воскликнула Гермиона, игриво взъерошив волосы мальчику. – Думаешь, что очаруешь меня настолько, что я стану играть в видео-игры? Не буду отрицать, ты красивый, дъяволенок, но не настолько красивый.
Он притворно надулся.
– Эй… Николас? – после долгой паузы спросила гостья.
Он с любопытством взглянул на собеседницу и потер кулаком глаз.
– Что?
– Ты знаешь… почему тебя так назвали? – Гермиона сама удивилась прозвучавшему вопросу.
Николас нахмурился, почувствовав ее озадаченность.
– Почему так назвали? Думаю, маме просто понравилось имя. Мое второе имя – Кристоф, так звали ее папу.
Облегченно выдохнув, Гермиона отвернулась, пряча глаза. Николас смотрел на неё вопросительно.
– Я просто… Когда-то знала кое-кого с именем Николас. И я гадала, вдруг твой отец…
– Папа рассказывал мне о нем, – пренебрежительно сказал мальчик. – То самое привидение. Почти Безголовый Ник. Вы действительно отмечали его Смертенины?
– Отмечали, – она ностальгически улыбнулась. – В Хэллоуин, на первом курсе, кажется, или на втором? Это было… познавательно.
– Когда папа… после того, как он… иногда мне хочется, чтобы он стал призраком, – теперь Николас почти перешел на шепот, и казался совсем маленьким. – Тогда бы он не ушел навсегда.
В груди у Гермионы что-то сжалось.
– Ох, Николас…
Но он только пожал плечами.
– Я знаю, что лучше по-другому. Если бы он стал привидением, это значило бы, что он… о чем-то жалеет. Что, может быть, мы недостаточно сильно любили его.
Если она сейчас же не найдет другую тему для разговора, то заплачет.
– Он иногда называл меня Ником. Нечасто, но иногда. Мне не нравится, когда кто-то еще так делает.
У нее перехватило дыхание.
– Я из-за этого вляпался в школе, – продолжил он, избегая смотреть Гермионе в глаза. – Томми, мой одноклассник, назвал меня так, когда мы играли в футбол, и я ударил его. На следующий день миссис Дэниелс задержала меня на перемене, но не рассказала маме. Она сказала, что нельзя бить людей за то, что они сокращают твое имя, но когда я объяснил, что только папа меня так называл, она отстала.
«Я бы тоже отстала», – подумала Гермиона, которой хотелось обнять Николаса и никогда не отпускать.
– Теперь все знают, – ровно заключил он, безразличный к ее внутренней борьбе. – И у меня больше не было с этим проблем.
– Ну, это же хорошо, – Гермиона была рада вернувшемуся голосу.
Николас застыл на мгновение, пристально изучая свои руки.
– Я хочу пить, – неожиданно сказал он. – Пойду налью что-нибудь. Вы хотите?
Обескураженная такой резкой сменой темы, она машинально отказалась:
– Нет… спасибо, не стоит, – слова повисли в воздухе, и Гермиона вдруг осознала, что во рту пересохло. Но мальчик уже помчался на кухню, по пути перепрыгнув через софу. Дверь бешено замоталась на петлях.
– Николас! – строго окликнула его Франсуаза.
– Извини, мама, – с раскаянием ответил он, и Гермиона увидела, как дверь замерла сама по себе.
Оставшись одна, гостья более пристально огляделась вокруг. Два месяца назад, когда она в шутку спросила Рона насчет подсвечников в доме Поттеров, тот ответил, что Гарри и Франсуаза слишком современны для таких вещей.
Но теперь Гермиона поняла, что Рон был неправ. Подсвечники пришлись бы весьма кстати – эдакая смесь старины и хай-тека, радующая глаз. Все, что походило на достижения маггловского прогресса и относилось, как она подозревала, к игрушкам Гарри, было аккуратно размещено в шкафу, явно относящемся к викторианской эпохе и искусно зачарованном так, чтобы всё помещалось. Вечно торчащих в таких случаях проводов не было заметно. Мистика, не иначе... Мебель современная и новая, но Гермиона списала это на присутствие двух относительно маленьких детей. Она вспомнила эпизод из собственного детства, с антикварной оттоманкой её бабушки в главной роли, и подавила легкую дрожь. «Видно, что Гарри и Франсуаза вложили очень много сил и любви, чтобы превратить обычное, среднестатистическое жилище в настоящий дом», – думала Гермиона, разглядывая тонкую резьбу в виде плюща, явно ручной работы, вырезанную на подлокотниках кресел.
– Если я правильно помню, именно Альбус выбрал этот оттенок зеленого для обивки, которую ты так внимательно изучаешь, – донесся до нее ироничный голос.
Гермиона подскочила на стуле.
– Боже, Рон!
Выражение его лица было спокойным, но Гермиона видела пляшущее в глазах веселье.
– Франсуаза хотела масляно-желтый цвет, а Гарри – нелепо темный бургундский. В качестве компромисса они предложили выбирать Альбусу, но он поступил как обычно: «ни вашим, ни нашим». Не хочешь выпить?
– Я сказала Николасу…
Он протянул ей фужер.
– Сомневаюсь, что ты могла ожидать, будто Николас предложит тебе вот этот бокал с отменным рислингом. В данный момент его нос покорно пребывает в чашке с молоком, и, кстати, пацан недоумевает, каким образом провалился его гениальный план по добыче лимонада. Знаешь, иногда я забываю отдать должное Франсуазе.
Смеясь, Гермиона взяла фужер и повертела его в левой руке.
– А спагетти сочетается с белым вином? Никогда не могла запомнить.
Пожав плечами, Рон бухнулся в ближайшее к кухонной двери кресло.
– Да кого это волнует? Я всегда думал, что они отлично подходят друг к другу. Конечно... – он замолчал и задумался. – Я терпеть не могу красное вино. Поэтому, возможно, все это время я думал неправильно.
Она игриво подняла тост.
– Значит, за неправильные вина.
– Да, да! – воскликнул он, салютуя. – Пусть мы все будем выбирать то, что нам нравится.
В тишине они немного отпили из хрустальных бокалов, и Гермиона начала задумчиво крутить тонкую ножку, наблюдая, как янтарная жидкость плещется по краям.
– Ты сейчас прольешь, – предупредил Рон.
– Спасибо, папочка, – бросив на него саркастичный взгляд, огрызнулась Гермиона.
Улыбка Рона получилась слегка извиняющейся.
– Лучшие свои вечера я провожу в компании семилетнего мальчика и двухлетней девочки. И вечеров этих в последнее время становится всё больше и больше. Вот так и формируются привычки. Ну, проверь меня. Разлей вино, и поглядим, побегу ли я за полотенцем, – откинувшись в кресле, он изображал беспечность.
Сморщив нос в ответ на его выходки, Гермиона постучала указательным пальцем по ножке своего бокала.
– Эй, Рон?
Он закатил глаза.
– Мерлинова задница, ты опять о работе, да? Мне хватает занудства коллег и начальника.
– Только один вопрос, – взмолилась она.
– Ты никогда не ограничиваешься одним вопросом, – добродушно произнес Рон, – но я попадаюсь каждый раз. Что?
– Ты рассказал Кингсли Шеклболту о том, что я говорила тебе? – торопливо спросила Гермиона. – Про Уивера и все остальное.
Вздохнув, Рон покрутил свой бокал и начал с трудом подбирать слова.
– Рассказал, – признался он, – и Кингсли… колеблется.
– Колеблется? – эхом отозвалась Гермиона с сомнением в голосе.
– По правде говоря… – Рон весело взглянул на подругу и радостно улыбнулся, – Кингсли сказал, что это самая большая чушь, которую он слышал со времён лекций по Прорицаниям. Но я думаю, что он немного преувеличил масштаб трагедии.
– Спасибо, – саркастично откликнулась Гермиона. – Он не объяснил, почему?
Рассмеявшись, Рон положил ногу на ногу.
– Я же говорил, что будет больше одного вопроса? Ну… так получилось, мой сверкающий Мотылек, что объяснил.
Она смотрела, как Рон ухмыляется, выдерживая паузу, и ощущала, что её распирает от нетерпения.
– Рон…
– Что? – он изобразил невинность.
– Чем он это мотивировал? – сквозь сжатые зубы процедила Гермиона.
– Ну, во-первых, полнейшее отсутствие связи между Уивером и прочими жертвами, – начал Рон.
Мисс Грейнджер вздохнула.
– Тогда, пожалуйста, объясни связь между Гарри и этим, как его… Боунсом.
Глядя, как Рон ерзает в кресле, Гермиона поняла, что он не так уж восхищен тем, что собирается сказать.
– По большому счету, не такая уж там и глубокая связь. Но они оба занимали не последние места в обществе. В конце концов, мать Боунса в Визенгамоте. Они – объективно цели.
– Для одной и той же группировки? – в вопросе слышалось сомнение.
Ёрзание усилилось.
– Мы по-прежнему ищем связь между жертвами, понятно? Стопроцентной ясности нет, но что-то общее между ними должно быть.
Она подскочила.
– Почему?
– Э? – Рона явно застали врасплох.
– Связь, – возвестила мисс Грейнджер. – Почему она должна быть?
– Ну, жертвы из одной социальной группы, правда? Одинаковый стиль жизни. Очевидно, что существует связь, которую в данный момент мы просто не видим, – Рон расслабился, ощущая себя на знакомой территории.
– Элисандр Уивер был убит так же, как и те двое, чьи смерти, по вашему мнению, связаны, Рон, – раздраженно сказала она.
Он замер.
– Ты не можешь доказать этого, Гермиона. Уивер мертв и похоронен, а в Мунго не делают никаких записей кроме «Не пришел в сознание, причина смерти неизвестна». Они даже не удосужились вызвать нас. Остается только не слишком внятно высказанное предположение, автор которого – профессор Гербологии, что автоматически исключает его из экспертного совета по экзотическим убийствам.
– И все же…
– Более того, – перебил он, повышая голос, – по крайней мере, бедный Гарри и второй погибший, Боунс, при достаточном воображении могут оказаться потенциальными жертвами Пожирателей Смерти. Элисандр Уивер был шотландским зельеваром, совершенно не связанным ни с Пожирателями, ни с Орденами. Нет логики!
– Пожиратели Смерти, – фыркнула Гермиона. – Знаешь, не каждый темный маг – Пожиратель.
Нахмурившись и сузив глаза, Рон пристально посмотрел на нее.
– Гермиона, что ты имеешь в виду?
Она заговорила медленно, серьёзно и безэмоционально, надеясь, что аврор прислушается.
– Вы все время настаиваете, что за эти убий… случаи несут ответственность Пожиратели Смерти. Но когда я рассказала об этом Снейпу, он ответил, что живых Пожирателей, способных на такое, уже не осталось. Рон, что если это не Пожиратель?
– Снейп? – откликнулся тот. – Ты говорила со Снейпом про…
– Про Гарри, – спокойно подтвердила она. – И не надо так на меня смотреть, Рон. Я знаю, что твоё отношение к Снейпу изменилось к лучшему.
– Я не к тому, – достаточно мирно ответил он. – Просто… Гермиона, Снейп сейчас не самый уравновешенный человек в мире. И он никогда не отличался логикой там, где дело касалось Гарри. Я не уверен, что его мнению можно доверять, если ты меня понимаешь.
– Рон, – Гермиона укоряюще посмотрела на него. – Он не истерил, когда я ему рассказала. Для Снейпа это просто загадка, которую надо решить. Он… заинтересовался. И сказал, что это не может быть делом рук Пожирателя.
Рон все еще до конца не верил.
– Не знаю…
– Хорошо, Рональд Уизли, – Гермиона наконец начала закипать. – Ответь мне на один вопрос. По какой такой причине Пожиратель Смерти, член нефункционирующей организации, скорей всего находящийся в ссылке или розыске, убивает не только сына известного представителя властей, но и самого известного волшебника Англии? Если его поймают, то по меньшей мере шкуру живьем спустят. И зачем? Жертва ради того, что мертво уже лет десять?
– Пожиратели Смерти…
– Те, кто еще жив, постараются отвертеться от дела такой важности, и они явно слишком умны, чтобы рисковать собой, как мне кажется, – отрезала Гермиона.
Рон зло и устало посмотрел на неё.
– Ваши умозаключения оставляют нас ни с чем, Гермиона. Конечно, если ты вообще права.
– Не ни с чем, – поправила она. – Кто-то убил троих мужчин, которые не должны были умирать. И не использовал магию. Я спросила Снейпа и про такую деталь… он не знает никого, кто был бы на это способен.
– В вашей теории есть дыра, мисс Я-Знаю-Лучше-Всего-Аврората, – язвительно заметил Рон, лицо его выражало горечь. – Беспалочковая магия. То, что вы предполагаете, невозможно.
Она пожала плечами.
– У вас нет логики, у меня нет метода. Ни одна теория не идеальна.
На лице Рона отразился ужас, и он, гримасничая, поджал губы.
– Ты ведь понимаешь, что если ты права, то жертв может быть сколько угодно. Жертв, о которых просто не сообщили из Мунго. Две единственные смерти, к которым привлекли наше внимание, были связаны с политикой. Мерлин, это могло длиться…. – он с трудом сдерживался. – Нет, – решительно отрезал Рон, пытаясь убедить скорее себя, чем собеседницу. – Это не может быть правдой. Если бы это продолжалась долго, кто-нибудь бы обязательно заметил. Так ведь?
– Я не знаю, права ты или нет, – сказал Рон после долгой паузы. – Мне страшно предположить, что ты права. Но мы не можем больше делать вид, что ничего не происходит. Проблема существует, и я не знаю, как с ней быть.
Пожевав губу, мисс Грейнджер нахмурилась.
– Я тоже.
Последний раз вздохнув, Рон допил вино и улыбнулся бледной тенью своей обычно жизнерадостной улыбки.
– Ну, сегодня мы вряд ли что-то сможем предпринять. Я поговорю с Кингсли утром и узнаю, есть ли у него какие-нибудь идеи. Лучше всего сейчас расслабиться и заняться своими делами. Я уверен, что Франсуаза почти закончила готовить. Стоит пойти и узнать, не нужна ли ей помощь.
Гермиона встала одновременно с ним и автоматически направилась в сторону кухни.
– Рон?
– Что? – выражение его лица смягчилось из-за видимого затруднения подруги.
– Как ты с этим справляешься?
Его лицо стало еще мягче.
– Справляюсь с чем?
– С этим… со знанием, что каждый человек в твоём мире отбрасывает тень, – она не знала, как сформулировать. – И в этой тени действительно могут прятаться монстры.
Рон поглядел на дубовую дверь.
– Обычно я об этом не думаю. Я смотрю на детей Чарли и детей Гарри, и на людей, таких как Фред, Джордж и Джинни, кто живет в лучах солнца, и знаю, что важно, чтобы кто-то знал о монстрах, прячущихся в тени, и сдерживал их. Без этого никак. Помогает то, что я не один. Если бы я был один…
Гермиона терпеливо выжидала паузу, размышляя, продолжит ли он мысль или просто войдет в кухню, превращаясь в старого доброго Рона, прекрасного друга и неуклюжего дядю.
Коснувшись рукой двери, Рон внезапно повернулся и встретился взглядом с Гермионой.
– Если бы я был один, – задумчиво повторил он, – я думаю, Мотылек, что и сам закончил бы во тьме. Там, где сейчас твой приятель, Снейп.
Уизли распахнул дверь, и их общий страх расколола какофония звуков с ведущей темой булькающих кастрюлек и детского смеха. Гермиона тут же оказалась в гуще событий. Она взяла вилки и тарелки, которые Франсуаза с улыбкой ей протянула, широко улыбнулась, когда Николас начал дергать ее за рукав мантии, пытаясь то так, то эдак привлечь внимание. Она сервировала стол, Рон разливал напитки, а Франсуаза вытащила еще одну кастрюлю.
А тени попятились в углы комнаты, на свои законные места.
Дело в том, что меня охватил безграничный страх, какой то абстрактный ужас, не связанный с мыслями о физической опасности. Эта эмоция вызвана была душевным потрясением, словно я неожиданно наткнулся на что то чудовищное, необъяснимое и отвратительное. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Сегодня Снейп изображал из себя упертого барана. Вообще-то он всегда этим занимался, но сегодня приложил максимум усилий.
Гермиона шла к комнате для посещений решительнее, чем обычно, зная, для чего она здесь и о чем хочет поговорить. Закрыв за собой дверь, она села, широко улыбнулась и сказала: «Доброе утро, сэр» с такой теплотой в голосе, на какую только была способна. И разочаровалась, когда Снейп даже бровью не повел.
А теперь он прямо-таки пялился на нее. Конечно, подобное выражение на его лице было ей не в новинку. Вот только причину Гермиона обычно знала.
Какое-то время в комнате царила тишина, но Гермиона не собиралась устраивать очередную игру в гляделки, уже ставшую традиционной. Вскоре она попробовала заговорить:
– Позвольте поинтересоваться, что я сделала не так и чем обидела вас?
– Интересуйтесь, – лаконично ответил собеседник, сидя неподвижно, будто был вырезан из камня. Прядь волос случайно упала ему на глаза, но он и пальцем не пошевелил, чтобы убрать ее.
Гермиона подождала продолжения реплики, а когда его не последовало, мысленно вздохнула.
– Я не настолько сильна в легилименции, как вы, сэр, и, более того, у меня нет палочки.
По лицу мужчины было невозможно понять, какие эмоции одолевают его.
– Значит, мы практически равны.
– Проф… Снейп, сэр, – сказала она. – Прошу вас! Если мое присутствие нежелательно, я уйду.
Снейп фыркнул.
– Раньше вас это не останавливало, Грейнджер. Вы таскались сюда шесть четвергов подряд, не спрашивая, хочу я того или нет, – проворчал он. – А потом просто…
Гермиона вытаращилась на него.
– Так вот в чем дело? – изумленно выдохнула она. – Вы злитесь, потому что я не пришла на прошлой неделе?
На его щеках появился слабый румянец, но угрюмый взгляд никуда не делся. Пальцы теребили рукав фуфайки.
– И вообще, сегодня пятница. Раз уж вы мне беспрестанно надоедаете, я имею право настаивать, чтобы вы придерживались графика.
– Сэр, я тоже соскучилась, – не сдержавшись, сладко пропела мисс Грейнджер. Но все-таки это был Снейп, поэтому она не стала томно взмахивать ресницами.
– Я… вы… – от ярости он не мог связать слов. Румянец стал еще ярче. – Грейнджер, вы…
Снейп поднялся, громко стукнув стулом по полу.
Не желая, чтобы бывший профессор нависал над ней, Гермиона тоже встала и уперлась ладонями в стол.
– Я припасла для вас несколько вопросов, если вы не против, – спокойно сообщила она.
Его лицо исказилось.
– Вы глупая, высокомерная, маленькая… – сжав руки в кулаки, он принялся потрясать ими, но вдруг замолчал, раздраженно фыркнул и снова рявкнул: – Грейнджер!
– Да?
– Не думайте, будто я воспринимаю себя настолько серьезно, что не могу различить ваш сарказм. Но и считать, что ваша жалкая попытка непринужденной беседы удалась, не стоит, – выплюнул он, наконец расслабив руки.
– Разумеется, нет, – запротестовала Гермиона, весьма удивленная степенью его негодования, и задумалась. Когда же в последний раз кто-то пытался дразнить Снейпа?
Его поза стала менее напряженной, но он так и не присел.
– Я все думала, – в ее голосе отчего-то появилась робость. – Все думала о том, над чем мы размышляли пару недель назад. Когда я рассказала вам про… Гарри…
– Да, да, – нетерпеливо перебил Северус, переминаясь с ноги на ногу. – Безвременная кончина Поттера при неизвестных обстоятельствах. И что с того?
Нахмурившись, Гермиона скрестила руки на груди и мрачно подумала: скорее Снейп бы уже сел, чтобы она тоже могла.
– Ну, Рон… Рон Уизли, знаете…
Северус закатил глаза.
– Конечно, я знаю Уизли, – выплюнул он. – А как много «ронов» знаете вы?
– Рон, – подчеркнула мисс Грейнджер, глядя на своего собеседника, – наконец-то допущен к расследованию. Произошла еще одна смерть, которая, как считают в Аврорате, как-то связана со смертью Гарри.
Снейп вопросительно поднял бровь.
– Еще одна?
– Его звали Алистер Боунс. Его мать…
– Амелия Боунс, – прервал ее собеседник. – Когда я… Она была членом Визенгамота. Полагаю, и сейчас им остается, если только не случилось чего-то чрезвычайного. Я учил ее сына.
– Так или иначе… – он вообще собирается сесть? – Авроры никак не могут найти мотив, который подошел бы к обоим случаям. А вы говорили мне, что Пожиратели Смерти…
Снейп перебил ее в третий раз, и Гермиона явственно ощущала, что у нее на лице четко отражалась внутренняя борьба со злостью.
– Я сказал вам, что нет ни одного живого Пожирателя Смерти, который способен на это. Ведь так?
– Сказали, – согласилась она, – но Аврорат не хочет отказываться от столь очевидных подозреваемых. Рон говорит, что существование радикальной группировки…
– Возможно, – лениво заметил ее собеседник, барабаня пальцами по столу, – но, скорее всего, таких нет. Никто не станет преследовать и Поттера, и сына Амелии Боунс, если только мистер Боунс не вел двойную жизнь и не задел, кого не следовало. Разумеется, – протянул он, – великолепный Гарри Поттер не был способен на такой обман.
Гермиона сжала зубы.
– Оставьте Гарри в покое, Снейп.
– А я так и поступил, – невозмутимо отозвался тот. – Альбус Дамблдор еще много лет назад решил, что в плане психического здоровья Гарри чист. Вмешиваться – не мое дело.
Усилием воли обуздав гнев, она оценила услышанное.
– Вы хотите сказать… Вы в курсе про Гарри и Сами-Знаете-Кого?
– Альбус не мог приглядывать за мальчиком двадцать четыре часа в сутки, – фыркнул Снейп. – Несколько доверенных лиц знали, что за Поттером надо следить во все глаза, но потом случилось фиаско с Тайной комнатой, и Альбус ослабил контроль. Неприлично уставившись на собеседника, Гермиона задумалась, почему такой неординарный человек, как Альбус Дамблдор, поделился самым страшным секретом Гарри Поттера с тем, кто ненавидел мальчика так сильно. Это либо говорило о доверии, оказываемом Северусу Снейпу, либо открывало нечто новое в характере самого Дамблдора. Она искренне надеялась на первое.
– Сколько же вас было?
– Человека три, не больше. Как вы догадываетесь, я. Конечно же, Минерва МакГонагалл – будучи деканом Гриффиндора, она располагала лучшими возможностями для наблюдения. Подозреваю также, что Ремус Люпин что-то знал, но вряд ли Альбус раскрыл ему все карты. Скорее всего, тот догадался сам и выложил директору такой набор фактов, что скрывать правду уже не имело смысла. Он вел себя с Поттером… достаточно осторожно, так что... А вы откуда узнали?
Гермиона печально улыбнулась.
– Рон рассказал мне пару недель назад. Видимо, когда Гарри поступил в Аврорат, профессор Дамблдор решил, что Рону стоит быть в курсе дела.
– В любом случае, это уже не имеет значения, – пробурчал Снейп, махнув рукой. Наконец (наконец! – мысленно воскликнула Гермиона) он сел и рассеянно почесал за ухом. – Понятно, что смерть Поттера никак не связана с этой информацией. Особенно, если есть вторая жертва.
– И третья, – не сумела сдержаться она.
Снейп наклонился вперед и переспросил:
– Третья?
Кивнув, Гермиона плюхнулась на свой стул.
– По крайней мере, я так думаю. На прошлой неделе я встретила в Хогсмиде профессора Спраут, и она упомянула, что один из школьников при похожих обстоятельствах потерял отца. Министерство, разумеется, слышать об этом не хочет.
– Министерство, – фыркнул он.
Гермионе была с ним полностью согласна.
– Рон прав, конечно. У меня нет доказательств… В Мунго не слишком подробно документировали тот случай.
– Они никогда не напрягаются, – глубокомысленно заметил Снейп. – Для них существует всего четыре потенциальных причины смерти волшебника: болезнь, старость, убийство и несчастный случай. Убийство легко установить по применению Непростительного или присутствию яда в организме покойного. Все, что выходит за рамки, просто относится к категории «случайность» и дальше не рассматривается. Подозреваю, что Аврорат не уведомили бы ни о Боунсе, ни Поттере, если бы у них при жизни не было связей в высших кругах.
– Бред какой-то…
Он усмехнулся.
– Только если вы рассуждаете как маггла, мисс Грейнджер. По умолчанию волшебника достаточно трудно убить, и существует всего несколько способов сделать это. Как думаете, почему потребовалось столько усилий, чтобы разделаться с Сами-Знаете-Кем? Почему бы, скажем, Альбусу не отдать распоряжение, чтобы кто-нибудь зарезал Темного Лорда во сне? Просто потому, что не сработало бы.
Теребя свой рукав и дергая за нитку, торчавшую из манжеты, Гермиона глубоко и раздраженно вздохнула.
– Полная бессмыслица. С Гарри расправились не Пожиратели Смерти, поскольку убийца, кем бы он ни был, разделался еще с одним человеком. Более того, его мотивы настолько неопределимы, что охота велась и на Гарри Поттера, и на сына министерского служащего, и на шотландского зельевара. Аврорат не в состоянии разобраться в этом. Да, и еще: их убили таким способом, который точно не мог сработать, поскольку у волшебников есть естественный барьер против подобных покушений.
– Вы ухватили суть, – Снейп слегка кивнул.
– Либо ответа нет, либо ответ есть, но он настолько неправдоподобен, что его просто не замечают!
Бывший профессор задумчиво рассматривал свой ноготь.
– Мисс Грейнджер, вы клоните к чему-то, и сейчас мы услышим гениальный вывод? Или вы просто не можете заткнуться?
Гневно взглянув на него, Гермиона в очередной раз раздраженно одернула рукав.
– Видите ли… – она растягивала слова, в точности копируя ехидные интонации, свойственные Снейпу. – Если бы я собиралась сделать вывод, то сказала бы, что связь заключается в отсутствии связей.
Она помолчала, пытаясь оценить его реакцию. К ее разочарованию, Снейп и бровью не повел.
– Я имею в виду, что авроры, конечно, из сил выбиваются, стараясь углядеть политический мотив, найти какую-нибудь группировку, чтобы связать все воедино, но, скорее всего, ничего подобного просто-напросто не существует.
– Кажется, вы выработали в себе удивительное пристрастие к очевидным утверждениям, мисс Грейнджер, – иронично заметил он. – Я говорил вам, что нет такой…
– Нет, – торжествующе перебила Гермиона. – Вы сказали, что не существует Пожирателя Смерти, способного на это. Отсюда вопрос: а кто способен? У кого могло быть достаточно причин для совершения всех трех преступлений?
– Или двух.
– Или двух, – эхом повторила она. – Но я вот что думаю… Следствие уверено, что Гарри Поттера убили именно потому, что он Гарри Поттер. Потому, что кому-то было необходимо избавиться от него. Но что если Гарри убили просто потому, что он должен был умереть? Без всяких скрытых мотивов?
Снейп выглядел озадаченным.
– Я не совсем понимаю…
Воспользовавшись моментом, Гермиона затараторила:
– Вы знакомы с термином серийный убийца?
С открытым от изумления ртом Снейп напоминал какую-то страшную рыбу.
– Да вы… да ваша версия просто курам на смех, Грейнджер! Серийные убийцы – маггловский феномен.
– Почему? – спросила Гермиона. – Чем плоха моя версия?
– Вы вообще меня слушали? – огрызнулся он. – Волшебника нельзя так просто убить. И серийные убийцы… они просто не смогут существовать в нашем мире. Такого поймают – вы и моргнуть не успеете. Авроры его выследят.
Ее лицо помрачнело.
– Видимо, существует, по крайней мере, один способ убить волшебника, который невозможно вычислить.
– Тогда почему этого раньше не случалось?
– Кто сказал, что не случалось? – вопросом на вопрос ответила Гермиона. – Вы сами признали, что в Мунго не документируют подобные смерти. И уж тем более, о них не сообщают властям. Все всплыло лишь потому, что убийца выбрал в качестве жертв весьма важных людей. Но… я не думаю, что убийца взялся за них именно из-за их важности… Тут есть что-то еще.
– И что же? – его голос сочился сарказмом.
– Не знаю. Я даже не знаю, как убийца сделал это, и уж тем более – почему.
Снейп вздохнул и потер лицо рукой.
– Грейнджер, вы меня утомляете. Невозможные убийства и серийные убийцы…
– Мне нужно идти! – воскликнула она, вскакивая со стула.
– Что? – удивился Снейп.
Резко повернувшись, гостья заторопилась к двери.
– Я должна сообщить Рону!
***
– Кто? – неверяще переспросил Рон.
Гермиона нахмурилась и стащила с его тарелки ломтик картофеля.
– Серийный убийца, – ее терпение заканчивалось. – Человек, который…
– Я знаком с этим выражением, – огрызнулся Уизли. – Уж не настолько тупой… В Аврорат не берут людей без базовых знаний маггловской культуры.
– Тогда ты должен понять, что я…
Взмахом руки он попросил ее замолчать. Из сэндвича при этом выпал лист салата.
– Гермиона! Хватит об этом думать! Просто поверь: мы делаем все, что в наших силах. Преступники будут пойманы.
– Но Рон, – в ее голосе слышался протест, – это так… вы что, даже не рассмотрите мою версию?
– Даже если и рассмотрим, – Рон многозначительно посмотрел на подругу, откусил огромный кусок сэндвича и принялся жевать.
– Это в принципе ничего не изменит, – произнес он с набитым ртом.
– Изменит, – Гермиона взяла еще один ломтик. – Вам нужно искать преступника-одиночку.
Рон прикончил сэндвич.
– Нам по-прежнему неизвестен мотив. Даже если ты и права, и это серийный убийца, что само по себе невероятно – у нас никогда не было волшебного серийного убийцы – связи между Гарри и Алистером Боунсом все равно нет.
– И Уивером, – Гермиона стояла на своем.
И заработала злобный взгляд.
– Если мы присоединим сюда и дело Уивера, твоей теории тут же придет конец. Согласно документам, полученным Кингсли из Мунго, Уивер был чернокожим. Гарри и Боунс – нет. Обычно же серийные убийцы нацелены на определенную расовую группу, так?
– Не обязательно, – возразила она. – По крайней мере… нет, не думаю.
Вздохнув, Рон доел последнюю картофелину.
– Гермиона, у тебя нет опыта в этом, понимаешь? Ты не эксперт ни в магических преступлениях, ни в маггловских. Если я поклянусь, что упомяну версию о серийном убийце при Кингсли, ты в свою очередь пообещаешь отстать от меня?
– Обещать я ничего не буду, но тебе поверю и без клятвы. Ты не меньше меня хочешь раскрыть это дело.
Рон закатил глаза, а потом снова злобно уставился на нее.
– Сказать тебе кое-что, Гермиона? Ты вечно оказываешься права: и сейчас, и тогда, в детстве. И от этого тошнит.
Она ухмыльнулась.
– Я так понимаю, Рон, это твоя манера делать комплименты.
Фыркнув, он поднялся и вытащил из кармана пару маггловских банкнот.
– Именно что. В общем… мне надо возвращаться на работу. Придешь вечером на ужин?
– Сомневаюсь. Мне надо просмотреть кое-какую литературу.
Рон прищурился.
– Гермиона, правда, оставь это. Я знаю, что ты меня не послушаешь, но… надежда умирает последней.
– Рон…
– Знаю, знаю, – он махнул рукой. – Уже молчу, Мотылек. Видит Мерлин, мне никогда не удавалось удержать тебя, если ты собиралась что-то сделать. Просто…
Ее голос звучал решительно.
– Я не буду мешать вам, Рон. Мне просто нужно разобраться.
Она смотрела ему вслед и размышляла.
Конечно, она понимает....
Рон всегда искренне заботился о ней. Только вот позабыл: она с головой погружалась в очередное расследование не из-за банального любопытства. Ею руководила необходимость. Однажды Снейп говорил с ней о природе человеческих потребностей. «Какое любопытное слово – нужно. Мы используем его слишком часто». Но люди порой путают свои желания с невозможностью обойтись без чего-либо.
Слово «нужно» обесценивается от беспрестанного и навязчивого употребления. Гермиона большую часть своей сознательной жизни провела, пытаясь разобраться, что ей действительно необходимо. И она знала, знала так же четко, как то, что дважды два – четыре, а небо голубое: ей нужно выяснить, что случилось с Гарри Поттером.
И с Алистером Боунсом.
И с Элисандром Уивером.
Она еще долго сидела за столиком. На улице было прохладно – наконец объявился Октябрь, и плащ ей сейчас явно не помешал бы. Официант три раза спросил, можно ли убрать со стола, а когда опять замаячил неподалеку, вопросительно поглядывая на нее, Гермиона встала и медленно пошла по улице.
Косой переулок был недалеко. Она подошла к Дырявому Котлу, бездумно постучала по кирпичу и шагнула в магический мир. Пробираясь сквозь толпу, Гермиона не обращала внимания на окружающих: она пыталась обобщить все, что знала на данный момент о смерти Гарри.
Перво-наперво следовало провести небольшое исследование на тему серийных убийц. Нельзя убедить Министерство одним лишь напором, особенно, если ей совсем не доверяют. И, к сожалению, Рон прав: она не эксперт в этой области, и даже не специалист.
Следующая задача – получить доступ к материалам расследования: кажется, Рон больше не собирался с ней откровенничать. Ближайший пункт аппарации находился буквально в нескольких ярдах. Гермиона подумала было вернуться в Дырявый Котел и воспользоваться их камином: она была слегка рассеянна сейчас и вполне могла расщепиться, – но в конце концов решилась и аппарировала. Видимо, все же не очень удачно: очутившись у двери квартиры, она почувствовала головокружение.
Свежий номер Пророка, очевидно, незамеченный ею с утра, был аккуратно засунут в щель между дверью и порогом. Подняв газету, Гермиона пошарила по карманам в поисках ключа, затем открыла дверь и вошла внутрь.
Она тут же отправилась в спальню и быстро переоделась в обычные брюки и свитер. Даже после стольких лет в мире волшебников, Гермиона предпочитала в быту носить маггловские вещи. Ей стало интересно, носил ли их когда-нибудь по своей воле Снейп: настолько неестественно он выглядел в больничной пижаме.
Она села на кровать. Газета упала, Гермиона подняла ее с пола и тут же погрузилась в чтение.
Она по-прежнему просматривала Пророк от первой до последней страницы, погружаясь в обыденность заголовков, прежде чем обратиться к некрологам. Там, между строк, она пыталась отыскать возможную подсказку.
Сегодня сообщений в траурных рамках было не так много, и из всех лиц на колдографиях только одно привлекло её внимание Ромулус Кук, тридцать четыре года. Согласно заметке, он считался выпускником Дурмстранга и поддерживал близкие отношения со школой. Отец троих детей, постоянного места работы предположительно не имел. Гермиона подумала, что, наверное, Кук просто был состоятельным человеком. И два дня назад умер… дома.
Моргнув, она перечитала статью еще несколько раз и задумалась.
А что, если бы Ромулус Кук имел знакомства среди работников Министерства? Что обнаружили бы авроры, если бы их вызвали?
Был ли у него вспорот живот? Была ли кухня залита кровью?
Что видела его жена?
Гермиона уставилась на фотографию: весьма привлекательный мужчина, высокомерием, написанным на лице, слегка напоминавший Драко Малфоя. Он любезно улыбался в камеру, всем своим видом говоря, что вполне осознает свою привлекательность.
Если бы Ромулус Кук учился в Хогвартсе, то оказался бы на два курса старше ее. И скорее всего, дергал бы девочек за косички и драил туалеты под пристальным взглядом Филча: об этом говорил блеск его глаз. Гермиона, наверное, смеялась бы над его выдумками так же, как смеялась над проделками близнецов Уизли. Возможно даже, что вместо дуэта шутников Хогвартс терроризировало бы целое трио.
А теперь он мертв.
Нужно сообщить Рону. Нужно позвонить ему на работу и все рассказать.
Но вместо этого она держала в руках газету и смотрела, как покойный Ромулус Кук подмигивает ей.
Верьте мне или не верьте, но ум у него был ясный, хотя все его помыслы упорно сосредоточивались на нем самом. Да, ум его был ясен, и это был единственный мой шанс, не считая, конечно, возможности его убить, но такой исход не принес бы мне пользы, так как неизбежно должен был вызвать шум. А душа его была одержима безумием. Заброшенная в дикую глушь, она заглянула в себя и – клянусь небом! – обезумела. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– Ушам своим не верю, – вздохнул Кингсли.
Рон попытался улыбнуться и привычно откинулся в кресле, положив ноги на стол.
– Это научит тебя, как тырить бумаги с моего стола.
– Не очень ты услужлив, Уизли, – фыркнул Кингсли. – Что касается вас…
Гермиона кивнула, соглашаясь с невысказанным упреком.
– Со всем уважением, аврор Шеклболт, – скромно начала она. Рон ни на секунду не поверил в ее искренность: ишь, какой Версаль… Но вот лицо ее стало жестче, Гермиона закусила удила. – Я думаю, в этом деле есть факторы, которые не рассмотрели с должной…
Кингсли пришел в ярость. Таким злым Рон его ни разу не видел, даже когда Бьюнки Ли признался, что вытащил вампира на солнечный свет и зажарил его на тротуаре перед Харродс на глазах у пяти сотен магглов. Руки Шеклболта нервно дергались, и Рону показалось, что начальник мысленно сворачивает Гермионе шею. На виске у него пульсировала жилка.
Она поморщилась, будто аврор в нее плюнул, но сдержалась, и Рон в очередной раз убедился: для гриффиндорцев грань между смелостью и идиотизмом очень тонка.
– Я не имела в виду…
– Твою мать! – взорвался Шеклболт, потеряв всякое самообладание. – Гермиона Грейнджер, в последний раз совершившая что-то путное в семнадцать лет, считает себя умнее тридцати профессиональных следователей! Да по вам психушка плачет!
– Подумай только, Гермиона, – жизнерадостно сказал Рон, не придававший значения гневу Кингсли, если он не касался его самого. – У вас со Снейпом были бы смирительные рубашки одного фасона.
Старший аврор раздраженно посмотрел на подчиненного.
– Уизли! – рявкнул Кингсли. – Галерка молчит.
Тот замер и тут же убрал ноги со стола, будто ему подпалили пятки.
– Как могила, сэр! – он едва сдержался и не отсалютовал начальнику сугубо из чувства самосохранения. Ему не очень-то хотелось попасть под заклятие.
А Гермиона бросилась грудью на амбразуру. Рон подумал, что, возможно, у нее все-таки имелись суицидальные наклонности.
– Я бы никогда и не подумала такого, аврор Шеклболт, – холодно сказала она. Рон с головокружительной отчетливостью вспомнил свою подругу, когда она была подростком: руки аккуратно лежат на парте перед ней, и она с тем же самодовольным видом выдает правильные ответ на любой вопрос, заданный преподавателем. – Но даже вы должны признать…
– Я ничего не должен! – рявкнул Кингсли. – Ваша версия бездоказательна! Это так же бессмысленно, как если бы вы говорили, что Сами–Знаете–Кто восстал из мертвых и каким–то образом убил бедняж…
Она прокашлялась.
Кингсли взглянул еще яростнее.
– И мы приближаемся к главному, да?
– Смотрите, – строго начала она, – я в самом деле не могу знать точно, стали ли Уивер и Кук жертвами одного и того же убийцы, хотя и сведения об обстоятельствах весьма…
– Грейнджер!
Глядя на Кингсли, которого уже буквально колотило от ярости, она нахмурилась. Рон уже решил, что не подаст голоса до тех пор, пока ситуация как-то не разрешится сама или не наступит крайний случай.
– Я полагаю, аврор Шеклболт, – Гермиона моментально сменила тактику, – что вы никоим образом не можете знать, сколько жертв было на самом деле, поскольку госпиталь Мунго не уведомляет вас о похожих случаях. Если сведения в Аврорат не поданы, как вы их посчитаете?
Брови аврора приподнялись словно сами по себе: Кингсли усиленно размышлял над ответной репликой.
– Нас всегда ставят в известность о смертях, обладающих подозрительными…
Рон не сдержался: все-таки много лет назад он был гриффиндорцем.
– Ох, успокойся, Кингсли. Из Мунго нам не звонили по поводу Боунса: письмо отправил секретарь Министра после того, как мать связалась с Фаджем.
И все-таки после долгой паузы аврор вздохнул и поднял руки.
– Хорошо, – признал Шеклболт. – Итак… большой сюрприз: система не защищена от идиотов. Но это не значит, что ваша идея о серийном убийце – не просто чушь.
– Но это возможно, ¬– она продолжила гнуть свою линию.
– Так же, как галлеон, приземлившийся на ребро, – парировал Кингсли, успокаиваясь и приходя в чувство. – Но вы же не верите, что я поставлю на это, правда?
Гермиона нахмурилась.
– Куда с большей вероятностью Поттер и Боунс стали жертвами незаконного бандформирования, возможно, ответвления Пожирателей Смерти. Ох, не смотрите на меня так, Грейнджер, – обессиленно сказал он, потирая налысо выбритую голову. – Я знаю, что это не мог быть Пожиратель. И знаю уже давно. Здесь убеждать стоит юного Уизли.
Рон понял, что отчаянно краснеет, когда Гермиона вопросительно на него посмотрела.
– Правда? – иронично спросила она.
Кингсли усмехнулся уже почти без злости.
– Но, – отчеканил он, – уже лет пять или больше мы регулярно получаем сведения. По большей части, детские проделки: пропаганда чистокровности в хогвартсских гостиных, граффити на стенах Министерства и все такое. Мы даже никого официально не арестовывали, но я подозреваю, что за этим стоит несколько небольших организаций, созданных молодежью. Может быть, кто-то из наследников прежних Пожирателей Смерти. Некоторые из них потеряли состояние, понимаете, и все, до кого мы смогли дотянуться, отправились в Азкабан. По крайней мере для нескольких из их отпрысков это стало причиной для ненависти. Сам я думаю, что одна из таких группировок встала с колен и отправилась за жертвами.
Стараясь не выдать своих эмоций, Рон наблюдал за реакцией Гермионы. Он сам слышал это не раз и не два. Лучшая версия, которую они смогли придумать. Еще он считал, что Кингсли поступил мудро, представив этот вариант как свою личную теорию, а не как официальную версию следствия. Гермиона скорее всего оценит мысль более объективно, если она исходит от самого Кингсли. Рон знал о психологических тактиках, но применять их ленился. Не один подозреваемый уходил в глухую несознанку на допросе, когда он случайно выкладывал козыри, которые более опытный следователь предпочел бы придержать.
И действительно, Гермиона погрузилась в размышления. Через несколько мгновений в ее глазах появился вопрос.
– Почему они не заявили о себе?
Кингсли моргнул.
– Что?
– Прошло больше двух месяцев, – задумчиво сказала она. – Почему, если вы думаете, что смерть Гарри имела политический мотив, никто не воспользовался ею для агитации? Словом… почему ваша таинственная организация не взяла на себя ответственность?
– Реакция общественности, – ласково заметил Рон. – Подумай, сколько возмущения поднимется, если группировка объявит, что они приложили руку к уничтожению спасителя магического мира.
– И вот еще, – сказала Гермиона, повернувшись к нему. – Если вы оба правы, и это действительно маленькая команда, рвущаяся к власти, то порядок убийств не вяжется.
Теперь озадачился Рон, но Кингсли ответил за него:
– Я не понимаю, Грейнджер.
– Сначала Гарри, и только потом Алистер Боунс, – она покачала головой. – По вашему сценарию Боунс – второй в списке, и возможный мотив его убийства – личная месть. Так почему сначала не заняться им? Смерть Гарри спровоцирует вопросы несмотря ни на что, так нарываться на очевидную связь? Если бы Боунс погиб первым, а Гарри – вторым, вы бы ни за что не объединили эти дела. Никто бы не заметил схожесть эпизодов.
– Она права, – пробурчал Рон. – Делам бы дали абсолютно разную квалификацию и поручили разным аврорам. Мы бы никогда не нашли связь между ними.
Кингсли почесал затылок.
– Мне это не нравится, – сказал он, – просто не нравится.
– Пожалуйста, аврор Шеклболт, – попросила Гермиона. – Я же не прошу бросить все остальные версии, просто поверьте, что и такое возможно.
Аврор нахмурился.
– Я подумаю об этом.
Она благодарно улыбнулась.
– Это все, о чем я могу просить, сэр. Хорошего вам утра. И, думаю, мы увидимся позже, Рон.
– Пока, Мотылек! – отозвался Уизли, и Гермиона вышла из кабинета в холл.
Кингсли и его подчиненный поглядели друг на друга.
– Ну… – наконец произнес Кингсли, – что ты думаешь?
Вздохнув, Рон пожал плечами.
– У Гермионы есть жутковатая и противная привычка оказываться правой. Если она и ошибается, то лишь когда появляется неизвестный ей фактор. Не знаю, согласен я с ней или нет, но списывать ее версию со счетов не стоит.
Кингсли выглядел побежденным. Закрыв лицо рукой, он сдавленно пробормотал: – Уизли, пшел вон.
– Но, сэр, – добродушно запротестовал Рон, – это мой кабинет.
– Еще как устала, – жизнерадостно ответил он. – И я уложу тебя спать, хочешь ты этого или нет.
Голосок стал жалобным:
– Еще пять минут, дядя Рон?
Он посмеялся над уловкой.
– Не более пяти секунд, моя дорогая Элис, – прокравшись в холл, он заметил девочку задолго до того, как она увидела его: Элис сидела в дверях спальни Николаса и безуспешно пыталась подавить зевоту.
Успев только пискнуть, она оказалась на руках у дяди и затарабанила его по плечу крохотными кулачками: – Нечестно, дядя Рон! Нечестно!
– Не хочу тебя расстраивать, дитя, – ухмыляясь, сказал он, – но в жизни все нечестно. Даже то, что, как, ты думаешь, должно быть. По правде говоря, обычно это и самое нечестное.
С этими словами Рон направился к комнате девочки. Элис же была настолько озадачена его необычно взрослой лекцией о природе справедливости, что даже не возмущалась. Но у самой двери она все-таки сделала попытку вырваться, поворочавшись у него на руках, а в глазах ее мелькнула надежда.
– Почистить зубы, дядя Рон.
Он ухмыльнулся.
– Уже чистили. Помнишь? Николас выдавил пасту тебе на майку.
– Ох… – Рон воспользовался ее замешательством и уложил девочку в постель. Вообще-то, она почти выросла из своей детской кроватки, но Рон подозревал, что Франсуаза просто хочет отсрочить неизбежное и старается как можно дольше видеть в дочери маленького ребенка. – Сказка, дядя Рон?
– Может, не надо? – дразнясь, сказал он. – Ты слишком устала. Твоя мама говорила, что вы оба целый день бегали в парке.
– Не устала! – надула губки Элис. – Сказку!
Демонстративно вздохнув, Рон притворился, что сдается, хотя и не собирался рассказывать сказку.
– Ну, ладно. Но будь хорошей девочкой и обещай не перебивать. Хорошо?
Улыбнувшись во весь рот и кивнув, Элис плюхнулась на спину и послушно натянула свое небольшое одеяльце до самого подбородка. Ее глаза поблескивали.
– Хорошо.
Рон уселся в большое кресло-качалку, стоявшее рядом с кроваткой, заложил руки за голову, переплетя пальцы, и задумался.
– Ну… значит, сказка для Элис. Какую бы историю ты хотела услышать? Смешную или страшную, или старые добрые приключения…
– Сказку, – согласилась девочка.
Он снова рассмеялся.
– Ну ладно, значит, выбираю я. Может быть… особую сказку? Я помню, что ваш папа рассказывал Николасу о временах, когда мы были детьми, но я сомневаюсь, что тебе нравятся истории, которые нравятся Николасу. Так как? Давным-давно стоял замок. И в этом замке жил принц. Знаешь, он не твой обычный принц: он носил очки и не был ловким, но кто ловкий в одиннадцать лет? Он был не единственным принцем в замке, но его любили больше всего. Ну как пока получается, а, малыш?
Зевая, Элис сладко улыбнулась.
– И то хлеб. В любом случае... у принца было много приятелей, поскольку все его обожали, но его самым лучшим другом был сквайр. Они вместе пережили множество приключений в замке, даже слишком много для их возраста. Когда-нибудь я расскажу тебе обо всех приключениях, но сегодня – только об одном. В том же замке жил очень-очень опасный человек. Когда-то, понимаешь ли, он был королем, и очень жестоким королем. Но однажды, много-много лет назад, когда принц был еще маленький, он сотворил волшебное заклинание и отобрал у злого короля корону, – Рон наблюдал за Элис. Он не хотел испугать девочку и старался, чтобы его голос звучал тихо и по возможности успокаивающе. – И злой король сильно разозлился. На много лет отправился он в странствия, а когда вернулся, решил, что должен навредить принцу, чтобы наказать его за ту корону. Поэтому он убедил своего слугу сделать кое-что плохое. Привести тролля в замок. Элис, ты знаешь, кто такой тролль?
Элис замотала головой и сунула большой палец себе в рот.
– Не, дядя Рон. Кто это?
Рон аккуратно просунул руку между прутьев и отстранил ладонь девочки.
– Не делай так, Элис, это плохая привычка, – младшая Поттер издала неприличный звук, и ее дядя ухмыльнулся. – Так вот. Тролли – существа, живущие, в основном, в лесу. Они большие и не очень умные, и часто ранят людей, даже если не хотят этого. Поэтому когда слуга зазвал тролля в замок, тот очень разозлился и запутался, и ему было все равно, кто может пострадать. Несмотря на то, что принц и сквайр были тогда совсем маленькими мальчиками, они не могли спокойно сидеть и смотреть, как тролль превращает замок в развалины. И когда их нянька отвлеклась, они ускользнули и побежали по коридорам, чтобы найти чудовище. У сквайра с собой была только дубинка, а у принца – маленький кинжал. Конечно же, их поиски увенчались успехом, и довольно скоро, ведь тролли, как известно, очень шумные создания. Слуга привел его в маленькую комнату, поэтому существо отчаянно громыхало, пытаясь выбраться наружу. Я точно знаю, что юный сквайр был страшно напуган, когда приближался к комнате. Но принц пытался подбодрить его: «Не бойся, мой сквайр,– говорил он, – Правда восторжествует». Сквайр скрепил сердце и раньше принца вошел в логово, крепко держа перед собой дубинку и мечтая о лучшем оружии.
Ресницы Элис задрожали, поскольку девочка уже засыпала, но Рон увлекся сказкой и продолжил.
– Тролль устроил жуткий беспорядок. Везде была разлита вода, а там, где он бил палицей в стены, срывая свою злость, валялись осколки камня. Сквайр даже почувствовал жалость к бедной твари. Но не принц. Тот только крепче стиснул свой кинжал и выкрикнул: «Смотри! Девчонка!» И действительно, у ног тролля съежилось мокрое, насмерть перепуганное создание. Длинные, растрепанные и нечесанные волосы говорили о том, что это девчонка. «Пожалуйста! – умоляла она тролля, – не трогай меня». «Мы спасем тебя!» – завопил принц, размахивая ножом. Сквайр поднял дубинку и с громким криком со всей силы обрушил ее на тролля. А потом…
В комнате послышался еще один голос, и Рон прервал сказку.
– Она крепко спит, – прошептала Франсуаза.
– Мне нравится звук своего голоса, – с улыбкой отозвался он, – но не хочу, чтобы она снова проснулась.
Когда они вышли из комнаты, Франсуаза аккуратно прикрыла за собой дверь.
– Я местами подслушала твою историю.
Уизли постарался не покраснеть.
– Я на ходу придумывал…
– Мне интересно, Рон, – оценивающе взглянув на него, сказала Франсуаза, – какого черта ты назвал себя сквайром?
– Подходит по смыслу, – нелепо ответил он.
– Знаешь, там вполне могло быть два принца, – тихо отозвалась миссис Поттер.
Пожав плечами, Рон пошел по коридору к лестнице.
– Сказка звучит лучше, если в ней только один герой.
Спускаясь, затылком он чувствовал взгляд Франсуазы, но не повернулся, чтобы не увидеть в ее глазах жалости – а она наверняка была там.
***
– Видела бы ты, – хмыкнув, сказал Рон, – они чуть не спалили друг друга взглядами. Я знаю не так много людей, у кого хватает духу кричать на Кингсли Шеклболта.
Она рассмеялась в ответ.
– Ну, ты же кричишь.
– Только когда думаю, что он вряд ли заорет в ответ, – удрученно отозвался он.
Момент неловкости ушел, и теперь они удобно сидели каждый в своем углу: Франсуаза устроилась в плюшевом кресле, придерживая на колене бокал с чем-то изысканным, а довольный Рон развалился на диване, перекинув одну ногу через подлокотник, а другую лениво положив на стол. Миссис Поттер, нахмурившись, посмотрела на ногу в носке, лежащую на тщательно отполированном столе, но решила смолчать, правильно рассудив, что замечание только спровоцирует еще какую-нибудь выходку.
– Чем все закончилось?
Рон пожал плечами.
– Да особо ничем. Я бы сказал, что Кингсли начинает постигать способ мышления Гермионы, но даже дикие гипогриффы не выудят из него это признание, – он заложил руки за голову. – Не знаю. Я молю Мерлина, чтобы Гермиона оказалась совершенно неправа. Но она крайне редко ошибается.
– Это было давно, Рон, – спокойным голосом заметила Франсуаза. – Полагаю, Гермиона кардинально изменилась.
– Не так сильно, как ты думаешь, – отозвался он. – По крайней мере, я не замечаю. Смотрю на нее и вижу все ту же школьницу с ясным личиком. Сплошное любопытство и невинность. Рядом с ней я все время хочу от жизни большего, понимаешь?
Франсуаза широко ухмыльнулась.
– Рональд Уизли, за все время нашего знакомства я не слышала от тебя ничего, более похожего на признание в любви.
Поморщившись, он уставился в потолок: белый и ровный пластик точно отражал его мысли.
– Неа, – наконец сказал он. – Давным-давно, когда мы были детьми, мне казалось, что я влюблен в Гермиону, но это было в тот момент, когда я думал, что либо люблю ее, либо теряю навсегда. Не думаю, что вообще любил кого-то.
Что-то зашуршало, когда Франсуаза заерзала в кресле.
– Ох, Рон, – вздохнула она, – а это самое печальное, что я от тебя слышала.
– Ты бедное, потерянное создание, – игриво сказал Рон. – Ну когда я мог страстно полюбить, Франсуаза?
– А пора бы уже, – решительно сказала она, позвякивая льдом в бокале. – И чем раньше, тем лучше.
Он рассмеялся.
– Не премину воспользоваться твоим советом.
И они сидели в темноте, думая каждый о своем. Рон начал прикидывать, не пойти ли ему к себе в комнату, когда в камине вспыхнул огонь, сигнализируя о входящем сообщении.
– Что за…? – Франсуаза осеклась. – Уже перевалило за полночь. Кто звонит в такое время?
– Я не знаю, – начал он. – Это может быть…ох… – он вздохнул, когда в камине появилась голова. – Добрый вечер, Кингсли. Тебе не спится, да?
– Очень смешно, Рон, – безо всякого выражения ответил ему начальник. – Заверяю тебя, что глубоко в душе я просто умираю от смеха.
Франсуаза явно чувствовала себя не в своей тарелке.
– Эм… наверное, мне лучше...
– Не утруждайте себя, – вздохнул Кингсли. – Я просто хочу сообщить Рону, чтобы он шустренько тащил сюда свою тощую задницу.
– Тут где-то маленькие дети, которым не стоит слышать такие слова, Шеклболт, – раздраженно заметил Уизли.
Потянувшись вперед и легонько ударив его по плечу, Франсуаза улыбнулась.
– Не будь таким лицемером, Рон.
– И послать бы тебя, – проворчал тот, выкарабкиваясь с дивана и стараясь не долбануться коленками о кофейный столик. – Ну да ладно, Шеклболт, так и быть. Выметайся из камина, я сейчас приду.
Как только Кингсли исчез, Рон зачерпнул горсть летучего пороха и с сожалением повернулся к Франсуазе. – Извини, работа такая…
– Знаю, – ничуть не огорченно ответила она. – Служебные тайны и так далее. Тогда я пойду проверю, как там дети, и буду ложиться.
Рон грустно улыбнулся:
– Спокойной ночи, Франсуаза.
– Спокойной, Рон.
***
Борясь с легким головокружением после каминного перемещения, Рон вывалился в свой кабинет и был очень удивлен.
– Папа? – обронил он ошеломленно. – Ты что тут вообще делаешь?
Артур одарил сына мрачной ухмылкой.
– Кингсли сказал, я ему зачем-то понадобился. Вообще-то я уже уходить собирался, но хорошо, что мы встретились, пусть и случайно. Мы ведь уже очень давно не виделись.
– Я все собираюсь вас навестить, честно, – Рон почувствовал легкий укол вины. – Просто столько всего навалилось…
Артур слегка пожал плечами:
– Я знаю, сынок. Но мы с твоей матерью скучаем по тебе. Не то чтобы очень сильно… но, ей-Мерлин, я провожу больше времени с Николасом и Элис, чем с тобой.
– Я скоро зайду к вам, пап, обещаю.
– Очень на это надеюсь.
Еще раз улыбнувшись, Артур вышел в холл. Рон смотрел ему вслед.
– Уизли! – донесся вопль из кабинета напротив.
Вздохнув, Рон прошел к Кингсли.
– Чудный вечерок выдался, не правда ли, Шеклболт?
– Заткнись, Уизли.
Кингсли взглядом указал ему на кресло.
Послушно прикусив язык, Рон уселся, выжидая, что скажет шеф. Тот не стал медлить.
– Еще один, – без экивоков заявил он. – Маркус Десмонд, двадцати четырех лет. Счастливый муж, отец двухлетней дочери. Сова из Мунго прибыла около двенадцати часов назад.
Попытавшись как–то соотнести это имя и срочность вызова в Аврорат, Рон впал в уныние.
– Мне его имя ни о чем не говорит.
– И не скажет, – Кингсли едва сдерживался. – Десмонд работал в Гринготтсе, клерк младшего звена. Ни с кем не связан, экстремистских убеждений не разделял.
– А с какого тогда… – Рон сконфуженно осекся.
Кингсли посуровел.
– С такого. Вспомни, о чем говорила утром Гермиона Грейнджер. Она, конечно, ерунду несла, но насчет Мунго была права. Я направил им сову с указанием извещать нас обо всех странных случаях и особо оговорил обстоятельства смерти, которые представляют для нас интерес. Представь мое удивление, когда я получил сову с ответом… – сухо завершил он.
– И что нам теперь…
Кингсли снова его перебил:
– Я вызвал Артура. У него есть знакомые в маггловском правительстве, и я надеюсь, он сможет договориться насчет вскрытия.
– Вскрытия? – вытаращился Рон.
– Черт тебя дери, Уизли, – воскликнул старший аврор. – Мы оба знаем, что магическими методами расследования ничего не добились. Значит, нужно придумать что-то другое. Или, может, ты желаешь лично натаскать одну из следственных групп, обучив их лучшему, что есть в маггловской криминалистике? Я думаю, проще найти заслуживающих доверия магглов и поручить это им. Надеюсь, вскрытия будет достаточно, поскольку место совершения преступления вряд ли еще пригодно для работы экспертов.
Рон горько рассмеялся.
– Что еще? – холодно поинтересовался Кингсли.
– Не так давно Гермиона спросила меня, используем ли мы методы маггловской криминалистики. И я ей сказал, что у нас нет в этом необходимости. А теперь придется признавать ее правоту. Ненавижу.
Кингсли глянул на него испытующе:
– Эй… Уизли?
– Да-да? – буркнул тот.
– Знаешь, – неторопливо заговорил Шеклболт. – Я не могу дать Грейнджер официальных полномочий, и я все еще не уверен, что она абсолютно права насчет нашего убийцы. Но думаю, если мы дадим ей свободный доступ к материалам следствия, хуже никому не будет. Ну, в известных пределах, разумеется. Давай ей то, что сочтешь необходимым. Пусть она преследует своего мистического серийного убийцу, но без нашего участия и без огласки.
Рон фыркнул и с недоверием глянул на Кингсли:
– То есть вы хотите, чтобы я дал Гермионе отмашку?
– Это не повредит, – неохотно подтвердил шеф. – Тем более, если ты сказал мне правду, и Грейнджер действительно слила информацию Северусу Снейпу… Адские черти, да если бы была хоть какая-то надежда на то, что он захочет говорить со мной, я сделал бы все, чтобы официально привлечь Снейпа к расследованию.
Тряхнув головой, Рон поднялся, собираясь уходить.
– Надеюсь, вы понимаете, что после этого Гермиона не отступится?
– Еще бы! – почти радостно сказал Кингсли. – Но это, к счастью, не моя проблема.
Куртц разглагольствовал. Ах, этот голос! Этот голос! До последней минуты он сохранил свою силу. Он пережил способность Куртца скрывать в великолепных складках красноречия темное и бесплодное его сердце. Куртц боролся. О, как он боролся! Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– Conium maculatum, – сказала Гермиона, входя в комнату для посещений и усаживаясь за привычный уже стол.
Снейп воззрился на нее:
– Что, простите?
– Вы отлично меня слышали. Conium maculatum, известный также как болиголов пятнистый. Вот как убийца сделал это.
Закатив глаза, Снейп снял невидимую ниточку с рукава рубашки.
– Грейнджер, историю проще понять, когда ее рассказывают по порядку.
Фыркнув, Гермиона рывком отодвинулась от стола, поднялась со стула и зашагала по комнате.
– Где же он, в конце-то концов? Требуется всего несколько минут, чтобы понять...
– Грейнджер...
– Если он уже связался с Шеклболтом через камин, я уверена, Кингсли удалось...
Снейп кашлянул:
– Кхм... Грейнджер?
Развернувшись на каблуках, она снова проигнорировала его:
– Он мог обратиться к Альбусу и тогда, вполне вероятно…
– Грейнджер! – практически заорал Снейп, пытаясь привлечь ее внимание.
Нахмурившись, Гермиона остановилась и удивленно взглянула на мужчину. По правде говоря, она была так поглощена собственными мыслями, что совсем о нем забыла.
– Да?
Снейп прищурился:
– Вы со мной говорить собираетесь? В противном случае я ухожу, поскольку слушать этот бред себе дороже.
– Разве после такого демарша Катрелл не придумает вам в наказание какую-нибудь особенную гадость?
Он пожал плечами, и его глаза опасно сверкнули:
– Я вдруг понял, что последствия мне практически безразличны, мисс Грейнджер.
– Ну, что ж, – Гермиона неохотно уступила. – На самом деле все довольно просто. Было еще одно убийство. И оно совершенно точно связано с гибелью Гарри.
Она замолчала в ожидании реакции.
Как бы не так.
Совершенно не впечатлившись, Снейп всего лишь вздернул бровь:
– И?..
– По всей видимости, Аврорат наконец признал свое поражение и официально пригласил маггловского врача для аутопсии.
– Аутопсии? – неуверенно повторил он.
Удовольствие от сложившейся ситуации – наконец, она знает что-то такое, о чем Снейпу неизвестно, – переполняло Гермиону, но внешне она была абсолютно спокойна.
– Вскрытие трупа. Его проводят, чтобы понять причины смерти. Без магии, конечно.
Он принужденно улыбнулся:
– Ну конечно.
– Я просмотрела заключение и поняла, что просто обязана показать его вам, – от волнения она даже замолчала.
– Вы видели заключение? И как вам это удалось? Подглядывали в окно?
На этот раз Гермиона не удержалась и расплылась в улыбке:
– Ничего подобного. Рон посчитал, что мне нужно ознакомиться с результатами вскрытия: вдруг какие идеи появятся. И когда я поинтересовалась, можно ли показать заключение вам, Рон обратился к Шеклболту, а тот согласился. Вообще-то, мне показалось, что мое предложение им понравилось. Конечно же, я не могла просто взять папку с документами и принести ее сюда. Пришлось идти к Катреллу за разрешением.
Снейп фыркнул.
– К папке прикреплена записка… Короче, прежде чем отказать мне, Катреллу придется связаться с Шеклболтом, а уж тот объяснит ситуацию.
– Уверен, что Катрелл найдет способ защитить мою хрупкую психику.
С трудом сдержав улыбку, Гермиона снова села за стол.
– Хорошо уже и то, что наши разговоры не прослушиваются, так что я могу пересказать вам все своими словами.
Он выжидающе смотрел на нее.
– Как я уже говорила, дело, очевидно, обстояло так: жертве… Кстати, его звали Десмонд. Маркус Десмонд, двадцать четыре года. Так вот, не позднее чем за час до его смерти, ему ввели ударную дозу болиголова.
– Болиголов, – Снейп начал размышлять вслух. – Вряд ли это случайность. Травка не из самых популярных.
– Я тоже так думала, – пожала плечами Гермиона. – К тому же болиголов печально известен своими токсическими свойствами – вспомните хоть Сократа. Я кое-что выяснила... Оказалось, на самом деле довольно много людей употребляют болиголов в пищу совершенно случайно. Его листья похожи на листья петрушки, а семена смахивают на анис. Однако в нашем случае это представляется сомнительным. По словам врача, смерть наступила примерно в четыре часа дня. Если бы Десмонд съел болиголов по ошибке, это должно было случиться либо раньше днем, либо позже вечером.
– Так его отравили?
– Нет, – лицо Гермионы приобрело зеленоватый оттенок. – Согласно заключению эксперта, причиной смерти стала потеря крови, несовместимая с жизнью. Когда убийца сделал первый надрез, Десмонд был жив. У меня есть предположение касательно болиголова...
Снейп поднял руки вверх, словно сдаваясь, и усмехнулся.
– Чтобы у вас и не было предположения, – вздохнул он. – Держу пари, Грейнджер, что большую часть времени вы занимаетесь тем, что придумываете различные теории.
Гермиона удивилась своему внезапно возникшему желанию показать Снейпу язык. Как если бы напротив нее сидел Рон.
– Сейчас это к делу не относится, – строго заметила она. – Так вот, из описаний клинической картины отравления болиголовом, приводящихся в литературе, я поняла, что начальные симптомы появляются очень быстро. Тошнота, раздражение слизистой рта и горла, слюноотделение… все эти признаки выглядят достаточно безобидно, и вряд ли кто-то заподозрит что-то необычное. Но через некоторое время нарушается дыхательная функция, и жертву парализует. Речевой аппарат тоже отказывает.
Когда Гермиона замолчала, чтобы вдохнуть, Снейп неприязненно взглянул на нее:
– Вам никогда не говорили, что ваши рассказы напоминают чтение глав из учебника?
Но блеск в глазах выдавал его интерес к предмету беседы, и она продолжила.
– Полный паралич, – повторила она, стараясь не походить на преподавателя. – Разве это не означает и блокировку магических сил? В конце концов, болиголов, безусловно, замедляет реакцию на внешние раздражители вне зависимости от того, является ли жертва магом или магглом.
По выражению лица Снейпа Гермиона догадалась, что он понял ее мысль, и изо всех сил постаралась не разразиться радостными воплями.
– Вы утверждаете, что нашли способ обойти беспалочковую защитную магию?
– Возможно, – ответила она спокойно. – Конечно, это всего лишь теория.
– И никто не заметил этого раньше, потому что обычно убийцы пользовались ядом только, чтобы отравить. Никто! Мы так привыкли, что беспалочковая магия всегда защищает нас… Веками никому даже в голову не приходило попробовать убить мага одним из маггловских способов. Зачем, ведь существует Авада, – он говорил все быстрее; угрюмая усмешка исчезла с его лица. – Грейнджер, вы?..
Гермиона кивнула:
– Думаю, преступник каким-то образом проникал в дом, давал жертве яд, дожидался наступления паралича, а затем убивал.
– Аврорат об этом знает? – Снейпа охватило волнение, глаза его блестели.
Гермиона пожала плечами.
– Следствие располагает всей полнотой информации, но…
Дверь в комнату с грохотом отворилась, заглушив его следующую реплику. На пороге, излучая ярость, стоял Катрелл.
– Вы исчерпали мое терпение, Грейнджер! – заорал он.
На лице Снейпа появилась гримаса раздражения. Гермиона старалась казаться спокойной.
– Доктор Катрелл, – она встала, чтобы поприветствовать его. – Признаюсь, я вас ждала.
– Я требую, чтобы меня ознакомили с содержимым этих документов! – продолжал он орать, размахивая желто-коричневой папкой.
– Сожалею, – все так же вежливо ответила Гермиона. – Доступ к этой информации имеют только Кингсли Шеклболт, Рон Уизли, я и Северус Снейп. Обратитесь к аврору Шеклболту. Я уверена, он сможет…
Зарычав, Катрелл инстинктивно шагнул через порог и двинулся к Гермионе. Краем глаза она заметила, как Снейп встал со стула и тоже направился в ее сторону.
– Мисс Грейнджер, – злобно заявил доктор. – Я уже пообщался с вашим Кингсли Шеклболтом, и тот попытался скормить мне некую чушь про Поттера, Северуса и какие-то убийства. Знать не хочу, как вы убедили его распространять подобную нелепицу, но, Грейнджер! Вы мешаете лечению моего пациента! Я этого больше не потерплю!
Тут в разговор вступил Снейп, и Гермионе оставалось только ошеломленно слушать.
– Три недели назад вы разрешили Альбусу принести мне газету, – сказал он так вкрадчиво, так мягко, что она не верила своим ушам.
– Это тут совершенно ни при чем! – взорвался Катрелл, позабыв о снисходительной манере, в которой он обычно общался с пациентами. – Мое слово здесь – последнее! Более того, как я могу быть уверен, что мисс Грейнджер не подложила что-то запрещенное в эту папку?
– Вряд ли мисс Грейнджер способна на такие поступки, Джейк, – донесся от двери приятный голос.
Катрелл обернулся и увидел слегка удивленного Альбуса Дамблдора.
– О... ну... Профессор Дамблдор, – замялся врач. – Я не ожидал вас се…
– Молодой Шеклболт сообщил мне о вашем нежелании разрешить мисс Грейнджер показать Северусу документы, – почти вежливо перебил его Дамблдор. – И я подумал, что с моей стороны было бы предусмотрительно заглянуть сегодня в клинику. Естественно, в качестве законного опекуна Северуса.
Катрелл побледнел и эхом повторил:
– Естественно.
Дамблдор улыбнулся ему, и Гермиона рассеянно заметила, что озорства во взгляде старика было гораздо больше, чем обычно.
– Вы позволите? – он протянул руку.
Бледное лицо Катрелла приобрело зеленоватый оттенок.
– Конечно, профессор, – он неохотно вручил папку Дамблдору.
От изумления Гермиона открыла рот: Дамблдор как ни в чем не бывало начал просматривать документы, небрежно перелистывая страницы.
– Но, – она запнулась. – Но... Вам же... В смысле...
– Да, моя дорогая? – он на мгновение оторвался от бумаг и, вздернув бровь, посмотрел на Гермиону.
Она промолчала, не желая вступать в дискуссию на глазах у все еще бледного Катрелла.
Через несколько минут, показавшихся ей вечностью, Дамблдор захлопнул папку и протянул ее Гермионе.
– Я не вижу причин для отказа, Джейк, – сказал он, все еще вполне дружелюбным голосом, но жестко. – В папку не подложили ни лом, ни волшебную палочку.
– А если бы и подложили… можно подумать, мне бы это помогло, – проворчал Снейп, и Гермиона опять вздрогнула от удивления.
У Катрелла дернулся кадык. «Он бы что угодно отдал, лишь бы оказаться сейчас за тысячу миль отсюда», – подумала она.
– Ну, что ж... Если вы полностью освобождаете меня от ответст…
– Да, да, – прервал его Дамблдор, и в его голосе явственно послышалось нетерпение. – Если Северус, ознакомившись с папками, принесенными Гермионой, совершит что-либо неподобающее, к вам никаких претензий не будет.
Теперь в глазах старика полыхала ярость, и Гермиона отлично понимала Катрелла, который слабо кивнул в ответ и практически вылетел из комнаты.
– Благодарю вас, профессор Дамблдор, – сказала она вежливо, как только Катрелл скрылся из виду.
– Обращайтесь, Гермиона, – тихо ответил Дамблдор. – Кингсли попросил меня повлиять на Джейка. Я бы с удовольствием остался и присоединился к вашей беседе, но, боюсь, должен вернуться в школу. Собственно, когда Кингсли нашел меня, я занимался улаживанием инцидента с участием Пивза, огромной бутыли с горчицей и парочки рейвенкловцев. Мадам Помфри, вероятно, уже заждалась меня, а посему разрешите откланяться, – последний раз кивнув им, он дисаппарировал. Гермиона и Снейп посмотрели друг на друга с опаской.
– Или же хогвартские эльфы стали не такими доверчивыми, – рассеянно предположила она, все еще вертя папку в руках.
Неверяще посмотрев на нее, Снейп фыркнул.
Гермиона наконец пришла в себя.
– Ну... давайте взглянем на документы, что ли? – бросив папку на стол, она села и посмотрела на собеседника с надеждой.
Он расположился напротив, и тут Гермионе в голову пришла одна мысль.
– А... Думаю, мне следует предупредить вас, – начала она, запинаясь. – Там колдографии.
– Не понял, – настороженно ответил Снейп.
– Они довольно... наглядны, – Гермиона нервно сглотнула. – Я не могла... В смысле...
Устав от ее мямленья, он раскрыл папку. В следующий миг его зрачки расширились, и он тихо охнул.
– Теперь понимаете?
Снейп провел пальцем по глянцевой бумаге. На его лице читались недоверие и отвращение.
– Какая же мразь оказалась способна сотворить подобное?
У Гермионы пересохло во рту:
– Заключение там… под ними… похоже, все перемешалось…
– Я его нашел, – сказал он, вытягивая какой-то лист. – По крайней мере, часть его.
Пока Снейп изучал содержимое папки, Гермиона молчала. Пару раз он выматерился, остальное же время в комнате царила тишина. Одна колдография выскользнула из стопки, и Гермиона вдруг поняла, что неспособна отвести от нее взгляд.
Маркус Десмонд, двадцати четырех лет, любящий муж, отец одного ребенка, распластан на прозекторском столе, внутренности выставлены на всеобщее обозрение. Но, по словам Рона, этот разрез сделан не патологоанатомом. Десмонд еще при жизни испытал на себе то, что случается с покойниками в холодных стенах морга.
Хотя кто-то явно постарался привести тело Десмонда в порядок, на белой коже все еще виднелись капли крови, точно ярко-красные мазки на холсте. Вряд ли получится совсем избавиться от них, если даже будут испробованы все возможные методы. Чистящие заклинания, магические пятновыводители, даже обычные маггловские методы – ничего не поможет. Все равно картина окровавленного тела будет всплывать в памяти каждого, кто ее видел. Некоторые, возможно, даже смогут указать точное расположение каждого пятнышка.
К счастью, кто-то закрыл Десмонду глаза. Тем не менее Гермиона все равно живо представляла себе ужас, таящийся в зрачках покойного. Его губы искривились в последней судороге, обнажая белые зубы, а нижняя челюсть была в таком положении, что Гермиона не сомневалась: если бы Десмонд мог кричать, то умер бы, визжа от боли и страха.
«Полный паралич», – подумала она.
Они были совершенно беспомощны перед убийцей. Десмонд, Боунс, возможно, Уивер, может быть, Кук, и... Гарри.
Крепкие, здоровые молодые мужчины в последние минуты своей жизни оказались беспомощнее младенцев. Совершенно беззащитны перед чудовищем, вспоровшим…
Гермиона больше не в силах была думать об этом. Она закрыла глаза, надеясь, что Снейп переложит снимок.
– Три момента, – ей показалось, что эти слова буквально прогрохотали у нее в ушах.
– Что? – открыв глаза, она увидела, что папка, слава Мерлину, закрыта, и все колдографии надежно спрятаны под ее обложкой.
– Три момента, – сказал Снейп снова, и Гермиона вдруг заметила в его взгляде уныние. – Один из них, я уверен, вы уже заметили.
Она села поудобнее.
– Во-первых, я, как уже сказал, уверен, что вы догадались: жертвы должны были знать убийцу. Все жертвы.
– Я подозревала это. Но не нашла доказательств. Ни одного.
– Из документов это не следует, – начал объяснять он ей так терпеливо, как никогда ранее. – Но если убийца действительно использовал яд, его каким-то образом необходимо было добавить в пищу. Время смерти и содержимое желудка покойного действительно указывают на то, что последний прием пищи состоялся задолго до того, как в организм жертвы попал болиголов. Что означает: убийца должен был каким-то образом заставить Десмонда принять яд по собственной воле.
– Резонно, – осторожно согласилась она. – Но вы сказали «три». Осталось еще два.
– Верно, – кивнув, согласился Снейп. – Вы, мисс Грейнджер, обратили внимание на примечание коронера касательно веса сердца и его состояния?
– Нормальное состояние, – начала цитировать Гермиона то, что запомнилось ей из заключения. – Отсутствует небольшая часть левого желудочка. Учитывая, что в качестве орудия убийства предположительно использовался нож, могло случиться так, что…
– Вообще говоря, вспороть ножом грудную клетку практически невозможно, – перебил он. – Убийца пытался добраться именно до сердца. И использовал для этого что-то вроде кусачек.
– Ну, – задумчиво протянула Гермиона, – я тут листала одну книжку…
Снейп насмешливо скривил губы:
– Должно быть, занимательнейшая беседа вышла у вас с продавцом Флориш и Блотс.
Она попыталась скрыть обиду, но была уверена, что попытка не удалась.
– Артур Уизли раздобыл для меня… Ну, он-то сделал это для Рона, но Рон не особо увлекается чтением. В общем, мистер Уизли попросил несколько книг у своего приятеля, который работает в маггловской полиции. Он, кстати, как раз и помог организовать вскрытие. Так вот, о чем я... в той книге сказано, что некоторые убийцы собирали... Кажется, автор использовал слово «трофеи», но я думаю, это своего рода сувениры. Они их собирают, ну, как драгоценности и всякое такое.
– Грейнджер, что за бессмыслицу вы несете?
– Ничего и не бессмыслицу, – возразила она. – Помнится, в одном из случаев, описанных в книге, убийца оставлял себе на память о каждой жертве какую-либо часть ее тела. Пальцы рук, ног…
Снейп сморщился, Гермиона же поразилась, поняв, что ей удалось заставить Северуса Снейпа испытать отвращение.
– Вы шутите.
– Он хранил их в своей морозильной камере, – сообщила она в ответ.
Снейп шокированно уставился на нее:
– Вы серьезно?
Она пожала плечами.
– Так что, вполне возможно, убийца взял себе трофей, – живот свело судорогой, когда она подумала, что стоит за этими словами. Где-то там, неизвестно где, частичка Гарри Поттера хранится у какого-то психа в...
– Меня тошнит, – пробормотала она.
Надо отметить, Снейп тоже позеленел.
Вздохнув, Гермиона постаралась отвлечься и принудила себя изобразить что-то наподобие улыбки.
– А что там было третьим в списке?
«Пожалуйста, – отчетливо слышалось в ее голосе. – Давайте поговорим о чем угодно, только не об этом!»
Кашлянув, он неохотно начал:
– Э-э... ну... тут... Я видел в одном из...
Гермиона почти с удивлением наблюдала, как Снейп снова перебирает документы. Надо же, он на самом деле смутился.
Привычно ссутулившись, Снейп вытащил из папки одну колдографию и подтолкнул к Гермионе:
– Взгляните... что вы видите?
Прежде всего, она не хотела ничего видеть. На снимке был зафиксирован торс жертвы (или, по крайней мере, то, что от него осталось), взятый крупным планом. Гермиона отчаянно пыталась думать о Десмонде как о жертве, но все время представляла Маркуса Десмонда, любящего мужа и отца.
– Это его грудная клетка, – зачем-то озвучила она очевидное.
– Так вот, кое-что в отчете привлекло мое внимание, – сказал Снейп. – И особенно хорошо эта деталь заметна на данной колдографии. Видимо, коронер как-то определил, что первый разрез идет от основания шеи вниз.
– Да?
– Посмотрите на его горло, Грейнджер.
Гермиона послушно попыталась сосредоточиться на этой части тела Десмонда… нет, тела жертвы!
– Я ничего не вижу. Начало разреза, – она сглотнула. – Брызги крови...
– Именно, – воскликнул Снейп. – Там только один разрез. Это значит – сомнений не было. Неглубокие порезы отсутствуют, говорится в отчете. А это значит, что мы имеем дело с опытным убийцей.
– С опытным?
Взгляд Снейпа был почти извиняющимся. Подобное выражение совершенно не подходило ему, решила она, в конце концов.
– Ну... Ладно, с бесчувственным. Он недостаточно опытен – разрез становится рваным, как только доходит до торса, и это означает, что убийца не зарабатывает себе на жизнь вскрытиями или же забоем скота. Но у него достаточно опыта, чтобы разрез получился, как нужно, с первого же раза. Это не… – он судорожно сглотнул, и Гермиона увидела, как одна его рука коснулась запястья другой. – Это нелегко сделать.
Она решила не углубляться в обсуждение практики разрезов:
– Мы знаем, что убийца сделал это по крайней мере три раза, а по-вашему выходит, и того больше.
– Было бы полезно изучить материалы дел по другим жертвам, – сказал Снейп. Рука, только что касавшаяся запястья, расслабилась и безвольно повисла.
Гермиона проигнорировала его реплику и начала составлять список, загибая пальцы:
– Итак, все, что нам известно на данный момент – убийца, скорее всего, был знаком со всеми жертвами; он достаточно умен, чтобы сообразить, как обойти беспалочковую магию, используя яд, и достаточно опытен, чтобы делать свое дело без особых эмоций.
– Не забудьте, что, по-вашему, он может оказаться достаточно безумным, чтобы оставлять себе частицу каждой жертвы, и хранить все это богатство у себя в морозилке, – добавил Северус, поморщившись.
– Точно, – живот снова скрутило. – Как он это сделал, мы, считай, выяснили. Остается узнать…
– …почему, – закончил за нее фразу Снейп. Совершенно нехарактерное для него поведение.
Склонив голову набок, Гермиона недоверчиво рассматривала его.
– Верно, – еле слышно согласилась она. – Почему. На самом деле, целых два почему. Первое: почему он вообще убивает? Второе: почему он убил именно этих троих человек?
– Второй вопрос кажется менее сложным.
– Вот только Аврорат уже три месяца пытается в этом разобраться. Между жертвами должна быть какая-то связь. Они работали в разных местах, их дома не похожи один на другой, у них разный круг общения. И тем не менее у них есть нечто общее.
– Политические пристрастия?
Гермиона задумалась:
– Нет... В случае с Гарри это не пройдет. Рон говорит, что Гарри тщательно следил за сохранением нейтралитета, избегая причастности к какой-либо партии.
На этот раз Снейп даже не съязвил.
– Может, учились на одном и том же факультете?
– Боунс хаффлпаффец, – ответила она. – К тому же, если мы правы, то есть и еще жертвы. Полагаю, мне известны по крайней мере две – Элисандр Уивер и Ромулус Кук. Кук посещал Дурмштранг.
В его голосе слышалось отчаяние:
– Один и тот же день рождения?
– Июль, октябрь и февраль, – она уже сдалась.
Снейп хмыкнул себе под нос.
Прищурившись, Гермиона посмотрела на столешницу и начала, медленно и осторожно:
– Может быть... Не знаю... Наверное, это глупо, но между ними есть одна связь, которую никто не упоминает. Все они маги.
По выражению его лица было понятно, что он с трудом удерживается от очередной саркастической реплики.
– Еще, – продолжала она, все еще пребывая в задумчивости. – Никто из них не был особенно старым. На самом деле, все жертвы по меркам магического мира были мужчинами в самом расцвете лет. У каждого семья, успешная карьера…
– Идеальная жизнь, – закончили они в унисон и потрясенно посмотрели друг на друга.
– По крайней мере мы нашли хоть что-то, мисс Грейнджер, – задумчиво сказал Снейп. – Ни у кого из них не было другой причины. Молодые, здоровые, успешные парни. У них и врагов-то особо не было. Ну, если не обращать внимания на прошлое Поттера.
Несколько минут они молча глядели друг на друга. Ни один не выказал каких-либо эмоций.
– Хорошо, – в конце концов сказала Гермиона. – Кингсли Шеклболт и раньше считал меня сумасшедшей. Услышав же нашу теорию, он тут же засунет меня в палату по соседству с вашей.
Его окутывал непроницаемый мрак. Я на него смотрел, как смотрят на человека, лежащего на дне пропасти, куда никогда не проникает луч солнца. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Глаза Рона болели: он в стотысячный раз корпел над делом Гарри. Отлично зная, что уж в этом-то доме ему никак не следует читать такие вещи, он все равно не смог оставить документы на работе. Поэтому удовольствовался тем, что накладывал Связывающие чары на папку каждый раз, как откладывал ее в сторону. Ни Николас, ни Франсуаза не смогли бы заглянуть в нее. Элис – еще слишком маленькая, чтобы уметь читать – вряд ли вообще заинтересуется скучной стопкой бумаг.
Тем не менее все еще оставался риск того, что либо жена Гарри, либо его сын прочтут несколько строк через плечо Рона, увидят то, чего не должны, узнают о муже и отце то, что никто никогда не должен знать. Рон был очень рад, что тело друга, в отличие от Десмонда, не передали для аутопсии маггловскому коронеру. Невозможно было бы смотреть на ничего не скрывающие фотографии и клинические описания, если бы на них присутствовало лицо Гарри.
Кингсли наконец стал прислушиваться к Гермионе, особенно сейчас, когда большую часть своих теорий она начинала излагать со слов «Северус Снейп и я, мы считаем...» Рон подумал, понимает ли Гермиона, какой кредит доверия она получила благодаря тому, что является единственным человеком на этой планете, с которым Снейп снисходит до откровенных бесед. Нет, наверное, не понимает.
Но опять же...
Она, кажется, очень подолгу теперь разговаривает со Снейпом. Сначала, вооруженная папками, фотографиями и идеями, Гермиона ходила к нему каждую неделю, потом раз в несколько дней, а сейчас уже чуть ли не каждый день. Снейпу, каким его помнил Рон, должно быть, тяжело приходилось с Гермионой, которая уж слишком погрузилась в свои исследования, и он часто удивлялся тому, что после очередного визита в клинику подруга оставалась цела и невредима.
– Дядя Рон! – откуда-то из глубины дома закричал Николас, выдернув Рона из задумчивой дремы. – Дядя Рон!
Он наложил Связывающие и раздраженно убрал папку в портфель, а затем высунулся в дверь и заорал в ответ:
– Что?
– Ужин готов! – донесся ответ Франсуазы.
Когда Рон добрался до кухни, Элис уже восседала на своем высоком стульчике, счастливо размахивая куском хлеба в воздухе.
– Ужин-ужин-ужин, – чирикала она.
– Такая же целеустремленная, как нюхлер, – Рон ласково взъерошил кудри малышки. – Так что у нас там на ужин?
– Нас с тобой ждет Примавера с курицей, – сообщила ему Франсуаза, протягивая бокал с белым вином. – Но я подумала, что дети не придут в восторг от такого количества овощей на тарелках, так что им достанется самая обыкновенная запеченная курица.
– Я купила его несколько недель назад совершенно случайно. Просто подумала, что должна... расширить свой горизонт.
– Ну, мне оно нравится, – сказал Рон с легкой улыбкой. – Фруктовый вкус. Полный такой.
Рассмеявшись, Франсуаза вернулась к плите и начала возиться с тарелками.
– Когда ты превратился в винного критика?
Он повел носом:
– О да... у этого шардоне наполненный букет с фруктовым послевкусием. Пьянящее, смелое вино с ранее неисследованными оттенками, – протянул он, изо всех сил изображая Драко Малфоя и заставляя Франсуазу смеяться все сильнее.
– Мама, а мне можно попробовать? – Николас потянул мать за брюки.
Она быстро отрезвила его:
– Ты еще маленький.
– Ну-у, – запротестовал Николас. – Я же только попробую!
– А вот если бы мы были у тебя на родине, Франсуаза… – поддразнил ее Рон.
Она поджала губы и поставила на стол две тарелки – одну туда, где должен был сесть Николас, другую перед Элис.
– Ну так и быть. Но только один глоток.
Николас нетерпеливо взял из протянутой руки Рона бокал и поднес к губам. Сделав малюсенький глоток, мальчик закашлялся и начал отплевываться.
Рон и Франсуаза захохотали.
– Фу! – воскликнул Николас. – У меня горло слипается!
– Хорошо, – твердо сказала Франсуаза. – Теперь садитесь оба за стол. Еще пять секунд, и все готово.
Они послушно уселись. Между ними пустовало место, которое Рон все еще машинально оставлял для Гарри. Франсуаза опустила тяжелую, исходящую паром тарелку перед Роном и села.
– Можно уже? – спросил Николас, протянув руку к вилке.
В ответ Франсуаза только закатила глаза, глядя, как сын увлеченно изучает содержимое своей тарелки.
– Приятно увидеть молодого человека со здоровым аппетитом, – сказал Рон, наматывая спагетти на вилку.
– Есть разница между здоровым и гротескным, – резко ответила Франсуаза. – Николас, салфетка рядом с тобой не для украшения лежит!
Мальчик молча вытер губы и аккуратно положил салфетку на колени.
– Как в школе, Николас? – спросил Рон, прожевав кусочек курицы.
Николас пожал плечами и подхватил вилкой немного риса:
– Да нормально все. Мы сегодня дочитали про Джеймса и гигантский персик.
– Про что?
– Это книга такая, дядя Рон, – Николас вздохнул, явно раздраженный незнанием взрослого. – Маггловская книга. На самом деле, она мне очень понравилась. А по математике начали проходить умножение. Миссис Дэниелс хочет, чтобы мы выучили наизусть целую кучу таблиц!
В маггловской математике Рон разбирался получше, чем в литературе.
– Это хорошая идея, Николас, – сказал он, и с сочувствием добавил, – я знаю, что сейчас придется как следует потрудиться, но позже тебе это пригодится, и не один раз.
– Вот и она то же самое говорит, – надулся мальчик.
– Я всегда любила математику, – задумчиво сообщила Франсуаза. – Очень приятно оказаться или абсолютно правой или абсолютно неправой. На уроках математики серого практически нет.
– Ну, я бы с этим поспорил, – не согласился Рон, жуя помидор и быстро глотая его, когда Франсуаза нахмурилась.
– Извини… Дети, не разговаривайте с набитым ртом, договорились?
Николас нахально усмехнулся:
– Я уже знаю, что так делать нельзя, дядя Рон.
– Я и не сомневаюсь, – подколол его в свою очередь Рон. – Еще ты наверняка знаешь, что локти на стол класть нельзя.
Покраснев, мальчик тут же убрал локти со стола.
Некоторое время тишину в кухне нарушали лишь позвякивание вилок да шум пересыпающегося льда в бокалах. Иногда Элис шумно вздыхала, размахивая куском курицы, и смеялась непонятно над чем. А иногда Франсуаза так смотрела на Рона, будто хотела что-то сказать, но, в конце концов, продолжала молчать. Рон постарался сосредоточиться на своей тарелке.
– Что ты делал сегодня на работе? – спросил его Николас, вытирая молочные усы. – Поймал какого-нибудь злого волшебника?
Рон вздохнул:
– Сегодня не поймал. Зато утром аврору Тонкс удалось опрокинуть кулер с водой.
Мальчик засмеялся.
– Мне нравится Тонкс, – сказал он застенчиво. – Когда она приходит в гости, то меняет себе цвет волос на любой другой, который я попрошу.
– Уверен, она получает от этого такое же удовольствие, что и ты.
– Но она уже давно к нам не приходила, – продолжал Николас простодушно. – С тех пор, как... с тех пор...
Он запнулся.
Франсуаза перегнулась через стол, чтобы утешительно погладить его по руке.
– Все в порядке, Николас, – сказала она. – Грустить – это нормально.
– Я знаю, – он смотрел на свои колени и комкал салфетку. – Но я так долго грустил…
– Быть веселым – это тоже нормально, – мягко добавил Рон, подавляя желание прикоснуться к мальчику. – Он тебя понял бы. На самом деле, я уверен, он бы предпочел видеть тебя веселым.
Николас улыбнулся, но в его глазах стояли слезы.
– Эта грусть, она навсегда, – сказал он. – И печально, что я все равно могу быть счастлив.
Взгляд Франсуазы подозрительно затуманился.
– Ты очень хорошо выразил это, Николас. Печально, что мы все равно можем быть счастливы, даже если грустим.
– Забавно, – попытался поднять всем настроение Рон, – я никогда не видел такое изречение на схемах для вышивания. Самые мудрые слова приходят к нам именно с вышивок. Или из одного из проклятых учебников Гермионы.
Франсуаза улыбнулась, очевидно, решив пропустить мимо ушей вырвавшееся у него бранное слово.
– Что такое вышивка? – с любопытством спросил Николас.
– Картина такая. Нужны иголка, нитки и специальная ткань. Я тебе как-нибудь покажу, – пообещал Рон. – Мама вышивала, когда была беременна кем-нибудь из нас.
– Знаете, что, дядя Рон? – посмотрел на него мальчик.
В этот раз улыбка вышла более искренней:
– Конечно, нет.
– Я забыл сказать Гермионе, когда последний раз видел ее… Вы ей передадите?
– Передам ей что?
Николас на мгновение отвел глаза. Его взгляд заскользил по столу, не останавливаясь.
– Она мне снилась, – застенчиво признался он. – Только на этот раз я знал, кто она такая.
– Ах, вот как? – наигранно строго возмутился Рон. – И что же именно вам снилось, молодой человек? Должен ли я встать на защиту чести моей лучшей подруги?
Николас хихикнул, немного расслабившись.
– Ничего такого, дядя Рон. Она мне просто снилась. Она и дракон.
– Дракон? – заинтересовалась Франсуаза.
– Большой дракон, – объяснил мальчик, широко раскрыв глаза. – Зубы острые, а изо рта – пламя. Страшный дракон. В моем сне Гермиона бежала. Она бежала по длинному коридору, и в конце его была дверь. За ней стоял дракон, и я знал, что он там, за дверью, но она-то не знала. Так что, когда Гермиона открыла дверь, дракон знал, что она идет, но у нее даже не было волшебной палочки.
Рону все это не нравилось.
– И потом?..
– Дракон взревел. И попытался вцепиться в нее когтями. Но Гермиона просто стояла и... и кричала на него.
– И что же она кричала? – Франсуазе стало действительно любопытно.
Николас пожал плечами:
– Я не мог разобрать слов. А потом проснулся. Но я подумал, что должен рассказать Гермионе.
– Ты... ты прав, Николас, – помолчав, сказал Рон. – Спасибо, что рассказал. Я обязательно передам все Гермионе.
Мальчик доверчиво посмотрел на него.
– Она же не рассердится? – озабоченно спросил он.
– Рассердится? – неверяще повторил Рон. – С какой стати?..
– Ну, – засомневавшийся Николас заерзал на стуле. – В прошлый раз ей не понравилось, когда я рассказал свой сон. Она ничего не сказала, но я почувствовал: она испугалась меня. И именно поэтому я больше ничего не рассказывал. Не хочу, чтобы она…
– Николас, – начала было Франсуаза, но замолчала почти сразу же, явно пребывая в растерянности относительно того, как развеять беспокойство сына.
Рон наклонил голову, чтобы заглянуть в глаза ребенку.
– Николас, – тихо начал он. – Гермиона не боится тебя. Уверен, она иногда волнуется за тебя точно так же, как и я все время волнуюсь. Но это не страх. Хотя, признаюсь, то, как ты себя вел, когда первый раз увидел ее, было довольно-таки страшно. Не сомневаюсь, что она испугалась, но не тебя. Скорее, за тебя.
– Я ее боялся, – глухо признался мальчик. – Боялся того, что с ней связано.
– Что ты имеешь в виду, Николас? – Рон старался не моргать, и от этих усилий у него уже слезились глаза.
Николас нервно водил пальцем по краю стакана с молоком.
– Я думал, что на самом деле ее не существует. Думал, что просто когда-то, давным-давно, выдумал ее.
Рон и Франсуаза побледнели. Они не сводили глаз с Николаса, который все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Никто из взрослых не знал, что сказать.
– С тех пор как я себя помню, – продолжал он, не глядя на их ошеломленные лица, – она мне снилась. Не каждую ночь, но… достаточно часто для того, чтобы я боялся ее. Боялся того, что приводило ее в мои сны. Они никогда не были хорошими, эти сны. Не особо страшными, но все равно не очень хорошими. А потом... она позволила папе...
На несколько долгих мгновений он замолчал.
– Николас, – хрипло сказал Рон, понимая, что его усилия утешить мальчика не увенчались успехом.
– Поэтому, когда я увидел, что она настоящая, – продолжил наконец ребенок, – когда понял, что не придумал ее, то все стало еще хуже. Но я ей ничего не сказал. Только рассказал один сон, потому что она попросила. Потому что я знал, что дело не в ней, что она не виновата, что я боюсь своих снов. Боюсь ее. И я не хотел напугать ее. Я правильно сделал, дядя Рон? – озабоченно спросил он. – Я могу рассказать Гермионе все свои сны, если вы думаете, что так будет лучше. Про тигра, и про дракона, и про того блондина.
Рон был совершенно сбит с толку. Секунд десять даже думал, не взять ли Николаса с собой в Аврорат после ужина, чтобы мальчик немедленно поговорил с Гермионой. Но потом одумался и отказался от этой идеи, кажущейся довольно нелепой.
– Не стоит, Николас, – сказал он так спокойно, как только мог. – Гермионе и без того сейчас есть, чем заняться.
И все же...
Во взгляде Николаса явственно отражались его терзания.
И все же...
– Может, тебе стоит все рассказать ей попозже, – продолжал Рон. – Когда пройдет немного времени, и все немного успокоится. Как думаешь, Николас?
Волнение исчезло из глаз мальчика, и он заметно расслабился.
– Хорошо, дядя Рон.
***
– Объясни мне кое-что, – воскликнул Рон, входя в гостиную.
– Что? – отвлекшись от книги, Франсуаза взглянула на него.
Вздохнув, Рон сел рядом с ней и откинулся назад, опершись руками на спинку дивана.
– Элис.
– Ну... она девочка, и ей всего два года. Сплошные куклы и указания всем окружающим, – усмехнувшись, Франсуаза отложила книжку в сторону.
– Она же буквально с ног валилась от усталости, – пожаловался Рон. – Готова была уснуть прямо в детской. Но когда я взял ее на руки, чтобы отнести в постель, вдруг проснулась и опять была готова играть. Я просто не понимаю...
– Как я тебе уже сказала, Рон, Элис – девочка двух лет от роду. Непостоянство – ее прерогатива.
– Я думаю, возраст тут ни при чем, – проворчал он, заработав игривый шлепок по руке.
Смеясь над обиженным выражением его лица, Франсуаза заправила за ухо прядь волос.
– Смотри у меня, Рон Уизли!
– Девчонки! Все вы играете нечестно, – запротестовал было Рон и вздрогнул, заметив, как она снова замахивается. – Ну ладно, ладно!
Она фыркнула, но улыбнулась.
– У нас теперь есть право голоса. И нам больше не нужно мириться с такими гадкими шовинистами, как ты.
– Франсуаза, тебе же нравится, когда я рядом, – очаровательно улыбнулся он.
Приложив палец к подбородку, она сделала вид, что внимательно изучает собеседника.
– Хм... Да, мне нравится, когда ты рядом, а с чердака как раз нужно спустить парочку тяжелых коробок.
Рон насупился.
– Для этого есть левитационные заклинания.
– Где твое чувство юмора, Рон? Забилось в уголок и угасло? – изумленно взглянула на него Франсуаза.
– Думаю, да. Где-то в промежутке между чтением монографий по серийным убийцам, на котором настаивает Кингсли, и докладами Гермионы, – тяжело вздохнул он.
Франсуаза мгновенно посерьезнела.
– Гермиона уже близко к разгадке? – нерешительно поинтересовалась она.
– Ближе любого из нас, – признался Рон. – Кингсли поначалу сомневался, но и он наконец поверил. Проблема в том, что и Гермиона, и Снейп знают о серийных убийцах не больше, чем все остальные.
– Почему бы вам не обратиться к магглам?..
– Слишком много народа потребуется, – прервал он ее. – Для полномасштабного расследования нужно человек пятьдесят, не меньше. Слишком большая вероятность утечки информации. На самом деле, это единственное, в чем Кингсли непоколебим. Гермиона и – хочешь, верь, хочешь, нет, – мой отец неоднократно предлагали ему воспользоваться всем, чем только в силах помочь нам маггловская полиция.
– Твой отец? – усомнилась Франсуаза.
Рон подавил вздох.
– Думаю, Кингсли просто хотел привлечь к делу побольше членов Ордена, – сказал он. – Тонкс занята другими расследованиями. Кроме того, не представляю, чем она тут может быть полезна – все-таки Тонкс больше оперативник, чем следователь. А папа держит рот на замке. По крайней мере, до сих пор. К тому же, ему всегда было достаточно взглянуть на разбросанные по столу кусочки мозаики, чтобы предложить решение, которое до этого и в голову никому не приходило. Мне кажется, что официально он значится каким-то там посредником, но Кингсли обеспечил ему полный допуск ко всей информации.
– Надеюсь, – тихо начала Франсуаза, и глаза у нее заблестели. – Я надеюсь, что больше никто не умрет.
– Я тоже на это надеюсь, – согласился он.
– И я бы так хотела, Рон, – слезы струились по ее лицу. – Я так хочу, чтобы Гарри был жив!
Во рту у него пересохло.
Она уткнулась лицом ему в плечо, и даже через рубашку он почувствовал, какой холодный у нее нос.
– Иногда, когда я лежу одна, ночью, то думаю: хорошо бы, это случилось с кем-то другим. Чтобы кто-то другой умер, не он. Разве это не отвратительно? Я гадкая, Рон, я плохая... раз могу пожелать такое другому человеку…
– Шш, – он гладил ее по волосам, позволяя обнимать себя. – Ты не гадкая.
– Я скучаю по нему, – рыдала Франсуаза. – Я так сильно по нему скучаю, что мне больно. Как будто у меня из груди что-то вырвали.
– Я знаю, – пробормотал Рон. Он действительно это знал. Он понимал это чувство... это ощущение нецелостности.
Она доверчиво посмотрела на него заплаканными глазами и утвердительно сказала:
– Ты знаешь.
– Я знаю, – повторил Рон, загипнотизированный ее взглядом.
И внезапно ее губы встретились с его, а его руки коснулись ее плеч, заскользили ниже, погладили спину...
В его голове безумствовало пламя, пожирая рассудок.
Рон целовал жену Гарри.
Он целовался с Франсуазой.
И это было прекрасно.
Ее губы были такими сладкими… Он чувствовал соль ее слез и вкус вина, выпитого за ужином, и ее запах. Он упивался ей, а она все крепче обнимала его за шею.
И только когда ее рот приоткрылся, и ее язык коснулся его, Рон опомнился.
Вскочил с дивана и обхватил себя руками, почти дрожа от осознания сделанного.
Франсуаза.
Жена Гарри.
Ее взгляд был наполнен смесью желания и боли.
– Рон, – прошептала она, так жарко, так сладко, и призывно протянула руки, и Рон знал, что он хочет ее. Провались все пропадом! Он хочет ее!
Что-то внутри Рона сжалось, и он застыл от боли.
– Я... Мне надо идти, Франсуаза, – пробормотал он, едва ворочая языком, который, казалось, распух.
Франсуаза растеряно смотрела на него.
– Но...
Он не желал слушать то, что она собиралась сказать, зная, что если только услышит, то пропадет.
– Мне надо идти, – пробормотал Рон еще раз, скорее для себя, чем для нее.
Не желая возиться с камином, он просто дисаппарировал, лишь слегка пошатнувшись, когда оказался в собственной гостиной.
– Гермиона? – крикнул он, как только пришел в себя.
В квартире было тихо и темно. Ни шороха, ни звука – только эхо его голоса. Рон расстроенно вздохнул, еле сдержавшись, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Конечно, Гермионы здесь не было. Она торчала в Аврорате, корпела над картами и фотографиями вместе с Шеклболтом.
Но он не хотел идти на работу. Не хотел ни с кем общаться.
Все еще неуверенно держась на ногах, он добрался до спальни, скинул с себя одежду и, оставшись в одних трусах, рухнул на кровать.
Простыни пахли Гермионой. Мылом, шампунем и чистотой. Он уткнулся головой в подушку, вдыхая пряный аромат, аромат ее духов. Рон хотел бы сейчас поговорить с ней. Положить голову ей на колени и все рассказать.
Он прошептал, словно обращаясь к какому то видению… он попытался крикнуть, но этот крик прозвучал как вздох: – Ужас! Ужас! Я задул свечу и вышел из рубки.
Джозеф Конрад, Сердце тьмы
– Я думаю, это отвратительная идея, – ровным голосом заявил Северус. – Кроме того, вы даже не знаете, если тут вообще какая-то связь.
– Но это хорошая возможность, – запротестовала Грейнджер. – Кингсли сказал, что место преступления практически нетронуто, только тела убрали. А связь должна быть, потому что способ убийства такой же. Один длинный разрез вдоль грудины, смерть от потери крови. Нашли даже чашку с остатками заварки. Эксперты обнаружили примесь болиголова. Это точно наш парень.
Он нахмурился.
– А кто вторая жертва, Грейнджер?
– Жена, – она посмотрела на пергамент, который сжимала в руке – явно не официальный документ, скорее, записка. – Ее нашли в другой комнате. Ну... почти в другой.
– И как она умерла? – не отступал Северус.
Грейнджер выдохнула, явно раздраженная.
– Ладно, – признала она. – Она умерла довольно обычной смертью, хотя и ужасной. Ее закололи. Да, соглашусь, это не очень похоже на нашего маньяка.
– И что вы там еще о ней говорили? – Северусу хотелось довести ее до ручки.
– Магглой! – воскликнул он и потряс пальцем, чтобы подчеркнуть свою мысль. – И ее убили совершенно по-другому. Что заставляет вас думать, что этот случай связан с нашим делом? Ваши жертвы наверняка были на грани развода, даже… Короче, их жизнь совершенно не походила на пасторальные картинки семейного прошлого предыдущих жертв.
Злобно покосившись, она скомкала пергамент в руке.
– Да, сценарий не идеален, – ее глаза горели. – Но сколько вам известно случаев, когда магам вспарывали живот ради совершения ритуала? Случаев, которые не связаны с нашим делом?
Северус открыл было рот, чтобы ответить, но она прервала его.
– Правильно. Ни одного.
– Вообще-то я не то собирался сказать, – мягко возразил он.
Закатив глаза, Грейнджер снова вздохнула.
– Я не понимаю вас, Снейп. Я думала, вы заинтересованы в сборе улик. У нас их не так уж и много, сами знаете.
– Вот именно. Мы катастрофически мало знаем об убийце, и все попытки спрогнозировать его поведение, таким образом, равняются гаданию на кофейной гуще.
– Мы знаем достаточно, – заспорила Грейнджер. – Определенно мужчина, вероятно, холост, довольно крупный и физически сильный. У него, очевидно, хватает самообладания, чтобы совершать эти убийства с определенным ... равнодушием.
– Тогда как насчет последнего преступления? – Северус вдруг почувствовал какое-то странное отчаяние. – Не одна, а две жертвы! И у одной из них просто перерезано горло? Вряд ли это говорит о самообладании.
Грейнджер пожала плечами:
– Может быть, жена вернулась домой в самый разгар событий, и он запаниковал.
– В таком случае, он может пуститься в бега. Более того, мы знаем, что его безумие прогрессирует.
Грейнджер несколько дней назад употребила в разговоре эту фразу, и теперь Северусу постоянно слышалось ее эхо. Оно билось о стенки его черепа, точно испуганная птица о клетку – прогрессирует, прогрессирует, безумие убийцы прогрессирует.
– Три новых жертвы, а еще и двух недель не прошло.
– Я все равно не понимаю, к чему вы клоните, Снейп, – ее голос, полный нетерпения, бил по барабанным перепонкам.
– К тому, Грейнджер, что тут что-то не так. Им движет какой-то скрытый мотив, и это мне не нравится.
– Только это? Всего лишь мотив не нравится? – усмехнулась Грейнджер.
Нахмурившись, он закрыл папку.
– Не думаю, что вам стоит идти туда.
– Почему бы и нет?
Его руки сжались в кулаки:
– Я не знаю!
– Это недалеко, мне даже портключ не понадобится. Я могу отправиться туда сразу, как мы закончим, и вернуться домой к ужину, – в ее голосе появилась приторная снисходительность. – Хотите, я вернусь сюда и расскажу все в деталях?
Северус откинулся на спинку стула, и чуть не опрокинул его от злости.
– Валите, – отрезал он. – Мне все равно!
– Я так и поняла, – сухо согласилась она.
– Нет, не поняли, – протянул Северус. – Я не могу запретить вам поступать так, как вы хотите, и поэтому умываю руки.
Грейнджер кое-как сгребла все документы и колдографии в кучу, прижала ее к себе.
– Отлично, – она повернулась и шагнула к двери. – Тогда до свиданья, Снейп.
Дверь за ней громко хлопнула, и он поморщился: звон металла, ударившегося о металл, наполнил всю комнату.
***
Северус снова играл в шахматы со Стариной Джеком. Последние несколько недель они часто коротали время у доски. Как правило, преимущество было на стороне Джека, но сегодня Северусу казалось, что у него есть шанс обыграть сумасшедшего старика. Джек вроде бы не замечал, что чёрный ферзь подбирается все ближе и ближе, поэтому Снейп старался ничем не выдавать свои чувства.
Они играли молча. Хотя, когда Старина Джек выигрывал (а так оно обычно и случалось), он громко орал «Мат!», будто они одни в комнате. Если задуматься, зачастую не надо было даже предлагать сыграть. Один из них просто садился за шахматную доску и терпеливо ждал другого.
И Северусу это нравилось. Новые отношения со Стариной Джеком он пока не решался назвать дружбой по разным причинам. Им не хватало... Не хватало интенсивности. Даже его... как их там ни назови... даже в его отношениях с Грейнджер было слишком много язвительности и горечи. И потому отсутствовало то спокойное чувство общности, что он и Старина Джек испытывали, передвигая шахматные фигуры взад и вперед по доске.
Северусу оставалось сделать всего два хода. Его ферзь почти занял нужную позицию, а ладья была именно там, где и должна, уже ходов пять. О, как он будет злорадствовать, когда выиграет!
– Мат, – спокойно сказал Старина Джек, пересекая свои слоном почти половину доски.
Моргнув, Северус уставился на своего бедного короля, со всех сторон окруженного белыми. Как же это случилось? Он хмуро взглянул на противника.
– Был слишком занят атакой, чтобы беспокоиться о защите, верно, приятель? – весело спросил старик.
Северус насупился.
– Давай еще сыграем.
– Я даже и не знаю, – насмешливо сказал Джек, имитируя задумчивость. – У меня есть неотложные обязательства перед обществом.
Снейп дернул бровью в молчаливом вопросе.
Вздохнув, Старина Джек начал расставлять фигуры.
– Сегодня нас стригут. Помнишь?
– Вообще-то, – Северус, усмехаясь, потянул себя за прядь волос, – я уже три раза пропускал эту процедуру.
Челка теперь заметно лезла в глаза, а волосы на затылке закрывали воротник.
– Я заметил, – ответил Джек. – Какими хочешь играть? Опять черными?
– Да я все равно проигрываю, какими бы не играл, – вздохнул Северус. – Но пусть будут черные... Раз все уже так расставлено.
Джек пошел пешкой.
– Я вообще думал, что они просто привязывают тебя к стулу и стригут, невзирая ни на что.
Северус взял коня, посмотрел на него и сделал ход.
– Я тоже так думал. Но сразу после завтрака отправился в свою комнату, и никто за мной не пришел.
– Сомневаюсь, что на этот раз тебе так повезет. Раз уж ты не у себя в комнате сидишь. Да и видок у тебя еще тот, приятель. Немного подстричь не мешало бы.
Северус замолчал, предпочитая сосредоточиться на игре. Джек последовал его примеру. Так прошло еще около часа.
Индийская защита опять не помогла. Проигрыш был очевиден, и тут от двери раздался стук. Подняв взгляд от доски, Северус увидел улыбающуюся медсестру.
– Пора стричься, – весело сказала она.
Старина Джек послушно встал и двинулся к двери, но Северус остался сидеть.
– Северус, – повторила медсестра, и в ее голосе слышалось предупреждение.
– Мне что-то не хочется, – спокойно ответил он, пытаясь понять, как далеко сможет зайти.
Видимо, не очень далеко. Медсестра достала палочку и направила ее на него.
– Северус, – повторила она.
– И как это должно улучшить мое психическое состояние? – на самом деле он не ожидал ответа.
– Мы должны следить за твоим физическим состоянием так тщательно, как только возможно, Северус, – строго, даже чопорно, заявила медсестра. Палочка в ее руке не дрогнула.
Он стоял на своем.
– Чем вам не угодили длинные волосы?
Северус и забыл, сколько удовольствия можно получить, изводя сотрудников клиники. Вполне возможно, она оглушит его прямо сейчас.
Джек улыбнулся ему через плечо медсестры.
Но вместо Ступефая последовало продолжение дискуссии.
– За короткими волосами легче ухаживать. Ты ведь не хотел бы обзавестись вшами, правда, Северус?
– Как бы там ни было, – сказал он капризно-настойчивым тоном, – я предпочел бы сохранить длину волос. Не понимаю, что может мне помешать содержать их в чистоте, даже если они не особо короткие.
Сестра все еще не наложила на него никаких чар. Интересно, почему, подумал он.
– Северус, – после паузы женщина снова заговорила. – Честно сказать, не понимаю, зачем вам стричься, если вы не хотите… Но мне нужно сначала проконсультироваться с доктором Катреллом.
Она, должно быть, заметила удивление в его глазах, потому что продолжила, еще раз улыбнувшись той приторной улыбкой, что была так распространена среди персонала лечебницы:
– Видите, Северус? Вы поймаете больше мух, если воспользуетесь медом.
Он скривился, но медсестра не обратила на это внимания. Она повернулась и вышла из комнаты. Джек последовал за ней – видимо, он ничего не имел против стрижки – и оставил Северуса размышлять: что же, собственно, сейчас произошло.
***
– Знаешь, Северус, – задумчиво сказал Альбус. – Если ты хочешь, чтобы я приходил чаще, мог бы просто сказать об этом.
Услышав такое впечатляющее заявление, Снейп закатил глаза, но комментировать не стал. Кроме них двоих в комнате присутствовал еще и Катрелл.
– Сожалею, что побеспокоил вас еще раз, профессор, – неискренне извинился тот, – но мне было просто необходимо обсудить с вами лечение Северуса.
– Мы, кажется, довольно часто беседуем на эту тему. Особенно в последнее время.
Врач не услышал сарказма и продолжал:
– До настоящего момента я вел себя довольно снисходительно. Терапевтические сеансы не приносили особой пользы, но я старался выполнять ваши пожелания и не применять медикаментозное лечение. Я отступил, подчиняясь вашему распоряжению, и позволил эти нелепые визиты Гермионы Грейнджер. Но при всем моем уважении, профессор Дамблдор, я настаиваю: сейчас Северус должен подчиниться внутреннему распорядку лечебницы. Если ему не обязательно соблюдать наши обычные гигиенические стандарты, то и другие пациенты не захотят им соответствовать. Подобное исключение из правил невозможно.
– Не понимаю, почему нет, – вкрадчиво ответил Альбус. – Это всего лишь стрижка, Джейк. Я же не прошу вас спускать ему с рук какие-нибудь подстрекательские действия.
– Об этом не может быть и речи!
Дамблдор удивленно поднял брови:
– Я вообще-то думал, что речь как раз таки об этом. Или у вас была какая-то другая причина для того, чтобы вызвать меня с заседания Попечительского Совета?
Покраснев, Катрелл попытался вывернуться, и при виде его неловких попыток Северус ухмыльнулся.
– Эм... то есть... Я имел в виду...
Брови взлетели еще выше.
– Возможно, мне следует попросить, чтобы Северусу назначили другого лечащего врача. Вам, очевидно, сложно работать с ним.
«Так, значит, ты давным-давно мог избавиться от Катрелла?» Лицо Северуса потемнело от гнева. «Почему же ты не сделал этого раньше?»
Альбус улыбнулся ему, и Северусу вдруг показалось, что дядя совершенно точно знает его мысли.
– Не волнуйтесь, Джейк, – лицо Катрелла неожиданно подурнело и стало похоже на оплывший кусок теста. – Я не прекращу финансово поддерживать ваше чудесное заведение.
Катрелл начал заикаться.
– Возможно, – выдавил он. – Возможно, я действительно не могу больше ничего сделать для Северуса
– Вот и договорились, – Альбус сцепил пальцы в замок и снисходительно улыбнулся врачу. – Завтра утром мы все оформим документально. А теперь, с вашего позволения, я вас покину. Меня ждут еще на одном совещании. Или мы не закончили?
– Мы закончили, – пробормотал Катрелл. Северус мысленно восторжествовал, заметив горечь поражения во взгляде доктора.
– Отлично, – просиял Дамблдор. – Что ж, Северус, увидимся завтра.
Кивнув, он дисаппарировал.
Катрелл повернулся к ошеломленному Северусу.
– Ну, – вздохнул он. – Вы, наконец, добились своего. Могу сказать, что, в свою очередь, рад избавиться от вас.
Северус насмешливо протянул ему правую руку.
– Прощайте, Катрелл, – холодно сказал он.
К его удивлению, врач ответил твердым рукопожатием.
– Прощайте, Северус.
***
Ужин вполне мог сойти за торжественный банкет по случаю избавления от Катрелла. Северус с удовольствием ковырялся в картофеле. По крайней мере, в его воспоминаниях это чувство именовалось удовольствием. Даже водянистый чай был не так противен на вкус, как обычно.
Больше никакого Катрелла.
Никаких его глупых потуг на лукавство, никаких попыток поймать Северуса на слове, заставить признаться в чувствах, делиться которыми Северус не намеревался. Больше никаких терапевтических сеансов под Спеленывающим заклятием.
Конечно, Северус не был идиотом. Он отлично знал, что в течение недели ему назначат нового терапевта. Возможно, он окажется даже хуже, чем несчастный Катрелл. Но впереди, до того как сотрется новизна общения и возродится былая ненависть, еще несколько месяцев. Несколько месяцев мрачного удовольствия от игры с очередной жертвой. Он будет медленно, не спеша искоренять даже самые зачатки такого, казалось бы, невинного желания спасти его.
То же самое, что он пытался сделать с Грейнджер.
Только вот Грейнджер не сломалась. Вполне возможно, у нее никогда не было подлинного стремления помочь ему. Что бы ей ни двигало, заставляя приходить сюда снова и снова, это не имело отношения к северусову благополучию. В противном случае, ее первый вопрос, вероятно, был бы вариацией на тему: «Почему вы хотите умереть?»
Более того, она, вероятно, звала бы его «Северус».
За исключением Альбуса Дамблдора, все, кто обращались к Северусу по имени, произносили его с такой снисходительностью, с таким ребяческим ликованием, что имя это в их устах всегда казалось ему уменьшительным. Возможно, из-за того, что он столько лет занимался преподаванием? Ведь многих, кто теперь называл его Северусом, он помнил еще детьми. Мерзкими такими детишками. И сейчас ему казалось, что за их словами скрывается ухмылка: ну, что, профессор? Кто из нас нынче главный?
Ему вдруг стало интересно, как получится у Грейнджер произнести его имя.
Возможно, не так, как у санитаров и врачей, которые наслаждались сменой ролей и обращались с ним, как с умственно отсталым ребёнком. Ну же, Се-ве-рус. Словно готовятся вырвать какую-нибудь опасную игрушку у него из рук.
И даже не так, как у профессоров, его коллег по Хогвартсу, которые еще помнили неряшливого первокурсника с ушами, торчащими даже из-под Шляпы. Северус! У них это получалось коротко и авторитетно.
И, уж конечно, не так, как у нескольких Пожирателей Смерти, позволявших себе обращаться к нему фамильярно. Шипящее, свистящее слово, от неправильности которого у него все чесалось. Ссссе–ве–русссс, называл его Люциус Малфой.
У Грейнджер, вероятно, это получится совершенно не так, как у всех остальных.
Он вспомнил их сегодняшний разговор. Глупая девчонка была одержима идеей осмотреть место последнего убийства.
Северус нахмурился, глядя на яблочное пюре. Хорошее настроение испарилось.
Какое ему дело до Грейнджер?
Если на то пошло, то почему вообще ему кажется: что-то не так?
Все шло по стандартной процедуре. Авроры прибыли на место преступления, как только смогли. Некоторые магические эманации исчезали достаточно быстро, поэтому необходимо было применить нужные заклинания и провести экспертизу как можно быстрее, чтобы получить максимальное количество доказательств.
А поскольку Грейнджер вбила себе в голову, что нужно собирать доказательства еще и маггловскими методами, было вдвойне важно обследовать место преступления в кратчайшие сроки. Если остаточная магия Авады хотя бы держалась непродолжительное время, любой порыв ветра в мгновение ока мог разметать волоски, волокна и прочее барахло, любовно собираемое маггловскими криминалистами.
Северус, надо признать, довольно туманно представлял себе немагические технологии расследования убийств и прочих преступлений. Он читал достаточно маггловских детективов, чтобы прийти к выводу: как правило, в этом процессе участвуют хитрые старушки, вооруженные тайными знаниями и шляпками, украшенными цветами. Правда, непонятно, какую роль играют такие шляпки в процессе расследования. Кроме того, преступник обычно совершает одну-единственную, но роковую ошибку. А полицейские настолько тупы, что упускают ее из виду.
Но Грейнджер, казалось, достаточно знала о криминалистике. Она уверенно говорила о снятии отпечатков пальцев, флуоресцентном сканировании и прочих исследованиях и экспертизах, о которых Северус никогда не слышал. К тому же, у нее были целые горы этих самых тайных знаний. Он не был уверен, что Грейнджер являлась владелицей хоть одной шляпки, украшенной цветами, но чем больше Северус думал об этом, тем больше сомневался, что подобный предмет действительно необходим для выслеживания темного мага.
И все-таки было что-то ...
Странное ощущение, где-то под ложечкой.
Должно случиться что-то непоправимое. Он чувствовал это.
И чем больше Северус думал, пытаясь разобраться в своих ощущениях, тем больше убеждался, что случится это «что-то» с Грейнджер.
Прозвенел звонок, возвещая о конце ужина. Пациенты собирали свои лотки и складывали их в посудомоечные машины. Северус рассеянно последовал за толпой.
Где-то на задворках сознания зародилась идея.
Он сразу же отверг ее как иррациональную, даже глупую.
Но идея оказалась настойчива.
Вот так и вышло: вместо того, чтобы вернуться в одно из общих помещений или даже в спальню, Северус шел к выходу из больницы, с каждым шагом ругая себя все сильнее.
Система безопасности здесь была не из лучших. Врачи и санитары, конечно, жестко контролировали все происходящее в стенах клиники, но снаружи никакой охраны не было.
В конце концов, только полный имбецил попытается сбежать отсюда.
Северус замедлил шаг.
Только законченный идиот посчитал бы, что побег удастся.
Ноги отказывались останавливаться и продолжали идти, словно по собственной воле. Он почти дошел до двери, ведущей в комнату для встреч с посетителями.
Как только Северуса привезли в клинику… По правде говоря, еще раньше. Как только он очнулся в больничном крыле Хогвартса, подвергнутый Петрификусу и привязанный к кровати, его магия была блокирована. Альбус Дамблдор сделал это лично. Воспоминания Северуса об этом моменте его жизни были крайне туманными: странная боль и крики, переходящие в визг. Но конечный результат, напротив, оставался вполне определенным.
Сейчас магии в нем было не больше, чем в любом сквибе.
Так поступали со всеми пациентами. Блокирование магии – стандартная процедура. В конце концов, если маг-безумец станет агрессивным, ни одна клетка в мире его не удержит. Именно поэтому Азкабан был наводнен дементорами – истощение магических сил заключенных было единственным способом эффективно гарантировать невозможность побега.
Северус в каком-то оцепенении прошел сквозь комнату для встреч. Слегка поколебавшись, он взялся за ручку двери, которая вела в коридор, проходивший мимо приемной.
Ни один волшебник в здравом уме не выйдет на улицу без своей магии.
Ну... Эта клиника была битком набита врачами, в один голос твердившими ему, что он не в своем уме. Северус распахнул дверь и вышел в коридор.
Медсестры за столом у входа в больницу не наблюдалось. Конечно, уже достаточно поздно, и она, наверное, давно ушла домой.
Стеклянные двери, выходящие наружу, не были заперты. Тем не менее, когда Северус коснулся их рукой, решимости у него поубавилось. На улице было темно. Практически ночь.
Зачем ему вообще куда-то идти? Грейнджер, вероятно, уже в доме последней жертвы. Улики ищет.
Что он делает?
Рука Северуса толкнула дверь, распахнув ее.
Холодный ветер тут же забрался ему под одежду, и мужчина вздрогнул.
Холодно.
Конечно, холодно, выговорил он сам себе. Это же ноябрь.
Шорох листьев, разлетавшихся под натиском ветра, казался ему грохотом. Северус сделал первый осторожный шаг и ощутил холод бетона под ногами.
Он был на улице. Прошло пять лет с тех пор, как он последний раз был на улице.
Как только до него дошёл этот факт, ноги сами понесли Северуса прочь. Через лужайку, по дорожке, всё дальше и дальше от клиники Перкинс, приюта для умалишённых.
Пилигримы обедали в кают компании, и я занял свое место за столом против начальника. Тот поднял глаза и посмотрел на меня вопросительно, но я игнорировал этот взгляд… Вдруг слуга начальника просунул в каюту свою черную голову и сказал с уничтожающим презрением: – Мистер Куртц… умер. Джозеф Конрад, Сердце тьмы
В доме было очень темно и холодно, очевидно авроры, прибывшие вчера на место происшествия, отключили отопление.
Едва открыв дверь, Гермиона поёжилась. Затем, когда тошнотворный запах – металлический, настолько сильный, что чувствовался на языке – ударил в нос, её и вовсе пробрало до костей.
Грейнджер прикусила нижнюю губу в надежде, что дурнота пройдёт.
Но вместо этого неприятные ощущения лишь усилились со следующей волной запахов.
Невыносимо смердело.
Здесь зарезали двоих. Сорок восемь часов назад.
Развернувшись, Гермиона бросилась наружу, нырнула в кусты, где ее стошнило.
Зачем она пришла сюда одна?
Закашлявшись и сплюнув, женщина вдохнула свежий, прохладный воздух.
Кингсли вызвался лично ее сопровождать. Когда она отказалась – послал за Роном, но того не удалось выманить из квартиры. И, да… ей приспичило прийти сюда одной.
В конце концов Кингсли согласился, но при условии, что, как только она покинет дом, немедленно сообщит ему об этом. Так аврор будет уверен, что она в безопасности.
Желудок успокоился, и Гермиона выпрямилась. Сперва Кингсли, затем Снейп… Разве она давала повод считать ее беспомощной? Иначе с какой стати кому-то беспокоиться о ее безопасности?
Снова войти внутрь было трудно. Но, глубоко вздохнув, Гермиона пересилила себя.
Дом во многом походил на поттеровский. Пусть и не блистал совершенством, но здесь витал тот же дух аккуратности и уюта. В прихожей на самом видном месте висел семейный портрет, писанный маслом. Элеонора Бриделл, Улисс Бриделл и их дети. Все приветливо улыбались незваной гостье.
На мгновение Гермиона задумалась: где же сейчас дети? Были ли они в доме, когда произошло убийство? Видели ли они…
Минуя портрет, женщина направилась в небольшой коридор, темный и мрачный: свет почти не проникал сюда. День вообще сегодня был унылым и пасмурным: небо, тяжелое и низкое, казалось, каждую минуту могло разразиться дождем.
Гермиона прошла на кухню.
Здесь невозможно было дышать.
Находясь на грани истерики, Гермиона застыла в проходе. Нужно взять себя в руки.
Зачем она пришла сюда одна?
Она потянулась к ближайшему выключателю, и над головой зажглись флуоресцентные лампы. Рон упоминал, что Бриделлы жили по соседству с магглами, как и остальные жертвы.
Если бы обстоятельства сложились иначе, если бы она каким-то образом оказалась у Бриделлов в гостях, в доме, где царят тепло и смех, тогда она смогла бы оценить их милую кухню. Полы и стены, выложенные белой плиткой, контрастировали с мраморными столешницами богатого насыщенного оттенка и строгими лакированными шкафами. Вид смягчали изящные обои с узором из темно-зеленого плюща и бледно-розовых розеток.
Потолочная балка, очевидно дубовая, была покрыта морилкой и украшена по всему периметру резьбой, повторяющей узор на обоях, – плющ и розы.
Каждая деталь обстановки, видимо, была тщательно продумана. Гермиона представила, как Бриделлы рассказывали друзьям забавные истории о тех или иных купленных ими вещицах, сидя на этой самой кухне за чашкой чая.
Повернувшись спиной к угловому шкафу, Грейнджер застыла.
А вот эта «деталь» никак не вписывалась в милую домашнюю обстановку.
Кровь была повсюду: мебель, стены и даже потолок – все заляпано брызгами. На дубовом столе темнели отвратительные бурые кляксы. Их не было только в центре – там оставалось одно большое светлое пятно в форме распластанного человеческого тела. Крови было так много, что даже на ножках стола виднелись подтеки.
Колдографии с места происшествия, которые Гермиона видела, были гораздо страшнее, чем снимки трупа Десмонда, хотя тогда ей казалось, что ничего ужаснее быть не может. Но эти фотографии были в сто тысяч раз ужаснее. Жертва – Бриделл – застыла на столе в нелепой позе, лицо искажено гримасой боли, открытые глаза с ужасом смотрят в никуда. Грудная клетка разворочена, ребра аккуратно сложены в жуткую пародию на крылья бабочки, открывающиеся вверх, к потолку.
Гермиона просмотрела эти колдографии только один раз.
Несмотря на отвращение и ужас, кое-что не давало ей покоя.
Жена жертвы. Элеонору Бриделл, магглу, нашли заколотой, лежащей лицом вниз в дверном проеме.
Гермиона прикрыла глаза, стараясь не смотреть на окровавленную дверь.
Не просто заколотой – зарезанной.
Элеоноре Бриделл нанесли девяносто семь ударов. Грудная клетка превратилась в дуршлаг, руки, которыми несчастная пыталась прикрыться от ударов, – в фарш, а для описания того, что стало с её лицом, и вовсе невозможно подобрать слова.
Желудок снова скрутило, и Гермиона зажмурилась.
По словам коронёра, признаки сексуального насилия отсутствовали, но то, что убийца сотворил с Элеонорой Бриделл, стократ хуже изнасилования. Женщина была жива, пока наносились все девяносто семь ударов, и большую часть ран она получила, находясь в сознании. Горло перерезали в последнюю очередь.
Во рту пересохло, и никак не удавалось сглотнуть, запах проникал через ноздри, наполняя рот слюной с тем же тошнотворным металлическим привкусом
Гермионе не хотелось думать о том, существует ли худший способ встретить смерть.
После пары минут и нескольких глубоких вдохов она решилась открыть глаза.
Ей необходимо было увидеть все самой. Так она сказала Кингсли и Снейпу.
Но теперь, с ужасом глядя в угол, на непонятную липкую лужу с какими–то сгустками, Гермиона передумала. Если тут и остались какие-нибудь улики, то она даже под угрозой Авады не полезет их разыскивать.
Пришлось снова зажмуриться.
На фото Бриделл лежал головой в сторону раковины. Его тело было вскрыто, внутренности вывернуты наружу. На кухне стояли еще четыре стула, если она правильно запомнила. А теперь они пропали.
Еще раз внимательно осмотревшись, Гермиона заметила несколько кусочков липкой ленты на полу, там, где прежде были стулья. Следователям, видимо, понадобилось кое-что передвинуть, чтобы осмотреть и забрать тела.
На фото один стул валялся на боку, два – отодвинуты от стола, а ещё один отставлен в сторону. Гермионе почти удалось воссоздать картину произошедшего.
Бриделл, будучи под действием парализующего яда, завалился вместе со стулом. Если бы он упал на спину и ударился головой о кафель, то никакого смысла в убийстве уже не было бы. Но гематом на затылке не обнаружено, как и любых других повреждений на черепе. Это значит…
Убийца сидел напротив жертвы, на том самом стуле, что оказался отставлен. Гермиона почти была уверена, что жены хозяина не было дома, когда на Бриделла напали. В ее теле не обнаружилось следов яда, и жестокость, с которой ее убили, указывала на то, что маньяк был в бешенстве от того, что ему помешали.
Следовательно, убийца был один.
Задержав дыхание, Гермиона сделал пару неуверенных шагов к небольшому пятачку между разметкой из кусков клейкой ленты.
Она стояла на том же месте, что и убийца.
И ничего.
Гермиона рассчитывала, что на месте трагедии на нее снизойдет озарение. Так она была ближе к маньяку. В какой-то мере сливалась с ним.
И ничего.
Все равно, что переминаться с ноги на ногу у стола в квартире Рона. Не считая вонищи и собачьего холода.
Гермиона задумчиво вытянула руку и прикоснулась одним пальцем к деревянной столешнице.
Убийца стремительно обогнул стол, опрокидывая стулья. Потом взвалил жертву на стол. И Кингсли, и Снейп предположили, что маньяк, вероятно, отличается богатырским телосложением. Отравленный болиголовом Бриделл не сопротивлялся, даже находясь в сознании. Практически мёртвый груз, но груз немалый.
Согласно отчету коронера, первый надрез был длинным: от основания горла и по всей длине туловища. Но не сплошной – скорее, резали в несколько приёмов.
И в это время, вероятно, зашла Элеонора, вернувшись домой после своей отлучки по каким-то делам.
Гермиона скользнула в арку – не в ту, через которую попала на кухню, – и оказалась в гостиной. На другом конце гостиной была еще одна дверь, и Гермиона подошла к ней, взялась за ручку, чтобы проверить свою теорию. Гараж. Значит, она права – Элеонора Бриделл вполне могла войти в эту дверь, попав из гаража в гостиную, а уже оттуда – броситься на помощь своему мужу.
Убийца, не раздумывая, напал на женщину. Сильным ударом отбросил в угол, а потом добил.
Улисс Бриделл умер, зная, что его жена погибнет. Гермиона не представляла, дотянул ли он до финала трагедии. Учитывая огромную кровопотерю, мужчина, скорее всего, видел только, как все началось. Стоя посреди обезображенной кухни, она так и не смогла представить себе убийцу.
Когда она просматривала материалы дела, получалось лучше.
Снейп прав.
Ей не следовало приходить.
Гермиона решила побеседовать с Кингсли через камин дома, не желая пользоваться тем, что находился в гостиной Бриделлов.
Возможно, удастся даже выманить Рона из спальни и заняться в обед чем-нибудь не требующим мозгового и эмоционального штурма.
Гермиона покидала дом Бриделлов так быстро, как могла, мечтая выбраться на свежий воздух, оставляя за дверью вонь и тени погибшей пары.
Она уставилась на зачарованную от любых попыток проникновения дверь.
– Ты сидишь там уже больше недели. Три дня не отзывался, я думала, ты умер. Рон Уизли, немедленно объяснись!
Сердито сопя, Гермиона пошла прочь, но через несколько минут вернулась, осененная идеей и вооруженная отверткой.
Открутив пару шурупов и повозившись с замком, вошла и остановилась у кровати, на которой возлежал добровольный затворник:
– Здесь воняет!
Но Рон зарылся лицом в подушку, не удостоив подругу даже взглядом.
– Уходи.
– Да еще и темно... Ты что, наложил Затмевающие чары на окна?
– Оставь меня в покое, – он раздраженно дернул ногой под пледом.
– Ага, конечно, – протянула Гермиона. – Если бы я закрылась в спальне и не отзывалась на стук, ты бы уже на второй день снес дверь. Хватит! Кингсли вообще собирается тебя уволить.
– Да пошел Кингсли в задницу.
– За такие разговорчики повышение тебе не светит, Рон, – она резко стянула с него покрывало.
– Эй! – протестующе вскрикнул тот и наконец повернул голову.
У него были воспаленные глаза, а на щеках – рыжая щетина. Шевелюра свалялась в колтун.
– Дерьмовый у тебя видок. Ну-ка поднимайся, – велела Гермиона, подражая командному тону Молли Уизли. – Вставай и проветри тут. А я буду ждать тебя на кухне со свежезаваренным чаем. И ты мне объяснишь, почему заперся на десять дней. Между прочим, сам же сказал, эта комната – моя спальня, – она на секунду умолкла, видя, как Рон снова перекатился на живот и накрыл голову подушкой. – Учти, замок больше не работает, – продолжила она, – а значит, я могу открыть дверь, несмотря на заклинания. Поверь, я это сделаю. Так что не дури.
Рон придушенно застонал.
– Давай, подтягивайся на кухню, – развернувшись на каблуках, Гермиона вышла.
Ему хватило получаса, чтобы побриться, вымыться и заклинанием привести одежду в порядок.
– Ну и? – буркнул он, войдя на кухню.
– Чаю? – в ответ Гермиона пододвинула чашку. – Как ты любишь.
Рон плюхнулся на стул и взял чашку, всем своим видом показывая нежелание разговаривать.
Гермиона еле сдержала смех: так ее позабавило это демонстративное упрямое молчание. Не она ли три месяца играла в гляделки со Снейпом? Терпения ей точно не занимать. Однако же…
– Ты не выйдешь отсюда, пока мы не поговорим – я заколдовала все выходы из кухни. Твоя-то палочка осталась в спальне, так ведь?
Рон витиевато выругался, снова вызвав у Гермионы желание рассмеяться, которое она привычно подавила.
– Иногда я тебя ненавижу, Мотылек.
– Ты бы сделал то же самое для меня.
Неохотно отхлебнув чаю, Рон уставился на столешницу:
– Да. Но настолько мастерски у меня бы не получилось. Кроме того, ты никогда бы не забыла палочку. Кроме того, вряд ли ты способна совершить.
– Спешу тебя разочаровать, – Гермиона печально улыбнулась, припомнив случай из монастырской жизни. Учитель Кси потом месяца три над ней подтрунивал. – Итак?..
– Как много тебе известно? – уклончиво спросил Рон; он явно не собирался легко сдаваться.
– Да практически ничего. Однажды я вернулась сюда после целого дня, проведенного в Аврорате, и обнаружила запертую на замок и кучу заклинаний дверь в спальню. А следующим утром заявилась Франсуаза Поттер, которая искала тебя. Тут до меня дошло, что именно ты закрылся в комнате. Это, разумеется, мог быть кто-нибудь другой, но с меньшей степенью вероятности.
– Франсуаза… – его голос дрогнул, что только подогрело интерес Гермионы. – Она меня искала?
– Она сказала, вы вроде как поссорились, и ты сбежал. Я пообещала присмотреть за тобой, хотя это оказалось непростым делом, учитывая мою неспособность видеть сквозь стены.
– Поссорились? – хмыкнул Рон.
«Так вот, в чем дело», – поняла Гермиона, но ничем не выдала свое любопытство.
– То есть вы не поссорились? А я думала, ты потому и…
– Да нет. Именно потому... Но я не назвал бы произошедшее ссорой.
– И как бы ты его назвал?
– Скорее, инцидент, – Рон осторожно отпил из чашки.
– Да как его ни называй, главное – моя на него реакция.
– Прежде ты не был таким скрытным! – она вышла из себя.
– Так вам и надо, Мисс Любопытство, – фыркнул Рон и усмехнулся. – Ладно. Я расскажу. Мы с Франсуазой… Понимаешь, тогда это казалось правильным, и мы… ну…
Ошарашенная, Гермиона вдруг поняла, о чем – и почему – недоговаривает ее собеседник, и решила ему помочь:
– И кто же выступил инициатором?
– Насколько я помню, мы оба. Может, с самого начала и не оба сразу, но потом – точно оба, – Рон отвел взгляд.
– Мерлин всемогущий! Ты же не переспал с ней?
– Конечно, нет! – шокировано воскликнул он. – Как тебе такое в голову пришло?! Етитская сила, Гермиона, она же жена Гарри! – его щеки залило румянцем не то гнева, не то смущения. – Но… но я хотел, – это было сказано уже более спокойным тоном. – И переспал бы, если бы вовремя не опомнился…
Гермиона решила помолчать, давая Рону время собраться с мыслями.
– Она – жена Гарри, – повторил он, будто убеждая самого себя.
– Ты… – начала она после паузы, но замялась, не зная, как спросить помягче. – Ты ее любишь?
– Я не знаю! – чуть ли не взвыл Рон. – Сколько б я ни думал, не знаю…
– Господи, Рон… Это же...
– Да уж. Это просто пиздец.
– Мне кажется, – Гермиона с состраданием посмотрела на друга, – мне кажется, тебе и Франсуазе нужно спокойно поговорить.
– Я боюсь, – признался он. – Я понятия не имею, что она скажет. А я-то что скажу? Ты, конечно, права, – Рон не дал себя перебить, – и я поговорю с ней. Как только соберусь настолько, чтобы не сорваться при виде нее.
– Молодчина, – шутливо похвалила Гермиона и выдавила улыбку.
– Ну, и… – беззастенчиво меняя тему, протянул Рон. – Говоришь, Кингсли готов надрать мне задницу?
– Не совсем. Я просто пыталась привлечь твое внимание. Шеклболт понимает, как тебе тяжело, особенно из-за расследования по делу Гарри. Наверное, он ожидал подобного срыва, причем гораздо раньше. И я, пожалуй, тоже. Знаешь, Кингсли ведь был категорически против, чтобы я посетила место преступления. Каких трудов мне стоило уломать его отпустить меня, да еще и без сопровождения!
– Место преступления? Думаю речь не о Десмонде?
– Нет, речь о семейной паре из Йоркшира.
– Оба мертвы? – Рон нахмурился.
– Да. Я подозреваю, женщина неожиданно вернулась домой и застала там убийцу. Результаты вскрытия… они подтверждают мою теорию, – Гермиона следила за танцем чаинок в чашке.
– И ты побывала там?
– Да. Сегодня после обеда. Признаться, моя попытка вытащить тебя из бездны отчаяния отчасти обусловлена тем, что мне не хочется сейчас оставаться одной.
– И как, – затаивший дыхание Рон все же выдохнул, и на его лице причудливо отразились восхищение и мрачное подозрение одновременно, – разобралась?..
– Где там! – махнула она рукой. – Пользы столько же, сколько от просмотра материалов дела. Возможно, если бы я знала больше о работе маггловской полиции, например, о процедуре сбора доказательств и о прочем, вышло бы лучше. Я просто подумала, что…
– Что там, на месте, многое прояснится.
– Точно, – Гермиона отставила чашку на блюдце. – Но я выяснила только одно: убийца сам опаивал жертв. Он, видимо, садился с ними за стол, судя по расположению предметов.
– Ну, это не сильно поможет в поимке преступника, – Рон машинально барабанил пальцами по столу.
– Знаю. Мне не следовало туда ходить. Все оказалось… оказалось так…
– Нет, на самом деле я хотела сказать «печально». Там холодно и темно. И так похоже на дом Гарри – оформлено со вкусом.
– Ну да. Считаешь, убийца выбирает в качестве жертв те пары, которые со вкусом обставляют свои дома? С бра и прочей ерундой?
– Рон. Это смешно. Конечно, нет. Я имею в виду, откуда он мог… о, боже! – пораженная внезапной догадкой, Гермиона осеклась.
– Что?
– Резьба на подлокотниках и ножках. Рон, Франсуаза у кого-то заказывала тот гарнитур для гостиной? Тот, с резьбой в виде плюща?
– Резьба? Нет… Несколько месяцев назад они пригласили плотника, который переделал кучу работы: новые перила на лестнице, пару шкафов на кухне и, я вспомнил только сейчас, тот гарнитур с резьбой. Франсуазе так понравилось, как все получилось. А что?
– Кухня. Потолочные балки в доме Бриделлов украшены резным узором из плюща и роз. Интересно…
Забыв о Роне, она подскочила и, зачерпнув горсть дымолетного порошка, крикнула в камин:
– Кабинет Шеклболта.
Даже если Кингсли и был удивлен появлению Гермионы в зеленых языках пламени, то виду не подал и продолжил спокойно раскладывать документы.
– Да? Кажется, мы с вами уже беседовали сегодня, Грейнджер.
– Другие жертвы, – она будто не слышала. – Мне нужно, чтобы вы выяснили для меня кое-какую информацию.
– И какую?
– Велись ли в домах жертв столярные работы или что-нибудь, связанное с резьбой по дереву, в последнее время? Если да, то найдите имя мастера.
– О чем вы, Грейнджер? – в голосе Шеклболта не осталось ни капли недовольства, напротив, Кингсли выглядел явно заинтересованным.
– Думаю, сэр, я нашла недостающее звено.
– Отлично. Я займусь этим немедленно, – заинтересованность сменилась охотничьим азартом. – Всё узнаете завтра после обеда, а, возможно, и раньше.
Гермиона отключилась от каминной сети и отряхнула пепел с волос. Затем повернулась к совершенно обескураженному Рону, стоящему в дверях, и улыбнулась во весь рот:
– Слушай, у Франсуазы остались данные того резчика по дереву?
…мне понятен стал взгляд его глаз, не видевших пламени свечи, но созерцавших вселенную и достаточно зорких, чтобы разглядеть все сердца, что бьются во тьме. Он подвел итог и вынес приговор: «Ужас!» Джозеф Конрад, Сердце тьмы
Северус чувствовал себя немного виноватым.
В данный момент он прятался в кустах и, рассматривая издалека задворки какого-то дома, пытался сообразить, скоро ли вернется ли женщина, развесившая мокрое белье два часа назад.
Хотя это не имело значения. Будь дважды проклята больничная пижама, выдававшая его с головой и нисколько не подходящая для прохладной погоды.
Северус прошагал всю ночь, стараясь держаться как можно дальше от дорог. Ощущение абсолютной свободы несколько притупило чувство дискомфорта. Но ночь прошла, день клонился к закату, и Северус, конечно, чертовски замерз, проголодался и промок.
О пропитании можно позаботиться потом, когда найдется Грейнджер. Денег нет, не милостыню же просить? Но одеться потеплее и привести себя в порядок можно и не имея в кармане ни кната.
Именно поэтому с раннего утра Снейп прятался на окраине маггловского городка и наблюдал за незнакомой женщиной. Хозяйка занималась стиркой, и он присматривал подходящую одежду.
Не в силах больше ждать, Северус выбрался из укрытия и ринулся во двор. Схватил штаны и фланелевую рубашку с длинными рукавами, потом какое-то время разглядывал пару висящих на веревке боксеров, но, в конце концов, решил, что чужое бельё надеть не сможет. Подумав, что двух предметов одежды вполне достаточно, он вернулся обратно к своему убежищу.
С удовольствием сбросил пижамные штаны, хотя материал, из которого был сделан маггловский комбинезон, оказался довольно грубым. Брюки на Северусе висели мешком, зато не причиняли особых неудобств. Рубашку он натянул прямо поверх пижамной куртки, для дополнительного тепла. Воротник больничной одежды выглядел на удивление свежим, а изгвазданный низ благополучно прикрывала позаимствованная одежда.
Пальцы на ногах онемели. Это беспокоило ещё с ночи. Конечно, сейчас не настолько холодно, чтобы заработать обморожение, – ноябрь только наступил.
Миновав еще несколько домов, Северус случайно заметил позабытую кем-то во внутреннем дворике обувь. Он наблюдал за окнами около получаса, прежде чем решил, что в доме никого нет. Пару минут спустя Снейп уже плотно шнуровал ботинки, которые оказались велики. Пальцы закололо, когда они стали постепенно отогреваться.
Уверенный, что теперь выглядит скорее как эксцентричный прохожий, а не как сбежавший из клиники псих, Северус вышел на дорогу, стараясь казаться невозмутимым. Ему нужно было определиться с направлением поисков.
По словам Грейнджер, последнее убийство произошло где-то в Йоркшире, название городка при разговоре она опустила. Однако, учитывая, что одна из жертв – маггла, слухи уже должны были расползтись по всему графству. Не каждый день убивают молодую пару в собственном доме. По крайней мере, об этом должно упоминаться в маггловских газетах.
Снейп увидел паб через несколько сотен метров. Обшарпанный и неприглядный – в самый раз для того, чтобы начать расспросы. Северус зашагал быстрее.
Бриделл. Их звали Бриделл, так сказала Грейнджер.
Снова и снова повторяя фамилию в уме, держась за нее, как за спасительный круг, и мысленно репетируя, что он скажет, Северус распахнул двери паба и вошел внутрь, чувствуя, как теплый воздух ударил в лицо.
– Я могу тебе помочь, приятель?– нотка подозрения скользнула в веселом голосе.
Северус слегка кашлянул и попытался выглядеть виноватым:
– Я… Мм… признаться, я заплутал. Я аппа... то есть приехал сюда, что бы встретиться со своим другом. Видите ли, мы консультировались по делу об убийстве. Делу Бриделлов. Мне кажется, я перепутал адрес. Вы случайно таких не знаете?
Снейп заметил, что несколько человек повернули головы и принялись его рассматривать, когда он произнес «Бриделл». Один из них, мужчина с неопрятными длинными волосами в яркой клетчатой рубашке, привлек его внимание.
– Бриделл? – повторил бармен. – Звучит знакомо. Джеймс, это не твоя кузина Элеонора пару лет назад вышла за парня по фамилии Бриделл?
Человек в рубашке кивнул, осторожно разглядывая Северуса.
– Да. Маме вчера позвонили и сказали, что она и ее муж были найдены мертвыми. Их убили. Так вы говорите, что приехали расследовать? Но вы не похожи на полицейского.
– Конечно, не похож. Я частный консультант. Нас с другом позвали взглянуть на место преступления. Но, вот незадача, мы разминулись.
Кузен покойной Элеоноры Бриделл засмеялся.
– Ты промахнулся, приятель. Элеонора и ее муж жили дальше, в Шеффилде. Это около шестидесяти километров к юго-западу отсюда.
Сердце Северуса сжалось от перспективы прошагать шестьдесят километров. Возможно, он смог бы достать портключ. Недалеко от Йорка была контора.
– Благодарю, – маг кивнул по-прежнему скептически настроенному Джеймсу. – Если вы не возражаете, я бы хотел умыться. Где у вас можно это сделать?
– Дальше по коридору, рядом с задней дверью, – бармен протирал стакан белой тряпкой.
Благодарно кивнув, Северус зашел в мужской туалет, страстно желая смыть грязь.
Рассматривая себя в зеркало, Снейп пришел к выводу, что выглядит лучше, чем могло быть в таких обстоятельствах: спутанные волосы, будто неделю не расчесывался, на левой щеке размазана грязь, но в остальном – все довольно прилично. Включив горячую воду, Северус с неописуемым восторгом намылил руки.
Он так сосредоточился на своем занятии, что не заметил, как сзади подкрался человек. В зеркале отразилась тень, и Северус только и успел почувствовать, как что-то тяжелое стукнуло по затылку, а в глазах уже темнело.
***
Придя в сознание, Северус решил, что это санитары из лечебницы нашли его. Нашли и доставили обратно, иначе почему он привязан к кровати, так, что не может пошевелить ни рукой ни ногой?
Мужчина застонал и дернулся. Веревка грубо врезалась в голые лодыжки и запястья. Возможно, это и не больница.
– А, – весело произнес кто–то. – Ты очнулся.
Северус распахнул глаза. Нет, абсолютно незнакомый голос. И место тоже незнакомое. Определённо, это не клиника.
Огромный, как медведь, мужчина спокойно улыбался, глядя на него сверху вниз. Высокий – шесть с половиной футов, не меньше. Северус почувствовал себя маленьким. Очень маленьким и хрупким.
– Прошу прощения, что ударил вас в баре, – человек по-прежнему говорил так, будто веселился над какой-то одному ему понятной шуткой. – Но не думаю, что вы бы поехали со мной добровольно.
Мужчина откинул прядь светлых волос, собранных в хвост.
Застыв от ужаса, Снейп смотрел на своего похитителя. В его глазах что-то блеснуло. Что-то непонятное. То, от чего у Северуса все сжалось внутри.
– Кто вы? – дыхание застряло в горле.
Человек снова улыбнулся, и его зубы зловеще сверкнули в искусственном освещении.
– Мое имя Стэн. А ваше?
– Где я?
Стэн нетерпеливо вздохнул.
– У меня в квартире. Боюсь, тут пустовато, я приобрел ее всего пару месяцев назад. Вы уж извините, не могу вам предложить осмотреться.
– Зачем вы меня сюда привезли?
– Всему свое время, мой новообретенный друг. Всему свое время. А пока я бы хотел, чтобы вы ответили на пару вопросов.
Страх медленно трансформировался в недоумение.
– Вы не собираетесь меня развязать? – Северус изо всех сил старался сдержать дрожь в голосе.
– Позже, – твердо ответил Стэн.
– Я не буду отвечать на ваши вопросы, пока вы меня не развяжете.
– Будешь, или я сделаю тебе больно. Не думай, что я не смогу.
Северус встревожился еще больше.
– Отлично, – Стэн присел на кровать, где лежал связанный Северус. – Начнем, пожалуй. Вы сказали, что приехали консультировать по убийству Бриделлов. Скажите, мне, дорогой мой, вы работаете на Скотланд-Ярд?
Посчитав, что проявление честности не ухудшит ситуацию, в которой он оказался, Северус заговорил, смотря улыбающемуся незнакомцу в глаза:
– Нет, я не связан ни с одной маггл… официальной организацией.
– То слово, которое вы замолчали, случайно не маггловская? – по-акульи усмехнулся Стэн.
Северус выругался про себя, но промолчал.
– Ну, надо же, – захихикал похититель. – Мне в руки попал аврор?
– Нет! – запротестовал Снейп. Откуда этот маггл знал такие слова? – Я не аврор.
– Тогда расскажи мне, – медовым голосом продолжил Стэн, – с какой стати ты приехал в Йоркшир и расспрашиваешь об убитом волшебнике и его жене? Любопытство?
«Волшебник» эхом отозвалось в голове.
Стэн не был магглом.
И все стало на свои места.
– Ты! – Северус предпринял попытку вырваться. – Это ты!
– Я? – холодным тоном и без улыбки осведомился Стэн.
– Это ты их убил. Гарри Поттера, Алистера Боунса, Маркуса Десмонда, Бриделлов. Убийца!
Похититель тут же накинулся на него, прижавшись так плотно, что Северус почувствовал резкий запах у него изо рта. К кадыку прикоснулось что-то острое.
– Хотел бы я, чтобы ты не произносил этих слов, дружок. Впрочем, ты мне еще пригодишься.
– Пригожусь? – Северус подавил желание сглотнуть, лезвие давило на горло.
– Ты волшебник? Должен быть. Единственные, кто попал в маггловские газеты, были Бриделлы. Точно, ты волшебник. Отвечай! – нож сильнее прижался к коже.
Северус не мог произнести ни слова. В его глазах застыл ужас. Даже Волдеморт, опьяненный властью и тягой к темной магии, никогда так не пугал его.
– Я убью тебя в любом случае, – произнес маньяк как ни в чем не бывало.
Северус изо всех сил попытался вжаться в жесткий матрас. Горло обожгла вспышка боли, когда нож оцарапал кожу.
– Да будет так, – улыбка, дикая и голодная, озарила лицо Стена.
Снейп подавил крик, когда почувствовал, как нож проткнул шею и мучительно медленно вошёл в гортань.
Он вынес Круцио от Волдеморта. Он вытащил десять человек из горящего дома, хотя на нём уже тлела мантия. Он не закричит.
Нож рванулся назад, и Северус почувствовал, как теплая кровь течет по груди.
Нужно оставаться в сознании.
– Ты не похож на остальных, – пробормотал Стэн, любуясь результатом. – Но ты подходишь. На самом деле…
Внезапно раздался стук, и он замер с ножом в руке, занесённым для нового удара. Время остановилось. Палач и жертва застыли, словно кто-то нажал на паузу. Капля крови сорвалась с лезвия.
Не говоря ни слова, Стэн вышел из комнаты, аккуратно пристроив нож на бюро рядом с дверью.
Ослепительной вспышкой на краю сознания обожгла мысль, что умирать очень не хочется так.
И Северус почти провалился в спасительную черноту, где не было места боли.
Кровь сбегала в ямку у горла. Волшебник вынырнул из забытья, цепляясь за звучащие в соседней комнате голоса.
– Ах, да. Теперь вспомнил. Одно из лучших моих изделий.
– Вас так же нанимали и другие мои друзья. Элисандр Уивер, Маркус Десмонд, Ромулус Кук.
– Д-да, – подтвердил плотник, уже с лёгким напряжением в голосе.
– Я хотела с вами об этом побеседовать, – Северус узнал этот голос. – Может показаться странным, но они все…
– Не хотите ли продолжить разговор в квартире, миссис? – заметно занервничал Стэн.
– Грейнджер,– представилась женщина.
Грейнджер! Северус услышал, как закрылась дверь, и кто-то прошел по комнате. Ему и так было тяжело дышать, а теперь казалось, что он больше вообще не сможет вздохнуть.
– Не желаете ли чаю, госпожа Грейнджер? – вежливо поинтересовался Стэн. Северус подавил истерический смех. Ну надо же, чай!
Шаги затихли.
– Право, не стоит. Я не думаю, что разговор займёт много времени.
Снейп попытался издать какой-нибудь звук: крик, кашель, что угодно, чтобы дать понять Грейнджер, что он тут.
Что она в опасности.
– Скажите, мистер Уокер, вы поддерживали отношения с Поттерами в последнее время? В течение, ну скажем, последних четырех месяцев?
– Да, пару месяцев назад я был в их районе, – Стэн произнес это таким невинным тоном, от которого у Северуса встали дыбом волоски на шее. – Я обычно захожу к заказчику через какое-то время, чтобы удостовериться, что моя работа пришлась по душе.
Держу пари, что так и есть, подумал Северус. Он попытался еще раз разорвать веревки, освободиться, но почувствовал только, как саднит кожу на запястьях.
– Вы с ними говорили? – настаивала женщина. – Я имею в виду, с Поттерами.
– Вы уверены, госпожа Грейнджер, что ничего не хотите?
Женщина откашлялась, и послышался едва различимый шорох. Снейп надеялся, любопытная Грейнджер так быстро не попадется. Черт бы ее побрал. Он попытался издать хоть какой-то звук. Она же проста как пять кнатов. Эта дурочка – самоубийца.
– Я в порядке, спасибо. А что насчет Уиверов? Я говорила с миссис, то есть с Ливией, – поправилась она. Снейп заинтересовался, заметил ли это Стэн. – Она рассказала, что вы добавили пару чудных деталей к гарнитуру из красного дерева на кухне пару месяцев назад.
– К сожалению, у меня не было возможности вновь посетить Эдинбург.
Если Грейнджер сейчас намекала на свои связи, то, видимо, на связи с жертвами. Северус вновь проклял ее грубую, топорную попытку манипулировать.
Снова шаги. Интересно, кто это.
– У меня тут список имен, – Грейнджер зашуршала бумажками. – Если вы не возражаете, я…
– Конечно, мисс Грейнджер, – шаги стали громче. Видимо, это он ходил. – Я принесу мои записи из другой комнаты, чтобы мы смогли во всем разобраться.
Рука просунулась в дверь и взялась за нож.
Северус напрягся, задыхаясь. Сейчас или никогда.
– Гермиона, – успел крикнуть он, прежде чем горло перехватило от напряжения.
– Северус, – ее голос был еле слышным.
Мелькнула рука убийцы, и нож блеснул на свету. Послышалась возня.
– Ступефай! – выкрикнула Грейнджер.
Грохот.
Мужской крик. Стэн, должно быть, увернулся от проклятья.
Грейнджер снова выкрикнула что-то. Раздался оглушительный треск.
Снейп увидел, как нож влетел к нему в комнату. Грейнджер каким-то образом обезоружила Уокера.
Она заползла в комнату на четвереньках, растрепанная, в разодранной одежде, щеки измазаны кровью. Северус не знал, ее ли это кровь.
Перед глазами почернело.
Грейнджер черканула по полу ножом, зажатым в дрожащей руке. Если она и заметила Снейпа, то не показала этого, полностью сосредоточившись на дверях.
Над ней навис Стэн. Северус увидел у него в руках палочку и закрыл глаза, зная, что конец уже близок.
Стэн криво взмахнул палочкой и заорал:
– Ступефай!
Из палочки вылетело несколько искр. И все.
Глаза Грейнджер распахнулись.
Отбросив палочку, мужик навалился на нее, выкручивая запястья.
Вскрикнув, девчонка выронила нож.
Перед глазами поплыли темные пятна. Снейп чувствовал, что ему уже недолго осталось. Кровь текла вниз, за воротник.
Они боролись рядом возле кровати, к которой Северус был привязан, но он ослаб настолько, что не мог даже повернуть голову. Вопли Грейнджер чередовались с похрюкиванием Стэна.
Лампа упала, когда они задели ее в пылу драки. Раздался свистящий звук, и Стэн застонал.
Единственный источник света погас, и Снейп едва мог различить их силуэты на полу. Сознание снова стало уплывать.
Одна из теней встала на ноги и бросилась через всю комнату. Это был Стэн, и он что-то искал.
Нож.
Снейпу захотелось закричать, предупредить Грейнджер. Но горло отказывалось работать. Всё, что удалось извлечь из голосовых связок, – хриплый вздох. Руки по-прежнему были не свободны.
В комнате стояла тишина. Слышалось только затрудненное дыханье Снейпа и пыхтение Уокера.
Где же Грейнджер?
Грейнджер. Гермиона Грейнджер. Гермиона.
Что с тобой, Гермиона?
На миг Северусу показалось, что она лежит под Стэном, тяжело раненная или даже мертвая.
Стэн продолжал копошиться, очевидно, все еще в поисках оружия.
Северус приготовился умереть. Один, в темноте, истекая кровью под обычным маггловским ножом в руках заурядного сквиба. Он закрыл глаза и сморгнул слёзы. Как нелепо.
– Где ты? Я знаю, что ты здесь, девочка. Красотка, которая слишком много знает. И я не позволю тебе уйти. Ты теперь моя…
Послышался шорох ткани.
– Выходи, – захрипел Стэн. – Выходи.
Северус из последних сил сощурился, всматриваясь в темноту. Стэн стоял справа.
В темном углу кто-то шевельнулся.
Северус, задержав дыхание, замер.
Стэн повернулся к нему спиной.
Словно ангел возмездия, Грейнджер с криком выскочила из тёмного угла. В ее руке было что-то зажато.
Северус в ужасе увидел, как она бросается на Стэна.
Снова раздался крик, что-то стукнуло об пол. И чавкнуло.
Тишина.
Северус пришел в себя, почувствовав чье-то теплое прикосновение к щеке.
– Северус, – зашептала Гермиона.
Он снова дернулся, пытаясь выпутаться.
– Гермиона, – звуки куда-то уплывали.
– Боже, – он почувствовал, как Гермиона принялась распутывать веревки. – Ты, ты…
Веревки ослабли, и к горлу прижалось что-то мягкое, останавливая кровотечение.
Свободной рукой Северус крепко обнял Гермиону, притягивая ее к себе. Она охотно подалась, пальцами зарываясь в его волосы, утешая.
– Ты жив, – шептала она, прижимаясь к его израненному телу. – Ты жив, а он умер.
Кажется, она плакала.
Жив. Северус подумал, что его сердце бьется так же сильно, как и сердце Гермионы. И он жив.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 32
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
