Зеленый форум: HP Fanfiction

Директор школы волшебников Хогвартс, профессиональный зельевар, знаток Темных искусств Северус Снейп шел по коридорам своей школы.
Он шел один и слышал, как замолкают разговоры при его появлении, как студенты прячутся в пустые классы, как презрительно щурятся портреты ему вслед.
Полы черной мантии развеваются за его спиной, делая его похожим на огромную летучую мышь.
Он – слизеринский ублюдок, сальноволосый урод – направляется сейчас в свой директорский кабинет, охраняемый горгульей.
Она пропускает его без пароля.
Снейп поднимается по лестнице, кивает директорам на портретах, стараясь не встречаться взглядом с Дамблдором, и проходит дальше в маленькую круглую спальню.
Здесь царят цвета Гриффиндора. Посреди спальни со световым окошком в потолке стоит большая кровать с резными ножками и темно-красным пыльным балдахином, расшитым золотыми фениксами. Северус Снейп садится на кровать, расстегивая верхнюю пуговицу высокого воротника. При тусклом свете немногочисленных свечей его бледное желтоватое лицо в раме черных волос кажется еще более темным, почти итальянским. Свет свечей не отражается в черных глазах – в них пустота.
Здесь душно. Пахнет свечным воском, ладаном, еще чем-то сладким – кажется, корицей. Стены сплошь увешаны картинами в тяжелых рамах. Однако все они – неподвижны. Это маггловские картины известных мастеров – прежний хозяин имел странные вкусы в живописи. Здесь Дамблдор обдумывал свои грандиозные планы: Гойя, Босх, Джорджоне, Пуссен. – Снейп обводит взглядом «Обнаженную маху» и темные портреты каких-то разодетых дам. Душно. Ни одного голландца, ни одного импрессиониста. Впрочем, все равно.
Кэрроу опять вызверились на Лонгботтома. подозревают этого имбецила в подготовке восстания. Причем, вполне справедливо подозревают. Сегодня под Круциатусом этот «добрый Робин» визжал как поросенок, а он, директор школы, глупо стоял рядом с мерзко хихикающим Амикусом и все твердил о том, что они должны беречь чистую кровь. В последнее время он твердил эту присказку, как заезженная пластинка.
И слизеринцы – слизеринцы, которые смотрят на него с обожанием и повторяют за ним, полукровкой, эту песню – гимн чистой крови.
Сегодня устроили ему овацию, когда он соизволил спуститься на обед. За эти пару месяцев он возненавидел Большой зал. И противный металлический вкус во рту совершенно отбивает аппетит.
Снейп встал и расстегнул еще одну пуговицу сюртука – в этой комнате невозможно спать. И все-таки он переехал сюда из ставших родными подземелий. Наверное, ему бы «простили», если бы он остался там, но он решил, что именно так должен поступить директор Хогвартса, убивший своего предшественника и назначенный на эту должность по недвусмысленной рекомендации Темного Лорда.
И вот он пытается жить среди картин Дамблдора, кресел Дамблдора, книг Дамблдора, шкафов Дамблдора, пытается, хоть и безуспешно, спать на кровати Дамблдора.
Снейп снимает мантию и сюртук, медленно и аккуратно переодевается в свою старую серую ночную рубашку и ложится на кровать – в самую сердцевину гриффиндорского многоцветия, в котором, он это знает, сам выглядит уродливым монохромным пятном. Будто брак на цветной пленке.
Да и что вся его жизнь, если не ошибка? Брак. В этой наполненной немагическими вещами спальне есть все же один волшебный предмет. За резной спинкой кровати стоит, завернутое в старую мантию Альбуса, зеркало Еиналеж.
Снейп вспоминает, как впервые замер перед ним, разглядывая живую, счастливую, полную любви Лили Эванс и себя в черном фраке жениха. Он сидел на полу на коленях, глотая слезы, и ему хотелось провести перед этим зеркалом всю оставшуюся жизнь – но Дамблдор, конечно, не мог этого позволить: «Нельзя погружаться в прошлое, Северус – надо думать о будущем! У Лили растет сын!». А Снейп понимал, что у него нет никакого будущего.
Через несколько лет, когда они прятали в зеркале философский камень, он еще раз заглянул туда. И поразился увиденному – там оказался корчащийся в муках Сириус Блэк. Блэк, который тогда уже (или все еще) пребывал в Азкабане и, испытывал, надо думать, практически эти самые муки. Приглядевшись, Снейп понял, что Блэк корчится под лучом его, а не чьей-то еще волшебной палочки. Месть – вот все, что еще держит его в жизни. Все, что ему осталось.
Больше он в Еиналеж не заглядывал.
Снейп еще долго лежит без сна, закрыв глаза, вытянувшись и не шевелясь. Его худое тело, по горло закрытое плотным, тонким лиловым одеялом прямо посередине кровати, похоже на мумию. На левом виске – бьется жилка. Он еще жив. Он пока еще жив.

***
Перед рассветом, когда небо в слуховом окне над кроватью посветлело и из черного сделалось грязно-серым, Северус Снейп встал и оделся. Он намеревался прогуляться по школе и, возможно, удержать еще каких-нибудь гриффиндорских идиотов от опрометчивых поступков. Уже собираясь выйти из спальни, он вдруг услышал какой-то шум в кабинете. Резко распахнув дверь, он едва не засмеялся – девчонка Уизли, Лонгботтом и еще Лавгуд из дома Равенкло пытались спрятать за спинами ослепительно сияющий меч Годрика Гриффиндора, только что вынутый ими из стеклянной витрины, осколки которой рассыпались по всему кабинету.
Заклинанием Снейп запер дверь и долго орал на идиотов, пытаясь не столько докричаться до их разума (он не мог не понимать бесполезность этой затеи), сколько выплеснуть эмоции, долго копившиеся и мешающие контролировать свое ежедневное существование.
Конечно, после того как «преступникам» было назначено наказание и они, ухмыляясь украдкой, убрались восвояси, портрет Дамблдора сказал много правильных слов о терпении, о педагогическом такте и вежливости, но Снейпу уже было все равно. Он, блаженно улыбаясь и не обращая ровно никакого внимания на излияния убиенного директора, сварил себе крепкого кофе в латунной турке, похожей на миниатюрный котел для зелий – единственной вещи, которую он взял с собой из подземелий. А потом собрался с наслаждением выпить его, сидя в спальне в глубоком кресле напротив большого резного платяного шкафа с зеркалом.
Однако, как только он, прикрыв от удовольствия глаза, уселся в кресло, держа в руке маленькую фарфоровую чашечку, раздался резкий смех, сразу наполнивший его слюну желчью.
Снейп вздрогнул и вскочил на ноги, пытаясь стряхнуть с брюк горячий кофе.
– Черт возьми, что это?!
– О, Нюнчик! Не сквернословь! – Из зеркала на Снейпа весело смотрел Сириус Блэк собственной персоной и не сдерживал своего лающего смеха.
– Блэк? – Снейп справился с первым спонтанным испугом и наставил на зеркало волшебную палочку.
– О, успокойся, успокойся, Нюниус, я ничего тебе не сделаю, – Блэк поднял ладони, – видишь, я безоружен, у меня и палочки-то нет!
Но Снейп в ту же секунду ударил по зеркалу заклинанием, и хрупкое стекло рассыпалось с хрустом и звоном на мелкие серебряные осколки, обнажив деревянную березовую подложку в шкафу красного дерева.
«Дешевка, – подумал Снейп. – Впрочем, с Блэком всегда так». Он долго проверял шкаф и зеркальные осколки на наличие посторонней магии, но так ничего и не нашел – или магия была совершенно иной природы, чем та, которую он знал, или... Или воскресший Блэк ему пригрезился.

***
Вечером того дня Снейп принял приличную дозу зелья сна без сновидений, чтобы наконец выспаться и исключить повторение подобных досадных выходок своей явно расстроенной психики.//Чуть ниже будут появления.
Однако, к его досаде, это не помогло, и Блэк продолжил свои внезапные появления в различных отражающих поверхностях: зеркалах, столешницах, стеклянных дверцах шкафов и даже окон по ночам.
Блэк его бесил. Всегда бесил, еще при жизни – отчаянной бесшабашностью, отсутствием представлений о норме и границах дозволенного. И продолжал бесить теперь – бесцеремонностью, «оригинальной» манерой говорить в лицо самые неприятные вещи, глупыми шутками, сквернословием.
Снейпа злило, как хорошо Блэк выглядел – его вьющиеся волосы, с седой прядью у левого виска, лежали ровными локонами; морщинки, лучившиеся от глаз, когда Блэк смеялся, казалось, только молодили его. Он был одет в какой-то домашний халат, похожий на тот, в котором Снейп видел его в последний раз в доме на площади Гриммо, когда пришел сообщить о глупой выходке Поттера.
Они традиционно сцепились в тот вечер – отчасти Снейп чувствовал себя виноватым в том, что Блэк сломя голову полетел в Министерство за подвигами. Но намеки на его, Блэка, бездействие в борьбе были единственным, чем этого «славного» Мародера можно было достать. А достать его Снейпу всегда очень хотелось – он просто как ребенок радовался, когда удавалось вывести Блэка из себя.
Зато теперь Блэк, по-видимому, мстил – из себя выходил, как правило, Снейп, а Блэк только ржал, медленно прохаживаясь в темном высоком окне или в зеркале над умывальником.
Он рассказывал Снейпу о Лили: о том, как она любила Поттера, как была счастлива. Снейп злился, но не слушать – не мог. Со временем (он бы не признался в этом даже себе самому) его любовь как-то поистерлась, потускнела, и он стал дорожить любым воспоминанием о своей любви, даже полученным от Блэка.
– Где ты был сегодня, Снейп? – почему-то Блэк в последнее время перестал называть его школьным прозвищем.
– Не твое дело, убирайся!
– Мммм... – притворно задумался Блэк, – ну-ка, ну-ка... И как там, на Гриммо, очень пыльно? Что интересного ты там нашел, а, господин директор, сэр?
– Пошел вон! Не твое дело!
– Ты повторяешься, Снейп, тебе не кажется? Зачем ты порвал фотографию, а?
Снейп судорожно нащупал в кармане обрывок фото, хрустнувший под его пальцами.
– Сидел там, рыдал как мальчишка! Слушай Снейп, если бы ты смотрел на свою Лили внимательно – ты бы понял, что она счастлива с Джеймсом и Гарри…
– Заткнись!– зашипел Снейп, – Заткнись!
К собственному сожалению Снейп знал, что весь его гнев в адрес Блэка бесполезен – на того не действовали заклинания, и, уж конечно, не действовало шипение Снейпа.
Поэтому он просто уселся в кресло и постарался не обращать на Блэка внимания. Потом все же вынул слегка помятую фотографию и посмотрел на Лили – она, действительно, то улыбалась ему, то, слегка недоуменно оглядывалась на оборванное плечо Поттера. Может, она и была тогда счастлива...
– Ты не виноват...
– Что? Ты совсем ополоумел, Блэк?
– Ты не виноват в ее смерти...
– О, Мерлин, Блэк! Как я устал повторять, что это не твое дело!
– Вот и не повторяй. Всегда считал тебя понятливым, хотя и редкостным уродом! – И Блэк в очередной раз рассмеялся, прислонившись к раме окна.

***
Северуса Снейпа мутило.
Но сегодня он должен спуститься в обеденный зал Хогвартса во что бы то ни стало: он пропустил уже два дня и, в конце концов, такое долгое отсутствие директора может стать опасным – Макгонагалл наверняка поцапается с Кэрроу.
Надо спускаться. Хотя кусок в горло ему явно не полезет – так тошно... Что с ним такое? Может, кто-то отравил эту комнату медленным ядом? Да, нет, это смешно – яд бы он почувствовал.
Снейп решительно поднялся и подошел к небольшому круглому зеркалу в черной раме, висевшему над умывальником:
– Ты все еще здесь? Отвали и дай мне посмотреть на себя!
– О, Снейп, ты выглядишь ужасно, и смотреть на тебя противно, так что обойдешься без своей долгоносой физиономии. Да ты не волнуйся, даже если ты посинеешь – никто не заметит! – И Блэк в зеркале расхохотался, запрокидывая голову и противно дергая кадыком.
– Слушай, ты, дохлятина! Отвали от меня! Убирайся!
– Снейп, – Блэк вальяжно оперся о край зеркала, – мы с тобой уже это обсуждали. Ты не видел, как я умер, так что не смей считать меня мертвым. Ого! – Блэк отскочил от удара снейповского кулака. – Это тоже уже вообще-то было, Снейп. Так от меня не избавишься!
– Как?? Черт возьми, скажи как – и я, клянусь потрохами Поттера, сделаю это!
Блэк опять захохотал, и, так и хохоча, ушел куда-то в клубящуюся тьму позади себя. В мутном стекле Снейп разглядел свое тусклое отражение. Вообще-то, Блэк был прав – его вид волнует окружающих в последнюю очередь.
Снейп открыл холодный кран и постоял немного, глядя на убегающую в темное отверстие воду. Потом намочил руки и лицо, надеясь хоть ненадолго избавиться от тошноты. От рук, прижатых к лицу, пахло какой-то рыбой. Мерлин, какая дрянь...
Надо идти.
Снейп одернул рукава сюртука и стремительно вышел за тяжелую резную дверь.
Сидя в своем кресле, он мрачно наблюдал за тем, как ежатся под его взглядом ученики, как наполняется гневом Макгонагалл, как Амикус Кэрроу досадует на директорское присутствие, сдерживающее похотливую душонку этого садиста.
Пережить надо только полчаса обеда, потом он пойдет прогуляться в Запретный лес – теперь только там можно отдохнуть и от школы, и от своего незваного собеседника.
Внезапно синий глаз Блэка подмигнул ему с ярко начищенного домовиками серебряного бокала – странно, но Снейпу стало смешно. И он ухмыльнулся, не обращая внимания на то, как улыбка на его лице действует на присутствующих.

***
Мерлин побери эти хорошие воспоминания! Они были не нужны в течение двадцати лет – и вот, когда нужно – ни черта!
Северус Снейп стоит перед зеркалом резного шкафа, которое, наконец, починили домовики, и пытается застегнуть сюртук – впервые за много лет пуговицы отказываются слушаться. Сириус Блэк в зеркале недоуменно следит за дергающимися пальцами директора.
– Сев, ты, главное, не волнуйся! Тут ведь надо просто сосредоточиться!
– О, Мерлин, Блэк, заткнись! Взял бы меч, истинный гриффиндорец, и отнес бы своему драгоценному крестнику!
– Ты же знаешь, Сев, что я не могу, – почти весело отвечает Блэк. – И кстати, я рад, что ТЫ можешь сделать это вместо меня!
– В том то и дело, Блэк, что я не могу! Я не могу прийти к Поттеру и сказать: «Я принес тебе меч Гриффиндора, чтобы ты отсек им мою поганую сальноволосую голову!»
Блэк расхохотался:
– О, Севви, твое чувство юмора бесподобно!
– Не подлизывайся!
– Слушаюсь, сэр!
Снейп, наконец, справился с застежками и, вздохнув, вновь взял палочку, лежавшую на лиловом покрывале кровати. «Экспекто Патронум». Только слабый серебряный свет, жалкий, как и он сам! Черт возьми!
– Может, попробуешь вслух?
– О, ты, конечно, эксперт по Патронусам... Экспекто Патронум!
Опять тоненькая серебряная струйка вырвалась из палочки Снейпа и, закрутившись в небольшое колечко, медленно растаяла.
– Это безнадежно! Нужно придумывать что-то другое!
– Не нужно – это замечательный план и у тебя все получится! Вспомни что–то очень хорошее, ну!
– Блэк, ты все-таки идиот, каких мало! Ты думаешь, я не пытаюсь! Я всегда вызывал Патронуса, вспоминая нашу первую встречу с Лили...
– Вспомни сейчас...
– Не могу – я все помню – солнечный день, качели, даже ее сестру-магглу, а вот Лили... я... – Снейп остановился, переводя дух, прежде чем произнести эти невозможные слова: – Я не помню ее. Почти.
– Ну, – осторожно начал Блэк, – она была солнечная, даже когда сердилась. Она была полна жизни и магии. Да, именно так. Магия светилась в ее глазах своим теплым, зеленым светом. И она была тогда в сиреневой ситцевой блузке в маленьких розовых цветочках. А ее широкая юбка взлетала, как крылья, когда она качалась на качелях. И солнечные лучи пробивались сквозь пряди ее огненных волос и слепили твои глаза – ты ничего и никого не видел кругом с того самого дня... Вспомни, что ты был тогда полон надежды и радости – несмотря ни на что, ты был тогда чист
– Экспекто Патронум.
Серебристая лань вырвалась из волшебной палочки Снейпа и зацокала маленькими копытами по полу спальни.
Снейп бросил на нее быстрый взгляд и стремительно вышел в директорский кабинет, даже не спросив Блэка, откуда тот так хорошо знает его, Северуса Снейпа, личные воспоминания.
В кабинете, Снейп все так же стремительно, сбив по пути кресло, прошел мимо пустого круглого стола и впервые за многие месяцы в упор посмотрел на портрет Дамблдора:
– Вы по-прежнему не хотите сказать мне, почему Гарри непременно должен получить меч?
– Пожалуй, нет, – ответил портрет Дамблдора. – Он сам разберется, что с ним делать. Будь очень осторожен, Северус, боюсь, они тебя могут плохо встретить после истории с Джорджем Уизли.
– О, не беспокойтесь, Дамблдор, – ответил Снейп, отворачиваясь, – у нас есть план.

***
– Дамблдор, Темный Лорд разрушил вашу гробницу.
– О, Том сам не знает, что творит, сам не знает...
– Я хочу знать, Дамблдор, зачем ему это, – Снейп вышагивал по кабинету, нервно теребя в руках свою палочку из черного дуба. – Зачем, Дамблдор? В конце концов, именно вы, так сказать, поручили мне школу – я имею право знать о том, что происходит на вверенной мне территории.
– Но, Северус, откуда я могу знать намерения Тома?
– Только не говорите мне, что даже не предполагаете, зачем ему это! Вы всегда утверждали, что доверяли мне...
– Я доверял и доверяю тебе, Северус. Скорее всего, Том забрал мою палочку...
– Вашу палочку?! – Снейп остановился, пораженный еще смутной догадкой. Несколько секунд он стоял так, замерев, и на его бледном лице не отражались никакие эмоции. Потом он стремительно подошел к стеклянной витрине и посмотрел в нее, будто бы вглядываясь в свое отражение:
– Вот твой хваленый Дамблдор! – с усилием произнес он вдруг, – Я предназначен на убой, как и Поттер. Это бы ничего, – он повысил голос, – но я бы хотел умереть с открытыми глазами, зная, за что умираю.
Стороннему наблюдателю Снейп сейчас мог бы показаться сумасшедшим, разговаривающим с самим собой: смертельно бледное лицо, подрагивающие губы, пронзительный черный взгляд:
– И каким образом я смогу передать Поттеру информацию о хоркруксе? – Снейп с трудом оторвал взгляд от стеклянной витрины и посмотрел на портрет Дамблдора: – Вы задали. Мне. Трудную. Загадку.
– Северус, мальчик мой, – начал Дамблдор, но Снейп не стал дослушивать его и, резко развернувшись, вышел из кабинета.
– Сев, не обращай внимания. Дамблдор всегда был хитрецом и исподтишка руководил всеми, в том числе и тобой. Но он делал это во имя нашей победы, это же ясно!
Снейп упал на кровать, смяв покрывало, сбросив лиловые подушки на пол. Несколько минут он лежал в полном молчании, не обращая никакого внимания на Блэка, все говорившего и говорившего о добрых намерениях Дамблдора. Потом он вдруг спросил, неожиданно высоким, срывающимся голосом:
– Блэк, ты хотел бы жить?
– Это вопрос философский, Сев...
– Ты хотел бы жить? Радоваться тому, как мужает сын Джеймса – он мог бы обзавестись семьей, детьми... Ты и сам бы мог обзавестись детьми, Блэк. Как тебе перспектива? Например, продолжить род Блэков еще одним гриффиндорцем назло предкам. Маленький кудрявый черноволосый мальчик с синими глазами и непокорным взглядом – он мог бы вдохнуть жизнь в твою пыльную берлогу на Гриммо. Как бы ты назвал сына, Сириус?
– Я бы хотел дочку...
– Лили, – произнесли Блэк и Снейп одновременно.
Печально усмехнувшись, Снейп поднялся с кровати и, брезгливо отряхиваясь от пыли, вытащил из глубины и темноты громоздкий прямоугольный сверток, перевязанный в нескольких местах старой лентой от упаковок лимонной карамели.
Блэк с тревогой наблюдал не столько за его действиями, сколько за выражением его лица.
Наконец, Снейп достал Еиналеж и установил его, прислонив к стойке балдахина. Зеркало даже под истрепанной лиловой материей покрылось толстым слоем пыли и теперь ничего не отражало. Снейп поднял первое, что попалось под руку, – лиловую атласную подушку – и протер стекло на уровне своего лица. Однако пыль, казалось, въелась в Еиналеж и испортила зеркало.
Снейп потер стекло рукой.
Блэк за его спиной тихо охнул.
Зеркало ничего не отражало – только коричневую клубящуюся муть.
Снейп стоял перед зеркалом, опустив голову. Черные волосы закрыли его лицо.
Потом он медленно поднял с пола покрывало, превратившееся в совсем уж грязную тряпку, и осторожно прикрыл зеркало. Не обернувшись к Блэку, Снейп также медленно покинул спальню, миновал кабинет, спустился по лестнице, подошел к высокому окну в коридоре и только тут поднял голову: по темнеющему небу бежали темные, почти черные облака с алыми подбрюшьями, окрашенными заходящим солнцем.
Красные солнечные лучи упали и на бледное лицо Снейпа, оставив на нем свой кровавый отсвет.

***
В Запретном лесу было тихо. Но это не была мирная ночная тишина – не слишком далеко погромыхивала канонада битвы за Хогвартс.
Северус Снейп не участвовал в битве – он сидел под огромным старым вязом, прислонившись к старой вековой коре спиной и вытянув ноги вдоль небольшого озерца, образованного маленьким и вялым лесным потоком, подтопившим корни дерева.
Палочка Снейпа лежала рядом на земле, а в правой руке он небрежно вертел маленький черный сморщенный камушек – безоар. Глаза Снейпа следили за перемещением камня в тонких пальцах, но мысли его, очевидно, были далеко и от безоара, и от леса, и от битвы...
Внезапно его лицо изменилось – он, казалось, принял наконец какое-то важное решение. Его пальцы в последний раз подбросили безоар и быстро поймали его. Он приподнялся и наклонился над водой, вглядываясь в черную гладкую поверхность.
Синие глаза Блэка встретились с черными, похожими на эту самую воду лесного озерца.
– Ты не должен!
– Не должен!
– Но...
– Лили умерла, Блэк, ты тоже умер. Дамблдор, – Снейп едва заметно поморщился, – тоже. Чем я лучше?
Сзади послышались торопливые шаркающие шаги, и дрожащий голос Малфоя прошелестел что-то о том, что Снейпа зовет к себе хозяин.
– Он в Воющей Хижине, Снейп, не заставляй его ждать.
Но Снейп, казалось, не обратил ровно никакого внимания на дрожащего Люциуса. Он поднял палочку с земли и поднялся на ноги:
– Знаешь что, Блэк? – произнес он, глядя в черное небо, – Где бы... Кто бы ты ни был – да пошел ты!
И Снейп расхохотался отрывистым лающим смехом, запрокинув голову. Потом бросил маленький камушек прямо в черную гладь озерца, отчего оно подернулась быстро тающими кругами, и повернулся к Малфою:
– Пойдем.