Если я и нужен только ей, Если ей важна моя забота… Бедность – как свобода от вещей И любовь – свобода от свободы.
Рокатен "Волк в стеклянном шаре"
*** Тонкс всегда предпочитала мужчин постарше. Выяснилось это еще в раннем детстве, когда она влюбилась одновременно в двоих и долго не могла определиться, за кого же ей выйти замуж, когда вырастет. Вообще-то их было четверо – мамин двоюродный брат Сириус и его неразлучные друзья, но двух маленькая Дори отмела сразу же за непригодностью. Низкорослый пухлый Питер с острым носиком и кривой улыбочкой вообще не рассматривался как вариант, а симпатичный, живописно лохматый Джеймс всегда приходил с красавицей Лили, поэтому его тоже смело можно было вычеркивать: Дори уже тогда решила для себя, что занятые мужчины – это не для нее. Оставались Сириус и Ремус. Один – шумный и яркий, как фейерверк на день рождения Мерлина, другой – спокойный и уютный, как любимый Дорин плюшевый мишка. Выбрать было решительно невозможно, и Дори очень мучилась и страдала по этому поводу. А потом вдруг оказалось, что все ее страдания были совершенно глупыми и несерьезными, потому что случилась настоящая беда – и из жизни Дори исчезли оба любимых мужчины. Беззаботное детство закончилось – его смыло потоками маминых слез, придавило болью в груди, от которой было невозможно дышать... Почему к ним больше никогда не придет Сириус, Дори понимала, хотя думать об этом было очень-очень страшно. Но Ремус, который не совершал никаких ужасных преступлений и которого не сажали в тюрьму, тоже исчез – и вот этого девочка никак не могла понять. Целый месяц она изводила маму расспросами, куда же делся Ремус и почему он больше не приходит к ним в гости. Мама пыталась отвечать уклончиво – что, мол, она и сама толком не знает, что, может, он еще заглянет, но неизвестно когда, но в конце концов настырная дочка все-таки приперла ее к стенке и получила внятный ответ. - Понимаешь, Дори, Ремусу сейчас очень больно из-за того, что случилось с его друзьями. И он не желает ни с кем делить эту боль. Тем более с нами – мы всегда будем напоминать ему о Сириусе. Я пыталась поговорить с ним, позвать его к нам – но он не хочет. И не может. Иногда людям просто нужно побыть в одиночестве, их нельзя насильно заставить общаться. Тем более Ремуса – у него всегда были проблемы с общением, с его ликантропией… - Что такое ликантропия, мама? Это как бабушкина гипертония? Гипертония – знакомое, понятное слово. Это когда бабушка жалуется на тяжесть в голове, лежит в постели и пьет лекарства, а дедушка меряет ей давление каким-то странным прибором с резиновой грушей. Но оказалось, что ликантропия – это совсем другое. Сколько Дори ни пыталась после маминых объяснений представить себе, как Ремус – такой привычный, уютный, добрый Ремус – превращается раз в месяц в страшное чудовище, у нее ничего не получалось. Она потом еще думала об этом – сначала часто, а потом все реже и реже, и в конце концов почти совсем забыла свою первую любовь: время шло, и ранние детские воспоминания все больше терялись в дымке прошлого, заслоняясь новыми впечатлениями.
*** За первый год учебы в Хогвартсе в ее жизни случилось два главных события. Она окончательно превратилась в Тонкс и снова влюбилась. Замена имени произошла легко и очень естественно. Ее и в начальной школе часто звали по фамилии, и ей это нравилось. А в Хогвартсе она вообще лишний раз старалась данное мамой имя не упоминать. Нимфадора, на ее взгляд, звучало ужасно, а ласковое Дори осталось дома, с мягкими игрушками, запахом любимого папиного Эрл Грея по утрам и шоколадного печенья, которое мама пекла каждую субботу. Тонкс же звучало ярко, коротко и решительно – и в то же время тонко, как треньканье ложечки о стенку фарфоровой чашки. Это было ее имя – оно сидело на ней как влитое. Влюбиться тоже оказалось – ничего сложного. В самого популярного парня на факультете, красавца-семикурсника, ловца гриффиндорской сборной по квиддичу. Во время первого же матча восторженная первокурсница успела от волнения побывать красно-, сине-, зелено-, фиолетово- и желтоволосой, отбила себе все ладони и сорвала голос от воплей поддержки. А как красиво ее герой поймал снитч, вынырнув из головокружительного пике и схватив его прямо перед носом у слизеринского ловца-раззявы! Ну разве можно было в такого не влюбиться? Тонкс молча прострадала весь первый курс, а на втором вдруг выяснилось, что страдать больше не по кому. Предмет ее мечтаний благополучно выпустился и отчалил во взрослый мир, а гриффиндорским ловцом стал Чарли Уизли. В Чарли влюбиться было решительно невозможно – Тонкс даже смешно было думать об этом. Она знала его до последней веснушки на носу и царапинки на вечно ободранных коленках. В самом нежном детском возрасте (кажется, им тогда было года по три) Чарли показывал ей, как нужно писать стоя, и ловил сачком головастиков для ее фирменного пирога из грязи и песка (головастики, разумеется, играли роль декоративных розочек по бокам). Определенно, с таким человеком можно было только дружить. И Тонкс дружила – у нее вообще всегда лучше складывались приятельские отношения с мальчишками. Чтобы дружить с девочками, думала она, нужно быть такой, как мама: аккуратной и изящной, с плавными движениями и идеально отглаженной мантией. А она… Она, наверное, была какой-то неправильной девочкой. Потому что девочкам не подобает вечно спотыкаться, опрокидывать стулья, ляпать кляксы на пергамент и топить черпак в котле с практически готовым зельем. Девочки чинно гуляют после занятий и по выходным на берегу озера, а не лезут в его холодные воды на спор – ночью, да еще и голышом! И не целуют – на спор же – домового эльфа, предварительно тайком проникнув на хогвартсовскую кухню. Нет, никогда, никогда она не станет похожей на маму! Хотя быть неправильной девочкой тоже неплохо – скучать, во всяком случае, не приходится. Так что Тонкс не расстраивалась. На третьем курсе она попробовала было увлечься Биллом Уизли (опять эти Уизли! Ну просто никуда от них не деться!), но очень быстро поняла, что это бесполезно. Новоиспеченному старосте нравились исключительно блондинки, а Тонкс, хоть и могла в любой момент обернуться блондинкой внешне, в душе не стала бы ей никогда – так какой смысл пытаться? Поэтому она, недолго думая, переключила свое внимание на совсем взрослых мужчин. Дамблдор был все-таки староват, Хагрид великоват, Флитвик, наоборот, мелковат, а Снейп вызывал только одно желание – утопиться в котле вслед за черпаком (а еще лучше – утопить там самого профессора). Зато новый учитель по защите оказался вполне подходящей кандидатурой. Он был, правда, не очень-то молод, лысоват и к тому же слегка прихрамывал (по слухам, после не слишком удачного опыта общения с гиппогрифом), но Тонкс это не волновало. Новый учитель здорово вел уроки, интересно рассказывал обо всяких опасных существах и объяснял, как с ними нужно бороться. Тонкс была совершенно очарована – то ли учителем, то ли все-таки прежде всего самим предметом, – и весь год сверлила с первой парты объект своей влюбленности обожающими взглядами (чего тот, впрочем, решительно не замечал). Длилось это до самого мая, пока они не дошли по программе до оборотней. Этот урок оказался для Тонкс роковым. Быстренько закидав класс практическими советами по поводу того, по каким признакам отличить оборотня от обычного волка и что делать, встретившись с ним в лесу, учитель перешел к общим разглагольствованиям и долго, со вкусом рассуждал о том, что оборотни – люди только с виду, а на самом деле – темные и опасные существа, что относиться к ним следует соответственно и лично он всячески поддерживает те группировки в министерстве, которые пытаются провести закон об официальном запрете принятия оборотней на работу и насильственном переселении их в резервации. - Запомните: если вы когда-нибудь встретите оборотня в человечьем обличье, не обманывайтесь: перед вами не человек, а чудовище, опасное и злобное животное. Как бы он ни маскировался, его звериная сущность все равно рано или поздно себя проявит. Поэтому лучше вообще не вступать в общение с этими тварями. Опасайтесь их, игнорируйте, исключите с ними все контакты – ради собственного спокойствия и безопасности. И тут Тонкс не выдержала. Все время, пока учитель говорил, она вспоминала. Оказалось, что все счастливые моменты ее детства, связанные с Ремусом, из памяти никуда не делись – их только слегка припорошило новыми впечатлениями, но они словно только и ждали подходящего момента, чтобы всплыть на поверхность во всей яркости. И мягкий взгляд проницательных глаз, и широкая теплая ладонь, уверенно и ласково лежащая на ее макушке, и сладость подаренной плитки шоколада с изюмом и орехами, и их последний танец под Cry Baby Cry, когда она стояла босыми ногами на его ботинках, а руки Ремуса так надежно и нежно обнимали ее за талию… Она вскочила со стула и закричала: - Вы все врете, врете! Вы не имеете права так говорить! Волосы ее побелели от гнева, глаза метали яростные молнии. Учитель, весь год не замечавший ее влюбленных взглядов, теперь совершенно отчетливо ощутил исходящую от нее волну ненависти – и даже испуганно попятился. Тонкс потом не могла вспомнить, что именно кричала ему тогда. Но определенно это было что-то совершенно из ряда вон выходящее – судя по взглядам, которые долго еще потом кидали на нее одноклассники, шепотом приговаривая: «Ну ты даешь!» Преподаватель, впрочем, быстро опомнился, заткнул ее Silencio и назначил взыскание в виде отработок у Филча до конца учебного года. Тонкс приняла наказание с мрачным удовлетворением и больше не влюблялась в учителей по защите – до самого конца учебы в Хогвартсе. Она вообще больше ни в кого в школе не влюблялась. Был, правда, у нее на пятом курсе роман с семикурсником-равенкловцем, но она и сама относилась к нему несерьезно, к тому же и длился он совсем недолго. Рассталась она с равенкловцем опять-таки из-за оборотней. Точнее, из-за аврората и оборотней. Точнее… В общем, виновата во всем была профессиональная ориентация. Тонкс как раз тогда, перед СОВами, окончательно определилась, что пойдет в авроры. Не то чтобы она раньше в этом сильно сомневалась – ей всегда хотелось быть такой, как папа (раз уж такой, как мама, стать все равно никогда не получится). А папа отдал аврорату лучшие годы жизни – и только совсем недавно ушел в отставку, открыв симпатичный музыкальный магазинчик на Диагон-элли. В общем, будущая профессия была окончательно выбрана, и Тонкс сообщила об этом своему парню. Тот скривил губы и заявил, что, по его мнению, в аврорат суются только ненормальные – работаешь по ночам, выходным и праздникам, постоянно рискуешь собственной шеей, да еще и получаешь за это смешные деньги. То ли дело он – уже договорился о том, что двоюродный дядя возьмет его в частную лабораторию зельеварения, где как раз завершаются разработки экспериментального антиликантропного зелья. - Ты только представь себе, какая это золотая жила! Вот, например, родители, ребенка которых укусил оборотень. Да они последние деньги отдадут, из дома все вынесут и в ломбард заложат, лишь бы облегчить страдания своего драгоценного чада. У нас отбоя не будет от клиентов – и работа непыльная, и доход – будь здоров. В лицо Тонкс ему не плюнула – удержалась. Оплеуху, правда, все-таки залепила. Вот и вся любовь. - Да у тебя, мать, просто пунктик какой-то на теме оборотней, – хмыкнул Чарли, отрывая взгляд от увлекательного чтива «Крылья, чешуя и хвост». Это было чуть позже, в гриффиндорской гостиной, когда Тонкс, оживленно жестикулируя, рассказывала ему, каким ее парень оказался меркантильным гадом. - Да нет же! Просто я терпеть не могу, когда люди так цинично готовы наживаться на чужом горе! – воскликнула она. Но сама призадумалась. В чем-то, наверное, Чарли был прав.
*** Если бы Тонкс сказали заранее, с кем и при каких обстоятельствах она расстанется с девственностью, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. И все-таки жизнь на редкость непредсказуема, вечно выкидывает что-нибудь эдакое… Так уж, видимо, было записано в книге судьбы Тонкс – «выпускной вечер, лучший друг, скользкий пол в ванной для старост» – пришлось отрабатывать. Тот день начался с крупной неприятности. Линда – девушка Чарли, с которой он встречался последние полтора года, в последний момент наотрез отказалась пойти с ним на выпускной бал. Причина отказа была самая тривиальная – другой парень, но чтоб не выглядеть такой уж сволочью, она попыталась выдумать еще одну – такую, чтоб вина пала и на плечи самого Чарли. - Ты так любишь своих драконов – вот и живи с ними, – заявила Линда. – Собираешься уехать в Румынию – очень хорошо, а мне-то что делать? Поехать с тобой и пропахнуть насквозь драконьим навозом? Сидеть в Англии и ждать, как Пенелопа, когда ты соизволишь вернуться? Тоже не годится. В общем, не вижу я никаких перспектив в наших отношениях, уж прости… После этого разговора Чарли решительно отгородился от всего мира пурпурным бархатным пологом своей кровати и заявил, что выйдет оттуда только на следующий день, когда пора будет садиться на Хогвартс-экспресс. Но Тонкс, понятное дело, не могла бросить друга в беде. Поблагодарив про себя Мерлина и четырех основателей за то, что девочки всегда могли свободно заходить в спальни для мальчиков, она уселась на ближайшую к Чарли кровать и заявила, что, если тот не выйдет из добровольного заточения, его ожидает импровизированный ночной концерт в режиме нон-стоп. В программе юного дарования были заявлены песни из репертуаров Энгельберта Хампердинка, Хулио Иглесиаса, Тома Джонса, Weird Sisters и даже – о ужас! – Селестины Уорбэк. Видимо, именно упоминание последней оказалось для Чарли решающим аргументом в пользу того, чтобы вылезти из-за полога. Впрочем, скорее всего, все-таки на него подействовала сама угроза прослушивания песен в исполнении Тонкс. Эту пытку мог выдержать не каждый – ведь у очаровательного метаморфа отродясь не было ни голоса, ни слуха. Бдительно проследив, чтобы друг не завалился обратно в кровать и оделся на выпускной, Тонкс отправилась в собственную спальню. Натянув присланное мамой серебристо-серое платье на тонких лямках и с высоким разрезом сбоку, она критически оглядела себя в зеркале. Розовые, торчащие в разные стороны волосы явно к наряду не подходили. Тонкс со вздохом отрастила их до лопаток, сменила цвет на платиновый и, гладко зачесав, стянула в тугой узел. Получилось неплохо, хоть и совершенно не в ее стиле. Ничего, на выпускной сойдет. Мама всегда говорила, что бывают в жизни случаи, когда уместно проявить консерватизм. На балу из них вышла на удивление красивая пара. Чарли, бледный, серьезный и мрачный, выглядел очень неплохо в строгой парадной мантии – и было даже совершенно незаметно, что мантия эта раньше принадлежала Биллу (тот всегда крайне аккуратно носил вещи). На Тонкс же вообще все изумленно оборачивались, словно желая удостовериться, что это именно она, а не какая-то неизвестная ученица Бобатона, занесенная шальным ветром на хогвартсовский выпускной. Самым главным и мучительным для нее было – не навернуться с туфель на высоких каблуках. Целой огромных усилий ей это удалось, и, если не считать немилосердно оттоптанных Чарлиных ног во время вальса и единственного разлитого бокала с пуншем, она вообще весь вечер проявляла чудеса ловкости. Но вот наконец бал остался позади, волосы снова приобрели привычные цвет и длину, туфли были небрежно отброшены в сторону, а сама Тонкс сидела на берегу озера, с наслаждением вдыхая воздух свободы. Ночь была совершенно волшебная. Поверхность озера мягко серебрилась в лунном свете, гигантский кальмар лениво и вальяжно высовывал щупальца, чтобы подобрать очередную брошенную в воду тарталетку, молодая трава приятно щекотала босые ступни, а верный друг под боком не прекращал мрачно вздыхать и дуться. Собственно, последнее-то как раз было сложно назвать проявлением красоты летней ночи – и Тонкс это немного смущало. Она считала, что гармония должна быть полной, иначе какая же это гармония? - Ну Чарли, ну что ты, в самом-то деле? Взбодрись! Она еще тысячу раз пожалеет, что променяла тебя на этого прыщавого хаффлпаффца! Да за тобой в Румынии девчонки толпами будут бегать – выбирай не хочу! Чарли, не отрывая мрачного взгляда от почти полного диска луны, молча нашел ее руку, сжал и слегка похлопал – мол, ценю, друг, попытки меня утешить. Потом вдруг фыркнул, резко повернулся и, приподнявшись на локте, уставился на Тонкс. - А знаешь, что самое смешное? Я у ребят спрашивал – никто сегодня ванной старост пользоваться не собирался. Ну, той, что на шестом этаже, с русалкой. Мы туда с Линдой после бала хотели пойти. Ну, чтобы… В общем. - В первый раз, что ли? – ахнула Тонкс. Чарли покраснел. Тонкс тоже внезапно залилась краской – ну вот, нашла о чем спрашивать, можно подумать, сама-то особо опытная… Внезапно в ее голову пришла гениальная идея. - Слушай, Чарли, а давай я обернусь Линдой – и мы… ну… Чарли почему-то ужасно разозлился. - Тонкс, да ты что! Ты соображаешь вообще, что говоришь? Ты что, правда думала, что я смогу тебя так использовать?! Он с горечью покачал головой и отвернулся. Помолчал немного, потом снова посмотрел на нее. - Да и вообще, ты что, думаешь, ты чем-то хуже Линды? Да ты в сто раз лучше! И характером, и внешне… – Он как-то неопределенно взмахнул рукой, а потом вдруг склонился к ней и поцеловал. Тонкс совершенно обалдела, но на поцелуй ответила. Пол в ванной старост оказался ужасно скользким. То ли потому, что они вылили на него много воды, когда плескались в самой ванне, то ли потому, что на ногах они держались весьма нетвердо – после всего выпитого на балу пунша, заполированного на берегу озера бутылкой огневиски. Последнее было причиной не только скользкого пола, но и крайне смутных воспоминаний, которые остались у Тонкс о той ночи. Кроме разъезжающихся ног и пьяного хихиканья, которое сопровождало весь увлекательный процесс, она еще помнила, как заплетающимся языком отдавала ценные указания: «Да не туда! Повыше чуть-чуть! И сильнее дави, сильнее!» Больно почти не было – было ужасно смешно. А больше всего хотелось смеяться, когда она думала о том, как выглядит со стороны: пьяная, голая, на мокром полу, в компании человека, к которому она всегда относилась исключительно как к другу и который – совершенно определенно – не должен был оказаться в роли ее первого мужчины. Впрочем, это у правильных женщин, таких как мама, и первый раз бывает правильным: в виде брачной (ну, или добрачной – неважно) ночи с любимым человеком. А Тонкс всегда была неправильной девочкой – и теперь вот в результате совершенно неправильного первого раза стала неправильной женщиной. Значит, это судьба, а от судьбы, как известно, не уйдешь. В следующий раз они с Чарли встретились только через год – на вечеринке выпускников, организованной дома у одного из одноклассников. Тонкс приползла туда еле живая от усталости – после летней сессии в школе авроров, а Чарли приехал буквально на пару дней из Заповедника – загоревший и возмужавший. За этот год они обменялись только открытками на Рождество и дни рождения, и теперь, при встрече, между ними возникла какая-то натянутость и отчужденность. У Тонкс это вызывало страшную досаду – она совсем не хотела терять друга детства из-за одной пьяной ночи. Она вообще считала, что эта ночь никак не должна повлиять на их отношения. Ну была и была – можно теперь вспоминать как о милом курьезе. Или не вспоминать вообще. Но у Чарли, кажется, были какие-то другие соображения на этот счет, делиться которыми он, впрочем, не торопился. Весь вечер это невысказанное стояло между ними, не давая вздохнуть полной грудью и расслабиться, пока Чарли наконец не решился поднять животрепещущую тему. - Тонкс, я… Она только этого и ждала. Вскинула руки в протестующем жесте и улыбнулась. - Не надо, Чарли. - Правда? Ты уверена? Но я… - Уверена! На все сто. Не надо. Чарли расплылся в ответной улыбке. - Значит, друзья? - Друзья. Его теплая, шершавая ладонь с россыпью веснушек на тыльной стороне была такой родной, а рукопожатие таким привычным и правильным, что Тонкс зажмурилась от счастья. Друг у нее снова был. Вот любимый по-прежнему никак не желал появляться на горизонте – но Тонкс считала, что у нее еще все впереди.
*** Еще в школе, лет в четырнадцать, она решила, что было бы очень здорово, если бы во взрослой жизни ее обошли стороной две вещи: избавление от нежелательной беременности и роман с женатым мужчиной. Избежать первого было просто – существовали заклинания и надежные зелья, которыми она никогда не пренебрегала. А вот со вторым было, конечно, сложнее. Но Тонкс честно пыталась придерживаться принятого в ранней юности решения. Самым серьезным испытанием оказался Кингсли. Он был ее инструктором в школе авроров – умный, опытный, решительный, чертовски привлекательный, старше ее на десять лет. Ну как в такого не влюбиться? Однако она отчаянно боролась – и все-таки удержалась. «Наставник, старший товарищ, друг. Друг!!!» – твердила она про себя постоянно, когда взгляд против воли соскальзывал с резко очерченных скул на серьгу, поблескивающую в ухе идеальной формы, и ниже – на широкие плечи и крупные, красивые кисти рук, в которых так обманчиво небрежно перекатывалась гибкая ясеневая палочка… Последней точкой во внутренней борьбе Тонкс стало знакомство с женой Кингсли, Мидори. Однажды вечером она зашла за мужем в аврорат – кажется, они потом собирались вместе пойти в ресторан или театр, – и Тонкс на какое-то мгновение забыла, как дышать. Мидори, несомненно, принадлежала к тому типу женщин высокого класса, у которых все в жизни получается правильно. Они правильно ходят – изящной, летящей походкой, правильно сидят, идеально ровно держа спину, правильно смеются – негромко и мелодично, обнажая ровные, белые зубы и слегка встряхивая роскошной массой блестящих волос. Мидори была миниатюрной красавицей с очень тонкой талией (и как только умудрилась восстановиться после рождения близнецов!) и хрупкими запястьями, на которых позвякивали многочисленные серебряные браслеты. Круглое, словно фарфоровое лицо азиатской принцессы было безупречно накрашено, а на длинных и стройных ногах красовались туфли на умопомрачительных шпильках. «Ну Кингсли, ну отхватил, – промелькнуло в голове у Тонкс. – Только вот о чем он с такой куклой разговаривает, интересно?..» Кукла окинула офис аврората оценивающим взглядом – и вдруг уверенно поцокала каблуками прямо к рабочему месту Тонкс. Подошла вплотную и уселась с краешку на стол, изящно закинув ногу на ногу. - Привет! - Салют! – откликнулась Тонкс, с еще большим интересом оглядывая посетительницу. - Ты ведь Тонкс? Мне Кингс про тебя много рассказывал. - Да-а? Это интересно. – Тонкс хмыкнула и, скрестив руки на груди, вальяжно откинулась на спинку стула. – И что же он про меня рассказывал? - М-м… Ты не куришь? – Тонкс покачала головой. – Не возражаешь, если я?.. – Снова отрицательный жест – валяй, мол. Мидори вытащила из пачки тонкую, длинную золотисто-коричневую сигарету и небрежно махнула палочкой – «Хи-но тэ»*. Сигарета очень красиво смотрелась в ее темно-оливковых пальцах с идеальным маникюром. – И что же он про тебя рассказывал?.. Дай-ка вспомнить. Ах, да. Говорил, что ты очень симпатичная, умная, веселая, любишь современную музыку, клево одеваешься. Что у тебя небольшие проблемы с координацией движений… «Какая деликатная формулировка», – пробормотала Тонкс вполголоса, но при этом удовлетворенно улыбнулась. Похоже, Кингсли о ней неплохого мнения. - …А еще что ты метаморф. Я уж заочно обзавидовалась, – продолжала тем временем Мидори. – У меня была подруга метаморф в школе – чего мы только не придумывали с ее способностью перевоплощаться… Один раз она за меня зачет сдала по ёкай – ну, это духи наши местные, японские. Их ужасно много, а у меня тогда роман был в разгаре – не до учебы вообще. Ну, она и решила меня выручить. Вот только тема ей досталась – тэнгу. А она про них плохо выучила. Ну, и такого насочиняла – каких-то безумных историй с эротическим подтекстом… На меня преподаватель потом несколько лет – до конца учебы – косо смотрел. – Мидори широко улыбнулась, и тут выяснилось, что, хоть зубы у нее и правда очень белые, два верхних передних крупноваты и к тому же расположены друг к другу под небольшим углом – словно им тесно во рту. Этот небольшой внешний недостаток сделал ее совсем непохожей на куклу – и окончательно примирил Тонкс с ее красотой. Они поболтали еще минут десять – пока Кингсли заканчивал свои дела, – и за это время успели на удивление многое узнать друг о друге. Тонкс выяснила, что Мидори познакомилась с Кингсли в Японии – тот поступил в школу Авроров не сразу после Хогвартса, а только через два года. Это время он провел в магической школе под Киото – изучал там восточную магию, а заодно вел спецкурс по истории магии европейской. Мидори неплохо знала английский, поэтому записалась на этот спецкурс – и из Японии они уехали уже мужем и женой. К тому моменту как Кингсли наконец освободился и подошел к столу Тонкс за женой, девушки успели договориться, что пойдут на следующей неделе на концерт Weird Sisters, а еще через неделю – на вечеринку в «Дырявом котле» по случаю Вальпургиевой ночи. Так Тонкс впервые в жизни обзавелась подругой, а Кингсли очень быстро превратился для нее, в первую очередь, в мужа Мидори и отца чудесных трехлетних Каори и Сакико, а то, что он еще и крайне привлекательный мужчина, отошло на второй план – табличку «Занято. Руками не трогать» срывать с него больше не хотелось.
*** В тот вечер Тонкс готовилась к предстоящему свиданию гораздо тщательнее, чем обычно. Ей хотелось выглядеть идеально – ведь она идет на встречу с самым главным в ее жизни мужчиной. Такой почетный статус останется за этим человеком навсегда – кто бы ни встретился ей в будущем. И, наверное, здесь нет никакой несправедливости. Ведь ни один мужчина не сможет заменить ей отца – просто потому, что это место уже занято Тедом Тонксом, самым лучшим папой на свете. И вот сегодня они встречаются в кафе Флориана Фортескью, чтобы обсудить одну важную проблему. На недоуменный вопрос Теда, почему Тонкс не может просто зайти к родителям домой и поговорить обо всем на кухне, за чаем с шоколадным печеньем, она ляпнула, что не хотела бы вмешивать маму в обсуждение этой темы – им нужно поговорить «серьезно, по-мужски». Тед в ответ расхохотался. - Это сильно, Дори. А мы-то с мамой думали, глядя на тебя крошечную, что ты вырастешь такой милой, хрупкой и нежной девочкой… Правда, я, честно говоря, и тогда в этом сильно сомневался. И правильно делал – вон ты какая стала. Работаешь аврором, носишь короткую стрижку, требуешь, чтобы тебя все называли по фамилии и хочешь с отцом поговорить по-мужски. Ну, по-мужски так по-мужски, разве ж я против? Поговорить с отцом Тонкс и правда хотела серьезно. Это лето началось крайне тревожно – с упорных слухов о возрождении Волдеморта, яростно опровергаемых официальными властями. В Министерстве было неспокойно – люди шептались в кулуарах и бросали друг на друга многозначительные взгляды. Кингсли на прошлой неделе пригласил Тонкс после дежурства заскочить в «Дырявый котел» пропустить по стаканчику огневиски – и завел неожиданно серьезный и очень осторожный разговор о том, что, по его глубокому убеждению, эти слухи имеют под собой все основания, что Министерство своим бездействием копает могилу всему магическому миру, что в этой ситуации нужно действовать – и он даже знает как. Но Тонкс должна все серьезно обдумать и взвесить за и против – если она согласится присоединиться к противостоящим Волдеморту силам, ей, скорее всего, не единожды придется нарушить данную при поступлении в аврорат присягу верности Министерству. А пару дней назад пришло письмо от Чарли. Это послание поразило Тонкс: обычно Чарли присылал ей коротенькие и простые, как мычание, записки – два-три абзаца о своем житье-бытье в Заповеднике плюс несколько не слишком пристойных анекдотов о драконах. А тут она получила длинное и крайне запутанное письмо, полное намеков и недосказанностей. Все содержание крутилось, опять-таки, вокруг возрождения Волдеморта и недопустимой политики игнорирования, которую избрало Министерство. В заключение Чарли настоятельно советовал Тонкс зайти в гости к его родителям в Нору – они, мол, хотели бы узнать ее позицию относительно происходящих событий и, возможно, сделать ей одно важное предложение. И вот, прежде чем давать окончательный ответ Кингсли и идти на разговор с Молли с Артуром в Нору, Тонкс решила все обсудить с папой. Во-первых, это был человек, чье мнение практически по любому вопросу для нее было, пожалуй, решающим. Во-вторых, несмотря на то что последние несколько лет он отошел от министерских дел и мирно продавал в музыкальном магазине записи популярных групп и исполнителей, он по-прежнему живо интересовался политикой, продолжал общаться с бывшими коллегами в аврорате – и, в общем, явно был в курсе событий. Они сидели на залитой закатным солнцем Диагон-элли и ели мороженое: Тонкс вишневое с шоколадной крошкой, папа – свое любимое фисташковое. Тонкс только что закончила рассказывать о предложении Кингсли и письме Чарли – и теперь ждала, что скажет отец. Тед с ответом не торопился. Он не спеша доел мороженое, облизал ложку и только после этого поднял на дочь глаза. - Дори, ты же понимаешь – только ты сама сможешь принять это решение. Я верю в то, что слухи – это не просто слухи, что Дамблдор не сошел с ума на старости лет. К тому же я доверяю Кингсли и Артуру – они не стали бы поддерживать безумца. Конечно, мы с мамой, как и любые родители, больше всего хотим, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы ты была в безопасности. Но… Похоже, сейчас настают такие времена, когда никто не может быть в безопасности. К тому же стремление отсидеться в тылу никогда не было присуще нашему с тобой факультету… Если ты примешь предложение Кингсли – я буду знать, что ты занимаешься правильным делом. Если останешься лояльна Министерству – я тоже тебя пойму. Но решать в любом случае тебе. И Тонкс решила.
*** Фамильный особняк Блэков на Гриммольд плейс встретил ее ловкой подножкой от подставки для зонтов, воплями дражайшей миссис Блэк, о которой она была наслышана от матери, и знакомым с детства запахом шоколадного печенья. - Грязнокровное отродье предательницы рода! Как ты смеешь осквернять своим присутствием благородный дом моих предков?! Позор! Мерзость! - И вам здрасьте, теть Вальбурга, – пробормотала Тонкс, потирая ушибленный при падении зад. – Приятно познакомиться. Послышался шум задвигаемой портьеры, а затем перед носом Тонкс появилась крепкая мужская рука – явно предлагая помощь в занятии вертикального положения. Тонкс с благодарностью ухватилась за руку и подняла взгляд. Над ней возвышался худой брюнет с серыми, но не холодными, с поблескивающими веселыми искорками глазами, которые глядели на нее чуть насмешливо. - Ну здравствуй, племянница, – произнес голос с легкой хрипотцой, который Тонкс узнала бы из миллиона, хотя последний раз слышала в глубоком детстве. – Выросла-то как! Тонкс смотрела на брюнета во все глаза. Да, перед ней был Сириус – тот самый Сириус, который подхватывал счастливо визжавшую маленькую Дори на руки, щекотал и подбрасывал к потолку. Пусть не такой молодой и ослепительно красивый, каким она его помнила, – но, несомненно, это был он – человек, одним своим присутствием словно зажигавший вокруг сотни разноцветных огоньков. Конечно, Кингсли предупреждал ее, что это его дом, она знала, что встретит его здесь – и готовилась к этой встрече. Но, как выяснилось, все равно оказалась к ней не готова. Ее подхватила такая волна радости, что она, забыв о возрасте и статусе – взрослого человека, ответственного работника аврората, – счастливо взвизгнула, как в детстве, и повисла у двоюродного дядюшки на шее. - Ого! Да и еще и потяжелела изрядно! – довольно хохотнул он. - Еще скажи, что превратилась в толстую корову, – рассмеялась она в ответ. – А помнишь, ты меня на плечи сажал и водил по дому – а я кричала при этом: «Я самая-самая высокая!» Теперь-то небось слабо, а? - Слабо?! Ты, дорогая, не на того напала. Дядюшку на слабо не возьмешь. А ну полезай! Сириус присел и выразительно похлопал себя по плечам. Тонкс не нужно было долго уговаривать. Весело болтая ногами, она проехалась у дядюшки на закорках вверх по лестнице, по анфиладе комнат на втором этаже, и снова вниз – мимо сморщенных голов домовых эльфов, к прихожей, где Сириус аккуратно поставил ее на пол. В этот момент входная дверь распахнулась, и на пороге появилась целая куча народу. Артур, Молли и Билл, Шизоглаз, Кингсли, Мундунгус… Но все они слегка расплывались у Тонкс перед глазами, потому что по-настоящему она видела только одного – бледного, в заплатанной мантии, с проседью в волосах. Он тоже смотрел на нее – узнавая и признавая, – и мягко улыбался. - Здравствуй, принцесса, – наконец сказал он негромко. – Давно не виделись. У нее неожиданно защипало в носу. Он тоже, значит, все помнил – как рассказывал ей истории про Тесея и Минотавра, как дарил шоколадки и рассматривал ее наивные рисуночки с принцессами в золоченых каретах, как приглашал на танец… Помнил, хотя кем она была для него тогда – глупой маленькой девчонкой-метаморфом, которая постоянно опрокидывала стулья и бесконечно задавала дурацкие вопросы… Она и сейчас чувствовала себя такой – маленькой, глупой и неуклюжей, и не знала, что делать. То ли подскочить к нему и начать колотить кулаками по груди, обиженно спрашивая, почему она тогда перестал приходить, почему бросил ее одну? То ли со счастливым визгом броситься на шею, как Сируису? В итоге она не сделала ни того, ни другого. Потому что чувствовала – с ним так не получится. С ним никогда не будет просто, как с Сириусом. Тонкс улыбнулась, пожала ему руку и ответила на приветствие: - Действительно, давно. И тебе салют, Ремус. Очень рада тебя видеть. В этот вечер они долго сидели за длинным столом на кухне Гриммольд плейс и пили чай с шоколадным печеньем, которое не зря так напомнило Тонкс запах детства – Молли призналась, что испекла его по рецепту Андромеды. Орденцы вводили Тонкс в курс дела, объясняли первоочередные задачи и обязанности. Она слушала, вникала, анализировала и запоминала. А еще не могла не думать о двух вновь появившихся в ее жизни мужчинах, в которых так сильно была влюблена в детстве. Она смотрела на них и понимала, что они действительно очень разные, хоть и совсем не такие, как ей казалось когда-то. Сириус совсем не был веселым и беззаботным – годы тюрьмы нанесли на его лицо глубокие тени, прочертили горькие складки у губ. В то же время Азкабан не сломил его – он по-прежнему казался очень цельным, сильным и решительным человеком, все его недовольство было направлено не внутрь, а наружу – на внешние обстоятельства. Казалось, стоит только открыть дверцы клетки, в которой он оказался заперт благодаря внешней опасности и решению Дамблдора, – и тут же разожмется туго скрученная внутри этого человека пружина, и полетит он очертя голову в гущу событий, в самое пекло – гореть, сражаться, жить, вдыхая свободу полной грудью. У Ремуса все было по-другому. Конечно, мягким и плюшевым, каким он когда-то казался Тонкс, его мог счесть только маленький ребенок, не способный разглядеть за легким налетом пушистости стальной каркас. Всего за полчаса разговора за кухонным столом он успел продемонстрировать, как обманчива его мягкость, одной негромкой фразой остановив разгоравшийся между Молли и Сириусом скандал по поводу решения Дамблдора держать Гарри в неведении в Литтл-Уингинг. Не говоря уже о том, как он походя осадил Мундунгуса, слишком увлекшегося пересказом пикантных подробностей своего боевого прошлого. С другой стороны, была в нем, в отличие от Сириуса, какая-то внутренняя надломленность. Теперь Тонкс уже легко могла себе представить, как он при полной луне превращается в чудовище, – она видела в нем постоянную внутреннюю борьбу с этим чудовищем. Зверь побеждал – но только раз в месяц. Все остальное время Ремусу удавалось одерживать над ним верх. Это было удивительно – ведь Тонкс за три года стажировки и год работы в аврорате успела повидать немало оборотней, и практически все они проиграли эту борьбу давно и безнадежно. Тонкс по-прежнему нравились оба мужчины, за которых она когда-то, в раннем детстве, наивно собиралась замуж. И она понимала, что, если выберет Сириуса, с ним все будет легче – как легко было, потеряв голову от радости, броситься ему на шею. Он не будет считать себя недостойным ее, не станет колебаться и искать причины, по которым он мог бы отказаться от молодой и привлекательной женщины, которая явно выражает ему свою благосклонность. Он оказался бы потрясающим любовником – в этом Тонкс не сомневалась ни на секунду. И отношения с ним могли бы стать легкими и необременительными – а расставание естественным и безболезненным. При этом они, конечно же, остались бы родными и близкими друг другу людьми, ведь, единожды попав на орбиту к такой яркой звезде, как Сириус, уже никуда от нее не денешься. С Ремусом же все будет гораздо, гораздо сложнее, причем с самого начала. Этот человек замкнут на жесткой борьбе с самим собой, которая обрекает его на одиночество – горькое, но такое привычное. Попытаться взломать эту замкнутость – задача практически невыполнимая. Но Тонкс была настоящей гриффиндоркой, для нее не существовало невыполнимых задач.
Только молодой и здоровый организм позволил ей дотянуть до весны в таком жизненном темпе. К работе в аврорате, которую никто не отменял, добавились дежурства в Ордене Феникса – и времени на сон в итоге практически не осталось. Под глазами у Тонкс залегли глубокие тени, бледное лицо резко контрастировало с яркими волосами и оттого казалось еще более изможденным. Мама в те редкие выходные, что Тонкс удавалось выбираться к родителям, сокрушенно качала головой, а Молли то и дело всплескивала руками и постоянно подкладывала ей в тарелку кусочки повкуснее. Но вот пришла весна – разлилась ртутью по венам, ударила хмелем в голову, – и недосып с усталостью внезапно потеряли всякое значение, тело словно подключили к резервному источнику питания – летай, твори, люби! Тонкс с Ремусом сидели теплым апрельским вечером на кухне Гриммольд плейс и играли в «Правду или вызов». Больше в доме никого не было, кроме забившегося в свой угол Кричера и поднявшегося на чердак к Клювокрылу Сириуса. - Правда или вызов? – Тонкс бросила на Люпина быстрый взгляд поверх чашки с дымящимся Эрл Греем и с наслаждением сделала глоток. Чай Ремус заваривал отменный. - М-м… Правда. Что бы такого у него спросить? Тонкс лихорадочно перебирала в голове варианты. Разговоры с Ремусом всегда напоминали прохождение запутанного и сложного лабиринта. Туда не ходить, сюда не заворачивать – на то он отшутится, на это отмолчится, а правды все равно не выведаешь, только потопчешься по больному месту. А Тонкс бередить раны Ремуса не хотелось – хотелось, чтобы ему с ней было легко, уютно и спокойно. Так, ладно, сейчас спросит что-нибудь неприличное и глупое… - Э-э… Ты когда-нибудь целовался с мужчинами? Послышался странный звук – это Ремус подавился чаем. Тонкс приподнялась и участливо постучала его по спине. - Ну, так что? - Нет, никогда. – Он поднял на нее смеющийся взгляд. – Правда или вызов? - Правда. - А ты? В смысле, с женщинами? Тонкс слегка покраснела. - Ну, да, было один раз. Но я не знала, что это женщина… Ремус удивленно приподнял бровь. - Ну, то есть это и была не совсем женщина… Вторая бровь взмыла на ту же высоту, что и первая. Тонкс захихикала. - В общем, мы как-то на четвертом курсе тоже играли в «Правду или вызов». И мне выпал вызов – поцеловать домового эльфа. Я потащилась на кухню, а поздно уже было, там свет почти не горел… Нашла первого попавшегося, зажмурилась, чмокнула – а она как заверещит: «Что же это мэм делает?!» Меня долго потом все извращенкой дразнили. Отсмеявшись, они потянулись к вазочке с шоколадным печеньем. Одновременно. И рука Ремуса накрыла руку Тонкс – случайно. И тут же отдернулась, словно дотронувшись до раскаленного утюга. Да что же это – неужели все так плохо?.. Неужели ему настолько неприятно ее касаться?.. Их взгляды пересеклись, и Тонкс задохнулась. В его глазах был написан ответ на все ее вопросы. Желание. Страсть. Отчаяние. Боль. Мгновение – и все чувства снова затянуло непроницаемой пленкой. Перед ней вновь сидел невозмутимый, спокойный Ремус. Вот только теперь она знала, что скрывается за этой маской. - Вызов, – выдохнула она, резко перегибаясь через стол, подаваясь навстречу, находя его губы своими. - Тонкс, мы не можем… – прошептал он минут через пятнадцать, с трудом переводя дыхание. - Что значит не можем? Ремус, пожалуйста, не усложняй. Я ведь не тащу тебя под венец. Никаких обязательств – мы взрослые люди. И пусть это будет одна ночь… - Люди? Это ты человек, а я… Она зашипела, как разъяренная кошка. - Никогда, слышишь – никогда не смей так говорить про себя! И это была одна ночь. И еще одна. И еще. А потом Ремус перевез к ней свои вещи. Хотя что там были за вещи – один небольшой, потрепанный чемодан. Весна вступила в свои права.
*** Потолок в палате больницы Святого Мунго был ослепительно белым. А по центру шла причудливая трещина – толстая и извилистая, и от нее во все стороны разбегались трещинки поменьше. Словно корни многолетнего растения или побеги молодого деревца. Тонкс часами разглядывала эту трещину – а в голове у нее билась, монотонно стуча в виски, одна-единственная мысль: «Лучше бы я умерла». Она, и только она была виновата в смерти Сириуса. Жалкая слабачка. Вместо того чтобы сражаться в полную силу с опаснейшей противницей, выкинув из головы все посторонние мысли, она постоянно думала о фотографии, стоявшей у мамы на каминной полке в спальне. Три девочки: брюнетка и блондинка по бокам, русоволосая по центру. Первая хмурится, вторая дует губки, а та, что в центре, – примиряющее улыбается, обнимая обеих за плечи. Мама очень любила обеих сестер, и до сих пор любит. И Тонкс не могла, как ни старалась, во время битвы забыть об этом – и не видеть в сражавшейся с ней черноволосой фурии девочку с маминой фотографии. И заплатила за эту слабость чудовищную цену. Сириуса больше не было. С этой мыслью невозможно было смириться, она цепко держала за горло, ни на мгновение не отпуская. Боль потери и острое чувство вины разливалось по жилам медленным ядом. Единственным, что заставляло ее как-то барахтаться и пытаться удержаться на поверхности, был Ремус. Он приходил каждый день и приносил цветы – настоящие, не наколдованные, с капельками росы на лепестках. Отцветающая, источающая горький аромат персидская сирень, розы, лилии… Тонкс никогда не спрашивала, откуда он их раздобывал – наверное, рвал по ночам в парках и церковных садах. Сидя рядом с койкой на неудобном, скрипучем стуле, он держал ее за руку и тихо говорил ровные, гладкие, правильные слова, перекатывавшиеся, словно галька, в ее голове. О том, что в случившемся нет ее вины. Что Беллатрикс была опытнее и сильнее, что, в конце концов, исход их поединка решила случайность. И падение Сириуса за завесу тоже было случайностью – трагической, роковой случайностью… Тонкс искала в этих словах малейшие следы фальши – и не находила. Похоже, Ремус действительно верил в то, что говорил. Это утешало. Не притупляло чувство вины – нет, но заставляло думать, что, по крайней мере, он не винит ее в смерти друга. Он не отвернулся от нее, он по-прежнему с ней. Это было единственной ниточкой, уцепившись за которую, она отчаянно пыталась выкарабкаться.
*** Из зеркала на нее смотрела молодая женщина с осунувшимся, бледным лицом, блеклыми, поникшими волосами и помертвевшим взглядом. Время остановилось, прекратило отсчитывать минуты и часы ее непутевой жизни, и не было больше никого и ничего – только сухие, безжизненные слова шелестели в голове, словно опавшие осенние листья, которые нужно сгрести в кучу и поджечь. «…Я с самого начала говорил тебе, что мы не можем… Тебе не по плечам это бремя – быть со мной. Это слишком опасно, это разрушит твою жизнь. Тебя выгонят из аврората за эту связь – и никакой другой работы ты не найдешь, на тебе будет клеймо, ты вместе со мной пойдешь на дно, а ты не должна… Мне только что указали на мое место – среди равных, в стае, куда посылает меня Дамблдор. А тебе место в нормальном мире, среди полноценных людей. Я знаю, тебе больно сейчас. Прости за то, что причиняю эту боль. Но так будет лучше, ты еще поймешь это, обязательно…» На этот раз было гораздо хуже, чем в детстве, когда он бросил ее безо всяких объяснений. Теперь объяснения были – но какой в них смысл?.. Тонкс мысленно направила на них палочку, шепнула про себя Inсendio. Горстка бессмысленных слов вспыхнула и, выжигая все изнутри, осыпалась пеплом. Что делать дальше? Как жить? Чем дышать? Ответов на эти вопросы она не знала. Резкий стук в дверь оторвал ее от безмолвного диалога с зеркалом. Тонкс поплелась открывать. На пороге стояла Мидори – как всегда, элегантная, подтянутая, ослепительно красивая. Рядом переминались с ноги на ногу ее кудрявые девчушки с озорными личиками. - Привет, тетя Тонкс! Пойдем гулять в парк! Она отчаянно замотала головой. - Нет, нет, девочки, я сейчас не могу. Идите без меня… Мидори окинула ее внимательным, оценивающим взглядом. - Значит, так. Даю тебе пять минут. Быстро собираешься и выходишь на улицу. Мы тебя там будем ждать. Мидори в тот день была жестока и безжалостна. Девочки постоянно подбегали к ней, теребили, просили поиграть с ними – но она отвечала: - Ой, нет, я не в настроении сегодня. Поиграйте с тетей Тонкс. И Тонкс приходилось бегать по дорожкам парка, искать прятавшихся малышек Шеклболт за деревьями и под кустами, кричать: «Буду резать, буду бить, все равно тебе водить». Дети – веселые, неуемные и бессердечные существа. Им нет никакого дела до того, что тебе хочется лечь и умереть от горя и одиночества. Они не понимают, что такое несчастная любовь, от них не дождешься сочувствия и жалости. Они хотят, чтобы ты бегала с ними и улыбалась, и ты будешь улыбаться – насильно растягивая губы, отчаянно напрягая лицевые мышцы. И, невольно впитывая бьющую ключом жизненную энергию, исходящую от этих неугомонных существ, почувствуешь наконец, как понемногу начинает таять ледяной ком в груди, не дающий дышать. - Тетя Тонкс, а покажи свиной пятачок! - Нет, не хочу пятачок, лучше хобот! - Я не могу, девочки… - Как это не можешь? Зачем ты врешь? Ты же показывала! - Я… разучилась. - Ну во-от! А снова научишься? - Не знаю… - Дурацкий вопрос. Конечно, научится, – вмешалась в разговор Мидори, решительно беря Тонкс под локоть и увлекая в сторону. - Спасибо тебе, - сказала Тонкс. – Если бы ты не пришла и не вытащила меня сюда, я бы, наверное, не пережила этот день… - Знаю. Или нет, не знаю – я ведь никогда не была в такой ситуации. Если бы Кингс меня бросил, я бы, наверное, выла и бросалась на стены… Но выжила бы – куда делась, у меня ведь девчонки. И ты выживешь. Главное – дыши. Дыши, Дора, дыши. Вдох, выдох. И жизнь продолжается.
*** - Тонкс, милая, ты ведь придешь к нам на Рождество? У нас в этом году весело будет – Гарри на каникулы приедет. И Ремус еще зайдет… - Нет, Молли, прости. Я… Мне лучше побыть одной. Нет сейчас настроения для больших компаний. И, Молли… Пожалуйста, не говори с Ремусом про меня. Не нужно. Я очень ценю твое сочувствие, но… правда, не нужно. Ну вот, за последние несколько месяцев она даже научилась не вздрагивать, произнося его имя. Теперь осталось совсем немного – научиться без него жить. Пока получалось только существовать. Механически, на автомате вставать по утрам, заводить пружину, выходить на работу, привычно опасную, обыденно изматывающую. Жизнь продолжается, да, но кому она нужна, такая жизнь?.. Идея встретить Рождество в одиночестве казалась и в самом деле довольно-таки разумной. Но, подумав как следует, Тонкс все-таки от нее отказалась. Все-таки это семейный праздник, и Тед с Андромедой ждут, что дочь к ним присоединится. Они в последнее время и так ужасно редко виделись – Тонкс знала, что родители очень скучают. Дома у мамы было, как всегда, хорошо. Тепло. Уютно. Пахло елкой, и свечами, и запеченной индейкой, и жареными орешками, и имбирными пряниками. И, конечно, шоколадным печеньем. Тонкс изо всех сил старалась бодриться, чтобы не расстраивать родителей и не портить им праздник. Живо болтала о пустяках, пересказывала присланные Чарли анекдоты… Но Андромеду было не так-то просто обмануть. Под конец вечера она подошла к уютному креслу у камина, в котором сидела ее дочь, задумчиво глядя на танцующие языки пламени, и осторожно примостилась с краю, положив ладонь на тускло-русую макушку Тонкс. - Я так надеялась, что ты отойдешь от этого поскорее… Не отпускает, да? Тонкс помотала головой, не отрывая взгляд от пламени. Потом порывисто прижалась к теплому маминому боку и обхватила Андромеду за талию. - Мам, вот скажи честно – ты очень расстраиваешься из-за того, какой я выросла? Андромеда изумленно взглянула на дочь. - Какой такой? - Ну такой… неправильной, непутевой. Вечно все говорю и делаю невпопад. Ни манер, ни гордости, ни осанки… Даже готовить – и то не умею. И бытовые заклинания никак выучить не могу. Не то что ты… Я совсем на тебя не похожей получилась. Я вот все думаю в последнее время – может, Ремус из-за этого ушел? Зачем я ему такая… неправильная? Андромеда покачала головой и невесело хмыкнула. - Дори, не знаю, поверишь ли ты мне, но я вот уже двадцать три года горжусь тем, какая у меня замечательная дочка. И правда, совсем не похожая на меня – и это-то радует больше всего. Знаешь, я ведь всегда чего-то стеснялась, боялась, опасалась кому-то не угодить… Единственный смелый поступок совершила, когда порвала с семьей и вышла замуж за твоего папу, – и то, я ведь тогда не посмела взглянуть им в глаза. Ушла из дому ночью, тайком, оставила записку. И больше никого из них, кроме Цисси, не видела: ни папу, ни маму, ни Беллу… Я знаю, ты совсем не такая. Ты кому угодно сможешь сказать о своем выборе в лицо. Ты – смелая, честная, открытая. Я правда очень горжусь тобой. А Ремус… Уверена – ему сейчас так же больно, как и тебе, из-за того что вы расстались. Тонкс спрятала лицо в ладонях. Плечи ее мелко вздрагивали. Андромеда снова провела ладонью по волосам дочери. - Хотя вот знаешь… К вопросу о твоих недостатках – готовить хотя бы чуть-чуть тебе и впрямь не мешало бы научиться. А то помнишь, как ты вызвалась приготовить папе омлет – и сожгла сковородку. Тонкс взглянула на маму. На мокром от слез лице проступила слабая улыбка. - Ну, мам, ты нашла что вспомнить – минуты несмываемого позора. Ладно, уговорила. Поделись, что ли, рецептом своего фирменного шоколадного печенья – попробую как-нибудь испечь. Вдруг и правда получится?
*** Мама дорогая, что же она наделала?! Нет, ну надо же было так выступить – при ребятах, при Молли и Артуре, при МакГонагалл… А ведь знает прекрасно, как Ремус не любит публичные выяснения отношений. Да еще и место и время выбрала – подходящее не придумаешь. Но после всего, что сказала Флер… она просто не могла смолчать. Это было сильнее ее. И она ни о чем не жалела. Тонкс ходила из угла в угол в своей маленькой квартирке на окраине Лондона – и в голове ее безостановочно сменяли друг друга картинки прошедшего кошмарного дня. Жуткий страх за Ремуса, сражение с Пожирателями, изуродованный Билл, мертвый Дамблдор. Крики, стоны, слезы, скорбная песнь феникса… Ноги от бесцельного хождения туда-сюда начали гудеть, голова раскалывалась давно – еще со сражения в Хогвартсе. Самым разумным сейчас было бы лечь спать, но она знала, что уснуть не сможет. Тонкс зашла на кухню и начала рыться на полках буфета в поисках затерявшегося пузырька с зельем от головной боли. Вдруг с верхней полки ей прямо в руки спланировал небольшой пергаментный свиток. Она пригляделась и узнала собственный почерк. Да это же тот самый рецепт, который она переписывала у мамы на Рождество! Разумеется, руки до того, чтобы испечь печенье, у нее так и не дошли – придя от родителей домой, она закинула рецепт куда подальше и благополучно забыла о нем. Но сейчас ей было просто необходимо на что-то отвлечься, чтобы не сойти с ума. Попробовать приготовить печенье – чем не вариант? Так, значит, берем сахар и яйца… Нет, в рецепте не было написано, что два яйца при этом должны смачно упасть на пол, забрызгав ноги липким желтком. Ну да ладно, главное, что другие два все-таки благополучно оказались в миске. Теперь нужно взбить их с сахаром до получения пены. Желательно, конечно, чтобы эта пена не покрывала ровным слоем нос и щеки – но это тоже не смертельно. Теперь добавляем муку и тертый шоколад. Стоп, а как же его натереть? Наверняка должно быть какое-то заклинание – но оно, как назло, не вспоминалось. Ах да, у нее же есть терка! Где-то была, во всяком случае. Ну вот, нашла. Ой, бедные ногти! Ладно, не ногти и были. Вроде тесто получилось… Теперь раскатать – и на противень. Ну вот, и не так сложно все оказалось. Неужели она теперь будет уметь печь шоколадное печенье – как мама?
*** В его жизни было много потерь и совсем мало обретений. Фенрир Грейбек одним укусом лишил его счастливого детства и возможности жить нормальной жизнью. Страшный Хэллоуин восемьдесят первого отнял лучших друзей. И после этого он долгих двенадцать лет ждал, когда же притупится боль, но так и не дождался. Пытался понять, как Сириус мог предать Джеймса, – но не мог. Осознать не получалось, не верить было глупо – ведь упрямые факты не отвергнешь. Больше всего хотелось посмотреть бывшему другу в глаза и лично у него спросить, как он мог, – но кто же пустит в Азкабан нищего оборотня?.. Ему не хотелось вспоминать эти годы, но полностью вычеркнуть их из памяти тоже не получалось. Как-то ведь он их прожил – приспосабливался, перебиваясь редкими частными уроками, работой посудомойщиком и сторожем у магглов… Коротал время один на один с горькими воспоминаниями и призраками прошлого… А потом все изменилось. У него снова был друг. И работа в Ордене. А еще совершенно неожиданно, как снег на голову, свалилась любовь. Острая, терпкая, пронзительная. И даже появилась глупая надежда на то, что время потерь ушло – и можно позволить себе быть счастливым... Продержалась эта надежда совсем недолго. Чудом обретенный друг погиб. Работа обернулась ожившим кошмаром детства. А любовь… Он ведь хотел, чтобы любимая была счастлива. А как она может быть счастлива с потрепанным, изъеденным молью волком-одиночкой? Он должен был отпустить ее. Тогда такое решение казалось очень правильным, мудрым и взвешенным – и пусть при этом от боли хотелось выть и лезть на стены. Теперь, спустя долгий год, он наконец понял, что был не прав. И возвращался домой. Тонкс, открывшая ему дверь, выглядела странно – на носу яичная пена, волосы и руки в муке и шоколадной стружке. Она молча смотрела на него – и он молча смотрел в ответ. Пауза затягивалась, нужных, правильных слов не находилось… И тут Ремус почувствовал какой-то запах. Не нужно было быть оборотнем, чтобы определить, что пахло подгоревшей выпечкой. - У тебя что-то в духовке горит? - О-о! Мерлиновы яйца, Ремус! – Тонкс затравленно оглянулась назад, на кухню. - Мерлиновы яйца? Оригинально. Я слышал, есть такое кавказское блюдо – шашлык из бараньих яичек, но вот на Мерлина еще, кажется, никто не покушался. Тонкс полузадушенно всхлипнула – то ли плача, то ли смеясь, – и прижалась к нему всем телом, обхватывая руками, пряча голову на груди. - Это просто печенье… шоколадное. Я сейчас выключу духовку – оно не должно было сильно подгореть. - Шоколадное печенье – это хорошо, это я люблю. Пойдем пить чай, принцесса. Он обнял ее за плечи и ткнулся носом в макушку. Ее волосы, от корней до самых кончиков, стремительно наливались ярким и насыщенным розовым цветом.
Пост N: 173
Зарегистрирован: 13.11.06
Откуда: Одесса
Фото:
Отправлено: 18.04.07 22:49. Заголовок: Re:
Sige Очень понравилось, хотя я питаю особой симпатии к этому пэйрингу. Так трогательно.. Замечательно написано, и всё так живо, реально)) Очень понравился эпизод с Чарли на скользком полу в ванной
Lecter jr Хи, а ведь я, между прочим, этот фик вдохновилась писать после "Завтрашнего подарка", ага Подумала - ну вот, Лектер такой чудесный фик про них написала, я тоже хочу! Lecter jr пишет:
цитата:
Второй мой гетный ОТР
Тут, естественно, возникает вопрос - а первый-то какой? :-)
Пост N: 122
Зарегистрирован: 13.06.05
Откуда: Украина, Львов
Отправлено: 23.04.07 18:30. Заголовок: Re:
Sige Это как будто тебе расказывали чью-то историю и недосказали. А теперь вдруг продолжили еще и о их дочери. Я лювлю себя на том, что уже и незадумываюсь, могло ли быть иначе - ваши Энди, Тед и Дори для меня канонические, и их отношения с остальными персонажами тоже. Пускай только Дж.К.Р. попробует написать что-то вразрез с созданным вами миром Блэков-Тонксов! Все равно не поверю! Спасибо большое за вашы работы. Очень трогает.
Пост N: 2486
Зарегистрирован: 17.05.05
Откуда: Подмосковье
Отправлено: 23.04.07 21:03. Заголовок: Re:
Sige
Sige пишет:
цитата:
первый-то какой? :-)
CC/НМ и СС/НТ. В общем, больше Снейпа, хорошего и разного. Но Люпин/Тонкс все же впереди планеты всей, ибо - гармонично, правдоподобно, без прикрас и жизненно.
Sige Прелесть! Особенно потому, что после канона оставалось тягостное впечатление, что у Тонкс отец-алкоголик а мать давно умерла... Не знаю, почему.. Наконец-то все встало на свои места))
Holy N Думаю, что можно :-) Спасибо :-) Aloc Ой! Даже удивительно, что у вас сложилось такое впечатление... Тонкс говорит в пятой книге про маму в настоящем времени - что та здорово владеет домашними заклинаниями (в отличие от самой Тонкс), а еще Люпин в шестой книге говорит Молли, что, мол, у Тонкс есть своя семья - поэтому ей есть с кем отмечать Рождество. Так что на то, что Андромеда умерла, в общем-то, ничто не намекает :-) Да и на алкоголизм Теда тоже :-) Но мне приятно, что ваше тягостное впечатление в любом случае развеялось :-) Про Теда с Андромедой у меня, кстати, тоже есть фик - о том, как они познакомились. "Девочки, не ссорьтесь" называется. Вот там Андромеда предстает в несколько нетрезвом виде... Правда, это у нее было первый и единственный раз в жизни :-))
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 540
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Подумала - ну вот, Лектер такой чудесный фик про них написала, я тоже хочу! 
- участник сейчас на форуме
