Зеленый форум: HP Fanfiction

Иногда я думаю, что мне жилось бы легче, если бы Гермиона была красивой.
Ой, блин. Нет-нет-нет.
Это звучит просто ужасно. Я не то хотел сказать.
Я считаю ее потрясающей – правда. Но на самом деле, остальные-то ведь этого не замечают.
То есть я проявил – ну, не знаю – какую-то душевную глубину, что ли, когда в нее влюбился.
Если б она была признанной красавицей, популярной, окруженной кавалерами и все такое, и я бы пригласил ее куда-нибудь или попытался поцеловать – было бы понятно, что это из-за ее красоты.
Это было б обычным делом.
Но не тут-то было.
Меня угораздило влюбиться в девушку с милым лицом, неукротимой копной волос, темно-карими глазами и чернильными пятнами на пальцах. В девушку, которая дружит с парнями, не флиртует, не кокетничает и не любит развлекаться.
Девушку, которая посмотрит на меня ужасно недоверчиво, когда я скажу ей, какая она красивая.
А я уверен, что девушке нужно говорить такое, особенно если ты… ну, в общем, и правда так думаешь.
Поэтому я никогда не говорил ничего подобного Лаванде.
А вдруг я скажу – и Гермиона не поверит, что я на самом деле так думаю?
Решит, что я просто хочу залезть в ее скромные трусики?
Что я ей скажу?
А ничего не сказать нельзя – должна же быть какая-то определенность между нами.
Вот именно.
Между нами.
Так что я не могу просто пригласить ее в кафе или что-нибудь в этом роде. Нам ведь даже не нужно получше узнавать друг друга. Мы с ровного места продвинемся сразу чуть ли не к свадьбе.
Как только я скажу, что люблю ее.
А она закусит губу, нахмурится и спросит:
– Рон, ты уверен?
Я закачу глаза и отвечу:
– Если б не был уверен, не говорил бы.
А она подумает о Флер и Лаванде, вздохнет и скажет:
– Но я ведь не красавица какая-нибудь.
А я скажу:
– Я думаю, что ты красивая.
– Ну вот, – возразит она, – ты думаешь. Но знаешь, что на самом деле это не так.
Она такая невыносимая.
И прекрасная.
Но больше все-таки невыносимая.
Но я все равно скажу ей.
Завтра – свадьба Билла, так что сказать нужно сегодня.
Что?!
Сказать ей на свадьбе, когда на ней будет новая мантия и Флер уложит ее волосы в высокую прическу, а еще будет музыка, и шампанское, и романтика, и прочая ерунда?
Да ни за что!
Не такой уж я тупица, ясно?
Сказать ей, что она красивая, чтобы она списала это на мантию, прическу, музыку, шампанское или романтику?
Чтобы подумала, что мне нужна вся эта мишура?
Ну уж нет!
Сегодня она весь день бегала по лестнице – помогала убирать на чердак старую мебель, чтобы та не мешала на свадьбе.
А теперь она свернулась калачиком на диване и прикрыла глаза. Она грязная, пыльная, и, по-моему, в волосах у нее застряла паутина.
Паутина.
А я все равно считаю, что она красивая, и разве это не доказывает, как сильно я ее люблю?
Так что я подхожу и сажусь рядом с ней. Она вздыхает, прислоняется ко мне и что-то бормочет.
– Что-что? – переспрашиваю.
– Устала. – Она потягивается – и под футболкой возникает любопытное колыхание.
– Тебе нужно принять душ и пораньше лечь спать, – говорю я, решительно глядя на нее.
– Ты намекаешь на то, что я грязная? – Она поднимает на меня взгляд.
У нее на носу пятно. Я вытираю его большим пальцем.
– Маленький чумазый трубочист, – говорю.
– Когда мы с тобой познакомились, у тебя на носу тоже была грязь, – вспоминает она – а потом слегка краснеет.
Я расплываюсь в улыбке. Она со вздохом качает головой.
Вот оно – подходящее время.
– Гермиона, – тихо говорю я, – я тебя люблю.
Она застывает и шумно сглатывает.
А потом закусывает губу, хмурится и спрашивает:
– Рон, ты уверен?
Я закатываю глаза и отвечаю:
– Если б не был уверен, не говорил бы.
Она смотрит на меня, потом на свою одежду и пытается одернуть футболку.
Трет пятно грязи на носу.
Уверен – она сейчас думает о Лаванде и Флер и вот-вот со вздохом скажет: «Но я же не красавица какая-нибудь».
И она со вздохом говорит:
– А до завтра не мог подождать, когда я буду лучше выглядеть?
С отпавшей челюстью я таращусь на нее во все глаза.
С каких это пор она стала так зацикливаться на внешности?
– С каких это пор ты стала так зацикливаться на внешности? – спрашиваю. Она вздрагивает.
– Ну, это ведь романтично.
Провожу рукой по волосам.
– Послушай, – говорю, – извини меня, конечно, Гермиона, но я много об этом думал, честное слово. Если бы я сказал тебе завтра, ты бы подумала, что это из-за мантии, вина, музыки или еще чего-нибудь. Что я считаю тебя красивой, только когда ты как следует прихорашиваешься. А для меня ты красивая даже с грязью на носу и с паутиной в волосах.
– А, – выдыхает она.
– Так что вот, – продолжаю. – Это ведь важно. Я хотел, чтобы все было как надо.
– Все было идеально, – говорит она.
– Ну и, в общем, если ты хотела подождать до завтра, когда я буду при полном параде… Знаешь, вот когда-нибудь мы будем дрожать от холода в грязной пещере, и мне будет приятнее вспоминать, что ты сказала мне об этом такому, какой я есть.
– Я тебя очень люблю, – говорит она. – И думаю, что ты красивый.
И я отвечаю:
– Ну вот, ты думаешь. Но знаешь, что на самом деле это не так.
И тогда она меня бьет. А я наклоняюсь и целую ее. И она блаженно мурлычет.
И мы оба – красивые.