Зеленый форум: HP Fanfiction

- Он не будет винить тебя, Альбус. А ведь он единственный из нас, у кого есть на это право, включая тебя самого.
(Ремус Люпин, 1996)

i
Впервые встретив Тома Риддла, ты сразу распознаешь эти признаки. Ты слишком давно ненавидишь себя за то, что закрывал глаза на те же черты в другом блестящем и очаровательном молодом маге, так что теперь видишь их за версту.
Иногда ты гадаешь, что было бы, не поторопись ты заклеймить Тома как очередную опасность номер один, пусть даже только про себя. Гадаешь, не рано ли было судить по одиннадцатилетнему.

ii
- Я не настолько трус, - говорит тебе Северус, и у тебя холодеет кровь, а язык прилипает к небу, потому что груз вины теперь ложится на твои плечи, а не Тома. И даже не Северуса.
- Иногда мне кажется, что мы распределяем по факультетам слишком рано.
Ты забываешь, что распределение – вовсе не твоя вина, что ты сам, возможно, стал его жертвой.

iii
Ариана с тобой, где бы ты ни был, твоя самая страшная тайна, твоя самая тяжкая вина. И ты даешь людям второй шанс только потому, что хочешь верить, что сам заслуживаешь его.

***
- Как ты собираешься управлять миром, если тебе нельзя доверить даже собственную сестру?
(Аберфорт Дамблдор, 1864)

i
В семнадцать лет больше всего хочется, чтобы мир перестал выходить из-под твоего контроля. Ты думаешь, что многое сумел бы лучше, будь у тебя власть.
Если бы у магов была власть, думаешь ты, они могли бы защитить себя.
Больше никаких Ариан.
Ты не думаешь ни о чьих правах, только о том, что проще – самый простой способ добиться самого необходимого: мира (безопасности).
И только гораздо позже, когда руки уже запачканы кровью младшей сестры, ты понимаешь, куда всегда приводят короткие пути: к предательству (в ад).

ii
В зеркале Еиналеж ты видишь свою семью. Более того, ты видишь то время, когда другие отвечали за тебя, а не ты за них. И сейчас тебе больше всего на свете хотелось бы держать в руках только собственную судьбу.
Но ты отказался от этого права давным-давно, когда выбрал власть над другими вместо власти над собой.
Твой великолепный разум мог принадлежать только тебе, но Геллерт заковал его цепями вины, и тебе некого упрекнуть, кроме себя, что позволил ему это.
Теперь сила твоего разума принадлежит призраку Арианы.

iii
- Ты отвратителен, - говоришь ты Северусу, но эти слова относятся к тебе самому так же, как и к нему.
Когда Лили и Джеймс погибают в результате предательства, прямо как Ариана, ты знаешь, знаешь, какую цену Северус должен будет заплатить за это. Ты платишь свою вот уже больше века.
- Если ты любил ее, действительно любил, твой путь очевиден.

***
- Я… это не важно, правда, только… Я думал, что вам все равно.
(Гарри Поттер, 1996)

i
Это почти облегчение – слышать, что тебе остался один год. Еще один год этих мучений, а потом…
Возможно, те зеленые глаза, что не дают тебе покоя, окажутся глазами Лили, а не Гарри. Ярость и обвинение, которые ты воображаешь, когда смотришь в них, станут реальными.
Если призраки тех, кого ты подвел, выместят на тебе свою злость, станет легче. Гораздо хуже, если они простят. (Гарри всегда прощает).

ii
- Целиком и полностью человек Дамблдора, - говорит Гарри, и ты внезапно осознаешь, что не можешь больше сдерживаться.
- Я тронут, Гарри, - произносишь ты, но на самом деле недоговариваешь; ты действительно тронут, да, но гораздо больше потрясен тем, что он не имеет ни малейшего понятия о том, что говорит. Ни малейшего… и это твоя вина, но ты никак, никак не можешь это изменить.
На глаза наворачиваются слезы, и он смущенно отворачивается; как удачно, это предотвращает все вопросы, которые он мог бы задать и на которые у тебя нет ответа.
У тебя нет права беспокоиться, что он о тебе думает.

iii
- Я не тревожусь, Гарри. Ведь я с тобой, - в то мгновение, когда ты слаб, истощен и снова теряешь над собой контроль, ты говоришь это совершенно искренне. И это правда, это самые честные слова, что ты говорил ему, потому что сейчас ты признаешь, хоть и не хотел раньше, что вам обоим известно: он лгал, обещая оставить тебя умирать. Он Гарри Поттер, и он не оставит умирать никого. И ты не говоришь ему уйти, хотя и должен. Пусть оставшись здесь и позволив утопить себя, ты избавил бы Северуса от необходимости убивать. Но ты не можешь иначе, и Гарри тоже; у тебя есть план, и Северусу придется это сделать.
Ты знаешь, что Гарри постарается вернуть тебя обратно живым, даже если это будет последнее, что он сделает, пусть он и пообещал перед вашим отъездом обратное. Это обещание было обманом, уловкой, чтобы ты мог солгать себе, что ты не так уж и важен.
Как видишь, судьба жестока: ты завоевал славу и значимость, о которых мечтал в юности, но они горьки, ты отдал бы все, чтобы повернуть время вспять, только… Нет, ты не стал бы, потому что кто-то должен отвечать за этого мальчишку, и пусть ты ненавидишь себя за то, что делаешь, но ведь ты любишь его, и может быть, может быть, этого будет достаточно.

***
- Гарри всего лишь ребенок, Альбус! И если ты не в силах победить Волдеморта, как ты можешь верить, что сумеет он?
(Ремус Люпин, 1997)

i
- Так нельзя, Альбус! – кричит на тебя брат, когда ты объясняешь ему действие зеркала и просишь присматривать за Гарри. – Всегда не спускать с него глаз, но никогда ничего не делать. Позволить ему продолжать и сгинуть в этой войне. Ему меньше лет, чем было его родителям, а они погибли достаточно молодыми! Что он подумает о тебе, когда узнает правду, что был всего лишь пешкой в твоих великих планах, разменной фигурой, как и все остальные? Если бы тебе действительно было не наплевать, ты сказал бы ему забыть обо всем, в том числе о твоей персоне.
Вначале ты не отвечаешь ничего, хотя внутри все сжимается. Аберфорт всегда умел указать сущность твоей вины, выразить ее так ясно и прямо, будто мир вокруг прост, и ты – единственный тупица, который этого не понимает.
На похоронах Арианы он кричал: «Ну что, счастлив теперь, ты, мистер слишком блестящий, чтобы любить собственную сестру?! Теперь ты свободен, свободен от нее, от всего своего бремени. Так давай же, вали! Давай, путешествуй со своими блестящими друзьями и забудь, что она вообще существовала».
Когда ты не двинулся, Аберфорт ударил тебя, сломав нос, и вылетел из дома. А ты так и стоял, кровь капала на землю, и все глазели, пока Батильда не потянула тебя за рукав и не увела.
- Уже слишком поздно, Аберфорт, - говоришь ты. – Он не послушает.
И снова задумываешься, не всегда ли оказывается слишком поздно. Мог ли ты вообще что-то изменить.
- Думаешь, так лучше, что ли? Думаешь, это тебя оправдывает? Думаешь, если он скорее умрет мученической смертью, чем разочарует тебя, это делает твои поступки благороднее?
- Пожалуйста, присмотри за ним, - повторяешь ты, но слова Аберфорта звучат у тебя в голове, даже когда ты уже открываешь ворота школы.

ii
- Жаль, что я не умер, - говорит Северус, и ты знаешь, что он искренен.
- Была бы от этого хоть кому-нибудь польза? – спрашиваешь ты, потому что однажды и сам желал смерти, но надеешься, уповаешь, что живым делаешь больше добра, чем если бы был мертв.
Ты иногда задумываешься над этим, например, когда Сириус в приступе ярости кричит, что было бы лучше, если бы ты просто оставил их с Гарри в покое. Просто оставил в покое. Гадаешь, хоть и знаешь, что время для этого давным-давно прошло, если вообще когда-то было. «Последствия наших действий…»
Разумеется, Сириус извиняется на следующее утро, но ты готов поспорить: он извиняется не потому, что не считает так, а именно потому, что считает. Это ничего не меняет.

iii
Для тебя нет никакого искупления. Большинство людей пребывают в блаженном неведении, но тебе, с твоим умом, придется признаться судьям, что ты прекрасно ведал, что творил.
Ты не надеешься, что их озаботит твое раскаяние. Ты не будешь даже размениваться на извинения. Не будешь притворяться, что твои чувства имеют какое-то отношение к тому, что ты сделал.

***
Я не сержусь на тебя, Альбус. В конечном счете, тебе куда больнее, чем будет ему.
(Лили Поттер, 1997)

i
Ты помнишь, когда распределяли Сириуса, шляпа выкрикнула: «Гриффиндор!» - и зал погрузился в тишину.
Помнишь, как он получил Вопилку на следующее утро – у Минервы хватило сообразительности уничтожить ее, прежде чем закончилась фраза «Я никогда не поверила бы, что моего собственного сына распределят на факультет, который…»
Ты помнишь обо всем этом, даже когда велишь Сириусу оставаться в доме, который тот ненавидит. Сириус готов умереть за Гарри, и именно поэтому ты должен сберечь его жизнь. И Сириус должен оставаться в доме номер двенадцать на площади Гриммо, потому что пока Сириус в безопасности, у Гарри есть хотя бы один человек, чья преданность бесспорна. Выбирая между Гарри и целым миром, Сириус выбрал бы Гарри и, возможно, единственный поступил бы так.
(Ты завидуешь Сириусу из-за этого).
И в глубине души осознаешь, что хотя Сириус и готов умереть за Гарри, он не готов жить ради него.
Но не придаешь этому значения, потому что тебе остается теперь только надеяться.

ii
- Вы должны были прийти ко мне раньше! – кричит Северус, и, разумеется, он прав. Но ты даже не пытаешься ничего объяснить, потому что объяснение будет означать не оправдание, а признание вины.

iii
Ты надеваешь кольцо, и проклятие в нем мгновенно сжигает тебе руку. Это заставляет тебе достаточно надолго вернуться к реальности, чтобы сорвать кольцо и швырнуть его на стол. Ты хватаешься за меч у бедра, но как только замахиваешься, происходит нечто гораздо ужаснее, гораздо страшнее, Господи, чем пронзительная боль в руке. Ты хотел увидеть Ариану – и твое желание исполнено. Только…
Она ухмыляется тебе, в глазах злобно вспыхивают красные искры. Ты открываешь было рот, чтобы произнести слова, которые мечтал сказать вот уже сотню лет, но как только заканчиваешь, из кольца вырастает другая фигура.
- Я знаю про нее, - говорит Гарри, указывая на Ариану. – Я знаю все. Вы лгали мне. Вам всегда было наплевать. Я был просто пешкой, мне говорили ровно столько, чтобы я мог сделать необходимое, но никогда – всю правду, - он переходит на крик, потом начинает всхлипывать. – Это все ложь! Как я мог бы любить вас, если бы знал правду? Чем мог бы быть полезен? Любовь! Мое величайшее оружие? Разве любовь когда-то принесла мне что-то хорошее? Она лишь заставляла меня верить лживым трусам вроде вас!
Ты в ужасе смотришь на них, младшую сестренку и мальчика-который-выжил, которых ты обещал защищать и подвел. А потом Ариана, милая, родная Ариана, обнимает Гарри за плечи, и они поворачиваются к тебе спиной.
- Нет, - шепчешь ты и тянешься к ним, но в это время боль вновь пронзает руку, и ты осознаешь, где ты и что происходит. У тебя достает сил лишь на то, чтобы взмахнуть мечом между ними. Кольцо раскалывается, фигуры исчезают, а ты без сил падаешь в кресло.
- Северус, - едва хрипишь ты, обращаясь к портретам. – Приведите мне Северуса. – А потом все темнеет.

***
- Я не справился бы без вас. Может, вы и не считаете, что прощать – это легко, но я – другое дело. А мучиться из-за того, что могло бы случиться, - это ничего не дает. Ведь вы сами научили меня этому, разве не помните?
(Гарри Поттер, 1998)

-fin-

-----------------------------------------------------------------
Примечание автора: Года в эпиграфах имеют значение. Я подразумевала, что под каждым из них скрывается определенный эпизод.
1) Ремус вскоре после смерти Сириуса. Они спорят с Дамблдором о том, как вытащить Гарри из дома Дурслей.
2) Аберфорт – после смерти Кендры, но до смерти Арианы. В пылу ссоры он говорит Альбусу, что тот не может просто сбежать с Гриндельвальдом, когда надо думать об Ариане.
3) Гарри, сразу после того, как вышел из кабинета Дамблдора в день смерти Сириуса.
4) Ремус, во время того разговора, когда Дамблдор говорит ему и Кингсли: «Гарри наша единственная надежда. Доверьтесь ему».
5) Лили, встретившая плачущего Дамблдора после смерти.
6) Гарри – портрету Дамблдора после окончания войны.