Отправлено: 19.10.10 23:05. Заголовок: ВС 3: "Рассвет", ГП/ТР, R, миди, drama, AU

Задание 3. Авторский фик. "Alter ego — мой двойник, другой я"

Название: Рассвет
Автор: Levian N. и Melissa Badger
Беты: Levian N., Melissa Badger, Leta
Герои (Пейринг): ГП/ТР, недослэш
Рейтинг: R
Жанр: drama, dark romance, AU
Саммари: Самый темный час — перед рассветом
Дисклаймер: Любовь — это наше, а трупы — Роулинг
Предупреждения: Скрытый текст

жестокость, вампирский роман

Внеконкурсная иллюстрация к фику находится здесь<\/u><\/a>

 Отправлено: 19.10.10 23:06. Заголовок: — Я пью ваше здоров..

[left] — Я пью ваше здоровье, господа, — негромко сказал Воланд и, подняв чашу, прикоснулся к ней губами.
Тогда произошла метаморфоза. Исчезла заплатанная рубаха и стоптанные туфли. Воланд оказался в какой-то
черной хламиде со стальной шпагой на бедре. Он быстро приблизился к Маргарите, поднес ей чашу и повелительно
сказал:
— Пей!
У Маргариты закружилась голова, её шатнуло, но чаша оказалась уже у её губ, и чьи-то голоса, а чьи — она не разобрала,
шепнули в оба уха:
— Не бойтесь, королева... Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья.

М. Булгаков, «Мастер и Маргарита» [/left]

***

Гарри

— С днём рожденья тебя, Гарри Джеймс Поттер, — шепчет Гарри и кидает в ручей плоский камень, который лишь один раз подскакивает по водной глади и уходит на дно. — Два раза в год — в два раза больше подарков, Дадли бы был счастлив.

Ещё один камень с громким всплеском и брызгами шлепается в воду. Следом за ним ещё один, потом ещё. Гарри сам не знает, зачем выбирает булыжники покрупнее, но тихое журчание ручья неприятно: слишком спокойно, убаюкивает, когда нужно взбодриться и решить, что делать дальше. Дальше. Если бы сейчас он мог поговорить с Гермионой или Роном… Но как показаться перед ними таким?

Жаль, конечно, что он так и не спросил у Гермионы, как создать говорящего Патронуса, хотя не факт, что захотел бы пытаться. Мерзкий вкус во рту отбивает всё желание, не даёт забыть, к чему чуть более часа назад привели попытки спастись от дементоров.

Склонившись к ручью, Гарри полощет рот, сплевывает, а потом напивается из пригоршни. Вода пахнет тиной, чуть сладкая — или это привкус до конца не смылся? — холодная, но зубы не ломит. Вполне обычная вода, какая в каждом чистом ручье, однако Гарри она кажется вкуснее сливочного пива. Напившись вдоволь, он утирает рот рукавом мантии и ещё раз смотрит на своё отражение. Оно дрожит, перекашивается, будто кто-то назло не даёт ему увидеть собственное лицо, и он склоняется ещё ниже.

Он не знает, сколько уже бродит вокруг этого ручья. Будто бы вся смелость осталась там, в лесу, когда он шел умирать. А сейчас умирать почему-то совсем не хочется. Уйти, чтобы перестали гибнуть люди, — это было легко. Теперь же рискнуть жизнью… Ради чего?

Песок шуршит под ногами, когда Гарри встает с колен и неторопливо отряхивает мантию. Спешить особо некуда, к тому же чертовски не хочется получить подтверждения своих догадок. Напоследок получить.

Он снимает мантию и кладет рядом палочку. Подумав, добавляет и мешочек, подаренный Хагридом, — хоть что-то останется, если вдруг оправдаются худшие опасения. Того нереального чувства жизни, что сквозило в каждой частичке окружающего мира, больше нет. Хотя, возможно, причина лишь в том, что он до сих пор не верит. Такого же не бывает — умереть оттого, что нельзя пересекать текучую воду? Глупо как-то. Он убил Волдеморта, а сам смог вернуться с того света. И толку? Всё, что у него есть, — очень туманные знания о темных созданиях. Ну и многочисленные мифы, один из которых он как раз собирается проверить. Перепрыгнуть ручей — словно подтверждение, что он всё ещё жив. Жив ведь, правда?

Жаль, конечно, будет, если его не найдут.

Лента ручья в выбранном им месте узкая, не больше полутора ярдов — он должен допрыгнуть. Однако готовится так, будто предстоит повторить подвиг знаменитого Берти Шинстоуна и сигануть со своей метлы через другого ловца, чтобы успеть выхватить снитч. Хочется закричать, зажмуриться, прыгнуть вслепую, да хоть шибануться головой о сук, что как шлагбаум перегораживает просвет между деревьями. Но, почти решившись, Гарри выпрямляется и хватается за грудь: у самого сердца вдруг тяжело бухает, словно рядом с собственным забилось и чужое — рвано, испуганно, напоследок. Забыв, что собирался сделать, он хватает вещи в охапку и бежит, не разбирая дороги. Не нужно знать, куда, — понимание с каждым ударом будто разделившегося надвое сердца, с каждым вздохом проникает всё глубже, заставляя поторапливаться. Страх мешается с гневом, паника с решимостью, а надо всем этим вязко колышется обреченность, приправленная отчаяньем: не прыгнул, не смог. Или не дали?

Ярдах в двадцати от заброшенной сторожки лесника он чувствует запах, тяжелый и липкий. От него мутит, но в то же время он подгоняет, заставляя бежать быстрее, — что бы там ни произошло, Гарри обязан всё исправить. Когда он слишком резко дергает хлипкую дверь на себя, то, как ему кажется, едва не сносит её с петель. Хотя он не успевает задуматься, слишком ошарашенный открывшимся зрелищем. Кровь, снова кровь.

Гарри облизывает пересохшие губы и дрожащими пальцами выпутывает палочку из складок мантии. Чудо, что она до сих пор не сломалась и не потерялась. Целитель из него так себе, но Риддлу хватит и этого.

— Эпискей!

Лежащая лицом к стене фигура лишь хрипло стонет, но стон сменяется булькающим кашлем — нужно подойти ближе. Гарри делает шаг, другой, и останавливается, понимая, что ещё чуть-чуть, ещё полфута, и он сорвется. Стекающие по коже струйки кажутся черными, но крови, к счастью, немного, вряд ли больше нескольких унций.

— Эванеско. — Теперь ему ничто не мешает рассмотреть, что с шеей. — Эпискей.

Он облегченно вздыхает при виде снова сомкнувшихся краев раны, и лишь сейчас понимает, что колдовал и не один раз. Злясь, что не выполнил данного себе обещания, Гарри отходит обратно к порогу, как будто это поможет не чувствовать до сих пор висящий в воздухе тяжелый аромат. Обошлось. Он снова облизывает губы — безумно хочется пить. Однако сейчас не до того, мутный взгляд приоткрывшихся глаз устремлен на него, хотя Гарри подозревает, что Риддл вообще ничего не понимает.

— Ты… — выдавливает он из себя, — ты очнулся?

Что тут ещё сказать, он не знает.

Риддл молчит, хотя неудивительно — будет хорошо, если вообще говорить сможет. Гарри вновь подходит ближе, склоняется над телом и осторожно, будто прикосновение может обжечь, дотрагивается до щеки. И тут же отдергивает руку — кожа ледяная. Ледяная и нездорового, бледного до синевы оттенка.

— Не хочу… — еле слышно сипит Риддл, и Гарри отшатывается, будто от пощечины. Наверняка, Волдеморт думает, что его враг вернулся, только чтобы убить его, воспользовавшись беспомощностью.

— Не дождешься, — шипит Гарри сквозь зубы, быстро проверяет надежность веревок, но вдруг замирает, напряженно размышляет пару секунд, а потом снимает связывающее заклятье.

Взмахом палочки отправив безвольное тело на железную, неудобную на вид кровать с грязным матрасом, он вновь привязывает Риддла. Гермиона, будь она здесь, возможно, согласилась бы с ним: он вовремя вспомнил, что крови нельзя застаиваться в конечностях. Если бы, конечно, она тут же не высказала, что нельзя так обращаться с человеком.

Человеком ли?

Сердце под ладонью бьется, Риддл еле заметно и неровно, но дышит — назвать его живым мертвецом как-то язык не поворачивается.

В последний раз окинув взглядом своего пленника, Гарри набрасывает на него мантию и свитер, покрытые бурыми пятнами, и быстро выходит. Сам он не замерзнет, к тому же до городка идти не меньше получаса, а нужно спешить. Странно, он не чувствует усталости, хотя не помнит, когда ел в последний раз. Точнее, старается забыть.

Тропинка выводит к окраине Даймока, жители которого уже второй раз будут обворованы героем, победившим Волдеморта. Гарри кисло улыбается и накидывает мантию-невидимку. Если за несколько месяцев ничего не изменилось, то аптека… А, вот и она. А через пару домов должен быть продуктовый магазинчик — то, что надо.

В маленькой аптеке как назло толпится народ, поэтому он сворачивает в одежный магазин. Тот свет забыл выдать Риддлу одежду, хотя странно: когда Гарри разговаривал с Дамблдором про хоркруксы, сам видел, что на Волдеморте была обычная форма ученика Хогвартса. Кажется, даже значок старосты поблескивал.

Сказать, что Гарри ненавидит колокольчики, висящие над дверьми, значит, ничего не сказать. Уже сколько раз и он сам, и Рон, и даже Гермиона досадовали на них. Ну вот, продавец тут же возвращается из подсобки и, конечно же, встает около кассы. Гарри дожидается, пока он открывает поддон с деньгами, и толкает ряд коробок в противоположном конце зала. Те с грохотом падают, опрокидывают стеллаж с обувью, которая эффектно рассыпается по полу — этого Гарри не планировал, но так даже лучше. Стыдно брать много, к тому же это будет слишком заметно, поэтому он вынимает по паре купюр из каждого лотка. На первое время хватит.

Пока продавец, ругаясь, приводит стеллажи в порядок, Гарри быстро хватает попавшуюся на глаза и вроде бы подходящую одежду: спортивные штаны, джемпер, не то кеды, не то теннисные туфли, подумав, стягивает с ближайшей вешалки и плащ, плотный, как будто дождевой. Сверток еле вмещается под мантию. Колокольчик вновь звенит, когда он выскальзывает наружу, но первая задача выполнена.

Дальше — проще. Оставив одежду для Риддла в небольшом овражке, он тщательно чистит свою, снимает, а потом, удостоверившись, что нет ни пятнышка, надевает рубашку, приглаживает волосы. Лекарства и еда. Лекарства и еда.

В аптеке он уверенно врёт, что собирается с друзьями в поход, и расспрашивает пожилого провизора, что нужно взять с собой на случай, если кто-то в пути поранится, отравится или плохо себя почувствует. Конечно, вряд ли Риддл успел съесть что-то не то в Запретном лесу или получить на рассвете солнечный удар, но Гарри всё равно прихватывает и средства от боли в желудке, и от головной боли. На всякий случай. Кто этих «Темных Лордов» знает.

Продавец, кажется, удивлен, насколько его беспокойный покупатель тревожится о ранениях, но ничего не говорит, когда Гарри просит дать и побольше бинтов, и антисептиков, и антибиотиков. Жаль, что крововосстанавливающего зелья тут не продают, но раз уж Гарри не может нормально лечить как маг, то будет делать это как маггл.

Пакет слишком громко шуршит, но Гарри сейчас не в мантии-невидимке, ему это не важно. Однако когда он входит в продуктовую лавку и, взяв корзинку, начинает набирать продукты, то едва сдерживает порыв вновь скрыться: небольшое круглое зеркало, которое помогает продавщице видеть, что происходит по ту сторону полок, отражает смертельно бледного, с тёмными кругами под глазами подростка. Наверное, поэтому в аптеке на него так внимательно смотрели. Однако — он подходит ближе к зеркалу — ничего особенного, просто больной вид. Всё те же зеленые глаза, шрам на лбу, который сейчас, когда волосы зачёсаны набок, практически не виден. Черт! На левой стороне шеи, прямо над воротником рубашки темнеет россыпь бурых пятнышек, ничуть не похожих на родинки. Гарри быстро облизывает палец и тщательно стирает их.

— Парень, ты что там делаешь?

Продавщица не ленится подойти ближе. Он еле сдерживает порыв перескочить через прилавок и броситься прочь.

— Ничего, мэм, — вежливо отвечает он и, бросив косой взгляд в зеркало, улыбается чуть шире. Улыбка совершенно нормальная, и сам он совершенно нормальный подросток.

Из магазина он выходит с двумя пакетами. Риддл, наверное, должен питаться как обычный человек, причем питаться хорошо, чтобы быть в состоянии по крайней мере поговорить с Гарри. И рассказать, что же с ними обоими произошло.

Гарри отгоняет мрачные мысли и, осмотревшись, спускается в овражек. Всё, что нужно, у него есть — пора и обратно. Уменьшающее заклинание удается плохо, он разбивает бутылку с молоком и решает больше не экспериментировать. Гермиона как-то говорила, что такое бывает: одному магу лучше удаются одни заклинания, второму — другие. Тренироваться в чарах он сейчас не рискует, и поэтому наспех заматывает всё добытое в плащ, тщательно завязывает рукава и накидывает сверху мантию-невидимку.

Путь до сторожки занимает времени меньше, чем до деревни, хотя это странно: Гарри устал, майское солнце неприятно слепит глаза, к тому же приходится следить, чтобы мантия не сползла с тюка, который плывет рядом. Однако что-то словно тащит его к Риддлу, помогая не плутать по тропкам. Но чем ближе он подходит, тем сильнее тревога: только сейчас вспоминается, что он не наложил на заброшенную лачугу егеря никаких маскирующих чар, а значит, туда может войти любой. Мысль о том, что кровать окажется пустой, заставляет побежать со всех ног. Но когда Гарри уже второй раз за день дергает жалобно скрипнувшую дверь, пленник обнаруживается на месте. Жив и всё так же лежит без сознания. Непонятно, что больше радует, а что — пугает.

 Отправлено: 19.10.10 23:06. Заголовок: Том Если не открыв..

Том

Если не открывать глаз, тошноту можно стерпеть, Том это уже понял и теперь старается лишний раз не шевелиться, а дышит очень медленно, через рот. На языке мерзкий привкус тухлого мяса и плесени, такой, какой, должно быть, у дыхания дементоров. При воспоминании о высоких фигурах в чёрных мантиях, что окружали его, невесомо скользя над травой, по телу пробегает дрожь. В горле свербит, но он подавляет приступ кашля и пытается извернуться, чтобы подтянуть колени к груди. Верёвки до боли врезаются в щиколотки и запястья. Чёртов Поттер. Чёртов маньяк Поттер. Не выдержав, Том начинает хихикать — такой глупой кажется ситуация, в которой оба они оказались, — но почти сразу же осекается.

— Эй, — пальцы, дотрагивающиеся до его плеча, холодные, очень холодные, короткое прикосновение кажется обжигающим. — Эй, Риддл!

Не больше нескольких секунд, чтобы понять, как вести себя, и он почти всерьёз думает о том, чтобы снова попытаться потерять сознание, а ледяные руки уже трясут его, будто душу хотят вытрясти. Злость вспыхивает мгновенно, и Том прикусывает щеку, сильно, но не до крови, нет, до крови нельзя, иначе снова…

— Отпусти меня! — рявкает он, отшатывается, ударяется затылком о жёсткую спинку кушетки, и почти сразу приходит идея — не самая лучшая, но сравнительно неплохая. — Псих проклятый!

После нескольких часов кромешной темноты глаза видят плохо, но постепенно из серого сумрака выплывают очертания убогой комнатушки. Низкий потолок, крошечное разбитое окно, усыпанный осколками стекла стол, стул, грубо сколоченные деревянные ящики в углу, накрытые заплесневевшими тряпками. Том оглушительно чихает — раз, другой, никогда он не переносил сырости, — и переводит взгляд на Поттера. Выражения лица не рассмотреть, оно тонет в полумраке, но руки сжаты в кулаки, поза напряжённая, пальцы крепко держат палочку. Том заставляет себя успокоиться. Сложно, ведь он лежит, беспомощный, связанный, трясущийся от ярости, унижения и холода, но он знает свои силы и утешается тем, что главное — терпение.

— Что я здесь делаю? — спрашивает он, следя, чтобы в голосе были испуг и недоумение. Это нетрудно, ведь только их он сейчас и способен испытывать. — Кто ты такой?

— Ты не помнишь? — Тому с трудом удаётся не отшатнуться, когда Поттер склоняется над ним, заглядывая в лицо; кажется, что дыхание его должно быть тлетворным, как у дементоров, но нет, оно просто ледяное, или это здесь так холодно?

— Я… — он прерывается, чтобы глотнуть воздуха, шея нестерпимо болит, — я ничего не помню. Кто я?

Он почти не врёт, с памятью действительно не всё в порядке, Том не может сказать, в чём дело, но что-то не так, собственный рассудок кажется шахматной доской, белые клетки светятся невыносимо ярко, зато чёрные — провалы в бездну. Он знает, кто он такой, но не помнит, сколько ему лет и с какого момента он стал отдельной личностью. Словно его когда-то давно разбили и кое-как склеили, а потом скидывали внутрь всякий мусор. Унизительное ощущение неполноценности.

Поттер молчит довольно долго. Стёкла очков прячут глаза, рот сжат в тонкую линию, кожа бледная до голубизны, а жилки на ней — яркие, синие. Хочется зажмуриться, отвернуться, что угодно, лишь бы не видеть это неприятное в своей неподвижности лицо, но Том опасается, что это его выдаст.

И, в конце концов, он просто не может отвести взгляд, осознание того, что Поттер способен сделать с ним снова, гипнотизирует. Странное чувство, даже злиться из-за него невозможно, только удивляться.

Внезапно кажется, что и грязная комната, и шум деревьев, и мягкие сумерки, всё это — смерть. Сердце замирает от ужаса, но в тишине раздаётся мерзкий звонкий писк, и Том облегчённо выдыхает: тот свет, где водятся комары, — это слишком нелепо, а значит, невозможно.

— Ты меня убьёшь? — решается он, потому что дальше терпеть невозможно, ещё минута — и его вырвет. Он надеется, что вопрос испугает Поттера и… пристыдит. Возможно, он даже ему поверит.

— Хотел бы убить, — очень тихо отвечает тот. Во рту пересыхает, но через мгновение Поттер делает шаг назад, произносит заклятье, и верёвки спадают. Жаль, палочку он не опускает, хотя Том этого и не ждал. — Одевайся. И… шеей не дёргай.

Том машинально вскидывает руку к горлу, ладонь натыкается на плотный марлевый ком, наощупь — неуклюжее нагромождение бинтов, ваты и пластыря, но, как ни странно, боли почти не чувствуется.

— Спасибо, — ровно говорит он. Приподнимается, держась за кроватный столбик и судорожно сглатывая. Мантия и свитер, которыми он был укрыт, валятся на пол, они все в тёмных пятнах подсохшей крови. Во рту появляется привкус желчи, и приходится запрокинуть голову и сделать несколько глубоких вдохов. Как только перед глазами перестают плясать цветные круги, Том замечает, что Поттер смотрит очень внимательно, почти не моргая. Это пугает, и он тянется за штанами и джемпером в надежде хоть как-то отвлечь от себя внимание. Натягивая их, он, в свою очередь, не сводит взгляда с Поттера. Тот отступает к столу, льющийся из окошка свет очерчивает его силуэт светлым по чёрному, и потому не видно, что именно он берёт в руки.

— Садись, — когда он подходит, Том видит, что в левой руке у него обычная плоская жестяная тарелка, тёмно-серая и на вид не слишком чистая. В воздухе разливается запах жареной курицы, Том невольно сглатывает — не оттого, что хочет есть, а из-за вновь подкатившей к горлу тошноты.

Что это? Поттер что — откормить его хочет? На убой?

Должно быть, в его лице что-то меняется, потому что Поттер торопливо и будто бы даже виновато суёт ему тарелку.

— Ешь.

— Спасибо, — теперь в голосе нервные нотки, которые Тому самому не нравятся, — не нужно.

— Ешь, — повторяет Поттер с нажимом. — До завтра протухнет.

До завтра? Это значит, что пока он не собирается его убивать или сдавать властям?

Выражение лица Поттера знакомо, похоже, что тот на грани срыва и это — лишний повод с ним не спорить. Если бы у Тома была палочка… Но её нет, и он, опустив взгляд, чтобы скрыть гнев, с излишней торопливостью берёт тарелку. Хочется надеяться, что он проживёт достаточно долго, чтобы Поттер за это ответил.

— Что тебе от меня нужно? — спрашивает он, разделавшись с первым куском курицы. Довольно вкусно, да и неприятная резь в животе наконец пропадает, теперь голова уже не так сильно кружится.

— Чтобы ты не умер, пока… — Поттер осекается. Тома начинают терзать дурные предчувствия, из груди снова рвётся дурацкий смешок, но он сдерживается.

— Пока что? — Он отставляет тарелку: больше не лезет ни куска, тогда Поттер протягивает полную до краёв кружку. Сначала кажется, что в ней обычная вода, но потом Том чуть было не роняет её — внутри тёмно-красная жидкость. Через секунду он принюхивается и мысленно обругивает себя идиотом: это обычное дешёвое вино.

— Пока не расскажешь всё, что я хочу знать. Пей.

Том осторожно делает небольшой долгий глоток. Как он и думал, слишком крепкое. В действиях Поттера начинает намечаться система, решает он и отставляет кружку, сделав вид, что поперхнулся. Не хватало только напиться.

— Но я понятия не имею, чего ты хочешь, — на последних словах Том действительно давится и заходится надсадным кашлем, хватаясь за шею. Слабость накатывает с новой силой, это приводит в ярость, но он ничего не может поделать, сотрясающая тело дрожь абсолютно неуправляема. Торопливые сильные удары по спине заставляют задохнуться, он сгибается, жадно хватая ртом воздух, вино разливается — ему на штаны, попадает на кровать и капает на пол. Поттер отшатывается, его лицо искажено чем-то похожим на бешенство, бледно-розовый язык быстро облизывает губы.

Тому хочется бежать, но некуда, до окна не добраться, дверь заперта на щеколду, палочка у Поттера, а тот — чёртов спятивший вампир.

— Сволочь, — выкашливает он наконец.

— Силенсио, — мрачно говорит Поттер. Он берёт со стола бутылку с водой, поднимает с пола кружку, неторопливо споласкивает её и наполняет примерно до половины. Потом роется в нестерпимо шуршащем чёрном пакете, достаёт небольшой пузырёк, вытряхивает из него на ладонь несколько таблеток и крошит их в воду. Пара белых гранул падают на пол, закатываются в щели между грязными досками, Поттер их не подбирает. — Это снотворное, — поясняет он, подходя к Тому. — Лучше будет, если ты выпьешь.

Кончик палочки в паре дюймов от его виска убеждает лучше слов. Том пожимает плечами и протягивает руку.

Очень гуманно со стороны Поттера, зло думает он, дать ему снотворного, после которого он, скорее всего, и не проснётся. Возможно, Поттеру так удобнее. Возможно, убеждения не позволяют ему рвать глотки бодрствующим людям.

Умирать и возвращаться на призрачный вокзал, или куда там, по-прежнему нет никакого желания, но делать нечего, он пьёт. Горько, и действует почти сразу, что странно, после такой-то кровопотери. Погружаясь в темноту, Том думает только о том, что Поттер, похоже, в нём нуждается, значит, есть шанс проснуться.

Последнее, что он чувствует, — как верёвки вновь обвивают руки и ноги, последнее услышанное — надсадный скрип двери.

Поттер решил прогуляться перед ужином?

***

Кажется, что кто-то ухватил его за горло и тащит из тяжёлого, вязкого сна, сам воздух которого пружинит, будто не желая его отпускать. Тьма медленно распадается на тысячи разноцветных пятен, а те обращаются в рассеянный тусклый свет. Не сразу Том понимает, что это свет Люмоса, из-за которого сумрак в потолочных углах выглядит ещё гуще. Сейчас глубокая ночь, откуда-то доносится многоголосый стрёкот сверчков. Запотевшую кожу остужает сквозняк, свежий, как ручей.

В шее что-то болезненно тянет, он поворачивает голову и вздрагивает — почти рядом лицо Поттера, по-прежнему бледное и застывшее, словно мёртвое. Оказывается, тот меняет ему повязки. Том пытается отодвинуться, но не может, всё тело затекло, да ещё и верёвки.

Ублюдок. Зачем он полез?

Поттер смотрит на испачканные кровью бинты, облизывает губы и переводит взгляд на его горло. Где-то в низу живота появляется противный холодок и разрастается, стремится вверх, достигая сердца — оно бьется очень быстро, Тому хочется приказать ему заткнуться.

«Не надо», — пытается сказать он, но изо рта не вырывается ни звука, язык сухой и неповоротливый, как деревянный, хотя заклятия безмолвия больше и не ощущается. Он вздрагивает от прикосновения пальцев, скользнувших по шее, прямо по так и не затянувшейся до конца ране. Поттер медленно, смакуя, вылизывает их и замирает, уткнувшись лбом в матрац, а через минуту, которая кажется длиннее ночи, поднимает голову и снимает очки. Том думает, что самое время закрыть глаза, но заставляет себя не делать этого.

Поттер придвигается ближе, его рот приоткрыт, видны кончики острых белых зубов. Порозовевшие губы блестят от слюны. Он берёт Тома за плечо, привлекая к себе, но тут же останавливается, мелко дрожа, тянется за палочкой и шепчет заклинание. Верёвки медленно сползают с правой руки — и тогда Поттер обхватывает его запястье ладонями, наклоняется и впивается в него клыками.

Это больно. Не так обжигающе больно, как укус в шею, но Том вскрикивает. Палочка падает и закатывается под кровать, свет гаснет, и в темноте раздаются только торопливые чмокающие звуки. Он ощущает, как шершавый язык забирается всё глубже в рану, и пытается отдёрнуть руку, но Поттер держит слишком крепко.

— Чёрт тебя возьми! — шепчет Том в отчаянии, стиснув зубы, чтобы не заорать, когда острые клыки рвут плоть, прихватывают сухожилия. — Чтоб ты подавился, Поттер…

Неожиданно его запястье никто больше не сдавливает, ночной воздух холодит рану, и Том чувствует, что кровь продолжает выплескиваться толчками. Не успевает он глубоко вдохнуть, как на бёдра с размаху опускается тяжелое тело, вжимает в кровать; Том силится поднять руку и оттолкнуть его, но не может.

— Так ты помнишь меня? — раздаётся над ухом шипение. — Ты всё помнишь!

Ледяные ладони до боли сжимают его лицо, на подбородок падают тёплые капли. Они, должно быть, солоноватые, с металлическим привкусом, приходит в голову, прежде чем Том теряет сознание.

 Отправлено: 19.10.10 23:07. Заголовок: Гарри — Извините, ..

Гарри

— Извините, мистер, скоро приедем?

От громкого, на весь автобус, вопроса Гарри вздрагивает и пробуждается от полудрёмы.

— Миль двадцать, — доносится чуть хриплый бас из головы салона, на что одна из сидящих на последнем ряду девушек недовольно цокает языком, будто ей не терпится наконец-то выйти. Гарри тоже не терпится: с каждой минутой и с каждым взглядом на Риддла всё сильнее хочется пить, а упаковку сока он допил ещё час назад. А вот есть совершенно не хочется — сухая еда сегодня просто не лезет в горло, словно он пытается прожевать не сэндвич или яблоко, а кусок картона.

— Вечно этот рейс опаздывает, — говорит девушка вполголоса. — В прошлый раз из-за этого даже…

Гарри морщится и жалеет, что не может наложить ни на неё, ни на её подругу Силенцио. Кто бы мог подумать, что места в самом конце салона окажутся в разы неудобнее, чем те, что в середине или ближе к водителю. Одна из беспокойных соседок даже попыталась познакомиться с Риддлом. Знала бы, кто этот «красавчик» и что он делает — делал — с такими, как она, сбежала бы на первой же остановке и дала хоть немного отдохнуть.

Осторожно достав палочку и коротко оглядевшись, Гарри шепотом произносит: «Муффлиато». Теперь можно и поговорить, если, конечно…

— Риддл? — негромко спрашивает он и чуть наклоняется вперед, заглядывая тому в лицо. Похоже, разговор откладывается, глаза Риддла прикрыты, словно он задремал, прижавшись лбом к стеклу.

Его лицо всё такое же, каким Гарри запомнил его по Тайной комнате и думосбору, красивое, с высокими скулами, узким надменным ртом, тёмными глазами. Хотя, наверное, он только кажется смазливым — по сравнению со змеиным-то лицом Волдеморта. Да и в любом случае, бледность и утомленный вид никого не красят.

Надо было ещё подождать, ругает себя Гарри, раны только затянулись. Но другого выхода нет, срочно нужна информация, хоть какая-нибудь. Своему «напарнику» он не доверяет до сих пор, пусть у них и было ровно три (целых три!) нормальных разговора. Один о том, что Волдеморт — лживая тварь, которую следовало оставить в Запретном лесу на съедение дементорам (Гарри до сих пор стыдно за тот срыв и за то, как он перед этим располосовал Риддлу запястье). Второй — что в интересах Риддла, если тот хочет жить, быть как можно более послушным и полезным. И третий — о необходимости сделать вылазку в магический Лондон, где есть и книги, и… лечебные зелья.

И вот теперь должен быть четвертый. Но только Гарри собрался с духом, его ходячий справочник по теневой стороне волшебного мира, как назло, задремал.

— Эй, Риддл? — чуть громче повторяет он и трясет того за плечо.

— Я слышу.

Гарри неловко хмыкает и отдёргивает руку, но тут же злится на себя — сейчас не до уважения к чужим раздумьям. Две пересадки, шесть часов в пути и не меньше часа ожидания рейса до Лондона — более чем достаточно на уединение. Хотя уединением это бы не назвал даже привыкший к суматохе «Норы» Рон — Гарри уже сам видеть не может людей и особенно тщательно отводит глаза от чужих шей. И раз за разом цепляется взглядом за запястья: тонкие и широкие, покрытые выгоревшими на солнце волосками, бледные и загорелые, спрятанные под браслетами и часами. Кажется, он никогда в жизни так внимательно не разглядывал руки других людей. Но особенно привлекает повязка на риддловском — Гарри до сих пор помнит, каким на удивление слабым и хрупким оно оказалось в его хватке и как вкусна была…

«Стоп, Поттер, нельзя».

Он одергивает себя, как тетя Мардж одну из своих собачонок, и трясет головой, прогоняя навязчивую идею. В и так душном автобусе за несколько секунд как будто стало на десяток градусов жарче — горло пересохло, а жажда стала почти мучительной. Нужно отвлечься.

— Расскажи мне о Ноктюрн-аллее. Где там можно купить книги и зелья? И обменять фунты на галлеоны? — спохватывается Гарри. Он уверен, что в Гринготтс лучше не соваться, да и вообще не дать никому заподозрить, что он Поттер, — его наверняка разыскивают.

— С чего ты взял, что я знаю?

Гарри удивленно смотрит в темные, почти черные глаза.

— Ты же там работал.

— С чего ты взял, что это был я?

Гарри обмирает.

— Ты Волдеморт.

— Я сам не знаю, кто я.

Риддл настолько спокоен, что хочется надавать ему затрещин, чтобы привести в чувство. Равнодушие и бесстрастность сейчас только злят. Словно ему плевать, где Гарри возьмёт вещи, нужные им обоим, кстати. А хотя, наверное, ему действительно плевать.

— Слушай, Риддл, и посмей только сказать, что ты ещё и не Риддл, — цедит Гарри, склонившись к Волдеморту; женщина, сидящая через проход, как-то странно на них смотрит. — У нас уговор. Я вытащил тебя с того света — ты помогаешь мне. Поэтому, — почти шипит он, — сделай одолжение, постарайся вспомнить, что можешь. Если мне будет плохо, то тебе точно станет не лучше.

Гарри чуть отстраняется и переводит дух. Его колотит, и не понять, отчего. Наверное, всему виной напряжение и — да, наверное, — страх, который он не может вытравить из себя: не помогают даже мысли, что он справлялся и с худшими ситуациями. Или же это возмущение, что Риддл опять лжет. А может, руки дрожат оттого, что тяжело всё-таки сдерживать ненависть и… желание чего? Убийства?

Наверное, выглядит он ужасно: Риддл отодвигается, насколько позволяет узкое кресло, и соглашается провести их обоих так, что никто не заметит. Будто действительно надеется, что Гарри рискнет взять его с собой. Ага, плечом к плечу под мантией-невидимкой, о которой тот, кстати, ещё не знает. И не должен узнать.

— Нет уж, — перебивает Гарри, даже не пытаясь казаться вежливым, — давай ты мне расскажешь, а схожу я сам. — Он достаёт блокнот; странные зеленые зайцы на обложке его раздражают, но другого в магазинчике на автозаправке не было. — Как попасть на Ноктюрн-аллею, не заходя на Диагон?

— Пойдешь под мантией?

— Какой мантией? — подозрительно переспрашивает Гарри. Волдеморт не знал ни об одном даре Смерти, кроме Старшей Палочки. И тем более не знал, кому те принадлежат.

— Поттер, — Риддл приподнимает брови и смотрит на него как на идиота, — я знаю, что у тебя есть мантия-невидимка. Я вообще довольно неплохо тебя знаю, если на то пошло.

Но в этот раз спокойный, почти равнодушный тон не злит, а успокаивает. Сложно срываться на человека… на того, кому будто уже совершенно неважно, что с ним сделает «похититель». Очередной укол стыда, и Гарри смущенно кашляет. Похоже, надо будет расспросить Риддла о тех его воспоминаниях, что касаются Гарри.

— Да, под мантией, — коротко подтверждает он. — На Ноктюрн есть вход, где не слишком людно?

— Дай, я нарисую. Не люблю объяснять, — Риддл еле заметно улыбается, беря блокнот.

За укатившимся карандашом они ныряют вдвоем, и вдвоем одновременно хватают, не дав тому укатиться под сиденье. Но если Гарри в этот момент думает, что из Риддла бы мог выйти неплохой ловец, у того, видимо, не настолько светлые мысли: он дергается, ударяется головой о спинку переднего сиденья, а потом напряженно замирает. Карандаш он, конечно же, берет совершенно спокойно, но теперь Гарри этой невозмутимости не верит.

— А ещё хотел преподавать, — неловко, желая разрядить атмосферу, бормочет Гарри, а сам всё думает, что пальцы Риддла были слишком горячие. Не жарко ли ему в свитере, воротник и длинные рукава которого отлично скрывают повязки? — Ты нормально себя чувствуешь, не лихорадит?

Риддл качает головой, продолжая что-то вырисовывать на плане. Гарри невольно хмыкает: почерк очень напоминает почерк Гермионы, хотя вряд ли ей польстило бы такое сравнение. Желание отправить сову хотя бы ей (она поймет и не станет поднимать шума) настолько невыносимо, что Гарри вынужден раз за разом напоминать себе, что нельзя. Он не может в который раз подвергнуть Гермиону и Рона опасности. И Джинни. А ведь он так соскучился по ним…

— Проход, — он сглатывает комок в горле и заставляет себя прислушаться, — в лавке старьевщика?

— Да. Как я уже сказал, — чуть недовольно говорит Риддл, словно досадует на непонятливого ученика, который мало того, что перебивает, так ещё задает глупые вопросы. На памяти Гарри более нетерпим к ученической «любознательности» был только Снейп. Ну, ещё Амбридж. — Сразу в прихожей, справа. Пятая доска от левого угла. На уровне глаз обгорелое пятно, не ошибешься. Когда выйдешь, замри и отойди влево, прямо перед тобой будет…

— Конечная. Просим не забывать свои вещи. Благодарим, что воспользовались нашими услугами.

Гарри непонимающе крутит головой. Всё, они в Лондоне, а нормальный разговор, как назло, только начался. Но, как и Риддл, он не встает, ждёт, когда выйдут другие пассажиры. Когда в салоне кроме них никого не остаётся, он кивает в сторону выхода:

— Пойдем. Блокнот пусть будет у тебя, остальное договоришь в гостинице.

Риддл не переспрашивает, но на его лице мелькает странное выражение, будто он до последнего момента верил, что специально для него Гарри найдет пыльный чулан, заброшенный чердак или подвал. И почему-то это обижает.

Уже на ступеньках Гарри цепко хватает идущего впереди Риддла за запястье и оборачивается к водителю, вытирающему платком мокрый лоб.

— Извините, сэр, где поблизости можно найти гостиницу? — он запинается. — Не очень дорогую?..

Мужчина смотрит на них, жует губами, продолжая разглядывать, а потом с неохотой советует пройти квартал до площади с мраморными львами и свернуть в переулок, под синюю вывеску. Гарри не нравятся интонации, словно речь идёт о не слишком хорошем месте, а потому он решает уточнить ещё у прохожих. Хотя не факт, что хоть кто-то согласится помочь: он знает, что вызывает подозрение, не раз уже за время путешествия его спрашивали о самочувствии, и не раз женщины крепче прижимали к себе сумки, когда они с Риддлом проходили мимо.

Он бормочет слова благодарности и тащит Риддла за собой на улицу. Идти неудобно, спортивная сумка с их немногочисленными вещами бьет по ногам, а палочка во внутреннем кармане ветровки кажется спрятанной слишком далеко.

— Только без глупостей, Риддл, — не выдержав, говорит он, словно крутой полицейский, конвоирующий опасного преступника. — Помнишь наш уговор?

«Вот я и стал аврором», — криво улыбается он.

***

Когда дверь номера захлопывается, Гарри на миг испытывает желание вернуться и ещё раз проверить наложенные заклятья. Но он лишь напоминает себе, что всё сделал верно, и поворачивает ключ в замке. Заклятья заклятьями, но и это не помешает.

До указанного магазинчика он добирается через полчаса, и, лишь выйдя из метро на поверхность, неожиданно успокаивается: если Риддл мог сбежать, он уже сбежал. Хотя не должен — если, конечно, не научился колдовать без палочки. Улыбнувшись этой мысли, Гарри достает блокнот и сверяется с записями.

Как ни странно, пометки оказываются верны. Даже совет не сразу выходить из-под арки отлично помогает: с того места, что указывал Риддл, становится видна аптекарская лавка, человек с выпученными глазами на вывеске которой, такое чувство, пьет не лечебное снадобье, а едкий яд. Нормальная реклама для Ноктюрн-аллеи.

Но сначала деньги. Перешагивая через пятна слизи на брусчатке, он идет вниз, к обменному пункту. Когда показывается будто прилепленная к стене будка, чем-то похожая на билетную кассу, Гарри выбирает местечко поукромнее, стаскивает мантию-невидимку, натянутую поверх обычной и надвигает капюшон пониже. Невидимок здесь вряд ли обслуживают.

Как и было обещано, обмен проходит успешно, хотя на двери висит табличка «закрыто». Гарри начинает верить в правдивость своего путеводителя. Теперь он действует чуть смелее, хотя продолжает настороженно оглядываться по сторонам. Его тревожат две тени, что следуют за ним от самого обменного пункта, но очередной закоулок, снова мантия-невидимка, и он незамеченным проходит мимо любителей легкой наживы.

Зелья, купленные в аптеке, выглядят подозрительно; книги, подобранные в магазине, тоже ничем не похожи на аналогичный товар с Диагон-аллеи, грязные и потрепанные. Однако выбор намного богаче, чем Гарри ожидал. Он рассчитывал на один-два тома о вампирах, а получил список из десятка названий, жаль лишь, что денег только на одну книгу — цены Ноктюрн-аллеи так же недоброжелательны, как её жители.

Запоздало вспомнив о самом необходимом для себя, он снова возвращается в аптеку, и, старательно надвинув капюшон пониже, считает оставшиеся сикли. Сделав, наконец, покупку, он утешает себя, что свиная кровь считается наиболее близкой к человеческой. К тому же — напоминает себе Гарри — её и в готовке используют, как и говяжью, так что ничего страшного. Однако когда пузырьки глухо стукаются друг о друга в кармане, он не может сдержать нервного смешка: он пьет кровь и лечит своего злейшего врага. Гарри Поттер шастает по подворотням, грабит магглов и хочет перегрызть кому-нибудь глотку — ниже падать уже некуда. Заметив понимающую, а оттого особенно мерзкую ухмылку продавца, он быстро выходит. Так — как на своего — на него смотрели только на втором курсе. И тогда во всём тоже был виноват Риддл.

Гарри на мгновение замедляет шаг. Кажется, что нет смысла возвращаться, что-то делать, пробовать излечиться — рано или поздно он снова вернется к Волдеморту, и будет новый дар-проклятье. Сначала серпентарго, теперь вампиризм, что дальше? Некромантия? Он сам станет Темным Лордом? Ему хочется заорать, швырнуть купленные склянки в стену, чтобы алая кровь перемешалась с густо-зелёным крововосстанавливающим зельем. Цвет должен получиться поганый — прямо как его настоящее.

Но он сдерживается, сжимает кулаки и дрожащими руками поправляет чуть было не сползший капюшон. Успокоившись, он заставляет себя думать о том, что нужно, а не скатываться в истерику. И досадует, что лучше бы сначала купил книги, потом кровь, а уже на оставшиеся деньги подбирал зелья для Риддла. Но теперь поздно. Да, похоже, он и так здесь примелькался: грязно-серая, трансфигурированная из плаща мантия кажется на фоне вороньи-черных одеяний почти белой.

Возвращение утомляет ещё больше — он попадает в «час пик». И потому вид спокойно спящего на кровати Риддла, который, похоже, даже не пытался сбежать, почти раздражает. Но Гарри сдерживает желание хлопнуть дверью посильнее и аккуратно притворяет её за собой.

 Отправлено: 19.10.10 23:07. Заголовок: Том Поттер находит ..

Том

Поттер находит странную прелесть в том, чтобы сажать его на поводок как собачку; длина верёвок не имеет значения, главное то, что он привязан, чёрт возьми, снова привязан к кровати! Том мог бы грязно пошутить над этим, но оценить некому.

Он лениво рассматривает свои связанные руки. Чёрная верёвка охватывает запястья, цепляется, словно змея хвостом, за толстые прутья кроватного изголовья, крупные кольца лежат на одеяле. В ней несколько футов, Том даже может встать и походить, выглянуть в окно. Очень мило со стороны Поттера, нет, в самом деле. Только вот до двери не добраться. Да и толку — она заперта и зачарована, а без палочки он… ну, не ноль, но что-то близкое к этому. Это всё равно что иметь запечатанную консервную банку, но не иметь ножа.

Да, от ножа бы он сейчас не отказался. Вогнать его Поттеру в горло. Том ненавидит вид крови, но ради такого дела как-нибудь бы стерпел.

Он рад, что Поттер ушёл, пусть и ненадолго. Наконец-то есть возможность спокойно подумать без того, чтобы нелепый обидный страх путал мысли, сбивал с толку. Но вместо этого Том безразличным взглядом скользит по потолку, стенам, грязным обоям и пыльным фотографиям в дешёвых рамках. Из окна льётся мягкий жемчужно-серый свет, но постепенно, когда рассеиваются затянувшие небо облака, розовеет, заполняет комнату, слепит глаза — невольно выступают слёзы. В окнах дома напротив отражается солнце, и один его вид вызывает странное чувство в груди — смесь возбуждения и тоски. Том вскакивает с кровати и подходит к окну, насколько позволяет натянувшаяся верёвка, и улыбается, когда на лицо падают тёплые лучи.

Он жив, впервые за эти дни понимает он с болезненной остротой, с безотчётной благодарностью, которой, пожалуй, никогда и не испытывал. Он прикрывает глаза, вдыхая запах мокрого дерева, идущий от рам, поглаживает кончиками пальцев выщербленный подоконник, тупая боль в запястье — и та кажется почти приятной. По сравнению с темнотой, вязкой тишиной и редким шепотом чужих мыслей, мир — такое прекрасное место. Если бы не Поттер, конечно. Но Поттер — привычная константа. Большая часть знаний Тома абстрактна, и только в отношении Гарри Поттера он может быть хоть в чём-то уверен. Например, в том, что тот благороден до зубовного скрежета, а теперь пьёт его кровь. Довольно забавная рокировка, если подумать.

Я — личинка, неожиданно думает он. Выдернутая из одной ячейки, чтобы на полтора десятка лет быть подселенной в другую. Это Гарри Поттер и это твой новый дом, добро пожаловать, заберись глубоко-глубоко и не отсвечивай. А теперь, когда пришло время вылупиться, вылезай и дальше ползи сам, ошмёток личности с осколками памяти, ползи, потому что вернуться тебе некуда, ты застрял, как безбилетник на конечной станции поезда, и денег, чтобы уехать, у тебя нет.

Ну что же, у Тома хватает самообладания признать, что в этом забеге к бессмертию он аутсайдер. Пока что ведёт Поттер, но Том не собирается это так оставлять.

Поттер. Тот скоро вернётся, отчего Том нервничает, хотя это — не совсем подходящее слово по отношению к позорному липкому ужасу, который он испытывает. Кто бы мог подумать, он — и боится тёмной твари. Хотя, вне всякого сомнения, Поттер далеко не обычный вампир. Но тем хуже для Тома. Два раза он уже едва не отправился на тот свет: сначала когда Поттер аппарировал вместе с ним в Динский лес и почти сразу же впился в горло, потом — в сторожке. Том не сомневается, что последует и третий, и осознание того, что ничего предугадать невозможно, Поттер неуправляем и неконтролируем, подобно стихийному бедствию, заставляет сердце сжиматься. Взять хотя бы, как он смотрел на него сегодня в автобусе, словно голодающий в военные годы на бездомную кошку: и хочется, и колется. Перед тем, как они заключили нечто вроде договора о сотрудничестве, Поттер пообещал, что больше не нападёт, но чего стоят эти слова?

Том уверен, что ничего; если на чашах весов перед Поттером будут лежать его жизнь и жизнь другого человека, кого угодно, мага или маггла, то…

Прижавшись пылающим лбом к стеклу, он жадно ловит последние капли уходящего дня, пока небо снова не затягивает ровной серой пеленой и ветер не бросает в окно горсти холодной мороси.

Появляется смутное тревожное ощущение, становится всё сильнее; Том вспоминает, что обычно (когда-то давно, когда?) доверял чувствам, но сейчас не может сказать, что именно его беспокоит. Холодает, дымчатые дождевые сумерки с улицы просачиваются и в комнату, будто клубы тумана. Том может зажечь свет, но для этого надо сделать несколько шагов. Он не хочет. Забирается с ногами на кровать и накрывается тонким одеялом, дышит на ладони — мёрзнуть он не любит.

С тихим скрежетом в замке поворачивается ключ, и дверь приоткрывается. На кровать и оконное стекло падает узкая полоска жёлтого света из коридора, на мгновение в ней мелькает тень, но тут же пропадает. Том замирает и закрывает глаза, дыша глубоко и мерно, как спящий. Он напоминает себе жалкого ребёнка, решившего, что страхи пропадут, если на них не смотреть: в шкафу никого нет, мертвец не прячется за зеркалом, когтистая лапа из-под кровати не схватит за ногу. Такая глупость.

Раздаётся шелест бумаги, мелодичный перезвон стекла — пузырьков с зельями? Старый вытертый (ну и маггловскую дыру Поттер нашёл) ковёр приглушает звук шагов, но Том знает, что Поттер проходит по комнате и останавливается прямо над ним, возможно, покачивается с пятки на носок и кусает губы. Он приносит с собой аромат дождя — вспоминаются мокрые асфальт и трава, и дрожащие листья деревьев, влажные волосы и одежда, капли на камнях. Пять долгих минут спустя он отходит. Хлопает дверь ванной комнаты. Том утыкается лбом в подушку и шумно выдыхает.

Понятно, что слишком долго притворяться спящим не удастся; Том сомневается, что Поттер вообще поверил его импровизации. Тем не менее, он её поддержал, значит, не меньше Тома хочет избежать разговора.

Из-за хлипкой стенки доносятся странные звуки. Том невольно приподнимается и прислушивается. Похоже на кваканье или сдавленный хрип. Через несколько секунд он понимает — Поттера тошнит.

Ох, чёрт. Отлично. Выблевать его кровь в унитаз — прекрасный вариант. В серебристом стекле, подсвечённом с улицы неоновой вывеской, Том видит очертания своего искажённого злостью бледного лица со впавшими щеками, чёрными кругами под глазами.

Дверь распахивается, едва не опрокидывает слишком близко поставленный стул. Поттер в потоке мёртвого белого света выглядит как архангел, готовый разить змея, но сам беспомощно вертит головой, точно слепой, и бестолку хлопает рукой по стене, пока не нашаривает выключатель. Со щелчком загорается лампа на потолке, её свет тёплый, но неровный, моргающий.

Лицо, шея, свитер и рубашка Поттера — в мелких красных каплях. Особенно много их на подбородке, на лбу единственная размазанная алая полоса, в которой угадывается след руки. Кожа мелово-белая, мокрые волосы зачёсаны назад, похожие на гребень на спине дракона. Он без очков, глаза с крохотными точками зрачков бессмысленно смотрят на верёвки, что удерживают Тома.

Наконец они встречаются взглядами. Поттер делает было шаг вперёд, но тут же останавливается, с размаху опускается на стул. Резкий скрип в тишине звучит как гром.

— Что случилось? — спрашивает Том бесстрастно, хотя внутри всё дрожит. Но, в конце концов, контролировать себя — в этом есть особая прелесть.

— Не помогло, — глухо говорит Поттер, уткнувшись лицом в ладони и по-стариковски сгорбившись.

— Что не помогло? — В ответ доносится невнятное бурчание, и он досадливо переспрашивает: — Что?

— Свиная кровь. Я не могу её пить.

Том фыркает. Это становится забавным.

— Купил на Ноктюрн-аллее? — с натянутой улыбкой интересуется он. — А ведь там и человеческая есть. На любой вкус. Даже девственниц. Ну, утверждают, что девственниц, хотя…

Поттер вскидывает голову, лицо — как маска ярости в греческой трагедии: расширившиеся глаза, искривлённый квадратный рот…

— Заткнись.

Том пожимает плечами.

— Избирательная щепетильность?

Поттер, не отвечая, тяжело поднимается, отворачивается и роется в сумке, медленно выкладывает оттуда обёрнутые вощёной бумагой свёртки. На колени Тому летит увесистый пузырёк синего стекла, исцарапанный и потёртый.

— У меня не было больше денег, — равнодушно говорит Поттер, словно угадав его мысли.

— Стоило отложить их для бедных, а не… Хорошо, может, развяжешь меня?

Поттер взмахивает палочкой. Его подавленный вид начинает серьёзно тревожить Тома: кто знает, что в таком состоянии придёт ему в голову? Что если он решит связаться со своими друзьями? С Министерством магии? С аврорами? Тогда у Тома не останется шансов.

— Это крововосстанавливающее зелье? — спрашивает он, когда становится ясно, что от Поттера не дождаться ни слова. Тот молча кивает, перебирая свёртки. Ночью он и выглядит по-другому — взрослее, раскованнее. Жесты становятся уверенными, движения рук быстрые, хищные; кажется, даже ногти удлиняются. Черты лица заостряются, от щёк отливает кровь, верхняя губа иногда непроизвольно приподнимается, обнажая зубы и бледные дёсны. — Для меня, полагаю. Спасибо.

Он срывает крышечку и осторожно нюхает её: в Ноктюрн-аллее в зелья имеют обыкновение подмешивать что угодно, от бесполезной люцерны для густоты до драконьего навоза. Нет, кажется, всё нормально, хотя он предпочёл бы сваренное собой. Только сделав глоток, Том понимает (или вспоминает?), что это зелье обычно заедают чем-нибудь, слишком противный у него привкус, словно у тухлого жира и бычьей крови.

Поттер протягивает ему яблоко. Том переводит взгляд с его худой, покрытой старыми, подживающими царапинами руки на лицо и обратно. Снова эта «трогательная забота». Яблоко красное, налитое, с глянцевыми боками, должно быть, очень сладкое. Он берёт его, не касаясь ладони Поттера, и небрежно бросает на одеяло.

— Что ещё?

Поттер даже кажется выше ростом, хотя это наверняка всего лишь обман зрения. Он садится напротив, закидывает ногу на ногу и рассеянно подбрасывает на ладони небольшую истрёпанную книжонку в обложке из кожи гриндиллоу.

— Мне сказали, что это о вампирах, — говорит он низким задумчивым голосом.

Том едва удерживается от язвительного замечания, что на самом деле там рекомендации по разведению пикси в домашних условиях. Учитывая, что денег у Поттера было не слишком много, а с Ноктюрн-аллеи он никого не знает, можно только вообразить, что за чушь ему подсунули. Это типично для таких людей как Поттер — думать, что стоит только зайти в место, где обретаются отбросы магического мира, как все наперебой примутся предлагать ему старинные артефакты и редкие фолианты по бросовой цене.

— Могу я посмотреть? — Том ловит книгу и небрежно пролистывает её; как он и думал, ерунда, что-то среднее между романом ужасов из приложения к воскресному выпуску «Ежедневного Пророка» и брошюркой о поездке в Трансильванию. Поттер подаётся вперёд и внимательно заглядывает ему в лицо, выражение его близоруко прищурившихся глаз при этом по-детски невинное, словно он сам не понимает, как пугающе сейчас выглядит. Том отодвигается дальше, сделав вид, что просто опускает жалюзи. Зря — теперь гостиничный номер выглядит как тюремная камера, и льющийся с потолка свет становится тёмнее, тревожнее, цветом он как грязно-жёлтая пыль. О потолок бешено бьётся муха. Поттер встаёт и выключает лампу.

Наверное, в полумраке он лучше ориентируется. Или чувствует себя свободнее: садится не на стул, а прямо на пол, обхватывает колени руками и смотрит прямо перед собой. Проходит не меньше десяти минут, прежде чем он достаёт палочку, тихо говорит: «Люмос!» — и на её кончике вспыхивает слабый голубоватый огонёк.

— Бесполезно, да? — спрашивает он устало, и голос его слегка дрожит. Том с презрением думает, что это от сдерживаемых слёз. Вот истерик.

— Можешь почитать перед сном, — не сразу отвечает он, догадавшись, наконец, что это о книге. — Лучше заснёшь. Кстати, Поттер… — он опирается о спинку кровати и устало трёт переносицу, словно это он весь день проходил в очках и кожа теперь зудит, — лучше расспроси меня. Возможно, я что-то вспомню о вампирах.

— Правда? — Поттер нерадостно смеётся.

Том кривит губы. Раз Поттер имеет мало общего с обычными вампирами, хотя бы потому, что солнечный свет не оказывает на него такого уж явного воздействия (вряд ли слезящиеся глаза можно назвать негативной реакцией), а жажда крови накатывает слишком внезапно, то глупо надеяться, что он подчиняется тем же правилам и законам, что они.

Но чертовски интересно, откуда он такой взялся. Не Тёмный Лорд же его покусал?

— Я знаю, что ты мне не веришь, но у меня к тебе тоже нет особой симпатии — сам понимаешь, почему. Мы квиты. Мы в одной лодке.

— Я всё ещё могу послать сову Гермионе и Рону, а не отпаивать тебя зельями, — неожиданно жёстко говорит Поттер. — Думаешь, ты мне так необходим?

Ах, так, значит?

— И почему ты до сих пор этого не сделал? Боишься, что они осудят тебя за то, что ты сбежал и несколько дней таскался со мной? Или боишься, что напугаешь их? — пренебрежительно спрашивает Том и добавляет, не в силах сдержаться, в конце концов, он так устал: — Зря. Твоей девчонке наверняка понравится. Знаешь, бледное обаяние мертвецов, укусы в шею…

— Замолчи. Ты ничего не понимаешь.

Поттер безотчётно поднимает руку с палочкой, проводит по лбу: высвечиваются запавшие глаза, грязная чёлка, плотно сжатые губы. Том ждёт, но ничего не происходит, они по-прежнему сидят в холодном номере, слушая, как за окном снова идёт дождь — будто совиные крылья шуршат.

 Отправлено: 19.10.10 23:08. Заголовок: Гарри Молчание длит..

Гарри

Молчание длится и длится. Гарри не знает, о чём ещё спрашивать, к тому же, он слишком устал даже для разговоров. Некстати вспоминается, что примерно так же они молчали с Гермионой после ухода Рона, но ей он доверял — она не предаст, не обманет, пойдет с ним до конца. С Риддлом же он опасается даже находиться в одной комнате. Не боится, конечно — всё-таки палочка у него, да и физически он ощущает себя сильнее, — но всё равно тревожно. Ведь стоит беспокоиться не только о своей безопасности, но и о безопасности Риддла: есть хочется неимоверно.

Кстати, о еде.

— Ты не голоден? У нас остались сэндвичи.

Риддл молча качает головой, и это раздражает: вряд ли он решил заморить себя голодом, но тогда его поведение тем более непонятно — он за целый день практически ничего не съел. Или выходцы с того света не так уж и нуждаются в нормальной пище?

«Ну да, — мрачно сам себе отвечает Гарри, — хотят побыстрее туда вернуться».

— Если надумаешь, то вот, — он достает пару запакованных в полиэтилен сэндвичей и кладет на кровать, а сам, напоследок снова наколдовав для Риддла «поводок», уходит в душ. Таким грязным он себя никогда не ощущал, а при виде запёкшейся под ногтями крови накатывает дурнота.

Вода кажется почти кипятком. Гарри долго возится со старым душем, но когда все-таки подбирает нужную температуру, то с горечью отмечает, что почти до конца завернул кран горячей воды. Он почти равнодушно вспоминает, что инфери — тоже «не-живые» — боятся жара, но, наверное, слишком устал, чтобы пугаться. Лишь с нервным смешком отмечает, что теперь вряд ли будет мерзнуть. Хоть какая-то радость.

Когда он возвращается, и яблоко, и сэндвичи так и лежат рядом с Риддлом, а тот пялится в окно, будто увидел там что-то невероятно интересное. Ну или заснул сидя.

— Давай спать, но сначала… — Гарри не договаривает, что нужно проверить повязки. Он не хочет, а точнее, опасается этим заниматься. — Тебе что-нибудь нужно? — находится он. — Может… э-э, хочешь в туалет? Ты как в целом?

— Спасибо, я в полном порядке. Если не возражаешь, я хотел бы поспать.

Гарри хмурится от звучащего в словах высокомерия: будто Риддл — благородный аристократ, отмахивающийся от надоедливого слуги. Однако Гарри успокаивает себя тем, что лишь в тусклом свете палочки тот может выглядеть трагическим и гордым, будто плененный пэр. На самом деле он выглядит, что скрывать, откровенно паршиво. Они оба выглядят паршиво.

— Как скажешь. Кровать уступаю тебе. Буди, если что.

Он даже не заикается о том, чтобы развязать Риддла, но тот и не просит — тем лучше. Забрав с кровати подушку и трансфигурировав её в тонкий матрац, Гарри устраивается на нем и укрывается мантией. Как он и думал, холода и без неё не ощущается, но так уютнее — будто хоть что-то, хотя бы тонкая ткань, отделяет его от мира с тёмными колдунами, незнакомой магией и неизвестным будущим. Интересно, а нет ли ещё одного пророчества, про то, как он вместе с частью души злейшего врага вернулся с того света?

И обязательно со счастливым финалом, в котором он выжил и победил.

Он бы не отказался от такой судьбы или хотя бы от подсказки, что делать дальше. Как назло, думается только, что первое пророчество исполнено не до конца: Риддл жив. Но не убивать же его? Неужели Гарри стал таким, только чтобы уничтожить последний осколок души Волдеморта? Пусть догадка не лишена смысла, но Гарри не собирается этого делать. Даже с Волдемортом.

К тому же он не верит до сих пор, что перед ним хоркрукс — какой-то Риддл… слишком человечный, что ли. Смотрит испуганно, когда думает, что Гарри этого не замечает, и нервничает, к месту и не очень. И непохоже, что притворяется. Даже в маленьком мальчике из воспоминаний Дамблдора и Слагхорна было больше злобы и ненависти к миру. В этом Риддле — только усталость.

Хотя самого Гарри он должен ненавидеть. Пожалуй, есть, за что.

За стенкой негромко разговаривают, сверху доносятся шаги, кто-то чихает в коридоре, скрипят двери, щёлкают замки — Гарри всё это слышит и завидует Риддлу, который уже вроде бы уснул. Сам он, даже час спустя, лежит и слушает жизнь, которая кажется всё более чуждой. Воспринимать людей как еду — омерзительно и… унизительно. Возвращаться таким к Джинни, к Рону и Гермионе он не хочет. Они не бросят его, конечно, но какое он сам имеет право подвергать их опасности?

В своё время он был искренне рад за Тонкс, но такой же судьбы для Джинни не хочет. Ремус становился зверем раз в месяц, а он? А он снова хочет есть, хотя и двух суток не прошло, как он напился из запястья Риддла. Конечно, может, дело в том, что он заставил себя оторваться, но как — как?! — он будет жить в людском обществе? Ходить как лже-Грюм, постоянно прихлебывая из фляжки, замечать на себе косые взгляды, старательно смотреть собеседнику в глаза, а не на шею? А если он вообще сможет жить только ночью? И Джинни, от которой он сам отказался, а теперь явится обратно неживым…

Он хочет вернуться, но знает, что не сделает этого. Пусть уж его считают пропавшим без вести, как гласила заляпанная грязью листовка на Ноктюрн-аллее. В каком-то роде он теперь согласен с написанным поперек лица «Так тебе и надо, тварь». Тварь он и есть, наглядное пособие для Хагрида. Вот уж кто с радостью будет с ним общаться.

— Риддл, ты не спишь? — негромко окликает он.

— А какая тебе разница? — отвечает тот через минуту или чуть больше.

— Давай поговорим. Расскажи о вампирах.

— Они не спят по ночам.

— Риддл, — угрожающе начинает он, — покусаю. — Кажется, мрачная шутка увенчалась неожиданным успехом — дыхание у Риддла перехватывает, и Гарри более свободным тоном добавляет: — Расскажи что-нибудь полезное. Обо мне.

— Ты парадокс, Поттер. Странно, но тебя вообще не должно существовать. Вампиры тебя не кусали, их крови ты не пил.

Гарри заставляет себя глубоко вдохнуть, выдохнуть, снова вдохнуть. Он, конечно, догадывался, что разговор будет непростым, но чтоб настолько…

— Риддл, — ему нравится произносить настоящее имя Волдеморта — словно напоминание и ему, и себе, что тот не Темный Лорд, — вообще-то ты предлагал себя в качестве источника, — он делает паузу, — информации, а не скептика. Тебя тоже вообще-то не должно существовать.

— Тогда мы квиты вторично. Ладно, что именно ты хочешь узнать?

Риддл приподнимается на локте и неопределенно поводит рукой. Гарри давится вдохом — он не должен был видеть этого в кромешной темноте! Очки лежат в изголовье, но с каждой секундой очертания худощавой фигуры всё четче, словно кто-то наводит резкость. Самое странное, что кровать видна намного хуже, а вот тело… Нервно сглотнув, Гарри почти со страхом переводит взгляд на голову Риддла и облегчённо понимает, что черт лица не рассмотреть — это было бы совсем не по-человечески.

— Поттер?

Он не уверен, но, похоже, голос Риддла дрогнул.

— Да, я здесь, просто задумался, — отвечает он, и укладывается обратно. Уж лучше смотреть в потолок. — Я видел только одного вампира, но мельком. А ты?

— Настолько близко не знал ни одного, — после паузы едко отвечает Риддл. — Но они не такие, как ты.

Чего и следовало ожидать. И здесь он особенный. Гарри вздыхает и думает, что бы ещё спросить.

— Риддл, а что уничтожает вампиров? Мне стало не нравиться солнце. — Да, его свет действительно неприятен, но и только — ожогов не оставляет. Пока.

В темноте разговаривать проще, у Гарри создается ощущение, что он беседует с доктором, который может помочь вылечиться. Да, вылечиться, снять проклятье.

— Солнце убивает вампиров сразу. Если ты до сих пор жив, то не стоит его бояться.

Хочется поверить, но Гарри хорошо помнит, что в первый день даже не вспоминал о возможной опасности солнечного света; во второй — глаза слезились; сегодня же, во время пути в Лондон, он посадил у окна Риддла и старался ходить в тени домов. Знак не самый оптимистичный, но сейчас его волнует нечто другое.

— Риддл…

— Хватит называть меня Риддлом.

Спорить нет ни сил, ни желания, но уколоть врага в самое больное место хочется. Тот сам напросился.

— Том, я хочу есть. Очень.

Он даже не морщится от неожиданной интонации: хотелось, чтобы в голосе прозвучало безразличие, а вышла жалкая просьба. Странно, стоило попросить, и Гарри уже не боится своего желания, будто, озвучив, переложил часть весь день давящего на него груза на плечи Риддлу. Так и надо.

В коридоре кто-то проходит, но в остальном тихо. Гарри ждёт гнева, возмущения, презрения, а голод всё сильнее. Снаружи их никто не услышит, никто не помешает; он видит добычу, а она его — нет. А ещё жертва ароматно пахнет кровью и страхом — идеальные условия. Гарри облизывает пересохшие губы и приподнимается, но Риддл почему-то до сих пор молчит, будто пытается спрятаться в темноте. Зря надеется.

Гарри встряхивает головой и заставляет себя очнуться от морока. Так нельзя, нельзя, у них уговор.

— Мне нужна твоя кровь. Я возьму немного, завтра попробую купить человеческой. Том, я… я прошу тебя.

— Хорошо.

Голос неживой, механический. Запах страха становится сильнее, а чужое сердцебиение так часто, что сливается в единый звук. Или это у самого Гарри кровь гудит в ушах? Прикусив костяшку указательного пальца, он останавливается у стола. Из пустого флакона от зелья получается отличный кубок. Из щепки — нож. Конечно, опасно держать рядом с Риддлом оружие, но Гарри не уверен, что магией случайно не отсечёт ему кисть — руки дрожат всё сильнее. Он подходит ближе, думая, встать ли перед кроватью на колени, присесть рядом или пододвинуть стул. Всё сильнее желание не церемониться и впиться клыками в то запястье, на котором нет повязки. Риддл истерически шепчет: «Включи свет», и это отрезвляет.

С неохотой подчинившись, Гарри пару раз моргает, под напряженным взглядом возвращается к своему матрацу и надевает очки. Муть в глазах сразу рассеивается. Если бы голод пропал так же легко.

— Я думаю, одного должно хватить, — неуверенно начинает он.

Риддл переводит взгляд на кубок и как-то странно выдыхает: счастливо, как будто думал, что тот будет размером с ведро. Но сейчас это не обижает: Том бледен до синевы, даже удивительно, что у него хватило сил просто сидеть и дожидаться. Наверное, поэтому он промолчал, когда Гарри назвал его ненавистным именем отца. Или этому Риддлу всё равно?

— Ну же?

Кожа на запястье бледная, тонкая. Гарри долго примеряется к ней ножом. Резать живого человека оказывается намного сложнее, чем взмахнуть палочкой. Он понимает, что вести надо вниз по вене, одним плавным движением, но вздрагивает сильнее Тома, когда выступают первые капли. От неожиданности он погружает лезвие глубже и тут же отдёргивает, ожидая вскрика, но Том молчит. Подставив под запястье кубок, Гарри заставляет себя перевести взгляд на лицо Риддла. Тот, по-детски прикусив нижнюю губу, смотрит на него, словно до сих пор не верит, что согласился.

— Потерпи, я потом залечу.

Слова шершаво скользят по пересохшему горлу, Гарри с трудом сглатывает. Он слышит каждую каплю, влажно шлепающуюся на дно, едва ли не слизывает с губ запах крови, а тут ещё и Риддл свистяще дышит сквозь стиснутые зубы, теплый, настолько теплый, что Гарри всё сильнее сдавливает запястье, будто хочет через единственное прикосновение украсть настоящее тепло человеческого тела.

— Прекрати!..

Риддлу больно, злость на мгновение даже заглушает страх — переход настолько резок, что пальцы Гарри сводит судорогой. Больше ждать он не может.

Кубок наполнен едва ли на четверть, но Гарри выдергивает его и быстро пьет. Хватает на полтора глотка — остальное размазано по стенкам. Забыв обо всём, он пальцами собирает остатки и жадно облизывает. Мало, слишком мало. Случайно задев подживающую царапину на ладони, он сдирает корочку и слизывает собственную кровь. Невкусно.

Кубок чист, но сладковатый привкус во рту не даёт ощущения сытости. Гарри переводит взгляд на Риддла. Когда тот успел с ногами залезть на постель и вжаться в спинку, он даже не заметил. На краю сознания мелькает туманная мысль, что он сглупил, выпустив запястье Тома: тот мог спокойно ударить его или и вовсе попробовать удушить веревкой. Но, похоже, страх Риддла оказался так же силён, как и голод Гарри. В любом случае — Гарри улыбается, завороженно глядя на пропитывающие рукав капли — он всё ещё в пределах досягаемости и всё ещё не может никуда убежать. Хочется смеяться: никогда Гарри не испытывал такого счастья, как сейчас, при взгляде в блестящие темно-карие глаза, в которых плещётся обреченность.

— Я возьму немного, — он медленно поднимается, улыбаясь.

Первый удар чуть не отбрасывает его на пол, второй едва не выбивает плечо — Риддл бьет со всей силы, норовя попасть в лицо. Раненую руку он прижимает к груди. Глупо, её не спрятать. Запах крови такой сильный, что Гарри почувствовал бы его и из коридора. Но Риддл упрямо отбивается, даже когда Гарри перехватывает его за лодыжку и дергает на себя, а потом наваливается сверху и прижимает к кровати. Глядя на перемазанную кровью ладонь, он испытывает нестерпимое желание не потерять ни единой капли, но жадный голос внутри напоминает, что будет слишком мало, что это не насытит, а ещё сильнее раздразнит голод.

— Немного… — еле слышно повторяет он и чувствует, как губы от нетерпения дрожат. Так сильно, что он опасается пропороть их клыками.

Риддл пробует ударить его головой, но упирается лбом в подставленный локоть. Кажется, раздаётся всхлип, но такой тихий, что Гарри тут же о нём забывает. Всё, что ему сейчас интересно, — перемазанная кровью шея Риддла. Тот снова издает странный полувздох-полувсхлип, когда Гарри, вместо того, чтобы впиться клыками, медленно собирает языком алые разводы.

Дегустация или желание подразнить себя? Он и сам не знает, но сейчас, когда добыча уже готова к употреблению, он не торопится, а слизывает каплю за каплей. Даже удивительно: рана на запястье не такая уж и глубокая, но кровью испачкано всё: и рукав Риддловой водолазки, и его шея, и лоб, там, где пряди чёлки распадаются, открывая кожу. Тем лучше. Гарри не спешит, до рассвета ещё далеко, а кожа под его пальцами становится всё горячее. Очки сбиваются набок, когда Риддл всё-таки изворачивается и бьёт его по уху. Гарри шипит от боли, но тут же облизывается: до основного блюда он добраться ещё успеет, а пока продолжит дразнить себя аперитивом.

Том негромко вскрикивает, когда клыки углубляют порез от ножа, но это лишь подзадоривает. Гарри старается не упустить ни одной капли. Мысли путаются — настолько ему хорошо. Вместе с кровью, которая жидким огнем стекает в горло, он будто впитывает жар бьющегося под ним тела, прижимается ещё теснее, желая поглотить всё, что в том есть: и тепло, и жизнь, и чувства. Риддл продолжает сопротивляться, но от вспыхивающих эмоций: паники, решимости, обреченности и сладкой пленкой оседающего на языке ужаса — кровь кажется даже вкуснее, а каждый глоток опьяняет сильнее, чем огневиски. Гарри кажется, что он уже сыт, но тело требует ещё каплю, ещё секунду этого блаженного жара, что прогревает до самого сердца. А затем ещё и ещё.

Голова кружится, кровь бежит по венам быстрее, и Гарри уже почти не замечает, что Риддл дрожит, — его самого трясёт. Он исподлобья смотрит на лицо Тома, но перед глазами всё плывет, и он, стараясь не забывать дышать, всё пьет и пьет, полосуя запястье клыками.

Всё заканчивается неожиданно. Комок тепла, что скапливался у сердца и пульсировал как маленькое личное солнце, лопается. Волна жара прокатывается по телу, а лучи «солнца» будто вплетаются в каждый нерв, сжигают и создают заново. Это почти больно, но так хорошо, что Гарри, застонав, впивается сильнее. В унисон шипит Том и дёргается с такой силой, что сбрасывает его с себя.

Падение болезненно. Едва не ударившись головой о край стола, Гарри приходит в себя. Он медленно проводит кончиками пальцев по своим губам, непонятно зачем трогает выпирающие острые клыки, что сейчас раза в два длиннее обычных зубов, тупо смотрит на окровавленные руки. Возможно, следует испытывать ужас, чувство вины, омерзение к самому себе, но сил хватает только на стыд и смущение. В штанах влажно и тепло, сладко тянет в паху, сильно хочется спать, да и внутреннее ощущение спутать невозможно. Будь его воля, он бы задремал прямо тут, на полу около кровати, но разум, почему-то говорящий голосом Риддла, велит двигаться, куда угодно, лишь бы не уснуть. К тому же, вяло напоминает совесть, вряд ли Том сумел не заметить его состояния, так что теперь уже не до стеснения.

Риддл по-прежнему вжимается спиной в спинку кровати, его глаза закрыты. Он дышит глубоко и часто, будто задыхается.

Уже стоя на пороге ванной, Гарри запоздало вспоминает про палочку, возвращается за ней, а потом закрывает за собой дверь и сползает по кафельной стенке вниз. Спать хочется просто нестерпимо. Он посидит тут немного и поднимется. Совсем недолго посидит, совсем недолго.

 Отправлено: 19.10.10 23:08. Заголовок: Том Это первое норм..

Том

Это первое нормальное зеркало, в которое Том смотрится после возвращения — воскрешения? — и вид собственного отражения неприятно поражает. Дело не в том, что он похож на инфери, а круги под глазами чернее могильных ям. Он и не ждал, что будет свеж и бодр. Но он выглядит откровенно жалко, словно семнадцатилетний нищий маггл. Он думал, что будет казаться старше… достойнее, в конце концов, а у него даже щетины на щеках нет. С одной стороны, это удобно, с другой — лишний раз напоминает, что в этом мире он чуть ли не на положении младенца.

Жаль, в номере только душ. Том не собирается топиться, конечно, но не может отказать себе в удовольствии представить, какое лицо было бы у Поттера, зайди тот в ванную и обнаружь его труп.

Он до предела открывает кран с горячей водой и долго стоит под душем, запрокинув голову, задыхаясь от пара; настолько обессиленный, что не может поднять руки или сделать шаг в сторону. От ран на шее остались только небольшие ярко-розовые шрамы, которые уже не болят, но кожу на запястьях тянет и щипет, когда по ним с силой бьют водяные струи.

Стук в дверь негромкий, но требовательный. Том выключает душ и сразу же начинает мёрзнуть, мокрые волосы облепляют лоб, вода с них стекает на глаза. Стук повторяется.

— Чего тебе, Поттер?

Тишина. Поглядывая на дверную ручку, Том одевается, раздражённо одёргивая рукава и штанины, липнущие к влажной коже, и выходит, промокая волосы полотенцем. И зажмуривается. Жалюзи подняты, сегодня солнечно, и свет льётся сплошным золотым потоком. Ослепительное майское утро.

Поттер сидит на полу возле двери в ванную, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Лохматые волосы закрывают лицо, рукава свитера натянуты до кончиков пальцев.

— Жжётся? Уже? — осторожно, готовясь в любой момент отскочить, спрашивает Том. Поттер поднимает голову, и он вздрагивает, ожидая увидеть что угодно, да хоть кровоточащие ожоги, но всё в порядке, лицо чистое, спокойное и расслабленное.

— Я ничего не чувствую, — Поттер удивлённо щурится на свет, — всё нормально. Садись, — он встаёт, слегка подтолкнув Тома в спину, очень быстро, он даже не успевает ничего сообразить, как от касания остаётся только воспоминание, — я принёс тебе завтрак.

Поттер ждёт, пока Том пройдёт пару футов до стола, пододвинет стул ближе и сядет, и только потом сам плюхается на кровать, корчит недовольную гримасу и тянется за подушкой, устраивается с ленивым удобством, как кот или книзл.

Завтрак просто королевский, ну, во всяком случае, по объёму. Вызывает в памяти годы обучения в Хогвартсе: уставленные тарелками длинные столы, витающие в воздухе ароматы, от которых рот наполняется слюной.

Том вспоминает, что ночью задремал довольно быстро, только перетянул запястье оторванной от простыни полоской ткани. В конце концов, хуже уже быть не могло, а он так давно нормально не спал. Под утро, когда солнце ещё не взошло, Поттер, кажется, пытался его разбудить, но потерпел неудачу — Том был не в силах даже поднять голову от подушки. Через некоторое время он проснулся сам, мгновенно, словно что-то в голове щёлкнуло, заставив резко открыть глаза и сесть. Он обнаружил, что Поттер успел исцелить его, не слишком успешно, но лучше, чем в прошлые разы: порезы и укусы затянулись тонкой кожицей. Надавливать на неё болезненно, но Том занимался этим около пяти минут, наблюдая, как шрамы попеременно то белеют, то вновь наливаются кровью. Так его и застал вернувшийся Поттер, и велел идти в душ. Довольно мерзко это прозвучало, если подумать.

Решив не церемониться, Том накладывает в тарелку двойную порцию омлета и щедро добавляет гренок и бекона. Раз уж Поттер угощает. Но есть под пристальным наблюдением довольно неудобно.

— Не хочешь привязать меня к стулу? — интересуется он. Палочка в бледных пальцах Поттера рассыпает в воздух искры. Том отводит от них взгляд, крепче сжимает вилку и опускает голову. Нет. Сейчас он слишком слаб.

— Ну, если просишь. — У Поттера странное выражение лица; Том мог бы решить, что с утра тот уже успел где-то как следует выпить, но запаха алкоголя совершенно не чувствуется.

— Я — нет, не прошу.

— Тогда не буду, — смеётся Поттер, и Том окончательно уверяется в мысли, что с ним не всё в порядке. Впрочем, с ним изначально не всё было в порядке, какая теперь разница, до какой степени.

Поттер, кажется, не может долго усидеть на одном месте: отбрасывает подушку, встаёт, выглядывает в окно, опять садится, но через секунду поднимается и принимается ходить по комнате.

— Как ты себя чувствуешь? — наконец спрашивает он, нависнув у Тома над плечом. Том берёт кружку с крововосстанавливающим зельем, нарочно пьёт очень медленно, долгими глотками, в надежде, что мерзкий вкус позволит хоть немного отвлечься и забыть, что в любой момент ему в горло может вцепиться неадекватный вампир.

— Лучше, чем было два дня назад, хуже, чем вчерашним утром.

— Э-эм, — губы Поттера растягиваются в чём-то наподобие виноватой улыбки, он придвигает второй стул и плюхается напротив Тома. — Слушай, я… Извини, хорошо? Я действительно, — он облокачивается о столешницу, остервенело трёт виски; лицо мрачнеет и будто вытягивается, удивительный контраст с оживлением, что было на нём с полминуты назад, — хотел взять немного. А потом…

— …получилось как всегда, — подсказывает Том. — Однажды ты меня убьёшь, Поттер.

Самое страшное, что тот молчит, будто подтверждает, что так и будет. Когда его губы шевелятся, Том не сразу слышит слова.

— Что?

— Я никого не собираюсь убивать.

Наверное, он в это верит. Том бы тоже хотел. А утро, как назло, такое светлое и тёплое, что Поттера трудно вспомнить чудовищем, сотканным из мрака и ночных страхов.

— Я думаю, что научусь себя контролировать, — продолжает Поттер после паузы. — Это должно быть проще, чем кажется.

— У тебя и объект для тренировок есть, — замечает Том.

— Послушай, Риддл… Том. Мы же действительно, — он подаётся вперёд, — в одной лодке. Ты сам сказал. Если ты думаешь, что мне это нравится, нравится быть таким…

— Мне бы не понравилось, — вставляет Том, — но у тебя, судя по вчерашнему, были пара моментов…

Поттер, как ни странно, бледнеет. Может быть, вампиры просто не могут краснеть от смущения?

— Если надеешься меня подловить — зря, — мрачно говорит он. — Мы уже решили, что я, когда… пью, себя не контролирую.

— Ну ладно. На себя ты слегка не похож, это верно. Я уже говорил, что довольно хорошо осведомлён о твоём характере, так что можешь не переживать. Найдётся, о чём беспокоиться, и без этого.

— Да? — Поттер словно и не слышит последней фразы, но выглядит искренне заинтересованным: опирается подбородком на сложенные в «замок» руки и не сводит с Тома пристального взгляда, правда, немного расфокусированного, словно всё-таки пьян. — А я знаю, что ты — хоркрукс и… и всё. Сколько ты о себе помнишь?

Том пожимает плечами.

— Немного. — Он делает вид, что задумался, лихорадочно размышляя, что рассказать Поттеру, а что — утаить. Проблема в том, что это конфетка-обманка, пустышка: рассказывать толком и нечего, так же, как и скрывать. — Я помню себя лет до шестнадцати, но чем дальше, тем хуже, как будто от меня отрезали часть и положили в коробку, и «я из коробки» и «настоящий я» сначала были одним целым, а потом начали отдаляться, пока я не перестал его — себя — слышать, не перестал понимать, где нахожусь. Это недолго длилось, не больше пяти лет. Даже не помню, уволился ли я из «Борджин и Бэркс» и когда.

— А мою жизнь ты помнишь как собственную?

На сей раз Том действительно надолго погружается в раздумья.

— В этом я не уверен. Возможно, дело в дементорах, которые напали на меня в Запретном лесу, но я не могу вспомнить, что со мной было раньше и когда мы… познакомились. Но когда я, — он снова делает паузу, — вернулся, то уже знал, кто ты. — Подумав, он добавляет: — Последнего года твоей жизни я не помню, если тебе это интересно. — Он рассеянно рассматривает собственные пальцы на свет; они такие худые, что кажется, будто внутри их одни кости, обтянутые тканью, вот-вот рассыплются. Интересно, почему у него вообще есть тело? Откуда?

— Но сейчас ты человек, — утвердительно говорит Поттер, будто прочитав его мысли. Том отводит глаза. — И дементоры это знали.

— Им не было дела до того, чью душу съесть, — пожимает он плечами.

Наверное, это не самое лучшее сравнение, особенно если учесть, что Поттер сам же его чуть и не сожрал.

Теперь они сидят молча. Поттер тянется к тосту, вертит его в руках, а потом откусывает разом половину. Том следит за ним с интересом естествоиспытателя.

— Тебя до сих пор не тошнит? — не выдерживает он наконец.

— Нет, — невнятно отвечает Поттер, дожёвывая. — Должно? — Он пододвигает к нему банку с джемом. — Будешь?

***

За день Поттер успевает развить бурную деятельность: несколько раз уходит и возвращается, в последний раз — с довольно туго набитой сумкой, в которой что-то шелестит. Оказывается, маггловские деньги. Поттер поглядывает на них, и лицо его явственно выражает угрызения совести пополам с чем-то, похожим на гордость.

Когда рука об руку они выходят из гостиницы, до Тома доходит смысл обращённого на них шокированного взгляда портье (ещё бы, ведь они сняли на ночь комнату с одной кроватью, и возились там, должно быть, довольно громко), и он уже на улице начинает хихикать. Поттер, как ни странно, к нему присоединяется.

На самом деле, это ничуть не весело, конечно, но Том понимает, что если сейчас не рассмеётся, то зарыдает или сойдёт с ума.

Ислингтон, район, до которого они за час добираются на метро, нимало изменился за полвека, но в воспоминаниях Тома слишком много чёрных дыр, чтобы пытаться заполнить хотя бы одну. Пока он просто наслаждается видом из окна. В простирающемся до горизонта массиве домов, иссечённом дорогами и зелёными многоугольниками парков, есть что-то успокаивающее.

У Поттера можно развить вкус к хорошей жизни: гостиница, выбранная им на сей раз, хоть и одна из самых дешёвых, но много лучше предыдущей, а главным и неоспоримым достоинством её в глазах Тома являются две кровати в номере.

Поттер полулежит на одной из них, Том устраивается в кресле. В свитере стало жарко ещё днём, но снимать его он не торопился, пока за спиной не закрылась дверь номера. Зато в футболке он похож на мумию: шея обмотана бинтами, запястья перевязаны, чтобы скрыть шрамы. На нём чуть ли не пять ярдов бинтов, как кажется, но Поттер упорно сверлит его взглядом.

Неужели он опять голоден? Только бы не это. Том закрывает глаза и откидывается на мягкую спинку. От раздумий его отвлекает звон пузырьков с человеческой кровью, которые Поттер лениво перекатывает по покрывалу.

— Разольёшь, — нервно говорит Том.

— Они магически закупорены, — качает головой Поттер.

— Не собираешься попробовать?

— Пока нет. А ты будешь ужинать?

— Не хочу.

— Тогда не указывай, когда стоит есть мне.

Том отворачивается, усаживается как мальчишка: оперевшись об один подлокотник и перекинув ноги через другой. Он почти ничего не делал сегодня, но всё равно устал, смотреть на свет больно, закрывать глаза — ещё больнее. Сейчас могла бы помочь магия — просто чувство собственной волшебной силы, ощущение палочки в руках, но Поттер её ему точно не доверит. Хорошо ещё, что он пока оставил свою идиотскую привычку привязывать Тома к чему попало.

— Том. Ты не слышал о Дарах Смерти?

— Нет, — он смотрит на Поттера: тот то снимает, то надевает очки, трёт глаза. Часы показывают три четверти девятого. — Что это?

— Ничего, — Поттер выглядит немного загадочно и словно бы колеблется, но после недолгого раздумья добавляет: — Забудь. Просто сказка. Как думаешь, много легенд о вернувшихся с того света?

— Легенд — полно. Маггловских.

— Удивительно, что о них ты знаешь. Магглы же зло и всё такое, да, мистер Тёмный Лорд?

— Удивительно, что ты о них спрашиваешь меня. Я не справочник по маггловедению.

— Придётся побыть им, — неожиданно (хотя не так уж и неожиданно, у Тома давно уже было чувство, что вот-вот последует очередной взрыв) психует Поттер. — Это ведь лучше чем ползать по Запретном лесу и пускать слюни, да?

— Лучше один раз отдать душу, чем постоянно подставлять глотку, — огрызается Том.

— Хочешь, я лично доставлю тебя к Азкабану? Или где теперь живут дементоры? Но ты же, — Поттер выглядит очень злым, гневная гримаса походит на оскал, — на что угодно пойдёшь, только бы не сдохнуть? Убивать, превратить себя в ничтожество? Что угодно подставишь — только бы не умереть?

Том чувствует, как к щекам приливает краска ярости.

— Тогда тебе, наверное, не стоит и разрешения спрашивать, верно, Поттер? Пользуйся. — Он тянет за бинт на левом запястье, не столько серьёзно собираясь его разматывать, сколько… что? Он сам не знает.

— А если и воспользуюсь? — Поттер вскакивает. — Хочешь снова быть добычей и истекать кровью? Тебе это нравится, да? — Он с размаху швыряет в стену склянку с кровью, она разбивается, оставив на обоях алое пятно. Поттер останавливается, будто налетел на невидимое препятствие, и нервно облизывает губы, не отводя взгляда от стекающих по стене струек. — Чёрт, я за нее два галлеона заплатил.

— Тебя надули, — говорит Том, наблюдая, как Поттер откупоривает второй пузырёк и осушает его в два глотка. На секунду кажется, что обошлось, всё в порядке, можно выдохнуть, но Поттер, шатаясь, с размаху опускается на кровать. Том успевает заметить, что по подбородку у него стекают красные струйки. — Опять? — спрашивает он и холодеет от прозвучавшей в голосе тоски. Пальцы машинально теребят повязку на горле, он ловит на нём взгляд Поттера и не знает, что делать, чем закрыть шею, куда спрятать руки.

— Как гнилая вода, — криво улыбается Поттер. — Просто очень неожиданно. Да не бойся, я тебя не трону. Всё нормально. — Он снова пытается улыбнуться, даже, пожалуй, успокаивающе.

Это «я тебя не трону» — самое унизительное, что Том слышал за последние дни.

— Это не могли быть дементоры? — помолчав, спрашивает Поттер, вялыми движениями стирая с подбородка кровь. Даже не слизывает, настолько она, похоже, ему противна.

— Что — «дементоры»?

— Я не мог стать вампиром из-за того, что вытаскивал тебя из окружения целой их стаи?

— Да-да, и пряничные феи — это тоже они.

— Я имел в виду, что они отнимают душу. Человечность.

— Человечности у тебя хватает, Поттер. Вот только с человеколюбием проблемы. — В ответ только мрачное молчание, и он продолжает: — Будь это так, все узники Азкабана давно обзавелись бы клыками.

Поттер кивает, не то его словам, не то своим мыслям, и безразлично замечает:

— А ты можешь быть плодом моего воображения. Что-то, что сделало меня вампиром, могло оживить тебя, чтобы мне было, чью кровь пить.

— Тебе так хочется оправдать моё существование?

— Перестань, — повелительно бросает Поттер. Чем ближе солнце к линии горизонта, тем сильнее портится его характер. — Я просто думаю, что с нами обоими случилось и как это исправить.

Для Тома «исправить» — значит, отправиться на тот свет. Для Поттера — вернуться к друзьям нормальным человеком. Не надо быть провидцем, чтобы догадаться, к чему тот будет стремиться.

Поттер снова принимается расхаживать по комнате, и, наблюдая за его быстрыми плавными движениями, глядя, как он кладёт очки на столик и не надевает их снова, только остервенело трёт веки, Том думает только об одном.

Каким бы необычным вампиром Поттер ни был, есть кое-что, что роднит его с прочими: лекарства от вампиризма нет.

 Отправлено: 19.10.10 23:08. Заголовок: Гарри День проходи..

Гарри

День проходит за днем, и кажется, что так будет всегда. Гарри невидимой тенью скользит по Ноктюрн-аллее, подслушивает разговоры и продолжает искать книги. Омерзительно, что его стали узнавать в аптекарской лавке, хотя он покупал там людскую кровь всего два раза. Привлекать внимание авроров не хотелось бы.

Хрустящие банкноты в сумке и звонкие галлеоны в кармане тают как снег, но всё тщетно. Информации никакой; о людях, ставших вампирами без укуса, нет даже легенд. Однако это не мешает ему купить на развале потрепанный томик с романом Стокера, чтобы начать его читать под презрительное фырканье Риддла. Старая история, и правды в ней, как думает Гарри, нет. Может, Том и прав, и Гарри лучше бы было продираться сквозь беспорядочные описания темных рас, которых классифицировал некий Мракобес то ли Седьмой, то ли Зеленый — на замасленной обложке не разобрать.

Так или иначе, а хочется всего лишь немного отвлечься. Всё равно чувство, что поиски бесполезны, усиливается с каждым днем.

На столе уже пять пустых флаконов из-под крови, но Гарри их не убирает; почему-то он уверен, что Тома успокаивает, что Гарри питается — и не им. Сегодняшняя порция уже выпита, хотя в ней и не было особой надобности: Гарри не чувствует голода. Вернее чувствует, но смутное ощущение неудовлетворенности оправдывает невкусностью нынешней пищи. Наверное, так бы себя чувствовал человек, привыкший обедать в лучших ресторанах, а теперь довольствующийся обильной, но не слишком… свежей едой.

Сейчас он снова читает (потому что заняться больше нечем), и заодно вертит в голове все идеи и теории, о которых думал в последнее время.

— Том, смотри. Дракула здесь уже вампир, и нигде ни слова не сказано о том, кто его создал. А если на него наложили проклятье? Это возможно?

— Поттер…

— Гарри, — мягко напоминает он. Том дергает уголком рта.

— Это выдумка. Для полного преобразования человеческой сущности необходимо взаимодействие с сущностью тёмной. Или же… — Том осторожно забирает у него книгу, переворачивает несколько страниц назад, потом закрывает её, некоторое время смотрит на обложку и возвращает. — Нет, артефакты такой мощи сложно найти.

— А если… — у Гарри перехватывает дух. — А если это хоркрукс? Ты взаимодействовал со мной, и долго.

Риддл досадливо машет рукой и уже в который раз повторяет своё надоевшее, что Поттер уникум и с ним ни одно правило не работает, и нужно копать глубже. Куда глубже, Гарри уже не понимает — кажется, что он скупил (а кое-что и вовсе выкрал) половину книг о тёмных тварях из тех, что можно найти на Ноктюрн-аллее. Но большая часть Томом была названа бестолковым графоманством, и Гарри вынужден с ним согласиться.

— Как думаешь, а в библиотеке Хогвартса могут быть редкие книги?

— О вампирах? Ты же не собираешься…

— А если попытаться? А вдруг это зеркало Еиналеж так подействовало или реликвии Основателей, или ещё что-нибудь? — Гарри чувствует почти торжество, он знает, что говорит ерунду, но одна мысль, что он, пусть и тайком, может вернуться в Хогвартс и пройти по знакомым коридорам, наполняет его надеждой. — Может, это сам замок так повлиял, Гермиона говорила, что его прошлое не самое светлое.

— А сотни других учеников, с которыми всё в порядке? — Гарри не обращает внимания на ехидство, однако Том продолжает, и его слова заставляют вздрогнуть: — Нужно найти что-то, с чем взаимодействовал только ты. Что-то вроде твоей мантии-невидимки.

«Что-то вроде твоей мантии-невидимки… вроде мантии-невидимки…»

— А если это всё же…

— Если это была она, ты бы уже давно глотки рвал, а не начал бы с меня. Нужно что-то, с чем ты взаимодействовал недавно. И такое же мощное.

«Такое же мощное…»

Кровь гулко, в такт словам, бухает в ушах. Оживление и радость исчезают так же неожиданно как появились — верный признак, что наступает вечер. На смену им приходит серое уныние, тягучее и беспросветное.

— Рид-дл, — запнувшись, медленно произносит Гарри, — кажется, я понял. Артефакт для возвращения с того света — он достаточно сильный?

— Таких не бывает, — пожимает плечами Том и смотрит чуть снисходительно, но заинтересованно. — Мёртвых нельзя по-настоящему воскресить.

— Бывает, — шепчет Гарри и опускает книгу на подушку. — Есть сказка про трёх братьев, которые однажды встретили Смерть…

Том идеальный слушатель, внимательный и молчаливый, но когда рассказ доходит до палочки и мантии, он оживляется и, по виду, едва сдерживает вопросы.

— …Волдеморт охотился за палочкой, мне от отца досталась мантия. А Дамблдор оставил мне Воскрешающий камень, который помог вернуться с потустороннего Кингс-Кросса…

— А потом? Что с ним стало потом? — Том подаётся вперёд; на секунду кажется, что в его глазах вспыхивают знакомые багровые огоньки, но это всего лишь блики от заходящего солнца.

— Я его, — шепчет Гарри, уткнувшись лбом в пахнущие пылью страницы, — выбросил. Кажется. Не помню. Он выпал у меня из руки.

Гарри думает, что сейчас заплачет, но нет, глаза сухи, лишь невыносимая горечь першит в горле. Том молчит, и от этого молчания ещё противнее.

— После битвы я побежал в лес, — после паузы продолжает Гарри, — потому что появилось чувство, будто это камень говорит со мной.

— Говорит? — сипло переспрашивает Том.

— Это сложно объяснить, но он подсказывал мне, что нужно делать. И я не мог устоять, когда меня что-то звало. Просто не мог. Это как жажда крови, только немного по-другому. А потом я нашёл тебя в окружении толпы дементоров. Если бы я не аппарировал, а остался и подобрал камень, то, возможно… Том, его нужно найти!

Гарри вскакивает, но не чувствует надежды или радости, какая была при мысли о библиотеке Хогвартса, — лишь решимость довести дело до конца. Ведь что-то потянуло его тогда в лес. Не Риддл же, лежащий без сознания?

Его сборы совсем недолги: накинуть мантию и взять мантию-невидимку, но он вдруг замечает, что Том и с места не сдвинулся.

— Хогвартс восстанавливают, сейчас там людей больше, чем в лесу — деревьев.

На короткий миг Гарри хочется влепить Риддлу пощечину, чтобы тот хоть ненадолго перестал быть расчетливой и умной сволочью, но он сдерживается. Это сумерки, во всем виноваты сумерки.

— Нам нужно не в Хогвартс, а как раз в лес. Вряд ли, — едко усмехается он, — кто-то возьмется за восстановление поляны, где Волдеморт собирал своих прихвостней.

Хочется добавить ещё что-нибудь обидное, но, как назло, Том совершенно спокоен и о чем-то думает.

— Лучше пойти ночью, меньше вероятность встретить кого-то.

— Ночь скоро, как раз доберемся, — возражает Гарри, но спохватывается: палочка у него, контролирует ситуацию он, и уговаривать Тома не обязательно — даже странно, что он об этом забыл. — Собирайся.

— Хочу, чтобы ты поел. Моей крови, — голос Риддла звонкий, но насмешки или шутки в нём нет. — Тебе аппарировать нас туда и обратно.

— Я уже ел сегодня.

— Зажрался, Поттер?

Том его провоцирует, непонятно зачем. Явно что-то задумал. А быть подопытной мышкой — летучей клыкастой мышкой — Гарри не хочет.

— Я уже ел сегодня, — уверенно повторяет он, хотя не может отвести взгляда от закатываемого рукава водолазки. Он сглатывает слюну и непонятно для кого добавляет: — Только немного.

В конце концов, Риддл прав: если на аппарацию не хватит сил, то отказаться от теплой и находящейся под рукой еды Гарри не сможет. Поэтому лучше уж сейчас.

В этот раз он долго примеряется, прежде чем прокусить вену на внутренней стороне локтя. И вовсе не потому, что сыт, — он чувствует такой голод, словно эти пять дней совсем ничего не ел; скорее, дело в Томе, тот так невозмутим, будто позволять есть себя живьем — обычное дело. Хотя возможно, что уже и обычное. Подумав об этом, Гарри на миг испытывает омерзение к себе и отодвигается. Но пережатая набухшая венка так призывно пульсирует, что он склоняется вновь и чуть сильнее, чем планировал, прокусывает кожу. Риддл шипит от боли, но не отталкивает его.

Гарри старается исподлобья следить за другой рукой Тома, но от первых же капель голова начинает кружиться и считать глотки становится всё тяжелее. Однако Гарри честно выпивает ровно семь — счастливое все-таки число — и заставляет себя оторваться. По комнате разливается запах крови, свежей, чистой, ещё полной жизни. Настоящей, ничуть не похожей на выхолощенное, выветрившееся содержимое склянок. Наверное, ни в одной умной книжке нет откровений самого вампира, иначе бы не писали, что взрослой особи хватает полпинты на сутки. Чушь полная. Даже галлон крови из лучшей аптеки не сравнится с несколькими унциями живой. Сказать бы об этом Риддлу, он, наверное… А почему бы не сказать?

— Том, — Гарри поднимает голову и счастливо улыбается, — ты не претс… представляешь, насколько ты вкуснее, чем эта дрянь. — Слова отвлекают, мешают наслаждаться ощущением тепла, волнами расходящимися от сердца. — Ты очень вкусный, и пахнешь вкусно. И ты очень красивый, — непонятно зачем добавляет он.

Риддл смотрит скептически и озадаченно, Гарри же невольно любуется им. В полумраке лицо напротив выглядит нереально: сплошные тени и отсветы, тёмное и светлое. Том сидит спиной к окну и черт видно быть не должно, но постепенно отдельные участки: скулы, губы, удивленно вскинутые брови — становятся чётче. Всему виной, скорее всего, перестраивающееся зрение, но Гарри на мгновение думает, что перед ним скульптура, которой заменили Тома. Лишь дыхание и периодически смыкающиеся веки подсказывают, что перед ним вовсе не холодный камень. Ни один камень не может так пахнуть свежей кровью: вкусно пахнуть, красиво пахнуть.

Он улыбается снова, но эйфория уже пропадает: быстро разгоревшееся пламя начинает затухать. Нужно ещё тепло, много тепла, живого тепла.

Том шепчет что-то невнятное, когда, навалившись на него, Гарри случайно задевает две аккуратные ранки, ещё сочащиеся кровью. Но уже всё равно: Том его не отталкивает, и хорошо.

***

Он просыпается от смутного чувства, будто что-то переменилось. Перед глазами мелькают цветные круги, в которых мешается всё: и ощущение подрагивающих пальцев, еле уловимо касающихся плеч, и жесткие доски под лопатками, и привкус крови во рту, и боль в прикушенной губе. Но Гарри успевает сообразить, что происходит, как раз вовремя, чтобы ухватить Риддла за ногу и рвануть на себя. Тот падает, палочка катится куда-то под стол.

— Ублюдок!..

Дыхания хватает лишь на короткий выдох, нужно во что бы то ни стало удержать вырывающегося Риддла, который, конечно же, хочет добраться до палочки первым. Но та далеко, у самой стены, её сейчас и Гарри достать не сможет. А потому им остается совершенно по-маггловски драться, барахтаться на полу номера, пытаясь выбить из соперника дух.

Но, странное дело, жилистый, выглядящий более выносливым Риддл проигрывает. Гарри немного приходит в себя, только когда оказывается на Томе верхом и прижимает его запястья к полу. Тот брыкается, пытаясь скинуть его с себя — ничего не остается, кроме как наклониться и пустить в ход оружие, которое, в отличие от палочки, с некоторых пор всегда с ним.

— Я не дам тебе сбежать от меня, — рычит Гарри и несильно прикусывает Риддлу шею. Тот дергается и задевает ногой стул, который с грохотом падает, и от этого громкого, похожего на выстрел звука Гарри чувствует такую злость, что едва сдерживает желание сомкнуть клыки. Останавливает лишь одно: ему нужна еда, вкусная еда, пусть и пытающаяся убежать. — Ты не сбежишь от меня! — почти кричит он в лицо Тому и, заставив его повернуть голову, вновь склоняется к шее.

На мгновение Гарри испытывает острую жалость: кожа изборождена заживающими светлыми порезами, краснеют лишь две свежих царапины, набухшие кровью, — но потом появляется абсурдное жестокое желание добавить ещё парочку, чтобы Риддл уж точно запомнил, что бывает с предателями. А ничем иным, как предательством Гарри его выходку назвать не может.

— Ублюдок, какой же ты лживый ублюдок, — бормочет он себе под нос, но злости почти нет. Лишь… обида?

— Сам-то…

— Заткнись, — шипит он, прищурившись. Слово кажется произнесенным на серпентарго, но так даже лучше: Том замирает, будто забыл, как дышать. — И посмей только что-то сказать, — припечатывает Гарри и встает на ноги.

Конечно, теперь уже и речи не может быть о том, чтобы отправляться за камнем: Гарри думает, что если подойдет к Риддлу ближе, чем на ярд, то без промедления свернет ему шею. Он знает, что может это сделать, оттого желание ещё заманчивее.

Пару минут они сидят друг напротив друга. Гарри вертит в пальцах палочку, будто стряхивает невидимую пыль, Том же смотрит куда-то в окно: то ли не желая встречаться с ним взглядом, то ли пряча разбитое лицо. Но потом встает и, коротко покосившись на Гарри, идет в ванную. Плечи расправлены, голова поднята, но Риддл слишком часто изображал спокойствие, чтобы ему можно было поверить в этот раз. К тому же видно, как судорога сводит пальцы, когда он берется за ручку двери.

Слышится шум воды, а затем Том возвращается, прижимая к лицу мокрое полотенце. У Гарри тоже побаливает скула, но он остается сидеть на кровати и нарочито внимательно наблюдать: ему нравится чувствовать чужую тревогу и нервозность, словно он питается ими, хотя это, конечно же, невозможно. А ещё крайне приятно знать, что Риддл опять его боится. Пусть лучше так, чем снова попробовать наладить приятельские отношения и опять оказаться обманутым. Ведь он же знал, с кем имеет дело.

— Ложись спать, — в итоге приказывает он, решив все-таки не привязывать Риддла, а обойтись запирающими и следящими чарами.

Гарри гасит свет и укладывается на свою кровать, но сон не идёт. Думается о друзьях — наверное, теперь бывших друзьях? — к которым он не вернется. Мысль тупой иглой привычно пронзает сердце, но в этот раз чуть менее больно, будто он… смирился. Лишь воспоминание о Джинни всё ещё жжет горечью, которая становится невыносимой, стоит подумать о том, что уже дважды происходило после кормежки. Будь рядом с ним Джинни, он бы ни за что не льнул бы к Риддлу — так унизительно, так постыдно, — а, наверное, с радостью обнимал бы её и с благодарностью принимал бы каждое прикосновение. Если, конечно, не исполосовал бы клыками и её шею.

Он лежит ещё долго, бессмысленно глядя в потолок. Когда за окном начинает светать, он осторожно поднимается и подходит ко второй кровати. Риддл спит, запрокинув голову и по-детски насупившись. Гарри наклоняется над ним и тянется к перекрутившемуся вороту водолазки, но потом так же осторожно отводит руку: почувствовав прикосновение к шее, Том вскочит как ошпаренный, а сейчас Гарри уже не хочет его пугать. В конце концов, он в подобной ситуации тоже попытался бы сбежать при первой же представившейся возможности — успокоившись, он уже не может обвинять во всем Риддла. Который с каждым днем выглядит всё более нездоровым, невзирая на лечебные зелья и обильную еду.

Нужно торопиться с поиском камня, в Хогвартс они отправятся прямо… Нет, не сейчас, а когда проснётся Том. В конце концов, они товарищи хотя бы по несчастью.

 Отправлено: 19.10.10 23:09. Заголовок: Том Туман клубится ..

Том

Туман клубится и плывёт меж чёрных стволов в неверном слабом свете убывающей луны. У земли он совсем густой, и ноги погружаются в него как в молоко. Отовсюду доносятся шорохи и шелест, и странные звуки, похожие на стоны и всхлипы. Тома они не пугают, напротив, вызывают странное дурманящее оживление.

Вначале Поттер пытается идти в темноте, но, увидев, как Том спотыкается на кочках и проваливается в каждую вторую яму, он зажигает на кончике палочки крохотный зеленоватый огонёк, и теперь тот освещает им путь, отбрасывая слабые отблески на лица. На Поттере грязная чёрная мантия, та самая, в которой он нашёл Тома; зачем он её надел, непонятно. Рукава вытянулись, скрыв ладони, тяжёлые полы бьют по ногам, но ступней сквозь туман не видно, и он словно парит над травой, как призрак. Вытянувшееся бледное лицо с острыми скулами и впалыми щеками выражает предвкушение, Том поглядывает на него уже без прежнего испуга, скорее, с интересом. Забавно наблюдать, как Поттер преображается с заходом солнца, хотя, в привычке ли дело, или в чём-то ещё, с каждым днём кажется, что и восход перестаёт его изменять; усыпляет — может быть, но острые клыки и ногти, ленивый взгляд из-под полуприкрытых век и обманчиво мягкие жесты никуда не исчезают.

Бабочка почти вылупилась из куколки. Мысль приходит неожиданно, и Том встречает её спокойно. Безмятежность, похожая на опьянение, разливается в нём, тем сильнее, чем дальше они продвигаются вглубь леса, к месту, где всё начиналось.

— Аппарируешь нас ближе? — спокойно предлагает он.

Вместо ответа Поттер придерживает его за рукав, через секунду он и сам замечает, что едва заметную дорожку перед ними пересекают некие тёмные пушистые тени со слабо светящимися глазами. Дождавшись, пока они скроются среди молодых зарослей тиса, Поттер вновь увлекает его за собой.

— Я не помню точного места. Дойдём так.

Том кивает. Над их головами, шелестя крыльями, пролетают несколько летучих мышей, сначала взмывают ввысь, чернея на фоне фиолетового майского неба, потом резко снижаются и теряются в темноте. «Полночь», — машинально отмечает Том. Больше суток прошло с того момента, как они с Поттером предприняли что-то вроде попытки выяснения отношений на кулаках, а чувство, будто это было вечность (или даже дольше) назад. Он почти уже не злится, тем более что Поттер неплохо натренировался в целительстве: нет ни синяков, ни ссадин.

— Боишься?

— Не больше, чем ты, — Том отвечает резко, раздражённый нелепыми попытками опёки, стремление к которым время от времени находит на Поттера. Можно подумать, тот считает, что Том — младенец; подумать только, это он-то младенец — он, ещё в пятнадцать лет знавший о тёмных силах больше, чем Поттеру когда-либо удастся изучить.

— Прекращай уже, а? — просит Поттер с лёгкой усталостью, и Том, хотя не видит его лица, может поспорить, что на губах играет улыбка. — Идём. — Он резко сворачивает, продолжая вести его за собой за рукав, и пальцы сжимаются уже не на ткани — на коже, всё сильнее и сильнее, словно Поттер себя не контролирует. — Уже скоро.

Скоро, думает Том, и внутри что-то болезненно сжимается. Он не хочет вспоминать, что было, достаточно того, что он вернулся и может жить. Вместе с тем что-то влечёт его следом за Поттером, заставляя пойти и увидеть место… чего? Его «рождения»? Или место, где потерпело фиаско его изначальное «я»? Том вырывает руку и ступает на шаг впереди Поттера.

Не проходит и нескольких минут, как, продравшись сквозь кусты лещины и боярышника, они выходят на поляну. Даже залитая туманом и лунным светом она похожа на арену, ветви ближайших деревьев опалены или сломаны. Наступает неожиданная тишина, все звуки смолкают, только слышно тяжелое дыхание Поттера, стоящего в футе от Тома; глаза его сверкают.

— Здесь, — говорит он.

Том понимает, что дрожит. Что если он упадёт здесь и умрёт? Вот оно, место, куда он вернулся, где он впервые открыл глаза и увидел слабый свет разгорающегося дня, который вскоре был заслонен плащами дементоров. Он с опаской ступает в кружок лунного света, словно опасаясь, что граница между миром реальным и миром призрачным истончилась и в любой момент можно провалиться в чистилище.

Поттер уже осматривает поляну, опускается на колени и, изогнув спину как дикий зверь, шарит руками в траве, внимательно всматриваясь в туман, будто способен что-то разглядеть сквозь него. Может быть, и способен. Он весь мокрый от полуночной росы и снова бледен до синевы.

— Я думаю, он где-то тут, — возбуждённо говорит он, облизывая губы. Том останавливается напротив него, спрятав руки за спину, не в силах заставить себя тоже начать поиски: возможно, если пресловутый камень действительно возвращает «оттуда», то может и загнать «туда» снова. К чёрту, пусть уж Поттер пьёт его кровь. Пожалуйста. Это всё равно лучше, чем смерть.

Время идёт, но непохоже, чтобы Поттер хоть что-то нашёл. Он выглядит отчаявшимся, вновь и вновь блуждая по кругу, подсвечивая себе палочкой и шёпотом проклиная туман. Тому это начинает надоедать, и он улыбается, думая, что раньше и сам бы не ушёл с этой поляны, не найдя камня.

— Гарри, будь он тут, ты давно бы нашёл его. Оставь. Что если…

Обращённый на него взгляд Поттера кажется бессмысленным, но через мгновение тот привстаёт и склоняет голову, прислушиваясь.

— Кто-то идёт, — произносит он со странной интонацией и достаёт мантию-невидимку. Том со злостью думает, что Поттер может оставить его здесь, беспомощного и безоружного, но всё же тот не настолько изменился: мантия скрывает их обоих. Том чувствует руку, что обхватывает его за пояс, она ледяная даже через несколько слоёв ткани, но он не отодвигается и когда в глаза бьют лучи яркого света, хотя не сразу понимает, что всё равно необнаружим.

— Тише, — шепчет он, чуть повернув голову и еле шевеля губами, ощущая, как кожу щекочут волосы Поттера. Тот напрягается, словно готов вот-вот броситься прочь, и теперь уже Том, оставаясь на месте, удерживает его. Холодно, он замёрз, и туман окружает его как живое голодное существо.

Всё же Поттер делает шаг, и Том невольно ступает за ним, когда несколько фигур появляются из темноты и поляна заполняется шумом голосов. Он и Поттер, отделённые мантией от окружающего мира, теперь действительно кажутся призраками. Можно подойти к ближайшему колдуну, протянуть руку и подёргать его за нос. Или выхватить из поднятой руки палочку, но Том не рискнёт. Хотя хотелось бы.

— Аппарируй, — просит он с досадой и повторяет надсадным шёпотом: — Аппарируй!

Поттер молчит, Тому хочется его ударить со всей силы, просто кулаки чешутся. Идиот чёртов. Раскис при виде магов. Поттер их знает? Том оглядывает лица, но не может ничего рассмотреть в ярком свете нескольких палочек, и невозможно избавиться от чувства, что они оба, хоть и невидимые, но под прицелом. Маги расходятся по поляне, осматривая прогалины в кустах, Том ждёт, что вот-вот кто-то из них применит «Хоминум Ревелио».

— Ты знаешь, что они с тобой сделают, Поттер? — продолжает он. — Убьют на месте. Таким ты в Хогвартсе не нужен. Тебе уже не вернуться, понимаешь? Хочешь попробовать показаться и посмотреть, что будет? Или думаешь, что эти люди пришли поохотиться на клубкопухов?

Он почти уверен, что среди магов есть кто-то, Поттеру знакомый: с такой силой смыкаются пальцы на его запястье.

— Заткнись, — ровно говорит Поттер после тягучих, медленных минут молчания.

Противное чувство от аппарации Том принимает как нечто успокаивающее.

***

Поттер аппарирует не сразу в гостиницу, а за несколько кварталов от неё. И почти сразу его ведёт вбок, первые несколько футов он бредёт с трудом, одной рукой придерживаясь за кирпичную стену, а другой комкая мантию-невидимку. Том молчит: холодок в груди наконец исчез, но вместо него появляется и усиливается уже привычное тянущее предчувствие боли. И он не успевает ничего сказать, когда Поттер хватает его за руку и аппарирует вторично — на сей раз точно в номер.

— Дай мне флакон с кровью, — просит Поттер будничным тоном. Том бросает ему сумку и наблюдает, как он опустошает один пузырёк, второй, третий — всё купленное за прошлый день. — Я и колдовать нормально не могу, — жалуется Поттер с неприятным смешком, подкидывает сумку в воздух и, взмахнув палочкой, подхватывает её в полуфуте от пола.

Том молчит; сжимая край стола. Он мог бы многое сказать о том, каково это — обладать магией, но быть не в состоянии применить её, чтобы разбить кое-кому лицо об дверной косяк. Или каково наблюдать, как силы, черпаемые из его — его! — крови, уходят на идиотские истерики.

— Проголодался? — спрашивает он вместо этого издевательским тоном. Словно клуша-ведьма, с обедом встречающая мужа с работы. Внутри кипит ярость, дикая, обжигающая, сумасшедшая: слишком долго он позволял Поттеру управлять собой, и понимание того, что вряд ли что-то в ближайшее время изменится, отнюдь не успокаивает.

— Да, — хрипло говорит Поттер, но следующие его слова — верх странности, словно оба они продолжают разыгрывать пародию на скандал семейной пары. — Иди отсюда. Убирайся. Закройся в ванной, чтобы я тебя не видел.

Том приподнимает брови, но остаётся на месте, заставив себя расслабить плечи и опустить руки.

— Попробуй ещё запереть меня в сундуке, — отвечает он, возвращая противный смешок. Он знает, что может сейчас сделать, впервые за последнее время понимает, что у него есть реальный шанс… для которого нужно рискнуть. Разве он когда-нибудь боялся рисковать? Он не помнит.

Сейчас он может управлять Поттером.

— Убирайся, — повторяет тот.

Том садится на кровать (она как нельзя кстати: не видно, что ноги у него на самом деле подкашиваются) и начинает расстёгивать пуговицы на своей рубашке. Поттер сглатывает. Неприятный звук, резкий в мёртвой тишине номера.

— Что, Гарри, — легко интересуется он, когда рубашка расстёгнута уже наполовину, а горло открыто полностью, — собираешься голодать или как?

У него отличное зрение и неплохая реакция, но за Поттером он уследить не успевает, секунду назад тот, прикрыв глаза и стиснув зубы, сидел в кресле, а теперь нависает над Томом, оскалившись.

— Ты что, спятил? — шипит он, и одно это наполняет Тома невероятной злобой: не так давно Поттер готов был растерзать его, а теперь строит из себя вегетарианца. После того, как у Тома всё горло в шрамах от его укусов.

Он откидывается назад, опираясь на локти, и запрокидывает голову. Мелькает мысль, что всё равно ничего не выйдет, пустая затея, Поттер не поддастся, ведь нечто похожее Том уже пытался провернуть, но… Но Поттер наваливается сверху, толкая его дальше на кровать. Том закрывает глаза и слышит над ухом собственническое рычание, кожу холодит чужое дыхание, и он комкает покрывало, ожидая боли от сильного укуса. Вместо этого он ощущает прикосновения языка, вылизывающего его шею, в том месте, где последний из шрамов всё ещё не до конца зажил, как раз над бьющейся жилкой.

— Поттер, — тихо говорит он, уже жалея, что всё это затеял, — просто пей. Быстрее.

В ответ тот снова смеётся, на сей раз это ещё более странный смех, Том не может сказать, что за чувство в нём звучит.

Поттер неожиданно лёгкий, тяжесть тела почти не ощущается, но чертовски холодный, словно туман. Кажется, стоит протянуть руку — и можно проткнуть его грудь насквозь, а на пальцах останутся капли росы. Том ахает, когда ледяная кожа соприкасается с его собственной: Поттер обхватывает его обеими руками, утыкается лбом в плечо, вжимается с такой силой, что рёбра трещат — или кровать скрипит? Том ничего не понимает; мысли путаются, странное чувство эйфории возвращается, словно вот-вот — и он откроет коробку с тайной, и всё станет ясно.

Поттер что-то слабо шепчет, и Том, привстав (руки, обвивающие его, не препятствуют, но ногти слабо царапают кожу на спине), не сразу разбирает, что это за слово. «Холодно».

Том смотрит на него из-под ресниц (в глазах плывут пятна радужного тумана, будто пылинки в лунном свете), не решаясь продолжить. Это как стоять на пороге, не зная, что за дверью; нет, даже страшнее, потому что там темная вода, и холод, и одинокий голос, зовущий его: подойди ближе, сделай шаг ко мне, обними меня и согрей.

Том не умеет делиться теплом, он понял это уже давно и до сих пор плевал на это, но очень хочет жить.

«Что угодно подставишь» ты сказал, Поттер?

Он протягивает руку и гладит худую спину Поттера, потом нерешительно ерошит его волосы, густые и жесткие. Тот шипит и внезапно резко двигает бёдрами, Том от неожиданности опрокидывается на спину, а Поттер (в темноте его глаза светятся как блуждающие огоньки) склоняется над ним и снова принимается вылизывать ему шею; каждый раз, когда кончики клыков задевают кожу, по ней пробегают мурашки от странного чувства, похожего на предвкушение. Рубашка давно сползла с плеч, рукава болтаются у запястий, будто кандалы. Поттер слабо смеётся. Том кладёт ладонь на его затылок и мягко надавливает, вынуждая спуститься чуть ниже, к пульсирующей вене. На мгновение Поттер поднимает голову, и они встречаются взглядами. Мучительно долгую секунду Том думает, что его план раскрыт, ничего не удастся, но слабо светящиеся глаза приковывают его внимание, он не в состоянии смотреть ни на что другое. Наконец он медленно кивает и указательным пальцем проводит по лицу Поттера, сверху вниз: ото лба, скрытого чёлкой, до прямого носа, крошечной впадинки под ним, обветренных губ и узкого подбородка.

Вампиры быстрые как змеи, Поттер — не исключение. Том не успевает почувствовать укуса, но ощущает, как по горлу скользит язык, собирая кровь, а Поттер прижимает его к себе с жадностью матери, баюкающей ребёнка. Боли нет, и сколько бы Том ни ожидал её, она не приходит. Только голова кружится, а дыхание тяжелое и прерывистое. Тома пугает собственное желание подставлять шею снова и снова, пока что-нибудь не произойдёт.

Тогда дверь откроется, внезапно думает он, но мысль исчезает прежде, чем он успевает понять её значение.

«Хватит, — хочет сказать он, но не может, только запускает пальцы в волосы на макушке Поттера. — Хватит».

Тот сжимает его в объятиях, хрипло рыча, как голодная кошка, и кажется всё теплее, его движения становятся порывистыми, зубы снова прикусывают шею, на сей раз — больно, но тут же шершавый язык зализывает ранку. Поттер дёргается, вжимаясь в него, его руки неожиданно нежно поддерживают Тома, не давая упасть. Слабый луч света выхватывает из полумрака бледное лицо, искажённое гримасой. Том не закрывает глаза, ожидая третьего укуса, но его не следует: Поттер вскрикивает и до крови пропарывает клыками собственную губу.

…Тишину прерывает только донесшийся из полуоткрытого окна взвизг автомобильных покрышек. Поттер облокачивается на голую грудь Тома, положив подбородок на скрещённые ладони, и в слабом свете наступающего утра его взгляд сонный, но внимательный. Неожиданно он привстаёт, потягивается, а потом берёт Тома за подбородок, поворачивая его лицо к окну. На пальцах засохла кровь.

— Спасибо, — говорит он. — Спасибо.

Том пытается улыбнуться, но уголки губ только слабо дёргаются. Он откидывается назад и притягивает к себе подушку.

Поттер обхватывает его за пояс и устраивается рядом. Лицо его выражает абсолютное умиротворение, когда он водит палочкой над горлом Тома, а потом убирает её в карман. Теперь он похож на засыпающего ребёнка, а Том — на родителя.

***

До полудня он лежит без сна; Поттер не двигается, и только слабое хрипловатое дыхание выдаёт, что он вообще жив. Когда солнце в зените, Том решает, что можно попробовать. Осторожно привстав, он высвобождается из ослабевшей хватки и в ужасе замирает, увидев, как Поттер хмурится во сне, а его пальцы конвульсивно скребут покрывало. Том собирается взять палочку из его кармана, но, проведя ладонью по груди Поттера (та почти не вздымается), решает не рисковать. Некоторое время он сидит на краю кровати, всего в полуфуте от Поттера, и пытается совладать с головокружением.

Хочется вернуться и спать, спать, пока…

…пока не проснётся Поттер?

Он поднимает с пола упавшие Поттеровы очки, вертит их в руках и кладёт на прикроватный столик, очень тихо подхватывает с кресла плотный плащ и надевает его, застегивает на все пуговицы, заставляя себя не торопиться и двигаться очень медленно. Денег осталось немного, он забирает несколько крупных купюр, пару золотых галлеонов и идёт к двери.

Скрип кровати заставляет остановиться. Пальцы до боли сжимаются на дверной ручке, Том медленно поворачивает голову, ожидая увидеть в футе от себя Поттера, но тот по-прежнему спит — просто перевернулся на спину. Рот приоткрыт, но зубов не видно, а на щеках играет слабый румянец.

Том закрывает за собой дверь и мстительно выбрасывает ключ в первую попавшуюся урну.

Он не знает, куда идти, вливаясь в лондонский людской поток, вдобавок, голова кружится всё сильнее, но осознание того, что он свободен, ничем не может быть испорчено.

Разве что пониманием того, что он впервые один.

 Отправлено: 19.10.10 23:09. Заголовок: Гарри В моменты, п..

Гарри

В моменты, подобные этому, Гарри часто вспоминает, как школьные недоброжелатели называли гриффиндорцев: невнимательными, безрассудными, сперва действующими, а думающими потом — и прочее в том же духе. Не сказать, что каждый представитель факультета обязательно был таким (Гермиона — отличное опровержение), но…

Чёрт! Он уснул, спокойно уснул на одной кровати с Риддлом. Тот ведь мог спокойно украсть у него палочку, мог и ранить или ещё что-нибудь сотворить. Но, к счастью, всего лишь сбежал. Сбежал!

Гарри соскакивает с кровати, уже не обращая внимания на муху, чьё назойливое жужжанье разбудило его. Как он и предполагал, Тома не оказывается в ванной, нет его и в коридоре, куда Гарри выбегает, едва не выбив дверь слишком сильной Алохоморой. Где искать Риддла, он не знает: портье утверждает, что тот ушел из отеля часов пять назад. Пять часов!

На мгновение думается, что чёрт с ним, с Риддлом: выяснилось ведь, что в вампирологии тот не такой уж знаток. Однако его всё равно нужно найти. В конце концов, оказаться в полузнакомом городе совсем без денег… Гарри обрывает мысль — сейчас не до сочувствия. По улочкам Лондона бродит последний осколок души Волдеморта.

В этот раз поход на Ноктюрн-аллею заканчивается быстро. Лишь привычка замирать у стены сразу после прохода спасает Гарри от столкновения с аврором (мантию сложно спутать). Тот останавливается, поворачивается на шорох, пристально смотрит прямо сквозь Гарри, но затем продолжает движение. Однако палочку не опускает.

Что происходит?

Нескольких минут хватает, чтобы понять: вчера ночью они с Риддлом совершили огромную глупость. Если Гарри не обознался и среди магов, аппарировавших к поляне, был крайне внимательно относящийся к подозрительным мелочам Шеклболт, то многое становится понятным. Гарри не знает, что за заклятья были наложены на поляну, но очень надеется, что чар, распознающих личность (если такие существуют), там не было. Потому что ничего более странного и тревожного, чем возвращение победителя Волдеморта едва ли не под руку с этим самым Волдемортом, сложно представить. Не потому ли шепчется вполголоса и шуршит закрываемыми ставнями Ноктюрн-аллея?

Риддл не идиот, он бы сюда в такой момент не сунулся.

Маггловский мир — после гнетущей, мертвой атмосферы магического — оглушает. Люди, краски, шум, гудки машин, чьи-то зазывные крики, смех, солнце, отражающееся в стекле и металле, щекочущая гортань пыль — Гарри кажется, что он не сможет пройти и ярда, так кружится голова. Но он делает шаг, другой и всё дальше удаляется от точки перехода. Как бы ни был нереален окружающий мир, надо искать Риддла, хотя Гарри теперь даже представить не может, куда тот пойдет.

«Думай, думай, думай», — повторяет он себе, направляясь обратно к гостинице. Куда бы он пошел на месте Риддла? Нет, Тома — так думать легче: Тома он хочет найти, а вот Риддла — уже не уверен.

Хмыкнув, Гарри невольно улыбается странной мысли: он действительно хочет вернуть своего странного то ли напарника, то ли попутчика, который единственный во всем мире знает о его новой, появившейся сущности. Вот только улыбка выходит горькой, тоскливо признавать, пусть и не вслух, что Том нужен ему больше, чем он Тому. И речь сейчас вовсе не о еде.

Но, добравшись до гостиницы, Гарри не заходит внутрь, а отправляется бродить по окрестностям. У Тома совсем немного денег, похоже, убегал он в такой спешке, что не подумал ни о палочке, ни о мантии-невидимке, ни о других важных вещах. Гарри на мгновение испытывает стыд: понятно, что Том спасал свою жизнь — он бы и сам хотел оказаться подальше от себя, того себя, которое просыпается в сумерках и засыпает, только насытившись человеческой кровью. Его личный Хайд.

В носу раздражающе свербит, то ли оттого, что неподалёку цветочный магазин, то ли от чего-то другого, но Гарри резко останавливается: Том был тут, он уверен, что Том шел этой дорогой. Гарри и сам не может сказать, откуда это знание, но что-то у сердца на один короткий миг теплеет и тут же, стоит громко чихнуть, исчезает. Остается лишь сильный запах до омерзения несвежей воды и сладковатый аромат пыльцы, Гарри чихает снова и снова и припускает бегом вниз по улочке.

«Том, где же ты?»

Сердце колотится, то вспыхивает теплотой, то замирает, будто неумело раздуваемый костёр. Солнце слепит, а люди вокруг, неповоротливые, шумные, отвлекающие, начинают раздражать. Хочется закрыть глаза и бежать вслепую, но вдруг в такт шагам всплывают странные воспоминания, не его воспоминания. Поверх брусчатки, будто на экран кинотеатра накладывается изображение: Гарри видит себя. Видит, как белеют в полутьме удлиняющиеся острые клыки, как поблескивают глаза, тёмные, безумные, нечеловеческие. Страшно видеть себя таким, но он цепляется за видение, почти как на пятом курсе.

Лицо приближается, и на короткий миг, завороженный своим — своим ли? — взглядом, Гарри верит, что вот-вот ощутит прикосновение, но картинка уходит куда-то вниз, за грань «экрана». Теперь Гарри может смотреть лишь на покрытую ссадинами ладонь, осторожно коснувшуюся черных волос. Пальцы дрожат, но гладят ласково, будто успокаивая и разрешая. Больше всего на свете Гарри хотел бы снова увидеть лицо, но перед глазами лишь стены и какое-то темное пятно под самым потолком, на которое, похоже, непрестанно смотрел Риддл, пока Гарри пил его кровь.

Тошнота появляется неожиданно, и Гарри, остановившись, запрокидывает голову и делает несколько глубоких вдохов. Звучит мерзко, но ему нельзя потерять ни одной капли воспоминаний Тома. Что-то вчера произошло, что-то особенное — он должен в этом разобраться. Но вариантов масса: он мог выпить слишком много, оттого и зацепил какую-то часть мыслей Тома; на них снова могло повлиять нечто в Запретном лесу, вчера была какая-то особая фаза Луны, Том в кои-то веки захотел, чтобы у него выпили кровь; Кальмар из озера запел на пару с русалками.

Нет, сам он не разберется. И не потому, что совсем бестолковый, — Гарри просто не помнит, что именно было вчера. Единственным воспоминанием было сонное протяжное «Хорошо», когда он прижался к чьему-то теплому телу и, чувствуя себя единым целым с этим «кем-то», позволил себе заснуть.

«Том, Том… Черт тебя возьми, Том! Где тебя носит? Том!»

Разбитые об стену костяшки пальцев саднят, кто-то кричит ему вслед, но Гарри не слышит. Всё внимание сосредоточено на вспыхнувшей в уме и отдавшейся горячим ударом в сердце картинке. Удаляющийся автобус, рощица вдали, пыльная обочина, одинокий и будто плешивый куст — этого слишком мало, чтобы удачно аппарировать, но Гарри не сомневается. Невероятно хочется появиться рядом с Томом, схватить его в охапку и — обратно в гостиничный номер. Однако выкидывает его не к Риддлу, а среди деревьев, в какие-то заросли, ладно хоть не колючие.

«Хорошо, что не расщепило», — мрачно думает он, оглядываясь вокруг. Не видно не то что автобуса, но и дороги. Однако теперь Гарри вовсе не пытается анализировать, думать, рассуждать, а лишь раз за разом повторяет про себя имя Тома и, выпутавшись из веток, идёт в ту сторону, куда почти тащит чужая кровь, что течет в его венах.

Асфальтовая полоса шоссе показывается довольно быстро: он аппарировал в ту самую рощу, что видел перед собой Том. Одинокую фигуру, сидящую прямо на земле, в жидкой тени куста, Гарри видит не сразу, но, заметив, ускоряет шаг и привычно проверяет, в кармане ли палочка. Хочется перейти на бег, но слишком сладко ощущение тепла, что греет изнутри, эхом отдаваясь при каждом шаге, — хочется, чтобы оно не заканчивалось.

Том смотрит в его сторону и вроде бы не спит, однако не пытается ни сбежать, ни пойти навстречу. За время, пока Гарри пересекает оказавшееся не таким уж удобным для пеших прогулок поле, около Тома приостанавливается машина. Но — Гарри и сам не замечает, что задержал дыхание, — тот даже не поднимается. Он остается сидеть, даже когда Гарри, вспотевший и шумно дышащий, оказывается в нескольких футах от него. Лишь поднимает голову и смотрит выжидающе и задумчиво.

— Пойдем домой? — просто спрашивает Гарри и неуверенно улыбается.

— Ну и как ты меня нашел?

Гарри не верит своим глазам: Риддл улыбается в ответ, так безмятежно, будто они просто гуляют или играют в прятки. Может, это и издевка, но отчего-то злиться не хочется, хочется сесть рядом на придорожный гравий и несильно пихнуть Тома в плечо, чтобы тени хватило на обоих.

— Пришел вслед за тобой. Мы же в одной лодке, — повторяет Гарри уже ставшую привычной фразу. — А что ты здесь забыл?

Он недоуменно осматривается. Местность совершенно непримечательная, даже автобусной остановки поблизости нет. Том молчит.

— Или больше не было денег? — осторожно не то спрашивает, не то подсказывает Гарри. Возможно, Тому стыдно признаться, что его высадили из автобуса.

— Я попросил остановить и вышел, — Риддл передёргивает плечами. — Как ты узнал, где я?

— Почувствовал, что ты здесь… — Том уже не улыбается, а Гарри всё не может совладать с заполняющим его счастьем. Да, наверное, это счастье, которое лишь усиливается, когда он, склонившись к Тому, несильно тянет его вверх за рукав. На мгновенье Гарри кажется, что его вот-вот ударят, но нет, Риддл просто встаёт. И пошатывается. — С тобой всё в порядке? Ты поэтому вышел? — он цепляется за руку побледневшего Тома.

— Со мной всё нормально. (Вполне ожидаемый ответ, морщится Гарри.) Я не потому вышел, а из-за тебя. Как скоро ты отправился меня искать?

Взгляд у Тома странный, будто он вот-вот хлопнется в обморок. Однако говорит он четко, разве что смущает слишком ровный тон голоса: в нём нет ни насмешки, ни враждебности, он почти приятельский, словно… А почему бы и нет? Справедливости ради стоит заметить, что ни с одним приятелем Гарри не общался настолько… хм, тесно. Да и Том вряд ли подпускал к себе кого-то так близко.

— Как проснулся. Часов в шесть-семь, — уточняет Гарри. — А что?

— Будто не понимаешь, — ворчит Том и смотрит куда-то через плечо Гарри, на рощицу. — Я не мог ехать дальше. Мне было… неприятно.

— Будто сердце выдернули, — неожиданно для себя кивает Гарри и испуганно смотрит в расширившиеся тёмные глаза. — Ты же не думаешь, что мы?.. — он осекается, сам не зная, что именно «они». Ни в одном трактате не было сказано, что между вампиром и жертвой, даже если она выживает после нападения, может создаться некая связь. Это бессмысленно, по крайней мере, для вампира.

Том снова молчит. Гарри уже заметил, что тот не любит помогать ему, особенно в подобных разговорах, где каждое слово — шаг вслепую на грани пропасти: то ли к безопасности, то ли прямо в бездну. Гарри это злит, и он переходит сразу к самому главному, надеясь, что сможет растормошить раздражающе спокойного собеседника:

— Я видел твои воспоминания о прошлой ночи. Это было… — Гарри подбирает слово, — познавательно.

— Ты так говоришь, — едва заметно улыбается Том, но чуть наклоняет подбородок, словно неосознанно прячет шею, — будто сам не помнишь. — Пауза затягивается. — Что ты помнишь, По… Гарри? Расскажи мне.

Рассказывать особо нечего, Гарри помнит всё до момента, когда Риддл почти приказал ему впиться в свою шею. А дальше было лишь то самое «Хорошо», которое он сбивчиво пытается описать словами. Том слушает внимательно: и про тепло, и про холодным камнем лежащий в желудке голод, и про сладость крови на языке, и про ощущение проникающей внутрь него жизни — обо всём, чем Гарри может поделиться лишь с ним. Не с любопытным исследователем со стороны, а ещё одним участником произошедшего, который поймет… Может понять. Должен понять!

Но делиться тяжело, слов не хватает, а когда они всё же подбираются, то сформулированные мысли звучат или бредом сумасшедшего, или откровениями вышедшего на охоту маньяка. С каждой секундой описания, что именно он ощущал и чего желал, Гарри чувствует себя всё более отвратительной тварью, а оттого всё сильнее путается в словах. Но даже не знает, слушает ли его Том: всё внимание Гарри посвящено кусту, который он ощипывает с неаккуратностью и упорством малоопытного герболога.

— …Когда я стал тебя искать, то стал думать о тебе, и вот, увидел всё это, — неловко заканчивает он.

— Забавно. — Гарри кажется, что ему послышалось, но стоит посмотреть на ухмыляющегося Риддла, как возмущение сменяется досадой: опять он за своё. Да и обида примешивается, он не для того тут душу открывал, чтобы развеселить кого-то. — Мы не просто вампир и жертва, Гарри. Ты тоже это почувствовал сегодня ночью, да?

— За одно это «забавно» мне хочется тебя ударить.

— Аналогично, — нагло заявляет Том, но уголки его губ предательски ползут вверх. — Твоё «познавательно» тоже было эталоном тактичности.

Гарри невольно улыбается в ответ: если привыкнуть к насмешкам, то с Риддлом можно иметь дело.

— Ничего я ночью не почувствовал, — нарочито хмуро отвечает он, возвращаясь к основному разговору. — Я днем почувствовал, когда тебя не обнаружил.

— А вот мне, — усмехается Риддл, — повезло распробовать всё ночью.

— Повезёт ещё раз. Один раз я сегодня уже аппарировал, — с намеком говорит Гарри и криво улыбается: — Воссоздадим вчерашние условия и проведем эксперимент.

Шутка звучит более чем мрачно, но Том лишь загадочно хмыкает и говорит, что, возможно, повтор опыта провалится, потому что Гарри не будет достаточно голоден.

Как ни странно, он оказывается прав. Гарри аппарирует их обоих прямо в номер, но не ощущает жажды. Похоже, вчера действительно произошло что-то необычное: он до сих пор чувствует в себе силу крови Тома. Тепло слабее и не так ярко в нём отзывается, как сегодня днем, но, тем не менее, всё ещё согревает изнутри. И одно это ощущение наполняет Гарри счастьем и надеждой. Если он сумеет — они сумеют — научиться продлевать ощущение сытости, то это будет великолепно. Кто знает, может, это будет первым шагом к полному избавлению от голода. Мысль так приятна, что он позволяет себе ещё немного помечтать, прежде чем возвращается к реальным проблемам. Прошло уже почти две недели, а он так и не может с уверенностью ответить ни на один из целого сонма вопросов. В глубине души Гарри чувствует, что все ответы уже под рукой, нужно только сесть и подумать. Однако подумать можно и потом, а пока что нужно отыскать камень и сделать это как можно скорее. Он обязан успеть обшарить поляну до того, как за дело возьмутся профессионалы. Уж они-то наверняка смогут обнаружить артефакт, если — сердце ёкает — ещё не обнаружили.

Он должен поторопиться, поэтому решает в этот раз отправиться один: так ему не понадобится свет, да и свободы перемещёния будет больше. К тому же, если поляну стерегут, пусть лучше поймают Поттера-вампира, чем Поттера-вампира и ожившего Волдеморта. И именно на этот случай сегодня запирать Тома он не планирует.

Кажется, что сумерки никогда не наступят. Гарри уже не знает, чем себя занять. Если вечером он ещё мог поговорить с Риддлом о том, что могли искать авроры на Ноктюрн-аллее («Что угодно, Гарри: от слухов до следов черномагического ритуала»), то сейчас тот спит. А сам Гарри осторожно, стараясь не шуметь, собирает их вещи: завтра стоит перебраться на новое место, на этот раз — подальше от перехода в магический мир.

Когда из грязного желтовато-бурого комка, бывшего когда-то белоснежной рубашкой, что-то падает, Гарри инстинктивно отдергивает ладони. Но шерстистое неровное нечто оказывается не пауком-переростком, а лишь мешочком из ишачьей шкуры. А Гарри о нем уже и думать забыл. Спрятал подальше, когда в первый раз пошел нормально мыться, да и оставил на дне сумки.

Он помнит, что именно лежит внутри, но всё равно достаёт карту, кусок газеты и обломки палочки. Его старой палочки, ещё из той жизни. Хороший символ, вот только дышать как-то сразу становится тяжело и в глазах появляется подозрительное жжение. Не утешает даже то, что уже минимум полмесяца ему верой и правдой служит легендарная Старшая палочка — даже её силы не хватит на что-нибудь вроде «Фините Инкантатем Вампирус». Гарри улыбается мысли придумать заклинание против вампиризма, а потом накидывает на себя мантию-невидимку, проверяет, что палочка в кармане, и отправляется за третьим даром. Хотя прямо перед аппарацией не может не подумать с горечью, что лучше бы вовсе не видеть ни одного дара Смерти, чем получить такую «жизнь», какая у него сейчас.

 Отправлено: 19.10.10 23:10. Заголовок: Том Когда Том просы..

Том

Когда Том просыпается, часы показывают чуть больше половины десятого. С подлокотника кресла свисает мокрое полотенце, на столе стоит дорожная сумка, в ванной комнате горит свет. Похоже, Поттер ушёл совсем недавно, не посчитав нужным хотя бы разбудить Тома.

Ну, иного ждать и не следовало — Поттер вбил себе в голову, что Тому плохо. Чушь. В жизни он не чувствовал себя лучше. Никакой апатии, никакого оцепенения. С него будто сняли тяжёлый груз, разбили цепи, развязали верёвки. Голова лёгкая, мысли ясные, как никогда.

Маленькая ложка дёгтя — всё это потому, что Поттер нашёл его. Том знает это так ясно, словно… словно знал всегда. Возможно, так и есть. Некоторые двери, думается ему, готовы открыться только когда ты по-настоящему решаешь войти. Его уже не пугает, что за ними, главное, что больше не нужно стоять на пороге.

Он вытряхивает содержимое сумки на кровать. Как он и думал, Поттер запихал туда и все книги о вампирах, и даже пару пустых пузырьков, на стенках которых ещё сохранились засохшие тёмно-красные потёки. Отличные улики для Аврората. Пузырьки Том тщательно моет, затем вышвыривает из окна на гостиничный газон, книги рвёт на мелкие клочки (это не так-то просто сделать без палочки, пара фолиантов так и норовят ухватить его за пальцы, но будь Том проклят, если позволит себе быть укушенным какой-то макулатурой) и спускает в унитаз. Это отлично помогает сбросить напряжение и убивает пару часов.

Поттера всё нет, и Том начинает… нет, не нервничать — в мыслях он называет это злостью. Тянущего опустошающего чувства одиночества в груди, какое было, когда он сам попытался сбежать, нет, и можно думать, что всё в порядке, но долгое отсутствие Поттера всерьёз его беспокоит. Сколько можно колупаться на этой чёртовой поляне?

Том распихивает оставшиеся маггловские деньги по боковым карманам сумки, несколько завалявшихся сиклей тоже выбрасывает из окна — в магический мир всё равно пока не сунуться, так что не стоит с ними и связываться. Он недалёк уже и от того, чтобы начать швырять вниз цветочные горшки, словно какая-нибудь запертая в башне принцесса, как дверь номера распахивается.

У ворвавшегося Поттера по-настоящему испуганный вид, его лоб пересекают несколько параллельных царапин, словно хлестнуло колючей веткой куста.

— Риддл, — говорит он, подходя ближе, ещё ближе, но Том не отступает. — Том. Я знаю, где камень. Он… — Том хочет что-то сказать, но дыхание перехватывает, когда Поттер кладёт ладонь ему на грудь — на сердце.

И впервые прикосновение кажется тёплым.

***

Они возле какой-то деревни. Поттер предлагает найти гостиницу, но Том качает головой и говорит, что устал отдыхать. Поттер смеётся. Май перевалил за середину. Ночи всё теплее, в воздухе разливается запах цветущих яблонь, и ветер шелестит в их кронах, бросая на дорогу лепестки.

Из гостиницы они аппарировали в спешке, которую Поттер не объяснил. Впрочем, Том догадывается об её причинах.

Как и всегда, когда Поттер рассержен или расстроен, его лицо неуловимо меняется, становится бледнее и жёстче. На самом деле это обычный его вид — отображение натуры, которую он прячет от самого себя. Но теперь вряд ли ему удастся продолжать делать это так успешно.

Том знает, что рано или поздно им придётся поговорить (Поттер точно не сможет держать это в себе), но не уверен, что хочет услышать подтверждение своих мыслей.

Возле пустой автобусной остановки, у которой горит одинокий фонарь, они садятся на скамью и пьют давно выдохшуюся газированную воду.

— Куда потом? — спрашивает Том, сделав последний глоток. — Ты можешь ещё аппарировать?

— Думаешь, стоит спешить? — Поттер колеблется. Наверное, он даже под Империусом бы сомневался.

— Чем дальше мы уйдём, тем лучше. Тебя продолжают искать и, возможно, видели сегодня. Видели, так?

Поттер качает головой:

— Не нервничай. Я никому не показывался.

— Ты говорил с кем-то из своих друзей? Да? С кем? — он сам не замечает, что повышает голос, тогда Поттер подаётся вперёд и несильно сжимает его колено.

— Не говорил. Но один человек… хорошо, Шеклболт знает, что я жив. И он смог передать, что меня ждут. Они будут рады, если я вернусь, по-настоящему рады, Том, понимаешь?

Он понимает, но не собирается так легко сдаваться. Чертовски несправедливо будет, если после всего, что он пережил из-за Поттера, тот просто возьмёт — и вернётся к спокойной жизни в магическом мире. О нет, это невозможно. И этого не будет.

— Они знают, что ты вампир?

— Думаю, пока нет, но о чём-то могут догадаться. И это не так плохо, как ты решил. Они действительно не собираются запирать меня в клетку или в склеп, или арестовывать… Если ты об этом беспокоишься, — после паузы добавляет Поттер. — Я могу вернуться и всё объяснить. И даже тебе нечего бояться. Нет никого, кто на самом деле знал бы, кто ты, и…

— Нет. Ты этого не сделаешь.

— Не пытайся снова соврать, что все в магическом мире только и готовят для меня осиновые колья, а для тебя — азкабанскую камеру!

— Сначала — возможно. Но неизвестно, что будет дальше.

— Ничего, — говорит Поттер с нажимом. — Ничего. Я могу вернуться и жить нормально, и ты можешь вернуться со мной, и ничего страшнее нескольких журналистов нам там не грозит.

— Нет, — повторяет Том. — Не будь наивным идиотом, Гарри. Нужно покинуть Англию, и как можно быстрее.

— Да с чего я должен это делать? — спрашивает Поттер, кривя губы. — Я достаточно тебя слушал, теперь послушай ты меня. Мы можем остаться!

Том откидывается назад, продолжая ощущать тёплую руку на своём колене и размышляя, хочет ли её стряхнуть, или всё-таки нет.

— Я не собираюсь оставаться, Гарри. А ты — просто не можешь.

— Хорошо, — Поттер ожесточённо трёт глаза, не снимая очков. — А это ещё почему?

Том ждал этого вопроса, но на самом деле хотел задать его сам. Хотя всё ещё неприятно думать об этом.

— Потому что ты — хозяин Даров Смерти. Палочка. Мантия. Камень. Они все твои.

Он не сводит взгляда со своих рук. Получается, что Поттер и его хозяин тоже. Впрочем, он и обращался с Томом немногим лучше, чем с содержимым холодильника.

Тому не хочется даже мстить; он думает, что не один Поттер не узнаёт себя. Почему-то вспоминается зеркало Еиналеж. Будь оно кривым, возможно, они оба отразились в нём такими, как сейчас. Характеры, перемешанные пробегающей по стеклу рябью; лица, перетекающие одно в другое. Как чья-то нелепая фантазия.

— И что? — наконец спрашивает Поттер. — Никто об этом не знает. Я скажу Рону и Гермионе, что потерял камень. А ты…

— Замолчи, — резко перебивает Том. — Не говори этого.

Теперь Поттер молчит долго.

— Мне тоже неприятно об этом думать, — успокаивающе говорит он в конце концов.

— Тогда просто скажи, сможешь ещё аппарировать или нет? Или… — Том хочет сказать «или отдай палочку, и это сделаю я», но осекается. Он не собирается просить. — Или тебе нужна кровь?

— Не нужна. И долго ещё не понадобится. Ты сам знаешь.

«Ты сам знаешь» — одна из многих вещёй, понимание которых хлынуло на Тома — на них обоих — из пресловутой «распахнутой двери». Не пытайся сбежать. Позволь Поттеру пить свою кровь. Позволь себе открыться перед ним. Тогда всё будет идти так, как должно.

— Да пойми ты, если меня вылечат, ты будешь свободен, — настойчиво продолжает Поттер. — Ты. Начнешь новую жизнь. Я не позволю тебя убить, ты не Волдеморт, я смогу убедить их. Дело во мне. Я не должен был становиться вампиром! Не должен был пить кровь! Особенно твою кровь.

Том стряхивает его руку со своего колена и встаёт.

— О моём состоянии волнуешься, Гарри? Хочешь, чтобы со мной, — он выделяет последнее слово, — всё было в порядке?

— Может, и хочу. Я должен был умереть. Ты не должен был жить. А потом что-то изменилось, и оказалось, что ты — не осколок уже умершей души, а человек, зато я — не совсем-то и живой. Я хочу, чтобы кто-то помог. Рон и Гермиона. Министерство. Отдел Тайн. Кто угодно.

— Они не помогут. Если ты уже вампир… ты им и останешься. Думал, сбегаешь на тот свет и вернёшься, ничего с собой не захватив оттуда? С той стороны?

— Мне тебя вполне достаточно, — огрызается Поттер. — Я не просто вампир. Солнце на меня не действует, текучей воды я не боюсь, и…

— Это всё пустяк, — пренебрежительно бросает Том. — Главное, что ты уже этому миру не принадлежишь. Единственное, что для тебя могут сделать в Министерстве — исследовать. Или предложить мраморную гробницу. Хочешь такую?

— Да почему, твою мать?! — орёт Поттер, ударяя себя по коленям. — С чего ты вообще так на этом зациклился? — Он ссутуливается, обхватывает голову руками и вцепляется в волосы, словно хочет сам себя оскальпировать. Том видит, что он с трудом сдерживает гнев, но тем сильнее желание его спровоцировать. Пусть Поттер сам это скажет. Пусть признает, что у них нет другого выхода, кроме как покинуть Англию.

Пусть сам откажется от своей чёртовой «обычной жизни», в конце концов.

— Потому что это правда. Ты не любишь, когда я говорю правду, Гарри, я знаю.

— Мне эта правда не нравится, — медленно произносит Поттер. – С этим можно что-то — хоть что-то! — сделать! Должно быть объяснение, почему всё именно так… глупо.

Том не считает это глупым, напротив, впервые он начал находить в этом некую систему.

— Возможно, дело в том, что всеми Дарами не должен владеть человек, — говорит он. Он не знает, откуда к нему пришла эта мысль, но к внезапным озарениям ему в последнее время не привыкать. — Живой человек. Зато тебя они посчитали достойным хозяином.

— А меня они не хотели спросить? — Поттер вскакивает, в ярости пинает мусорную урну. Обёртки от шоколадок, бумажки и прочий мусор разлетаются во все стороны, а он подходит к фонарному столбу, прижимается к нему лбом и тяжело дышит. — Я избавиться от них хотел!

— А меня? Или право голоса принадлежит только полноценным душам? — Том раскидывает руки и с глумливой усмешкой кланяется. — Я даже до сих пор не знаю, кто я! То ли часть тебя, то ли нечто вроде голема, то ли…

— Заткнись.

— Не собираюсь! Тебе неприятно слышать это, Гарри? Ты, ты, а не кто-то другой вытащил меня с того света. Ты дал мне часть своей жизни, и ты должен пить мою, а не чью-то ещё кровь. Ты использовал этот чёртов камень, который теперь стал моим сердцем! Ты даже передать Дары теперь никому не сможешь, понимаешь ты это или нет? И кто из нас кому после этого должен предлагать заткнуться?

— Почему это не могу? — зло спрашивает Поттер. — Один Дар… один дар уже у тебя. Что дальше по списку? Старшая палочка? — Он хватает сумку, вытаскивает с самого дна какой-то замызганный мешок и лихорадочно роется в нём, а потом громко произносит: — Репаро!

Когда он поворачивается, Том видит, что у него две палочки, одну из которых, ту, что прямее и короче, он держит на вытянутой руке.

— Давай, возьми её, — усмехается Поттер. — Обезоружь меня. Ты мой враг, я твой враг, ну же! Давай! Исполни заветную мечту Лорда Волдеморта. Или мне напасть первым? Думаешь, выстоишь против Старшей палочки?

Том делает шаг вперёд, его протянутая ладонь замирает над палочкой. Та, словно что-то почувствовав, начинает слабо светиться. Будто признаёт хозяина.

— Я не Лорд.

Сказать это оказалось легче, чем он думал.

— А, ну конечно. Ты сам не знаешь, кто ты. Правда не знаешь? Или продолжаешь врать? — Поттер подходит совсем близко, и Том не может отвести глаз от его искривлённых бледных губ, которые наверняка скрывают клыки. Поттер перехватывает его взгляд, ухмыляется и наклоняется почти к самому его лицу. — Нравится, да, Том? А что если, когда ты победишь меня, мы поменяемся местами? Хочешь попробовать моей крови?

Не опуская глаз, Том кончиками пальцев касается палочки, но тут же Поттер почти насильно вкладывает её в его ладонь.

— Ну? Давай, Том. Если я сейчас укушу тебя, это поможет?

Поттер в ярости и в то же время выглядит почти отчаявшимся. Том неожиданно испытывает странное желание его успокоить, но вместо этого зло улыбается, хотя чужое дыхание холодит шею. И на просёлочную дорогу неизвестно откуда наползает молочно-белый предрассветный туман, быстро, будто прилив.

— Рано или поздно тебе всё равно придётся это сделать. По-твоему, меня это всё ещё пугает? Решил, что я собираюсь тебя слушаться, раз пара клыков даёт тебе власть надо мной? Ты ничего не изменишь, Гарри, потому что это не только от тебя зависит. — Он обходит Поттера и идёт по обочине, собираясь срезать путь через поле. Напоследок оборачивается и бросает: — Отличная палочка, кстати.

Действительно, отличная — идеально ложится в ладонь, словно становясь её продолжением.

Минут через десять Поттер догоняет его. Том оборачивается, подсвечивая себе палочкой: трава примята только там, где он сам ступал. Зато туман теперь окружает их со всех сторон.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что не только от меня зависит? — спрашивает Поттер.

Том не очень хочет говорить. Он вообще недолюбливает само звучание слова «предопределение». Оно почти такое же… обескураживающее и нелепое, как «судьба». Он искренне надеется, что сегодняшняя ночь станет последней в череде неожиданных откровений. В самом деле, кажется, уже все покровы сорваны, остаётся только ждать рассвета.

— Потому что хозяин Смерти — не только ты. Можно сказать, что это мы оба. Если я смогу победить тебя, это ничего не изменит, палочка по-прежнему будет твоей. А камень останется у меня.

Он думает, что Поттер — такая же часть его, как он — Поттера, но не собирается произносить это вслух. Зачем? Это же очевидно.

— С чего ты взял?

— Знаешь, есть такая вещь, — он не может удержаться от иронии, — сообщающиеся сосуды.

— Я тебе не верю.

— Самое время засовывать голову в песок, Гарри. — Не дождавшись ответа, он продолжает: — Я знаю это оттуда же, откуда ты понял, где искать камень. Кстати, ты не захватил крововосстанавливающего зелья? После твоих сегодняшних истерик оно мне понадобится уже через пару дней.

— Самое время пытаться вызвать у меня чувство вины, — бросает Поттер. — Не понадобится.

Он идёт чуть впереди Тома, но неожиданно разворачивается и сильно толкает его в грудь. Том падает в мокрую высокую траву, и дыхание перехватывает от холода. Майское небо над ним усыпано звёздами.

— Всё ещё не хочешь со мной драться? — спрашивает Поттер, оседлав его бёдра. — Не хочешь? Я могу хорошо попросить, Том.

— Проси. Я так хотел, чтобы Гарри Поттер… умолял меня. Проси, Гарри. Тебе станет легче, да?

— Ты солгал насчёт Даров Смерти, — беспомощно говорит Поттер. — Солгал. Я могу передать их кому угодно, когда захочу.

— Кому угодно? Когда угодно? — Том смеётся, чувствуя, как волосы намокают от росы. — Попробуй, Гарри Поттер. Попытайся. Как насчёт того, чтобы начать с камня, а? Точнее, с меня?

Поттер рычит и перехватывает его руки.

— Перестань, — говорит он, — перестань, иначе…

— Иначе что? Что ещё ты мне сделаешь?

Поттер наклоняется ближе, и у Тома по спине пробегают мурашки — то ли от холода, то ли…

Он высвобождает одну руку из ослабевшего захвата и мягко надавливает Поттеру на макушку, вынуждая наклониться ещё ниже, а потом, глядя в блестящие в полумраке глаза, резко переворачивается и подминает его под себя. Нашаривает в траве палочку — та откатилась недалеко и по-прежнему слабо светится. Том с торжествующей улыбкой направляет её на горло Поттера. Тот замирает и судорожно сглатывает. Огонёк на кончике палочки разгорается сильнее и сильнее — теперь он ярко-зелёный, но Поттер не смотрит на него. Он смотрит на Тома.

— Ну что, — говорит Том. — Я победил. — Кончиком палочки он упирается Поттеру чуть ниже подбородка, заставляя запрокинуть голову. — Гарри… — он убирает палочку, наклоняется и дёргает воротник Поттеровой рубашки, а затем легко прикусывает шею. Не до крови — что бы Поттер ни думал, вампиром Тому не стать. — Доволен? Это что-то изменило? Ты действительно думаешь, что один можешь что-то решить? Ты не способен на это, Гарри.

— А ты? — выплевывает Поттер. — Сам-то способен на что-то в одиночку, мистер Каменное сердце? Что бы мы ни решили, нам нужно сделать это вдвоём. Помоги мне, — просит он, — хоть раз просто помоги мне.

— Чем? Этим? — Том расстёгивает ворот собственной рубашки и поворачивает голову набок, показывая шрамы.

Он хочет встать, но Поттер неожиданно вскидывает руку и перехватывает его за пояс.

— Подожди.

— Тебе всё-таки нужна кровь? — Том презрительно кривит губы.

— Нет. Сейчас — нет. Но если ты… — Поттер приподнимается на локтях и долго смотрит на него. — Можно? Пожалуйста? Просто… Просто не уходи.

Они долго смотрят друг на друга. Туман рассеивается, будто трава впитывает его. Небо на востоке уже начало светлеть, звезды исчезают в розоватой дымке предутренних облаков.

— Ты прав, — говорит Том. — Всё ещё хочешь остаться?

— Мы оба правы. — Поттер слабо улыбается и откидывается назад. Попыток высвободиться он по-прежнему не делает, и Тома это даже радует: среди окружающего полумрака и холода Поттер — единственный островок тепла. И впервые выглядит так, будто точно знает, что делать. — Мы всегда успеем вернуться, — решает Поттер и неожиданно добавляет: — Но в Трансильванию я ехать не собираюсь, так и знай.

Том смеётся и запрокидывает голову, открывая горло. Руки Поттера забираются ему под рубашку, греясь о кожу, и он лениво прикрывает глаза, вздрагивая от быстрых прикосновений.

Может быть, Поттер когда-нибудь с этим смирится. А может, когда-нибудь с этим смирится и сам Том.

Если они оба уже не смирились.

— Тебе… тебе это тоже… нравится? — шепчет Поттер ему в шею.

— Да, — отвечает Том. — Да.

Fin

 Отправлено: 21.10.10 12:10. Заголовок: Впечатление неоднозн..

Впечатление неоднозначное. Стильная вещь, но немного не хватает силы, на мой вкус. Как-то слишком выверено все и гладко. И буквально полпинка не хватает, чтобы догадаться кто автор))
Вообщем, понравилось)))

10/9

 Отправлено: 21.10.10 16:39. Заголовок: 8 7..

8
7

 Отправлено: 22.10.10 16:55. Заголовок: Ирэн Спасибо http:/..

Ирэн
Спасибо

цитата:

кто автор

А кто я? Меня много

Лис
Спасибо

 Отправлено: 22.10.10 21:04. Заголовок: Том чем-то напоминае..

Том чем-то напоминает мне Снейпа, то ли обращением к Гарри "Поттер!", то ли отношением к нему же, то ли бесстрастной хладнокровностью. Идея фика интересна, но стиль тяжеловат для меня.
1. 8
2. 9

 Отправлено: 23.10.10 00:13. Заголовок: Фик странный – вот к..

Фик странный – вот ключевое слово. Поначалу пугает странность ситуации и поведения героев, по ходу дела кое-что, но не всё, проясняется. Действия Гарри, по крайней мере, становятся понятнее, и практически в характере, хотя мне Гарри всё же большим экстравертом представляется. Но закручено нехило, конец открыт и часть загадок оставлена читателю на размышление.
Том, по логике того, что он хоркрукс, авторским произволом лишён части своих зловредных качеств; до няшки ему всё равно далеко, но достаточно, чтобы смириться с необходимостью сожительствовать. И даже получить удовольствие.
Понравился за орининальность :). А тему можно трактовать и как «двойник», и как «другой».
9/9

 Отправлено: 23.10.10 09:14. Заголовок: немного тяжело пошло..

немного тяжело пошло
9/8

 Отправлено: 23.10.10 16:26. Заголовок: 9\10..

9\10

 Отправлено: 23.10.10 21:51. Заголовок: Мне очень понравилос..

Мне очень понравилось! Вообще очень люблю про вампиров. Только думаю, сколько же выдержит Том? :(
10/10

 Отправлено: 24.10.10 02:41. Заголовок: все нравится :sm61:..

все нравится
10/10

 Отправлено: 24.10.10 20:59. Заголовок: 10/9..

10/9

 Отправлено: 25.10.10 01:31. Заголовок: Это прелесть что так..

Это прелесть что такое! А я еще не собиралась читать вашу команду Спасибо!

 Отправлено: 26.10.10 05:28. Заголовок: Сложно читалось, мож..

Сложно читалось, может, это просто не моя тема)) В финале представила, какая жизнь ждёт эту пару, как-то стало жутковато. Гарри-то уж точно этого не заслужил, очень ему сочувствую
8/9

 Отправлено: 26.10.10 08:48. Заголовок: 10 7..

10
7

 Отправлено: 27.10.10 22:00. Заголовок: Карта Большое спасиб..

Карта
Большое спасибо

Rendomski
Спасибо большое за отзыв

цитата:

Гарри всё же большим экстравертом представляется.

Ему было слегка не до того;)

цитата:

конец открыт и часть загадок оставлена читателю на размышление.

Да-да, этого команда и добивалась

цитата:

А тему можно трактовать и как «двойник», и как «другой».

...или "иной" ;)

Afinaa
Благодарю

Лисичка
Спасибо!

Toma
Спасибо!
Всё будет хорошо. По крайней мере, пока что. Это не самый худший вариант.

Rozhki
Спасибо! Команда счастлива!

xenya
Спасибо!

Now-or-Never
Большое спасибо ;) Читайте, у команды много разного.

Puding
Спасибо за отзыв Они будут почти счастливы. По-своему. Для счастья часто нужен конфликт.

yana
Спасибо!

 Отправлено: 28.10.10 01:56. Заголовок: Tom&Harry пишет:..

Tom&Harry пишет:

цитата:

Для счастья часто нужен конфликт.

"Для полного счастья чего-то должно не хватать" Меня пугает даже не конфликт, а чисто практически, такое зависимое положение Гарри от Тома... Возникла такая приземлённая аналогия с инулинозависимым диабетиком. И это на всю жизнь?! Да и Тому в качестве еды будет тяжело, именно вот даже не в моральном, а в физическом смысле))

 Отправлено: 30.10.10 06:42. Заголовок: Puding Чисто практич..

Puding
Чисто практически не так страшно. Гарри уже не нужно столько крови Тома, сколько в первые дни. Моральнее им обоим будет тяжелее, но они уже готовы сделать шаг навстречу и смириться. А там, глядишь, и что-нибудь ещё произойдёт.
Всё ведь могло быть хуже

 Отправлено: 30.10.10 09:01. Заголовок: стиль чуть тяжеловат..

стиль чуть тяжеловат, но этим достигается нужная атмосфера фика.
вомпэров не люблю ни в каких видах)), но за это не стоит понижать оценки, так ведь?
10/8 (меня всё же немного смутил образ Гарри))))

 Отправлено: 30.10.10 17:21. Заголовок: Очень понравился фик..

Очень понравился фик! Он всё время держит в напряжении, невозможно оторваться. Правда, мрачно и безысходно всё. Никаких натяжек, всё на месте. Оригинальная история.

10
10

http://www.diary.ru/~anton-kaiman/<\/u><\/a>

 Отправлено: 30.10.10 20:15. Заголовок: Tom&Harry пишет:..

Tom&Harry пишет:

цитата:

Гарри уже не нужно столько крови Тома, сколько в первые дни.

Знаете, вы меня немного успокоили! Тяжёлое впечатление даже немного сгладилось. Если с практической точки зрения всё будет нормально, то это хорошо, а с моральной, я и сама уверена, что они договорятся.

 Отправлено: 31.10.10 01:44. Заголовок: Невероятный фик и ид..

Невероятный фик и идея красивая
10
10

 Отправлено: 02.11.10 07:41. Заголовок: Mileanna но за это..

Mileanna

цитата:

но за это не стоит понижать оценк

Спасибо за отзыв и оценки!

kaiman
Сова
Спасибо большое!

Puding, всё-всё будет нормально, обещаем

 Отправлено: 02.11.10 16:54. Заголовок: Просто потрясающе, п..

Просто потрясающе, получила огромное удовольствие от чтения этого фика. В каком-то смысле ситуация перевертыш - Гарри сильнее и темнее, в каком-то - попытка освободить Риддла от груза совершенного и посмотреть, каким он мог бы быть, посмотреть, как они смогли бы найти общий язык, если бы им пришлось. Седьмая книга оставила ощущение, что даже в каноне диалог мог бы состояться, все-таки в одном живет часть души другого и между ними много точек пересечения.
10/10

 Отправлено: 04.11.10 19:24. Заголовок: wine_trying Спасибо..

wine_trying
Спасибо большое, очень приятно получить такой отзыв!

 Отправлено: 07.11.10 22:02. Заголовок: 10 7..

10
7

 Отправлено: 14.11.10 21:15. Заголовок: drop, благодарим ht..

drop, благодарим

 Отправлено: 19.11.10 19:23. Заголовок: Технический пост, св..

Технический пост, связанный с неполадками на форуме.

 Отправлено: 21.11.10 12:32. Заголовок: Читалось немного тяж..

Читалось немного тяжеловато, но оно того стоило. обалденный фик, очень атмосферный.
10/10

На Хогварстнете с начала 2010

 Отправлено: 21.11.10 21:05. Заголовок: Страшно понравился ф..

Страшно понравился фик! Не в смысле страшный, а в смысле понравился.
Немножко запуталась в концовке. Ожидала там чего-то более забористого, но впечатление это, в общем, не испортило)

10
10

 Отправлено: 23.11.10 09:40. Заголовок: Анька Спасибо http..

Анька
Спасибо

Seras-chan
Спасибо Очень приятно слышать

 Отправлено: 23.11.10 22:56. Заголовок: 10/8 Понравилось оче..

10/8
Понравилось очень, но мб чуть затянуто показалось...

 Отправлено: 24.11.10 11:17. Заголовок: Ооочень тяжко шло, т..

Ооочень тяжко шло, три дня читала с перерывами. Так и не поняла, почему Гарри стал вампиром, а читала только ради того, чтобы это как-то разъяснилось в конце((. По-хорошему - фик можно было раза в три сократить, всё равно в нём ничего не происходит. Гарри жаждет крови - Гарри жаждет крови Тома - Гари кусает Тома - Гарри залечивает Тома - Гарри жаждет крови - закольцевалось. И так 40 страниц.

8/7

 Отправлено: 24.11.10 19:45. Заголовок: 10/10..

10/10

 Отправлено: 24.11.10 21:05. Заголовок: 6 6..

6
6

 Отправлено: 27.11.10 00:41. Заголовок: Ууууууууаааааааааааа..

Ууууууууаааааааааааа! Я прочитала!
Слушайте, классно!
Это, конечно, для гп очень необычно!
Но круто, круто, да!

 Отправлено: 18.12.10 11:00. Заголовок: Curly_Sue, спасибааа..

Curly_Sue, спасибааа

цитата:

Это, конечно, для гп очень необычно!

чо-та нам захотелось немного упырей перетащить и в гп, а то что такое))

 Отправлено: 28.06.22 13:39. Заголовок: Спасибо за информаци..

Спасибо за информацию