Зеленый форум: HP Fanfiction

На округлых стенах редкие царапины — отчаянные попытки заключенных отсрочить, пусть даже на миг, встречу с судьбой, ждущей их в этой мрачной крепости. На ступеньках лестницы капли крови, намертво въевшаяся грязь и паутина. Вечное пламя факелов на стенах трепещет, зачарованное заклятием Губрайтианового огня, отчего атмосфера кажется зловещей.

У Геллерта Гриндельвальда всегда была склонность к театральным эффектам.

Альбус быстро взбирается по лестнице, стараясь не думать о кошмаре, который представляет собой крепость Нурменгард. Именно кошмаром он и является — замок ужасов и самых мучительных страданий, которые только мог придумать извращенный мозг Гриндельвальда. Крики из подземелий по-прежнему эхом отдаются в этом заколдованном месте, такие же безнадежные, как принципы так называемого «лучшего мира», который Геллерт старался построить.

Прошло много лет, прежде чем Альбус решился сюда вернуться. Правда, время не имеет в этом месте никакого значения. Нурменгард мало изменился с 1945 года. Альбус не был здесь с того самого дня и не жалеет об этом. После длительной дуэли с Гриндельвальдом Альбус разрушил враждебную магию, сочившуюся из каждого камня в Нурменгарде, а потом заставил крепость обратиться против своего создателя. Мучения темного волшебника усиливались ненавистью, исходящей от земли под его ногами.

Альбус поступил милосердно. Он запер Гриндельвальда на самой высокой башне — там, где темные создания, скитавшиеся по Нурменгарду, не могли его достать. Но Геллерт никогда не боялся тьмы, и Альбус знает об этом. По всей вероятности, он не скажет спасибо за этот маленький жест доброты.

С их последнего разговора прошло много времени, но Альбус полагает, что Гриндельвальд не изменился — возможно, он остался все таким же гениальным и высокомерным, как тот неудержимый юноша из прошлого, опьянивший Альбуса мечтами и силой. Альтернатива жестока даже в глазах такого прагматичного человека как Альбус: слухи, что он сломил своего друга, могут оказаться правдой. Гриндельвальд мог сойти с ума от старости и одиночества, мог затеряться в бреду, снова и снова переживая дни своего триумфа, но на этот раз чувствуя лишь ужас и презрение от сотворенного зла

Альбус добирается до последнего лестничного пролета. Слишком просто предположить, что сюда его привело чувство вины, но это ложь. Возможно, он сожалеет, что его дружба с Гриндельвальдом закончилась именно так, но все равно готов признать, что такой конец был необходим.

Дверь в камеру Геллерта запечатана заклинанием, которое может снять только Альбус — и, возможно, сам Геллерт, попади ему в руки палочка. В камере пусто, но светло; Альбус позаботился об этом, запирая Геллерта; он знал, что тени Нурменгарда будут преследовать его и без помощи мрачной атмосферы замка. От резкой смены света режет глаза, и Альбус на секунду их прикрывает.

— Тебе скучно, — доносится из угла тихий дребезжащий голос. Он незнакомый, и Альбус снова ловит себя на мысли, как Нурменгард изменил Геллерта. Он встречает взгляд пленника с лёгким любопытством и рассматривает его лицо с удивлением. Ничто в этом желтоватом лице не напоминает ему о Геллерте, которого он когда-то знал, или о темном волшебнике, с которым сражался сколько уже — тридцать? — лет назад. Неужели это было так давно?

— Вообще-то нет, — ровно отвечает Альбус и любезно улыбается. — Тебе бы хотелось, чтобы я пришел навестить тебя со скуки?

— Альтернативные варианты куда менее интересны, — спокойно отвечает Геллерт, контролируя свой голос настолько, что в нем не слышно ни отчаяния, ни страстного желания поговорить. Геллерт не видел людей уже тридцать лет, но, кажется, совсем не рад посетителю.

Альбусу приятно слышать такой ответ, ведь за его визитом кроется лишь мимолетная блажь и желание побеседовать с хитроумным и проницательным собеседником. Он подозревает, что Геллерт проводит дни в разговорах с воспоминаниями — возможно, в особенно плохие дни, даже с Альбусом, что по сути одно и то же.

— Много лет прошло, Геллерт. Вряд ли ты поймешь мои мотивы.

На лице Геллерта появляется жуткая кривая улыбка.

— Ты прав. Тебе было скучно все эти годы, и даже до того; должно быть, что-то изменилось, — задумчиво произносит он. — Что, нашел нового темного волшебника, которого можно обучить? Возможно, ты даже пришел попрощаться.

Альбус поднимает бровь. Он уже и забыл, сколько нервов уходит на общение с равным.

— Да, в Британии появился новый темный маг.

— Он был твоим студентом? Ты учил его? — Геллерт в радостном удивлении раздувает ноздри. — Ты очень способный учитель.

— Он молод и жесток.

— Я слышу беспокойство в твоем голове.

— Да.

Геллерт встает и глубоко вдыхает. Его спина немного сгорблена, будто он больше не тратит силы на прогулки по камере. Кажется, она еще и болит — он хватается рукой за поясницу. Слова Альбуса ранили его самолюбие; он думал, что у него больше нет гордости, которую можно уязвить, но оказалось, что это не так.

— Из-за меня ты никогда не беспокоился, — он утверждает очевидное, хватаясь за любую соломинку, лишь бы не выпустить ярость наружу. Они оба это знают, пусть даже весь остальной мир считал их дуэль противоборством равных. На самом деле Альбус боролся со своими призраками и страхами, и несмотря на все искусство Геллерта, его единственным козырем была Старшая палочка. — Я завидую.

Альбус закрывает глаза. Будь все хоть немного легче, он бы доверился Геллерту и рассказал, что действительно его беспокоит. Однако же все слишком запутано, и он не такой дурак, чтобы так рано открыться в этой игре.

— Ты, наверное, доволен.

Дамблдор не отвечает. Он изображает удивление, будто они обсуждают неуместные эмоциональные реакции какого-то незнакомца, а не его самого.

Геллерт раздраженно взмахивает рукой.

— Мы слишком стары для отговорок и притворства, Альбус. Твоя школа тебя утомляет.

— Неправда.

— Конечно, правда! Тебе нужна власть, ты наживаешься на ней — ты выбрал Хогвартс, потому что он — сосредоточие власти, потому что там можно спокойно экспериментировать. Полагаю, никто не смотрит тебе через плечо, особенно теперь, когда ты, победив меня, доказал, насколько ценен, — грустно смеется он. — Ты никогда не мог меня одурачить, старый друг.

Альбус устремляет чистый и ясный взгляд на Геллерта — просто олицетворение честности. И его голос спокоен, когда он заявляет:

— Я не ты.

Это утверждение веселит Гриндельвальда, который садится напротив Альбуса с таким видом, будто готов потакать всем его прихотям и выдумкам.

— Ты пытался убедить в этом нас обоих много лет назад.

— Ты видел во мне только отражение себя. Лишь по этой причине тебя так ко мне тянуло. Ты пытался вылепить из меня свою копию, Геллерт, и не получилось.

Голос Геллерта меняется, но пока в нем еще не слышно обвинений:.

— Тогда зачем я здесь? Почему ты просто меня не убил?

— Смерть, — спокойно объясняет Альбус, — это милосердие. Ты его не заслуживаешь.

— Мне оно и не нужно.

— Знаю.

Они молчат некоторое время, а потом уголки рта Геллерта вздрагивают.

— Хватит.

Альбус впервые улыбается.

— Это очень раздражает — ты же понимаешь, правда?

— Да, — кивает Альбус.

— Кажется, я разучился поддерживать разговор, не позволяя тебе манипулировать моими вопросами и реакциями.

— Ну, — широко ухмыляясь, отвечает Альбус, — если тебя это утешит, ты этого никогда и не умел. Это умение дано немногим.

— А этот новый Темный лорд?..

— О Мерлин, нет, — вздыхает Дамблдор. — У него нет изящества, он слишком зациклен на своих возможностях. Он выбрал темные искусства только потому, что они манят — подозреваю, он воображает себя наследником Салазара Слизерина.

— Право по рождению, — Геллерт закатывает глаза. — Вот идиот.

— Все последователи без исключения боятся его как огня, и только несколько по-настоящему преданны. Он хочет очистить волшебное сообщество от магглорожденных и предателей крови. А, еще он называет себя Лордом Вольдемортом — это анаграмма его настоящего имени, так он скрывает, что по происхождению — полукровка.

Тут Геллерт не выдерживает и смеется.

— И он… этот Вольдеморт беспокоит тебя?

— Он очень силен.

— Он скучечервь, Альбус. При желании ты мог бы победить его.

— Кажется, он создал крестражи.

— Несколько крестражей? — поражается Геллерт.

— Да.

Он присвистывает.

— Дерзкий. И, конечно, безрассудный идиот. Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду.

Альбус улыбается.

— Разве ты не солидарен с ним? Разве ты не должен надеяться на его победу, а? Так ты сможешь отомстить.

Геллерт поднимает брови.

— Хочется надеяться, что волшебник, гениальный настолько, что сумел победить и заключить меня в тюрьму, не спасует перед другими.

— Ах. Гордыня.

— Точно.

Несколько минут они молчат.

— Так зачем ты пришел?

— Мне не скучно, — повторяет Альбус.

— Определенно нет. Я бы сказал, что ты не чувствовал себя настолько живым и — осмелюсь сказать — занятым уже несколько десятилетий. Ты организуешь оборону и создаешь специальные группы — надеюсь, на этот раз ты все делаешь как надо? Я уже говорил тебе тогда, Альбус: нет никакого удовольствия в том, чтобы вмешаться и самому, в одиночку спасти положение. Раз уж ты выбрал таких скучных сторонников, то хотя бы оживи действие самостоятельно, добавь интриги и эффектов.

— Я потерял на этой войне многих друзей, Геллерт, людей, которых я любил и которыми восхищался.

Геллерт пожимает плечами: ему не привыкать к потерям.

— Они умерли не напрасно, — он замолкает, а потом смеется. — Они умерли за тебя.

Альбус некоторое время в упор смотрит на него, а потом признает:

— Да.

— Ты дал им шанс умереть благородно, в бою, оставить свой след на страницах волшебной истории. Честное слово, вряд ли ты об этом жалеешь.

Он хмурится.

— Иногда.

— Лжец.

— Иногда я думаю, что на мне какое-то проклятье, потому что мне нравится война. Я знаю, что она каждую минуту вдребезги разбивает жизни тысяч людей, и все равно, ничего не могу поделать, я наслаждаюсь каждой секундой. Иногда я даже не понимаю, как могу жить со знанием, что не чувствую, допустив подобное, ни капли сожаления.

— Сколько прошло времени?

— Одиннадцать лет.

— Возможно, ты скоро устанешь от этого Вольдеморта. Так что не стесняйся, заточи его в Нурменгард — хотя я вовсе не стремлюсь встретиться с ним и сравнить наши стратегию и тактику.

— Ты бы презирал Тома Риддла.

— Вполне вероятно. Но мне кажется, именно так ты представляешь идеальный ад — для меня и него, запереть нас вместе и не давать убить друг друга, заглядывая раз в несколько десятилетий.

Альбус фыркает, и Геллерт ухмыляется.

— Ты за этим пришел, Альбус? За искуплением? Ты что, думал, я утешу тебя, скажу, что ты думаешь лишь об интересах мира? Что я оправдаю твои действия и соглашусь с ними — только потому, что я единственный, кто может это сделать? У тебя больше никого нет.

— Ты пришел ко мне, обнаружив Старшую палочку.

— Ты ждешь, что я поглажу тебя по голове? Хочешь, чтобы я поздравил тебя и сказал, что ты, по крайней мере, честен с самим собой и сознательно жертвуешь пешками в этой войне против самого себя лишь потому, что предпочитаешь наблюдать за доской и играть за обе стороны? Ты нашел неумелого противника, Альбус, и со скуки помогаешь ему. Я не могу мириться с такой бессмысленной тратой способностей, с этой искусственно взлелеянной кампанией с армией из собственного эгоизма. Позволь мне отказать тебе в такой маленькой радости.

Альбус молчит.

— У меня была причина. А ты свои причины выдумал, и не потому, что боялся сделать необходимое для воплощения наших идей в жизнь — надеюсь, ты осознаешь: сейчас ты прекрасно способен на все то, что раньше делать отказывался. Не смерть твоей сестры изменила тебя, Альбус.

— В какой-то степени именно она.

— Ты мог бы прийти ко мне, когда прошел шок. Ты мог бы использовать свое горе.

— Я тоже был виноват в смерти Арианы.

Геллерт раздраженно смотрит на него.

— Ты даже не любил ее, Альбус. В те недели, что мы провели вместе, ты едва ли вспоминал о ее существовании! Ты злился на нее, и знаешь это. Трус! Ты не столько боялся потерять близкого человека, сколько того, что люди узнают о тебе правду!Тебе все равно, если тебя посчитают ненормальным, это я знаю. Все знают, что ты эксцентричный, но большинство уважают тебя, восхищаются тобой. Никто не знает, на что ты способен, и никто не знает, что ты сделал, о том, что делали мы и могли бы еще сделать.

— Я заботился о ней!

— Так же, как «заботился» о своих погибших на войне друзьях? Не сомневаюсь, — Геллерт качает головой. — Думаешь, тот факт, что ты заботился о ней, искупает все остальное — то, что ты манипулировал их жизнями во имя высшей цели? Ты просто жалок, Альбус. Ты не можешь жить в согласии с самим с собой из-за сделанного выбора, и все же… И все же ты знаешь, что ты лучше тех людей. Ты знаешь, что превосходишь их, и твоя лживая скромность убеждает всех придерживаться того же мнения.

Гнев полыхает в глазах Альбуса. Его затянувшееся молчание тревожит Геллерта, он, наконец, понимает, чем был вызван визит старого друга.

— Я не позволю тебе добиться искупления, — жестко и оскорбленно заявляет Геллерт. — Я не буду упрекать тебя за принятые решения лишь потому, что ты сам не чувствуешь себя виноватым.

Альбус кивает. Он этого ожидал.

— Полагаю, мне больше незачем тебя беспокоить, — говорит он, встает и направляется к двери.

Геллерт некоторое время борется с собой, а потом советует:

— Убей его, Альбус. Вольдеморта.

Альбус не поворачивается, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Я не могу. Существует… пророчество. Теперь Вольдеморт знает о нем, и мне нужно защитить ребенка, которому предначертано его победить.

Пророчество! Геллерт едва сдерживает смех.

— О, так у тебя новый проект! Ты купил себе, по крайней мере, еще двадцать лет. Интересно!

Дамблдор кладет руку на дверь.

— Я этого не планировал.

— Конечно, нет, но все так или иначе сложилось удачно, судьба, кажется, взяла дело в свои руки, с тех пор как ты отказался играть свою роль. Интересно, в кого же превратится этот ребенок с таким наставником как ты? — он фыркнул. — Из тебя бы получился выдающийся темный маг, Альбус. Я впечатлен.

Это напомнило Альбусу о том, чем он намеревался поделиться с Геллертом.

— Знаешь, теперь у меня есть Мантия-невидимка. Отец мальчика передал мне ее на прошлой неделе.

— Какая насмешка судьбы — тебе достался даром единственный из Даров, который больше всего тебя и привлекал.

— Да, я заметил, — Альбус все-таки поворачивается. Геллерт знает его слабые места — все нотации и укоры исчезают из разговора. Это опасная территория.

— Знаешь, люди когда-нибудь узнают о тебе правду. Не сомневаюсь, однажды ты раздобудешь и Камень. Отрадно видеть, что ты не забросил старые амбиции.

— Это был момент слабости.

— Нет. Силы.

— Я верну Мантию.

— Конечно, не вернешь.

— Да, верну — завтра же утром я отправлюсь в Годрикову лощину, чтобы вернуть ее. Мне опасно обладать такой вещью.

Геллерт пропускает его слова мимо ушей. Альбус не сделает ничего подобного — слишком уж далеко зашел.

— Пообещай мне одну вещь.

— Да?

— Когда соберешь все Дары, приди сюда. Освободи меня. Ты же знаешь, тогда это будет значить, что я был прав — да я и сейчас прав, и я приму твою сторону. Обещай мне. Поклянись.

Альбус колеблется. Он об этом пожалеет, но просьба вполне оправданна. Если жадность возьмет над ним верх и он в самом деле решится объединить все Дары, то захочет, чтобы Геллерт был рядом.

— Клянусь.

— Альбус…

Он потрясен и знает, что должен уйти. Геллерт по-прежнему опасен, возможно, даже больше, чем когда-либо. Альбус был слишком уязвим и слаб, не готов к этой встрече. Это неравный диалог, и Геллерт расставил фигуры на доске в свою пользу

Не говоря больше ни слова, Альбус тянется к двери и открывает ее.

— Трус, — ехидно бормочет Геллерт.

Альбус оборачивается в последний раз и взмахивает палочкой. Взгляд Геллерта на секунду становится пустым и расфокусированным.

— Меня сегодня здесь не было, — говорит Альбус. — Наш разговор покажется тебе простой галлюцинацией. Ты больше никогда меня не увидишь. Понял?

— Да.

— Это… это к лучшему. Счастливого Хэллоуина, Геллерт.

— И тебе, Альбус.

Конец