Зеленый форум: HP Fanfiction

Новичков в аврорате обучали хоть и долго – целых три года, – но без отрыва от производства. А как иначе прикажете работать? Набранных в один год стажеров аврората в министерстве называли по-хогвартски: курс. Наиболее опытные сотрудники знали, что у каждого такого курса непременно есть свое кредо и свой неофициальный девиз. Девизом последних набранных перед длинным перерывом стажеров было: «Ошибок не допустим, не простим». Ушлые, дотошные, не по возрасту серьезные, они почти ничем не уступали опытным сотрудникам, исправно сдавали экзамены на высшие баллы и задали такую высокую планку, что после них приемная комиссия аврората только руками разводила да потихоньку, в уголке, всем составом хваталась за голову, обсуждая «абитуриентов» и их навыки обращения с волшебной палочкой. Так до самой войны аврорат и не принял ни одного заявления на работу.

За первым послевоенным курсом, несмотря на его малочисленность, без преувеличения следила вся магическая Британия. Ну еще бы, курс знаменитого Гарри Поттера. Очень быстро стало ясно, что закаленные в боях с Упивающимися молодые люди выбрали своим девизом фразу: «Беги, разузнай и разнюхай». Энергичные, уверенные в себе, они всюду совали свой нос, всем интересовались и фонтанировали идеями. В атмосфере послевоенного ликования, в аврале реконструкций, под ворохом работы они быстро пошли в гору, получив значки меньше чем через год – неслыханное для аврората дело. Министерство с добрыми усмешками наблюдало за тем, как бравый аврор Поттер со смущенной улыбкой отправляется на экзамен по какой-нибудь «скрытности и маскировке» – чины чинами, но учебу никто не отменял. С их помощью аврорат практически восстановился за один короткий, забитый делами год.

С тем большим нетерпением в министерстве ждали курс девяносто девятого года. Первый по-настоящему мирный курс, покинувших восстановленный Хогвартс выпускников, разновозрастных, доучившихся или доучивающихся. Энтузиасты еще весной начали «загадывать на девиз», временами и в самом деле веря, что грядущий курс станет судьбоносным.

Набор девяносто девятого оказался настоящей катастрофой. Смешной и очень по-молодому нелепой, но катастрофой. Уже к октябрю работники министерства почти молились, чтобы девиз новых стажеров не оказался пророческим. Курс девяносто девятого с полным правом мог бы поместить на герб фразу: «Найдем и разломаем». Нет, криворукими остолопами они не были: новых работников в аврорате отбирали по-прежнему придирчиво. Но случавшиеся с ними курьезы временами ставили в тупик даже министерских старожилов, перевидавших на своем веку не один десяток самых разных стажеров аврората.

* * *

– Как, вы говорите, оно называется? – с неподдельным интересом спрашивал Чарльз Харпер, вертя в руках металлический прямоугольник. – Огнеструйное?

– Огнестрельное, – в десятый раз повторил Джон Долиш, с усмешкой рассматривая стажера. – Мерлина ради, Харпер, осторожно. Эта... штука опасна.

– Да? Вот уж не подумал бы. Ей разве что по голове кого-нибудь ударить можно. А как она работает?

Долиш промычал что-то невнятное. Курс маггловедения он в свое время проспал что в Хогвартсе, что в аврорате, и сам все еще бегал за консультациями в отдел неправомочного использования изобретений магглов. И повезло же получить в обучение слизеринца, помешанного на маггловских приспособлениях!

– Так как? – не унимался Харпер. Он легко перекидывал из правой руки в левую сияющий прямоугольник, словно наслаждаясь текстурой поверхности.

– Я надеюсь, он на предохранителе? – высунувшись из-за двери своего кабинета, поинтересовался Поттер.

– На чем? – не понял Харпер. И в ту же секунду раздался выстрел.

Сотрудники аврората быстро, с профессиональной реакцией, пригнулись. Стоять остался один Харпер – в куче разбитого стекла и ворохе земли, выпавшей из развалившегося горшка с фикусом. Отзвенели разбитые часы, и в аврорате повисло предгрозовое молчание.

Немая сцена затягивалась. Долиш понимал, что ругать мальчишку особо не за что: надо было лучше объяснять или вообще держать изъятый у торговца в Лютном пистолет подальше от этого энтузиаста. Но на языке как назло крутились исключительно нецензурные выражения. Остальные же свидетели происшествия, кажется, просто смаковали развернувшееся зрелище. Молчание нарушил все тот же Харпер:

– Круто! – с восторгом выдохнул стажер, левой рукой снимая с головы лист фикуса, а правой поднося оружие к самому носу.

– Accio, – давясь смехом, с трудом прокричал из-за двери своего кабинета Поттер. – Иди читай про огнестрельное оружие, вредитель.

* * *

– Значит так, – в десятый раз инструктировал аврор Уильямсон Демельзу Робинс. – Сидишь тихо, не высовываешься, наблюдаешь.

Он хотел добавить: «Вмешиваешься только в случае крайней необходимости», – но вспомнил, в каком состоянии после последней полевой тренировки с Робинс вернулся Долиш, и промолчал.

– Так точно, сэр, – энергично тряхнула спутанной гривой девчонка и переступила с ноги на ногу. Уильямсон мысленно сделал себе пометку: прочитать ей лекцию о необходимости воспитывать в себе терпение, как только они вернутся обратно.

Для тренировки заброшенный пустырь подходил идеально. Стажеры еще не успели сдать экзамены по скрытности и маскировке, но на открытой местности они, даже оставаясь всего лишь наблюдателями, были вынуждены применять свои навыки именно в этой области. Уильямсон быстро проинспектировал Робинс. Легкие, чтобы не засекли датчики, дезиллюминационые чары, плюс водоотталкивающие и согревающие – все в полном порядке.

– Я пошел, – сообщил он девчонке тихим шепотом и двинулся в сторону небольшого покосившегося сарайчика, стоявшего на самом краю пустыря.

«Если это опять Флетчер куролесит, – думал Уильямсон, быстро взламывая простенькую защиту, – клянусь, засуну его орден Мерлина ему прямо в…»

Дверь сарайчика приоткрылась. Оттуда высунулся тщедушный оборванный мальчишка, внимательно осмотрелся по сторонам и осторожно двинулся к границе антиаппарационного круга. Его присутствие стало неожиданностью, но Уильямсон все равно пропустил парня: у него на хвосте уже дня три висел Долиш. Он, поди, и сейчас где-то поблизости. Тоже мне, горе-воры, ни слежку засечь не могут, ни защиту нормальную поставить. Наверняка ведь в сарайчике валяется какой-то хлам, и кната ломаного не стоящий.

Когда парень вдруг, словно оступившись, свалился на землю, Уильямсон в первую секунду ничего не понял – хотя не спускал с мальчишки глаз. Потом до него дошло.

– Мерлина за ногу, Робинс!

Девчонка сняла с себя дезиллюминационные чары и обиженно шмыгнула носом:

– Но сэр! Он же уходил! А вы сказали, что в случае крайней необходимости можно вмешиваться.

– Ошибаетесь, стажер, – возразил воздух голосом Долиша. – Ничего такого Вилли вам не говорил. По крайней мере, я на это надеюсь, – прибавил Долиш тоном «я-же-тебя-предупреждал».

– Не говорил, – подтвердил Уильямсон. – Ладно, что рыдать над пролитым зельем. Джон, да сними ты уже маскировку, нам что, с воздухом разговаривать?

Долиш фыркнул, но послушался. Появившись, он первым делом ехидно поинтересовался:

– Чем ты его, нетерпеливая ты наша?

– Ступефаем, – упрямо, совершенно по-гриффиндорски вскинула голову Робинс.

– Боевые навыки на уровне фантастики, – продолжил ехидничать Долиш.

– Джон, оставь. Забирай свой трофей, Робинс, и давай в контору. Разговаривать будем завтра.

– Серьезно разговаривать, – вставил Долиш устало. – Пошли, осмотримся там вместе, раз уж так получилось, – обратился он к Уильямсону, когда Робинс, бросив напоследок парочку гневно-обиженных взглядов, аппарировала.

Уильямсон остался стоять на месте:

– Скажи, ты ее что, тоже не заметил?

– Не заметил, – неохотно признал Долиш. – Считай, экзамен по скрытности и маскировке она сдала. Только ей не говори, – прибавил он и рассмеялся: – Талантливые, черти. Но абсолютно бестолковые!

* * *

– Я тебя не то что в «поле», я тебя из здания министерства не выпущу, пока ты не сотрешь с лица это выражение!

Энтони Голдштейн чуть приподнял брови и слегка округлил глаза:

– Простите, боюсь, я не совсем понял, что вы имеете в виду.

Долиш тихо застонал и буркнул себе под нос:

– Да ты на себя в зеркало посмотри!

Стажер воспринял риторическое восклицание как указание к действию и послушно вышел в коридор. Первое же зеркало отразило серьезное правильное лицо, лоб с внушительной вертикальной морщинкой, уже успевший стать профессионально цепким взгляд. Голдштейн в секунду окинул свое отражение этим самым профессиональным взглядом, быстро поправил форменную мантию, вытянул руки по швам, четко, одним движением развернулся к куратору и автоматически принял стойку «смирно». Ходячая иллюстрация к уставу, да и только. Хоть сейчас фотографируй для рекламных буклетов. И как его такого можно выпускать в какой-нибудь Лютный переулок? Голдштейна хоть в лохмотья обряди – на лбу все равно крупными буквами написано: «аврор».

– К сожалению, суть моей ошибки от меня по-прежнему ускользает, – расстроенно, но при этом с четкой артикуляцией отрапортовал стажер.

Долиш схватился за голову.

– Я тебе кляпом рот заткну, аристократ хренов! Практикуй невербальные!

Брови Голдштейна съехались к переносице.

– Уверяю вас, приемная комиссии аврората признала мои навыки в области невербальных заклинаний удовлетворительными. Я…

Не договорив, стажер проворно отпрыгнул в сторону. Там, где он только что стоял, с шумом плюхнулось на пол что-то яркое.

– У тебя глаза на затылке, – проворчал Долиш. Реакции парня можно было только позавидовать. Голдштейн между тем вытащил палочку и сотворил стандартное идентификационное заклятье – невербально, разумеется. Ей-Мерлин, иллюстрация к уставу. Вот как прикажете с такими работать?

– Он не укусит, – весело прокричал с другого конца коридора Чарльз Харпер. – Это словарь арго*. Учи маргинальную лексику, золотой мальчик. Вдруг поможет?

Долиш с трудом подавил улыбку и собрался вмешаться, но Голдштейн его опередил:

– Это же маггловская книга!

– А это для разминки, – не смутился Харпер. – Слышал когда-нибудь такое слово? Нет? Тогда не удивительно, что мы вас в квиддич разделывали в хвост и в гриву.

– Да вы мухлевали нещадно! – немедленно взвился Голдштейн, разом растеряв всю свою интеллигентность и начитанность. – Беспардонщики!

– Харпер, брысь отсюда, – оборвал пятиминутку воспоминаний Долиш. – Значит так, золотой мальчик, – не удержавшись, обратился он к Голдштейну этим удивительно метким прозвищем. – Запоминай инструкции. С торговцами в Лютном будешь говорить только о квиддиче…

* * *

– Разведение акромантулов строго контролируется министерством, мистер Смит, – устало вздохнул Уильямсон, быстро заполняя ордер.

– Да Хагрид их в Запретном лесу развел с целую сотню! – возмущенно возразил зоолог-любитель.

Строго говоря, он был прав, и именно поэтому от этого замечания Уильямсон взбесился:

– Это не ваше дело! Стойте здесь, я проверю вашу лабораторию. Следи за ним, – велел он стажеру Эрни Макмиллану и зло рванул в соседнюю комнату. Сказать по правде, Уильямсон не рассчитывал найти там что-то особо примечательное. Во всяком случае, ничего такого, что не могло бы подождать до прибытия сотрудников отдела по контролю. Хотя, конечно, неизвестно, когда они еще прибудут. Неуемная Грейнджер, которой по одному Мерлину ведомым причинам министр практически выдал карт-бланш, опять затеяла какой-то проект. Из-за ее инициатив отдел по контролю уже вторую неделю стоял на ушах, а потому временно закрывал глаза на таких вот экспериментаторов. Чем-то коллеги там занимались весьма интересным, судя по довольным физиономиям сотрудников. Что было бы весьма трогательно, если бы с жалобами на неучтенных и опасных магических тварей не приходилось разбираться аврорату.

Описав на глазок содержимое лаборатории и пометив заклятьями все подозрительные предметы, которые надо сдать экспертам, Уильямсон вернулся в гостиную. И немедленно почувствовал, что снова начинает закипать:

– Где Смит?

– В загоне, – пояснил Макмиллан. – У него гиппогриф некормленый, я разрешил ему пойти его покормить. Но я за ним слежу, вы не думайте, – прибавил стажер, действительно не отрывая взгляда от открытой двери и держа наготове палочку.

– Кретин! – припечатал Уильямсон. – Ты знаешь, что у него в том загоне, кроме гиппогрифа? Нет? Вот я тоже нет!

Последнюю фразу Уильямсон договаривал уже на бегу. А следующая застряла у него в горле. Со стороны загона к дому проворно направлялось огромное бледно-коричневое безголовое существо, больше всего похожее на лишенного панциря краба.

– Соплохвост! – то ли взвизгнул, то ли восхитился Макмиллан и нырнул вниз.

Мимоходом порадовавшись, что хоть кто-то из четверки стажеров этого года не страдает излишней инициативностью, Уильямсон вытащил палочку и выкрикнул:

– Stupefy!

Несмотря на то, что во имя увеличения силы заклинания Уильямсон даже не стал пробовать произнести его сначала невербально, существо на красную вспышку почти не отреагировало.

– Petrificus totalus! – почти в ту же секунду раздалось снизу. «Краб» послушно рухнул на землю.

Уильямсон быстро усилил зрение и, предвкушая возможность наконец-то сорвать злость, рванул в загон за Смитом. Вернувшись с теперь уже задержанным при попытке к бегству зоологом, он увидел, что Макмиллан, не теряя времени даром, опутал непонятную тварь сетью магических веревок.

– Он же тоже незаконный, наверное? – спросил стажер.

– Скорее всего, – фыркнул Уильямсон, не без сожаления отказываясь от своей версии об отсутствии у этого конкретного стажера инициативы. – Я лицензии видел, и этой твари там точно не было.

– Это соплохвост, – пояснил Макмиллан. – У него панцирь очень прочный, ничем пробить невозможно. Нас Хагрид учил. Они у него как-то разбежались, ну и… В общем, бить надо по брюху, иначе бесполезно.

– Спасибо за ценные сведения, – съехидничал Уильямсон, мысленно посылая в адрес сотрудников отдела по контролю ворох проклятий. – Не дай Мерлин, пригодится.

Макмиллан иронии не понял:

– Только Ступефаем по ним вредно, шкура потом будет шелушиться, – добавил он простодушно. – Лучше чем-нибудь помягче. Если точно прицелиться, этого и так хватит. Зачем калечить животное, правда? – Тут Макмиллан смутился и прибавил уже официальным тоном: – Извините, сэр, я допустил ошибку. Больше этого не повторится. – И немедленно снова сбился на простодушное: – Вы не сердитесь?

– Нет, стажер, – расхохотался Уильямсон, рассматривая мальчишку с удивившим его самого добродушием. – На ваш мини-Хогвартс сердиться просто невозможно.

* * *

– Голдштейн, сколько можно? Ты думаешь, если спать на учебнике вместо подушки, это тебе поможет экзамены сдать?

– Если мы не выспимся, нам ничего не поможет. Тут одна сплошная практика на экзаменах.

– Харпер, ты, как всегда, оптимистичен.

– Я просто реалист.

– Скорее, циник. Мне бы ваши проблемы! Долиш снял меня с полевой практики до самого мая! Как я буду тренироваться, хотела бы я знать?

– Если следовать инструкции буквальным образом…

– Ты что, ее уже наизусть выучил? Золотой мальчик.

– Буду весьма признателен, если меня перестанут перебивать. Спасибо. Так вот, если следовать инструкции буквально, тренироваться мы можем как угодно. Даже взломать отдел тайн в рамках тренировок. По инструкции нас не смогут привлечь за это…

– А что, мысль! Нам тогда никакие экзамены страшны не будут.

– Робинс, ты головой ударилась?

– Поттер смог, а мы что, рыжие?

– Мы лохматые, Харпер. Уже полгода ходим с «мыленными» головами и шеями. Ты по разносам у Долиша соскучился?

– Так не пойман – не вор.

– Почему меня это не удивляет? Сними корону, Харпер! Размечтался: «не пойман».

– Эрни, ну не будь… соплохвостом.

– Спасибо, Робинс! Я тебя тоже люблю.

– В этом никто не сомневается. И именно поэтому ты нам поможешь, верно?

– Трое на одного, да? Это нечестно.

– Ну так, один за всех, все за одного. И все подобное.

– Голдштейн, ты читаешь слишком много маггловских книжек. Не иначе, заслуга Харпера. Хотя по сути все правильно.

* * *

Министр хохотал уже минут пять и никак не мог остановиться.

– Нам следовало догадаться, что эти… стажеры не смогут устоять перед искушением, – выдавил он наконец, вытирая выступившие от смеха слезы. – Твои подвиги, Гарри, будоражат воображение.

– Если б только воображение, – усмехнулся Поттер. – И ведь им действительно нечего инкриминировать!

– Это точно? Ты проверил эти Мордредовы инструкции?

– Даже Гермиона проверила. Хотя это было лишним: Энтони в таких вопросах ошибок не делает.

– Талантливые у нас в этом году стажеры, ничего не скажешь. Только что бестолковые.

– Да нет, они просто… – Поттер взмахнул рукой, подбирая подходящий эпитет, но, так ничего и не придумав, закончил расплывчатым: – …живые.

– Да уж очевидно, что не мертвые. Что в отделе тайн?

– Разгром, – лаконично доложил Поттер. Но, смутившись, счел нужным добавить: – Ты же знаешь, после того случая там усилили защиту… Да и я, честно говоря, как раз недавно поставил дополнительные чары на хранилище хроноворотов. Мы же их только-только восстановили…

– Вот уж воистину: «найдем и разломаем», – фыркнул Кингсли. – Загадали на девиз, ничего не скажешь.

– Брось, ты же не веришь во всю эту чушь!

– Это не чушь, Гарри, – как-то очень серьезно возразил Кингсли. – Бытие определяет сознание, слово формирует будущее не меньше, чем дело. Да что уж теперь, загадали так загадали. Мы же собирались заняться реорганизацией министерства, так что нам подходит. И в любом случае, будет то, что будет.

А Гарри между тем, просматривая отчет невыразимцев, как раз поймал себя на давно не появлявшемся желании устроить вместе с Роном и Гермионой что-нибудь такое же… мальчишеское.

– Гарри!

– А?.. Прости, Кингсли, задумался. Что ты сказал?

– Я сказал: будет то, что будет. Но это не избавляет нас от работы.

– Разумеется, – энергично кивнул Поттер и направился к выходу. В дверях он обернулся: – Только, знаешь, Кингсли, мне почему-то кажется, что все будет наоборот.

P.S.

Вечерами курс девяносто девятого собирается в Дырявом котле. Торопливо перелистывает книги в ярких маггловских обложках Чарльз Харпер, вдумчиво и серьезно изучает знакомое меню Энтони Голдштейн. Демельза Робинс нетерпеливо постукивает ногой, ожидая заказанное блюдо, Эрни Макмиллан внимательно и обстоятельно расспрашивает подошедшую к ним хозяйку Дырявого котла о мелких новостях. Курс девяносто девятого обсуждает заканчивающийся день и строит планы: на работу и учебу, на летнее затишье и пятничные вечера. Курс девяносто девятого веселится, обменивается шутками и мелкими подколками, курс девяносто девятого наслаждается жизнью.

– Мне сегодня снился Хогвартс, – вдруг говорит Демельза.

Друзья не задают ей вопросов. Им всем временами снится Хогвартс. Им снятся уроки и отработки, последняя битва и передачи Поттеровского дозора, квиддичные матчи и вылазки в Хогсмид, темные окна и разрезающие ночь вспышки заклинаний.

И курс девяносто девятого, нелепые, смешные, неуклюжие, так мало знающие о жизни и мире, молодые и совсем-совсем мирные ребята молча поднимают бокалы со сливочным пивом. Не чокаясь, а лишь обозначая движение навстречу друг другу. Отныне и навсегда – только навстречу. Не делясь на победителей и побежденных, не считая потерь и не меряясь сохраненным, они молча пьют за все, что было, и за все, чего уже никогда не будет, за всех, кто ушел, и всех, кто остался.

И хотя никто не пользуется легилименцией, курс девяносто девятого знает, что каждый в этот момент повторяет про себя их единственный и настоящий девиз: primum vivere**.

fin

* автор просит прощения за эту лингвистическую вольность, но удержаться было выше его сил
**Primum vivere: прежде всего – жить (жизнь)