Название: Blindfold* Автор: Alvarya, Caio, Malta, Sanya Бета: Sanya, Melancholy262 Герои (Пейринг): Гарри Поттер/Драко Малфой Рейтинг: NC-17 Жанр: drama, romance Саммари: Иногда Гарри подозревал, что света больше не существует. Нигде нет никаких голосов и даже боли. Он завяз в этой темноте, как муха в янтарной смоле, и останется в ней навсегда, потому что все происходящее — его личный, персональный ад. Дисклаймер: все принадлежит Дж. К. Роулинг Предупреждение: AU Тема: В сраженьях побеждает тот, Кто храбр, как лев, горяч, как пламя, Но приз — за хитрым, за него Герой и поднимает знамя. Примечание: фик написан на конкурс “Веселые старты 2011” на Зеленом форуме
* в переводе с английского: 1. повязка на глаза 2. играющий вслепую (об игроке в шахматы) 3. мешать понять что-либо, в чем-либо разобраться 4. ослеплять
Коллажи: Hateless (.Аля) Иллюстрации: Слизеринк@ Видеоклип: emerson_girl YouTube: http://www.youtube.com/watch?v=OgDqxJlVND0&feature=player_embedded Использованы фильмы: ГП и ТК, ГП и УА, ГП и ОФ, ГП и ПП, ГП и ДС-1,2 , “Декабрьские мальчики” Музыка: X-Ray Dog - Elegant Friction
В горло ударила сухая ледяная струя, разодрала грудь, заколола легкие тонкими иглами. Открыть глаза мешали крики: короткие и страшные, они пронзали голову, рассыпаясь в пустоте гулким эхом. Он протестующе бился, выгибаясь, отталкивая чужие руки. Крики вколачивались в виски и затылок, как гвозди — и прежде, чем онеметь, понял, что кричит сам.
Отхлынув было, боль вернулась, раскаленной лавой потекла по запрокинутому лицу.
Распятый этой болью, он медленно падал туда, где кружили алые драконы, где змеи и химеры рассыпались рубиновыми искрами, и торжествующий женский смех, визгливо взвиваясь, превращался в надсадный вопль.
Падал, пока сквозь гул и треск огня к нему не пробился слабый зовущий голос.
Он цеплялся за него из последних сил, но далекий голос истаял — и ничего не осталось, кроме звенящей тишины.
* * *
Распростертый на спине, Гарри стискивал палочку, часто дыша ртом.
Это просто сон, повторял он себе. Просто сон.
Больше не привяжут руки, не бросят одного тонуть в темноте.
Все хорошо, придурок.
В окно легонько стукнуло.
Гарри вскинул палочку, перебирая подходящие звуки. Ушастик недовольно заворочался в ногах, мягко спрыгнул на пол.
Неопознанный стук повторился.
Гарри соскользнул с постели, босиком, бесшумно ступая, прокрался к наглухо запечатанному окну. Когда стукнуло снова, на этот раз так, что стекло жалобно задребезжало, снял чары и с трудом отворил тугую створку.
Упираясь свободной рукой, Гарри подтянулся, осторожно присаживаясь на подоконник. Ушастик вспрыгнул следом, забил хвостом, заурчал. Гарри спихнул его на пол.
— Дрыхнешь? Битый час тут торчу, — Малфой простуженно шмыгнул носом, откашлялся и впечатал в мостовую плевок.
— Проваливай, — Гарри закрыл глаза, прислоняясь к раме затылком. В ушах стоял такой гомон, словно в голове поселилась стайка пикси.
— Впусти меня, Поттер, — глухо донеслось снизу.
Гарри вздохнул.
— Ну По-оттер, — кривляясь, гнусаво заныл Малфой, — ну впусти-и меня! Все равно не уйду.
— Вот сволочь, — прошептал Гарри. Ушастик мурлыкнул, успокаивающе и ласково потираясь о ноги.
— О светлый ангел! — внезапно взвыл Малфой — так громко, что Гарри едва не выронил палочку. — Во мраке над моею головой ты реешь, как крылатый вестник неба!
Справа громко захлопнулось окно, слева визгливо заголосили, угрожая вызвать полицию. Гарри вывалился наружу по пояс, вцепился в карниз, трясущейся от злости рукой навешивая заглушающие чары на соседние, не волшебные дома.
— Вверху, на недоступной высоте, — продолжал надрываться Малфой, — над изумленною толпой народа, которая следит за ним с земли… Тебе не нравится? — протянул он разочарованно.
— Нет! — заорал Гарри. — Ты уже достал, клянусь, я защиту поставлю!..
— Белла умерла, — вдруг буркнул Малфой невпопад.
Гарри задохнулся. Голова кружилась, под веками вспыхивали и гасли обрывки недавнего сна. Черные волосы, черные глаза, раззявленный в вопле кроваво-красный рот.
— Поднимайся.
Захлопнув окно, он натянул кроссовки, запер Ушастика в комнате и спустился в холл, тяжело перехватывая перила.
— К хозяину гость, — провозгласил Кричер.
— Неужели? — проворчал Гарри с чужой интонацией.
— Сделай-ка нам кофейку, друг сердечный, — Малфой, смирно дожидаясь хозяина дома у лестницы, заметно нервничал.
Кричер исчез с деликатным хлопком, Гарри мотнул головой:
— На кухню пойдем.
Малфой просочился вперед и спускался по крутым ступенькам как ни в чем не бывало, насвистывая сквозь зубы. Гарри шел следом, придерживаясь за холодную стенку. Задев ее плечом на повороте, споткнулся и вполголоса выругался.
— Осторожнее, — Малфой остановился, и Гарри едва не упал, налетев на него всем телом.
Худое плечо, за которое он по инерции схватился, словно обратилось в камень. Порывистое дыхание коснулось щеки, сменилось осторожными пальцами:
— Ты как, в порядке?
Гарри вывернулся, протиснулся мимо и толкнул дверь, чуть не размазав глухо крякнувшего Кричера о стену.
— С хозяином все в порядке?
С грохотом выдвинув стул, Гарри уселся и сложил руки на столешнице, уткнув в них гудящий лоб.
— Если еще кто-нибудь, — сказал он медленно, — в этом доме спросит, в порядке ли я…
Раздался громкий треск, гомон не на шутку разошедшихся пикси перекрыло испуганное верещание:
— Добби не виноват, Добби отлучился только на минутку!
Малфой весело удивился:
— И ты здесь, проныра?
— Опять шлялся к своей домовухе, — торжествующе и злобно проквакал Кричер.
— Завидуй молча, — буркнул Добби.
— А ну-ка, брысь отсюда, — скомандовал Малфой. — Оба.
Добби возмущенно пискнул.
— Кричер позволит себе заметить, что господин Драко не является хозяином Кричера, — с достоинством оскорбился Кричер. — Кричер также хотел бы…
— Бывший-то мой что здесь делает? — Малфой сел напротив, звякнул молочником. Притянув к себе блюдце, Гарри обхватил чашку, согревая пальцы. — Весело живете, как я погляжу…
Голос Малфоя дрогнул, и Гарри поднял голову.
— Обхохочешься. Рассказывай уже — когда, как.
Малфой шумно отхлебнул и с наигранной бодростью доложил:
— Час назад, не приходя в сознание.
— И?
— Не думаю, что смогу присутствовать на похоронах — пошлю тетушке цветы: бубонтюбер и жгучая антенница, я полагаю, будут в самый...
— Все сказал? — перебил Гарри и отпил, обжигаясь. Плюхнув чашку на блюдце, открыл сахарницу. — Пока тогда.
Малфой молчал.
Гарри, тщательно отмеряя, всыпал три ложки и вернул крышечку на место — пальцы накрыла теплая ладонь:
— Теперь все хорошо будет.
Гарри склонил голову к плечу:
— Что — “все”?
Крышечка сахарницы под их руками завибрировала, подпрыгивая на месте.
— Да не забудь всякий, эту Книгу читающий: лишь те чары существуют, что наколдованы магом живущим, и нет силы, что вернет после смерти оного положенное быть навеки утраченным, — нараспев продекламировал Малфой. — Первый курс, Поттер, стыдись, — он фыркнул. Крышечка завибрировала сильнее — и в следующую секунду сахарница взорвалась, брызнув мелкими фарфоровыми осколками в стороны.
Отъехав от стола вместе со стулом, Гарри затряс пальцами.
— Ну ни фига себе, — прыснул Малфой, но в его голосе было больше неподдельного испуга, чем веселья.
— Я в порядке, — машинально буркнул Гарри, смахивая с волос сладкую пыль. — Ты не понимаешь. Плевать, что теперь будет. В любом случае — тебя это больше не касается.
— Да не мог я иначе! У меня выбора не было, понимаешь?
— Чары спадают. Но не темное проклятие... — Гарри кивнул на дверь: — Выметайся, Малфой. Не вынуждай меня применять силу.
Применить силу все же пришлось — придавленный к спинке стула, добрых полминуты Гарри не сопротивлялся, опешив под бешеным натиском, позволяя целовать свое лицо, слюнявить крепко сжатые губы. Потом подскочил, выдернул палочку из-за пояса, отпихивая Малфоя — но тот опять прилепился, обвивая цепкими, словно дьявольские силки, руками, горячо шепча между затяжными поцелуями: «Все равно не уйду, придурок, прости меня, прости». Выронив мешавшую палочку, Гарри коротко и внятно ткнул в мягкий живот кулаком, а костяшками левой, как учил Дадли, заехал в отвисшую челюсть — только зубы клацнули. Что сделал взвизгнувший матом Малфой, он не разобрал — понял, что падает, и дернул его за собой, схватив за липкую сахарную челку.
Они сцепились и покатились по полу, нанося удары куда придется. Грохоча, сверху сыпались сковородки и кастрюльки хозяйственного Кричера, вокруг бились тарелки и чашки, и, вдобавок ко всему, где-то под потолком заполошно хлопала крыльями разбуженная Хедвиг.
Пришел в себя Гарри от боли в заломленных руках. Кричер сидел на спине, скручивал запястья. Из носа текла кровь, дышать было трудно, приходилось то и дело отфыркиваться.
Малфою, судя по всему, пришлось не слаще: в ушах звенело от истошного писка Добби:
— Я т-тебе покажу эльфову мать! Н-на, н-на!
— Так его, так, сердечного, — с удовольствием приговаривал Кричер за спиной в такт ударам молотящих кулачков.
— А ну оставь его, — прохрипел Гарри.
Добби затих, словно его выключили, и стало слышно, как всхлипывает, задыхаясь от смеха, Малфой:
— Спасибо, — выдавил он.
— Да отпусти ты меня, — Гарри дернулся, и разочарованный Кричер неохотно повиновался. — Все нормально, мистер Малфой уже уходит.
Повисла выразительная тишина, в которой отчетливо щелкали стрелки настенных ходиков.
— Кричер и Добби будут поблизости, — многозначительно сообщил Кричер, и домовики, посовещавшись, исчезли с грозным сдвоенным треском.
Хедвиг, осуждающе ухнув, вылетела в приоткрытую дверь.
Гарри добрался до стула, поднял его и сел, уронив локти на колени. Ощупав языком зубы, поморщился, со свистом втягивая воздух.
— Значит, не прощаешь?
— “Нет” — значит “нет”, Малфой, — сказал Гарри и сплюнул тягучую, с отчетливым вкусом крови слюну. — Ты дважды предатель и трижды — трус.
— Кто трус — я?! — взвился Малфой, и Гарри подался вперед:
— Ты! Ты. Ничтожное, трусливое брехло, продажная шкура! Видеть тебя не могу!
Он осекся, но было поздно.
Гарри почему-то ожидал ленивого фирменного смешка, глупой издевательской шуточки в малфоевском стиле, и вскинул подбородок. Но Малфой не засмеялся. Воздух между ними стремительно нагревался, плавно струясь сверху вниз невидимым потоком. Гарри закрыл глаза, вбирая прозрачный, облитый белым сиянием силуэт человека, стоящего на коленях у его ног, ясно ощущая, как Малфой пытается найти те единственно верные слова, что помогут ему сейчас, и сознает, что таких слов нет. Подняв голову, приблизив лицо к лицу Гарри, Малфой с леденящей откровенностью заверил:
— Больше не увидишь.
Нижняя губа засаднила: Гарри сам не заметил, как сильно прикусил ее, словно опасаясь очередного наглого прикосновения. Он слизнул выступившую кровь, открыл глаза, протягивая ладонь:
— Прощай.
— Прощай, — ровно сказал Малфой, легко поднялся с пола и ушел.
Гарри опустил повисшую в воздухе руку. Губы дрогнули, то ли складываясь в жалкую улыбку, то ли кривясь от подступающих слез.
Задержав дыхание и поморгав, он тяжело утерся кулаком. Машинально потянулся к карману: вытащив уцелевший флакон, бережно откупорил его, облизав палец, вытряхнул на подушечку густую прохладную каплю. Осторожно смазал сомкнутые, набрякшие веки.
Не плачь, сказал сам себе ровно. Больше никаких слез, придурок.
А потом, взвесив почти полный флакон в руке, размахнулся — и разбил его о каменный пол.
* * *
Солнце медленно закатывалось за горизонт. Небо темнело, робкий поначалу багрянец густел, наливался темным соком, будто спелая слива, и закат был так феерически прекрасен, что болезненно перехватывало горло.
Драко брел по тихим улочкам, пинал сухие листья и смотрел. Смотрел на бледные еще звезды, похожие на выцветшие за зиму веснушки, на Темзу, плотно перевитую мостами. Магглы проходили мимо, отворачивали равнодушные, пустые лица, и взгляд цеплялся за выщербленные камни мостовой и пышную зелень, избегая по-мышиному суетливого людского потока. Тени. Кукольный антураж для кукольного героя…
Сумерки спускались словно нехотя, но когда Драко дошел до площади Гриммо, дневной свет уже погас, и за слепящими фонарями не стало видно неба. Взгляд упорно возвращался к нему, и острое, необъяснимое сожаление заставляло подолгу замирать с запрокинутой головой, как будто не было ничего важнее невидимых знакомых созвездий и туманной дымки вокруг ущербной луны.
Было еще слишком рано, чтобы вернуться в дом Поттера, оставшись незамеченным, и Драко присел на скамейку в крошечном пыльном парке неподалеку. Единственный фонарь у входа горел тускло, и, видимо, поэтому угрюмые узкие дорожки пустовали. Драко заметил краем глаза одиноко бредущую по соседней аллее пару, но бесстыже, чуть ли не через шаг целующиеся магглы вскоре скрылись из виду.
Тонкий, почти высохший тополь тихонько шуршал, постукивал веткой о ветку, и сквозь его крону просвечивала крупная, холодно блестевшая звезда. «Сириус», — решил про себя Драко и откинулся на высокую жесткую спинку.
Неважно, прав он был или нет. Главное, что колючий ледяной свет вполне соответствовал настроению и весьма кстати напомнил вычеркнутые из родового древа навечно имена неудачников.
Драко улыбнулся. Отрадно было бы оправдаться тем, что его настигло давнее проклятие Блэков: затмевающее разум, непреодолимое желание защитить того, кто дороже жизни. Безумие, когда-то бросавшее его предков в костер или глубокий омут. Вот только Драко никогда еще не был так уверен в прагматичной взвешенности собственного решения. Оно просто было правильным. Рассчитанным, обдуманным и правильным. Такому нет нужды рядиться в шелка возвышенных чувств.
Шею от неудобного положения заломило почти сразу, но Драко так и не поменял позы. И еще долго наблюдал, как черная в темноте листва то скрывала, то вновь приоткрывала яркую бело-голубую точку.
Минуты текли медленно и в тоже время безжалостно торопливо. Сработавший “Темпус” вырвал Драко из полудремы и тут же погас, оставив после себя неяркий фосфорицирующий след. Нужно было идти. Но тело, надолго оставленное без движения, словно налилось свинцом, и Драко, постанывая, едва заставил себя подняться. Как будто ему не семнадцать, а все семьдесят. Ветер ударил в спину, взметнул полы пальто и смел с дорожки палую листву. Небо, пока он то ли дремал, то ли медитировал, заволокло тучами, и сколько бы Драко ни всматривался, так и не смог найти запримеченную звезду.
Жаль.
Заклинания на двери впустили беспрепятственно. Поттер так и не выполнил своей угрозы поставить против него защиту. Может, втайне от самого себя надеялся, что Драко придет? Неважно. Все уже неважно…
Темный коридор, противно скрипящая лестница — Драко едва вспомнил нужное заклинание, чтобы не выдать себя лишним звуком, — и вот она: дверь в комнату Поттера. Приоткрытая, словно только и ждет, чтобы ее толкнули.
Гарри спал. Беспокойно, как ожидалось. И как совсем не ожидалось — жалобно, тоскливо стонал. Низл в его ногах лениво приподнял голову, но, признав гостя, снова свернулся пушистым клубком.
Драко зашептал заклятие, мерно, почти неслышно выговаривая слова-символы древних рун, и Поттер замер, задышал глубоко, как и положено крепко спящему. Не видящему сны.
Вспыхнули лампы по стенам. Мертвый, неподвижный воздух тяжко лег на плечи, и Драко, уже не таясь, открыл окна, впуская прохладный ночной ветерок. Постоял немного, окинув яркие огни города неторопливым взглядом, и опустился на потертый стул у кровати.
— Здравствуй, Гарри, — зачем-то поприветствовал он Поттера и рассмеялся. Разговаривать со спящим казалось чистым сумасшествием, но молчать было невыносимо. — Неплохо выглядишь.
Тут Драко соврал. Поттер выглядел изможденным. Темные тени под глазами и заострившиеся, как у безнадежного больного, черты. Драко провел кончиками пальцев по кулаку, крепко сжимающему скрученное в жгут покрывало, и тот сразу же разжался. Будто только и ждал подобной ласки. Или помнил ее…
К черту. Пора приступать к ритуалу.
Драко ожидал, что в последний момент засомневается, задохнется от ужаса, но ничего этого не случилось. Только глубокое, ровное спокойствие и толика грусти. Решение принято и обжалованию не подлежит.
«Вы слишком любите красиво пострадать, мистер Малфой», — вдруг вспомнились слова Снейпа, и Драко усмехнулся. Очень возможно. Только для вящей пафосности не хватает одной маленькой детали.
— Я люблю тебя, Гарри.
Вышло странно легко, хотя Драко никогда не произносил подобного даже в мыслях. И теперь уже не произнесет никогда.
Старинные часы внизу, в гостиной, приглушенно отметили первый час ночи, а Драко все никак не мог отпустить руку Гарри, спрашивая себя, отчего привычное “никогда” дохнуло на него немыслимым ужасом. Выросло, окрепло, сдавило горло… Отчего, ведь он поступает правильно?
Запястья плотно соприкоснулись, пальцы крепко обхватили предплечье, и Драко снова зашептал. Старый заговор, который никто другой и не додумался бы применить. Элементарный, доступный даже первокурсникам Хогвартса, если бы хоть кто-то из них задумал побрататься так, чтобы в жилах не осталось ни капли родной крови.
Руку резануло болью. Драко скривился, но заставил себя сидеть смирно. Поттер дернулся спустя секунду, завозился так, что одеяло едва не соскользнуло на пол, но скоро затих, так и не проснувшись. Только меж бровей залегла тревожная складка. Драко облегченно вздохнул и почти расслабился. Руку ломило, но это было даже приятно. Словно боль добавляла всему происходящему правильности.
Похоже, все идет как надо. Нужно просто ждать. Заклинание зациклилось, слова потекли речитативом, и скоро Драко шептал, уже не замечая, что именно шепчет. Все его внимание было сосредоточено на лице Гарри. На веках, тени от ресниц, чуть приоткрытых губах и едва заметной упрямой ямочке на подбородке.
Очертания комнаты расплывались незаметно. Настолько, что Драко обнаружил это лишь когда не смог рассмотреть цифры вызванного “Темпуса” всего в трех футах от себя. Радость накрыла лавиной, заставив судорожно сжать пальцы. Получается! Поттер в ответ тяжело вздохнул сквозь сон, глухо застонал, и Драко больше не смог сдерживаться: наклонился и жадно приник к приоткрытому рту, раздвигая безвольные, податливые губы языком.
Такое знакомое и одновременно незнакомое ощущение. Кружащая голову вседозволенность и горечь потери. К черту. Еще. Гарри вздрогнул, потянулся следом за очередной лаской, и Драко замер от страха. Но ничего больше не произошло. Герой крепко, беспробудно спал.
Драко неохотно отстранился. Губы горели, будто искусанные. Все перед глазами расплывалось, как смываемая волной песчаная картина, но Драко все смотрел и смотрел, силясь запомнить каждую черточку измученного лица. Чтобы надолго. До конца жизни хватило. Хотя знал, что уже через секунду после того, как окончательно ослепнет, этого сразу станет мало.
Отправлено: 17.10.11 18:58. Заголовок: Глава первая
Глава первая
Вынырнув в оглушительную, кромешную тишину, Гарри лежал неподвижно, не пытаясь поднять налитые странной тяжестью веки. Боль не возвращалась, но он не шелохнулся, пока не появился целитель: «Дежурный целитель Сметвик к вашим услугам, мистер Поттер». Пересыпая невнятную речь довольными смешками, он попросил подвигать головой, ногами, потом отвязал руки. Гарри медленно поднес их к занемевшему лицу и ощупал ткань, которая охватывала лоб и, спускаясь ровными тугими полосами, плотно закрывала глаза.
Глупо улыбаясь, он трогал слабыми пальцами странную эту повязку все время, пока дежурный целитель Сметвик задавал совершенно нелепые вопросы — например, помнит ли Гарри свое второе имя и какой сегодня день.
Пятница, медленно повторял Гарри про себя. Сегодня пятница, второе мая.
Дежурный целитель все бубнил, повышая и понижая голос, боль вернулась и росла, стучала в придавленные глазницы огненными молоточками. Гарри нахмурился и потянул дурацкую повязку с глаз.
Тотчас руки отдернуло к кровати, запястья обожгло холодными боковыми поручнями. Бормотание Сметвика вдруг обрело металлическую отчетливость, как будто настроили радиоприемник — и совершенно немыслимый, безумный целительский приговор прозвучал так ясно, словно из ушей вынули ватные затычки.
— Ные… н-не надо п-при-ивязывать, — ошарашенный, Гарри слепо вертел головой, силясь подняться с подушки, шевелил непослушными губами, выталкивая неповоротливые, пугающе чужие звуки. — П-пыа-жалуйста, н-не ныа…
Спустя минуту он дергался всем телом и орал, не переставая, не помня себя. Потом Гарри со стыдом вспоминал свои задушенные вопли: «Нет, это неправда, снимите ее с меня, снимите!». В заикающийся рот влили зелье, между трясущихся, голых под короткой сорочкой ног грубо мазнули чарами, высушивая обмоченные простыни. Ему казалось, он видит себя со стороны: омерзительного, вопящего, с наполовину замотанным лицом. Он орал от ужаса.
* * *
День и ночь слились в один мутный морок без конца и начала, изредка прорываемый смешками Сметвика или, что было самым страшным, холодным голосом старшей сестры Кольридж. Ее появление Гарри чувствовал даже во сне и отворачивался, слабо дергаясь и брыкаясь. Лицо обдавало горьким запахом асептической настойки и камфарного дерева, запястья стягивало крепче, словно он действительно мог сбежать, лоб фиксировали твердые неженские пальцы — и отрывисто произнесенное заклинание испаряло повязку с глаз.
Каждый раз перед тем, как потерять сознание, Гарри бился и кричал так, что после долго болело содранное горло, и вместо того, чтобы худо-бедно говорить, он униженно сипел.
Впрочем, его все равно никто не слушал. Жизнерадостный Сметвик во время своих стремительных обходов бегло обстукивал бритую голову палочкой, совал в искусанные губы узкое горлышко очередного фиала и немедленно исчезал. Кольридж только и знала, что цедить сквозь зубы «Ну-ну, мистер Поттер, будьте же мужчиной». А больничный эльф, едва заслышав его требовательное мычание, схлопывался, словно мыльный пузырь.
Все, что оставалось — бесконечно искать ответы на бесчисленные вопросы, пока душная усталость не утягивала из тьмы осязаемой во тьму иную, без звуков, ощущений и снов.
Бестолковое соскальзывание из темноты в темноту остановилось, когда его перестали глушить маковым зельем, добавляемым, в отличие от прочих, в бульон. Оно было довольно противным, как и сам больничный суп, но Гарри безошибочно выплевывал теплую отраву, которая, как он уверенно полагал, не имела никакого отношения к исцелению. Зелье отменили, когда стало ясно, что своевольному пациенту становится хуже: барахтаясь в густых, как молоко, пахнущих миндалем и медом глухих и темных водах забытья, он стал задыхаться по-настоящему.
Когда мысли прояснились и колючая проволока перестала сдавливать горло, он потребовал развязать руки и вернуть палочку. Просьбу предсказуемо проигнорировали. Правда, привязывали его теперь только на время сна, что по большому счету не имело смысла. Если Гарри не мучила фантомная или настоящая боль, он всегда спал, а первая же попытка встать с постели обернулась сильнейшим приступом, долгим и выматывающим. Боль рвала и терзала раскаленными когтями, после милостиво вышвырнув в никуда, словно насытившийся зверь никчемный объедок.
Пришлось научиться двигаться плавно, медленно садиться, подтягиваясь за поручни, еще медленнее сползать обратно на подушку. Все, что удалось отвоевать у пустоты — простой деревянный стул у изголовья и массивную тумбочку, на которой стоял поднос с чистым стаканом и кувшин, полный воды. Но Гарри ликовал, чувствуя себя победителем — пока не нащупал в глубоком выдвижном ящике собственные, совершенно целехонькие очки.
Они словно спустили его с небес на землю. Завсегдатаю школьного больничного крыла, ему и в голову не приходило, что на этот раз произошло нечто более серьезное, чем обыкновенный несчастный случай. Гарри не сомневался в исцелении, оно было лишь делом времени. Застыв на краю постели со сложенными очками, в нелепой своей больничной сорочке и страшной повязке, он впервые задался вопросом: что, если это — навсегда?
Он был так ошеломлен этой мыслью, что даже не смог заплакать. Вытянув руки поверх тонкого одеяла, Гарри смирно лежал на спине, воображая череду знакомых лиц в надежде вернуть чувства, вызываемые ими когда-то — но друзья, как и недруги, оказались теперь слишком далеки, никак не связанные с жизнью нынешней, с единственным, истовым желанием: видеть.
Упиваясь жалостью к себе, он оберегал свое одиночество, не желая делить его ни с кем; мысли о вероятных сочувственных взглядах, незримых и оттого особенно унизительных, заставляли сердце трусливо сжиматься. Но все-таки ждал — только одного человека, ждал горячо и нетерпеливо, поначалу недоумевая, потом негодуя. Отчаявшись, Гарри прекратил доставать вопросами неуловимого Сметвика, но ждать не перестал.
И в один из дней, когда сестра Кольридж уже складывала свои пыточные инструменты, он разобрал сквозь собственные постыдные всхлипывания знакомый спокойный голос.
— Думаю, это то, что тебе сейчас нужно, — сказал Дамблдор, обхватывая лоб сухими прохладными ладонями; искалеченная правая была заметно холоднее. — Не бойся.
И прежде, чем Гарри успел возразить, под измученными веками раскрылось, словно бутон, и закачалось видение, похожее на отражение в водной глади. По неподвижной ее поверхности расходились круги, будто кто-то бросал в воду камешки. Колеблясь, отражение менялось: вот Драко еще смеется, откинув голову, открыто и заразительно, вот беззвучно кричит, наставляя палочку на того, кто стоит у Гарри за спиной. Картинка снова дрожит, и теперь Драко плачет: слезы оставляют на грязной коже блестящие светлые следы. Перепуганное зареванное лицо, темное от натуги и копоти, исчезает за удушливой пеленой, рука выскальзывает из черных от сажи пальцев, и Гарри с коротким хриплым криком летит вниз.
Он так и вынырнул из одной реальности в другую — кашляя и задыхаясь от призрачного дыма, захлебываясь сухим рыданием.
— …ну же, мистер Поттер, вам нельзя плакать, — невозмутимо увещевала Кольридж. Гарри силился поднять голову, бестолково хватая воздух ртом. — С мистером Малфоем все в порядке, — сердито добавила Кольридж, отцепляя его пальцы от повязки. — Альбус предупредил, вы спросите. Слышите? С ним все хорошо.
Глубоко вздыхая и всхлипывая, Гарри убрал руки. Испорченную повязку сняли. Омыли и бережно смазали новорожденную нежнейшую, не толще розового лепестка, кожу. Касание заклятия, еще одно. Гарри привычно представил, как мягкие плотные ленты слой за слоем окутывают голову, пряча голые надбровные дуги, дрожащие, скользкие складочки век. Он шевелил губами, повторяя имя Драко, пока не уснул.
* * *
Гарри провел в полузабытьи-полудреме больше суток.
Он впервые видел сны. Про утопленные в медовом солнечном мареве трибуны, стрекозиный полет снитча, ледяную озерную воду и пламя лесного костра, в свете которого мокрые волосы Драко отливали тусклым золотом. И проснулся с легким вздохом, с тихой и светлой улыбкой на спокойном лице. Он перебирал необычайно отчетливые воспоминания, возвращенные странными видениями, и едва опять не уснул, в первую секунду решив, что профессорский голос ему только снится.
Директор был не один — следом в палату вошли Руфус Скримджер и Аластор Моуди, который отказался от любезно предложенного Дамблдором стула и грузно прохаживался перед кроватью взад и вперед, тяжело прихрамывая и поскрипывая. Раздражающий скрип мешал. Представляя себя с глазным протезом и почему-то с этой жуткой железной ногой, Гарри цепенел и сбивался с мысли, запинаясь больше обычного. Постепенно он расслабился, все увереннее отделываясь односложными ответами на вкрадчивые, осторожные вопросы Скримджера, пока Шизоглаз не потерял терпение — жестко придавив плечо ладонью, он отрывисто спросил, чем конкретно Гарри занимался в Выручай-комнате с небезызвестным ему учеником шестого курса Драко Л. Малфоем.
— Н-ничем особенным, — угрюмо сказал Гарри, и, не удержавшись, добавил: — С ним п-правда все в порядке?
— Более чем, — буркнул Моуди, снова принимаясь мерить шагами комнату.
— Вы позволите нам взглянуть на то, что произошло, Гарри? — спросил Скримджер. — Мы уже располагаем достаточным материалом, но для полноты картины…
— Взглянуть?..
— Господин министр имеет в виду твои воспоминания, Гарри, — подсказал Дамблдор.
— Вы же сами мне их показали, сэр, — растерялся Гарри.
— О нет. Я лишь помог тебе вспомнить.
Гарри потянулся к затылку. Когда пальцы коснулись колкой щетины вместо привычных вихров, вздрогнул и опустил руку.
— Но я п-почти н-ничего не вспомнил.
— Полагаю, ты помнишь то, что в данный момент для тебя важнее всего, — дав время осмыслить услышанное, Дамблдор мягко продолжил: — Это не имеет значения. Забираемые воспоминания хороши тем, что не зависят от капризов памяти. Ты все равно сможешь помочь нам, Гарри.
— Если вы дадите свое согласие, разумеется, — добавил Скримджер.
Гарри коротко кивнул.
— Я согласен.
— Прекрасно. Я попрошу вас подписать разрешение, вот здесь и здесь.
В пальцы вложили тонкое перо и шершавый пергаментный лист. Гарри дважды вывел свои инициалы; документ забрали, и в висок уткнулся кончик волшебной палочки.
Гарри постарался сосредоточиться на моменте пожара. Спустя несколько томительных секунд собранные воспоминания запечатали, тихо звякнув стеклянной пробкой.
— Спасибо, Гарри, — сердечно сказал Дамблдор. — Я в тебе не сомневался.
Моуди молча похлопал Гарри по плечу, Скримджер пожал руку:
— Выздоравливайте, мистер Поттер.
Гарри выдернул ладонь из его пальцев, обнял подтянутые к груди колени. Все происходящее ему страшно не нравилось, но уловить причину глухого раздражения не получалось.
— Я хотел бы п-поговорить с п-профессором. Ныа… едине.
— Конечно, Гарри… Господин министр, прошу нас извинить, Аластор — через час, там же, — подождав, когда хромой аврор выйдет следом за Скримджером, Дамблдор присел рядом на край постели. — Я внимательно слушаю тебя, Гарри.
— Выручай-комната… ее больше нет?
— Увы, Гарри. Она сгорела.
Гарри облизал губы.
— Это не было обычным п-пожаром, ведь так?
— Совершенно верно, — согласился Дамблдор. — Это было Адское пламя — заклятый огонь.
— Но… я не п-понимаю, сэр. Кто его заклял? Кроме н-нас с Драко… с Малфоем в комнате н… н-никого не было.
Директор молчал — так долго, что Гарри почти решился окликнуть его.
— Думаю, тебе стоит узнать то, что известно нам, Гарри, — наконец произнес Дамблдор. — Твои воспоминания, я уверен, полностью совпадут с воспоминаниями Драко. С ним действительно все в порядке, в этом можешь не сомневаться, — добавил он мягко.
— Спасибо, сэр, — сказал Гарри дрогнувшим голосом.
— Возьму также на себя смелость утверждать, что если бы не Драко, ты вряд ли оказался бы здесь.
Гарри поднял голову, но Дамблдор накрыл ладонью его пальцы, не давая заговорить:
— Я имею в виду, Драко Малфой спас тебе жизнь. Он вынес тебя из пламени и практически не пострадал. В отличие от мадам Лестрейндж.
— Кого?..
— Беллатрикс Лестрейндж. Именно она вызвала огонь, — Гарри потрясенно молчал. — Адское пламя — очень опасное волшебство, Гарри, но тревожиться не стоит, — Дамблдор легко обнял его за плечи, — ты в надежных руках. Все твои ожоги пройдут без следа.
Гарри машинально потянулся к повязке.
— Со зрением дело обстоит сложнее, — продолжил Дамблдор. Гарри опустил руку, напряженно обращаясь в слух. — Воспоминания, несомненно, помогут установить причину. Но пока ты не окреп, даже здешние целители не берутся снять с тебя проклятие.
— П-п… проклятие?.. — Гарри умолк, тяжело задышав.
— Мы думаем, тебя прокляли, мой мальчик, — подтвердил Дамблдор. В его тоне было столько неподдельной горечи и печали, что Гарри похолодел. — Целители сделают все, чтобы избавить тебя от последствий проклятия — но не раньше, чем это станет возможным. И появление такой возможности не в последнюю очередь зависит от твоего поведения.
Сил хватило только на согласный кивок.
— Мы еще увидимся, но не обещаю, что следующая наша встреча произойдет скоро. Как только тебе станет лучше, тебя навестят друзья. Они очень переживают, Гарри.
Гарри молчал, борясь с навалившейся вдруг чудовищной усталостью. Снова клонило в сон, в глаза и сведенное спазмом горло словно насыпали песка. Обрывки мыслей мелькали, бестолково мешаясь с воспоминаниями и не давая сосредоточиться на главном.
Он улегся, медленно повернулся на бок, просовывая ладонь под подушку. Тяжело ворочая языком, спросил:
— Скажите, профессор. Беллатрикс Лестрейндж... она умерла?
— К счастью, Гарри, — услышал он, уже проваливаясь в сон, — она еще жива.
* * *
Сметвик собрал консилиум, и после долгого и муторного осмотра перевязки отменили, назначив новый реабилитационный курс. Приступы не возвращались, и однажды утром Гарри снова рискнул подняться с постели. Взмокший от слабости и страха, часто шаркая больничными тапками, он не вернулся на свое привычное место, пока бесплотная темнота не обрела очертания довольно просторной комнаты, девяти неуверенных его скользящих шагов в длину и семи в ширину, с гладкими прохладными стенами. Никакой другой мебели, кроме тумбочки и единственного стула, в комнате не оказалось. Прямо напротив кровати располагалось окно, всегда закрытое и плотно задернутое звуконепроницаемыми шторами. Оно нагревалось днем и остывало за ночь, заметно холодея к утру, и вскоре Гарри научился определять время суток, проверяя себя на ощупь по часам — без стекла, с острыми стрелками и витиеватыми выпуклыми цифрами, они висели над кроватью. Часы периодически напоминали металлическим голосом Кольридж о необходимости принять очередное лекарство, или возвещали о наступлении какого-нибудь национального праздника, называли дату и даже точную температуру воздуха за окном — в общем, что угодно, только не время. Поначалу это дико раздражало, но потом и часы, и флакончики с разномастными говорящими пробками стали чем-то вроде некогда привычных дурацких шуточек Пивза.
Палату запирали снаружи — он исследовал дверь сверху донизу, не нащупав ни ручки, ни замка. Вторая дверь вела в ванную и туалет. Он обзавелся парой синяков, пока забирался в допотопную чугунную лохань на высоких гнутых ножках, окатил голову ледяной водой, перепутал шампунь с жидким мылом, а зубной эликсир — с зельем для бритья, но твердо решил, что с унизительными гигиеническими процедурами, которым его подвергал местный домовик, отныне покончено.
Кроме бессмысленного ползанья вдоль стенок и полусонного барахтанья в поисках изгнанных памятью видений, заняться было нечем. Кусая губы, чтобы не разреветься самым позорным образом, Гарри пытался отжиматься от кроватной спинки, но руки — пугающе тонкие, с трясущимися, как у старика, пальцами, — не держали даже его нынешний вес. Он страшно исхудал, ребра грозили прорвать кожу, живот, казалось, приклеился к позвоночнику. Стоя под душем, Гарри торопливо, содрогаясь от отвращения, тер мочалкой выпирающие кости, впалые ягодицы. Намыливал и споласкивал вялый, бесполезно болтавшийся член. Больничная ли невкусная еда была причиной или то было последствие проклятия, но Гарри тошнило почти все время. В хорошие дни удавалось проглотить пару ложек жидкой овсянки, сжевать половинку яблока и выпить чашку крепко пахнущего веником травяного чая. В плохие — а таковых было большинство — он выблевывал даже привычные настойки и зелья.
Томясь тоской и скукой, он вспомнил о благополучно забытом дневнике, в который по просьбе Сметвика должен был заносить все события дня. Как ни странно, глупое занятие оказалось увлекательным и даже полезным. Мысли текли плавно и стройно, а не разбредались непослушными овцами, сведенное горло расслаблялось, и слова падали в темноту аккуратными гладкими камешками. Устроившись на низком подоконнике с пергаментной книжицей первый раз, Гарри, неловко ухмыляясь, вымучил всего несколько корявых строчек, но постепенно дело пошло на лад. «Сон крепкий, без сновидений, — почти не заикаясь, врал он равнодушно чиркающему перу, — аппетит хороший. Голосовые упражнения — полтора часа, дыхательные — полтора часа, массаж, зелья, вечерний душ… Самочувствие удовлетворительное».
Воспоминания стирались и тускнели, каждый нынешний день оказывался ярче вчерашнего, прошлое уходило, приобретая флер ненастоящести. И Гарри рассказывал самому себе все подряд, боясь забыть то, что еще помнил. Трепетание парящих свечей и блеск тарелок в Большом зале, пушистые нитки нового свитера и багрянец спального полога, факультетские часы и разноцветные флаги, рваные, пронизанные светом облака в бескрайнем выцветшем небе и смеющиеся серые глаза под растрепанной белой челкой...
Царапая пальцем стекло, Гарри задерживал дыхание, устремляясь ввысь, выше облаков и юркого снитча — отправлял сердце в затяжной полет, пока оно и в самом деле не начинало стучать оглушительно громко, отдаваясь в ноющих глазницах. Он заставлял себя расслабиться, обнимал колени и прижимался к ним щекой, слушая, как перо, повинуясь смущенному приказу, вымарывает откровения — никому, кроме самого Гарри, не нужные. Захлопнув дневник, он сползал с подоконника, тяжело шаркал к тумбочке, заставленной дребезжащими флакончиками, пузырьками и фиалами. Отыскав старую добрую мазь, которая всегда помогала, хотя и щипала немилосердно, снова ложился лицом вверх, успокаивая заново воссозданные веки. Обычно Гарри воображал, что отдыхает на скамье в раздевалке после изнурительной тренировки, или проснулся в собственной спальне в субботний день, когда можно проваляться до обеда, или загорает у озера. Из-за въевшегося в кожу лекарственного запаха, который никак не смывался, лучше всего удавалось представить родное больничное крыло, какой-нибудь пустяковый случай, досадный инцидент с неисправным котлом или банальную спортивную травму — с кем не бывает, после пары глотков зелий мадам Помфри все пройдет и можно будет вернуться… куда-нибудь.
Занятия в школе давным-давно закончились, и было бы странным рассчитывать на дурслевское гостеприимство, но Гарри и не горел желанием пасть в родственные объятия. Он подумывал о своем собственном доме. Пускай полном страшных воспоминаний, зато надежно спрятанном от чужих глаз — идеальное убежище, никто его там не найдет, если станет искать. Правда, как выяснилось, он никому больше не нужен. Даже старые кошмары за время болезни не побеспокоили ни разу.
Драко тоже не снился. От недавних снов остались полу-видения, полу-ощущения, мягкие и расплывчатые, как акварельные рисунки, размытые дождем. Словно он смотрел собственные воспоминания без очков. Теперь вместо Драко к нему из соседней палаты приходила Беллатрикс Лестрейндж, медленно скрипела дверью, и почти каждую ночь Гарри умирал. От непростительных заклятий, от темных неведомых искусств или простого удара ножом. Чаще всего — падал в Арку, и Сириус, беззвучно крича, провожал его обезумевшим взглядом.
Гарри дергался и просыпался, резко, как от толчка в плечо. Слушая собственные жалкие выдохи и вдохи, с отчаяньем таращился в темноту, силясь понять, спит он еще или уже проснулся. С каждым пробуждением грань между сном и явью размывалась все сильнее. Над кроватью словно парил боггарт — трогая лицо смрадным дыханием, высасывал все, что еще было светлого, оставляя взамен леденящую безысходность. Одиночество. Не вынужденное одиночество во имя спасения, когда ты один на один с врагом, а пустое, позорное, полное жалости к самому себе существование. Перед ним отступало все — даже надежда.
Когда-то он уже лежал так, слепо глядя в темноту, тихо вздрагивая от ужаса — в тесном, пропахшем старым тряпьем и пылью, полном сухо шуршащих пауков чулане.
Заставляя себя подняться, Гарри раздвигал глухие шторы и забирался на подоконник. Прижимался щекой к стеклу, встречая новый день, каждой порой вбирая пробуждение шумного города от недолгого предрассветного сна.
Еле слышные, звуки становились сочнее и ярче с каждой минутой. Под зажмуренными веками словно проявлялась переводная картинка: ленивый шелест листвы, крики ласточек и оглушительная перебранка воробьев, грохот мусорных баков и ругань уборщиков. Кокетливое цоканье шпилек, неловкое, запинающееся шлепанье сандаликов. Размеренный стук кроссовок одинокого бегуна и торопливая трусца бродячей собаки. Редкие удары мяча, смех, визгливый захлебывающийся лай и презрительное мяуканье откуда-то сверху. Мелодичное треньканье дверных колокольчиков, звонки телефонов, обрывки разноязыких фраз, детский возмущенный рев, стремительно проносящаяся музыка, визг тормозов, гудение клаксонов, истеричный свист постового, усталое шипение автобусов, нестройное завывание сирен, веселые велосипедные трели и далекий гул самолета. Гарри вытягивался, замирал тонкой тугой струной, по лицу пробегали болезненные жестокие судороги, горло скручивало долгим спазмом — и когда под лавиной льющихся звуков, звонких и пестрых, безжалостно рвущихся в уши, он почти терял сознание, город отпускал его. Гарри сползал на пол, дрожа и задыхаясь, хватался за шторы слабеющими пальцами, сдергивал их вместе — и все исчезало.
С тихим хлопком появлялся и тут же пропадал больничный эльф: наступало время завтрака.
Гарри ковырялся в чем-то безвкусном из принесенных лоточков, бросал салфетку и ложился на спину, закладывая руки за голову. Часы над кроватью тикали так нестерпимо громко, что хотелось оглохнуть. Дурнота накатывала и отступала, кровать плыла, с ровным шумом покачиваясь на взъерошенных соленым ветром волнах — изумрудных, с бирюзовой изнанкой и пенной шапкой, под опрокинутой чашей такой ослепительно-жаркой лазури, что было больно смотреть.
Он с трудом стряхивал с себя горячечный морок, проглатывал зелье и плелся в ванную, корябая пальцами стенку. Стоя под прохладными струями, бороться с тошнотой было легче. Возвращаясь в постель, снова застывал в напряженном и неподвижном ожидании, сложив под щекой ладони.
Иногда Гарри всерьез подозревал, что тихое колыхание хрустальных, наполненных горящими свечами шаров под потолком — только галлюцинация. Света больше не существует, нигде. Нет никаких голосов и даже боли. Он завяз в этой темноте, как муха в янтарной смоле, и останется в ней навсегда, потому что все происходящее — его личный, персональный ад.
Бледное, с лета почти вдвое съежившееся солнце уже высоко стояло в восточной стороне неба, но теплее не становилось. Холод красил щеки, сводил пальцы, и даже плотная ткань квиддичной мантии не помогала согреться. Гарри, щурясь на тусклый солнечный свет, встал на свое место во главе гриффиндорской команды и осмотрелся. Джинни — слева: собирает волосы в высокий тугой хвост, во рту зажата заколка; Дин что-то шепчет ей, склонившись к самому уху. Рон — справа: переминается с ноги на ногу и едва не хватает за руку, как нетерпеливый ребенок. Демельза, Пикс и Кут тенью маячат за спиной. Все как обычно.
Пахло песком и сорной травой, которая за лето буйно разрослась у подножия трибун, а к поздней осени зацвела. Гарри тяжело сглотнул — казалось, что полынный, тяжелый запах перекрыл горло колючим комком; метла оттягивала руку, и ладонь ныла от желания сжать наконец черенок и взлететь.
— Мы надерем вам задницы, Поттер, — Малфой стоял прямо напротив Гарри и протягивал руку для традиционного капитанского рукопожатия. За его спиной на слизеринских трибунах развевались серо-зеленые флаги и огромные полотна с крупными буквами поперек: “Уизли — наш король!”. — Будут такими же красными, как ваши мантии. В тон.
На вызывающую ухмылку Гарри ответил совершенно спокойно:
— Мечтай, Малфой. Мы сделаем вас в полчаса.
— Посмотрим, кто кого.
Малфой словно выплевывал каждое слово, привычно и знакомо. Гарри потянул зажатую как в тисках руку, но Малфой не отпустил, дернул к себе, и они на долю секунды оказались так близко, что едва не столкнулись носами.
— Будь осторожен, Поттер. Тебя попытаются сбить сразу же, на взлете.
Гарри решил, что ему показалось: ну не мог же только что Малфой доверительным шепотом предупредить его об опасности?
— Отвали, хорек! — прорычал заподозривший неладное Рон и оттеснил Гарри в сторону.
Малфой, ухмыляясь ничуть не менее насмешливо, чем за секунду до этого, отступил, и Гарри успел только молча проводить его взглядом. Свисток мадам Хуч ввинтился в уши, и времени на раздумья не осталось. Матч начался.
Сухой холодный ветер взметнул пыль за спиной, и Гарри рванул вертикально вверх, стремясь как можно быстрее уйти с уязвимой позиции. Спустя мгновение ищущий взгляд выхватил в пронзительной голубизне быстро растущую черную точку. Гарри резко увел метлу вправо от бладжера, уходя с линии атаки, но скорости и высоты для полноценного маневра не хватило; и тут же разглядел черный бок второго бладжера — летящего прямо в лицо. И загонщиков в зеленых мантиях с битами наперевес. Взяли в “коробочку”! Времени не было даже на ругательство. Гарри нырнул вниз, едва не пропахал виляющим от напряжения метловищем глубокую борозду в мягком песке и снова взмыл вверх. Ближний бладжер вжикнул в двух пальцах от лица, кто-то справа ухнул — глухо, зло, и Гарри инстинктивно снова взял влево и вниз — так резко, что его перевернуло вокруг собственной оси.
По трибунам волной пошел рев, а в раздавшемся где-то совсем рядом испуганном вскрике Джинни и взволнованной, бьющей, словно сухой горох, речи комментатора Гарри различил нарастающий свист отбитого мяча. И удар еще одной биты. Гиппогрифово дерьмо! Вверх-вверх-вверх! Кто-то метнулся навстречу, Гарри ушел от столкновения, едва успев сообразить, что это был Ричи Кут, и, поднявшись почти на полмили, затормозил, заложив обратный вираж. На желтом, как недозрелый апельсин, песке с трудом можно было различить алую форму заслонившего его собой загонщика. Тот медленно, под тревожный гул хромал к трибунам.
Итак, на одного игрока меньше. Но могло быть и хуже, если бы команда лишилась ловца. Так что, можно считать, обошлись малой кровью.
И только тогда его осенило: похоже, Малфой действительно хотел предупредить.
Знать бы еще, зачем.
* * *
Едва ли этим утром, завтракая в Большом зале, Гарри мог подумать, что ужин проведет, наблюдая за слизеринским столом. Прямо напротив сидела Гермиона, по обыкновению зарывшись в учебник, и Гарри мелочно надеялся, что огромная книга спрячет и его самого, и его вороватый взгляд.
— Не пялься так — у Малфоя сейчас макушка задымится, — произнесла Гермиона и, перевернув страницу, с грохотом опустила учебник по Трансфигурации на стол. — Тебе все неймется?
— Я просто спрошу, — Гарри, наконец, опустил глаза и взялся за вилку, чтобы в миллионный раз за вечер ковырнуть давно остывший нетронутый ужин.
— И что, ты думаешь, он тебе скажет? Правду?
— Один раз уже сказал. Только никому об этом, хорошо? — Гарри отодвинул тарелку на середину стола — есть расхотелось совсем. — И тебя это тоже касается, Рон.
— А что такое?
— У Малфоя могут быть проблемы, если слизеринцы узнают, кто их сдал.
— Кстати о Малфое, — Гермиона повела головой в сторону. — Он уходит. Один.
Гарри вскочил, врезавшись коленом в столешницу и разлив свой тыквенный сок. Малфой действительно уходил из Большого зала один — тот редкий случай, когда он оставил Крэбба и Гойла сидеть за слизеринским столом. И это будто толкнуло Гарри вперед: он уже почти ринулся следом, когда на его плечо опустилась тяжелая ладонь.
— На твоем месте… На твоем месте я бы не доверял ему, — Невилл вцепился в Гарри так крепко и смотрел так серьезно и решительно, что невольно вспомнились баллы, заработанные Гриффиндором в конце первого курса “за умение противостоять друзьям”.
— Я не собираюсь… То есть… я не доверяю ему, Невилл, — осторожно сказал Гарри, краем глаза замечая удивление на лицах Рона и Гермионы. — Все нормально. Правда.
Невилл выглядел незнакомо жестко, и на секунду Гарри показалось, что тот его не отпустит. Но стиснутые на плече пальцы разжалась, лицо стало мягче, а в глаза вернулась обычная неуверенность. Невилл кивнул и сел на свое место, снова уткнувшись взглядом в “Пророк”.
Гарри всерьез решил, что сегодня за завтраком ему подлили Зелье удачи, поскольку в коридоре за дверями Большого зала было пустынно, как во время рождественских каникул. Малфой, эхо шагов которого глухо отлетало от сводчатых стен, уже сворачивал за угол, и Гарри окликнул его, наплевав на тех, кто мог услышать.
— Что, Поттер? Хочешь спросить, зачем мне понадобилось тебя предупреждать?
Малфой выглядел уставшим. Очень уставшим. Этого не мог не заметить даже Гарри, хотя ему и не полагалось быть внимательным к школьным врагам. Но въедливая слежка, граничащая с паранойей, как считала Гермиона, приносила свои плоды — невольно подмечались все, даже самые мелкие детали. И, наверное, от этого привычная спесь в голосе нисколько не задела. Гарри ответил осторожно, точно делая шаг вдоль края пропасти:
— Нет, здесь ты промахнулся.
— О, в самом деле? — Малфой хмыкнул, расцвел привычной кривой ухмылкой.
А Гарри вдруг захотелось улыбнуться в ответ и посмотреть, что из этого получится.
— Я хотел сказать спасибо. Правда. Не знаю, зачем ты это сделал. Но какими бы ни были причины, спасибо за помощь.
Малфой стоял молча, с совершенно каменным лицом. Гарри некстати вспомнил, как Джинни однажды в шутку сказала, что с такими лицами люди либо признаются в любви, либо посылают. Первое было маловероятно, поэтому Гарри развернулся, собираясь уйти, но Малфой остановил его, удивив во второй раз за день:
— Раз уж для тебя это так важно, Поттер… Причина банальна: я хочу выиграть.
— Но ведь Слизерин продул? — Гарри нахмурился.
Сердце зачастило — то ли от нетерпеливого ожидания, то ли от инстинктивного чувства, которое останавливает перед раздувшей капюшон коброй за секунду до нападения.
Малфой безмятежно улыбнулся:
— Я хочу выиграть у тебя. Остальная возня мне не интересна.
* * *
— Господи, Малфой, сколько можно? Ноешь, как девчонка, — Гарри закинул ноги на спинку переднего ряда и лениво откинулся назад.
Над головой гасло алое зарево заката; от ощущения высоты и не остывшего еще запала бешеной гонки сильно кружилась голова.
— Ненавижу тебя, Поттер, — сердито буркнул Малфой и зло засопел, что, видимо, означало конец разговора.
Гарри усмехнулся, сжимая в руке теплый после игры снитч — разгоряченный металл грел ладонь через шерстяную вязку перчатки, и Гарри чувствовал мелкую и частую вибрацию крыльев.
— Ты здорово играл.
— Пошел ты…
Трибуны снова погрузились в тишину — особую, глухую до звона в ушах; так тихо бывает только морозной осенью, когда воздух вокруг разве что не стекленеет. Дышать было бы больно, если бы не было так легко.
Малфой рядом обиженно шмыгнул носом и придвинулся ближе. Теперь Гарри мог рассмотреть его: неестественно красные щеки, сухие от ветра глаза и растрепанные, липкие и мокрые от пота волосы.
— Кошмарно выглядишь, — заключил Гарри.
И в следующую же секунду пожалел о собственной несдержанности: острый локоть Малфоя врезался в живот с такой силой, что от боли потемнело в глазах. Гарри скатился со скамьи в проход и с размаху приложился лбом о промерзшие доски настила; очки съехали с носа и криво повисли на одной дужке.
— Какого хрена ты делаешь?! — заорал он, одной рукой все еще обнимая себя за живот, другой — пытаясь нацепить очки обратно.
— Поттер, ты гребаный придурок! — Малфой не смотрел в его сторону — пялился куда-то вперед, так сильно перегнувшись через ограждение, что в первую секунду Гарри захотелось поймать его за обтянутую кожаной защитой лодыжку. — Ты выпустил снитч!
Брошеное «сам виноват» угодило Малфою в спину — тот уже схватился за метлу. И когда Гарри, наконец, водворил очки на место, то углядел лишь черные прутья малфоевской метлы и мелькнувший за рядом передних сидений край зеленой квиддичной мантии.
Закатное зарево почти потонуло в густой черной полосе Запретного леса, едва освещая самые верхушки сосен.
* * *
Снитч был пойман — на этот раз Малфоем — у самой границы леса, прямо над прибрежными камышами Черного озера. Драко с разгона влетел в заросли склонившейся над водой ивы и появился через секунду — с золотым шариком в руке и длинной царапиной через правую щеку.
Легкие жгло изнутри, он глотал морозный, с привкусом стоялой воды воздух, пытаясь отдышаться, отчего сильнее становилась режущая боль в боку.
— В следующий раз лови ртом, Поттер: подавишься, сдохнешь, но снитч, по крайней мере, не проворонишь, — ехидно пропел Малфой, завершив свою речь совершенно плебейским плевком в воду.
— По крайней мере, я могу поймать ртом, — Гарри тоже сплюнул. — О том, что своим грязным ртом делаешь ты, Малфой, я даже говорить не хочу.
Малфой вспыхнул и лениво процедил:
— Кто бы говорил о грязи, Поттер. Впрочем, матерей не выбирают…
Судорожного рывка оказалось достаточно — Малфой даже не успел коснуться волшебной палочки, когда кулак Гарри проехался по его скуле. В стылой тишине громко клацнули зубы, и короткий вскрик Драко вернул Гарри рассудок, но было поздно.
Скользкая от влаги ткань мантии словно протекла сквозь пальцы. Раздался оглушительный всплеск воды, с ивы сорвалась потревоженная стая каких-то тварей, и снова все затихло. Гарри с ужасом смотрел на зависшую в воздухе пустую метлу.
— Малфой, — позвал он, пугаясь собственного охрипшего от страха голоса.
Изо рта вырвался клуб пара, такой же белый и плотный, как туман вокруг; в ответ — ни звука, только ровные круги, расползающиеся по черной глади озера.
— Ма-алфой! — раздирая горло, проорал Гарри. Не видя ничего толком вокруг из-за пелены тумана, склонился к самой воде. В нос сильнее ударил запах тины. Гарри крепче сжал ногами метлу и опустил руки в воду.
Сначала по локоть — кожу тут же обожгло льдом, — потом ниже, с трудом продираясь через казавшуюся вязкой воду, отпихивая вьющиеся вокруг пальцев скользкие водоросли или, может, что-то хуже водорослей, но Гарри старался не думать об этом, только погружался глубже.
Когда черная вода стала заливаться в рот и нос, Гарри нащупал малфоевское плечо. Ожесточенно молясь про себя, ухватил крепче и изо всех сил потянул вверх. Метла дернулась и сильно накренилась вперед, так, что он чуть не скатился в воду, но продолжал упрямо тянуть — до тех пор, пока белесая макушка Драко не показалась над поверхностью.
Мышцы на ногах и руках свело, в глазах потемнело, но замерзшие пальцы словно окаменели. Гарри знал, что не отпустит Малфоя ни за что на свете.
— Давай, Драко, ну же, — шептал он, губами чувствуя горечь мокрых слипшихся волос, — еще чуть-чуть. Пожалуйста, помоги мне.
Захлебывающийся хриплый кашель. Руки Малфоя обвились вокруг шеи Гарри, затрудняя дыхание. И это было прекрасно.
* * *
Гарри зубами разорвал застежку на туго стянутой горловине квиддичной мантии, и Малфой тут же глубоко вдохнул, давясь воздухом и остатками выходящей из легких воды, зашелся в судорожном кашле, сотрясаясь всем телом. Гарри перевернул его на бок и, прижимаясь к спине, одной рукой придерживал голову за холодный лоб, чувствуя, как по другой стекает толчками выходящая из глотки Малфоя горячая озерная вода.
Наконец, тот откашлялся и затих. Гарри вслушивался в хриплое шумное дыхание и не мог разжать пальцев, продолжая цепляться за неподвижно лежащее под ним тело. Малфой, кажется, не возражал, и Гарри, измотанный страхом и физической болью, тупо уткнулся в основание его шеи, морщась от горького привкуса пресной воды.
— Спасибо.
Гарри нашел в себе силы кивнуть, стискивая нашедшие его ладонь холодные пальцы.
* * *
Теплый запах прогоревшего дерева, поднимающийся дым, красное зарево костра, резко очерченное кольцо света, и алые блики на веках спящего под боком Малфоя.
Гарри склонил голову к самому плечу, морщась от хруста в затекших суставах, и сильнее прижал Драко к себе. Об абсурдности происходящего он решил больше не думать, сосредоточившись на единственной мысли: Малфою нужно согреться, и чем раньше это произойдет, тем быстрее они сядут на метлы и доберутся до замка. О наказаниях и Филче он тоже предпочел не думать, малодушно надеясь, что их еще не хватились.
— Ты холодный, Поттер.
Гарри даже не удивился: почему-то ему казалось совершенно естественным для Малфоя — притворяться, пусть хотя бы спящим.
— Прости, что из меня недостаточно хорошая подушка, — буркнул он в ответ и стиснул пальцы на плече Драко покрепче.
— Ай! — Малфой дернулся и хлестнул Гарри по тыльной стороне ладони. — Больно, придурок! Я имел в виду, что ты сам, наверное, замерз.
— Нет.
— Нет?
Малфой повернул голову, пытаясь посмотреть на Гарри, и уткнулся макушкой ему в подбородок.
— Да. То есть, — Гарри запнулся, облизал пересохшие губы, — в смысле, нет. Не замерз. Я в порядке.
Малфой усмехнулся, нагло кутаясь в две мантии — чужую и свою, — и выдал:
— Странно, да?
— Нет.
— Поттер, — Малфой в шутку пихнул острым локтем Гарри в живот, — слова растерял?
Гарри уже открыл рот, но тут же прикусил язык, не давая сорваться злополучному «нет». Малфой явно веселился, но Гарри было не до смеха.
— Сам не лучше. Что ты ноешь: «Поттер, Поттер», как…
— Девчонка, знаю.
Малфой беззлобно фыркнул, и Гарри улыбнулся. Веки тяжелели, жутко хотелось спать — даже несмотря на подозрительный стрекот в зарослях дикой малины. Главное — Малфой, живой и невредимый, был рядом.
— Кстати о девчонках. Вешаются на тебя, а, герой?
— Да не особо…
Рон всегда говорил, что Гарри готов выложить все как на духу, когда засыпает. Смеялся — вот когда тебя надо допрашивать…
— А как же мелкая Уизли?
— Джинни? — Гарри даже проснулся от неожиданности. — Ну, она замечательная, но мы… Между нами ничего нет, и… Она ведь с Дином, ты знаешь? С Томасом. Мне даже кажется, у них...
— По-оттер, я просто спросил, ладно? “Нет” — значит “нет”, избавь меня от жутких подробностей, — Драко сдвинулся ниже, так что его голова теперь лежала на груди Гарри. — Осталось только узнать, что ты играешь за обе команды, — добавил он с притворным ужасом. — От вас, гриффидорцев, всего можно ожидать...
Гарри не засмеялся.
— Послушай, извини меня за… — он прочистил горло; разговоры на подобные темы всегда давались ему нелегко, но чувство вины оказалось сильнее. — За то, что я сказал перед тем, как ты упал…
— Заткнись, Поттер, сделай милость, — Драко, бесцеремонно упершись локтями в его колени, приподнялся и развернулся лицом. — Ты, черт возьми, спас мне жизнь. Я тебе должен и, сколько бы ни ныл, прекрасно это понимаю. Так что засунь свои извинения…
— Только не в задницу, Малфой, — Гарри скорчил испуганную гримасу.
Драко запрокинул голову и расхохотался. Его выпирающий кадык натянул нежную, розовеющую в бликах костра кожу.
— Идет, — отсмеявшись, сказал он и протянул сжатый кулак.
Гарри в ответ стукнул своим по жестким выступающим костяшкам, стараясь и не смея отвести взгляд от смеющихся серых глаз.
Отправлено: 19.10.11 22:25. Заголовок: Глава вторая
Глава вторая
Они сидели друг напротив друга и молчали.
Гарри едва успел принять душ, и теперь, с мокрыми волосами, ниже пояса замотанный в длинное полотенце, нервно выстукивал по поручню унылый ритм. Рон и Гермиона, напряженно притихшие, как первокурсники на распределении, устроились вдвоем на одном стуле.
— Надо наколдовать еще стульев, — сказал Гарри.
— Д-да, конечно, — поспешно согласилась Гермиона.
Деревянные ножки с глухим стуком впечатались в пол, Рон ойкнул и пробубнил что-то недовольное, обозначив, наконец, свое присутствие.
— Мы теперь будем часто к тебе приходить, — пообещала Гермиона. — Точнее… постараемся, как только Рон сможет... Если ты хочешь, — торопливо добавила она.
— Хочу, конечно, — сказал Гарри.
Снова повисло неловкое молчание. И тишина показалась такой невыносимой и тягостной, что захотелось вскочить и заорать.
Гарри потер подбородок, усыпанный колкой щетиной, охватил ладонью рот.
Внезапно в комнате явственно мяукнуло. Последовала странная возня, друзья, перебивая друг друга, сердито зашептались. Гарри выпрямился, хмуро прислушиваясь.
— Мы… мы тут решили… — промямлил Рон.
— Гарри! Мы решили сделать тебе подарок, — громко и торжественно подхватила Гермиона.
Гарри поморщился:
— Не надо орать. Я слепой, а не глухой.
— Извини, — испуганно сказала Гермиона.
— Ничего… Что за подарок?
— Фамилиар. Хедвиг временно живет у Хагрида, пока ты... здесь. Мы подумали — ты по ней скучаешь, и вот... Только не бойся, — на колени опустилось что-то теплое и расслабленно-тяжеленькое.
Гарри напрягся.
— Что это?
— Ну, он точно что-то, дружище, поверь мне, — словно проснувшись, фыркнул Рон.
— Это детеныш низла, — строго ответила Гермиона. — Гарри, ты знаешь, кто такие низлы?
— Знаю, — настороженно сказал Гарри, подавляя желание спихнуть детеныша низла на пол. — А он не опасен?
— Не… немного, — смутилась Гермиона.
— Немного, ага! Чуть полпальца мне не отхватил. Зверь!
— Рон, прекрати, ты его пугаешь.
— Да нет, я не боюсь, — решил вступиться за друга Гарри.
— Не тебя, Гарри.
Рон сдержанно заржал.
Гарри опустил ладонь на живой, часто дышащий комочек и быстро провел по шелковистой шерстке. Короткие шерстинки вздыбились, став мягко-колючими, как иголки новорожденного ежа.
— Видишь — ничего страшного, — убежденно сказала Гермиона и тут же тихо ойкнула. Рон протяжно выдохнул.
— Вижу, — помолчав, ответил Гарри.
Частыми осторожными прикосновениями, одними подушечками пальцев, он вырисовывал образ странного зверька — от крупных кошачьих ушек до пушистой кисточки на коротеньком лысом хвосте.
Низл шумно фыркнул, завозился и вдруг громко и ритмично заурчал.
— Ты ему понравился! — обрадовалась Гермиона. Гарри улыбнулся. — Разрешение я пока оформила на себя, — с воодушевлением затараторила Гермиона, — но это неважно, потом переделаешь. Гарри, это замечательно, что вы друг другу нравитесь! Низлы — лучшие друзья волшебников, они…
— Краппы круче, — вставил Рон.
— Помолчи, Рон!.. Они всегда находят дорогу домой, не подпускают к хозяину врагов и сообщают о надвигающейся опасности.
— Что, прям вот так и сообщают?
— Да, Рон, прямо так и сообщают.
— А я пойму? — продолжая почесывать мягкое брюшко, Гарри наклонился ниже, вслушиваясь в утробное переливчатое мурчание.
— Понимать низла не обязательно, — поучительно, словно цитируя, произнесла Гермиона. — Обязательно любить и кормить вовремя.
В груди разрасталась глухая, по-детски глупая обида — ему и в голову не приходило, что там, в школе, все оставалось по-прежнему. Все те же уроки, перемены, экзамены. Квиддич. Гарри зубами выдрал длинную оберточную полоску и сплюнул ее на пол.
— Гляди-ка, Дамблдор попался, — заискивающе сказал Рон.
— Рон!.. — отчаянно прошептала Гермиона, и Гарри готов был поклясться, что они снова обменялись унизительными, полными сочувствия и жалости взглядами.
Отставив мешок, он вытащил гладкую карточку, бестолково завертел в пальцах.
Забрав воспоминания, Дамблдор больше не появлялся. Гарри не мог вспомнить, когда именно приходил профессор — наверное, прошло недели три, но здесь каждая неделя тянулась, словно месяц. Его просто бросили, как пришедшее в негодность оружие. Оставили пылиться и ржаветь, задвинув на темную полку, подальше от глаз.
И, скорее всего, уже нашли новое.
Он медленно положил карточку на поднос.
— Гарри, — Гермиона ласково коснулась его руки. — Может, нам уже пора? Ты, наверное, устал…
Гарри молчал, не поднимая головы.
— Мы придем, как только сможем, — она обняла его и поцеловала в щеку. — Рон?
— До встречи, дружище, — Рон неловко похлопал его по плечу. — Выздоравливай.
Подтаявшая лягушка сдавленно квакнула и выпрыгнула из пальцев в пустоту.
* * *
Его пробуждения на следующее утро ждали с нетерпением — судя по возбужденному гулу, Сметвик собрал очередной консилиум. Все еще сонный и хмурый, Гарри позволил осмотреть себя в тысячный раз: «Подбородок вот сюда, прижмитесь лбом, сильнее, пожалуйста, глаза шире, не моргайте».
А потом ему внезапно вручили палочку, его собственную — не узнать ее было невозможно. И мигом проснувшийся Гарри неожиданно для самого себя довольно успешно продемонстрировал навыки трансфигурации, превратив опостылевшую больничную сорочку в коротковатую, зато самую настоящую пижамную пару. Целители одобрительно загомонили, Сметвик горячо доказывал им что-то, пересыпая торопливую речь непонятной латынью.
Гарри взобрался на подоконник и так глубоко ушел в свои мысли, что толком не разобрал, остались ли светила колдомедицины на этот раз довольны — очнулся, когда те уже ушли.
В палате остался только Сметвик. Против обыкновения неразговорчивый, он одиноко бубнил, заполняя историю болезни. Кашлянув, Гарри вежливо заметил, что чувствует себя совершенно здоровым, и осторожно спросил — не пришла ли в себя Беллатрикс Лестрейндж, чтобы целители могли приступить к снятию проклятия прямо сейчас?
Сметвик стащил его с окна и отчитал свистящим шепотом, потребовав дать обещание вести себя благоразумно — если, конечно, мистеру “Мне-На-Всех-Плевать” небезразлична собственная жизнь.
Гарри молча хмурился, накручивая на палец длинную, упрямо отраставшую за ночь челку, не рискуя повторить непонятно чем рассердивший целителя вопрос.
Буркнув традиционное оскорбительное «выздоравливайте», Сметвик вышел, так и не ответив. Гарри пристукнул кулаком захлопнутую дверь и рухнул на постель ничком, что строго-настрого воспрещалось. Обнимая подушку, он шептал ругательства и угрозы, и вскинулся, когда низл, клубком свернувшийся в ногах, неожиданно громко зашипел.
— О-ой, какие мы стра-ашные, — знакомо протянул насмешливый голос.
Гарри расплылся в недоверчивой улыбке, с облегчением опустив палочку.
— Малфой.
— Поттер.
Драко зашелестел мантией, громко двинул стулом, усаживаясь, и Гарри замер, на мгновенье зачарованный легким, почти неуловимым запахом, нежным и очень тонким. Он потер переносицу, мысленно вознеся молитву всем святым за то, что теперь на нем пижама, а не ужасная больничная распашонка, и торопливо пригладил волосы.
— Как зовут? — деловито спросил Драко.
— Кого?..
— Ну не тебя же. Зверя твоего. Это же твой низленыш?
— Мой, — Гарри вытянул руку, перехватывая выгнувшего спину, продолжавшего яростно шипеть низла поперек живота. — Н-никак пока.
Низл выпустил когти, шмыгнул под кровать и низко зарычал оттуда, срываясь на позорный писк.
Драко рассмеялся.
Едко пахнуло асептической настойкой и натертыми коридорными полами — вытянув шею, Гарри повел носом, словно заправская ищейка: луковый суп и пудинг, крашеная шерсть, уличная пыль на ботинках, рассохшийся книжный переплет, зубной ментоловый эликсир, ромашковое мыло, мятная конфетка... И неожиданно узнанный запах потертой кожи.
— Мы твои вещи притащили, — сообщил Рон и тяжело шлепнул чемодан на пол.
— Спасибо, ребята.
— Еле удалось сбежать. Мама всех держит под домашним арестом, даже Флер, только Фреду и Джорджу все нипочем — ну, ты их знаешь… Гермионе проще, сам понимаешь, а я торчу дома целыми днями, как дурак…
— Ну почему же «как»… — с нарочитой ленцой в голосе вставил Малфой.
— А этот что здесь делает?
— Догадайся, Крысли. Даю три попытки…
— Как ты меня сейчас назвал?
— Мальчики, прекратите!
— Где ты была, когда я был мальчиком, Грейнджер? — с притворным сожалением вздохнул Драко.
Его слова заглушила возмущенная ругань Рона.
Тихо посмеиваясь, Гарри машинально обводил пальцем собственные инициалы на крышке чемодана. Если ему разрешили пользоваться одеждой — значит, он почти здоров, и полное исцеление, а с ним и долгожданная свобода, уже не за горами.
Посетители, забыв о больном, увлеченно заспорили, как стоит назвать “котоподобного уродца”. Помявшись, Гарри откинул покрывало, спуская ноги с кровати — из-за показательных выступлений перед целителями пришлось пренебречь утренним туалетом, и то ли от волнения, то ли просто по закону подлости, но переполненный мочевой пузырь требовал определенного рода действий, причем немедленных.
— Ты куда?
— Сейчас вернусь, Рон. Мне, гм, мне… надо.
— Я помогу, Гарри? — озабоченно и ласково предложила Гермиона.
— Совсем того? Пошли, дружище, — Рон грубовато дернул его за локоть, поднимая с постели.
Гарри вывернулся.
— Спасибо, я сам.
— Но…
— Я сказал — сам! — повторил Гарри, закипая — нашарить вторую тапку никак не удавалось.
Он вскочил босиком и, запнувшись, вытянул руку перед собой. До ванной было ровно четыре с половиной шага, но одно дело — передвигаться в пустой палате, а вот при свидетелях…
Стало очень тихо.
Лицо затопило жаркой волной, по спине поползли ледяные мурашки. Гарри упрямо опустил руку и сделал шаг, чувствуя, как ширится в груди холодное отчаяние. Оторвав ногу от пола, неловко покачнулся…
— Ой, ф-фу-у! — раздалось сзади.
Рон громко засмеялся, следом прыснула Гермиона. Гарри с трудом поборол нелепое желание обернуться. В следующую секунду щеку обдало знакомым ускользающим запахом, плечо небрежно задели:
— Прости, Поттер, я первый. За каким-то дракклом этот вонючий уродливый недокот решил меня пометить… Люмос.
— Между прочим, низлы могут скрещиваться с кошками — вот, например, мой Косолапус…
— Он перепутал тебя с кошкой, хорек! — крикнул сквозь смех Рон.
— Скорее уж с деревом, — расстроенно пробормотал Драко, толкнув дверь так, что та хлопнула о внутреннюю стенку. Полилась вода, запахло травами и морской солью больничного мыла.
Переведя дыхание, Гарри вошел следом и прикрыл дверь, прислонившись к ней спиной.
— Вот же мелкая мерзость! Полтуфли мне испортил, — Драко яростно чистился, ругаясь сквозь зубы и явно не собираясь поторапливаться. — От самого Росси, между прочим! Знал бы ты, во сколько они мне обошлись!
Гарри сложил руки на груди и вздохнул.
— Первый раз вижу такую жуткую ванную, — с отвращением сказал Драко. — Здесь даже зеркала нет.
Это было настолько неожиданно и в то же время предсказуемо, что Гарри рассмеялся.
— Расстроен, что не можешь полюбоваться на себя лишний раз?
— Тебе бы тоже не мешало, между прочим, — ехидно заметил Драко.
— Зачем? Я и так прекрасно справляюсь.
— Ну да, — усмехнулся Драко. — Поэтому у тебя подбородок, как у Филча, и вон — зубная паста присохла.
Заморгав, Гарри потянулся к лицу.
— Не здесь. Дай-ка…
Обняв щеку мокрой ладонью, Драко потер пятнышко большим пальцем. От прикосновения перехватило дыхание, и Гарри прижался к двери затылком, засовывая руки в карманы.
— Одолжу тебе нормальное зеркало, так и быть. У меня есть как раз одно… лишнее.
— Целое одно? Да ну? — снова развеселился Гарри.
— Еще прабабкино. Достало меня нелепыми советами. Пусть теперь на тебе мастерство оттачивает — ты вечно как бродячий сквиб одеваешься.
Вода из неплотно закрученного крана стекла раздражающей непрерывной струйкой и торопливо закапала. Гарри переступил с ноги на ногу, втискивая кулаки в пижамные карманы глубже.
— Спасибо, Малфой, — он улыбнулся как можно сердечнее, — но… может, выйдешь уже, а? Мне правда надо.
— Ой, — Драко хихикнул. — Извини-извини, уже ухожу. Мерлин триждывеличайший, из чего сделаны эти полотенца…
Едва дверь закрылась, Гарри бросился к унитазу, больно наткнувшись правой голенью на стульчак, вытащил разбухший член и даже не успел толком прицелиться. Проглатывая стон облегчения, он направлял струю, ориентируясь по журчанию — ниже, левее... Длинно выдохнув, стряхнул последние капли и не смог удержаться от нервного довольного смешка — кажется, впервые за долгое время ему удалось помочиться стоя, не промазав и не забрызгав все вокруг, включая собственные ноги. Хорош бы он был — помеченный, как выразился Драко, самим собой.
Гарри сполоснул руки, пригладил вихры на макушке. Покусав нижнюю губу, нащупал бреющее зелье, капнул на ладонь и похлопал по щекам и подбородку, стараясь не пропустить ни единого волоска. Смыл мягкую и легкую, пахнущую лесной травой пену, затем вытер лицо, медленно и аккуратно промокнув ресницы. Зачесал пятерней челку набок, выключил воду и вышел из ванной, ощущая во всем теле невероятную легкость.
В палате было напряженно тихо.
Гарри сглотнул и прошел к кровати, стараясь держаться непринужденно — легкость улетучилась с первым же шагом, но получалось неплохо. По крайней мере, он ни разу не запнулся. Правда, у Драко на его счет было особое мнение, которое тот не замедлил лениво озвучить:
— Миллисента на каблуках, один в один.
Впечатавшись в собственный чемодан, Гарри ухватился за кроватную спинку, неловко плюхаясь на постель.
— Ну что ты надулся, как шушера на крупу? Обиделся? Не обижайся, прозреешь — сам повеселишься, я тебе воспоминаний солью, мне не жалко.
Судя по звуку насмешливого голоса, Драко тоже сидел на кровати, совсем рядом. Гарри облизал губы, неохотно признался:
— Вообще-то, есть одни чары… Специальные. Но у меня пока ничего не получается, — он криво улыбнулся.
— Какие чары? Тебе что — палочкой разрешают пользоваться?..
— Разрешают. Чары — Отражающие. Они… А, неважно, — Гарри устроился удобнее, прислоняясь к спинке и подтягивая колени к груди. — Все равно это ненадолго.
— Ненадолго-то ненадолго, — скучно сказал Драко. — Но ползать каракатицей тоже не дело. Самому-то не противно?
— Слушай, чего ты п-пристал? П-ползаю и п-ползаю. Может, мне н-нравится.
— Ну все, пошло-поехало… Не надо нервничать.
— Я н-не н-нервничаю, — Гарри вздрогнул — в щиколотку ткнулось что-то твердое и холодное. — Черт, я и забыл про тебя, малявка, — улыбаясь, он осторожно подхватил низленыша под теплый животик.
— Эта малявка воняет, как Гигантский кальмар.
— Ничего подобного, — Гарри поднес к лицу покорно свесившего лапы зверька и поцеловал в мокрый нос.
— Ф-фу-у, — Драко ощутимо передернуло, и Гарри захихикал. — Откуда он взялся вообще?
— Ребята принесли… Постой, а где Рон и Гермиона?
— Ушли. Притащилась какая-то ведьма, сказала, что больше двух посетителей нельзя, и они ушли. Ты быстро устаешь, и тебе нельзя много разговаривать, — назидательно проговорил Драко, очень похоже передразнивая Кольридж. — Но вообще правильно, нечего шляться, здесь не проходной двор. Еще инфекцию занесут…
Гарри фыркнул:
— Тебе, значит, можно?
— Мне все можно. Просто… Я хотел сказать… Гм. Понимаешь, Поттер…
Гарри молча улыбался. Мямлящий Драко Малфой — такое нечасто случается. Драко мягко опустил ему на колено ладонь, но тут же убрал руку.
— Надо было… увидеться, в общем, — буркнул он. Помолчав, добавил тихо: — Я за тебя теперь в ответе.
— Считай, увиделись, — сказал Гарри, все еще улыбаясь.
— Проконтролировать тут все не мешает. Видок у тебя — краше в склеп кладут, — Драко снова перешел на ворчливый тон. — Кормят гадостью какой-нибудь наверняка. Нормального зеркала нет. Пижаму выдали — такую только домовикам на тряпки… Животные в палате.
— Низла не отдам, — Гарри нахмурился.
Драко вздохнул.
— Я уже понял. Ладно. Пойду… Дела, знаешь ли.
Гарри, опустив голову, слушал, как Драко надевает мантию, расправляет льющиеся шелковые складки. Снова нежно повеяло тем непонятным ароматом — ночным морем, теплым южным ветром, согретыми солнцем белоснежными дюнами, испещренными острыми осколками ракушек и царапинами чаячьих следов. Одна пролетела совсем рядом: задев щеку похожим на бумеранг крылом, хищно разинула загнутый клюв и внезапно громко им щелкнула.
Гарри вздрогнул, потер лицо, понимая, что действительно устал. На языке вертелась добрая сотня вопросов, ответы на которые мог дать только Драко, но сил хватило лишь на жалкое, по-детски капризное бормотание:
— Завтра п-придешь?
— Придется. Должен же я помочь тебе разобраться с Отражающими чарами.
Гарри вяло кивнул.
— Не скучай, Поттер, — самодовольно продолжил Драко, — я понимаю, что расставание со мной разбивает тебе сердце, но ничем не могу помочь, с'est la vie.
Гарри весело хмыкнул.
— Не буду.
Низл поддал лобастой головой под подбородок и коротко муркнул, завиляв хвостом, как щенок. Гарри, улыбаясь, осторожно почесал его за смешным торчащим ухом.
— Назови его Ушастиком, — посоветовал Драко на прощание.
* * *
На следующий день Драко не пришел. И на другой тоже.
Не то чтобы Гарри расстраивался — он уминал неожиданно вкусные завтраки и обеды с таким аппетитом, что добился от неведомого домовика счастливого вздоха, вел дневник и честно осваивал Отражающие чары. Получалось откровенно плохо, но Гарри не унывал.
То, что Драко о нем не забыл, подтвердилось утром третьего дня.
— … Совершенно чистое, мы проверили его досконально, — вещала старшая сестра Кольридж, осторожно левитируя Зеркало в ванную комнату. — Наложены пылеотталкивающие чары. Ручная гоблинская работа, семнадцатый век. Щедрый подарок, мистер Поттер, мы очень признательны.
— Это не я, — поспешно отказался Гарри.
Кольридж зашелестела пергаментом, крепко пахнувшим розовым маслом и сургучом.
— Тут сказано — передается в дар больнице имени святого Мунго. Благотворитель пожелал остаться неизвестным. Разве это не вы распорядились о доставке?
Гарри задумчиво теребил нижнюю губу. На Малфоя это было совершенно не похоже — «пожелать остаться неизвестным». Насколько Гарри его знал, тот всю дорогу желал обратного.
— Нет. Вы не поможете мне его… зачаровать?
— Оно зачаровано, — немного растеряв твердость, сказала Кольридж. — Наверное, капризничает после перевозки. Собирайтесь, прогулка сразу после обхода и завтрака.
* * *
Он едва дождался, когда уберут поднос, раскрыл чемодан и аккуратно перебрал вещи, внимательно ощупывая каждую. Отложил кроссовки, джинсы и футболку — хотелось надеяться, чистую. Квиддичной формы и школьных мантий не было, как и разнообразного извечного мусора и всякого хлама — обнаружилась только пара одиноких дырявых носков. Создавалось впечатление, что его вещи хорошенько перетряхнули, забрав львиную долю в стирку — так поступала миссис Уизли, когда собирала их в школу. Поразмыслив, Гарри пришел к выводу, что в чемодане хозяйничал Добби, и даже всерьез задумался о том, не вызвать ли его сюда, но отмел эту мысль. Для полного счастья не хватало только эльфовых причитаний.
В ремне пришлось проткнуть лишнюю дырку, футболка болталась, как поникший парус, кроссовки и те будто стали велики на размер. От трусов Гарри решил отказаться вовсе — они попросту сваливались.
Стоя перед Зеркалом, он тщательно побрился, проверил, не осталось ли на лице следов зубной пасты, и решительно взялся за расческу. Кладя мокрую расческу на полочку, нахмурился. Потом, чувствуя себя полным придурком, набрал побольше воздуха и вежливо выпалил:
— Добрый день.
Зеркало продолжало молчать.
— Вы Зеркало Драко Малфоя, не правда ли?
Никакой реакции.
Гарри огладил овальную, изрезанную вычурным узором раму и пожал плечами, собираясь уходить.
— Какой неряшливый мальчик, — проворчали за спиной.
Он обернулся.
— П-простите?
— Эти отвратительные пряди — там, сзади… Они завиваются колечками, — ужаснулся надтреснутый голос.
Гарри провел рукой по собственной шее, виновато признаваясь:
— Они все равно вырастают, каждую ночь.
— Тогда укладка. Щипцы, отвар из лирного корня и помада.
— П-помада? — Гарри потихоньку пятился, из вежливости не поворачиваясь спиной.
— С маслом жожоба. Ты мне нравишься, неряшливый мальчик, я дам тебе рецепт!
Нащупав ручку, Гарри резво убрался из ванной комнаты, захлопнув за собой дверь.
Выбраться за пределы комнаты оказалось труднее, чем представлялось. Собственная палата была изучена вдоль и поперек, и мысленно Гарри уже видел ее — с высокими потолками, почему-то напоминавшую ту, в которой после нападения Нагини лежал мистер Уизли.
А в общем больничном коридоре, гулком, пустом и очень длинном, мешалось столько запахов, что голова шла кругом. Истертые скрипучие ступеньки бесконечной лестницы уплывали из-под ног, и Гарри держался за руку старшей сестры Кольридж, словно потерявшийся ребенок.
Спустившись с пятого этажа, они вышли во внутренний дворик — как выяснилось, совершенно не предназначенный для прогулок, но вполне для них пригодный. Первые минуты Гарри не мог заставить себя сойти с места: летний день обрушился на него, ошеломляя яркими цветочными ароматами, ласковым шелестом листвы и горячим июньским ветром. Следующее, что Гарри сделал, шагнув с крыльца — разулся, с наслаждением погружая босые ступни в невероятно мягкий песок.
— Ну-ну, мистер Поттер. Вам нельзя плакать, — вздохнула Кольридж.
Тяжело дыша, Гарри отступил назад и присел на ступеньку.
Весь позволенный час он вдыхал свежий, напоенный тысячью запахов воздух и слушал журчание близкой, пахнущей тиной и кувшинками воды. И не рискнул сделать хотя бы несколько шагов вглубь невидимого дворика.
Но уже во время вечерней прогулки вполне сносно в нем ориентировался, легко угадывая каждый поворот дорожки, обходя фонтанчики и переступая через низкие цветочные бордюры. Крошечный, немногим больше его собственной палаты, сад оказался волшебным: кроме цветов, здесь во множестве росли целебные травы и магические растения, чьих названий Гарри не помнил или просто не знал.
Он облюбовал укромный уголок между двумя старыми ивами, которые лениво купали ветви в искусственном пруду. От разбитой поблизости маленькой клумбы веяло хрупким благоуханием нарциссов и жасмина. Гарри устроился на узкой деревянной скамье, подтянув к груди колени, и замер в задумчивом, тихом спокойствии. Не то чтобы он любил цветы, да и в саду ему доводилось разве что работать, как проклятому, но бестолковая суета улицы за окном, доводившая его до мучительных приступов паники, не шла ни в какое сравнение с царившим здесь умиротворением.
Кроме деловито копошившихся в траве гномов и каких-то неведомых птичек, чирикающих высоко в ветвях, в саду никого не было, однако Гарри не беспокоило одиночество. Он им наслаждался. Зачарованный живыми ощущениями и смутной сладостной тоской, он замечал только движение солнца, поворачивая за ним голову, как подсолнух. И едва оно зацепилось за верхушки деревьев, отбросив на запрокинутое лицо прохладные тени, поднялся и послушно побрел к крыльцу, где его уже дожидалась сестра Кольридж.
Проснувшись на следующий день, еще не раздвинув шторы, Гарри понял, что прогулки не будет.
Все пасмурное и холодное утро он провалялся в постели, заставив себя подняться только для еды. Впрочем, особо заставлять не пришлось — на аппетит он больше не жаловался. Жареный бекон и яйца, тыквенный сок и тосты с джемом, ароматный бульон с гренками, нежнейшие ростбифы и бифштексы с кровью, крылышки, пудинги, сырные пирожные и горячо любимый пирог с патокой — ничего этого в больничном меню не было. Но Гарри с лихвой хватало прекраснейшей местной овсянки на воде и овощного пюре, которое таяло на языке, заставляя вкусовые рецепторы буквально плавиться от удовольствия. На принесенные сладости сил не оставалось, к нескрываемой радости вечно голодного Ушастика.
После обеда под сыпавший по стеклу скучный дождик Гарри задремал, прозевав появление долгожданного гостя. В палату вошли почти неслышно, мягко закрыли глаза ладонью и низким хрипловатым голосом, от которого встали дыбом волоски на шее, игриво потребовали:
— Угадай, кто.
Гарри с тихим облегчением рассмеялся, накрывая теплую руку:
— Малфой.
Драко молчал, не двигаясь, лишь его пальцы слегка шевельнулись, и в ноздри поползла удушливая вонь: грязь, застарелая густая кровь и копоть…
Холодея, Гарри напряженно приподнялся, пытаясь сбросить чужую ладонь, и дернулся, вскидываясь с подушки.
— Гарри! — воскликнули испуганным шепотом. — Прости, я не знал, что ты спишь.
В голове шумело так, что пришлось ухватиться за поручень. Машинально приводя волосы в порядок, Гарри спустил ноги с кровати, пытаясь вспомнить, кому принадлежит этот голос — безусловно, знакомый, но сейчас неузнаваемый. Снова выручило обоняние — пахло почти так же, как в саду: цветочной пыльцой и горьким травяным соком.
— Невилл... Я не спал, нет. Привет, — он кивнул в сторону стульев, — присаживайся.
— Привет. Как ты… Как себя чувствуешь?
— Хорошо. Все хорошо. Садись, не стой.
— Да-да.
Невилл послушно сел и замолчал.
Потянуло спелым медовым теплом и такой остро-терпкой кислинкой, что пришлось сглотнуть набежавшую слюну. Гарри улыбнулся.
— Яблоки — для меня?
— Ой! — спохватившись, Невилл зашуршал принесенным пакетом. — Это наши, бабушкины… Тебе ведь можно?
— Можно, конечно. Давай сюда.
Вручив пакет, Невилл снова уселся.
— Ты был в больничном саду, — сказал полувопросительно. — Понравилось?
— Да. Очень …красиво, — Гарри вынул одно яблоко, повертев, сунул обратно.
— Это я его разбил, — застенчиво признался Невилл. — Для… мамы. Она очень любила наш сад. Бабушка говорит — могла провозиться с цветами весь день.
— Там правда здорово. Спасибо.
— Не за что. Я постарался сделать так, чтобы в этом саду думалось только о хорошем. Профессор Спраут помогала мне растения подбирать, но… маме все равно не разрешают в нем бывать. Пока… — помолчав, Невилл внезапно спросил: — Гарри, зачем к тебе приходил Драко Малфой?
Гарри смутился. Пристраивая пакет на тумбочку, пожал плечами.
— За тем же, за чем и ты. Вы… все.
— Но мы же друзья. Ведь так?
— Разумеется.
— А Малфой?
Гарри поскреб шрам, стараясь не показывать, что вопрос его удивил.
Но он и сам не знал ответа.
Кто для него Драко?
Еще не друг, уже не враг. Да он и не был никогда врагом — так, мелкий пакостник, зловредный самовлюбленный кривляка, мечтающий стать копией собственного папаши. Кривляние никуда не делось, и больше всех на свете Драко по-прежнему любил себя, и обожал свои мантии, и ювелирные побрякушки, и книги из семейной библиотеки, все страшно дорогое и «лучшее во всем Королевстве, а кое-что — даже за его пределами, поверь». Но теперь Гарри чувствовал, видел в Драко и скрытую силу, и волю, и целеустремленность, и тщательно скрываемую ранимость… Эти чувства были ему знакомы и понятны.
«Мы вообще во многом похожи», — вдруг с тихим удивлением подумал он.
— Малфой не такой, как вы думаете. Как <i>мы</i> думали. Он… — Гарри замялся.
— Я думаю, с ним что-то не так, — пробубнил Невилл.
— В смысле?
— Ты… Прости, Гарри, но ты не видишь, какой он.
— И какой же? — спокойно поинтересовался Гарри.
Невилл ненадолго примолк.
— У него… такой вид, будто ему некуда бежать. Ты не думал, зачем он сюда ходит? Он таскался сюда каждый день, пока не разрешили посещения.
— Я не знал.
— Вот, к примеру, я. Я здесь потому, что прихожу к маме и папе. А теперь и к тебе, Гарри, — торопливо добавил Невилл, коснувшись плеча. Гарри кивнул, не поднимая головы. — А он зачем? Родители Малфоя наверняка знают о вашей... дружбе. И, думаешь, позволяют ему? В жизни не поверю.
— Он совершеннолетний. И сам вправе решать, к кому… таскаться.
— Только не к тебе, Гарри. Малфои перешли на сторону Сам-Знаешь-Кого. Не думаю, чтобы Драко мог пойти против семьи.
— И что? Они — п-перешли. Драко — н-нет.
— Он может выдать тебя. Малфой единственный, кроме нас, знает, где ты. Или станет шпионить, сообщая о каждом шаге… Тому-Кто…
— Шпионить? Зачем? Что он может рассказать Волдеморту? — Невилл тихонько охнул, и Гарри закатил глаза. — Дорогой Сами-Знаете-Кто, — кривляясь, запищал он, — ваша вечная жизнь в опасности! Гарри П-поттер, который слеп, как летучая мышь, п-планирует убить вас Отражающим заклинанием! — он расхохотался.
Невилл его не поддержал.
Гарри смеялся, пока не зажгло глаза.
Он зашарил по тумбочке, перебирая фиалы и склянки. Нащупав мазь, вытащил пробку зубами и капнул немного на трясущийся палец.
— Я думаю, это он провел Лестрейндж в Хогвартс, — негромко сказал Невилл.
Гарри застыл с недонесенной до лица рукой.
— Возможно, его заставили, — голос Невилла дрогнул.
Мазнув по векам, Гарри вытянулся на спине, вытирая палец о покрывало.
— Это не он.
Невилл долго молчал.
Потом тяжело проговорил:
— Ты так в нем уверен…
— Как в себе самом. Он спас мне жизнь, Невилл, — напомнил Гарри.
Разговор начинал раздражать — обычное переливание из пустого в порожнее.
— Я тоже спас… вытащил Лестрейндж из Выручай-Комнаты.
Сев на постели, Гарри набрал воздуха побольше, но только махнул рукой и лег снова.
Что бы он сейчас ни сказал, все будет бесполезным.
— Наверное, мне не стоило приходить, — испуганно сказал Невилл, — тебе же нельзя волноваться...
— Я н-не волнуюсь, — как можно спокойнее ответил Гарри, снова нащупывая флакончик.
— Помогает? — спросил Невилл сочувствующим тоном.
— А? — растерялся Гарри.
— Мазь.
— Вроде. Только щиплется очень…
— На ней написано “Снадобье профессора С.Т. Снейпа”. Неужели нашего?
Гарри недобро ухмыльнулся.
— Вашего, чьего же еще. Воображаю, как он счастлив… Наверное.
Ушастик запрыгнул на живот, потоптавшись, свернулся теплым калачиком.
— Можно его погладить?..
Гарри кивнул.
— Почему ты не оставил ее умирать, Невилл? — все-таки спросил он. — Почему вытащил?
Ушастик под чужой ладонью коротко муркнул и выпустил когти.
Оставив низла в покое, Невилл поднялся и прошел к окну. Одна штора сдвинулась, и стал слышен сумрачный шум дождя. Редкие капли барабанили по карнизу, в водосточных трубах глухо неслись целые реки, соединяясь далеко внизу в непрерывный поток, который хлестко разбивали тяжело проезжающие автомобили. Сев на постели, Гарри поежился, обхватил себя руками за плечи.
Невилл ответил — так тихо, что едва получилось разобрать:
Слава Мерлину, Поттер был один: подстелив школьную мантию, ползал на коленях перед кадкой со жгучей антенницей. Драко смотрел на его узкую спину, скрытую грубой вязкой свитера, на белую полоску кожи между ремнем и выправленной рубашкой, на обтянутый потертыми джинсами зад, и не мог сдержать сияющую улыбку. Наконец-то повезло.
Ни раздражающих рыжих макушек, ни красно-золотых галстуков вокруг, только согнувшийся в три погибели Поттер на полу и шелест тепличных растений, которые жадно тянут к нему побеги, словно живые хищные твари.
Драко вздохнул и быстро, чтобы не передумать, шагнул внутрь. Дверь захлопнулась за ним с таким оглушительным треском, что стеклянные стены и потолок теплицы отозвались жалобным звоном. Поттер подскочил, приложившись затылком о край стола, и плюхнулся на задницу.
— Малфой! Черт бы тебя побрал, — прошипел он, потирая ушибленное место.
— Ах, какая жалость, такой был чудесный вид, — пропел Драко, пробираясь к Поттеру по узкому проходу.
— На девчонок дрочить не пробовал? — огрызнулся явно не настроенный продолжать общение Поттер, и Драко от неожиданной грубости неловко запнулся.
Поттер, впрочем, этого уже не видел: он снова склонился над кадкой, на этот раз аккуратно подобрав под себя ноги. Подойдя ближе, Драко заметил брошенный под столом видавший виды учебник по Гербологии, смотанный в клубок теплый гриффиндорский шарф и пару чистых садовых перчаток.
— Ты что, голыми руками работаешь?
— И что? — буркнул Поттер, подрезая очередной пожелтевший побег. — Так удобнее.
— Так опаснее, придурок, — Драко наклонился к Поттеру, ухватил его за рукав свитера и дернул на себя. — Посмотри на свои руки!
Вся ладонь до запястья и даже кончики пальцев были покрыты красными воспаленными язвами. Царапины от жгучих побегов ощущались куда болезненнее, чем выглядели — это Драко знал наверняка после того единственного раза, когда поленился надеть перчатки на время работы с антенницей.
— С этим я как-нибудь сам разберусь, идет? — Поттер отдернул руку и поднялся на ноги. — Мои руки — мои проблемы.
Он стоял напротив, и Драко различал бисеринки пота над его верхней губой, кончики увлажнившихся и липнущих ко лбу и вискам волос, даже чувствовал его запах — никакого парфюма, только мыло и зубная паста. Это было очень странно и совсем не похоже на все предыдущие разы, когда они оказывались так же близко — не считая случая у озера. Обычно единственным, что он видел, были горящие яростью зеленые глаза Поттера да палочка, нацеленная Драко прямо в яремную вену.
Но довести до такого сейчас стало бы роковой ошибкой.
Держать себя в руках, мысленно повторил Драко, держать в руках, и все получится.
Поттер натянул манжету свитера на ладонь и провел запястьем по лицу, стирая рукавом пот. Драко вдруг ощутил, какой влажный и горячий воздух вокруг. Ядовитым тварям нравится жара, поэтому здесь заклинаний, удерживающих тепло, было в разы больше, чем в других школьных теплицах.
Он потеребил шарф, чтобы немного ослабить тугой узел, и сказал, постаравшись придать голосу как можно больше сочувствия:
— Болит?
Поттер буквально пригвоздил его взглядом, пристально всматриваясь, будто собрался залезть в голову. Но Драко знал, что тот никогда не сделает ничего подобного. Легилименция — слишком подло для Гарри Поттера. Истинного гриффиндорца, целиком и полностью, от этих его отвратительных вихров до самого кончика захватанной палочки. Такой не ударит в спину и не подставит свою. Но от этого становилось еще страшнее. Драко умел контролировать сознание, а вот собственное лицо, когда чертов Поттер был рядом, — нет.
— Слушай, чего тебе от меня надо, а? — раздраженно ответил вопросом на вопрос Поттер.
Драко почувствовал, как кровь отхлынула от сердца, мучительно приливая к лицу.
Поттер снял очки — линзы сильно запотели — и продолжал смотреть, почему-то не щурясь, как все очкарики, а, наоборот, безмятежно раскрывая глаза.
— Я ведь не идиот, что бы ты там ни думал на этот счет.
— Может, сегодня снова сыграем? — Драко уловил настороженность во взгляде Поттера и постарался придать лицу самое невинное выражение. — Да ладно тебе, Поттер! Сегодня пятница, поле свободно. Или продуть боишься, Гриффиндор?
— Я не боюсь, — спокойно сказал Поттер, протирая очки краем торчавшей из-под свитера рубашки. — Я пытаюсь понять, зачем тебе это нужно.
Присев на край стола с цветочными горшками, Драко покачал головой и сокрушенно вздохнул.
— Поттер-Поттер. Ты за шкирку оттащил меня от смерти. Я просто тебе благодарен. Не стоит искать в темной комнате черного низла, которого там нет.
Минуту или две в теплице слышалось только журчание стекающей по водостокам воды.
Надев очки, Поттер медлил с ответом. Драко холодел, чувствуя, как волнами накатывает страх вместе с осознанием: ему никогда не заставить проклятого гриффера плясать под его дудку. Он опустил взгляд, лениво поигрывая вьющейся по запястью веточкой белладонны, и осторожно продолжил:
— Я… сделал свой выбор. И хочу узнать тебя лучше, чтобы после ни о чем не жалеть.
Поттер мгновенно понял, о каком выборе шла речь — Драко увидел это, метнув взгляд исподлобья на его тут же изменившееся лицо.
— Значит, квиддич? — переспросил Поттер, и его губы дрогнули.
— Квиддич, — улыбнулся Драко в ответ.
Поттер поднял с пола мантию и шарф, задвинул ногой учебник за кадку.
— Ладно… По крайней мере, это приятней, чем копаться в земле, — сказал он, завязывая шарф. — Уже час тут торчу, все без толку.
— А что с ней? – Драко кивнул на пышно разросшуюся антенницу.
— Не зацветает. Должна была еще на прошлой неделе. Если к понедельнику не появятся бутоны, Спраут сдерет с меня кучу баллов, — Поттер потер лоб, а потом махнул на кадку рукой и направился к выходу из теплицы. — Да пошла она.
— Ей не хватает света, — Драко поймал удивленный взгляд Поттера и поздравил себя с очередной маленькой победой. — Она всегда у тебя здесь стоит, под столом? Перенеси ее ближе к окнам — и она зацветет.
— Да? Я думал, она любит темноту… Спасибо, — Поттер покусал губы, и, склонив голову к плечу, быстро спросил: — Может, ты и эссе написать поможешь?
Драко дернулся от неожиданности, но тут же расцвел в очаровательной улыбке:
— Считай, “П” уже у тебя в кармане.
Рука сама собой сжала в кармане брюк страницу, выдранную из книги Запретной секции. Потрепанный листок с драгоценной информацией об устройстве Исчезательных шкафов приятно грел ладонь.
Драко развернулся к выходу и тут же отскочил назад, нечаянно налетев на Поттера спиной: прямо перед ним, нос к носу, стоял Невилл Лонгботтом.
— Черт! Смотри, куда… — начал Драко, но вовремя прикусил язык. Поттер, конечно, идиот, однако оскорбления своих дружков не прощает.
— Гарри, ты хотел, чтобы я помог тебе с Гербологией… — Лонгботтом мямлил, опасливо косясь на Драко, словно тот был жутким портретом, на который страшно смотреть, но которому не обязательно отвечать.
Драко скрипнул зубами от злости: набитый соломой тюфяк, не способный связать двух слов, сумел пустить все краппу под хвост одним своим появлением.
Лонгботтом кивнул, и Драко почувствовал, как кулак Поттера уткнулся в поясницу, подталкивая к выходу. И не стал медлить: выскользнул в прохладный после теплиц коридор, успев мысленно поблагодарить счастливую звезду, под которой родился.
От ощущения стрельнувшего в затылок жесткого взгляда по коже пробежал неприятный холодок. Драко даже обернулся, вытянув шею, но не увидел никого, кроме копошащегося у горшков с белладонной Лонгботтома.
* * *
Снитч, разумеется, Поттер поймал первым, за что и поплатился почти сразу — навернулся с метлы, пропахав носом непросохший после затяжного дождя земляной грунт поля. Драко долго смеялся — не над Поттером, о нет. Вместе с ним. И невозможная, зарождающаяся после пяти лет вражды дружба скрепилась рукопожатием, когда Драко помог ему подняться.
Но буквально через десять минут все едва не рухнуло.
Когда они попрощались и разошлись у дверей замка, Драко какой-то бес подтолкнул проследить за Поттером до гриффиндорской гостиной.
Они не использовали “Муффлиато”. Но Драко удалось разобрать только куцые обрывки разговора. Никто не повышал голос, и большинство слов рассеивалось в пустоте коридора, не успев достигнуть ушей. Самое обидное — лучше всего была слышна речь грязнокровки и мямли Лонгботтома. Поттер говорил слишком тихо, а еще чаще вовсе молчал и опускал взгляд, словно провинившийся ребенок. И почему он не даст отпор этим идиотам?
Драко сильнее втиснулся спиной в стену — полоса густой тени за расправившей крылья горгульей почти касалась носков квиддичных ботинок, и любое неосторожное движение могло закончиться катастрофой. Если Поттер поймает его на слежке — от хрупкого взаимопонимания не останется и следа. И тогда все усилия по приручению героя пойдут прахом. Тщательно подстроенные встречи, расписанные по фразам диалоги, гениальная сцена с падением в озеро… Все.
«Доверяем, — услышал Драко. — Не может… задумал… Предатель».
Его будто окатили ледяной водой. Драко напряженно вытянулся и весь обратился в слух, пытаясь по движущимся губам Грейнджер угадать слова, но показалось, что она твердит одно и то же: «Предатель-предатель-предатель».
Поттер вдруг вскинул голову, и его четкий ответ не разобрал бы только глухой.
— Я дал ему шанс. Потому что Малфой этого заслуживает. Может, даже больше, чем другие.
Лонгботтом возразил что-то — Драко уловил только «Неосторожен», — и требовательно схватил Поттера за плечо, но тот тут же вырвался, так резко, что едва удержал равновесие.
— Меня не нужно защищать от него, Невилл. Я сам разберусь.
Драко закрыл глаза. Торжество кружило голову, как щедрый глоток огневиски.
Поттер вступился за него! Значит, часть дела сделана. Вот только и пасти его теперь будут, как овечку ценной породы. Нет, как бедную невесту на выданье, которой нечего предложить жениху, кроме чести...
Собираясь на ужин, Драко предусмотрительно захватил бутылочку с бадьяном — для рук Поттера. И даже передал, незаметно оказавшись рядом и вложив прямо в ладонь. Уже сидя за столами, они обменялись взглядами, и Драко привычно ухмыльнулся. Только на сей раз — не криво. И Поттер неловко улыбнулся в ответ, тут же отвернувшись к своей тарелке.
А в субботу утром Драко увидел, как тот пристраивает кадку с антенницей на освещенном солнцем подоконнике.
К вечеру воскресенья между ее кожистых, темно-зеленых ядовитых листьев робко раскрылся первый алый бутон.
Отправлено: 21.10.11 22:20. Заголовок: Глава третья
Глава третья
Драко плюхнулся на скамейку рядом, выдергивая Гарри из безмятежного умиротворения поздними сумерками. Раздраженно сообщил, что не планировал мотаться на пятый этаж, а потом спускаться обратно и битый час искать «зануду Кольридж», чтобы та проводила его в эти «чудовищные унылые заросли, полные отвратительных насекомых». На возражение, что сад прекрасен, Малфой снисходительно пообещал, что когда Гарри исцелится, так и быть, ему будет показан настоящий английский сад, который действительно прекрасен.
Подумав, он добавил, что, вообще-то, здесь не так уж и плохо — «если не видеть этого кошмара, разумеется».
Гарри только посмеивался — обижаться не получалось. Драко вел себя так, как будто ничего не случилось, и, может быть, именно поэтому даже самое страшное рядом с ним казалось ерундой.
Ушастик оставил в покое местных лягушек и с глухим угрожающим мявом принялся кружить возле их ног.
— Чего? — неласково спросил ценитель английских садов. — Примеряешься, как бы испортить мне еще одну пару обуви? Давай лучше дружить, невоспитанная тварь.
Низл немедленно зашипел и потерся о голень Гарри.
— Я назвал его Ушастиком, кстати.
— Дурацкое имя, ему идет, — Драко чем-то зашуршал, разорвал с тихим треском, и Гарри невольно зажмурился — такой радужной оказалась волна хлынувших на волю запахов.
— Всевкусное драже?
— Оно самое... Будешь?
Гарри отрицательно мотнул головой.
— Повезло тебе, зверюга, — сказал Малфой. — На, не подавись только.
Рыча и поскуливая от жадности, Ушастик потащил надорванную упаковку куда-то в кусты жасмина.
— Спасибо. И за Зеркало тоже, — вспомнил Гарри.
— Не за что, поверь — оно тебя еще достанет.
— А почему ты не сказал никому, что Зеркало твое?
— Зачем? — буркнул Драко. Помолчав, нехотя пояснил: — Отец меня по головке не погладит, если узнает, что я фамильные ценности разбазариваю…
Гарри удивленно повернулся к Драко, но не успел произнести ни слова.
— Ме-ерлин, это невозможно! — с чувством простонал тот. — Какой идиот посадил здесь саррацению? Меня сейчас вырвет, эта вонючая гадость кого-то ест!
— Брось, здесь чудесно пахнет. Закрой глаза и наслаждайся. Вот, например, — Гарри перегнулся через низкую спинку, нащупывая мелкие цветки.
— Маттиола двурогая, — сообщил Драко, придвигаясь по скамье ближе — его волосы скользко мазнули Гарри по щеке, — запах как запах.
— Ты пахнешь так же, — сорвав один цветок, признался Гарри неожиданно для самого себя.
— Я-а?.. Еще чего! — возмутился Драко. — В моей туалетной воде этого плебейского цветка нет и быть не может. Ее, между прочим, лучшие парфюмеры изготовляли, по личному заказу…
Машинально теребя тонкий стебелек, Гарри склонил голову к плечу, напряженно прислушиваясь не к болтовне Малфоя, а к странному трепыханию. Похожее на слабое зудение мошки, попавшей на ужин росянке, и одновременно — на шорох ила под брюшком здешнего совершенно безобидного ужа… Вот оно исчезло и снова возникло. Тихое, будто треск крылышек стрекозы, которая — Гарри придвинулся к Драко вплотную — пряталась в нагрудном кармане его рубашки.
— Что это? — Гарри бесцеремонно ухватился за “стрекозу”, сжав двумя пальцами прямо через тонкую ткань.
Драко явно оказался застигнутым врасплох.
— Это? Гм. Это э-э…
— Снитч, — не выдержав, сказал Гарри.
— Ну да, — будничным тоном подтвердил Драко.
— Твой?
— Гм… нет, — нервно ответил Драко. Вытащив из кармана, сунул снитч в руку: — Держи. Я тебе его нес, вообще-то.
Гарри улыбнулся.
— Спасибо.
Драко раздраженно вздохнул.
— Это не подарок. Он и так твой… Это снитч, который ты поймал в первой игре. В самый первый раз.
— Где ты его взял?
— Стащил, — легко признался Драко. — Из Зала Славы. Исцелишься, сыграем — один на один.
Гарри осторожно гладил снитч большим пальцем, продолжая улыбаться — так, что уже скулы ломило. Напоминание о небе, которого ему не видать во всех смыслах, оказалось слишком жестоким.
Сумасшедший азарт, согретый солнцем ветер, сомкнутые на золотом шарике пальцы и ликование победителя — ничего этого больше нет.
И, возможно, уже никогда не будет.
Признав владельца, снитч с легким жужжанием втянул крылья, сразу заметно тяжелея. Пальцы сами собой сжались в кулак.
— Договорились? — в костяшки коротко ткнулся кулак Драко, и Гарри вяло кивнул:
— Заметано.
— Заметано?..
— Договорились.
— Иногда ты говоришь, как маггл, — проворчал Драко. — Ужасные словечки, полная бессмыслица.
Гарри через силу рассмеялся.
— Ты прямо как тетя Петуния.
— Кто?..
— Моя тетя. Ее сынуля, Большой Дэ, говорит так, что даже я с трудом понимаю. Она считает, во всем виноват телевизор. Э-э, это такая… маггловская штука, которая показывает… все подряд.
— Все подряд?
— Как бы тебе... Ну, вроде воспоминаний в думосборе. Потом покажу, если захочешь. Или можем сходить в кино… — Гарри оборвал сам себя, окончательно сникнув.
— Кино… Эти несчастные магглы такие выдумщики, — снисходительно похвалил Драко. — Ладно, уговорил. Но сначала я обыграю тебя в квиддич, — замолчав, он мягко добавил: — Все будет хорошо. Больше никаких слез, придурок. Тебе нельзя, помнишь?
— Помню, — Гарри вздохнул и шмыгнул носом.
— Вот увидишь, все закончится, когда тетка умрет.
Гарри удивленно поднял голову.
— В смысле?..
Драко прищелкнул языком, возмущенный его непонятливостью.
— Ее проклятие умрет вместе с ней, и ты прозреешь. Ясно?
— Но…
— Никаких «но». Я привык, чтобы мной восхищались, поэтому придется исцеляться, Поттер, хочется тебе этого или нет, — проворчал Драко.
Гарри слабо улыбнулся.
Если бы все было так просто.
Проклятые ожерелья, кубки, отравляющие любое питье, заговоренные карты… Да половина Лютного опустеет, если Темные чары начнут спадать, как обычные.
Не став возражать, Гарри засунул снитч в карман джинсов. Втолкнул поглубже, стараясь не двигать плечом, к которому прижималось твердое плечо Драко — так тесно, что рукав футболки успел тепло промокнуть.
Ушастик вспрыгнул на спинку скамьи, упруго прошелся туда-сюда. Потерся о напряженную шею лохматым боком.
— Малфой, — склонив голову набок, позвал Гарри. — Покажи мне свою руку.
— Это еще зачем? — чересчур удивленно спросил Драко.
— Пожалуйста.
Гарри протянул раскрытую ладонь и после секундной паузы почувствовал чужие теплые пальцы.
— Левую.
Драко повиновался с нарочитым вздохом.
Положив цветок на скамью, Гарри бережно огладил тонкую кожу крупноватой кисти. Слишком гладкую, слишком нежную. До самой манжеты — как у ребенка.
Гарри подцепил холодный вензель запонки, но Драко его остановил:
— Выше все в порядке.
— Больно было?
— Не… очень. Мазь здорово помогала — та, которая…
— Я п-понял. Снейповская. Спасибо, я… т-тебе жизнью обязан, — голос дрогнул, и Гарри умолк.
— Я-то здесь при чем? Ты сам тот еще везунчик, от тебя вон “авады” отскакивают, как прыгучие бобы от ножа Лонгботтома, куда там какому-то Адскому огню.
Выпалив это неестественно-веселой скороговоркой, Драко умолк.
— Если бы не ты, меня бы здесь н-не было, — упрямо и глухо возразил Гарри, невольно повторив услышанное от Дамблдора.
— Любой сделал бы на моем месте то же самое, — проворчал Драко. — Вот ты — скажешь, оставил бы меня там?
— Конечно, нет.
— Ну вот и отвали со своими благодарностями, — неожиданно зло закончил Драко, выдергивая руку и отодвигаясь.
Повисло тягостное молчание.
Ветер лениво перебирал листья ивы. Длинные ее ветви колыхались, и тени скользили по лбу и горящим щекам, как прохладные пальцы.
Гарри нащупал поникший цветок, поднес к лицу и опустил. Сгорбился, сунув ладони между колен.
— Тебе п-пора, наверное.
— Ты меня выгоняешь? Это не твой сад, вообще-то!— возмутился Драко.
— Да н-нет… Думал, тебе надоело торчать тут со мной.
— Когда надоест, скажу, — заверил Драко. — Лучше расскажи, чем занимался, пока меня не было.
— Гм. Я… Ничем. Дневник вел, — вспомнил Гарри.
— И что же ты записывал? Если ничем не занимался.
Гарри неловко пожал плечами.
— Все подряд.
— Как твой этот… теле-визор?
Гарри рассмеялся.
— Вот-вот, — потер лоб, признаваясь: — Я забываю лица. Друзей, всех... Даже моих родителей.
— Тебе кажется. Прошло слишком мало времени, чтобы ты мог действительно забыть хоть что-нибудь, — серьезно сказал Драко.
— Но ведь я забыл, ты же знаешь. Пожар, проклятие...
— Ты… совсем ничего не помнишь?
— Не совсем, — уклончиво ответил Гарри.
— А школу?
Гарри выпрямил спину, пристраивая локти на спинке скамьи.
— Запахи и голоса я помню очень хорошо. Но иногда… я даже трогаю самого себя, — негромко признался он.
Драко не засмеялся.
— Трогаешь себя? — переспросил тихо.
— Да. Вот так, — Гарри прикоснулся к собственному лицу, ощупывая знакомые впадинки и выступы.
Помолчав, Драко медленно спросил:
— А меня? Помнишь?
Гарри не ответил.
Протянул руку и осторожно положил ему на лицо, пробежался неуверенными пальцами сверху вниз. Высокий открытый лоб, прямые, чуть приподнятые в легком удивлении брови, шелковые дрожащие ресницы. Длинный тонкий нос, капризный изгиб верхней губы и мягкость безвольно-пухлой нижней. Тяжеловатый подбородок, гладкий и твердый, как кусок теплого мрамора.
Не в силах сопротивляться желанию, Гарри безотчетно придвинулся ближе. Затрепетавшие ноздри жадно втянули тот самый манящий запах — не запах даже, а чистое и легкое, почти неуловимое благоухание — невероятное, притягательное, чарующее... Волшебное.
Едва не простонав в голос от удовольствия, он заставил себя отодвинуться, убрать руку. Пальцы медленно скользнули по теплой нежной шее, успев поймать самыми кончиками частивший пульс.
— Помню.
— Ты меня… обнюхал! — воскликнул Драко, но в его удивленном голосе было больше восторга, чем возмущения.
Гарри легко рассмеялся, за весельем пряча страх и волнение.
— Прости. Н-не хотел н-напугать.
— Меня не так легко напугать, — выдержав паузу, усмехнулся Драко.
И Гарри от неожиданности выронил цветок, медленно закрывая глаза, когда ощутил невесомое, как трепетание крыла бабочки, прикосновение к своему лбу. Проследив чувствительный шрам одним пальцем, Драко очертил брови, минуя сомкнутые ресницы, погладил переносицу, скользнул на левую щеку.
— У тебя веснушки, ты знаешь? Вот здесь и здесь, — Драко ткнул, показывая.
Гарри облизал губы, хрипло ответил:
— Да. Наверное. Я н-не помню.
— Милые такие, — Драко хихикнул. — А вот здесь, — он нажал подушечкой чуть ниже виска, — родинка.
Палец обрисовал ухо, переместился на левый уголок приоткрывшихся губ и, помедлив, исчез.
— Вон твоя Кольридж шагает, зелья несет, так что я пошел, — Драко поднялся, отряхивая брюки. — Дела, знаешь ли…
— Что за дела?
— Личные, — высокомерно ответил он.
— Ясно, — Гарри улегся на скамейку, вытащил из кармана снитч.
Отпустив, быстро выбросил руку вперед, стараясь не задеть трепещущие крылышки. Ушастик заволновался, мяукнул, трогая лапой сжатый кулак.
— До завтра, ловец, — помолчав, сказал Драко.
Его голос странно изменился, и Гарри невольно затаил дыхание: будто солнечные лучи заиграли на вспыхнувшей воде, коснулись нежным теплом посветлевшего лица и робко тронули дрогнувшие губы.
«Он улыбается», — понял Гарри, улыбаясь в ответ.
— До завтра.
* * *
Иногда Гарри пытался представить, насколько сильно он отличался бы от себя самого, будь родители живы. Каково это — расти волшебником, а не стать им в одночасье. Знать с рождения, что люди делятся на магов и магглов, что кровь бывает чистой, а жизнь — вечной. Он воображал себя одним из однокашников — счастливчиком, не лишенным детства и не обремененным тяжким долгом Избранного. И каждый раз думал, что отдал бы весь магический мир за одну возможность увидеть родителей живыми.
Он не считал магию чем-то обыденным, как считал, например, Рон, но и не рвался изучать и осваивать ее, словно точную науку, как Гермиона. Детские страхи Невилла — не стать волшебником — ему тоже были не знакомы. С того самого дня, когда сова принесла первый желтый пергаментный конверт, надписанный зелеными чернилами, магия для Гарри навсегда осталась самым настоящим чудом.
Даже стихийная, она никогда не пугала. Гарри не стремился познать суть волшебства или насильно подчинить его, но и не боялся, принимая, как дар. И магия, пусть не всегда с первого раза, его слушалась, становясь понятнее и роднее с каждым новым освоенным заклинанием.
В школе Гарри всерьез расстраивался из-за несданного вовремя эссе или неправильно сваренного зелья, ведь любые недоделки и промахи лишали его чего-то важного. Неосвоенный, непознанный кусочек чуда оставлял в душе сожаление.
Он вовсе не был прилежным учеником, но чувствовал себя уверенно не только на занятиях полетами. Единственной по-настоящему серьезной проблемой оставалась, пожалуй, Окклюменция, о которой за надежными стенами святого Мунго Гарри благополучно забыл. Зато помнил, что он — один из немногих, кто может вызывать настоящего телесного Патронуса, умеет отражать атаку довольно неплохим щитом и молниеносно выбивать палочку.
Конечно, с зельями ему везло благодаря заметкам неведомого Принца-Полукровки, а скучнейшая История магии, скорее всего, так и останется не сданной. Но Гарри никогда не думал, что не сможет освоить какое-то полубытовое заклятие, которым «после тысяча шестьсот девяносто второго года и почти до наших дней», по словам Гермионы, пользовались «чаще, чем элементарным “Люмосом”».
— А чем им был плох “Люмос”? — осторожно вмешался Гарри в слегка поднадоевшие воодушевленные рассуждения о минусах и плюсах принятия Статута о секретности.
Солнце палило с самого утра, и он в который раз пожалел, что согласился осваивать чары на свежем воздухе.
— Чтобы не привлекать внимания магглов, конечно, — укоризненно сказала Гермиона. — Ты ведь слышал легенды о блуждающих огнях? Все эти “свечи покойника” и “бесовские огни” — не что иное, как зачарованные “Люмосом” палочки в руках волшебников. Я хочу сказать, Отражающими чарами пользовались не одни только…
Гермиона неловко замялась, и Гарри грубо подсказал:
— …слепцы.
Произнеся это страшное, уродливое слово вслух, он вдруг ощутил такой сильный приступ тошноты, что едва нашел в себе силы сойти с раскаленной садовой дорожки и добраться до скамьи.
— Ты в порядке, Гарри?..
— Все н-нормально.
Он посидел немного, сплевывая под ноги горько-кислую слюну, потом наклонился и окатил из палочки шею и затылок. Напившись, долго полоскал рот, избавляясь от привкуса желчи и остро-тоскливого дурного предчувствия. Сердце билось испуганно и тяжело, грудь будто что-то сдавило, не давая толком выдохнуть.
— Так что там? — наконец, глухо спросил Гарри. — С чарами. Почему у меня не получается?
Гермиона присела рядом, отбросила волосы за спину, задев пушистыми прядями его плечо.
— А что говорят целители? — поинтересовалась она осторожно.
— Что я плохо стараюсь.
— Но ведь ты стараешься! — горячо возразила Гермиона. — Мы занимаемся почти час, и у тебя…
— Ничего не получается, — мрачно закончил Гарри.
Гермиона вздохнула.
— Я думаю, ты просто не хочешь обучаться этим чарам.
— Почему ты так решила? — без интереса спросил Гарри. Стянув футболку, бросил на спинку скамьи и сполз ниже, опираясь на нее мокрым затылком.
— Ты не хочешь… принимать помощь магии. Отказываешься признать себя слепым. Прости, — тихо и горько добавила Гермиона, тронув Гарри за руку.
Гарри молчал.
Бесконечные извинения раздражали больше, чем неудачные попытки овладеть чертовым заклинанием. Работавшее по принципу эхо, оно только мешало улавливать звуки и запахи самому, ощущать ногами вибрацию пола или садового песка и безошибочно различать людей и предметы даже на довольно большом расстоянии от себя — безо всяких чар.
Возможно, Гермиона была права. Довериться искусным чарам означало признать поражение, и может быть, именно поэтому он не мог справиться с паникой. Та оглушала каждый раз, едва он пытался направить кончик излучающей невидимые волны палочки, чтобы почти мгновенно поймать отраженное эхо. Оно послушно растекалось по коже сотней мельчайших уколов, но Гарри сжимался, холодея, и образы, похожие на воспоминания или обрывки мысли, таяли, едва успев проявиться.
Он путал яблоко со стаканом, иву с вязом и не мог сказать, сколько пальцев ему показывала Кольридж. Незнакомое, чужое колдовство казалось враждебным, отталкивало и пугало. Пару раз он даже видел кошмарные сны, в которых мотался во тьме огромной летучей мышью. Сны заканчивались одинаково, и это было бы смешно, если бы это не было так страшно: из ниоткуда стремительно возникал бок “Ночного Рыцаря”, и Гарри с разгона впечатывался в него, или его шибало током в высоковольтных проводах.
— К черту! — рявкнул он. — Я и так все вижу. Могу рассказать, во что ты одета и что ела на завтрак, и… ты виделась с Роном перед тем, как прийти сюда. Так?
Явно потрясенная, Гермиона молчала. Гарри чуть повернулся, ловя слегка затрудненное дыхание и отчетливый, нежный запах свежего девичьего пота и разгоряченной румянцем кожи. Довольно и немного смущенно ухмыляясь, он быстро опустил голову.
— Может, с тобой позанимается Малфой? — ровно предложила Гермиона. — Мне кажется, с ним у тебя все получится.
«С ним» она произнесла так, что краснеть пришла очередь Гарри.
— Нет, так никуда не годится... Еще раз с самого начала. Сосредоточься!
— Погоди… дай передохнуть…
— Перерыв был полчаса назад.
— У меня уже в горле пересохло, имей совесть.
— Нальешь полное брюхо — будет хуже.
— Я полстаканчика, — тяжело дыша, Гарри нащупал ручку кувшина и плеснул себе воды.
— Ты это нарочно? — небрежно спросил Драко.
— Что?
— Стакан. Ты налил ровно половину. Как тебе удалось?
— Н-н… не знаю. Просто держал, вот так, — Гарри поднял стакан выше, показывая, — и ждал, пока вода… поднимется. Я чувствую ее. Главное, вовремя остановиться — когда вода проползет через всю ладонь, будет как раз полстакана.
Драко молчал.
Почувствовав неловкость, Гарри сделал глоток и поставил стакан на тумбочку.
— Эй, Поттер, — позвал Драко вполголоса.
Гарри обернулся, взметнув правую руку вверх раньше, чем тот успел бросить короткое «Лови!». Плавно разрезав воздух, точно шелк портновскими ножницами, бесшумно взвихрив его в футе от лица, в раскрытую ладонь влетело — кругло-твердое, пахнущее солнечным садом Августы Лонгботтом — яблоко: оно словно назвалось само, стоило пальцам сомкнуться.
Гарри стоял, ошарашенно хлопая ресницами, пока гробовую тишину не нарушили три выразительных, с расстановкой, хлопка:
— Черт с ними, с Отражающими чарами. Ты обращаешься с магией, как маггл, надеешься только на себя и не доверяешь палочке. Зато с такой интуицией, как у тебя, можно хоть сейчас на тренировку и в игру.
— Ты еще скажи — на дуэль и в бой, — ответил Гарри так равнодушно, как сумел.
— На ду-эль? — Драко рассмеялся, легко спрыгивая с подоконника.
Подбросив в руке, Гарри поднес яблоко ко рту, нервно вгрызаясь в сочную кисло-сладкую мякоть. Сердце стучало ненормально громко, и хотелось затаиться, успокоить его — не спеши ликовать раньше времени, глупое.
— Нет, дуэль — точно перебор... — продолжил Драко уже не так уверенно. — Мы же покалечим друг друга.
Гарри замотал головой. По подбородку поползла длинная липкая капля, он утерся, промычал с набитым ртом:
— Не покалечим. А если что — мы уже в больнице, откачают.
— Откачают?..
— Ну. Спасут.
Драко подошел ближе. Гарри поднял голову, дожевывая.
— Я не понял — ты серьезно, что ли?
— Струсил? — Гарри улыбнулся.
— Еще чего! — немедленно возмутился Драко.
— Вот и прекрасно. Прямо сейчас и попробуем — или ты устал?
Гарри отбросил огрызок; Ушастик привычно подхватил добычу на лету, утащил под кровать, захлебываясь счастливым урчанием.
— Нет.
— Значит, согласен? — в собственном голосе мешались азарт и нетерпение.
«Держать лицо» уже вошло в привычку, но почему-то именно сейчас контролировать эмоции было сложно, как никогда. Он неровно вздохнул, облизывая губы, поднял подбородок выше.
Драко напряженно ответил:
— Да.
Пока Гарри прыгающими от волнения пальцами прятал фиалы и пузырьки в тумбочку, непривычно тихий Драко набросил на дверь Заглушающие чары и отлевитировал стулья в ванную, туда же отнес снятые со стены часы. Ушастика, который яростно кусался и царапался, они заперли в последнюю очередь и встали напротив друг друга, каждый в шаге от своей стены. Гарри — как был, в одних джинсах и босиком. Драко снял жилет и галстук, потом сложил кучкой запонки, булавку для галстука, серебряные держатели для рукавов, часы-луковицу и фамильный перстень. «Слегка оглушить» скребущего дверь ванной Ушастика, чтобы можно было оставить малфоевское добро «наедине с этим вонючим монстром, который обязательно все пометит», Гарри не позволил. Тогда, пересчитав свои сокровища («Ты в жизни не поверишь, сколько это стоит»), Драко пристроил их под подушкой, набросив сверху казенное покрывало. Складывалось впечатление, что он просто тянет время, но в конце концов поводы для отсрочки себя исчерпали.
— И никаких Непростительных, — предупредил Гарри.
В ответ послышался раздраженный вздох, и Гарри готов был поклясться, что Драко картинно закатил глаза:
— Разумеется. Хотя… “Аваду” бы я попробовал, конечно — всегда мечтал узнать, правда она на тебя не действует, или это так, сказки.
Гарри только головой покачал, вслушиваясь в частое биение собственного сердца.
— Но учти, бьемся в полную силу.
Гарри кивнул. Говорить было невозможно — волнение душило в прямом смысле слова.
— Начинаем на счет “три”, — спокойно сказал Драко. — Раз. Два…
Гарри поднял руку с палочкой, прекрасно слыша, как Драко поднимает свою: зашелестел шелк рубашки, скрипнула подошва ботинка — Гарри словно видел, как противник отводит для равновесия свободную руку, всем телом подаваясь вперед:
— Три!
— Экспеллиармус!
— Протего! Импедимента!
Гарри пошатнулся — упругая волна щитовых чар едва не сбила с ног, и вовремя успел пригнуться: второе заклятие ударило в стену в паре дюймов от макушки.
— Ступефай! — заорал он, слишком резко взмахнув палочкой — Драко охнул, и Гарри испуганно окликнул: — Малфой?
— Инкарцеро! — отозвался Драко, но Гарри оказался проворнее:
— Диффиндо!!!
Не долетев, выстрелившие веревки распались на куски прямо в воздухе, беспорядочно попадали на пол. Противник затаился, бесшумно кружа по комнате, но его тяжелое дыхание слышалось отчетливо, и зацепить Драко не составляло труда — если бы, конечно, тот не имел преимущества, прекрасно видя, когда именно Гарри решится сделать следующий выпад:
— П-петрификус Тоталус!
— Протего!
На этот раз щитовыми отшвырнуло так, что палочка выскользнула из пальцев — Гарри подхватил ее на лету и метнул невербальный “Левикорпус”. Драко по-девчоночьи тоненько взвизгнул где-то под потолком, Гарри засмеялся, но его тут же заткнули “Силенцио”.
— Либеракорпус. Ай! — Драко шлепнулся на пол, протяжно охая и постанывая, поднялся на ноги.
Задыхаясь от беззвучного смеха, Гарри отполз подальше, поспешно снимая с себя заклинание немоты — Драко сердито выкрикнул знакомое “Серпенсортиа!”
— А ну замри! — скомандовал Гарри сквозь звон — из-за громкого, как выстрел, заклятия, заложило уши. Прищурившись, рассмеялся: — Ты бы хоть нормальную змею наколдовал, Малфой, не позорил факультет — это ужик какой-то, я слышу, как он от страха трясется... Ради бога, убери несчастного, иначе Ушастик сейчас дверь вынесет.
Подтверждая слова хозяина, низл взвыл и отчаянно заскребся.
— Эванеско… С ума сойти, — потрясенно выдохнул Драко. — Так это правда? Ты в самом деле с ними разговариваешь?
Гарри ответил, ухмыляясь:
— С тобой же разговариваю — чем обычная гадюка хуже? — он уперся ладонью в пол, но подняться ему не дали:
— Таранталлегра!
Ноги немедленно пустились в пляс, Драко захохотал:
— Поттер! Ты бы себя сейчас видел, это… Мерлин, Криви сюда, срочно, такой кадр пропадает!
Скача вприсядку, как ненормальный, Гарри процедил сквозь зубы, ткнув палочкой издевательскому смеху навстречу:
— Конъюнктивитус!
Смех оборвался, и Гарри с облегчением плюхнулся на задницу, сняв с себя идиотские чары. Вкрадчиво поинтересовался, поигрывая палочкой:
— Страшно, правда?
Ослепленный заклятием Драко тяжело втягивал воздух, застыв в углу рядом с окном.
Гарри поднялся и осторожно двинулся на звук, хрустя осыпавшейся за время поединка штукатуркой.
Драко задержал дыхание.
— Сдаешься? — спокойно спросил Гарри, когда кончик палочки уткнулся в чужой лоб.
Засопев, Драко ответил неожиданно жесткой подсечкой, выкрикнув “Фините!” где-то над головой. Больно стукнувшись локтем, Гарри перекатился на живот, ударил Ватноножным, и Драко рухнул рядом. Одновременно вскинутые палочки столкнулись с глухим деревянным щелчком, в воздух взвились два “Инсендио”, и сдвоенное заклятие, опалив волоски на руках, расшвыряло в стороны дуэлянтов, судорожно сжимающих направленное друг в друга оружие:
— Ступе…
— Протего!
Гарри вскочил на ноги; едва переведя дух, упал на одно колено, уворачиваясь от Парализующего заклятия, сдернул Манящими чарами с постели подушку и метнул ее навстречу рычащему малфоевскому “Редукто”: перья вспыхнули с легким “Пуф-ф!”, осыпая все вокруг горящим пеплом.
— Не плачь, Малфой! Я дам тебе рецепт помады с жожо…
Луч невербального заклятия толкнул в грудь почти нежно, но дышать мгновенно стало нечем. Гарри неуклюже завалился набок, хватая воздух ртом. Магия потекла выше, обняла горло, расплылась в голове холодным вязким туманом: <i>“Конфундус”</i>, — медленно понял он прежде, чем комната совершила кульбит, и пол с потолком поменялись местами.
— Что, Потти? Потерялся?
Злорадный смех Драко доносился сквозь пустоту и ватную тишину. Нужные движения пропали, названия заклинаний распались на бессмысленные звуки. Гарри тяжело мотал головой, стряхивая с себя остатки умопомрачающих чар, наливаясь уже не наигранной злостью, пока мешанину слов в гудящей голове не вспороло вдруг — острое, хлесткое…
— СЕКТУМСЕМПРА! — торжествующе взревел он с пола, бешено взмахнув палочкой наугад.
Что-то страшно хрустнуло, угрожающе затрещало; раздался мелодичный, завибрировавший на одной ноте удивленный звон — и спустя невыносимо долгую секунду просыпался вниз, разлетаясь весело звенящими осколками.
Повисла безжизненная тишина.
— Нет… — задохнулся Гарри.
Оскальзываясь и шатаясь, он бросился к Драко по хрусткому битому стеклу, упал на колени рядом, выронив палочку.
— Нет… я же н-не…
Он торопливо ощупал лицо Драко, встряхнул за плечи. Тело казалось безвольным и тяжелым, словно неживым. Все молчало, только бешено колотилось собственное сердце, и в ванной тоненько поскуливал низл.
Раздернув рубашку, Гарри надавил сложенными ладонями на теплую неподвижную грудь, еще и еще, потом скользнул двумя пальцами к горлу, ища артерию. Судорожно вдохнув, нажал на подбородок, склоняясь над приоткрывшимся ртом Драко — и замер, медленно выдыхая впустую.
Воздух между их губами нагревался — так сильно и стремительно, что пришлось зажмуриться, — а потом беззвучно вспыхнул белым огнем. Пронзительно-чистое сияние высветило знакомые тонкие черты и не исчезло, медленно оплывая на малфоевском лице, словно прозрачная вуаль.
Под подушечками пальцев давным-давно упруго частил пульс, но Гарри застыл в тупом ошеломлении, не в силах пошевелиться.
— Придушить меня решил, Поттер? — лениво спросил снежно-сияющий Драко.
Вздрогнув, Гарри открыл глаза.
Ничего.
Все та же пустая темнота, нет даже следа от только что… увиденного, потрясенно осознал Гарри.
— Поттер? — тихо повторил Драко. — Что с тобой? Ты… у тебя такое лицо, словно ты…
Гарри медленно выпрямился, окончательно приходя в себя.
— Все н-нормально… Ты как?
— В порядке.
— В порядке? — Гарри машинально провел по его влажной горячей шее, коснулся ладонью щеки. — П-правда?
— Правда. Просто пошутить захотелось. Испугался?
Уголок губ под подушечкой большого пальца дрогнул в знакомой самодовольной усмешке, и Гарри против воли рассмеялся, все еще испуганно и слабо. Легонько пихнул Драко кулаком в плечо.
— П-псих… Офигеть шуточки. Я думал, что убил тебя.
— Практически убил, вообще-то — Щитовыми я уже от осколков прикрывался. Чуть левее — и…
— А что… — Гарри смахнул ползущий по лбу пот. — Черт п-побери… Что это было вообще?
— Ты разбил окно, — легко сообщил Драко.
— Я… что?
Гарри в полнейшем изумлении поднял голову. По комнате гулял холодный влажный сквозняк, остатки штор полоскало на ветру где-то высоко над подоконником.
— Стекло, — сказал Драко. — Ты разрезал его наискось, одним махом, как будто… мечом? Без понятия, чем, тебе лучше знать — твои чары. Два нижних витража разлетелись, а верхний…
Опять захрустело, опасно и громко — словно разбегались трещины на льду. Гарри едва успел упасть на Драко, закрывая собой от новой волны осколков, брызнувших широким веером: уцелевшая часть окна одним махом обрушилась на пол, разбившись вдребезги.
Снова стало очень тихо — так тихо, что теперь Гарри отчетливо слышал стук чужого сердца, справа от своего собственного.
Только сейчас осознав, насколько испугался, насколько сильно напуганы они оба, Гарри прерывисто выдохнул и неожиданно громко всхлипнул.
Драко молча обхватил его, осторожно похлопал по спине, и Гарри обмяк. Цепляясь за голое под сползшей рубашкой, дрожащее плечо Драко, уткнулся сопящим носом ему в шею. Неловко погладил по голове. Тонкие пряди проскользнули между трясущихся пальцев нежными шелковыми лентами. Твердые ладони вздрогнули, исчезли с напряженных лопаток, и сразу стало холодно: Драко завозился с досадливым шипением, упираясь в живот острыми жесткими кулаками. Гарри сполз с него, сердито пошмыгивая, зашарил по усыпанному колким крошевом полу. Нащупав еще не остывшую рукоять, смахнул стеклянную пыль и сунул палочку за ремень джинсов.
— Твоя нога, — натянуто произнес Драко.
— Н-нога?.. — не понял Гарри.
— У тебя кровь. Ты порезался. Мерлин…
Гарри подтянул правую ногу поближе, тронул скользко-мокрую пятку, беззвучно ахнув — боль вспыхнула так ярко, что снова выступили слезы. Он прикусил губу, пережидая спазм. Быстро спросил сквозь зубы:
— Залечить сумеешь? Осколков, вроде, нет.
— Я тебе не целитель, — буркнул Драко. — Ладно, попробуем. Эпискеи!
Гарри дернулся от пробирающей щекотки, Драко тут же предупредил:
— Только не вздумай встать. Тут всюду стекло... Репаро!
Гарри зажмурился.
Осколки с хрустальным переливом потянуло друг к другу, взметнуло в воздух и всосало в раму — та загудела и вздрогнула. Прошуршали куски штор, срастаясь между собой с глухим треском.
Гарри открыл глаза, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал севший от ярости голос старшей сестры Кольридж:
— Что. Здесь. Происходит?
* * *
Гарри полулежал на застеленной кровати, подперев ладонью голову, свободной рукой играя со снитчем, и бездумно слушал, как скрипит, остервенело брызгая чернилами, перо Сметвика.
Тот строчил в истории болезни уже добрых полчаса и явно не собирался останавливаться.
— Устали, мистер Поттер? — не прекращая писать, спросил целитель.
— Нет, — поймав разогревшийся тяжеленький мячик, Гарри убрал его в карман и сел по-турецки, приглаживая волосы.
Перо замерло.
— Ловко у вас получается. С этим… со снитчем. Я в юности играл, знаете ли. Был, гм-гм, Охотником. Запасным.
— Мой отец был Охотником.
— Да-да. Прекрасным Охотником, надо заметить…
— Вы его знали? — живо спросил Гарри.
— Не то чтобы мы были друзьями, мистер Поттер, но, кажется, я начинаю понимать, в кого вы такой сорвиголова.
Гарри насупился.
Оставшись без жаркого июльского воздуха, солнца и той иллюзии прежней жизни, что дарило общение с друзьями, он словно ослеп заново. Палочку вернули на следующий день — Гарри клятвенно пообещал, что будет заниматься только Отражающими чарами. Но теперь и утром, и вечером дверь палаты исправно пропускала лишь старшую сестру Кольридж.
В случившемся Гарри винил только себя. Драко, как обычно, удалось выйти сухим из воды. Он скромно помалкивал, пока Гарри заикался и мямлил, пытаясь придумать хоть какое-то оправдание. И незаметно выскользнул из комнаты — раньше, чем у него попытались забрать палочку для наложения “Приори Инкантатем”. Проверке подверглась только палочка Гарри, и приговор не заставил себя долго ждать: две недели без колдовства и прогулок.
Цена за дуэль не казалась бы такой высокой, если бы не полный запрет на посещения. Правда, тоска по старым друзьям была привычной: изжелта-зеленой, как трава Прайвет-драйв, пропахшая клейкими от жары петуниями и кошками Арабеллы Фигг. Лето по-прежнему оставалось самым скучным временем года, и в этом не было ничего необычного. Но сейчас Гарри поймала другая тоска, новая — белобрысая и ехидная, с низким хриплым голосом и нежными руками.
Драко не хватало. Нет, с ним не было просто, да и дружба с Малфоем не стала ценнее общения с друзьями. Но только рядом с Драко слепота не мешала. Он не жалел Гарри. За все время — ни разу. Словно вообще не замечал его ущербности.
Впрочем, когда они были вместе, Гарри и сам о ней почти забывал.
— Ну-ну, выше нос. Подумаете над своим поведением денек-другой, вам это только на пользу... Так. Что же мы имеем? — Сметвик захлопнул карту.
Гарри сцепил пальцы, хрустнув суставами.
— Не нужно нервничать, молодой человек, не нужно… Первое: вы совершенно здоровы. Возможно, заикание в легкой форме еще побеспокоит, но со временем исчезнет. Ваш организм полностью освоился с проклятием, сжился с ним, если угодно, отторжение исцеляющих чар прекратилось, и приступы боли не вернутся. Вы ведь из семьи магглов, позвольте уточнить? — внезапно поинтересовался Сметвик.
— Да, — хрипло сказал Гарри. — Меня воспитывали магглы. Родственники с маминой стороны, она …магглорожденная.
— Гм... Так вот — очевидно, что вы не в курсе, поэтому, с вашего позволения, осмелюсь вас, так сказать, просветить-с.
Гарри поднял голову, напряженно сводя брови.
— Магия, данная волшебнику от рождения, едина и неделима, мистер Поттер. Сила волшебства не может ослабеть или пропасть вовсе. И если случается что-то экстраординарное, происходит вмешательство извне — в вашем случае, это проклятие, — магия сама восстанавливает полноту восприятий. В меру своих возможностей, разумеется.
— Почему же я до сих пор не вижу?
— Мистер Поттер… Гарри — вы позволите вас так называть? На сегодняшний день, Гарри, ваши оставшиеся чувства — обоняние, осязание, вкус, слух — практически идеальны. Думаю, не ошибусь, если предположу, что в скором времени они станут абсолютными. А это не самая плохая замена зрению, не правда ли?
Гарри обомлел.
— Как замена?.. П-почему?
Сметвик снова зашуршал пергаментными страницами.
— Знаете, у колдомедиков есть такое выражение: «Бывают случаи, когда больной ничего не видит, и целитель тоже ничего не видит», — он зашелся мелким добродушным смехом, но быстро себя оборвал. — Вынужден признать: мы не сумели выяснить, как избавить вас от проклятия. К счастью, сила вашей магии невероятна, Гарри. Ее с лихвой хватило бы на двоих. Не противьтесь ей, позвольте помочь — и вы сами поразитесь собственным успехам.
— Н-но я думал, Беллатрикс Лестрейндж может снять с меня это проклятие, и когда п-придет в себя…
— Если придет в себя, Гарри, — неожиданно жестко поправил Сметвик. — Выйти из состояния живой смерти живым, простите за каламбур, практически невозможно. Нам пришлось искусственно ввести ее в это состояние, иначе смерть была неминуема, но ожидать улучшения… — Сметвик натужно раскашлялся.
— А как же свет? — тихо спросил Гарри.
— Гм. Простите?..
— Свет. Я его видел.
— Опишите, — отрывисто попросил Сметвик.
Гарри кусал губы, подбирая слова.
— Такое... сияние. Похоже на заклятие “Люмоса”. Я даже смог увидеть лицо человека, как бы …озаренное этим светом. Драко Малфоя, моего…
— Да-да. Вашего приятеля, — рассеянно перебил Сметвик и снова замолчал.
Гарри не выдержал:
— Что это было за свет, сэр?
Сметвик поднялся со стула и пересел на постель, склоняясь так близко, что от горького лекарственного запаха запершило в горле.
— Вы обрели уникальную возможность разглядеть то, что отличает нас от магглов и сквибов, Гарри, — сказал Сметвик, цепко взяв его за плечо. — Но даже это чудо — всего лишь магия.
— Значит, я больше не смогу видеть? Н-никогда?
Когда рука промолчавшего целителя исчезла, Гарри упрямо воскликнул:
— Но я же видел его!
— Вспомните, при каких обстоятельствах это произошло, — сказал Сметвик, с шуршанием скручивая историю болезни в свиток. — Что-то предшествовало вашему, гм, “прозрению”? — уточнил он, так обозначив интонацией воображаемые кавычки, что Гарри нахмурился. — Потрясение, стресс?
— Да, — неохотно подтвердил Гарри. — Было… потрясение. И стресс.
— Вот вам и ответ. Эта замечательная особенность не имеет ничего общего со зрением в привычном, скажем так, понимании. То, что вы обрели такую способность, только подтверждает мои слова о вашей магии. Вы удивительный волшебник, мистер Поттер.
Гарри чувствовал в голосе целителя улыбку, но не мог ответить тем же. Мысли бились отчаянными мотыльками, тесня друг друга, бестолковые и бесполезные. Он молча опустил голову, слушая, как неохотно и медленно успокаивается сердце, минуту назад пытавшееся выпрыгнуть из груди.
Толкнув дверь, Сметвик задержался на пороге.
— Я понимаю ваши чувства. Поймите и вы мои — я не имею права обнадеживать вас понапрасну… Тем не менее, вот вам мой совет, мистер Поттер: никогда не говорите «никогда».
Драко мерз. Не сильно, но кончик носа и пальцы уже ощутимо покалывало. Слабо горевшие светильники делали мглу по углам густой и холодной, и побороть желание закончить обход с каждой секундой становилось все труднее. В самом деле, какой идиот будет бродить по стылому лабиринту коридоров в такой час?
Но идиот, предсказуемо гриффиндорский, все-таки обнаружился. Дурное предчувствие колыхнулось внутри, и Драко подавил порыв отступить в тень.
— Поттер. Что ты здесь делаешь?
Гарри стоял к Драко спиной, обеими руками вцепившись в подоконник. Темное окно отражало низко опущенную голову, матовые дужки очков, перечеркнутые длинными черными прядями, и напряженные, наверняка твердые как камень плечи.
— Поттер?..
— Иди куда шел.
Голос низкий и усталый. Похоже, настроение у Избранного — как у Крысли, наглотавшегося слизняков.
Драко подошел ближе. Попытаться утешить? Вызнать, в чем дело? Было бы интересно выяснить, достаточно ли Поттер ему доверяет, чтобы открыться. Если да — сегодняшний разговор прибавит еще пару монет в чашу “дружбы”. Может, просто положить руку на плечо, а потом уйти? Вдруг герой воспримет это как знак уважения к его чувствам? Как понимание, которого иногда хочется сильнее, чем славы.
Драко скривился: отвращение к себе напоминало Оборотное — такое же тошнотворное. Ничего, скоро все закончится, и любые унижения оправдаются. Драко вздохнул глубже: пожалуй, лучше снизить голос до доверительного шепота. И не забыть добавить в него немного якобы тщательно скрываемой обиды:
— Хочешь, чтобы я ушел?
Занемевшие пальцы уткнулись в шерстяной, серый в полумраке свитер, медленно согреваясь от тепла чужого плеча.
Гарри не пытался отодвинуться, и Драко склонился к первому варианту: не отпускать. Добиться сближающих слезливых откровений, будь они неладны. Вот только как?
— Эй, что случилось? Кто-то увел твою метелку?
Шутка получилось несмешной, но подействовала. Поттер будто очнулся. Дернул плечом, сбрасывая руку, развернулся, и Драко увидел его застывшее маской лицо. И неестественную улыбку — такая подошла бы жалкому фигляру, сквибу-самоучке, зазывающему зрителей в маггловский цирк. Широкая ладонь потерла лоб, пальцы одним быстрым движением взлохматили волосы.
Нервничает. Расстроен. Главное, чтобы не сунул руки в карманы — явный признак раздражения, — давить на эмоции тогда точно будет нельзя.
— Ничего не случилось, — ровно ответил Поттер, — я в порядке.
Драко хмыкнул. Лгун из Поттера был еще худший, чем актер. Да и на героя сейчас он походил не больше, чем привидение — на живого человека. Кто вообще решил, что этот жалкий полукровка — залог победы в грядущей войне? Да он такая же жертва, как все.
Драко уже собирался выдать парочку острот позаковыристее, даже рот открыл в порыве вдохновения, — и не успел вставить ни слова. Потому что Поттер безо всяких понуканий продолжил сам:
— Просто день плохой, Малфой. Хочешь выпить? Могу уступить бутылку пива.
— Че-го? — в ошеломлении выдохнул Драко, разом позабыв о всех безрадостных мыслях. — Ты что, придурок, был в Хогсмиде? Вечером? Один? А если бы...
— Да ладно тебе, — отмахнулся Поттер, — не беспокойся, никто на меня не напал.
— Я и не беспокоюсь, — пренебрежительно фыркнул Драко.
И тут же спохватился: как раз беспокойство за “друга” было бы самой правильной реакцией. Пришлось потупить взгляд, понадеявшись, что это сойдет за выражение смущения.
Но, как оказалось, Драко зря опасался наблюдательности Поттера — тот едва ли заметил его промашку:
— Так хочешь, Малфой? Решай быстрее.
Как себя вести? Выказать немного тревоги? Прийти в ярость от проявленного безрассудства? Предложить выпить на брудершафт? Драко едва не рассмеялся, в красках представив, как они с Поттером переплетают руки и тянутся друг к другу, вытянув губы трубочкой. Пришлось два раза глубоко вдохнуть, прежде чем удалось подавить насмешливое фырканье и спокойно ответить:
— Хочу.
Поттер сунулся куда-то под подоконник. Драко только сейчас заметил у его ног угловатую тень — довольно приличных размеров. И едва снова не лишился дара речи.
— Сколько?.. — благоговейно прошептал он.
— Пятнадцать, — с некоторой гордостью усмехнулся Поттер.
Блеснувшая веревка ослабла под его пальцами, и из недр мешка появилась темная, как пережженная карамель, бутылка.
— Держи.
Драко подавил нелепое желание ущипнуть себя: скучный образ примерного гриффиндорца и запрещенное пиво никак не увязывались друг с другом. До этого момента Драко был твердо уверен, что тот способен только на пару глотков после победы или поражения в очередном матче.
— Так, стоп. Алкоголь в Замке строго запрещен. Поймают — одним снятием баллов с факультета не отделаешься. Разумеется, я могу сделать вид, что ничего не было, и отпустить тебя восвояси. Но не дай Мерлин нарваться тебе на Филча. Даже то, что ты любимчик Дамблдора, не поможет. А мне и вовсе, как префекту, попустительствующему...
— Малфой. Заткнись и пей. Или верни бутылку.
Драко крепко сжал пальцы на горлышке, стоило Поттеру дернуть бутылку к себе. Не то чтобы он любил пиво, скорее — терпеть не мог. Однако ничто, как известно, не сближает так, как выболтанные тайны во время совместного употребления пусть и слабого, но алкоголя. А это целиком и полностью совпадало со столь резко поменявшимися планами на сегодняшний вечер.
— У магглов принято забирать подарки обратно?
Поттер закатил глаза — спорить ему явно не хотелось — и, взвалив на плечо укутанный в теплую мантию мешок, зашагал прочь.
Это что получается — Поттер только что банально откупился? Ну уж нет!
Драко рванул следом:
— Поттер! Я не могу позволить тебе пить в Замке!
Поттер даже не повернул головы.
— Значит, буду пить не в Замке.
— А где? Ночью все классы закрыты, даже в теплицы не сунешься, везде охранные чары.
Поттер не ответил. Его четкий, ни на секунду не сбившийся шаг напоминал тяжелую поступь громамонта — пожалуй, упрямого гриффера не остановить ни просьбами, ни угрозами. Драко вздохнул и покорно поплелся следом, запахивая мантию плотнее. Еще пара минут — и придется греть руки чарами.
— Послушай...
— Пойду под трибуны, — снова перебил Поттер. — В чулан под центральной лестницей. Там всегда сухо и не дует.
— Под трибуны? — ужаснулся Драко. — В такой холод?
— Я тебя не звал, Малфой. Можешь спокойно пить свое пиво в вашей гадючьей гостиной.
Драко молча проглотил оскорбление. Дилемма представала нешуточная: очередной шажок, приближавший к доверию, с перспективой возможной простуды — или уют и тепло постели с обязательными кошмарами. Выбор не то чтобы очень богатый.
— Я с тобой.
Поттер равнодушно кивнул.
— Посвети мне. Тут должен быть выступ на стене, как под лампу.
Драко вытащил палочку, едва не выронив бутылку. На кой черт он ее взял вообще? Белый неестественный свет вырезал в темноте почти правильный овал каменной чаши. Под пальцами Поттера она дрогнула, поехала внутрь, и в стене образовался узкий проход.
— Ты первый, Малфой. Будешь освещать дорогу.
— Я тебе не Путеводная звезда, — не сдержался Драко, и Поттер за спиной сдержанно фыркнул.
— Иди быстрее, “звезда”. За твоей тенью ничего не видно.
— Здесь паутина, фу-у, мерзость! — Драко яростно помахал палочкой, расчищая пространство “Тергео”. — Куда он ведет?
— На полпути к стадиону когда-то был склад для метел. Помнишь?
Тот полуразвалившийся сарай? Драко обернулся, скептически выгнул бровь. Но Поттер смотрел исключительно себе под ноги.
— Ты уверен, что нас не прибьет лавиной из булыжников?
— Уверен. Я пару раз пользовался этим ходом, когда опаздывал на тренировку. Так быстрее, чем через главный вход.
Каменные стены вбирали звуки без остатка, хотя должно было быть наоборот. Казалось, туннель поглощал любой шорох еще до того, как тот успевал родиться. Драко поежился — с каждым шагом становилось все холоднее — и набросил на себя Согревающие чары.
Поттер поправил мешок, бутылки внутри отчетливо звякнули. Драко снова обернулся. Взлохмаченный гриффер сейчас походил на разбойника: даже отвратительный устрашающий шрам имелся, не хватало только Руки Славы вместо палочки. Подавив усмешку, он метнул в Поттера Согревающее.
— Спасибо, — Поттер, как и ожидалось, расплылся в благодарной улыбке.
Еще одна монетка в заветную чашу. Драко ответил скромным «Всегда пожалуйста», и в этот момент впереди замаячило пятно лунного света.
Ход вывел их в заросли терновника, о чем Поттер, разумеется, не счел нужным предупредить. Пробираясь через кусты, пришлось здорово постараться, чтобы не порвать мантию и не оставить после себя заметный просвет из сломанных веток.
— Да уж, — протянул Драко, разглядев цвета полотен над трибуной. — Идея та еще. Наливаться пивом под флагами Рэйвенкло — все равно что плясать джигу на лекции у Снейпа. Эти извращенцы-интеллектуалы могли что угодно навесить на трибуны, проклянут — мало не покажется.
— Да нет там ничего, — устало отозвался Поттер. — Я проверял.
— Значит, это не в первый раз? Всегда подозревал, что ты алкоголик.
Поттер снова фыркнул, и Драко показалось даже, что улыбнулся.
Открыв простую струганую дверь, Поттер пригнулся, шагнув в узкий проход между лестницей и стеной первым.
— Осторожно, не стукнись.
— Мои предки не склоняли голов перед королями, а я сгибаюсь перед деревяшками, на которых никчемные зубрилы пристраивают свои задницы. Как низко я пал!
Болтая, Драко поднял палочку повыше и поморщился. Как тут вообще возможно находиться, тем более вдвоем?
Поттер сгрузил мешок и тоже зажег “Люмос” — такой яркий, что Драко зажмурился. Когда он открыл глаза, Поттер уже сидел прямо на полу, вытянув длинные ноги и выставляя в ряд бутылки. С порывом убраться подальше пришлось распрощаться.
— Отвратительно! — с чувством сказал Драко. Трансфигурировав носовой платок в бархатную лиловую подушку, сердито уселся на нее по-турецки. Стены давили со всех сторон, а потолок, казалось, вот-вот обрушится.
— А мне нравится, — равнодушно пожал плечами Поттер и предложил: — Дай открою.
— Я сам, — огрызнулся Драко.
Идея выпить с героем с каждой секундой становилась все менее привлекательной.
Поттер скользнул ничего не выражающим взглядом по стеклянной шеренге и замер, уставившись на крайнюю бутылку.
Из бутылки Драко бурно пошла пена, и он выпустил Поттера из поля зрения, чертыхаясь вполголоса. А когда утихомирил норовистое пиво и поднял взгляд, едва не разинул рот от удивления: Поттер сосредоточенно рыл в песке ямку.
— Думаешь, отсюда тоже придется уходить туннелем?
Поттер никак не отреагировал. Отряхнул руки и перевернул первую из открытых бутылок горлышком вниз.
— Ты что творишь?
Поттер посмотрел так, что Драко счел за благо заткнуться. Пришлось молча наблюдать, как мокрую лунку орошает вторая порция, а следом за ней и третья. Четвертую Поттер оставил себе, одним махом выдул половину и отставил бутылку в сторону.
Драко неловко повертел в руках свою: пожалуй, стоило пригубить для вида. В воздухе неприятно пахло кислятиной и неоправданными надеждами. И, наверное, от этого и правда захотелось выпить. Все равно, за что.
— Предлагаю выпить за…
— Нет, — отрезал Поттер, — не надо. Молча. Хорошо?
Драко пожал плечами. Хмурый герой снова тер шрам, смотрел в одну точку, и было понятно: его сейчас больше занимают собственные мысли. Интересно только, какие?.. Похоже, удача в очередной раз покрутила перед Драко хвостом и тут же прищемила пальцы дверью. Толку не будет. Пустая трата времени.
Поттер измывался над собственным лбом, будто хотел протереть в нем дырку, и до Драко вдруг дошло: завтра же Хэллоуин!
— Так у нас тут вечеринка в честь второго дня рождения Мальчика, Который…
— Это не день рождения! — рявкнул Поттер, и Драко испуганно вжался спиной в жесткую стенку. — Это день смерти моих родителей.
Драко неожиданно ожгло болью. Так сильно, что перехватило дыхание. Мысли смешались, погасли под напором чужих эмоций, и ничего не осталось, кроме собственного безотчетного страха, который привычно хотелось заглушить первыми попавшимися словами. Что угодно, только не молчать.
— А пиво зачем выливать? У магглов так принято? Психи ненормальные, я всегда говорил, что...
— Заткнись, Малфой! – Поттер сорвался, но тут же взял себя в руки, проговорил почти спокойно: — Пожалуйста.
Он прислонился затылком к скошенной у потолка стене и закрыл глаза. Помолчал.
— Это для Сириуса. Он любил пиво. Всякое… Но это было особенным. Говорил, что пинтами глушил его в школе.
Мадам Розмерта, щедро демонстрировавшая с этикетки ямочки на розовых щеках, призывно подмигнула, и Драко хихикнул, хотя его трясло от необъяснимого ужаса.
— Это какой Сириус? Мой блохастый родственничек Блэк? Мерлин, нашел кого вспоминать…
Вместо Поттера глаза открыло чудовище. С дикими взглядом, совершенно белыми губами и оскаленным ртом.
Драко не успел ахнуть, как оказался прижатым к стене.
— Еще одно слово и я тебя ударю.
— Ударь, — просипел Драко. Сдавленное как в тисках горло едва позволяло дышать. — Может, легче станет.
Рука Поттера дрогнула, сместилась, и палец надавил на яремную вену. Там сразу запульсировало, запылало огненным пятном на коже, и Драко с сожалением подумал, что его самоконтроля хватит максимум секунд на пять. А потом единственное, что останется — паническое желание любыми средствами вырваться, чтобы глотнуть воздуха.
Поттер вдруг разжал судорожно сведенные пальцы, покачнулся, как пьяный, и его горячий лоб уткнулся в лоб Драко.
Время замерло, так же, как их пришпиленные к стенам резкие тени. Хлещущее из перевернутой бутылки пиво, от которого неловко подобранная нога промокла насквозь, Поттер на коленях, собственная рука на его спине… Как все одновременно нелепо, смешно и страшно.
— Поттер, твоя драгоценная выпивка утекает в песок. Тебе не кажется, что стоит немного оставить для живых?
Поттер отстранился. Драко ожидал увидеть все что угодно, вплоть до слез, но непроницаемо-спокойное лицо не выражало ничего, кроме усталости.
Бутылки были опять выставлены в ряд, мокрый песок присыпан тонким слоем сухого, а молчание Поттера все тянулось. Драко пригубил пива, и вдруг с удивившей его самого искренностью спросил:
— Гриффиндор, ты собираешься, наконец, поражать мое воображение душещипательными откровениями о своей полной трагедий жизни? — Два глотка, еще один — побольше. — Или я зря испортил мантию и страдаю от холода и отсутствия мебели?
Поттер улыбнулся, на глазах оттаивая, снова становясь похожим на живого человека. Облегчение мгновенно разлилось по телу. Герой, конечно же, не скажет ничего существенного, на то он и герой, но… Драко вздрогнул, внезапно понимая, что именно едва не заставило его отступить там, в коридоре, когда он различил в темноте знакомую фигуру.
То, что окружало Поттера, как невидимый плотный кокон. То, что было слишком хорошо знакомо.
Первое, что почувствовал Драко, аппарировав — по-осеннему холодный ветер. И только потом увидел сочную зелень высокой травы и затянутое облаками небо, давящее на плечи. Пахло дождем и простором. Дрожащий в ознобе Драко очень надеялся, что не ошибся, ориентируясь исключительно по описаниям отца.
Солнце протопило в облаках неровную дыру, вырезало на земле короткие полуденные тени, и ветер стих. Ни одна тропинка не пересекала травяное поле, и спустя пару минут брюки вымокли по колено. Правда, медленно бредущий вверх по холму Драко этого почти не замечал, обдумывая предстоящий нелегкий разговор.
Под ноги легла тень от раскидистого кривого дуба, когда-то поврежденного молнией. Драко запрокинул голову, рассматривая густую темно-зеленую крону. Клочок пергамента с адресом нашелся не сразу, Драко успел дважды помянуть бороду Мерлина, прежде чем записка обнаружилась в заднем кармане брюк.
“Расколотое дерево” — было выведено рукой Люциуса. Драко скользнул взглядом по торопливым, без намека на привычные завитки буквам и вздрогнул, едва с любопытством вскинул глаза: за сонно покачивающимися ветвями проступили старые, мрачные из-за обилия черного камня стены.
Дом оказался под стать владельцу: строгий, холодный и внушающий странный трепет. “Расколотое дерево” не щеголяло изысканными архитектурными излишествами, единственное, что немного оживляло его внешний облик — нежно–зеленый вездесущий плющ, обвивший первый этаж. Ветер задул снова, и дуб мрачно заскрипел — словно пригрозил старческим надтреснутым голосом. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась холмистая долина, косо срезанная вдали изгибом реки. И все это вместе — надежный дом, серое небо, сочная зелень — завораживало равнодушным спокойствием.
Драко расправил плечи, прогоняя слабовольное желание присесть на камень, чтобы передохнуть, и шагнул к высокой, укрепленной железными скобами двери. Протянутая рука остановилась на полпути: вместо медного кольца на темной поверхности распластался охранник. Длинные толстые щупальца, два ряда острых шипообразных зубов в центре — выточенная из свежего, еще не потемневшего дерева тварь выглядела угрожающе. Драко пробежал оценивающим взглядом по тугим кольцам обманчиво неподвижного чудовища и хмыкнул: в глубине раззявленной пасти матово поблескивала темная лунка диковинного маггловского звонка, зачарованного обычным колдовством. Похоже, любой, кто вознамерится побеспокоить хозяина, вынужден будет трижды подумать, стоит ли рисковать собственными пальцами ради сомнительного удовольствия застать его дома.
Драко сунул руки глубоко в карманы и попытался нажать кнопку невербальным. Как и ожидалось, тварь даже не дрогнула. На “Алохомору” охранник злобно лязгнул челюстями, и Драко больше не решился применять заклятия. Вместо этого он оглянулся вокруг и призвал первую же приглянувшуюся ветку. Тыкать в зубастую пасть пальцем и проходить проверку на чистоту намерений, полагаясь на чутье враждебной твари, Драко не собирался.
Послышался гул, почва под ногами отозвалась короткой дрожью, и снова наступила тишина. Драко постоял немного, уже без прежнего противного холодка в животе ткнул в кнопку, но коротко отозвавшийся еще одним низким звуком дом по-прежнему оставался тихим и сонным. Драко сердито чертыхнулся и решил на всякий случай обойти окрестности. Думать о том, что хозяина может просто не оказаться дома, не хотелось: не для того он два дня умолял отца поделиться тайной Хранителя, вымок в высокой траве как полевая шушера и играл с охранником в “откуси палец”.
Короткая дорожка, петлявшая в траве, свернула, и Драко застыл на месте, обозревая открывшийся сад. Вернее то, что от того осталось. Большинство деревьев были выкорчеваны и валялись тут и там корявыми грудами. Земля вперемешку с остатками тротуарной плитки чернела неровной кучей, разрушая спокойное величие зеленеющих холмов. К тому же тут до звона в ушах фонило магией. Похоже, вместо простенького сада здесь решили затеять пруд. С ивами и гусями. Мило-мило. Драко смотрел во все глаза и едва не подпрыгнул на месте, когда прямо за спиной раздался хрипловатый голос:
— Люциус, как всегда, не может вам отказать. И разбрасывается чужим доверием, как лепреконским золотом.
— Профессор!
Обернувшись, Драко попытался справиться со сбившимся от испуга дыханием. Снейп, слава Мерлину, смотрел скорее устало, чем зло. Но невозмутимое, лишенное всякого выражения лицо могло в равной степени скрывать как удивление, так и ярость.
— Добрый день, сэр, — наконец вспомнил о вежливости Драко, коротко наклонив голову. — У вас не найдется для меня немного свободного времени?
— Свободного — не найдется, — отрезал Снейп, но тут же продолжил, будто желая смягчить собственную грубость: — Вы оторвали меня от приготовления сложного зелья. Но можете изложить суть дела, пока я буду работать.
— Спасибо, сэр! Я вам так благодарен! Для меня огромная честь…
— Прекратите спектакль, Драко. Мне прекрасно известны ваши таланты, умерьте пыл. Следующий ингредиент нужно добавить через минуту.
Драко изобразил раскаяние и скромно, как подобает юношам его возраста и положения, потупил взор. Снейп фыркнул, воздержавшись, впрочем, от язвительного комментария, молча развернулся на каблуках и зашагал к главному входу.
Изнутри дом напоминал средневековую крепость разве что деревянными потолочными балками и массивными коваными светильниками, укрепленными в углах холла и гостиной, темноватых из-за узких окон. В остальном же он, скорее, походил на школьную библиотеку после нашествия нерадивых первокурсников: книги лежали везде — на полках, столах, креслах и высились пизанскими башнями на полу.
Снейп провел Драко дальше. Они миновали покрытую пыльным ковром лестницу на второй этаж, а затем перед гостем открылась большая комната, когда-то, без сомнения, служившая кухней. Сейчас же здесь располагалась лаборатория, в отличие от остального дома — светлая и лишенная малейшего намека на запустение.
Снейп даже не обернулся, отдавая приказ, и устремился к массивному столу, не сомневаясь, что ему повинуются беспрекословно. Драко было не привыкать к нелюбезному отношению — ассистировать профессору в Хогвартсе ему доводилось неоднократно. И каждый раз приходилось доказывать, что его знаний достаточно. Драко невольно улыбнулся: с таким Снейпом невозможно было общаться никак иначе, кроме как молча; с готовностью следовать указаниям и жадно ловить скупые, но емкие и бесценные комментарии, которыми сопровождался каждый этап приготовления зелья. И это грело своей предсказуемостью, как горячее домашнее вино.
— Да, сэр.
Кладовка ожидаемо обнаружилась по правую руку от входа. Искать необходимое Драко пришлось недолго. Педантично помеченные полки, банки и мутные фиалы не давали разгуляться воображению.
Снейп посылал его за ингредиентами еще дважды, прежде чем оторвался от котла.
— Рассказывайте, мистер Малфой. У вас десять минут.
Драко облизнул мгновенно пересохшие губы. Под внимательным, пронизывающим взглядом декана точно как в школе стало неуютно и страшно. Вся тщательно заготовленная речь мгновенно испарилась.
— Ну же. Чего вы хотели? — подтолкнул Снейп.
И Драко брякнул первое, что пришло в голову:
— Я хочу сделать вам предложение.
Брови профессора взлетели вверх:
— Неожиданно. Что-то я не замечал за вами пылкой привязанности, мистер Малфой.
Драко растерялся, обескураженный наличием у Снейпа хоть и примитивного, но все же чувства юмора и отсутствием элементарных приличий. И тут профессор позволил себе совершенно невообразимое: мимолетно улыбнулся уголками рта. Драко поморгал и взял себя в руки, решив, что ему показалось.
— У отца есть подборка книг по Зельеварению: Фергюссон, Летте, Маньяр. Уверен, они вас заинтересуют, профессор.
— И что взамен? Вы в курсе, что я не в состоянии платить золотом.
— В курсе. Мне нужна помощь. Думаю, вам не составит труда оказать ее мне. Такому гению, как вы…
— Не нужно лести, Драко. Говорите прямо. Не тратьте мое время понапрасну.
Драко недовольно передернул плечами: только-только восстановленная нить разговора рвалась на глазах. Но глядя в напряженное лицо декана, не осмелился перечить. Он набрал побольше воздуха и выпалил:
— Мне нужно контрзаклятье к “Блайндфолду”. Или равновесное ему зелье, в изготовлении которых вам нет равных.
— Невозможно.
Снейп отклонился. Драко только сейчас понял, что профессор почти нависал над ним, упершись в край стола.
— Почему? Действие любой магии можно снять. Просто нужно знать, как. На то, чтобы подобрать ключ, может уйти много времени, я понимаю, но…
— Заклятье “Блайндфолд” завязано на крови. Избавиться от него можно, только лишив оной жертву. Всей.
Драко поверил сразу. Безоговорочно. Ноги подломились, и если бы Снейп не толкнул к нему высокий трехногий табурет, дело кончилось бы неминуемым свиданием с полом.
— Неужели других способов нет? — все еще на что-то надеясь, прошептал Драко, но Снейп только покачал головой.
— Не стоит так переживать, Драко. Забудьте о Поттере. Вы не в силах ему помочь. Никто не в силах.
— Вы знаете?..
Драко давно не чувствовал себя таким беззащитным, словно голым перед толпой. Будто все мысли и чувства оказались выставленными на всеобщее обозрение, и теперь любой может походя осквернить самое сокровенное.
— Что именно? — взгляд Снейпа был холоден и безжалостен. — Что ваша мнимая дружба с героем давно перестала быть мнимой? Что вы сделаете что угодно, лишь бы повернуть время вспять? Что именно ради него вы пришли ко мне, рискуя оказаться выданным Темному Лорду? Согласитесь, весьма опрометчиво считать, будто я не сопоставлю слепоту Поттера и редкое проклятье, за контрзаклятием к которому вы явились.
Драко съежился на стуле, опасаясь поднять взгляд. Но упрямо-дрожащим голосом продолжил:
— Это недоказуемо, профессор. Может, я действую на благо Повелителя? Если бы я смог исцелить Поттера, то получил бы возможность им управлять...
— Никчемное оправдание, мистер Малфой, — Снейп снова навис над столом, и Драко пришлось вскинуть подборок, чтобы смотреть декану прямо в глаза. — Вы безрассудны, безмерно глупы и неосторожны. Вы любым способом пытаетесь очистить свою жалкую совесть.
— Да что вы можете знать об этом?! — Драко шумно задышал от страха и возмущения. — Я не…
— Поверьте, мистер Малфой, я знаю об этом слишком хорошо. И столь же хорошо вижу, что с вами творится в последние месяцы. Слава Мерлину — вы пришли со своей просьбой ко мне, а не к кому-то еще.
Снейп перевел дух, Драко бросил короткий взгляд на его потемневшее лицо и опустил голову.
— Вы слишком любите красиво пострадать, мистер Малфой, — продолжил профессор уже спокойно. — Вот только искупление заключается не в слезах и раскаянии.
— Вы меня, — Драко сглотнул, — выдадите?
— Я доверил вашему отцу свою жизнь, вручив ключ от собственной безопасности, — Снейп смотрел так, что щеки мгновенно загорелись от стыда. — Вам недостаточно этого, чтобы не задавать идиотских вопросов?
Уголки бледных губ горько опустились, резкие черты исказились, и Драко показалось, что всегда лишенное эмоций лицо профессора сейчас стечет вниз, как подтаявшая восковая маска. Драко крепко зажмурился, пораженный вывертами собственного воображения. Когда он открыл глаза, Снейп невозмутимо помешивал зелье, и ничто в его облике не напоминало внезапно привидевшийся образ.
— Запомните на будущее, Драко. Невозможно загладить вину перед умершими, а живые — не простят... пока вы будете только и делать, что оправдываться перед самим собой.
Драко опустил взгляд.
Пауза тянулась и тянулась, тягостная и неопределенная, нарушаемая только мягким пыхтением зелья в котле, которое переливалось, как бледно-голубой жемчуг. Его завораживающее сияние на мгновение вытеснило тягостные мысли.
— Для чего оно? – осторожно спросил Драко, не решаясь посмотреть Снейпу в глаза. — Мы не проходили ничего подобного. Судя по коже саламандры и ноготкам новорожденного тритона — оно для очищения крови. Но от чего конкретно?
— Вам не стоит быть столь любопытным, мистер Малфой, — Снейп говорил привычно отрывисто, но Драко прекрасно понимал, что профессор им доволен. Правильное предположение определенно его смягчило. И, наверное, поэтому Снейп все же неохотно признался: — Оно создано, чтобы замедлить распространение темного проклятья. К сожалению, только замедлить. Еще одно доказательство того, что есть вещи, против которых бессильны даже мои зелья.
Драко молчал, понимая, что профессор говорит и о нем тоже. Он ничем не может искупить свою вину. Никак не сможет исправить… В горле застрял колючий комок, Драко мотнул головой, пытаясь быстро найти что-то безопасное, на что можно перевести разговор. Он все равно что-нибудь придумает, потом, после... Обязательно.
— И еще, Драко.
Драко с надеждой поднял глаза, но профессор сказал совсем не то, что он хотел услышать:
— Вам небезопасно находиться дома. Для Повелителя не существует запертых дверей, а ваши способности к окклюменции еще не достигли необходимого уровня.
— Но что мне делать? Если только возникнет вопрос, где я нахожусь, отец…
— Я сообщу Люциусу, что во время каникул вы будете мне ассистировать. Это достаточно убедительное объяснение вашего отсутствия. Но учтите — это не отговорка. Проявите халатность, будете немедленно выдворены вон.
Драко не успел скрыть улыбку — за словами декана чувствовалось гораздо больше участия, чем он наверняка хотел показать, — и тут же за это поплатился. Снейп поджал губы и процедил:
— Спать будете на втором этаже. Выбирайте любую из четырех спален. И приведите комнату в порядок — родители непременного захотят вас навестить.
Драко вздохнул, бросив тоскливый взгляд в окно. Весь вечер, похоже, будет потрачен на нудную и унизительную, достойную эльфов работу. И невольно вспомнил про разгромленный сад.
— Профессор, вы собираетесь устроить пруд за домом? Там такая глубокая воронка…
— Вы ошибаетесь, мистер Малфой. Это последствия неудачного темного заклятия. Так что в ваших же интересах как можно быстрее забыть об этом.
В его тоне яснее ясного читалось предупреждение, и Драко с трудом удержался от завертевшихся на языке вопросов. Промолчать — самое малое, что можно сделать в качестве благодарности. За этот разговор. За помощь и приют. За то, что оставался еще один человек, к которому можно без опаски повернуться спиной.
Жаль только, что все это не уменьшает прочно поселившегося в душе отчаяния.
* * *
Открытая дверь в Выручай-комнату была похожа на закатное окно — алый прямоугольник на фоне мрачных черных стен. Кто-то кричал: дико, громко; голос то терялся в низком гуле пламени и затихал, то снова взвивался пронзительным визгом, и Драко следил за его переливами, словно зачарованный. «Там тетя Белла», — словно подсказало что-то.
«И Гарри».
Гарри!
Драко дернулся с места, но жесткая рука на плече не позволила сделать и шага.
— Ты ведь не оставишь нас умирать?
Медленно, будто по горло увязнув в трясине, Драко обернулся, и яростный возглас превратился в жалкий писк:
— Отец?
В серых льдистых глазах дрожало багряное пламя.
— Ты помнишь, чему я учил тебя, сын? Семья превыше всего.
Тонкие губы двигались, но Драко казалось, голос звучит прямо в голове — гулкий и раскатистый, как звук гонга. От каждого его удара в висках вспыхивала сверкающая боль.
— Твоей матери не идет красный.
Драко непонимающе нахмурился, и отец, по-светски улыбаясь, повел рукой:
— Взгляни сам.
Согбенная, покачивающаяся как сомнамбула женщина была так мало похожа на его мать, что Драко едва не отшатнулся, не сразу осознав, что черты родного лица искажены мукой. Нарцисса кричала, беззвучно, безуспешно пытаясь вырваться из невидимых пут. Подол ее белоснежного пеньюара охватывало огненное кольцо; робкое еще, алое как кровь пламя разгоралось сильнее, и казалось, хрупкое тело матери вот-вот вспыхнет живым факелом.
Ноги будто примерзли к полу, из горла вырвалось беспомощное: «Мама!»
— Дурной крой, — неодобрительно цокнул языком Люциус.
Драко обернулся, плача от ужаса, готовый умолять на коленях, но там, где только что был отец, расплывались тяжелые тени, окутывая высокий силуэт.
— Ты слаб, мальчик, — уродливый безгубый рот брезгливо скривился. — Пока ты держишь за руку одного — смерть ухватит другого. Брось их. Спаси себя, и больше никого никогда не придется терять.
— Нет, — прохрипел Драко, — не надо! Я сделаю что угодно! Пожалуйста!
Пальцы разжались, не удержав черную, льющуюся ткань чужой мантии. Волдеморт улыбнулся точно так же, как до этого отец — скучающе и снисходительно, Драко задохнулся, уже не понимая, кого из них видит — и открыл глаза, жадно глотая горячий июльский воздух.
В окно вкрадчиво, как ночная лиса, пробирался ветерок, не остужая горячего, влажного от пота и слез лица.
«Нет выбора» — болезненно пульсировало в груди вслед тускнеющему кошмару. Нет выбора.
Драко скорчился на смятых, сбившихся простынях. Перед глазами стоял огненный, как вход в ад, дверной проем Выручай-комнаты. Совсем как тогда, весной...
Драко накрылся с головой покрывалом, будто напуганный страшной сказкой ребенок. Но темнота, когда-то защищавшая от любых опасностей, больше не приносила облегчения. Воспоминания, выпущенные сном, лезли наружу как черви после дождя.
Поттер с искаженным, черным от копоти и боли лицом. Вонь горелой плоти, от которой желудок сводило судорогой. Изломанное тело, похожее на выпавшую из камина головешку. Безвольно раскинутые руки и нелепо висящие на одном ухе, не потерявшиеся в огненном смерче очки.
Драко вспоминал собственный крик, неслышный среди других, затерявшийся в реве неутихающего пламени. Вспоминал, как стоял на коленях, не чувствуя ничего, ничего не замечая, кроме собственной, в уродливых пузырях ожогов руки, прижимающейся к груди Поттера. Как дрожала палочка, и пятно “Люмоса” плясало, будто налакавшийся огневиски пикси. Вспоминал бесчисленное «Энервейт!» и свои не способные ни на что, кроме бесполезного заклинания, трясущиеся губы. Кто еще был там, с ним? Лонгботтом, мадам Помфри… Дамблдор.
Как потом Поттер захрипел, попытался открыть сожженные веки, и сопротивлявшегося Драко оттащили прочь. Радость вспыхнула и погасла под натиском отчаяния. «Не помни, — шептал Драко, не в силах оторвать взгляд от руки, сжимавшей почерневшую от сажи палочку. — Не помни. Только не помни. Ты же не простишь…»
«Драко, с вами все в порядке?» — спросил тогда Дамблдор, и его ясные глаза показались на миг такими же холодными, как у отца. И столь же лживо, вкрадчиво-участливыми, как у Темного Лорда перед очередным наказанием. Драко попытался что-то сказать, в горле першило от истерического смеха, похожего на хриплое карканье. И тогда боль вдруг накатила на него, смяла в скулящий, бесчувственный и слепой ко всему комок...
Драко плохо помнил происходившее после. Какие-то люди, щекотные волны заклятий — и спасительное облегчение, разливающееся по телу. Смутно пробивающийся сквозь забытье потерянный голос отца и прохладная ладонь матери на горящем лбу.
И слишком хорошо помнил первое осмысленное пробуждение после долгого, тягучего, бессильного сна, переполненного абсолютной беспомощностью. Самым страшным чувством из всех, что он когда-либо испытывал.
Случись его предательство год назад — он бы позволил своей сумасшедшей тетке уйти и увести с собой Поттера. Мать с отцом были бы в безопасности. Ему самому ничего бы не угрожало.
Но теперь…
Когда исчезли презрение и зависть? Когда детская ненависть выдохлась, словно зелье в открытом фиале? Когда Гарри успел стать частью его самого? Драко не знал ответа.
Он сбросил на пол душившее одеяло. Шею словно сдавило ошейником, не давая вдохнуть полной грудью. Казалось, вот-вот начнется гроза, но еще звездное, потускневшее предрассветное небо не обещало долгожданного дождя.
— У меня не было выбора, — почти беззвучно прошептал Драко. — У меня ведь совсем не было выбора.
И беспомощно зажмурился, захлебываясь подступившим к горлу, разъедающим глаза отчаянием.
<div align="center">* * *</div>
Драко пристально смотрел в зеркало. Сон не шел из головы. От беспокойства, поселившегося под ложечкой, мутило, и он хмурился, недовольно изучая собственные больные, некрасиво покрасневшие глаза. Настоящий вампир.
«Невозможно искупить вину перед умершими, а живые не простят».
Недавний разговор со Снейпом врезался в память, и сколько он ни пытался выкинуть слова профессора из головы, ничего не получалось. Слишком многое стояло за каждым словом, чтобы не думать о том, что Снейп очень хорошо знал, о чем говорит.
«Живые не простят…»
Собственные зрачки вдруг показались Драко стеклянными, как у куклы, светлые точки на темно-серой радужке расплылись в неровные кляксы. Он смотрел на себя расширенными глазами, пытаясь понять, каково это — не видеть. Быть полностью слепым.
Давно пора было спуститься к завтраку, Снейп наверняка недоволен его опозданием, но Драко не мог оторваться от зеркала. Использовать “Конъюнктивитус”? Или повязку?.. Заклинание Ослепления применять к самому себе было страшно, спина противно похолодела, и Драко нетвердой рукой потянул с полки шейный платок.
Уверенность, с которой он принял решение хотя бы один день прожить, как Поттер, стремительно таяла. Пальцы заметно дрожали, и Драко, боясь передумать, резко взмахнул палочкой. Заклятье неразвязывания, затемнения, еще одно... Достаточно.
Драко заколотило от первобытного ужаса, но отступать было поздно. Черт-черт-черт. Он справится. Один день. Всего один день!
Первый же шаг к двери закончился плачевно. Драко наткнулся на стул, чуть не упал, сделал пару шагов в сторону и вдруг оказался у стены — совсем не там, где предполагал. Живот свело от паники. Где он? Нужно идти влево или вправо? Драко прислонился лбом к холодным шелковым обоям и замер, часто дыша. Один день. Всего один... Ничего. Он найдет дверь. Нужно просто двигаться вдоль стены. Рано или поздно...
Драко глубоко вздохнул и заставил себя сделать шаг. С каждым новым шагом, с каждым попавшимся на пути и узнанным предметом уверенность крепла, и когда пальцы нащупали гладкую ручку двери, он почти пришел в себя. Главное — не психовать и не дергаться. Мысленно нарисовать, что где находится. И осторожно — вперед. По коридору до самой лестницы.
Двенадцать шагов. Стена оборвалась, и Драко замер на месте. Ему вдруг почудилось, что под ногами бездна, и он оступится, упадет в нее, когда сделает следующий шаг. Дрожащие пальцы вцепились в перила.
Драко представил себе Поттера. Нелепого, качающегося, с бледными, сжатыми в упрямую полоску губами. Как он выставлял вперед руку, не зная еще, что где находится. Как менялся в лице, как дышал со всхлипами и все же шел вперед. Это возможно. Если преодолеть страх. Если преодолеть себя… Драко крепче ухватился за пыльные перила и спустился на одну ступеньку.
* * *
Снейп молчал, никак не выказав своей реакции на повязку, и Драко засомневался, что без подсказки сможет отыскать свое место за столом.
— Вы опоздали, Драко.
Профессорский голос зазвенел льдом, будто градинами простучал по тоненько запевшему столовому фарфору. Слава Мерлину... Теперь хотя бы понятно, куда нужно двигаться.
Драко обогнул стол, спинки стульев прошлись под пальцам гладкими горбами:
— Доброе утро, профессор, — невозмутимо поприветствовал он Снейпа и поспешно добавил: — С моими глазами все в порядке. Поскольку на сегодня вы не планировали приготовление сложных зелий, я… решил посвятить его небольшому эксперименту. Хочу понять, что чувствует слепой человек.
Зашуршала газета.
— Все еще пытаетесь встать на одну ступень с Поттером, Драко? Боюсь, сколько бы вы ни пытались, вы никогда не станете ему ровней.
— Скорее, он мне, — парировал Драко.
Снейп промолчал. Только раздраженно звякнули приборы. Драко опустился на свое место. И вдруг понял, что не знает, с чего начать. Что сегодня на завтрак? В чем? Где?
Его растерянность не осталась незамеченной.
— Овсянка еще не остыла, я наложил Согревающее. Тосты с джемом. Кофе уже с молоком.
Драко перевел дыхание. У каждого блюда на профессорском столе имелось свое неизменное место, и теперь можно было с уверенностью сказать, что голодным он не останется.
— Спасибо, сэр.
Завтрак прошел без происшествий, но в гробовой тишине. Снейп изредка шуршал “Пророком”, никак не реагируя на вялые попытки Драко соблюсти приличия и завязать разговор. И лишь встав из-за стола, заметил:
— Сегодня можете заниматься чем угодно, но с завтрашнего дня, я надеюсь, вы все-таки начнете выполнять наш договор о сотрудничестве.
— Непременно, сэр.
Отчетливый скрип половиц под каблуками Снейпа утихал дольше, чем обычно. Или Драко это только казалось...
Один. На целый день. Без чьей-либо помощи или совета. Совершенно один.
Но ведь Гарри справился?
Драко осторожно поднялся со стула и вытянул перед собой руку.
Улыбнуться карге Кольридж, пожелать ей доброго утра, добавить искреннего восхищения, сдобренного неловким смущением — и час, свободный от надзора, в кармане.
Но сегодня, уже завернув к палате, Драко наткнулся на Сметвика.
— О, мистер Малфой. Давненько вас не было, давненько... Очень рад. Правда, я бы не советовал вам тревожить мистера Поттера, — заявил дежурный целитель, одаряя Драко предупредительной улыбкой.
Драко незаметно сжал пальцы в кулак, улыбаясь еще обаятельнее.
— Почему? Что-то случилось, сэр?
— Боюсь, мистер Поттер слишком близко к сердцу принял некоторые новости о… состоянии его здоровья.
— Какие новости?
Держать себя в руках получалось с трудом. И чертов целитель определенно это заметил.
— Неутешительные, скажем прямо.
— Что вы ему сказали?
— Видите ли, мистер Малфой, наш пациент уже достаточно окреп, чтобы справиться с правдой.
— С правдой?!
Драко все-таки не выдержал и цапнул колдомедика за мантию. Лимонно-желтая ткань лопнула по строчке воротника, стоило покрепче стянуть ее на груди. Встряхнуть бы посильнее, чтобы стереть эту дурацкую ухмылку навсегда…
— Отпустите меня, мистер Малфой, — спокойно проговорил Сметвик, из-за своего небольшого роста вынужденный смотреть снизу вверх. В его глазах отражался лишь дружелюбный исследовательский интерес. — Или я вызову авроров, и мистеру Поттеру придется заканчивать лечение без вашего назойливого присутствия.
Драко трясло. Наружу лезли самые грязные ругательства, но он заставил себя разжать пальцы. Черт, как маггл, руками… Хоть в чем-то отец прав, Гриффиндор точно полон неистребимой заразы, превращающей каждого нормального волшебника в идиота, забывающего о магии.
— Мистер Поттер нуждается в покое, мистер Малфой. И если бы вы были к нему более внимательны, а не провоцировали на безрассудное поведение, вы бы это поняли. Более того, он сам отказался от посещений.
— Я вам не верю.
Сметвик одернул мантию, извечная улыбочка снова заиграла на его губах, и Драко захотелось его приложить заклятием потемнее. Хотя он прекрасно осознавал, что причиной ярости, клокотавшей сейчас в душе, был вовсе не целитель.
Драко заставил себя склонить голову, будто бы извиняясь. Посторонился, учтивым жестом приглашая колдомедика пройти. Сметвик ответил еще более сияющей улыбкой, но все же отступил. Краппов сын, чтоб тебе всю жизнь гнойные язвы у бездомных сквибов лечить...
Дверь открылась, и в лицо ударил солнечный свет. Яркий, слепящий, каким бывает только летним утром. Или в детстве.
— Дрыхнешь, Поттер?
Ему не ответили. Глаза никак не привыкали к свету, отчего-то не было слышно низла. Драко нахмурился. Нет, он предполагал, что все плохо, но...
Когда перед глазами перестали плавать темные пятна, он внимательно всмотрелся в притворяющегося спящим Поттера. Тот точно всего лишь притворялся. Определенно. Не может же спать человек, натянув одеяло на голову — в такую-то жару.
Лежавший в ногах низл оглядел Драко мутным взглядом и со вздохом опустил ее на подобранные лапы. А как же привычка тут же обнюхивать такие вкусные, много где ходившие туфли?.. По спине медленно разлился холод. Драко через силу улыбнулся и присел на краешек скрипнувшей кровати.
— Потти, — потребовал капризно, — где же твоя сияющая физиономия, обрадованная приходом великолепного меня?
Голос дрогнул, и Драко закашлялся. Помедлив, боязливо откинул край одеяла.
Герой сделал вид, что так и не проснулся. Пришлось взлохматить и без того растрепанную шевелюру и ущипнуть его за ухо.
— Вставай!
— Рано, — прошелестел Гарри. — Солнце еще низко.
— Да неужели, — обрадовался Драко. Голос Гарри был тихим, но обычным. — Ровно девять, к твоему сведению. Не вылезешь — отлевитирую кровать к окну и шторы уберу, чтобы ты расплавился, как медуза. Будешь знать, как меня игнорировать...
— Я хочу спать. Давай поговорим завтра.
Вот теперь тон Гарри стал другим. Мертвым. Низл заскулил, ткнулся Драко в ладонь сухим носом. Внутри все болезненно сжалось: фамилиар должен чувствовать настроение хозяина как никто другой.
— Поттер, — сменил тактику Драко, — тебе нужно встать и привести себя в порядок. А потом выйдем в сад, попрактикуешься в Отражающих чарах — я придумал один способ, ты не поверишь…
— Завтра, — не дослушав, вяло отозвался Гарри.
Драко откинул одеяло полностью. К черту церемонии, иначе все так и закончится пустыми разговорами.
Гарри не сопротивлялся, когда Драко дернул его на себя, ставя на ноги. Как волшебная кукла, которая делает все, что ей приказывают. И двигался так же: послушно поднимал руку и опускал, стоило перестать ее удерживать.
— Думаю, душ тебе не помешает, — сказал Драко упавшим голосом.
Гарри никак не отреагировал, но едва Драко потянул его за собой, уперся. Драко обернулся и вздрогнул, когда лица коснулись холодные пальцы. Короткие мазки узнавания обежали скулы, тронули губы, и рука Гарри снова безвольно повисла, будто стала не нужна.
— Душ, — неуверенно проговорил он.
Драко осторожно обнял его, и Гарри наконец сделал шаг вперед. Кожа под пальцами казалась горячей, и тонкая ткань пижамы не мешала ощущать этот жар всей ладонью. Драко сглотнул, метнув быстрый взгляд на четкий правильный профиль: прямой нос, густые ресницы, неподвижная радужка, безжалостно выхваченная солнечным лучом — сейчас не просто ярко-зеленая, а с золотыми искрами, как у низла, — и отвернулся. Ничего, все еще будет хорошо. Обязательно…
— Предпочитаешь похолоднее? Или пара напустить?
Гарри стоял молча, погруженный в себя настолько, что стало по-настоящему страшно. Драко проглотил застрявший в горле комок, продолжая впустую сотрясать воздух:
— Что ж, Поттер. То, что ты полагаешься на мой выбор, похвально. Никто не обладает таким тонким вкусом и потрясающим чувством прекрасного, как я. Устроим контрастный душ — он непременно тебя взбодрит. Сразу почувствуешь, что вода порой лучше любой магии. И, к тому же, это полезно для цвета лица.
Низл увязался следом, обежал вокруг, с жалобной надеждой заглядывая в глаза хозяину, и у Драко опять перехватило горло.
— Ну же, Поттер! Шевелись.
Дверь пришлось открывать одной рукой — второй Драко прижимал к себе слабо сопротивляющегося Гарри. Тот снова упирался, но стоило его отпустить — замирал с таким беспомощным и потерянным видом, что все внутри завязывалось в узел от набиравшего силу знакомого отчаяния. И все это только из-за того, что ему сообщили о неизлечимости проклятья? Да какого жареного соплохвоста... Ничего еще неизвестно!
— Для утренних процедур необходимо скромное уединение, — возмутилось Зеркало, но Драко сейчас было не до него.
— Разобью, — разъяренно пообещал он одними губами, и старая стекляшка испуганно замолчала.
Гарри сделал еще два шага и остановился.
— Так! — бодро сказал Драко. — Раздеваемся, Поттер, и…
— Драко, я хочу спать. Ты проводишь меня до кровати?
По-детски растерянный голос вибрировал, камертоном отдаваясь внутри — с каждым мгновением все болезненнее. Драко погладил Гарри по плечам трясущимися ладонями.
— Конечно. Обязательно… Но сначала мы искупаемся — прости, но несет от тебя, как от твоего низла... Ну-ка, давай! Снимем твою ужасную рубашку…
Гарри покорно повернулся спиной и поднял руки. Драко не стал разворачивать его обратно. Пусть так.
Он потянул вверх выправленную рубашку, аккуратно, чтобы не коснуться ненароком голого тела. Измятая ткань добралась до лопаток, и в этот момент Гарри переступил с ноги на ногу.
Хлопок выскользнул из пальцев, словно шелк, а Драко поспешно отпрянул, резко и неслышно вдохнув.
Нет, так не пойдет. Нельзя настолько бояться прикосновений. Не дергался же он каждый раз, когда Гарри брал его за руку или трогал лицо? Все было нормально.
Драко глубоко вздохнул и задержал дыхание. Ладони поднырнули под рубашку и легли на талию. Вот. И ничего страшного. Совсем ничего… Только вот Гарри сейчас не в состоянии сопротивляться — чему бы то ни было. Беззащитный, как ягненок. Он ведь даже не заметит, если Драко позволит себе что-то предосудительное. Чуть-чуть, самую малость…
По рукам, по телу побежала горячая волна, ударила испариной в лицо, и Драко едва удержался от стона. Накатившее возбуждение заставило трепетать каждую клетку, каждую мышцу, и дыхание зачастило, мгновенное высушив приоткрытые губы. Мерлин милосердный…
Руки сами собой поползли выше, и Драко закусил губу, почувствовав пальцами, как движутся от дыхания тонкие ребра. Чуть влажные подмышки с жесткими волосками… Стянуть рубашку, алчно вжаться пальцами в гладкую теплую кожу, ощутив плотные мышцы, однако не позволить себе задержаться ни на мгновение, иначе…
Волосы на затылке Гарри вздыбились короткими вихрами. Смешными, торчащими — в них хотелось зарыться носом, глотнуть запах лаванды, тайком подложенной когда-то под больничную подушку, поймать собственный аромат горячего тела — и никогда не выдыхать. Снятая рубашка повисла, зацепившись за край зеркала над раковиной. Драко облизнул пересохшие губы, не в силах отвести взгляд от смуглой спины. Потрясающе красивой спины, если уж на то пошло. Драко никогда не думал, что эта, не самая интересная и привлекательная часть чужого тела может так вышибать дух. Хотелось провести по ней ладонями, жестко, плотно надавливая, чтобы Гарри уперся руками в стену и прогнулся, как низл, шумно выдохнул от удовольствия, а потом…
Драко прикусил губу, когда понял, что его пальцы уже подцепили резинку пижамных штанов и медленно тянут вниз. Слишком медленно, обжигая каждым прикосновением… он попытался сглотнуть, но не преуспел, отчаянно таращась в спину ничего не понимающему, покорному Поттеру. Которого одновременно хотелось пожалеть и трахнуть.
Но еще больше — увидеть таким же сильным, как раньше.
Драко сполз на пол. В голове ширилась ватная пустота, руки двигались сами по себе — смело и жадно, так, как еще секунду назад было немыслимо вообразить.
Губы едва не коснулись ягодицы, до чужой кожи осталось полдюйма, и от срывающегося дыхания по ней побежали мурашки. Если бы он позволил себе…
Гарри выгнулся бы сильнее, и ничто не удержало бы Драко от того, чтобы вылизать каждый дюйм нежной упругой плоти. Он бы упивался каждым стоном, каждым движением распаленного тела, чужим удовольствием, которое бы заводило сильнее, чем самая искусная ласка…
Он бы любил Гарри, если бы только тот позволил.
Мысль была настолько неожиданной и ошеломляющей, что Драко очнулся.
Гарри послушно поднял одну ногу, потом другую, позволяя раздеть себя. Возбуждение накатывало душными волнами, но поселившаяся внутри червоточина стремительно росла, закручивалась воронкой, и в конце концов поглотила собой все эмоции без остатка.
Этого никогда не будет. Это невозможно в принципе, тем более, если все закончится. <i>Когда</i> все закончится.
Драко поднялся на ноги уже полностью спокойным. И пустым, как выеденная яичная скорлупа.
— Давай, герой, — сказал он мягко и насмешливо, подтолкнув Гарри к ванне.
Тот повиновался, на этот раз не заартачившись, и сам забрался в чугунную лохань.
Теплая вода оставила его равнодушным. Гарри слабо отворачивался, позволяя струе с силой бить по затылку, опущенным плечам. И только когда Драко врубил воду похолоднее, задышал громче — а потом вдруг ринулся к кранам.
— Малфой! — завопил он так громко, что Драко остолбенел. — Какого черта я делаю в этом леднике?!
Драко выдохнул, рассмеялся, едва не кинувшись ожившему Поттеру на шею. Смаргивая выступившие от смеха слезы, ехидно пояснил:
— Это называется “контрастный душ”, Потти. Ты его принимаешь. Что, не нравится?
— Нет! Черт… Кому это может н-нравиться…
Гарри едва не вывалился из ванны — так торопился из нее выбраться. Драко накинул ему на плечи полотенце и не вытерпел — развернул к себе и крепко обнял.
— Эй. Ты чего? — с улыбкой в голосе спросил Гарри.
Драко прижал его сильнее, зарываясь лицом в мокрые пряди.
— Ты был похож на полоумную Лавгуд, — честно признался он. — А потом вообще перестал реагировать, хотел только спать. Совсем ничего не понимал, не замечал меня. Я так испугался.
— Не замечал? Тебя? — недоверчиво изумился Гарри.
Его руки мягко опустились на спину, и Драко зажмурился, впитывая невинные успокаивающие прикосновения.
— Меня. На поцелуй я не решился, уж извини, — он нервно хихикнул. — Все-таки на вашу Белоснежку, или как там ее, ты не тянешь.
— В следующий раз давай обойдемся без ледяного душа, ладно? — отстранившись, знакомо прищурился Гарри, и Драко скрепя сердце заставил себя отступить назад.
— Ладно.
Отпихнув носком туфли попытавшегося облизать руки низла, он шагнул к двери и обернулся, когда его тихо окликнули:
— Малфой... — Гарри, заметно покраснев, оборачивал полотенцем бедра. — А… какое сегодня число?
— Двадцать четвертое.
— Июля?
— Нет, октября! Конечно, июля. Поттер, ты что — совсем потерялся?..
Гарри хмуро опустил голову, и Драко снова запаниковал.
— Обещаю приходить каждый день, Потти. И обнимать в качестве профилактики лунной болезни. Но если ты еще раз посмеешь меня не заметить — опять искупаю. Договорились?
Гарри фыркнул, отворачиваясь к раковине, и улыбнулся в Зеркале так, что у Драко екнуло сердце.
— Официально разрешаю обнимать себя хоть тысячу раз в день, Малфой. Но если ты еще раз назовешь меня “Потти” — под ледяной водой окажешься сам. Ясно?
Драко с облегчением рассмеялся.
— Ясно. Давай поторапливайся, успеем позаниматься Чарами до обхода.
— Не терпится повыпендриваться? — невнятно спросил Гарри и наклонился, сплевывая зубную пасту.
— А ты как думаешь, — сдавленно сказал Драко и открыл дверь, впуская в ванную прохладный воздух. Раскачиваясь, как пьяный, вышагнул из влажной духоты в палату. — Конечно, не терпится, — пробормотал он, прислоняясь к косяку, и прикрыл глаза, отчаянно мечтая оказаться в ледяном душе прямо сейчас.
— О приди… помешай мое варево… — напевал сквозь зубы Гарри, зябко притаптывая задубевшими ботинками, — если все сделаешь правильно, то получишь котел, полный крепкой… горячей... любви, черт, что ж так долго-то, а? — он сунул руки глубже в карманы и вздрогнул: где-то совсем близко прогудел поезд.
Оскальзываясь на припорошенном снегом льду, Гарри подобрался к самому краю платформы, щурясь сквозь мутные стекла очков в ночную темень. На душе скребли кошки, и нестерпимо хотелось оказаться в школе побыстрее, пусть и ожидало там неизвестно что. Вряд ли Дамблдор стал бы дергать его по пустякам, а хороших вестей ждать неоткуда.
Но все-таки Гарри был страшно рад возвращению в Хогвартс. Встретить Рождество с близкими и друзьями казалось настоящим подарком, но впервые за все время Гарри изнывал от скуки уже к концу Сочельника. И перспектива провести еще немало вечеров в компании шумного семейства Уизли под аккомпанемент вздохов непонятно в кого влюбленного Рона и привязчивых песенок Селестины Уорлок скорее удручала, чем радовала. А внезапный и странный визит в Нору министра Скримджера испортил праздничное настроение окончательно.
Гарри нетерпеливо поправил врезавшийся в плечо ремень сумки.
— Пусть ты разбил его на части… Оно вернулось — это счастье…
Вспыхнувшие из-за поворота желтые огни приближались, и через несколько томительных секунд ярко осветили глухую, белую от снега платформу.
Гарри прошелся по совершенно пустому вагону. Сверившись с тщательно записанными цифрами, толкнул в сторону нужную дверь.
Сидящий в купе Люпин виновато разглядывал разворот вечернего “Пророка”, а тусклая, явно чем-то расстроенная Тонкс мрачно нахохлилась в углу. Стряхнув с капюшона снег, Гарри вежливо улыбнулся, отказался от предложенной шоколадки и забросил сумку на полку для багажа. Потом устроился на своем месте и прижался к окну, прячась от чужих проблем, в которые его явно не собирались посвящать.
Поезд дернулся и начал медленно набирать скорость. Платформа поползла в темноту. Бездумно глядя в непроглядную тьму, Гарри царапнул пальцем заиндевевшее стекло, машинально выводя пузатую букву “Д”.
* * *
В Замке Гарри оказался далеко за полночь. В холле и Большом Зале еще горели свечи, но чем выше по лестнице он поднимался, тем свет становился тусклее, а тени в коридорах — гуще. До портрета Полной Дамы Гарри добрался почти на ощупь, не зажигая “Люмоса”, чтобы не потревожить вездесущего Пивза или Филча.
Он валился с ног от усталости — дорога показалась длиннее и утомительнее, чем обычно. Но, уже переодевшись ко сну, все равно вытащил из сумки Карту Мародеров.
Чернильные коридоры были непривычно пусты — на Рождественские каникулы в Хогвартсе оставались единицы, — и отыскать нужное имя не составило труда.
Оно двигалось — там, в подземельях, его обладатель не спал; медленно прохаживался по пустой спальне шестикурсников Слизерина.
Покусав губы, Гарри выудил из-под подушки мантию-невидимку и выскользнул из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Уже добравшись до гостиной Слизерина, он вспомнил, что не знает пароля. Зажав волшебную палочку зубами, а мантию — под мышкой, Гарри остервенело рылся в карманах, ища Карту, когда перед носом распахнулась дверь.
— Поттер?
От неожиданности Гарри раскрыл рот; палочка с громким хлопком упала и откатилась; “Люмос” погас, и мрачный коридор погрузился в темноту.
— Т-твою мать...
Драко не злился, а нервничал — Гарри достаточно было услышать его голос, чтобы понять это. Не зная, что сказать, он молча опустился на колени, шаря по холодным каменным плитам в поисках палочки. А когда нашел — отдернул руку, ощутив тепло чужих пальцев.
— Люмос!
Слабый огонек на конце палочки снова осветил коридор, и Гарри вздрогнул, увидев лицо Драко всего в дюйме от своего собственного. Кровь тут же обожгла щеки румянцем. Грохот в ушах вторил ритму колотящегося сердца, и Гарри едва расслышал ехидный голос:
— Не успел приехать — и уже на коленях передо мной, Поттер.
— Мечтай, Малфой! — Гарри прочистил горло и незаметно вытер вспотевшие ладони о пижамные штаны.
— Ты приехал, — повторил Драко нормальным голосом, улыбаясь.
— Как видишь, — Гарри даже смог усмехнуться и, сам не зная зачем, добавил: — Ты ведь ждал.
Острый кадык над туго застегнутым воротничком слизеринской мантии дернулся, и Гарри машинально сглотнул следом, чувствуя, как улыбка меркнет.
— Мерлин, какая чушь! Я не мог тебя ждать, Поттер. Я даже не знал, когда ты приедешь и приедешь ли вообще. Просто не мог заснуть, — Драко легко поднялся на ноги.
Гарри едва успел рассмотреть, как изменилось его лицо: белое из-за искусственного волшебного света, оно походило на маску. Только глаза оставались сияющими и живыми. Выдающими.
— Я скучал, — выпалил он, исполнившись смелости от осознания, что Драко его действительно ждал.
— А я — нет.
Гарри ухватился за протянутую руку, поднимаясь на ноги, и нахмурился, не зная, куда девать глаза, чувствуя себя страшно глупо — в одной пижаме нос к носу с Малфоем, одетым, как всегда, с иголочки.
— Слушай, Поттер… Оставайся.
— А? — Гарри заморгал, решив, что ослышался.
— Мне не нравится, что ты шляешься по Замку один, — заявил Драко, рассматривая свои ногти. — Кроме меня, в спальне никого, можешь занять кровать Гойла. Никто не узнает.
Последние слова прозвучали так, словно Драко боялся отказа. И Гарри не стал напоминать, что все эти годы свободно “шлялся” по Замку, умудряясь как-то обходиться без Малфоя и вообще кого бы то ни было. Только пожал плечами, пряча улыбку:
— Хорошо.
* * *
Драко уже собирался уходить, когда Поттер тяжело уселся за стол рядом, устало стягивая с носа очки. От него пахло морозом и стылой водой. Драко передернуло от зябкого холодка, пробежавшего по позвонкам, несмотря на то, что в Большом Зале было жарко натоплено.
— Если ты считаешь, что прощен за свое утреннее бегство, то уверяю тебя — это не так, — сказал Драко, медленно переворачивая страницу учебника и мысленно проговаривая следующую фразу.
Читать он даже не пытался — мелкий текст на старинных листах сливался в сплошные чернильные строчки.
Драко как можно презрительнее промолчал, вернувшись к разглядыванию страницы.
— Малфой?
В следующую секунду учебник выдрали из рук.
— Отдай, — Драко потянулся за ним, но Гарри уже спрятал книгу за спину. — Это не смешно, Поттер. Мне нужно готовиться.
— К чему? Каникулы же.
Драко предпринял еще одну бесполезную попытку и вскочил, мгновенно закипев.
— Да пошел ты!.. — он уже развернулся к выходу, когда запястье стиснули ледяные пальцы.
— Малфой. Пожалуйста, — надев очки, Гарри смотрел снизу вверх, нервно прикусывая нижнюю припухшую, треснувшую ровно посередине губу. — Я не хотел тебя будить, но мне действительно очень нужно было уйти. Прости.
Поттер не просто выглядел, он чувствовал себя виноватым — Драко видел это по его лицу, по заострившимся от напряжения скулам и упрямому подбородку. Драко сел рядом, снова оказываясь с Гарри лицом к лицу:
— Где тебя носило? Я весь извелся. И почему, во имя Мерлина, ты такой ледяной?
Гарри улыбнулся — морщинка между сведенных бровей разгладилась, — и сильнее сжал запястье.
— Это из-за Дамблдора. Нам нужно было... решить одно дело.
— Решили?
Гарри зевнул, пробормотав:
— Я целиком и полностью человек Дамблдора, ты же знаешь.
Драко нахмурился:
— Целый день решали?
— Целое утро. А потом я гулял.
— Что-о? — снова попытался взвиться Драко.
— Мне надо было подумать. Я гулял вдоль озера, ничего страшного не делал. Замерз только вот до чертиков…
— Ты когда ел последний раз?
— Кто — я? — Гарри удивленно хлопнул ресницами. — Не помню… Вчера? Или позавчера.
Драко быстро поднялся на ноги, лениво усмехнувшись, дернул Гарри за воротник:
— Тогда пойдем накормим тебя, герой.
* * *
Огненный глинтвейн оказался безумно вкусным, и вскоре на кухне стало невыносимо жарко. Сняв шерстяной пуловер, Драко расстегнул воротник рубашки.
Поттер сидел рядом, под начищенными до блеска сковородками, свисающими с длинной посудной полки, и грел руки о наполненную до краев кружку.
Разговор не клеился — то ли Драко слишком перенервничал, то ли мотавшийся неизвестно где Поттер действительно «смертельно устал, даже языком шевелить лень», но первую порцию оба выпили в гробовом молчании. И вторую. Когда дело дошло до третьей, настроение совсем испортилось.
Уколов локоть, Драко поморщился и тихо выругался, сметая со столешницы овсяное зернышко.
— Что за бардак, — процедил он. — Почему грязь на столе?
— Винки не виновата, Винки все убирает, сэр, это Добби виноват! — Добби показался из-за стола и тут же с писком спрятался снова, уворачиваясь от тарелки, которая с грохотом врезалась в ряд аккуратно составленных стеклянных бокалов.
— Ты что творишь? — Поттер выхватил из рук следующую тарелку, уже занесенную для броска. — Совсем того?
— Какого дементора здесь делает этот урод? Откуда он взялся вообще, ренегат ушастый? — прошипел Драко. — Утром его не было! Признавайся — ты его вызывал, чтобы меня позлить, Поттер?
— А что ты здесь забыл утром? — простодушно ответил вопросом на вопрос Гарри. — У тебя дома принято завтракать на кухне? — улыбнувшись, он сделал большой глоток и слизнул рубиновую каплю с верхней губы.
Жарко, как же жарко, твою мать, с чувством подумал Драко, непроизвольно повторяя его движение, и удивился, не ощутив пряного вкуса во рту.
— Ты, может, и отпраздновал Рождество с Уизли, Поттер, но мне здесь, знаешь ли, не особенно весело было. Одному, — сказал он презрительно и эффектно отбросил челку со лба, больно задев затылком твердые дубовые панели за спиной.
В носу защипало от обиды, от яркого запаха орешника и меда запершило в горле. Плавающие под потолком свечки вздрогнули и раздвоились, отражаясь в стеклах поттеровских очков. Смотреть в них стало совершенно невозможно, и Драко отвернулся.
— Думал сделать сюрприз. Еще одно Рождество... А он взял и свалил, — горько пожаловался Драко остаткам глинтвейна. — Кстати, чего это я? — он резко выпрямился, ухватившись за покачнувшийся стол, и заморгал, вспоминая, что хотел сказать. Мысленно прокрутив уже сказанное, кивнул сам себе и повелительно взмахнул рукой: — Эй! Неси, что было заказано, бесполезное существо!
— Винки все сделает, — донеслось откуда-то из-под стола.
— Не нужно Винки, Добби сам принесет! И уберется Добби тоже сам!
— Нет, Винки принесет...
— Нет, Добби...
— Молча! — приказал Драко.
Горячая ладонь тяжело опустилась на плечо, и Поттер наклонился к самому уху:
— Ну прости меня.
Драко закатил глаза: надо же, героя развезло после пары кружек глинтвейна.
Зато, по крайней мере, от него больше не пахло водой и ледяным ветром; лишь терпкие нотки алкоголя, тмина и гвоздики приятно щекотали ноздри. Драко непроизвольно потянулся за волосами, мазнувшими его по щеке, и громко чихнул. Гарри тихо рассмеялся. Драко слышал, как Винки снова отчитывает криворукого Добби, но на глупых эльфов было плевать с Астрономической Башни, потому что Гарри придвинулся еще ближе, заполняя собой все пространство — так, что вскоре стало нечем дышать.
— Иди к черту, Поттер! — возмутился Драко, медленно ворочая языком, но даже не попытался выпутаться из крепких объятий. — Знаю я такие извинения! Сейчас поешь, поспишь… Спать будешь со мной! — грозно напомнил он, и Гарри оборвал смех. — И чтобы утром был на месте.
— А если…
— Прокляну! — отрубил Драко.
— Ужасно страшно, — согласился Гарри.
Драко на секунду померещилось, что тот как-то неправильно согласился, и он, нахмурившись, повернулся к Гарри, проверяя, не издевается ли тот. Но герой выглядел совершенно невинно. То-то же!
Драко удовлетворенно кивнул, и в отчего-то мутной голове тут же родилась замечательная мысль.
— Ну? Где она? — капризно поинтересовался Драко, дрыгнув под столом ногой.
— Кто? — осторожно спросил Гарри.
— Индейка.
— Индейка?.. — глупо переспросил Гарри, все еще не убирая с плеча руки.
Почему-то захотелось щекой прижаться к тыльной стороне его ладони.
— Да. Под крыжовенным соусом, — рассеянно произнес Драко, любуясь глупым озадаченным выражением лица Гарри. — Тр... Традиция. Отметишь со мной Рождество — прощу тебя, так и быть.
Но к тому моменту, когда Винки и Добби притащили поднос с горячей, исходящей душистым паром индейкой, и по комнате поплыл запах крыжовника, корицы и яблок, стало не до еды. В кружках снова плескался глинтвейн, мельтешащие под ногами эльфы больше не раздражали, а невзрачная кухня казалась уютной и даже начинала нравиться. Растерянность и страх ушли, сменяясь приятно греющим теплом.
Правда, Гарри умудрился напиться, но это не беда. Не всем же быть стойкими слизеринцами, не так ли?
— О! О-мела, — Драко качнулся в сторону отпрыгнувшего Добби и едва не упал, явно зачарованный подлой тварью. — Спасибо, — невнятно сказал он Гарри, который поймал его за локоть, и требовательно протянул руку: — Н-ну-ка дай-ка.
— Бывшему хозяину показалось... Это ненастоящее. Добби стащил это украшение с главной елки! — домовик нашелся с ответом слишком поздно: спрятанная за спину острая темно-зеленая листва мерно заколыхалась, рассыпая на каменный пол вперемешку снежные ягоды и волшебные искры.
— Выгоню! — пообещал Драко, отмахиваясь от рук почему-то смеющегося Гарри. — До конца своих дней отдыхать будешь! А ну говори, зачем сорвал?
Эльф дрожал от кончиков ушей до резинок разноцветных носков.
— Это для Винки. Добби повесит омелу, Винки поцелует Добби!
Гарри поперхнулся очередной порцией глинтвейна и закашлялся. Надо бы послать домовика подальше, конечно, но почему-то было страшно лень, и Драко только медленно облокотился о настырно качавшуюся столешницу, подпирая тяжелую голову ладонью.
— И тут любовь, — флегматично заметил он, отпуская домовика движением брови.
— Н-да, страшная штука, что и говорить, — согласился Гарри. — Гм. Что насчет тебя, кстати? Влюблен в кого-нибудь?
Последний вопрос прозвучал глухо — Гарри уткнулся в кружку.
Драко печально покивал сам себе: так и есть, Гарри Поттер все-таки алкоголик.
— Я тебя умоляю! — устало закатил он глаза. — В этой школе никто не достоин моего выбора.
— А как же Паркинсон?
— Паркинсон? — удивился Драко. — Ах, Паркинсон… Хм, — он прищурился, скосив глаза на ковыряющего столешницу собутыльника. — Панси влюблена в меня, как кошка, да, и готова поклоняться моему члену, — лениво похвастался он. — Но… надеюсь, это останется между нами… скажу тебе прямо: в постели она бревно бревном. Зато никогда не отказывает!
Захихикав и не дождавшись поддержки, Драко пихнул помрачневшего Гарри кулаком в плечо.
— Эй, чего нос повесил? Или ты до сих пор всухую дрочишь, Потти?
Вместо ответа прямо над головой что-то оглушительно хлопнуло, разлетаясь мельчайшими осколками, второй раз, третий…
Задрав голову, Драко завороженно уставился на опасно кренящуюся стопку глубоких тарелок. И даже успеть разглядеть стремительно приближающийся герб Хогвартса, выбитый на плоском дне огромного фарфорового блюда.
* * *
— …Энервейт!
Багровеющий под веками закат обернулся закопченным потолком кухни, на фоне которого медленно проявились черные, завивающиеся на самых кончиках поттеровские вихры.
— Мерлин всемогущий… Поттер, ты внезапней влюбленной вейлы! — просипел Драко. Потрогав гудящий затылок, поднес руку к глазам. — Слезь с меня, ты тяжеленный, как бронебрюх. И как тебя только метла носит...
Явно не слушая, Гарри обеспокоенно обшаривал глазами лицо Драко, и вдруг сосредоточенно повел двумя дрожащими пальцами по шее, подбородку, поднимаясь к виску и выше — к почему-то саднившему лбу.
Развернув, молча показал ладонь.
— Офигеть, — морщась от режущей боли в затылке, с трудом проговорил Драко, не в силах отвести взгляд от собственной крови на кончиках чужих пальцев.
Гарри почему-то не спешил вставать. Поправив чистой рукой очки, он отбросил с глаз челку, вздохнул — и в этот момент неизвестно откуда прямо на пострадавший лоб просыпался упругий белоснежный дождь из волшебных ягод.
— Чертовы домовики, совсем с ума посходили, — прошипел Гарри, стряхивая остатки ягод с волос и явно не зная, куда девать глаза.
А Драко не мог решить, плакать ему или смеяться. Он лежал на полу, под Гарри Поттером, под облетевшей веткой распустившейся прямо над ними долбаной волшебной омелы, с рассеченным в кровь лбом и жгущим с самого утра клеймом на левом предплечье.
— Извини, но тебе придется снять с носа это уродство, — надменно сказал он, помахав пальцами.
Гарри медленно краснел, сразу всем лицом — от челки до самой шеи, видневшейся в расстегнутом вороте рубашки, но даже не шелохнулся, продолжая смотреть прямо в глаза.
По крайне мере, тогда он точно с меня слезет, заторможенно подумал Драко. Быстро протянул руку и к боггартовой матери стащил дурацкие очки. Гарри моргнул, растерянно раскрывая сразу ставшие беззащитными глаза. Не выдержав, Драко подался вперед, обхватывая напрягшиеся плечи, находя губами разгоряченные глинтвейном губы. Лизнув верхнюю, осторожно прихватил зубами нижнюю и отстранился, смакуя вкус алкоголя, гвоздики и странной, теплой нежной сладости, приправленной чужой кровью.
— Ты целуешься лучше Паркинсон — это факт, — серьезно сообщил Драко, когда смог, наконец, открыть глаза.
Лицо Гарри тут же расслабилось, явно хмельная усмешка приподняла уголки ярких влажных губ. Нижнюю по-прежнему красным штрихом делила пополам трещинка.
Драко смотрел на нее, трезвея с каждой секундой, и обреченно сознавал, что никогда еще не был так далек от своей цели, как сейчас.
Отправлено: 26.10.11 22:45. Заголовок: Глава пятая
Глава пятая
Драко держал обещание, продолжая приходить каждый день, и придирчиво следил, чтобы Гарри выполнял все целительские указания.
Не считая неловкой покорности, с которой Гарри ему подчинялся, в остальном все оставалось по-прежнему — внешне.
Внутри царил хаос и назревал бунт.
Заметив, что “неряшливый мальчик” стал проводить в ванной гораздо больше времени, явно став на путь истинный, Зеркало взялось за него всерьез. И вскоре у Гарри голова шла кругом от названий тысяч косметических притираний, вытяжек, кремов и лосьонов, ароматических солей и духов, отваров для сведения прыщей и Мерлин знает чего еще. Особенное внимание уделялось средствам для волос: фиксатуарам, эликсирам от выпадения, бриллиантинам, увлажняющим маслам, бальзамам для корней, каплям для секущихся кончиков, зельям для завивки, красящим настоям и даже сортам пудры для париков. И, конечно, множество лекций оказалось посвящено “нормальной”, а не маггловской, одежде.
Гарри мог беспрепятственно пользоваться туалетом и душем, но стоило ему попасть в поле зрения обладающего, очевидно, зоркостью кошки Зеркала, как то оживало и принималось за него с усердием, достойным лучшего применения.
Торопливо ополоснувшись за задернутой занавеской, Гарри нащупывал полотенце и стыдливо в него заворачивался, прежде чем выбраться из ванны на коврик. Из вежливости выдерживал еще минут сорок болтовни, после чего выметался вон с чистой совестью и даже в некоторой степени благодарностью — в такой обстановке думать о Драко было непросто.
Откровенно говоря, он боялся о нем думать. И думал почти всегда — если, конечно, Драко не было рядом.
Впрочем, когда был — думал тоже. Но тогда наступало время простого и бесхитростного наслаждения его близостью, искренней и открытой, неподдельно-дружеской. В которой не должно оставаться места тайным мерзким мыслишкам одного бывшего очкарика. Однако иногда место все-таки находилось, и тогда он запинался, краснел и вздрагивал от каждого случайного прикосновения.
Он стал видеть сны — не прежние кошмары, а странные смутные видения, наводненные неясной тревогой и томлением. Утром простыни оказывались влажными, Гарри очищался чарами и долго лежал, смущенный и взволнованный, пытаясь поймать ускользающие образы и боясь их.
Все теперь было заполнено только им, Драко. Ощущением нежной теплой кожи, тончайшими нотками волшебного запаха и звучанием голоса — чуть хрипловатого, временами до смешного напыщенно-капризного, с протяжными томными гласными и фирменной издевательской ленцой.
— Ты влюблен, мальчик, — глубокомысленно заявило Зеркало однажды утром.
Гарри застыл с расческой в руке.
— Я? Н-нет, — ответил он быстро.
— Поверь мне, — заворковало Зеркало, — я знаю, о чем говорю. Я вижу это в твоих честных глазах.
Возмущенный и растерянный, Гарри бросил расческу и вылетел из ванной, скрываясь от назойливого зеркального ока.
Тем же вечером, проведя вместе очередной прекрасный день, наполненный прогулками, смехом и беседами, раздражающе невинными и убийственно дружелюбными, они с Драко крепко повздорили из-за какой-то ерунды. За последнее время это случалось не так уж редко, но после целительского обхода Гарри впервые позволил собственным желаниям вырваться на волю.
По-воровски прокравшись мимо спящего Зеркала, он забрался в ванну, отгораживаясь во тьме от тьмы, пряча за занавеской свое пылающее лицо, дрожащие от злости и нетерпения руки.
Он делал это сотни раз, конечно — когда задергивал багровый полог, задерживался в опустевшей общей душевой или, набросив на клетку с Хедвиг старый плед, отворачивался к стенке своей убогой комнатки на Прайвет-драйв, крепко зажимая зубами растянутый ворот собственной футболки. Влажные скользкие звуки, острый масляный запах, лихорадочно-дерганый ритм, короткая ослепительная агония и долгожданное облегчение. Горячая краска заливает щеки, щекотные капли выступают на лбу, над верхней губой, томная слабость накатывает ленивой волной, напряжение спадает, и сладкий сон укрывает покоем, как одеялом — до утра. Утром все повторится, потом снова, и еще... Каждую ночь, каждое утро, а если повезет оказаться в одиночестве — то и днем.
Ничего особенного, все это делали, и Гарри не был исключением. Обычно он представлял развратных красоток из того журнальчика, что однажды попал ему в руки — случайно, разумеется. Дадли был в бешенстве, но журнал так и остался на дне чемодана Гарри, и в гриффиндорской спальне пользовался огромной популярностью — спустя всего пару недель глянцевые его страницы изрядно потрепались, а кое-каких даже недоставало…
Вода сеяла в лицо, скатывалась по плечам и спине, смывала удушливый летний зной и зудящее раздражение, лаская разгоряченную кожу и тяжело набрякший член. Гарри задержал дыхание, представляя не привычные манящие женские прелести. Он увидел губы: капризную верхнюю, пухлую нижнюю. Воображаемый образ вспыхнул ярко, с готовностью раскрываясь под зажмуренными веками. Влажный мягкий язык встретил подушечку его дрожащего пальца, лизнул, дразняще и обещающе.
Выдохнув, Гарри опустил руку, небрежно огладил себя.
Тонкие пряди — льющиеся, мерцающие, как светлый шелк. Брови — прямые и строгие, левая чуть приподнята. Глаза… нет, не надо. Только тепло-русые, белые на самых кончиках крепко сомкнутые ресницы. Гордая шея, прямая спина, молочная кожа. Надавить ладонью на твердое плечо, опустить на колени, заставить поднять упрямый подбородок выше…
Драко покорно взял в рот, пососал и выпустил головку, блестящую от слюны, и снова вобрал, мягко и плотно обнимая губами, поглаживая языком.
Рука двигалась словно сама по себе, заученными движениями вверх и вниз, пальцы сжимали и отпускали, оттягивая, обводили по кругу и снова обхватывали, дергали туда-сюда торопливо, ловя правильный ритм.
На размеренно западающих, втягивающих щеках расцвели бледные пятна румянца, упругое кольцо губ покраснело, послушно впуская в обволакивающую мягкость рта, сосущего так мокро, так непристойно и горячо.
Голова кружилась от вседозволенности, от немыслимости происходящего и сладкого ужаса ныло под ложечкой. Гарри оперся свободной ладонью о стену, непроизвольно царапая плитку ногтями. Нетерпеливо застонал сквозь стиснутые зубы: давай же. Глубже, пожалуйста. Еще немного, ну же, еще!..
Драко отшатнулся. Смотрел в упор пустыми морозно-серыми глазами, брезгливо вытирая мокрый от слюны и смазки рот, пока Гарри слабо вскрикивал, опаляя холодную стенку судорожными выдохами, выплескивая из себя густое, горячее, скользкое.
Прерывисто дыша, он сполз на дно совершенно опустошенным. Голова закружилась сильнее, от резкого запаха семени волной подкатила тошнота. Вздрагивая, он беспомощно цеплялся за бортики, пока ванну раскачивали невидимые качели. Потом запрокинул лицо и долго сидел так, смаргивая жгучую влагу.
Вода продолжала литься равнодушным дождем, смывая затухающее удовольствие, обнажая тяжело заворочавшиеся под сердцем гадливость и острый мучительный стыд. Болезненно сжатый узел, в который скрутило желудок, медленно распустился. Но когда Гарри попытался встать, внутри снова так захолонуло от ненависти и отвращения к себе, что его едва не вырвало на собственные колени.
Часто дыша ртом, он все же кое-как поднялся. Машинально домылся и выключил воду. Постоял, вяло сплевывая желчную горечь, прислушиваясь к себе.
Холодная пустота ширилась и росла, вытесняя и отзвуки наслаждения, и злобу, и печаль. Все ушло, осталась только усталость и почти безразличное, отстраненное осознание: по крайней мере, смотреть завтра в глаза Драко ему не придется. Даже если тот наплюет на сегодняшнюю ссору и появится на пороге.
Пятьсот тринадцать. Пятьсот тринадцать. Драко прекрасно помнил номер палаты Гарри, но снова и снова, пытаясь успокоиться, твердил про себя заученные цифры. Страх, каждый раз вспыхивающий с первым шагом за больничный порог, сегодня не утихал, и чудилось: стоит только обернуться — и разглядишь его шлейф, живой тенью следующий по пятам.
Темный, голый коридор все не желал заканчиваться, безумно хотелось вырваться из него на волю, но Драко отчего-то только замедлял шаг.
Заклинание “Фиделиус” отступило в привычных двадцати футах от последнего окна, и в стене стремительно проявилась одинокая дверь.
Обычная, каких здесь сотни.
Единственная, чья тайна равноценна жизни его семьи.
— Проснись и пой, Поттер!
Гарри едва заметно повел головой в сторону гостя. Низл зарычал, оскалил мелкие острые зубы, и Драко, благо никто не видит, оскалился в ответ.
— Малфой, — сухо констатировал герой и сделал жалкую попытку улыбнуться.
Ну вот... Приехали. Драко глубоко вдохнул, выдохнул и переступил порог.
— Душно. Почему окно не открыл?
Гарри флегматично пожал плечами.
Рука вяло огладила спину довольно заурчавшего низла, и герой отвернулся, вперив слепой взгляд в стену. Как раньше. Драко отступил на шаг: до тошноты ярко представилось, что кто-то капризный и злой отмотал время вспять. В то утро, когда он впервые увидел Гарри после случившегося в Выручай-комнате. Изможденного, бледного и худого, как фестрал-альбинос.
Низл завозился, зевнул широко и сонно, и морок спал. Черт побери… Драко передернул плечами, отстраненно отметив, насколько фамилиар вырос. Слава Мерлину, время не стоит на месте, чего бы он сейчас себе ни напридумывал.
— Давай, поднимись и открой окно, Поттер. Мне жарко, — потребовал он.
Низл спрыгнул с груди Гарри, завертелся под ногами, и Драко тихонько отпихнул его носком туфли. Вот же зараза!
Гарри услышал его приглушенное ругательство и невесело хмыкнул:
— Он определенно к тебе неравнодушен, Малфой.
— Да уж. Разве что серенады под окном не поет. Хотя с его кошачьей природой это дело весьма недалекого будущего.
Гарри расхохотался, соскочил с кровати и уверенно прошел к окну. Спустя мгновенье в комнату пахнуло сладкими ароматами цветущего лета, и Драко смачно, не успев сдержаться, чихнул.
Гарри снова сник, со странным выражением лица вцепившись в подоконник. Драко подошел ближе, с тревогой всматриваясь в горькие морщинки у рта. И когда только появились?
— Про мазь не забываешь?
— Что? — Гарри словно очнулся, и отчего-то чуть отодвинулся, когда Драко оказался в четверти шага. — Да.
— Покажи. Кажется, кожа шелушится.
Гарри вздохнул, губы его поджались, как у капризного ребенка, но Драко проигнорировал не слишком-то умело изображенное раздражение.
— Не жмурься.
Гарри покорно расслабился, и Драко осторожно прихватил чуть колючий подбородок.
— Опять не бреешься? — большой палец медленно огладил мягкую щетину.
Гарри сглотнул, облизал губы, и Драко захлопнул рот, чуть не попросив сделать так еще раз. Остатков самоконтроля едва хватило, чтобы вовремя прикусить язык.
— Кажется все в порядке, — голос сел, и пришлось прочистить горло. — Примешь душ и пойдем в сад.
Голос звенел от волнения, — которое Гарри, конечно, тут же почувствовал:
— Что-то не так?
— Нет, — Драко сердечно улыбался, надеясь, что Гарри почувствует и это. — Все хорошо. Дуй в ванную, пока я не передумал, у меня, знаешь ли, масса дел.
В ответ на его жалкое блеяние Гарри недоверчиво свел брови, но тут Ушастик напомнил о себе и своей прожорливой утробе истошными воплями, и послушный его хозяин — слава Мерлину! — отвлекся. Отошел, ласково заговаривая с мерзкой зверюгой, и тело перестало трясти как в лихорадке. Драко неслышно перевел дыхание, поправляя потяжелевший член. Зря он не сбросил напряжение дома: теперь весь день придется мучиться. Сейчас бы под холодный душ… Драко тоскливо вздохнул.
Покормив ненасытное создание, Гарри исчез за дверью ванной, и в комнате стало неуютно. Опять дало о себе знать мучившее с утра тревожное предчувствие. Низл оскалился, хищно сверкнул глазами, подкрадываясь к Драко, и принялся наворачивать круги вокруг матово поблескивающих туфель, рыча и мявкая.
— Пшел вон, животное!
Драко сердито топнул, но Ушастик, замкнув очередное кольцо, задрал заднюю лапу, и пришлось с позором ретироваться в ванную.
Дверь затворилась мягко, без щелчка; Драко открыл было рот, чтобы предупредить о своем присутствии, но из горла не вырвалось ни звука.
Поттер раздевался, как стажер аврората после сигнала отбоя. Впрочем, с нелепой этой больничной одежкой нужно было сильно постараться, чтобы хоть на сколько-нибудь растянуть процесс разоблачения. Пижамная рубашка в одно мгновение полетела на пол, следом отправились небрежно скомканные штаны. Драко оцепенело следил, как Гарри осторожно, боясь оступиться, залезает в ванну и включает воду.
— Помочь? — ехидно потянул Драко, и с ближайшей к Гарри полки посыпались разноцветные флаконы.
— Малфой! Какого черта ты тут делаешь?
И Драко осмелел, гаденько захихикав: месть за собственное возбуждение приятно грела. Поттер виноват, ему и отвечать.
— Слежу за тем, чтобы шрамов на героическом лбу не прибавилось. А то ведь не признает никто. Сочтут самозванцем. Так помочь?
— Ты бы не спрашивал, солнышко, — ласково запело Зеркало, — а спинку потер. Этот милый неряшливый мальчик принимал вчера ванну полчаса, игнорируя предназначенную для омовений щетку.
Сердито засопев, Гарри спрятал лицо за упавшей челкой; Драко даже показалось, что тот покраснел. Схватив с полки единственный устоявший флакон, Гарри завертел его, царапнул этикетку.
— Черт… Малфой, что это? Не могу разобрать.
Драко подошел ближе и отстранил мокрые пальцы, внимательно вчитываясь в название.
— Всебреющее зелье от Локхарта, — простонал он трагическим голосом. — Хорошо, что я оказался рядом. А то воспользовался бы ты им как шампунем и...
— Вот и найди мне шампунь, раз такой умный, — буркнул Гарри, и тут уж Драко готов был поклясться, что на щеках героя действительно расцвел трогательный румянец.
— Держи, — нужный флакон с зельем отыскался почти сразу, Гарри выхватил его у Драко и вдруг плеснул в лицо водой. — Эй, моя прическа!
— Эй, мое личное пространство! — в тон ответил Гарри и отвернулся к стенке, подставляя душевым струям затылок.
Надо было уходить, но как на грех, взгляд зацепился за мочалку, и в Драко словно бес вселился.
— Поттер, живя рядом с таким блохастым животным, нельзя расслабляться. Постоянная бдительность — слышал такое? Как будущий аврор, ты должен…
— Что ты задумал, Малфой? — перебил Гарри, вскидывая подбородок. Ответом ему были несколько быстрых ловких движений — мгновение, и узкая спина оказалась намылена от шеи до… хм, пятой точки.
В лицо снова с силой брызнуло водой и довольно ухмылявшийся Драко пораженно замер, чувствуя, как стремительно промокает ворот рубашки.
— Поттер! – вне себя от возмущения воскликнул он.
— Жарко, — повернувшись, с преувеличенно серьезным лицом заметил Гарри, — тебе тоже не помешает освежиться.
— Освежиться?! Да мне потом целый час волосы укладывать! Знаешь, какие они у меня непослушные? Да что ты в этом понимаешь, — Драко махнул свободной рукой, пытаясь оценить масштабы катастрофы в Зеркале, которое потрясенно молчало.
— Отчего же, прекрасно понимаю. Стоило искупать одного белобрысого зазнайку в озере, как все его страшные тайны всплыли наружу… Вот здесь потри, — Гарри снова отвернулся и ткнул большим пальцем через плечо.
— Не напоминай! — притворно застонал Драко, как заколдованный елозя мочалкой по горячей покрасневшей коже. Слева направо. Вверх по позвоночнику. Теперь вниз… — Я… я был похож на мокрого…
— Хорька? — подсказал, уже откровенно веселясь, Гарри, и получил в отместку шлепок пониже спины.
Драко оборвал смех, когда мышцы под скользкими от мыла пальцами задеревенели от напряжения. Кажется, не стоило позволять себе подобных вольностей.
— Эй, Потти? — опасливо окликнул он.
Мокрая челка лезла в глаза, Драко убрал ее измазанной в пене рукой, но сделал еще хуже, и поэтому проворонил вероломное нападение. Напор в душе вдруг усилился, глуша остальные звуки: Драко рванули, ухватив под мышки, одним сильным, рассчитанным движением втащили в ванну и в мгновение ока сунули головой под холодную воду.
Драко испуганно орал, но вразумить криком сумасшедшего гриффера не получалось. Тот держал крепко, облапив одной рукой за талию, другой крепко вцепившись в волосы.
— Я же говорил: не смей называть меня “Потти”, — горячо выдохнул Гарри прямо в ухо.
Драко забился, пнул носком туфли скользкую голень, но Гарри и не собирался отступать, снова макнув его головой в отрезвляющий холод.
— Пусти!
Его немедленно прижали сильнее.
— Поттер! — заскулил Драко, прикидывая в уме возможные маневры. — Гарри, мне больно.
Старый прием подействовал безотказно: объятие ослабло, и Драко, извернувшись змеей — и как только умудрился не уронить их обоих на дно чертовой лохани? — поменялся с Гарри местами. И одним ловким движением отключил горячую воду.
— Ты сдурел, Малфой?! — теперь пришел черед Гарри орать во всю мощь легких. Драко весь сжался, но Гарри обхватил его крепче, отплевываясь от воды, и не пытался снова поменяться местами.
— Согласен, нам обоим нужно освежиться, — промурлыкал довольный собственной безнаказанностью Драко.
Правда, железная хватка мешала дышать, но это уже были мелочи. К тому же вода оказалась не такой уж холодной и даже приятной, если вспомнить об инфернальной жаре на улице.
Услышав наглое предложение, Гарри стал таким забавным, что сдерживаться не осталось сил. Совсем как тогда, на озере. Драко захихикал, а потом, когда Гарри неуверенно улыбнулся, засмеялся в голос.
— Мир? — предложил он.
— Мир, — согласился Гарри и вдруг принялся сдирать с Драко мантию.
— Ты… Ты чего? Подожди, эй… — голос сломался, как сухой тростник, и следом в панике вылетело: — Осторожнее! Знаешь, сколько она стоит?!
— Без понятия, — хмыкнул Гарри и дернул сильнее.
— Это настоящий шелк. Порвешь — я… Я не знаю, что сделаю!
— Отрепаришь, не маленький.
Гарри мотал его как куклу, бесцеремонно срывая одежду, и оказать достойное сопротивление не получалось. Если честно, не получалось совсем — все, что Драко мог, это лепетать слабым от ужаса голосом какой-то бред.
— Ее нельзя чинить заклинаниями… Ай. Моя булавка… У меня в шейном платке была хризолитовая булавка, с двойным эффектом звезды!
— Она на полу: звенело что-то.
Гарри, несмотря на веселость в голосе, явно чувствовал себя не в своей тарелке, руки его двигались все медленнее, задерживались то на талии, то на спине, и от этого с каждой секундой Драко колотило все сильнее.
— Не плачь, Малфой, не пропадут твои цацки.
Теперь Гарри совсем перестал смеяться, и натянутая улыбка на его лице больше походила на оскал. От злости Драко стал заикаться:
— Цацки? К-какие цацки?
— Колечки, булавочки… — сквозь зубы выдавил Гарри, раздергивая шелковые ленты на манжетах. — Бантики… Тебе лучше знать, как это называется.
Драко задохнулся, на секунду забыв о собственном смятении:
— К-какие бантики? Ты совсем сдурел, Поттер?
В ответ на вполне, казалось, удачный апперкот Гарри перехватил запястье и хрипло выплюнул, с силой его выкручивая:
— Ты одеваешься, как девчонка, Малфой.
— Что-о…
Резко присев, Гарри рванул брюки вниз, ошеломляюще холодная вода хлынула в лицо, и гневная тирада Драко закончилась, не начавшись.
Осталась только безнадежно испорченная обувь и шелковые трусы от Твилфитта и Таттинга. Но вскоре хлюпающие туфли одна за другой полетели на пол, а потом и последняя деталь туалета, грубо подцепленная большими пальцами, была содрана и откинута прочь.
Драко тяжело дышал, глядя в напряженное лицо поднявшегося с колен Гарри, и совсем не замечал собственной ладони на его бедре. Сердце колотилось в панике, губы онемели, и казалось, что ванна раскачивается, как кабинка воздушного шара, уносящегося куда-то в небо.
Гарри отстраненно очерчивал пальцами его лицо, обрисовал скулы, скользнул к губам невесомо — не сильнее, чем льющаяся сверху вода. «Ему-то, наивному святоше, и в голову не приходит, что он со мной творит», — сквозь душащую обиду успел подумать Драко и задрожал, слабея под напором захлестнувшего глухого отчаяния.
— Гарри, я… — начал он и осекся, забывая, что хотел сказать.
Опустив руку, Гарри улыбнулся — хулигански, но чисто и открыто, как ребенок.
Холодный страх скрутил нутро, приказывая прекратить, остановиться, пока не поздно, но даже вода, до сих пор так хорошо остужавшая своенравное тело, больше не помогала. Драко застонал сквозь зубы, качнулся вперед, и препятствий, которые не позволили бы ему уткнуться губами в нежно-алеющую влажную поттеровскую щеку, не оказалось. Горячая… А губы холодные. И сжаты так плотно, что кажутся каменными.
Гарри выдохнул пораженно, и Драко торопливо поцеловал его еще раз. И еще, крепко обхватывая ладонями лицо. Просительно прижался всем телом. Гарри не вырывался, но молчал, никак не отвечая.
Жуткая, подкашивающая ноги слабость разлилась по телу, вынудив бессильно сползти вниз, опуститься на колени. Отчаяние плескалось внутри зельем Живой Смерти, прожигая до костей. Не ответил... Просто позволил к себе прикоснуться. Как истинный гриффиндорец, не умеющий сказать другу «нет». С-сука, чтоб тебе сдохнуть, тварь…
И Драко, зажмурившись и ничего уже не соображая, уткнулся в чужой пах, прихватывая член губами. Гарри вскрикнул, больно стиснув в кулаке волосы, невнятно что-то промычал, но за шумом воды Драко ничего не разобрал, решив воображать, что просто видит очередной сладкий сон. В этом чудесном сне Гарри мог потерпеть еще немного. Полминуты. Совсем чуть-чуть...
Ощущения оказались совсем не похожи на те, что он себе придумывал: просто чистая, очень нежная кожа, которую приятно гладить языком. Драко осторожно втянул член в рот, Гарри заметно тряхнуло, он ахнул, и пальцы, вцепившиеся в волосы, разжались. Мокрые и дрожащие, пробежали по лицу, одними подушечками коснулись щеки, рта, и Драко, не удержавшись, лизнул их, словно конфеты. Гарри резко дернулся, и в стремлении его удержать руки вскинулись сами собой: подожди! Позволь мне…
Драко заторопился, то жадно облизывая стремительно твердеющий член со всех сторон, то лихорадочно посасывая. Попытался вобрать как можно глубже, но упругая головка грубо упиралась в горло, вызывая неприятный спазм, и пришлось отстраниться. На полвздоха. Только на полвздоха.
Драко алчно всосал член снова, сцепил за спиной Гарри пальцы в замок и мелко, неистово задвигал головой. От жара, растекающегося под кожей, от острого стыдного возбуждения мысли путались, то сматываясь в бестолковый клубок, то повисая растянутыми нитями. Безумно хотелось большего, но тьма под закрытыми веками опасно багровела и искрила, как рождественский фейерверк, так что понять, чего именно недоставало, не было ни возможности, ни сил. Член вдруг выскользнул, уперся мокрой головкой в щеку, и прежде чем опять обхватить его губами, Драко остро, как пощечину, ощутил на затылке направляющую твердую ладонь.
Одно неуверенное, просящее движение бедер навстречу — и Драко выгнуло дугой. Он всхлипнул, застонал в голос. Темная, жаркая пульсация удовольствия зачастила, растеклась в паху, стоило пару раз лихорадочно дернуть собственную крайнюю плоть.
Запрокинутую голову притянули обратно, член снова толкнулся в рот — раз, другой. За шумом воды Гарри стонал и вскрикивал почти неслышно, дрожа, как стреноженный кентавр. На язык плеснули остро-пряные, вязкие струйки. Драко попытался глотнуть, но мышцы не повиновались. По подбородку потекло. Тяжело дыша, он сплюнул себе под ноги, расцепил уставшие от мертвой хватки пальцы и утерся трясущейся рукой, оседая на дно.
Через секунду на голову вновь обрушились ледяные брызги: Гарри отшатнулся к дальнему бортику, ухватился за него и с явным трудом выбрался из лохани. Недавняя эйфория мгновенно побледнела, сменяясь неподдельным ужасом.
— Гарри… — сипло позвал Драко, но гортань болезненно перехватило, слова кончились, и он просто смотрел, как Гарри медленно стягивает с крюка белоснежное полотенце, а потом прикрывает за собой дверь, волоча его по полу, как поникший павлиний хвост.
Когда Драко набрался смелости выйти из ванной, Гарри лежал в постели, отвернувшись к стене. По-детски сложив под нежной румяной щекой чистые, распаренные от воды ладони, отдувая размеренными выдохами длинную челку.
Он крепко — Драко просто не мог поверить собственным глазам — спал.
Рон ввалился в палату ни свет ни заря, возбужденный и запыхавшийся, и был, кажется, немало ошарашен горячей дружеской встречей. Гарри утащил его в сад, подальше от ванной и Зеркала. Нервно смеясь и неся какую-то ерунду, усадил на свою любимую скамейку и принялся расспрашивать обо всем подряд.
Очнулся Рон, когда Гарри поинтересовался его отношениями с Гермионой.
— Какие еще отношения?! С ума вы все посходили, что ли! — возмутился он. — Мало нам Билла с Флер, теперь еще и Фред приклеился к Анджелине. А Джинни целыми днями то запрется в комнате и катает письма Томасу, то шатается по дому из угла в угол и молчит, если тот не отвечает. Сычика загоняли вконец. Тоже мне, нашли время! Теперь еще и Люпин… — Рон смущенно умолк.
— А что Люпин?
— Вообще-то я не должен говорить, ты не поверишь, дружище, случайно подслушал — они с Тонкс решили пожениться. И детей рожать!
— Да ты что! — Гарри заулыбался. — Молодцы какие!
— Дураки они, а не молодцы, — сурово сказал Рон. — Того и гляди война начнется: комендантский час уже ввели, кругом патрули… Мама со своими часами не расстается, с ней вообще невозможно общаться, когда папы дома нет. Какие тут могут быть свадьбы и дети? Вот я — я вообще никогда не женюсь!
— Я тоже, — сказал Гарри из солидарности, почему-то думая о Панси — стильной стерве, которая всю дорогу вилась вокруг Драко, как будто имела на это право.
Или имела?
Уж не к ней ли так спешит Драко, заявляя, что у него “личные дела”?
— Устал? — участливо спросил Рон.
— Не выспался, — покусывая губы, Гарри уселся рядом. — Слушай… Гм. А у тебя с Лавандой было… что-нибудь, кроме п-поцелуев?
— Хм. Ну как тебе сказать… — начал Рон, но тут же подозрительно спохватился: — А что?
— Так просто… Интересно стало.
— Я чего-то не знаю?
— Да нет…
Рон вдруг засопел, заметно напрягаясь.
— Если ты… вы… с Гермионой хотите… встречаться, я буду, — он нахмурился, — рад.
Гарри захлопал ресницами, потом засмеялся, нащупывая и крепко сжимая широкую лапищу друга.
— С ума сошел ты, похоже. Нет, мы с Гермионой просто друзья. Кстати, она недавно приходила ко мне, но я… п-последние дни был не в настроении слегка. Ты ей при случае передай — я прошу прощения, если вдруг чем обидел.
Рон неуверенно хмыкнул, отвечая на рукопожатие.
— Н-да? А я уж было решил… Сижу дома, как привязанный, никого не вижу, ничего не знаю. Она мне странное письмо прислала, беспокоится за тебя, а я сегодня вот только вырвался. Даже не успел ей сообщить, чтобы… э-э… вместе прийти — к тебе, в смысле…
Гарри смущенно улыбался.
— …Уже у мунговского манекена с хорьком столкнулся — увидел меня, нос свой длинный задрал, руки в карманы, развернулся и ушел. Тоже мне, гадюка слизеринская… Ты чего?
— Н-ничего… Ты уж определись: гадюка или хорек, — Гарри сгорбился, ковыряя песок носком кроссовки.
Утреннее солнце набирало силу, припекая все жарче, заставляя щеки пылать огнем, а сердце дрожать и таять, как выброшенную на песок медузу. Значит, все-таки приходил. Напрасно он изводил себя всю ночь, то злясь, что сразу не дал Драко в глаз, а потом было поздно, то мучаясь, что не ответил — ни словом, ничем…
Но чем он мог ответить, в самом деле? До сих пор руки трясутся, как у алкоголика, и стискивает горло, стоит вспомнить теплые неумелые губы, нежность и тесноту рта, втягивающего головку предательски воспрянувшего члена…
Гарри поспешно закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на колене, сгорбившись еще сильнее.
— …Невилл на седьмом небе от счастья — ему на днях позволили родителей домой забрать, так он столько охранных чар развесил, что к ним не попасть теперь… Слушай, я пойду. Меня потеряли уже, наверное, мама вот-вот всеобщий розыск объявит. Да и ты вон совсем носом клюешь. Проводить?
— Нет, не надо. Если что — эльфа вызову. Или Кольридж. Ты иди, я еще посижу.
— Угу, — похлопав по плечу, Рон торопливо потопал прочь, оставив Гарри наедине с повисшими в воздухе мыслями и железобетонным стояком.
Гарри чувствовал себя ужасно глупым и почему-то очень счастливым. В голове шумело, как в весеннем лесу. Поплескав в лицо водой из пруда, он вызвал молчуна-эльфа. Едва оказавшись в палате, сграбастал под мышку низла и заперся в ванной.
— Как прогулялся, милый мальчик, как погодка?.. — с жеманным прононсом осведомилось Зеркало, явно намереваясь зайти издалека.
Гарри ответил невежливым “Силенцио”, добавив для надежности “Муффлиато”.
Он вставил палочку в стакан с зубной щеткой и усадил Ушастика в раковину: охраняй. Заткнул слив гремящей цепью пробкой и отвернул оба крана до упора.
— «Мальчик, ты влюблен, мальчик ты влюблен»! — передразнил он срывающимся шепотом, яростно тряся флаконом с пеной. — Чтоб тебе разбиться…
Низл умудрился мурлыкнуть одновременно одобрительно и осуждающе.
Гарри разделся, расшвыривая одежду куда попало, и забрался в пахнувшую нагретой морской галькой воду. Осторожно улегся в ванну, вытягивая руки вдоль бортиков, удобно устроил затылок на закраине.
— Оттянулся на все сто, с детства мечтал унизить, наверное, — стоически игнорируя наглый стояк, прошептал он Ушастику. — За идиота держит, поиздеваться решил. Будет потом Панси рассказывать, что бывший очкарик гомиком оказался… Малфой — он же слизеринец. А все слизеринцы, как известно, ненормальные извращенцы.
«Как будто бывают нормальные», — сам себе возразил Гарри и вздохнул.
— Может, он с кем-то поспорил?
Ушастик фыркнул.
— Вот и я думаю, что нет. И что это значит? Это значит, что я действительно придурок.
Он развлекался глупыми ответами на глупые вопросы до тех пор, пока его не утянуло на дно — и мгновение спустя вдруг выплюнуло в неожиданно холодную воду. Низл деликатно, будто недоеденное с подноса воровал, трогал когтистой лапой за руку. Убедившись, что хозяин проснулся, спрыгнул на пол и мяукнул в запертую дверь.
Скрючившись от холода, Гарри вылез, обнял себя за плечи и застучал зубами. Стояка как не бывало, но Малфой никуда не делся. Непонятно когда успев забраться в голову, тот явно не спешил убираться восвояси — в отличие от своего бывшего Повелителя…
Гарри озабоченно покусал нижнюю губу: а ведь Волдеморт действительно не объявлялся — с самого пожара. Наверное, проникнуть в его теперешнее вывихнутое сознание даже Темному Лорду не по силам... Или Том Риддл тоже боится темноты?
Тряхнув волосами, Гарри выбрался из ванной комнаты. Пошатываясь и оскальзываясь, прошлепал до кровати, натянул на мокрое тело пижамные штаны и футболку и забрался под одеяло.
Простонав минуту спустя, вернулся за палочкой, снял с немедленно заворчавшего Зеркала чары и с чистой совестью снова рухнул в постель.
Веки тяжело пульсировали, но сон, как назло, все не шел. Мерзли ноги, спина немела от зябких мурашек. Согревающие чары ему всегда давались плохо, да и рисковать палочкой больше не хотелось. Можно было распахнуть окно, впуская летнюю жару, но по собственному опыту Гарри знал, что надолго его не хватит: паника возьмет за горло раньше, чем успеешь согреться.
Понятливый Ушастик свернулся в ногах мягким клубком, щекоча мерно вздымающимся бочком ледяные пятки, и включил умиротворяющий моторчик на полную громкость.
А как все хорошо начиналось, трусливо думал Гарри, ворочаясь и укрываясь одеялом с головой. Зачем было все портить попытками доказать самому себе собственную нормальность нелепым этим совместным душем... Кто же знал, что все закончится поцелуями и… Ну да, сексом. Если уж на то пошло, иди до конца, называй вещи своими именами, хмыкнул он про себя. В груди приятно потеплело — так тягуче и сладко, что впору было заурчать самому.
— У меня был секс, черт возьми! — не удержавшись, прошептал Гарри вслух и прикусил подушку, трясясь от смеха и щекотного стыда.
«Секс, черт возьми!» — гордо повторил он про себя. И какая разница, с кем. В конце концов, с девчонками ему всегда не везло. Или разница есть? Гарри попробовал представить на месте Драко Чжоу, потом Джинни и даже Флер. Потом разыгравшееся воображение почему-то подсунуло Рона, и Гарри снова затрясло от смеха. С заметным облегчением на багровом лице Рон испарился, Драко остался один, и все стало на места.
Тихо скрипнула дверь. Гарри недовольно и лениво пошевелился. Пахло привычными зельями и чем-то еще, на определение чего сил не оставалось: долгожданный сон тянул обратно на дно, словно дюжина гриндилоу разом.
А там, на дне, на него внезапно обрушилось злое алое пламя, поглотило и смяло, погребая под жаром и ужасом.
— …Оксигениум максима!
В горло ударила знакомая струя кислорода, Гарри вскинулся, больно вывернув привязанные запястья. Забился, выгибаясь и корчась в немом крике, соскальзывая навстречу торжествующему женскому смеху. Сквозь гул и треск огня пробился слабый зовущий голос. Гарри вцепился в него из последних сил, выпутываясь из-под душного одеяла, рывком приподнялся и выдохнул, с облегчением роняя мокрый затылок обратно на подушку.
Гарри с усилием сглотнул, подавляя горловой спазм. Одернув футболку, причесался пятерней. В ушах все еще гудело пламя, лицо казалось грязным от горькой жирной копоти и мельтешащих перед взором липких хлопьев сажи, похожих на черный снег.
— Что, ушастая вонючка, соскучился?
Призывно мурлыкнув, Ушастик забил хвостом, щекоча подбородок кисточкой. Гарри отмахнулся, спихивая низла обратно в ноги, и лениво заложил задеревеневшие от напряжения руки за голову.
Драко явно решил вести себя как ни в чем не бывало.
Прекрасно, подумал Гарри зло. Просто замечательно.
— Чем займемся? — он поздравил себя с тем, как равнодушно прозвучал его вопрос. Дурацкий, дурацкий вопрос… — Душ я уже принял, — брякнув это, Гарри с мысленным стоном зажмурился.
— Зачем это? — Гарри подался вперед, напряженно щурясь. — Что ты задумал?
— Не ори. Полетать немного.
— П-п… Че-го-о?
— Не ори, говорю! — сердито и громко зашептал Драко. — К полуночи вернем тебя на место, никто не догадается.
— Ты свихнулся! — заорал Гарри таким же яростным шепотом. — Как ты себе это п-представляешь?!
— Струсил. Ясно, — разочарованно констатировал Драко. — Нет, я все понимаю, конечно… Пока, ушастый, мне здесь не рады.
Неохотно спрыгнув, низл шумно заполз под кровать, завздыхал оттуда протяжно. Гарри закатил глаза, падая на подушку. Легонько побился об нее затылком, а потом откинул одеяло и свесился вниз, распахивая чемодан. По плечу постучали — Гарри выпрямился, и они с Драко едва не столкнулись лбами:
— Оставь свою ужасную одежду в покое… на, держи.
Выронив палочку, Гарри прижал к груди аккуратную стопку, которую Драко пихнул ему в руки. Их пальцы соприкоснулись всего на секунду, но сердце снова забилось прямо в горле.
— Это еще зачем? — сдавленно прошипел Гарри.
— Затем. Не хватало мне, чтобы ты насморк заработал.
— Не волнуйся, в случае чего Сметвик меня п-просто п-при-икончит. Так что насморк – н-не проблема, — поочередно разворачивая и встряхивая, Гарри быстро и споро ощупывал каждую вещь — джемпер плотной вязки, шерстяные рейтузы, спортивные полуботинки из драконьей кожи... Щитки и перчатки.
Его вдруг охватило лихорадочное возбуждение, даже кончики пальцев закололо от нетерпения. Обрисовав гладкую эс-образную вышивку на кармане мантии, Гарри ровно спросил:
— Снаряженье ловца?
— Оно самое.
— Твоя форма, — догадался Гарри.
— Моя. Старая. Я из нее вырос давно, можешь себе оставить, все равно выбрасывать, — Драко надвинул ему на глаза защитные очки, аккуратно подтянул регулирующий шнурок. — Вот так. Закроешься от ветра, и никто ни о чем не догадается.
Гарри улыбнулся, снимая очки.
— Сметвик в два счета просечет.
— Перестань уже ныть. Трусишь — так и скажи.
— А кто ноет? — возмутился Гарри, выуживая джемпер из одежной кучи. — П-плевать я на них хотел… Я п-просто реалист, Малфой.
— Плевать он хотел… Гриффиндорец ты, а не реалист. Ладно, одевайся, я покараулю…
— Эй, Драко, — Гарри, вынырнув из горловины, поймал его за руку,— спасибо.
— Мантию свою не забудь. Невидимку, — помолчав, тихо ответил Драко.
Несмотря на поздний час, в коридорах почему-то было не протолкнуться. Совершенно дезориентированный, Гарри тесно прижимался к Драко плечом, пригибаясь как можно ниже. Благополучно проскользнув мимо дежурной сестры, короткими перебежками, лавируя между многочисленными больными, целителями, эльфами и Мерлин знает кем еще, они пробрались к черной лестнице и вскарабкались на чердак, никем не замеченные.
— Ало… а-апчхи! Великий Салазар, ну и пылища… Алохомора!
— Тихо ты, — шикнул Гарри, торопливо затолкал мантию-невидимку в карман и простонал: — Че-ерт, если Кольридж узнает, нам точно конец.
— Не нам, а тебе, — поправил Драко. — Руку дай, тут ступеньки.
— Я сам… И о чем я только думал, — отплевываясь от пыли и паутины, бормотал Гарри, — признайся, это такой коварный план — подставить меня, чтобы затравить успокоительными зельями до смерти.
Выбравшись из люка, он жадно глотнул свежего холодного воздуха, пошатываясь как пьяный, шагнул вперед и споткнулся, едва не пропахав загрохотавшую под ногами жесть носом.
— Ты там в порядке?.. Энгоргио!
— Да в порядке я, — Гарри с досадой отпихнул заехавшую в многострадальный лоб рукоять, тут же забывая обо всем на свете — метла зависла в трех футах над крышей, упруго и соблазнительно вздрогнув под ладонью.
— “Молния”, — небрежно бросил Драко.
Огладив лаковое метловище, Гарри с наслаждением вдохнул терпкий запах полироли и нежно произнес:
— Красавица… О господи, — он прыснул, — я точно псих. Не могу поверить, что на самом деле собираюсь...
— Мы собираемся, — поправил Драко. — Люмос.
Гарри задержал дыхание, напряженно вытянув шею, пока чужие пальцы быстро и ловко стягивали на груди непромокаемую мантию. Неслышно переведя дыхание, переступил с ноги на ногу, уточняя деревянным голосом:
— Ветер?
— Юго-западный, балла четыре, не больше… — оставив в покое шнуровку, Драко странно замолчал, и Гарри тронул его за плечо:
— Что?
— Ничего. Тебе идет зеленый цвет, — он снова замолчал и вдруг тепло рассмеялся: — Да не переживай так, ты же не весишь ничего, я даже не замечу.
— А нас? Н-не заметят?
— Нокс… Кто? Темнотища просто перуанская, как по заказу. Залезай, — Драко звонко шлепнул по рукояти и легонько толкнул Гарри в плечо: — Вперед, Гриффиндор. Не трусь.
— Чистое, — вздохнув, вежливо сообщил Драко. — Поэтому если кое-кто не поторопится, вылезет луна и тогда нас точно «просекут в два счета», — Гарри вдумчиво кивал, поправляя перчатки, пока Драко не вспылил окончательно: — Поттер, ты летишь или нет? Считаю до трех: раз!..
Гарри обреченно взялся за метловище. Тошнота плескалась у самого горла, в голове пусто звенело, от страха подкашивались ноги. Взбираясь на чуткую, известную до последнего прутика “Молнию”, он успел взмокнуть так, будто отлетал полноценную тренировку.
— Держись за меня.
Тяжело сглотнув горькую слюну, Гарри поерзал, устраиваясь удобнее, и неуверенно обхватил Малфоя за бедра.
— Крепче держись. Если что — могу не поймать, — посоветовал Драко, пригибаясь к рукояти.
Гарри торопливо придвинулся ближе, обнимая его за пояс, и едва успел сцепить пальцы на животе — метла сорвалась с места неожиданно резко, забирая круто вверх по неширокой дуге, тоненько завибрировала, запела, стремительно набирая высоту. Порыв ледяного ветра захлестнул рот, выбивая судорожный вдох.
— Ты живой там, эй? — закричал Драко, перекрывая вой и свист рассекаемого воздуха. — Поттер!
— Ага, — слабо отозвался Гарри.
Сердце билось рывками, то сладко замирая, то ликующе колотясь. В сведенном горле медленно набухал горячий щемящий комок, но первая волна паники уже схлынула, оставив только чистое, ни на что больше не похожее ощущение полета.
Гарри перевел дыхание, расслабляя напряженные мускулы, плотнее прижимаясь к теплой надежной спине, сливаясь с Драко так, что вскоре малейшее ответное движение рукояти чувствовалось, как родное.
— Живой, — сказал он сам себе громче и вдруг завопил изо всех сил: — Я — живой, Малфой, ты слышишь? Жи-во-о-ой!
— Слышу, — счастливо смеясь, ответил Драко, и Гарри заорал от ужаса и восторга: длинно заскользив вниз, Молния головокружительно кувыркнулась, снова взмывая в бескрайнее, летящее навстречу небо.
* * *
Они ввалились в палату и рухнули на пол, задыхаясь от смеха. Толкнув подошвой ботинка медленно закрывающуюся дверь, Гарри прыснул в голос, бессильно замотал головой.
— Вставай, — смеясь, Драко вытряхнул его из мантии-невидимки, — все, прекрати уже ржать, придурок.
Гарри на четвереньках дополз до кровати и забрался на нее с утомленным стоном. Все тело гудело и ныло, налитое свинцовой тяжестью.
— И чего я ржу? — слабо удивился он.
— Не представляю, — Гарри услышал, что Драко улыбается, и улыбнулся в ответ. — Сам сто лет так не смеялся.
Довольно вздохнув, Гарри перевернулся на спину, разбросал руки-ноги. Ушастик немедленно вспрыгнул на живот и заурчал.
— Еще раз назовешь придурком — станет не до смеха.
Драко запустил в него невесомым шелковистым комком:
— Прячь ее и живо в душ, придурок.
Гарри сел с неровно забившимся сердцем, стягивая задранные на лоб очки. Спихнул низла на пол.
Драко добавил:
— Ты мокрый весь. Заболеешь.
— А ты?
Драко не ответил.
Кое-как свернув и сунув мантию-невидимку под подушку, Гарри проплелся, раскачивая очки за влажный от пота шнурок, в ванную. Оставив дверь открытой, отвернул краны и затеребил завязки на груди негнущимися пальцами.
— Люмос… Дай-ка, — Драко развернул его, убрал руки и ловко расправился с непокорным узлом.
Короткая мантия соскользнула с плеч, остальное Гарри содрал сам, швырнул на пол. Присев на ящик для грязного белья, развязал ботинки, стаскивая их вместе с гетрами. Взялся за пояс штанов.
— Ну, я пошел, — ровно сказал Драко.
— Малфой, — во рту пересохло — закашлявшись, Гарри требовательно протянул руку и поднялся, когда его пальцы осторожно сжали. — Н-не уходи.
Драко молчал. Шнуровка его мантии легко распутывалась, крючки расстегивались словно сами собой. Уронив снятый джемпер, Гарри провел ладонями по обнажившимся плечам, по теплой спине, привлекая Драко к себе — обмякшего, непривычно уязвимо-покорного. Набрав воздуха, как перед прыжком в воду, потянулся к нему, неловко попадая губами в подбородок, в дрогнувший — ожгло мимолетным испугом, что насмешливо — уголок рта и легко выдохнул, поймав растерянный вдох.
Стыдно не было. Было страшно до потери дыхания и так же здорово. Тьма снова отступила, истаяла, вытесненная упоительным ощущением полета. Но это было лучше, чем летать, в тысячу раз лучше. Потому что Драко несмело ответил на поцелуй.
И наконец-то вкусы и запахи соединились в одно непостижимое целое. Он неторопливо, со сдержанностью оголодавшего гурмана, перебирал тончайшие сладостно-тревожные оттенки: согретое солнцем море, цветущая маттиола, капля кофейной горчинки с мятным холодком зубного порошка, — пока пол не покачнулся, уплывая из-под ног.
Гарри оторвался от нежного рта, глотая горячий воздух, дрожа от страха и счастливого облегчения. Огладил тонкое лицо, прослеживая неузнаваемые сейчас, расслабленно-мягкие черты. Запустив пальцы в льющиеся волосы, слегка оттянул голову назад и прикусил твердый подбородок. Медленно спустился ниже, собирая с адамова яблока, с беззащитно выгнутой шеи пряную соленую влагу. Под губами отчаянно, в такт его собственному сердцу, билась и трепетала жилка — словно тот самый первый пойманный снитч.
— Так что насчет душа? — с нервным смешком спросил Драко. Его отчетливо колотило, голос дрожал и ломался.
Гарри облизал губы, переводя дыхание. Грудь ходила ходуном, тесно прижимаясь к другой тяжело вздымавшейся груди, но хотелось — еще теснее, ближе.
— К черту душ. Хочу тебя, очень, — сказал он бесхитростно и упрямо.
Низко простонав, Драко охватил его лицо ладонями, скользнул языком в рот, коротко и жестко подаваясь бедрами вперед. Гарри зажмурился, просунул руку вниз и бестолково шарил по форменной боковой шнуровке, пока Драко не распустил ее сам. Сталкиваясь с его трясущимися пальцами, Гарри высвободил из белья член. Помедлив, плавно сдвинул тонкую влажную кожу. Драко со всхлипом разорвал поцелуй, приспустил штаны ниже, расставляя ноги, снова прижался — всем телом, щекой к щеке, обхватывая за плечи обеими руками. Его ресницы щекотно дрожали, мокрые губы беззвучно двигались — за плеском падающей воды и грохотом крови в ушах ничего было не разобрать.
Они неуклюже закружили по ванной, словно в нелепом вальсе, Гарри зацепил локтем дверь, та захлопнулась. Щелкнула задвижка. Собственный давно затвердевший член возмущенно ныл, но Гарри и не думал касаться себя: он трогал тяжелые горячие яички, гладил тугую атласную головку, лизнув ладонь, опять сжимал налитой ствол в кулаке, водил вверх и вниз тянуще и длинно, завороженный живой, уязвимо-нежной бархатистостью и каменной твердостью под нею. Драко не выдержал, накрыл пальцы, задавая темп — сильнее, резче. Отпустив, жадно ощупал Гарри через мягкую штанину, заставляя бесстыдно, с непристойным нетерпеливым стоном толкнуться в ласкающую ладонь.
Вода шумно хлестала по занавеске, тесная комната заволоклась влажным паром, заполнилась сбивчивыми, приглушенными вздохами и вскриками, ярким ароматом возбуждения, острого и нестерпимого, как ожог. С каждой секундой почти болезненное наслаждение становилось все мучительнее и невыносимее, и каждое движение навстречу было необходимым и спасительным, как выдох и вдох.
Закусив губу, Гарри дергал и потягивал член в неровном лихорадочном ритме, терся о ладонь Драко все сильнее, напряженно упираясь вспотевшим лбом ему в плечо, едва разбирая сквозь собственный бесконечно-протяжный стон отчаянное, умоляющее:
— Гарри, Га-арри…
— … Гарри! У тебя все в порядке?
Гарри застыл, обмирая. Драко неожиданно больно впился зубами куда-то в шею и беспомощно вздрагивал, пока в кулаке билось и пульсировало, выталкивая на стиснутые пальцы Гарри теплую сперму.
— Гарри? — повторили совсем рядом.
— Все в порядке, профессор, — хрипло откликнулся Поттер, машинально вытягивая последние капли. Драко резко поднял голову, и он свободной рукой прихлопнул ему рот. — Я сейчас. Скоро! — голос дал петуха, и Гарри зажмурился.
— Не спеши, мой мальчик, — благодушно произнес за дверью Дамблдор, — мы с профессором Снейпом подождем.
Гарри вытаращил глаза.
Губы под ладонью длинно выдохнули коротенькое ругательство, и Гарри убрал руку, медленно приложив палец к собственным губам. Его трясло от нервного беззвучного смеха.
— Хорошо, профессор, — наконец, выдавил он.
Драко издал придушенный писк — выпустив из пальцев скользкий член, Гарри согнулся в немом хохоте пополам.
— Что нам делать? — вздергивая его вверх, испуганно зашептал Драко, опаляя дыханием ухо. — Поттер!
— Посидишь здесь пока, что еще делать, — Гарри вытер мокрую ладонь о штаны, поправил в паху, неловко переступая с ноги на ногу. Собственное возбуждение требовало завершения начатого, невзирая ни на что.
— А ты?
Гарри скорчил физиономию.
— А я — нет.
Безо всякого стеснения стащив рейтузы, он отдернул занавеску и залез в ванну, осторожно перешагивая высокий бортик. Слегка опавший, член нелепо болтался, пачкая смазкой ноги, тугую мошонку противно распирало. Гарри пустил холодную воду, подставил гудящий затылок под хлесткую струю, торопливо представляя так удачно оказавшегося за стенкой Снейпа. Возбуждение медленно, но верно схлынуло, и стало немного легче.
Он запрокинул лицо, жадно глотая воду. Голова еще кружилась, немного сдавливало горло, но глаза не болели. Над правой ключицей сильно щипало — Гарри поморщился, осторожно трогая небольшую вспухающую ранку.
— Долбаный декан, — донеслось сквозь ровный шум воды, — я чуть импотентом не стал…
Гарри тихо засмеялся. Выбравшись на коврик, сдернул с крюка длинное полотенце и замотал вокруг бедер. Подумав, сбросил его и снял висевший рядом с полотенцами тяжелый махровый халат.
— Сиди и не высовывайся. Жди, когда уйдут, — прошептал громко, торопливо всовывая руки в просторные рукава. — И форму забери, ага?
Гарри присел на корточки, выпутывая из одежды свою палочку, сунул ее в карман. Нащупав голое сгорбленное плечо, сказал утешающе:
— Не грузись, Малфой. Мы с тобой теперь… вроде как квиты.
Драко вдруг горячо припал губами к его обнаженному запястью, длинно всхлипнул. И ощутимо напрягся, когда удивленный Гарри неловко отдернул руку.
— Гм. Ладно, я пошел… Свет, — вспомнил он.
Драко завозился, простуженно пробубнил “Нокс”. Зеркало разочаровано вздохнуло, и Гарри снова затрясло от смеха. Закрутив краны, он пригладил в наступившей гулкой тишине мокрые волосы и открыл дверь.
Потом Гарри часто вспоминал тот миг, когда переступил порог. Представлял, что бы случилось, решись он сбежать тогда, наплевав на все. Уговорить Малфоя и улететь, крепко сцепив пальцы на бархатном, перевитом серебристыми шнурами зеленом поясе...
Иногда ему казалось, что все могло быть иначе, иногда — что закончилось бы тем же. Но никогда, ни о чем больше он не жалел так сильно.
Отправлено: 28.10.11 22:34. Заголовок: Глава шестая
Глава шестая. Часть первая
Невилл внимательно, боясь пропустить малейшее движение, рассматривал Карту Мародеров. Пустая гостиная Гриффиндора давила безлюдьем и не майской промозглостью, но он почти не замечал холода, изучая пожелтевший от времени пергамент.
Что делать? Убеждать в чем-либо Гарри бесполезно. Тот влип в “дружбу” с Малфоем намертво, и все попытки донести до него доводы разума ни к чему не приводили.
Невилл тихо вздохнул и отложил Карту в сторону.
Объяснять Гарри, что он слишком легковерен — все равно, что поливать прыгучие бобы водой вместо крепкого уксуса. Никакой пользы. Только кромки листьев станут острее и опаснее.
Иногда у Невилла опускались руки. Ведь он всего лишь Невилл Лонгботтом, неудачник и растяпа, который мало что умеет и над которым смеется даже Пивз. А Гарри Поттер был Избранным — человеком, на которого возлагались надежды и чаяния многих и многих... Может быть, Гарри все-таки прав? В конце концов, за эти годы все, что он делал, пусть и не сразу, оказывалось правильным.
И только благодаря Гарри у Невилла теперь хоть что-то получается как надо. Это Гарри научил его сражаться. Гарри поверил в него тогда, когда не верил уже никто, даже бабушка. Которая именно Гарри была бы счастлива называть своим внуком…
«Пора бы вашей бабушке гордиться тем внуком, который у нее есть, особенно после того, что случилось в Министерстве!» — сказала МакГонагалл. Значит, она считает, что бабушка может ошибаться… Да все могут ошибаться! И Избранный тоже. И сейчас он ошибается — в Малфое. Тот ему не друг. А Невилл — друг, и кто, если не он, должен открыть Гарри глаза?
Невилл снова взял в руки Карту и осторожно разгладил сгибы ладонью. Надпись, отмечавшая пригретую Гарри гадюку, кружила по слизеринской гостиной. Около Малфоя, как и около Невилла, не было ни души, и отчего-то этот бег по кругу казался еще подозрительнее, чем даже недавние исчезновения Малфоя с карты Мародеров.
Полгода назад Малфой пропадал почти каждый день. С трудом, но Невилл отследил, что точка с его именем исчезает в никуда и так же неожиданно появляется в коридоре седьмого этажа. Почти сразу после Рождества это прекратилось, но Невилл до сих пор задавался вопросом, что могло понадобиться Малфою в Выручай-комнате. Тем более, что на той неделе тот снова начал пропадать с Карты. И пусть в последний раз это продлилось вряд ли дольше пяти минут, тревога вновь дала о себе знать и больше не отпускала.
Невилл вздохнул, бережно пряча Карту в карман. Хорошо, что Гарри разрешил ею пользоваться. Просто однажды в ответ на очередной вопрос сунул ее в руки: «Чтобы ты всегда мог знать, где я, и что со мной все в порядке, раз ты так беспокоишься», — а затем улыбнулся и поспешил прочь. Весь лучащийся и едва ли не пританцовывающий от радостного нетерпения. Сразу было понятно — у них с Малфоем очередной квиддичный матч на двоих.
Поначалу Невилл действительно следил по карте Мародеров за Гарри, но почти сразу переключился на Малфоя, часто появлявшегося там, где его, казалось бы, ничто не могло заинтересовать. Кроме одного…
Невилл отлично помнил это место — когда-то выручившую их всех Комнату. Ведь именно ему в прошлом году Замок открыл свою тайну. Поделился секретом, как настоящий друг.
А теперь подлый Малфой поднимался на седьмой этаж, прохаживался вдоль стены и исчезал с Карты. Надолго. Порой на час или два, а по выходным и вовсе мог проторчать там весь день. Он определенно не занимался там вышиванием крестиком, но Гарри слушать ничего не хотел, отвечая, что это не важно. В Выручай-комнате нет и не может быть ничего опасного.
Тогда Невилл попытался выяснить все сам, чтобы получить доказательства темных делишек Малфоя. Но попытки подкараулить того у Выручай-комнаты все как одна потерпели неудачу. В первый раз Невилл просто не успел — профессор Спраут перехватила его на полпути, а когда удалось вырваться и добраться до лестниц, Малфой уже спускался навстречу. Во второй раз, подойдя к портрету Варнавы Вздрюченного, Невилл спугнул девчушку-первокурсницу и с позором ретировался, весь красный от смущения. В третий… Что-то помешало и в третий раз, а на четвертый Невилл так и не смог проникнуть внутрь, как ни уговаривал Комнату открыться.
Гарри не верил, что Малфой занимается чем-то предосудительным. А у Невилла были лишь догадки, вопросы и сомнения. Друг отворачивался, уходил от неприятной беседы, и скоро вообще перестал разговаривать о чем-либо, кроме учебы. Было понятно, что Гарри крепко сидит у Малфоя на крючке. И без боя выдрать его из чужих лап не получится.
* * *
Снейпа в кабинете не было, и перед закрытыми дверями собралась толпа.
Рядом с Гарри не маячил Малфой, но Невилл не успел порадоваться этому — хорек тут же появился из-за поворота, и когда поравнялся с Гарри, они обменялись такими взглядами, что впору было застонать от отчаяния. Гарри весь вспыхнул от радости, как рождественская гирлянда, глаза Малфоя потеплели, перестали походить на пустые стекляшки, и хотя он улыбался нарочито высокомерно, теперь это могло обмануть разве что первокурсника Хаффлпаффа.
Невилл словно щит прижал к себе сумку с учебниками. Нужно еще раз поговорить с Гарри. Прямо сейчас! Понятно же, что это просто игра! Вон как смотрят на все это змеи — без капли ожидаемого презрения или неприязни. Как будто извечная ненависть между факультетами — пустой звук. Как будто кто-то их убедил не вмешиваться. Только бесхитростный добросердечный Гарри может верить в то, что Малфой искренен, а любой достоин шанса.
По-прежнему обнимаясь с сумкой, Невилл рванул вперед, сосредоточившись на предстоящем разговоре с Гарри, и нечаянно налетел на Малфоя, слишком занятого расточительством фирменных ухмылок направо и налево, чтобы смотреть по сторонам. Из импровизированного щита посыпались книги, пергаменты и перья, улетел в толпу бедный Тревор, и растерянный рыцарь остался лицом к лицу с драконом совершенно беззащитным.
— Лонгботтом! У тебя проблемы со зрением? Купи очки, как у Поттера — и сам прозреешь, и всем издалека будет видно, что ты его фанат. Чтобы нормальные волшебники обходили тебя стороной.
Невилл моргнул, открыл рот, но слова, как обычно, никак не желали складываться во что-то, хоть отдаленно похожее на достойный ответ. Гарри оттеснил его плечом.
— Все еще тянет задевать моих друзей, Малфой?
Он нахмурился, но смотрел на слизеринца так, что было понятно — не злится ни разу. Малфой усмехнулся в ответ, вытянул из рукава палочку, и толпа вокруг расступилась, образовав неровный круг. Гермиона торопливо собирала из-под чужих ног имущество Невилла, впихивала ему в руки, сердито выговаривая что-то. Рон подхватил испуганно квакнувшего Тревора.
— Все еще тянет помериться со мной силой, Потти?
Невилл попятился, поняв, что оказался в центре внимания. Жаркая краска залила лицо, живот слегка прихватило — привычная реакция на зоркие, цепкие взгляды, подмечавшие даже самую крохотную ошибку. Торчащие во все стороны свитки едва снова не полетели на пол из взмокших ладоней. Но рядом разворачивалось более захватывающее действо, и как причина конфликта станет упихивать обратно в сумку свое барахло и жабу, уже никого не интересовало.
— С тобой? Всегда. Защищайся, Малфой! — выкрикнул Гарри и встал в дуэльную позицию.
— Рекомендую сделать это тебе, Потти. Ибо час расплаты близок! — засмеялся Малфой и небрежным кивком обозначил причитающийся поклон.
Послышались смешки: даже самому наивному ребенку понятно, что все это не по-настоящему. Дурацкий спектакль, игра на публику.
— Импедимента!
— Протего. Инкарцеро! — Малфой не выкрикнул заклинание — выплюнул, едва шевельнув губами.
Глаза его вспыхнули торжеством, когда противник едва не упал, уворачиваясь. Клубок пут, напоминающих дьявольские силки, ударил в ноги, но Гарри успел отскочить в сторону:
— Левикорпус!
Невилл задрал голову — Малфой взмыл под потолок так быстро, будто его цапнула за ногу Дракучая ива.
— Нечестно! — воскликнул забарахтавшийся слизеринец, когда полы длинной мантии накрыли его голову.
— Почему же? У тебя отличные штаны, Малфой, — Гарри недолго любовался на дело рук своих — едва заметив на секунду мелькнувшее покрасневшее лицо хорька, взмахнул палочкой: — Либеракорпус!
Все ахнули, когда Малфой рухнул вниз. Но тот будто бы каждый день падал вниз головой — извернулся и приземлился на ноги, как кошка. Только глаза яростно сверкнули.
— Немедленно прекратить!
Снейп врезался в толпу шестикурсников, как коршун в стаю голубей. Ученики кинулись врассыпную, опасаясь попасть под горячую руку.
— Зачехлить палочки. Пятьдесят баллов с Гриффиндора за дуэль. Все в класс. Поттер, задержитесь.
Невилла в кабинет почти что впихнули. Он придержал сумку с недовольно квакнувшим Тревором, пытаясь обернуться, но взгляд выхватил только непроницаемое лицо Малфоя, который вытянулся в струнку между Гарри и Снейпом.
Все расселись стремительно, но оказалось, что торопились зря — урок начался далеко не сразу. Сначала появился Малфой, зло цыкнул на попытавшуюся схватить его за руку Паркинсон и уселся за последнюю парту. Снейп вошел через пару минут, один. Невилл в отчаянии прикусил губу. У Гарри неприятности из-за Малфоя, как обычно. Только куда Снейп его отправил? Невилл нырнул рукой в сумку, пытаясь незаметно нащупать Карту Мародеров.
— Лонгботтом, надеюсь, у вас не припрятано чего-нибудь взрывоопасного, чтобы сорвать урок Защиты так же эффектно, как вы обычно срываете Зелья?
Кто-то засмеялся, но Снейп метнул в сторону слизеринцев взгляд, и в классе снова воцарилась абсолютная тишина.
— П-перо… Оно сломалось, сэр, — пролепетал Невилл.
Карта, зажатая в кулаке, опасно хрустнула, но, кажется, никто не услышал. Сняв пару баллов «за непредусмотрительность», Снейп начал стандартный опрос по прошлой теме.
— Клянусь, что замышляю шалость и только шалость!
Тревор очень вовремя завел свою лягушачью песню, заглушая его шепот, и ни сосредоточенно уткнувшиеся в книги ученики, ни Снейп ничего не заметили.
Старый пергамент развернулся на коленях. Невилл уткнулся лбом в ладонь, пряча глаза. Украшенная завитушками надпись “Гарри Поттер” двигалась по Подземельям. Что Гарри там забыл?
Думать ни о чем другом, кроме очередной загадки, не получалось, так что неудивительно, что его рассеянность не осталась незамеченной.
— Лонгботтом, вы с такой настойчивостью привлекаете мое внимание, что я начинаю волноваться. Уж не выучили ли вы сегодняшний урок? И просто стесняетесь опередить мисс Грейнджер?
— Профессор, я...
— Ну же, Лонгботтом! Мы все с нетерпением ждем ответа. В какой фазе луны можно накладывать защитные заклятья класса “А” на металл?
Карта Мародеров, торопливо всунутая в учебник, осталась торчать наружу надорванным уголком. Невилл с трудом заставил себя поднять от нее испуганный взгляд.
— Защитные заклятья класса “А” принято накладывать… — протянул он неуверенно и запнулся, пытаясь вспомнить прочитанную вчера главу.
Дверь открылась, и на пороге появился Гарри. Совсем не такой беспечный сорвиголова, каким был только что в коридоре. Скорее, похожий на Малфоя — холодный и собранный.
— Можно войти?
— Быстрее, мистер Поттер. Положите книгу на стол и садитесь. Не к мистеру Лонгботтому, пожалуйста.
Брови сами собой нахмурились, когда Гарри, уже почти опустившийся на скамью рядом, вынужден был снова подняться и пересесть. К Малфою. К кому же еще... Хорек стрельнул взглядом в сторону неожиданного соседа, беззвучно спросил что-то, и Невилл едва не подавился воздухом, когда краем глаза заметил, как Гарри сжал ладонь Малфоя своей рукой и улыбнулся успокаивающе. Все совсем плохо. Хуже не бывает. Гарри ведь даже не посмотрел на тайком оглядывающихся на него обеспокоенных друзей. Он смотрел на Малфоя. Он видел только его...
— Ну же, мистер Лонгботтом! Вы порадуете нас ответом?
— Нет, сэр. Простите, сэр.
— Десять баллов с Гриффиндора. Отвечайте, мисс Грейнджер. Прискорбно, что больше никто в этом классе не горит желанием хоть что-то вынести из моих уроков.
— Поскольку защитные заклятья класса “А” имеют в своей основе…
Невилл не слушал. Гарри кусал губы в попытке сдержать улыбку и продолжал коситься на Малфоя. И глаза у него были такими сияющими, будто тот — цветок папоротника. Так даже на друзей не смотрят...
К концу урока пришли с привычным результатом: двадцать, ни больше ни меньше, баллов у Слизерина и минус пять у Гриффиндора, большей частью по его, Невилла, милости. Удачным ответам Гермионы не удалось свести ущерб хотя бы к нулю. Проигнорировав насмешливые взгляды змеиной половины класса, Невилл выскочил за дверь в числе первых. Вслед за Малфоем.
Он должен. У него получится. Надо взять себя в руки, хотя бы на полминуты… Тревор выпрыгнул из сумки, кинулся под ноги направляющегося к лестницам Малфою, и тот, чертыхнувшись, остановился.
Тридцать секунд.
— Лонгботтом, убери от меня своего уродца!
Невилл смотрел прямо в ледяные, полные неприкрытой неприязни глаза — что Гарри могло нравиться в этом двуличном мерзавце?
Двадцать секунд.
Невилл осторожно наклонился, потом разогнулся, прижимая к себе дрожащего от паники фамилиара. Малфой скривил губы, нетерпеливо пристукнул каблуком, и стало понятно: еще мгновение — оттолкнет в сторону и сорвется с места.
Десять секунд.
Он сможет.
— Я знаю, что ты делаешь в Выручай-комнате, Малфой, — так тихо проговорил Невилл, что пройди кто мимо — ничего бы не услышал. Пять секунд. Четыре. — Держись подальше от Гарри, иначе я все расскажу директору.
Три секунды. Малфой смотрел потемневшими глазами. Две секунды. Моргнул.
Одна.
В плечо больно пихнули, и Тревор едва не оказался на полу снова, выскользнув из дрогнувшей руки.
— Отвали, Лонгботтом!
— Полегче, Гойл, — голос Малфоя ни изменился. Все то же насмешливое презрение в каждом слове.
Но тонкая надменная улыбочка на заметно побледневшем лице больше напоминала болезненную гримасу. Невилл с трудом сдержал рвущееся наружу торжество.
Он сделал! Он сумел! Пусть его угроза — чистый блеф, но Малфою знать об этом неоткуда. Он поверил! И теперь трижды подумает, прежде чем что-то предпринять в отношении Гарри.
— Чтобы я больше не видел тебя, Лонгботтом. Исчезни, — выплюнул Малфой. — Проследи за ним, Винс.
Гарри не спал. Точно. Из-за полога его кровати не доносилось ни звука, но именно это и было подозрительным. Обычно можно было уловить то шумный вздох, то скрип пружины или даже стон, когда Гарри снились кошмары. Но сейчас за багровой тканью царила полная тишина и темнота. Гарри ждал, пока все уснут, в этом не было никаких сомнений. И Невилл терпеливо ждал вместе с ним, вытянувшись на спине и поглаживая спящего на груди Тревора указательным пальцем. Что-то должно было произойти.
Прошло еще полчаса, и Гарри поднялся с постели, определенно стараясь произвести как можно меньше шума. Он был полностью одет, и Невилл окончательно понял, что не ошибся, решив узнать, чем закончится это ночное бдение. Сквозь щель в балдахине он пронаблюдал за тем, как Гарри споро натянул кроссовки и прокрался к двери. Давно не смазанные петли скрипнули, и только тогда Невилл позволил себе так же тихонько выскользнуть из кровати. Спящий без задних лап Тревор был торжественно водворен на подушку, и вскоре спальня не досчиталась еще одного любящего бродить по ночам ученика.
Гарри шел, не скрываясь и не оглядываясь, вооруженный только слабым светом “Люмоса”. И еще, что странно — зажатым под мышкой учебником. Зачем он Гарри посреди ночи? Отчего-то вспомнилась книга, которую Гарри положил сегодня на профессорский стол. За ней посылал его Снейп? Странно, ведь он только глянул на первую страницу и тут же захлопнул, посмотрев на Гарри так, словно тот подложил туда бомбу-вонючку.
И ведь получается, что Гарри позаимствовал ее у кого-то из слизеринцев. Впрочем, почему у “кого-то”? — у Малфоя. Тогда все складывается.
Гарри свернул за угол, Невилл следовал за ним, прячась в тени статуй и в темных нишах. По лестнице он поднимался осторожно, сосредоточенно стараясь попадать в такт чужим шагам, и лишь когда вдали показался очередной коридор, заподозрил неладное. Гарри шел к Выручай-комнате. К Выручай-комнате, в которой еще недавно так часто пропадал Малфой.
Случайность? Не слишком ли много случайностей...
Он ускорил шаг и совсем было собрался окликнуть Гарри, когда впереди, будто из воздуха, неожиданно соткалась чья-то тень. Малфой!
Невилл нырнул за ближайший гобелен.
— Принес?
— Ага. Спасибо, что одолжил свой учебник. Ты не представляешь, как ты меня выручил, Малфой.
— Не за что.
Невилл поразился тому, как Малфой выглядел. Фестралы по сравнению с ним — и то краше. Даже они не были такими… неживыми, будто вот-вот рухнут прямо на месте, обессиленные и обескровленные.
Что на него так подействовало? Обычный учебник? Или… неужели утренний разговор с ним, с Невиллом? Немыслимо. Малфой так испугался возможности быть выданным директору? Сердце ликующе заколотилось и тут же сжалось в ужасе. Невилл оцепенел, стискивая края мантии. Вдруг то, что делал в Выручай-комнате Малфой, на самом деле связано с Гарри? Они же сейчас окажутся там наедине, отрезанные ото всех, и тогда…
В стене проявилась дверь, Малфой пропустил Гарри вперед, окинул полутемный коридор лихорадочным взглядом — вряд ли увидев вокруг вообще хоть что-нибудь — и шагнул вслед за ним. Все происходило слишком быстро. Невиллу удалось заставить себя покинуть укрытие, но ноги двигались медленно, как в кошмаре, когда сколько ни пытайся, сколько сил ни прикладывай — не сможешь убежать от преследующего по пятам чудовища.
Дверь закрылась перед самым носом с глухим лязгом, дрожью отозвавшимся во всем теле, и исчезла.
Словно очнувшись, Невилл кинулся по коридору назад, к лестницам. Нужно позвать кого-то на помощь. Пусть он окажется неправ, пусть его накажут, сделают всеобщим посмешищем, но сейчас он обязан предпринять хоть что-нибудь!
Не сбавляя скорости, он свернул за угол и тут же врезался в кого-то с такой силой, что оба полетели на пол. В голове зазвенело от удара, в груди заныло от нехватки воздуха, но Невилл тут же вскочил на ноги. Девочка из Слизерина, уже знакомая первокурсница, охала, баюкая пострадавший при падении локоть.
Невилл не успел подумать, что девочка по возрасту слишком мала, а отбой уже объявили. Он не успел подумать, что седьмой этаж — слишком далеко от подземелий, а он видит ее тут не в первый раз. Он успел только требовательно приказать:
— Слушай внимательно! Беги к директору, к декану, к любому профессору, до которого сумеешь добраться быстрее... Скажешь, что одному из учеников угрожает смертельная опасность. Поняла?
Девочка послушно закивала, поднялась, опираясь здоровой рукой о стену.
— Где? — серьезно спросила она, слава Мерлину не став задавать лишних вопросов и ныть.
— Выручай-комната на седьмом этаже.
Больше Невилл ничего объяснять не стал: он кинулся обратно, молясь всем богам о том, чтобы не опоздать.
* * *
Драко казалось, что он спит. Впереди — обтянутая маггловской рубашкой спина Гарри. Дурацкая расцветка, темно-синяя клетка, которая ему совсем не шла. Драко отчего-то видел только ее. А может, вокруг и правда ничего нет? Все это только тонкие бумажные декорации. Тронь — рассыплются, разломаются в труху и ничего не останется.
— Где, думаешь, ее лучше всего спрятать?
Гарри обернулся, и пришлось выдавить из себя улыбку.
— Где хочешь.
— Здесь столько всего! — бесхитростно восхитился Гарри. — Я бы с удовольствием побродил тут как-нибудь еще. Неудивительно, что ты пропадаешь здесь целыми днями.
Сердце ухнуло куда-то вниз.
— Ты знаешь?
— Невилл сказал, — улыбнулся Гарри. — У меня есть Карта, которая показывает всех, кто находится в замке. От отца досталась. Не поверишь, Невилл подозревал тебя во всех грехах. Вот и следил частенько. Так что теперь я знаю твою страшную тайну, Малфой.
Гарри многозначительно подвигал бровями, нужно было поддержать шутку, засмеяться, но получилось только вымучить кривую ухмылку.
— Что он еще тебе сказал?
— Больше ничего. А должен был?
Улыбка на губах Гарри застыла. От него мгновенно повеяло настороженностью, и Драко поспешил беспечно пожать плечами:
— Просто интересно. Вдруг он откопал что-то, чего я сам о себе не знаю?
Гарри снова безоблачно улыбался. Отвернулся, позволяя Драко стянуть с лица улыбку, и зашагал дальше. Проход между горами мусора изредка вспыхивал бело-ледяным светом “Люмоса”.
Драко подождал, когда Гарри отойдет подальше, и свернул направо, следуя короткому изученному вдоль и поперек маршруту.
Шкаф выделялся из груды хлама непроницаемой чернотой; огромный, в полтора полувеликаньих роста, он нависал над Драко как покрытая искусной резьбой скала. Пальцы бессознательно тронули темный завиток, напоминающий человеческую фигурку с отрубленной головой, и отпрянули. Драко на миг зажмурился и решительно потянул на себя ручку. Если он не сделает этого сейчас, то не сделает уже никогда.
Магия повиновалась неохотно, будто чуяла его панику, но с третьей попытки трансфигурировать принесенное с собой яблоко — перелить живое в живое всегда легче — в лимонно-желтую канарейку все-таки удалось. Драко впустил ее в шкаф и захлопнул тяжелую дверь. Теперь осталось только ждать.
— Эй, — раздался голос Гарри, — Малфой? Ты где?
Горло будто сдавила чья-то ладонь. И на встревоженный голос никак не удавалось ответить. Где он? Смешной вопрос. В полной, абсолютной темноте.
Канарейка забилась внутри, зачирикала оглушительно и смолкла. Все… Пути назад нет.
— Малфой! Ты чего молчишь? Я его зову, зову, а он…
Гарри подошел ближе, нахмурился, но Драко продолжал стоять как истукан, не в силах пошевелить хоть пальцем.
— Что-то случилось?
Драко молчал. На нем, наверное, сейчас лица нет. Нет лица… Драко отчего-то представил в красках, как бы это выглядело в буквальном смысле и содрогнулся.
— Гарри, — прошептал он, — пойдем отсюда, хорошо?
Гарри напрягся еще больше, огляделся, придвигаясь почти вплотную. Доверчивый глупец... Чем ближе к Пожирателю смерти, тем опаснее.
— Малфой? Что происходит?
— Ничего. Мне просто стало скучно. Пошли.
Драко буквально сорвался с места. Гарри не сопротивлялся, когда он схватил его за локоть и потащил к выходу. Быстрее. Паника захлестнула, заставила почти бежать, и в этот момент послышался знакомый зловещий скрип. Где-то там, за спиной открылась дверь Исчезательного шкафа.
Воздух мгновенно загустел, оплетая ноги вязким туманом, и они застыли бок о бок, не в силах шевельнуться. Драко задрожал. Фирменное заклятье ненаглядной тетушки.
Вокруг раздавались шорохи, расползалась темнота. Драко на миг почудилось, что они внезапно оказались в Запретном лесу, и со всех сторон к ним подбирается кровожадные зверье. Все внутри скрутилось в узел от ужаса, и даже теплое плечо Гарри не помогало справиться с накатывающей паникой.
— Малфой?..
— Молчи! Молчи, Поттер. Может быть, они не…
— Ну, здравствуй, племянник!
Свет резко хлынул со всех сторон и куполом накрыл закуток, в котором они прятались. Огонек “Люмоса” потерялся в нем, как догорающая свеча в утренних лучах солнца.
Беллатрикс.
Глаза привыкли, и Драко смог различить несколько смутных, прячущихся в тенях фигур. Трое Пожирателей, каждого из которых он знал в лицо, и ни одного по имени. И Фенрир. По позвоночнику прокатилась крупная дрожь: Драко хорошо знал, на что способен так и не удостоившийся Метки оборотень. Слишком хорошо.
— Ну же, подойди ближе! — не голос — нежное пение. Беллатрикс могла быть воплощением очарования, если бы сладость в ее голосе не была столь приторна, а мурлыканье не срывалось на грубый рык: — Ко мне, кому говорят!
Как щенку.
Драко безропотно шагнул вперед. Гарри смотрел в спину — между лопаток от жгучего взгляда растекалось огненное пятно. Но обернуться, посмотреть в наверняка полные удивления глаза было выше сил.
Драко резко обернулся, успев заметить, как Гарри опускает руку. Вокруг него медленно гасло желтоватое сияние — след отбитого Связывающего.
— Не сопротивляйся, мальчик. Тебе никуда от нас не деться, — Беллатрикс плавно повела кистью, бросила небрежно: — Экспеллиармус!
Гарри снова выставил щит, и заклинание исчезло в черном камне пола. Драко с невольным восхищением задержал дыхание. С теткиной магией немногие могут справиться. Вот только… Гарри один против пятерых.
— Не сопротивляйся — и тогда я доставлю тебя к Господину целым, а не по частям… Брось палочку, мальчишка.
— Нет, — голос Гарри, только что спокойный, взорвался звонким: — Экспеллиармус!
Беллатрикс прищурилась, легко отбивая заклинание. Один из Пожирателей дернулся, Фенрир низко зарычал, скользнул ближе, но был остановлен:
— Я сама! Позаботьтесь пока о нем.
Драко отшатнулся от указующего перста тетки подальше, в тень. Но взволнованный взгляд Гарри следовал за ним неотрывно.
Не надо, не смотри так... Пожалуйста.
— Империо.
Бледный луч заклинания прорвал выставленную защиту как пергамент, Беллатрикс громко засмеялась, и из ее уст вновь полилось сладкое, чарующее воркование:
— Брось палочку, мальчик. Иди ко мне.
Гарри часто задышал, согнулся, как под напором ветра, но устоял. Драко отступил еще дальше, пользуясь тем, что внимание всех было сосредоточено на глупом, заранее обреченном на неудачу сопротивлении.
Беллатрикс зарычала, как Фенрир, и ударила еще раз:
— Империо!
Но в этот раз Гарри сбросил заклинание еще быстрее, насмешливо улыбаясь.
— Ах ты, наглый сучонок… Заберите у него палочку!
Тетка оскалилась, обнажая блестящие от слюны зубы, взгляд Гарри заметался по сторонам: когда каждый из врагов поднимает оружие, неизвестно, кто ударит первым.
Фенрир доставать палочку не стал. Да и была ли та у него?.. Неважно; Драко метнулся вправо, подальше от яростного звериного рыка и оказался почти за спиной у одного из Пожирателей. На Гарри посыпались заклинания. Воздух заполыхал от ярких, белоснежных, как лунные цветы, вспышек.
Фенрир медленно обходил Гарри по кругу. Тот пытался следить за ним взглядом, но вновь и вновь выставляемые щиты занимали все его внимание.
Очередной луч заклятия пробил поттеровское “Протего”, в пошатнувшееся тело ударил еще один, схлестываясь, переплетаясь с первым. Гарри вскрикнул и хватился за запястье. Палочка выпала, прокатилась по полу и остановилась — прямо у ног Драко.
Драко вскрикнул и замычал, зажав себе рот ладонью. Гарри рухнул на пол как подкошенный, выгнулся, заскреб пальцами по полу, но не проронил ни звука.
— Круцио, — зашипел тетка. Палочка в ее руках вдруг заплясала как безумная. — Круцио! Круцио!
Эхо чужой магии ударило гулом в уши. Визг Беллатрикс полоснул воздух, смешиваясь с низким возбужденным воем Фенрира. Но зазвучавший наконец долгий, нескончаемый крик Гарри перекрыл их полностью.
Нет. Драко тонко, задушенно всхлипнул. Ринулся вперед, на лету подхватывая валявшуюся под ногами палочку.
Бомбарда, Огненное, Отбрасывающее, Оглушающее… Безнадежно и глупо. Обреченно и яростно. Протего-протего-протего...
Один Пожиратель Смерти, второй, третий… Огненное попало в оборотня, и он завертелся на месте, пытаясь сбить пламя. Отбрасывающее попало в тетку, и гора ветхого хлама, на которую ее отбросило, рухнула с грохотом. Воздух заволокло удушающей пылью. Драко подхватил силящегося подняться Гарри и потащил его прочь.
— Держи.
Горло перехватило, но Гарри не нужно было предлагать оружие дважды. Протянутую ладонь царапнуло болью, когда он на бегу выдрал из пальцев свою палочку.
— Бомбарда!
Гарри закашлялся, а в следующее мгновение за их спинами обрушилась еще одна гора хлама, перекрывая путь преследователям. Где-то выл от боли оборотень, Драко слышал шум справа, слева, Пожиратели обходили их, быстро беря в кольцо, но хуже всего было то, что Белларикс молчала. Гарри чертыхнулся, отшвыривая Драко с пути пущенного слева багрового луча, и в этот момент непонятно откуда раздался усиленный “Сонорусом” крик:
— Гарри! Держись!
И тут же визгливый приказ совсем близко:
— Не упустите его! Он нужен Господину живым!
Драко дернул Поттера за собой, ловко лавируя меж нагромождений ветхого старья. Но уйти от погони было непросто, даже зная все ходы вдоль и поперек. Драко оглянулся, ища взглядом памятные ориентиры, и вдруг со всех сторон раздался треск. Стремительно, широко охватывающий их полукругом, уверенно идущий навстречу. И гул. Низкий, ровный, как голодный рык огромного дракона.
— Бежим! — взвизгнул Драко и ринулся назад, наплевав на то, что там их наверняка ждут. Участь, уготованная впереди, была во сто крат страшнее.
Взгляд на секунду выхватил благоговейно замершего оборотня, алого от языков надвигающегося пламени. Придавленного огромным шкафом Пожирателя. Перевернутый стол с отломанной ножкой.
Драко бешено озирался, пытаясь оценить расстояние до стремящейся ввысь стены огня. Внезапно совсем рядом в слепящем свете соткалось черное непроницаемое пятно.
— Сзади! — заорал он.
— Блайндфолд! — завопила оскалившаяся Беллатрикс.
Гарри успел оглянуться. Единственное, что он успел.
Заклятье тетки ударило ему в лицо. Воздух дрогнул, пыль с некогда сине-черной рубашки взметнулась серым облаком и осталась висеть в воздухе, пока Гарри медленно падал навзничь.
— Круцио! Круцио! Круцио!
Беллатрикс отбросило, скрутило как кучу старого тряпья. И она не поднялась. Так и осталась лежать у какого-то массивного дивана с изодранной обивкой, розового, пошлого, в тонкую белую полоску. Драко смотрел на эти полоски остановившимися глазами, не в силах опустить взгляд.
— Гарри.
Он не услышал собственного голоса. То ли из-за шума все ближе подбирающегося пламени, дышащего опаляющим жаром, то ли потому, что Драко действительно только бестолково открывал рот. Он упал на колени. От удара очки Гарри слетели, болтались на одном ухе. И совсем не прикрывали обезображенного, черного от ожога лица. Драко глухо застонал:
— Гарри…
— Гарри! — проорал кто-то совсем рядом. — Сюда!
Гарри будто услышал. Дернулся, зашарил пальцами по груди, словно не мог дышать, и снова отключился. Живой. Все еще живой...
Драко направил кончик палочки на знаменитый шрам, попытался сосредоточиться, но в голове звенела глухая ватная пустота.
— Обливиэйт, — шепнул он безжизненно.
* * *
Непомерно тяжелое, безжизненное тело Гарри оттягивало руки, все вокруг падало и осыпалось тлеющими обломками, и казалось, что его путь к двери никогда не закончится.
Занявшаяся мантия осталась валяться где-то далеко позади. Огонь наступал со всех сторон, разламывая преграды, жадно пожирая все подряд, и распахивал над ними свои огромные искрящиеся крылья. На Драко обрушилась лавина горящей ткани — не иначе, чей-то припрятанный шикарный гардероб, — и ему едва удалось выбраться из-под нее и вытащить Гарри.
Драко обессилено рухнул рядом с распластанным телом, и только непонимающе распахнул глаза, когда в пол совсем рядом ударила зеленая вспышка.
— Сдохни, предатель!
Беллатрикс высилась за его спиной как черной, выжженной Адским огнем тенью. Оборки на дурного покроя мантии тлели, кое-где ткань занялась вовсю, но тетку едва ли это беспокоило.
— Авада…
— Ступефай максима!
Позади Беллатрикс с грохотом обрушилась горящая башня разного барахла. Воздух задышал обжигающими искрами, дохнул волной жара и укрыл маревом осевшее на пол тело.
Материализовавшийся непонятно откуда Лонгботтом подхватил Гарри под мышки и резво потащил в сторону. И только тогда Драко сумел различить в клубах дыма черный провал двери.
Поймать нить беседы никак не удавалось, да и беседой это было назвать сложно — Дамблдор говорил, Снейп мрачно молчал, и сам Гарри тоже помалкивал. Машинально трогая припухшую ранку над правой ключицей, он даже не делал вид, что слушает. Ушастик забился под кровать, не подавая признаков жизни, в ванной тоже было тихо. Но Гарри едва сдерживался, чтобы не сорваться туда, и думал, как бы поудачнее соврать, что устал и хочет спать. Он был так полон счастьем, что ни для чего другого не оставалось места — что бы там не решили профессоры, спустя столько времени так внезапно вспомнившие о существовании своего ученика, это могло подождать еще немного.
Тем более, вскоре спать действительно захотелось. Стрелки убаюкивающе отщелкивали секунды, а пространная речь директора журчала, как вода из незакрытого крана. Гарри и впрямь начал было клевать носом, но мгновенно вытянулся напряженной струной, когда в плавной беседе всплыло знакомое жуткое, корявое слово. Сон как рукой сняло — Гарри подался вперед, недоверчиво переспрашивая:
— Так вам удалось их уничтожить? Все?..
— Чем вы слушали, мистер Поттер? — желчно поинтересовался Снейп. — Или вы умудрились еще и оглохнуть?
Гарри побледнел от обиды и злости. Нахамить в ответ ему не позволил Дамблдор:
— Почти все, Гарри. Нагини еще жива, но тут я всецело полагаюсь на профессора Снейпа.
Гарри нервно облизал губы.
— А я? Чем я могу помочь вам… сэр?
— Вы можете помочь всем нам, сделав то, что должны, мистер Поттер.
Вместо привычного сарказма и скучающего осуждения его, Гарри, непроходимой и неоспоримой тупости, в голосе Снейпа послышалось что-то вроде сочувствия или сожаления. Внутри тут же все похолодело и ухнуло вниз.
— Я должен убить Волдеморта.
— Именно, — подтвердил Снейп.
— Или он убьет меня, — глупо ухмыляясь, добавил Гарри. Сердце жадно выстукивало барабанную дробь.
Снейп спокойно — и, как показалось, не без удовольствия — заметил:
— Боюсь, он убьет вас в любом случае, мистер Поттер.
Гарри светским тоном уточнил:
— Вы так во мне сомневаетесь, профессор? Или уверены в своем великом Лорде?
— Скримджер мертв, — оборвал Снейп. — Министр не выдал вас, но защита вашего дома скоро падет, и тогда…
Из ванной донесся испуганный вздох, и Гарри поспешно прочистил горло. К счастью, ни Снейп, ни Дамблдор не обладали таким слухом, как у него — по крайней мере, Гарри на это надеялся.
— …Темный Лорд бросит все силы на то, чтобы найти вас. И он вас найдет, — невозмутимо договорил Снейп.
— Я не в силах этому помешать, Гарри. Мое проклятие больше не позволяет создавать полноценную защиту для тебя. Я слабею.
— То п-проклятие, которым повреждена ваша рука, сэр?
— Да, Гарри. Я умираю, — вежливо поставил в известность Дамблдор.
Он помолчал, словно давая время свыкнуться со страшной правдой, и так же спокойно продолжил:
— Тебе нужно знать кое-что еще, Гарри. В ту ночь, когда Лили Поттер закрыла тебя собой, Убивающее заклятие отлетело назад. Оно ударило в пославшего его, и, как обычно, расщепило его душу. Но поскольку к тому времени Волдеморт создал уже не один хоркрукс, осколок истерзанной души не погиб сразу же, а заметался, ища для себя вместилище. И проскользнул в единственное уцелевшее живое существо… В тебя, мой мальчик.
Гарри замер, весь обратившись в слух. Теперь сердце подскочило и билось где-то в горле.
— Именно эта часть Волдеморта дает тебе возможность говорить со змеями и связывает с его мыслями. Это благодаря ей ты так хорошо справляешься со своим увечьем — слух, осязание, обоняние и вкус — твои чувства удвоены частью души Волдеморта, силой его магии. Он — часть тебя, Гарри. Иными словами — ты…
— Его хоркрукс, — хрипло закончил Гарри.
— Да, — просто сказал Дамблдор. — И этот хоркрукс уничтожить должен сам Волдеморт, это очень важно.
Значит, негодное оружие все-таки пригодилось. Его достали с дальней полки и даже заботливо смахнули ржавчину. Теперь только вперед и с песней. И кого волнует, что песнь лебединая? Лишь бы была спета, как по нотам.
— Соберитесь, Поттер. Вам понадобится все ваше мужество, — негромко сказал Снейп.
Странно, но внезапно Гарри почувствовал облегчение — как всегда, когда предстояло действовать, а не ждать. Вот только на этот, последний, раз ему потребуется мужество другого рода — ведь он даже не сможет заглянуть врагу в глаза, когда шагнет навстречу собственному уничтожению.
— Когда?
— Завтра, — сказал Снейп.
Завтра. Уже завтра… Что ж, вперед, Гриффиндор. Не трусь.
— Эта комната защищена Фиделиусом, сюда вхожи только те, кому мы можем доверять...
— Я знаю, — хмуро вставил Гарри, вяло добавив про себя: «<i>Вам</i> я не доверяю».
— … и Драко Малфой в их числе, — закончил Снейп. — Не перебивайте, дослушайте сначала. Мой лимит доверия исчерпан давным-давно. Боюсь, Лорд пожелает избавиться от меня прежде, чем я успею выдать тайну Хранителя… Так что это сделает Драко Малфой.
Несколько секунд Гарри пытался заговорить, обнимая ладонью сведенное горло — злоба душила в прямом смысле слова.
— Вы ные… н-не имеете н-никакого п-права его п-подставлять! — наконец не своим голосом прорычал он — как надеялся, Снейпу в лицо. — Волдеморт убьет его!
— Он убьет его, если Драко этого не сделает, Поттер, а не в обратном случае. Неужели вы не понимаете… Хотя чему я удивляюсь?.. Драко сам выдаст вас завтра же — возможно, не по собственному желанию, но по собственной воле. А я просто позволю этому произойти. Не стану вмешиваться.
— Драко мог в-выдать меня тысячу раз, но не сделал этого! — запальчиво выкрикнул Гарри. — Я точно знаю — он бы н-никогда…
— Вы действительно слепы, — безжалостно оборвал его Снейп. — И, кстати, знаете, по чьей вине это произошло с вами физически? Беллатрикс Лестрейндж оказалась в Хогвартсе благодаря своему племяннику. Поверите вы мне или нет, но таков был изначальный план. И план этот принадлежал именно Драко Малфою. Хотите, устрою сеанс легилименции прямо сейчас? Вы все увидите сами.
Гарри нашел в себе силы отрицательно качнуть головой.
— Если бы не его трусость и не храбрость Лонгботтома, Беллатрикс доставила бы вас, беспомощного, как новорожденного щенка, прямиком к Лорду — и в лучшем случае вами бы поужинала Нагини.
— Не нужно быть столь категоричным, Северус. Бедный мальчик пока не запятнал себя непоправимым злом. Душа его цела и невредима — в чем вы успели убедиться лично.
— Я также убедился и в том, Альбус, что эта невредимая душа принадлежит потрясающе двуличному, как вы изволили выразиться, бедному мальчику. К тому же, пусть он не запятнал себя убийством, но вот предплечье Меткой запятнал еще как. А Темный Лорд, смею вас уверить, не одаряет своим Знаком кого попало.
Гарри с силой провел пальцами по ключице, вызывая боль в спрятанной под одеждой ранке, получасом раньше нывшей так приятно. С усилием сглотнул — горло окончательно передавило жестким ошейником.
Голоса профессоров таяли в пустом звоне, распирающем голову, тьма вокруг вертелась бешеной невидимой каруселью, так быстро, что пришлось схватиться за поручни кровати. Гарри непроизвольно сжимал их крепче, словно его уже выволакивали на арену, где ему предстоит лицом к лицу сразиться со смертью. Уголки губ кривились и прыгали, и он сам не мог понять, засмеется сейчас или закричит. Полузабытые слова, всплывающие в памяти, множились в нарастающем звоне гулким эхом: ни один не сможет жить, пока жив другой. Ни один из них…
Гарри и правда не мог жить. Когда все кругом предавали, когда никому нельзя было доверять, когда он сам оказался хранилищем чужой страшной души, а его чудо, его магия – частью ее отвратного могущества... Так и зачем тогда?..
«Интересно, — с холодным интересом отстраненно подумал он, — смог бы я пожертвовать собой, если бы мне еще было, что терять?»
Мелодично вздохнув, проснулись часы и твердым голосом старшей сестры Кольридж напомнили о ночном зелье. Сделав паузу, тем же официальным тоном поздравили Гарри Джеймса Поттера с наступающим совершеннолетием, и тогда Гарри все-таки засмеялся.
Он продолжал смеяться до тех пор, пока Снейп не выплеснул ему в лицо стакан воды. А после собственноручно смазал веки мазью собственного же изобретения — так умело, что даже не пришлось вызывать целителей.
<div align="center">* * *</div>
Гарри медленно прижался щекой к двери и закрыл глаза, разбирая сквозь скомканные вздохи и плеск проникновенное дребезжание.
— … не надо, мой дорогой, не надо так убиваться… Расскажи, что тебя мучает, я помогу тебе…
— Никто мне не поможет, — ответил Драко прерывающимся тихим голосом. — Я не могу этого сделать… Теперь — не могу… А если не сделаю, Лорд убьет меня.
Зеркало испуганно и возмущенно заохало. Гарри повернул ручку, дверь проплыла из тьмы во тьму, и осталось только журчание льющейся воды.
— Ушли? — невнятно пробубнил Драко, судя по голосу, продолжая стоять к двери спиной.
— Ушли.
Гарри опустил палочку, поборов жгучее желание садануть по этой самой спине злосчастной “Сектумсемпрой”. Он только сейчас понял, что Малфой плачет — беззвучно и безудержно, давясь слезами, стекающими вместе с водой в раковину.
Слезы. Он тоже плакал и кричал — здесь, в этой палате, когда пришел в себя после Пожара. И когда ему сказали — кожу лица и веки ему восстановят, а вот зрение…
— Не знаю, что со мной… — судорожно прошептал Драко. — Просто я боюсь темноты. Испугался. Тебя не было так долго, и здесь так темно…
— Ты даже не представляешь, — тяжело сказал Гарри, — что это такое — темнота.
Драко всхлипнул, шмыгнул носом последний раз и затих.
Гарри привалился плечом к дверному косяку. Съехав на корточки, уткнулся лбом в скрещенные на коленях руки.
— Я не мог поступить иначе. Мои родители… Если бы ты знал, Гарри, через что мне пришлось пройти, чего мне это стоило!..
— Повзрослей уже, Малфой. И перестань кривляться — противно.
— Нет, — горячо возразил Драко, быстро падая рядом на колени, словно ему подрубили ноги, — нет! Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю, ты же знаешь — я умею! Я всех перехитрю, я…
— Шел бы ты отсюда, хитрец, — равнодушно сказал Гарри, отталкивая его руку.
— Я не уйду, — глухо промычал Драко. — Не уйду. Я останусь здесь, с тобой.
— Не останешься. Сейчас ты умоешься, отправишься восвояси и сделаешь, что должен. Слышишь? Во всем Мунго нет ни одного больного или целителя, только авроры — так что не вздумай возвращаться сюда… со своим хозяином.
Драко молчал, как будто на него наложили “Силенцио”.
В ладонь привычно ткнулся мокрый холодный нос. Гарри улыбнулся, впутывая пальцы в шерсть, почесал низла за нервно прядающим ушком.
— У меня к тебе только одна просьба, Малфой. Возьмешь Ушастика себе? Он тебя вроде как… любит.
— Гарри, я… Снейп неправ, я вовсе не…
— В чем неправ? В том, что ты двуличная сволочь? Или в том, что Лестрейндж в школу привел ты? Или в том, как ты волновался, не вспомнил ли я что-то про пожар в Выручай-комнате? Может, мне все-таки следовало воспользоваться его предложением насчет сеанса легилименции, чтобы посмотреть на все собственными глазами? Чтобы вспомнить?
Драко не ответил.
— Вот видишь, — Гарри пожал плечами. — Один раз ты уже предал меня. Завтра не случится ничего для тебя необычного. Просто предай меня еще раз — и все. Все закончится — для тебя, твоих родителей… И для меня тоже. Хеппи-энд, Драко. Сплошной хеппи-энд. Потому что жить с этой мерзостью внутри я не хочу.
Словно отмерев, Драко обрушил на Гарри потоки мольбы, истеричных объяснений и самых нелепых заверений пополам с фальшивыми слезами, которым конца-краю не было видно. Какое-то время Гарри слушал, устало и безразлично. Потом, собравшись с силами, тяжело поднялся, посадил дрожащего низла на край ванны. Оставив Малфоя разводить театральные сопли, добрел до постели и улегся, обнимая подушку, бездумно и равнодушно уставясь в темноту.
Потом закрыл глаза, и благодатная тишина сомкнулась над ним, как вода.
— Отдайте мальчишку, и никто не пострадает, я обещаю!
Холодный высокий голос, усиленный “Сонорусом”, пронзал мозг раскаленным прутом. Драко казалось, что каждое слово въедается в его кожу и расползается под ней шевелящимися червями.
— Пощади невинных, Дамблдор, не купай свои руки еще и в крови несчастных больных. Отдай мне мальчишку!
Раскатистое эхо приостановившейся бойни еще отдавалось в ушах, но костлявые пальцы страха только сильнее сжимали сердце, потому что Драко знал: Нагини жива, и Дамблдор не отдаст Гарри сейчас. А значит, бой возобновится, и чья-то, возможно, даже его собственная горячая кровь ручьями потечет по больничным коридорам.
— Драко, подойди, — предплечье вспыхнуло так, что Драко почувствовал себя скотиной на убой, чью шкуру снова и снова обжигает клеймо.
— Пошел, — кто-то из Пожирателей пихнул его в спину, заставляя сделать шаг.
— Я все еще не могу пройти туда, Драко. Уверен, ты знаешь, почему.
Драко мертвел с каждым новым словом, беззвучно задыхаясь от запаха гари, от едкого дыма, стелющегося по полу черными, как его собственная мантия, клубами. Хватая воздух ртом, не вполне сознавая, что происходит, он сделал неуверенный шаг к лестнице, когда за спиной прозвучал вкрадчивый вопрос:
— Ты ничего не забыл сообщить мне, Драко?
Драко до боли сжал челюсти, сглотнул, а потом, не веря, что говорит это, выдавил:
— Пятьсот тринадцать. Пятый этаж, это сразу за...
— Только после тебя, Драко, — прервали его вкрадчиво и нежно.
Отправлено: 31.10.11 22:26. Заголовок: Глава шестая. Часть вторая
Глава шестая. Часть вторая
— Экспеллиармус!
Драко не ожидал, что это окажется настолько легко — палочка директора послушно влетела в левую руку, как будто сама собой. Как будто ждала нового владельца.
Но времени все равно почти не оставалось. Драко лихорадочно обшаривал взглядом знакомую до последнего дюйма палату, чувствуя, как стынет кровь в жилах: тумбочка, стул, кровать — укрыться тут совершенно негде. Обычно плотно задернутые шторы были раздвинуты, и в ярком свете фигура директора, стоявшего спиной к окну, выглядела внушительно и пугающе.
— Здравствуйте, Драко, — светским тоном поздоровался Дамблдор, и ощущение нереальности происходящего усилилось. — Мне кажется, вы пришли сюда не один, не так ли? Что же задержало ваших спутников?
— Где Гарри? — прорычал Драко, пинком открывая дверь в ванную комнату.
Пусто — только Зеркало испуганно блеснуло в полумраке. Он в панике обернулся.
— Я ждал этого вопроса, Драко, — улыбнулся директор. — Но подумайте хорошенько, прежде чем ответить: вы действительно хотите это знать?
Надежда вспыхнула так ярко, что Драко едва не вскрикнул от радостного облегчения — старик передумал! Он решил уберечь Гарри, спрятал его, в Мунго действительно остались только авроры и сам Дамблдор, обреченный на смерть. Гарри здесь нет, он в безопасности, он...
Но почти сразу, не дав до конца ощутить ликование, радость была сметена обреченным осознанием: нет, это невозможно. Темный Лорд стремился именно сюда, и он не мог ошибаться. Гарри Поттер где-то здесь; скорее всего, вдруг запоздало осенило Драко, под мантией-невидимкой, неспособной защитить от Непростительного заклятья, но помогавшей оттянуть неизбежное до нужного момента.
— Я… Я… — Драко уставился на примятую постель, понятия не имея, что делать. Палочка, несмотря на все усилия держать ее уверенно, задрожала в руке. Ему казалось, что за дверью стоят и внимательно слушают каждое его слово. — Я вас убью! — выкрикнул Драко. Получилось неубедительно и нелепо.
— Но вы же не убийца, мой бедный мальчик.
— Откуда вам знать? — голос позорно сорвался и Драко всхлипнул.
— Потому что, кроме ума, у вас есть сердце, — Дамблдор покачнулся, и Драко непроизвольно вскинул палочку выше. Старик тяжело привалился к подоконнику. Казалось, он едва дышит, но голос его оставался глубоким и мягким: — Вы пытались забыть о нем, не так ли? Но вам это не удалось.
— Не ваше дело! — отчаянно прошипел Драко. — Все это уже не имеет значения. Подумайте лучше о себе. О том, что будет с вами!
— Вы ошибаетесь, Драко. Ваша душа имеет большое значение — в первую очередь, для вас. Я всего-навсего умру, — пожал плечами Дамблдор. — А вот вы останетесь жить. Поверьте, это страшнее, особенно если душу не удалось сохранить в целости.
В носу защипало, внутри все свело от такого дикого страха, что пришлось сцепить зубы, чтобы не закричать. К горлу взметнулась горечь, от запаха гари и чужой крови замутило, и Драко пошатнулся.
Директор тоже держался на ногах с явным трудом, но улыбался по-прежнему светло, точно перед ним не стоял вооруженный враг.
За спиной которого уже открывалась дверь.
— Берегите свою душу, Драко, — быстро сказал Дамблдор, — даже если кажется, что выбора нет.
Драко сглотнул, подавляя приступ дурноты. Рука с палочкой опустилась сама собой. Предплечье горело так, словно Драко по локоть опустил левую руку в огонь. Он смотрел обезумевшими глазами в расплывающееся лицо директора, почти теряя сознание, пока шагнувший из-за спины Снейп не оттолкнул его в сторону:
— Авада Кедавра!
Драко зажмурился. На секунду в воздухе повисла звенящая тишина, а потом мертвое тело директора грузно осело на пол.
Раздались три громких, издевательских хлопка, леденящий голос произнес: «Браво, Северус». И прежде, чем открыть глаза, Драко уже понял, кто стоит у него за спиной.
* * *
Невилл брел по длинному больничному коридору, цепляясь за полуразрушенные стены, спотыкаясь и оскальзываясь на залитом кровью полу, покрытом осколками лопнувших светильников и выбитых оконных стекол. Было мертвенно-тихо, только где-то далеко впереди приглушенно гремели взрывы, похожие на раскаты грома. Дрожа и озираясь, Невилл выглянул из-за коридорного поворота — и чуть не угодил под пролетевшее над макушкой заклятье. Его дернули в сторону, втолкнули в чью-то полуразрушенную палату и грубо встряхнули за грудки:
— Какого боггарта ты здесь шляешься?!
— У меня… я… здесь мой сад… Нимфадора, это вы? — испуганно мямлил Невилл, с трудом узнавая перемазанное кровью и грязью лицо.
— Сад?.. Какой, к лешим, сад?! — разъяренно прошипела Тонкс и потащила Невилла вглубь комнаты, швырнув через плечо Отвлекающие чары. — Мерлин… Как ты вообще сумел сюда пройти?
— Здесь… уже давно так тихо, и пациентов не было видно, и я… чувствовал — что-то не так, — пролепетал Невилл. — Я пришел, а здесь… это. Нимфадора, это штурм, да?
— Не зови меня Нимфадорой.
Тонкс нервно засмеялась, зажимая предплечье. Между пальцев сочилась кровь.
— Ума не приложу, как тебя не заметили… Послушай, Невилл. Не бойся, — уже спокойно продолжила она, толкая его за усыпанную штукатуркой тумбочку и присаживаясь рядом на корточки. — Больничная защита пала, но все будет хорошо. Ты просто должен оставаться здесь. Ничего не бойся и не высовывайся, понял?
Невилл кивал, как китайский болванчик, вперив взгляд в пол, залитый лечебными зельями.
— Они пришли за Гарри? — замерев, глухо спросил он.
— Тонкс! Скорее! — в дверном проеме показался Люпин; лицо профессора коркой покрывала запекшаяся кровь, делая его похожим на маску.
— Ни шагу отсюда, — ткнув кулаком Невилла в плечо, Тонкс выбежала из палаты.
Невилл оцепенел, боясь пошевелиться. Мир разваливался на глазах: идет настоящий бой, Мунго залит кровью, и, кажется, не существует силы, способной остановить это безумие.
— Мама, — прошептал Невилл, с облегчением вспомнив, что родители в безопасности.
Вот почему их отпустили — Дамблдор знал, что готовится штурм, и позаботился о пациентах. Значит, все будет хорошо. Взрослые всегда знают, что делать.
Невилл зажмурился, шумно задышав носом, и вдруг вздрогнул, вытягиваясь в струнку: сквозь далекий грохот ударяющих в стены заклятий донеслось нежное пение. Невилл изумленно открыл глаза. Нет, это было не пение… скорее, потрясающей красоты плач, безнадежный и горестный плач. Музыка словно звучала где-то внутри, но вскоре волшебным образом превратилась в песню, льющуюся в разнесенное окно.
Он вытер кулаками мокрые ресницы и вскочил на ноги.
— Фоукс!
В выбитую раму ворвался огненный вихрь, промчался под потолком, и из золотых птичьих когтей, прямо на пыльные обломки, присыпанные каменной крошкой, мягко выпала древняя шляпа. Шляпа, которую Невилл видел каждый год, которую надевали на него самого шесть лет назад.
Он недоуменно моргнул, попятившись. Крылья захлопали прямо над головой, и Невилл задрал голову: вспыхнув ярко-малиновым оперением, Фоукс завис на месте, издал еще одну душераздирающую трель и вылетел в окно. Последние осколки мелодично прозвенели, осыпаясь на пол.
Печальная песнь растаяла, и в палате снова воцарилась тишина. Потрясенный, Невилл опустил взгляд, неловко поднял обеими руками Шляпу и поискал, куда ее можно положить, — уже зная, что не сможет отсиживаться здесь, пока вокруг идет бой и гибнут люди.
Бабушка бы его поняла. И мама с папой, будь с ними все в порядке.
Он бережно пристроил Шляпу на тумбочку, смахнув пыль и штукатурку, и едва не упал, неловко оступившись, когда из-под старых полей показалась сверкающая рубинами рукоять.
* * *
С жалобным криком обрушилось Зеркало, осколки разметало по полу, и полный ярости вопль в очередной раз сотряс стены:
— Где он?!
Беззвучно застонав от бессилия, Гарри наконец-то ощутил, как спадают невидимые путы заклятья Недвижимости, наложенного Дамблдором.
Пора.
Ненужная палочка осталась под подушкой. Гарри сделал еще один осторожный шаг к окну, становясь у тела директора, и медленно стянул с себя мантию-невидимку. В удивительно ясной, пустой голове билось только одно, единственное правильное: я должен умереть.
* * *
— Ты! — торжествующе выкрикнул Темный Лорд, когда у окна прямо из воздуха соткался Гарри.
Сердце Драко замерло, а потом бешено застучало в висках — таким отрешенным и нездешним тот был. Гарри стоял прямо, без палочки, глядя невидяще, но спокойно и уверенно. Голова закружилась сильнее, и Драко показалось, будто комната летит в пропасть.
— Гарри Поттер… — вкрадчиво начал Темный Лорд — и Драко завопил раньше, чем успел себя остановить:
— Нет, мой Лорд! Его нельзя убивать!
Три пары глаз изумленно устремились в его сторону. Гарри, кажется, даже отчасти утратил свой неземной вид.
— О чем ты, мальчишка?
Странное слово никак не вспоминалось — все мысли смела паника, и от животного ужаса потемнело в глазах. Драко тяжело сглотнул, начиная дрожащим голосом:
— Мой Лорд, в Гарри Потере находится часть вашей…
— Нет! — заорал Гарри, подлетая и зажимая ему рот — и Драко, протестующе мыча, отчаянно забился в крепком захвате, так и не услышав Непростительного заклинания.
Зеленый свет окатил комнату мертвенной волной, в лицо пахнуло озоном. Ладонь Гарри вздрогнула и расслабленно соскользнула с его ошеломленно приоткрытых губ.
Какое-то время Драко еще не понимал, что произошло. И продолжал обнимать Гарри, пока не осел на пол вместе с его безжизненным телом.
* * *
Невилл выглянул в коридор — тот был пуст. Видимо, бой переместился в южное крыло больницы. Невилл метнулся вперед неслышной тенью.
Ему везло — по пути он наткнулся только на неожиданно вывернувшего из-за угла Моуди, бешено вращающего припорошенным известкой глазом. Невилл нырнул в ближайшую открытую дверь, и аврор, не заметив его, размашисто проковылял мимо.
Шум битвы за спиной почти стих, когда Невилл, с трудом пробираясь по обломкам, обходя мертвые тела в ярко-алых мантиях, — в одном из авроров он с ужасом узнал старшую сестру Кольридж, — добрался до коридора, ведущего к палате Гарри.
Дверь оказалась распахнута настежь, вокруг никого было. До смерти перепуганный Невилл подкрался ближе.
— Так о чем ты хотел сказать мне, Драко?
Невилл прижался к стене. Он узнал этот хриплый, по-змеиному шипящий голос, хотя никогда не слышал его раньше. Живот скрутило от страха, на лбу выступили холодные капли пота.
— Ну? Что же ты молчишь? Теперь нам никто не помешает, я готов тебя выслушать, юный Малфой.
Молчание. Молчание и всхлипы.
— Мне не нравится поведение твоего ученика... Напомни ему, как нужно вести себя с господином, Северус.
— Каким образом, мой Лорд? — послышался вежливый и бархатный голос Снейпа.
Невилл приоткрыл рот. Снейп — Пожиратель? Как и Малфой?
— Ты забыл, как произносится Пыточное?
— Я не пытаю детей, мой Лорд. Но будь я на вашем месте...
— Тебе никогда не бывать на моем месте! — голос визгливо взвился, и Невилл испуганно отшатнулся от двери. Леденяще рассмеявшись, Волдеморт почти нежно добавил: — Как и мне на твоем. Нагини... Время ужина, моя дорогая.
Невилл сглотнул, услышав, как скрипят половицы, словно прогибаясь под чьей-то тяжестью. Еще секунда, и Снейп, неожиданно ловкий и подвижный, показался в дверном проеме. Он отступал, невозмутимый, но безоружный, словно танцуя от стены к стене, а следом за ним, беззвучно извиваясь, ползла огромная, невероятно огромная змея.
Невилл сжал рукоять — крепко, до боли в онемевших пальцах, и занес над головой на удивление послушный меч.
* * *
Пришел в себя Гарри от горячих, жгучих, как сок антенницы, капель на губах. Во рту горчило — не то от въевшейся в язык сажи, не то от крови на зубах… Он машинально облизал губы и услышал над головой судорожный всхлип.
Под закрытыми веками еще гасли белоснежные своды вокзала Кингс-Кросс, а реальность уже обрушивалась болью в затылке, холодом каменных плит и горячими — чужими — слезами, жалящими щеки и губы. Долгий разговор с Дамблдором сейчас казался сном.
— Итак, Драко, ты все-таки сообщишь мне, что собирался сказать? Или мне лично заняться твоим воспитанием?
Этот шипящий голос окончательно вернул с небес на землю. Теперь Гарри точно знал, что делать. Оставалось только собраться с силами для последнего решающего рывка.
— Ты убил его, — обнимающие руки затряслись, прижимая крепче, и Гарри спиной ощутил обе палочки, зажатые в кулаках Драко.
— Не без твоей помощи, юный Малфой... Что ж, теперь не осталось никого, кто угрожал бы моему могуществу… Пожалуй, я оставлю тебя в живых, мой трусливый слуга.
— Ты такой же трус, как и я. Ты боишься смерти.
Гарри осторожно потянул к себе чужую, но приятно-теплую палочку — палочку Дамблдора, которую Драко держал в левой руке; и понял, что не может разжать его судорожно стиснутые пальцы.
— Каков учитель, таков ученик, — вздохнул Волдеморт с притворной печалью в голосе. — Что ж, смельчак. Ты сделал свой выбор...
Сцепив зубы, Гарри обхватил кулак Драко и взметнул палочку навстречу Непростительному, прозвучавшему одновременно с его собственным заклинанием:
— Авада Кедавра!
— Экспеллиармус!
Воздух вздрогнул и поплыл, стремительно нагреваясь. В грудь ударила воздушная волна от заклятий, столкнувшихся с оглушительным, подобным пушечному выстрелу хлопком.
Комнату залило белым светом, и Гарри увидел, как закатились зрачки некогда красных глаз и Том Риддл рухнул на пол. Казалось, он видел не только мертвое тело, но и жалкие останки изуродованной души, покидающие этот мир.
А потом все исчезло.
Остались только руки, которые прижимали его к груди, и бешеный, знакомый стук чужого сердца.
— Гарри, — шептал Драко, — Гарри...
— Он жив? — воскликнули взволнованно и разгоряченно с порога. — Малфой! Ему нужна помощь?
«Невилл», — успел удивиться Гарри и с облегчением потерял сознание.
Привокзальная толпа шумела за спиной разноголосой рекой, подъезжали и отъезжали такси, фыркая моторами, громко шипели двери автобусов. Вдалеке раздраженно провыла сирена. Поежившись, Гарри нервно дернул молнию куртки и глубоко вздохнул, подавляя отголосок привычной паники.
Усталость затмевала все чувства, и только боль от утраты Дамблдора не ослабевала ни на минуту. Не чувствуя ни радости, что все позади, ни желания с кем-либо разговаривать, Гарри мечтал сейчас об одном: как закроет за собой надежные двери собственного дома и останется, наконец, один.
— Дождь начинается, — озабоченно сказала Гермиона, упруго раскрывая зонт. — Он точно приедет?
— Точно. По крайней мере, обещал.
— Ни за что бы не подумал, что у этих уродов наконец-то прояснится в мозгах.
— Они не уроды, Рон.
— Люди меняются, — Гермиона поправила на Гарри капюшон, смахнула с челки мелкие капли. — Может, позвонить ему? Вон телефонная будка.
Гарри вытащил из кармана теплый кусочек картона — потрепанный, с мягкими загнутыми уголками:
— На обороте должен быть номер… — но в этот момент неподалеку коротко и пронзительно просигналили, выкрикивая что-то приветственное, и Гарри вскинул голову, напряженно прислушиваясь: — Не надо. Похоже, он уже здесь.
— Все равно он урод, — пробормотал Рон.
— Рон! — возмутилась Гермиона.
Гарри неловко помялся.
— Ладно, ребят… Увидимся.
Рон и молчавший до сих пор Невилл поочередно, так же неловко, его обняли. Гермиона поцеловала в щеку, подозрительно шмыгая носом.
Перекинув удобнее лямку тощего рюкзака, Гарри наклонился, подхватывая клетку, но уже в следующую секунду щелкнула дверца подъехавшего автомобиля, рюкзак был сдернут с плеча и брошен на заднее сиденье, а сам Гарри грубовато, но бережно усажен на переднее. Клетка с Хедвиг примостилась в ногах.
Громко хлопнула дверца.
— Спасибо, что приехал.
— Чертовы пробки, мать их так! Пришлось покружить малость… Ну что, едем?
— Сейчас. Погоди.
Гермиона и Рон о чем-то яростно спорили. Гарри опустил стекло, высовываясь под хлесткий дождик.
— Вы прямо как супружеская пара.
— Не говори глупостей, — Гермиона вздохнула. — Не нравится мне все это, Гарри.
— Серьезно, не дури, дружище, — Рон наклонился, горячо дыша в лицо лакричной тянучкой. — У нас, конечно, не замок, но место всем найдется.
— Я уже все решил, Рон. Не хочу вас стеснять. Я напишу, как устроюсь, и… Мы все равно увидимся, в общем, — неуклюже закончил Гарри.
— Береги себя, — серьезно сказал Невилл. — Обещай, что носа из дома не покажешь, пока все не утрясется.
— Ты тоже… Может, вас подвезти?
— Нас папа встречает, — напомнил Рон, — а Невилла — бабушка. Фред и Джордж обещали всех подвезти на своей новой машине... Слушай, ну, может, ты все-таки передумаешь? Мама будет тебе рада.
— Нет. Спасибо, но я… Спасибо, Рон, — Гарри просунул в окно ладонь, пожал торопливо протянутую руку. — Передай миссис Уизли — я обязательно загляну как-нибудь.
— Вот, — прошептал Невилл, всовывая ему в пальцы прохладный металлический кругляш, — это наш галлеон, помнишь? Если что — сразу вызывай, ладно?
— Хорошо, — Гарри спрятал монету в нагрудный карман — зная, что никогда ею не воспользуется — и прижал к стеклу ладонь, растопыривая пальцы в прощальном жесте. Машина плавно тронулась с места.
Он выпрямился, нащупывая ремень, и пристегнулся.
— Ну что, похоронили этого вашего… Бамблудора?
— Дамблдора… Да. Похоронили.
Гарри уронил затылок на подголовник, закрывая глаза. Внутри сама собой коротко пролилась печальная мелодия, заунывное прощальное пение водяного народца всколыхнулось и успокоилось, словно легкая рябь на Черном озере.
— Н-да. Прикольный был старикан… Пусть земля ему пухом будет. А ты, я гляжу, ничего так держишься, и незаметно даже… Гм. Как ты вообще?
— Нормально, — отрезал Гарри.
“Дворники”, поскрипывая, размеренно елозили туда-сюда, невнятная дробь в лобовое стекло усилилась, перерастая в бодрый марш.
— Эк припустило. Ничего, тут близко. Пообедаем, мать наготовила всего — прям как на день рождения.
— Дадли, — Гарри повернул к нему голову, открывая глаза. — Меня нужно отвезти в другое место.
— Еще забрать кого-то?
— Нет. Я буду жить в другом доме.
— Куда прешь, урод! Не, ты видал?! С-скотина слепошарая, кто тебе только права выдал… — Дадли тяжело засопел, щелкнул “поворотником”.
Скрежетнув тормозами, машина дернулась и остановилась.
— В каком еще другом? — спросил он угрюмо. — Ваши же сказали — у нас тебя искать не станут, безопасно, все дела…
— В моем доме тоже безопасно… У меня есть дом, — осторожно сказал Гарри, — помнишь? Моего крестного.
Дадли молчал, настраивая волну радиоприемника, тот шипел и хрипел, выдавая обрывки болтовни диджеев, новостей, курсов валют, потом взвыли гитарные басы.
— Мама тебе комнату приготовила, — глухо пробубнил он. — На первом этаже, чтоб… тебе удобнее было. У нас теперь крутейшее жилье — эти… ваши прям расстарались. Отец говорит, не такие уж они и уроды.
— Мы такие же, как все.
— Ну! Ты — другое дело! — возмутился Дадли. — Ты мне жизнь спас.
— Вообще-то говоря, не жизнь. Дементоры забрали бы только твою душу.
— Дементоры, да… Жуткие твари, мать их так.
Грохочущий песенный вой оборвался, радио мирно забубнило о погоде на завтра, и снова стал слышен приглушенный перестук дождя.
— Я просто хочу жить один, Дадли.
— Кто ж не хочет. А эти, друзья твои? Вроде, не знают, что ты собрался жить один.
— Я им напишу, потом. Ты только не говори никому, что я не у вас, хорошо?
— Хорошо. Ладно… Может, и верно так лучше будет, а то ходят тут всякие… интересуются.
— Интересуются? — быстро переспросил Гарри. — Кто?
— Да терлись около машины какие-то типы. Я отлить отходил, возвращаюсь — стоят. Вроде, тоже из ваших — один нормальный с виду пацан, а второй белобрысый дохляк в дурацких шмотках, — Дадли презрительно цыкнул зубом. — Востроглазый такой, зализанный. Я уже за монтировкой лезть собрался, а он — это вы, говорит, Большой Дэ, кузен Гарри Поттера?
— Что он хотел?
— Не знаю, он не сказал, а я не спрашивал. Но если он тачку повредил, я эту его… волшебную… палочку ему прямо в его тощую задницу запихаю, — Дадли смачно выругался.
— Он колдовал? Этот… белобрысый?
— А? Хер его знает, чего он делал… Копошился у багажника, я проверил — чисто все, вроде. Отец меня убьет, если хоть одну царапину найдет… Ты куда?
— Надо проверить кое-что.
Дождь, как назло, припустил сильнее, превратился в настоящий тропический ливень. Гарри надвинул капюшон поглубже, ведя ладонью по мокрым холодным дверцам, обошел машину. Присел на корточки, вытягивая из заднего кармана палочку.
Покачав из стороны в сторону, стукнул легонько кончиком по выхлопной трубе.
— Он чего там, бомбу подвесил? — прогудел Дадли за спиной.
— Да нет. Людей много вокруг? — перекрикивая грохот дождя, спросил Гарри.
— Не. Нету никого. Вон только старушка с пуделем, и еще тетка какая-то стоит на той стороне под деревом, и…
— Фините Инкантатем!
Беззвучно завибрировав, подцепленная лента магии соскользнула с кончика палочки и стекла под ноги, в пахнущий бензином и горячим асфальтом бурлящий поток.
Гарри выпрямился, пряча палочку.
— Ну? Чего там?
— Уже ничего.
— А чего было?
— Следящие чары.
— Ни хрена себе… Типа, белобрысый следил за нами?
— Вроде того.
— Не зря мне этот пидоватый чувак не понравился, таких сразу бить надо, — Дадли оттеснил Гарри в сторону, кряхтя, нагнулся. — Ни черта не видно... Ладно, поехали.
Дождавшись, когда хозяин усядется, Хедвиг забила крыльями и недовольно ухнула. Дадли ощутимо напрягся.
— Странных вы животинок заводите, братец, никак не привыкну… Но уж совы всяко лучше слюнявых собачек тети Мардж, — примирительно добавил он.
Опустив голову, Гарри осторожно гладил нежные перья одним пальцем, просунув его между прутьями.
— Так что, Большой Дэ, отвезешь меня?
Дадли посопел и включил “поворотник”.
— Отвезу. Ехать–то куда?
— Площадь Гриммо, 12. Знаешь, где это?
— Узнаем, — буркнул Дадли, трогаясь с места.
* * *
Здания вздрогнули, повинуясь снятию “Фиделиуса”: едва Дадли, непрерывно шелестя клочком пергамента, старательно дочитал последние слова, чары спали, выпуская пробужденную магию на волю. Мощеный булыжником тротуар мерно трясся, пока маггловские дома покорно разъезжались, освобождая место дому-невидимке.
— Охренеть! — с чувством выговорил Дадли.
Гарри слабо улыбнулся, вслушиваясь в выразительную тишину.
Дом настороженно, но не враждебно, ждал.
— Я знал, что ты его увидишь, — сказал Гарри.
— Лучше б не видел, — испуганно признался Дадли. — Чертова хрень, мать твою так.
— Тебе точно из Хогвартса письмо не приходило?
Уловив в ответ мгновенный яркий, возмущенный ужас, Гарри почему-то представил Дадли с усами дяди Вернона, встопорщенными от отвращения и злости, и подавил смешок.
— Не бойся, — подхватив клетку, он протянул свободную руку. — Просто доведи меня до крыльца, и все. Ага?
— Угу.
Громко шаркая, Дадли послушно подвел его к сбитым ступеням, помедлив, протопал до самого верха, но у самой двери запнулся.
— Слышь, это... Дальше не пойду.
— Как хочешь, — отпустив широкую горячую ладонь Дадли, Гарри аккуратно поставил клетку у ног.
— А ты как же?
— Сам справлюсь. Не в первый раз.
Ощупав свернутое змейкой дверное кольцо, Гарри прикоснулся к нему кончиком палочки, снимая запирающие чары. Дверь отворилась со зловещим скрипом, в лицо пахнуло сыростью и запустением: несвежими тряпками, рассыхающимися полами и пылью.
Дадли озабоченно пыхтел за плечом.
— Так-то домяра у тебя что надо. Только это… грязный. И жуткий. Как в ужастике. Дом с привидениями, а?
— Нет. Нет тут никаких привидений.
Гарри водил ладонью по крепкому, кое-где подточенному докси дверному косяку, отчего-то медля входить. Но решение остаться одному крепло с каждой секундой. Исчезнуть, слиться с привычной темнотой. Не оставить возвращению прежней жизни ни единого шанса.
— Я б тут один жить не стал ни за какие бабки. Может, все-таки к нам поедем? — с надеждой спросил Дадли. — Как бы ваши не разозлились… Отец сказал — если я тебя не привезу, нам не поздоровится. Или новый дом отнимут…
— Нет. Все будет хорошо. Да я и не один буду жить, — неожиданно вспомнил Гарри и нахмурился. — Помнишь моего эльфа? Он вроде как… тоже здесь живет.
— Эльф? — боязливо переспросил Дадли. — Какой еще эльф?
— Кричер.
Раздался хлопок, и в холле монотонно заквакал знакомый дребезжащий голос:
— Кричера позвал осквернитель дома древнейшего рода Блэков, притащивший с собой маггла. Кричер умрет от стыда, если не сможет выцарапать себе глаза.
Дадли неожиданно пискляво ойкнул.
— Кричер, исчезни! — Гарри перевел дыхание. — Дадли? Ты в порядке?
Явно напуганный до полусмерти, Дадли только протяжно выдохнул.
— Извини, я совсем про него забыл, — Гарри виновато тер лоб. — Это не совсем мой эльф, просто он… к дому прилагается.
— Помню я это приложение, как же, — прошептал Дадли. — Он испортил мамин ковер.
— Но они не опасные совсем, — заверил Гарри. — Вот был у меня свой — Добби, так он…
Снова хлопнуло, Дадли охнул и попятился:
— Мать твою, еще один.
— Добби рад видеть Гарри Поттера! Добби так скучал по Гарри Поттеру, так скучал!
Гарри тепло усмехнулся, пожимая крохотные дрожащие пальцы, вцепившиеся ему в руку.
— Гарри Поттер ни разу не позвал Добби, но Добби все равно был поблизости! — продолжал счастливо пищать домовик.
Гарри нахмурился.
— Поблизости?..
— Да! — воскликнул Добби. — Да! Каждый день! Когда Гарри Поттер болел, и не мог сам мыться, и даже не мог…
— Добби, молчать! — поспешно приказал Гарри, и речь домовика оборвалась на полувсхлипе.
— Эк его… перекосило. Гарри, я в ваших делах ничего не понимаю, но если у тебя еще кто живет, лучше сразу скажи, — зачастил Дадли дрожащим голосом.
— Нет. Больше никого не будет… Добби, приготовь нам с Дадли чего-нибудь пожевать, хорошо? — домовик с радостным треском исчез. — А ты все-таки заходи, побудешь моим гостем. Чаю выпьем, ты попривыкнешь немного, успокоишься. Тебе же еще машину вести… Неведомое — оно пугает больше, чем известное, — Гарри подхватил клетку, пихнул легонько растерянного брата в спину, подталкивая вперед.
И переступил порог своего нового дома, понимая, что по-настоящему улыбается — впервые с тех пор, как снова вернулся в спасенный им невидимый, темный и пустой, но все равно прекрасный мир.
Отправлено: 31.10.11 22:46. Заголовок: Глава седьмая
Глава седьмая
Полыхая безнадежно и яростно, клены и ясени роняли по-гриффиндорски двухцветные листья, запускали в последний полет невидимые липкие паутинки. Зубчатый край близкого леса, пунктир птичьего клина в просвете голых ветвей и неподвижные островки умытого неба с убегающими облаками — все было ярким, резко очерченным, как будто нарисованным волшебными чернилами в детской книжке.
Да и сама Годрикова Лощина оказалась сказочной деревушкой, вроде тех, что бывают внутри стеклянных шаров с искусственным снегом: игрушечные пряничные домики, аккуратная площадь, чистенькая церковь перед торжественно-строгим кладбищем.
Жадно распахнутые глаза слезились, несмотря на безветрие, но дать им отдохнуть, хотя бы немного, не получалось. Даже моргать было страшно — как будто с очередным взмахом мокрых ресниц все могло исчезнуть, обернуться сном.
Гарри окончательно уверился, что все это явь, лишь у надгробия. Беломраморное, оно стояло среди остальных, освещенное лучами бледного утреннего солнца. Читать было легко: не пришлось ни опускаться на колени, ни даже наклоняться, чтобы разобрать выбитые в камне буквы. Но проговаривал он их про себя медленно, словно учился складывать заново.
А последние слова, озадаченно хмурясь, произнес вслух.
— «Последний же враг истребится — смерть»… — эхом прозвучало за спиной.
Гарри резво обернулся, выхватывая палочку и морщась от боли, мгновенно заколотившейся в левом виске.
— Доброе утро, мистер Поттер.
Худой человек в черном приближался, неторопливо переступая через укрытые листвой могилы. Гарри молчал, не сводя с него изумленных глаз, пока не нашел в себе силы выдавить:
— Вы...
Остановившись чуть поодаль, Снейп изящно и коротко взмахнул палочкой. Гарри отшатнулся, но вместо луча заклятия между ними медленно расцвел венок из белых лилий.
Небрежно опустив лилии поверх лежавших роз, Снейп демонстративно убрал палочку в рукав, и Гарри ничего не оставалось, как сунуть свою в задний карман джинсов.
— Вы живы?
— Это очевидно. Как и то, что вы, мистер Поттер, прозрели, — скучающим голосом ответил Снейп.
Гарри растерянно поморгал.
— Да. А… что вы здесь делаете?
— Здесь покоится прах близкого мне человека.
Гарри нахмурился и неловко потер лоб, пряча глаза, перед которыми само собой вспыхнуло и погасло чужое воспоминание. Снейп раздраженно вздохнул.
— Я не имел в виду вашего отца.
Повисла тишина, нарушаемая редким потрескиванием веток над головой и журчанием невидимого лесного ручья. Гарри покачал головой, упрямо пробормотал:
— Не понимаю. Вы сказали — дорогого… Но вы…
— Я любил ее, — оборвал Снейп.
Потрясенный Гарри вскинул глаза, но нашел в себе силы промолчать. Потом опустил голову, снова перечитывая выбитые строчки.
— Надпись… Как лозунг Пожирателей оказался на надгробии моих родителей?
— Это всего лишь слова, с которыми апостол Павел некогда обратился к Христу. Речь идет о жизни после смерти, мистер Поттер, и ни о чем другом.
Налетевший порыв ветра подхватил полы их мантий, мягко столкнул на короткое мгновение, и вновь отбросил, словно не заинтересовавшись.
Они по-прежнему были чужими людьми, хотя и любили, как выяснилось, одну и ту же женщину, пусть и по-разному. Обсуждать это здесь, над ее могилой, посреди пряничного городка, казалось Гарри неправильным.
Сверху донесся жалобный клич, и он поднял голову, прищурился по привычке, глядя на птичий клин.
— Вижу, и надобность в очках отпала? — заметил Снейп. Ответа он явно не ждал, поскольку без перехода продолжил: — Полагаю, нам есть о чем поговорить. В здешнем пабе подают прекрасную холодную оленину — не пробовали?
Гарри хмуро смотрел в непроницаемое изжелта-бледное лицо, даже не пытаясь понять, издеваются над ним или действительно оказывают любезность.
— Смею вас заверить — вскоре здесь будет не протолкнуться. Или вы предпочитаете пасть в объятия поклонников, явившихся с утра пораньше почтить память невинно убиенных Поттеров?
Ни слова больше не добавив, Снейп коснулся надгробия плавным ласкающим жестом и пошел прочь — так быстро, что очнувшийся Гарри нагнал его только у скрипучей кладбищенской калитки.
* * *
Заведение под названием “Оленья нога” встретило их гостеприимно распахнувшейся дверью и совершенно пустым залом. Уютно пахло парным молоком и свежей сдобой, под столами с перевернутыми стульями крохотной шваброй протирал полы замурзанный брауни. Отвесив ранним клиентам смешной полупоклон, он испарился вместе с огромным ведром, и спустя мгновение на ближайший стол шлепнулась пухлая, обтянутая потертой кожей книга.
Пошмыгивая носом после промозглой уличной сырости, Гарри разглядывал украшенные оленьими рогами и охотничьими ружьями стены, пока Снейп, пристукивая палочкой по засаленным страницам меню, делал заказ на двоих.
— Что пить будете, Поттер?
Гарри с трудом оторвал взгляд от сияющих нарядно-полосатых тыкв, плавающих под потолком.
— Ничего.
— Пожалуй, возьмем вам грог. Не волнуйтесь, опьянеете — аппарирую к дому. Если адрес рассекретите, конечно.
Очень хотелось высказаться порезче, но Гарри благоразумно промолчал.
Грог оказался горячим и сладким, крепко пах медом, корицей и бадьяном. Вкус рома, если таковой там и присутствовал, совершенно не ощущался, но уже после пары глотков пришлось размотать шарф и расстегнуться.
Снейп смотрел мимо все тем же непроницаемым взглядом, отпивая из высокого бокала с таким кислым выражением лица, словно ему принесли не «эльфийского вина урожая тысяча семисотого года», а уксусной эссенции. Когда на столе появились заказанные блюда, он принялся за свою холодную оленину под брусничным соусом, не обращая на сотрапезника ни малейшего внимания.
Гарри с подозрением уставился в собственную дымящуюся тарелку с огромным куском жареного мяса, истекающего ароматным соком. Сглотнув набежавшую слюну, неуверенно взялся за вилку и нож.
— Смелее, Поттер. Это обычный телячий бифштекс, и он превосходен, поверьте на слово.
Снейп промокнул губы салфеткой, знаком показывая налить еще. Переплетенная соломкой бутылка подпрыгнула и забулькала над бокалом.
— Спасибо, — сдержанно промычал Гарри.
Мясо оказалось преступно вкусным, и он в который раз пожалел, что так и не полюбил готовку — кулинар из Кричера был тот еще. Попросить старого эльфа приготовить хоть что-нибудь кроме неизменных пудингов Гарри почему-то не решался, и львиная доля Кричеровой стряпни обычно доставалась всеядному Ушастику. Добби же был изгнан из кухни навечно после первой же попытки «влезть своими нечистыми ручонками в припасы наследника дома древнейшего рода Блэков».
Гарри только сейчас понял, как голоден — если честно, он не мог вспомнить, когда ел последний раз, — и уминал бифштекс с удовольствием, заедая большими кусками теплого ноздреватого хлеба, пахнущего медом и скошенной травой. Отдельным удовольствием было видеть, что именно ешь, и пользоваться при этом приборами, как все цивилизованные люди, а не помогать себе пальцами, нащупывая каждый кусочек, прежде чем наткнуть на вилку.
Снейп с довольным видом откинулся на спинку стула, покачивая в руке бокал с остатками вина.
— Что ж, теперь можно и поговорить.
Торопливо дожевав, Гарри пробормотал, вытирая рот салфеткой:
— Неужели?
— Уж простите, но у вас был такой голодный вид, что не накормить вас было бы преступлением, а я дорожу своим добрым именем.
— Угу, — Гарри снова потянулся к кружке, — я знаю, вас полностью оправдали и даже…
— ...представили к ордену Мерлина, — не пытаясь сдержать удовлетворенную отрыжку, с презрительной усмешкой закончил Снейп. — Посмертно. Альбус и в этом оказался прав… Итак, проклятие снято.
— Да, но я…
— Надо полагать, недавно — иначе об этом уже написали бы в “Пророке”, — задумчиво продолжал Снейп. — Скитер, наша чудная жужелица, денно и нощно дежурит возле вашего дома, где бы там он ни находился — иначе откуда взяться эксклюзивному материалу, который так щедро скармливает обывателю ее колонка... Значит, вы прозрели — и отправились прямиком на могилу родителей. Как это трогательно, право.
Гарри лихо осушил свою кружку, постучал по столу, и та снова наполнилась.
— Смотрите не напейтесь, Поттер. Вам еще с целителями беседовать — чем раньше вы наведаетесь к Сметвику, тем лучше.
— Н-нет, — Гарри помотал головой, в которой немедленно зашумело. — Я туда больше не вернусь.
— Чем же вы собираетесь заняться? После многочисленных пресс-конференций и попоек с друзьями, разумеется, — Снейп небрежно качнулся на стуле.
— Попробую сдать тесты на профпригодность.
— Решили податься в авроры? — Снейп скривил губы в очередной гаденькой усмешке. — Не нагеройствовались? Жаждете вечной прижизненной славы? Ну-ну.
— Послушайте, — тихо спросил Гарри, глядя в стол, — за что вы меня так… почему вы так со мной разговариваете? Вы бы еще баллы сняли! Я…
— Извините, — сказал Снейп, и Гарри удивленно на него воззрился, — я несколько несдержан. Трудная выдалась ночь, — туманно пояснил он.
Гарри опустил голову. Ковыряя уголок отполированной локтями столешницы, пробормотал:
— Я хотел сказать… спасибо вам, профессор. За… все, — тихо закончил он. Помолчав, добавил увереннее: — И за снадобье, сэр. Может, это оно помогло? — Гарри взглянул на Снейпа исподлобья и почувствовал, как брови ползут вверх самым неприличным образом.
Снейп улыбался. Это было… странно, по меньшей мере. Снейп мог делать что угодно: ухмыляться, презрительно и брезгливо вздергивать и тут же опускать уголки губ, даже злобно скалиться, обнажая крепкие желтоватые зубы. Но не улыбаться — вот так, как сейчас, насмешливо и тепло.
— Не за что, Поттер. Мазь здесь не при чем. Еще идеи?
— Беллатрикс Лестрейндж? — неуверенно предложил Гарри. — Она умерла, и ее проклятие умерло вместе с ней...
— Проклятие — не обычные чары, так просто от них избавиться невозможно, и вам это должно быть известно.
— Да, известно, но… другого объяснения у меня нет. А у вас? — с надеждой спросил Гарри.
— Не имею ни малейшего желания тратить время на поиски каких бы то ни было объяснений тому, что меня совершенно не интересует, — с леденящей улыбкой ответил Снейп.
— Я все равно узнаю, — отхлебнув из кружки, пообещал Гарри и оттер с подбородка горячие капли, исподтишка оглядывая ярко освещенный паб.
— Не сомневаюсь.
Зал понемногу заполнялся: у окна сели трое солидного вида волшебников в старомодных мантиях; сняв остроконечные шляпы, заказали сливочного пива и корзинку перечных кренделей. За сдвинутыми столами в дальнем углу, весело переговариваясь и хихикая, устроилась целая стайка девушек в нарядных меховых накидках и плащах, с незабудками и ландышами в распущенных волосах.
Гарри машинально взлохматил челку, прикрывая шрам.
— Не волнуйтесь, без очков вас узнать непросто… На Самайн в Лощине каждый год устраивают трехдневную ярмарку, скоро здесь и без вас будет на кого полюбоваться.
Гарри сфокусировал взгляд на обрамленном черными прядями лице, уже не удивляясь очередной улыбке — как показалось на этот раз, полной печали. Мгновенно затуманиваясь следом, Гарри подпер щеку ладонью, грустно заглядывая в непроницаемые глаза.
— Устаете? — спросил он сочувственно.
— Почему вы так решили?
— Ну, — Гарри сделал неопределенный жест рукой, свободной от тяжелой и одновременно легкой головы, — у вас вид такой. Усталый.
— Много работы.
— Где же вы теперь работаете? — Гарри ухмыльнулся: — Преподаете химию в Оксфорде?
— Я оставил преподавание, Поттер, — сухо сказал Снейп. — Приобрел патент, занимаюсь зельеделием.
— Фиксатуары варите? — блеснул познаниями Гарри, тут же мрачнея — невольное напоминание о погибшем Зеркале кольнуло острым осколком.
— Зелья от Принса — лучшие зелья в Соединенном Королевстве, к вашему сведению, мистер Поттер, — раздраженно заметил Снейп.
— Ну? — желчно поинтересовался Снейп. — Почему же вы замолчали, Поттер? Только не говорите, что на этот раз онемели, не радуйте меня понапрасну.
— Принс… Так это вы — Принц-Полукровка, — медленно сказал Гарри.
Снейп снова устремил делано-равнодушный взор куда-то вдаль, став похожим на отчеканенный монетный профиль.
— Это ваш учебник… Тот, с заметками. Который мы прятали с… Малфоем, — Гарри чувствовал, как горячая волна приливает к лицу.
— Да, — с ноткой гордости торжествующе и зловеще подтвердил Снейп. — Да! Я — Принц-Полукровка. И вы имели наглость пользоваться моими заклинаниями, устраивать дуэли, нарушая школьные правила…
— Значит, зельеделие, — перебил Гарри, уходя от скользкой темы. — А я думал, вам нравится Защита от Темных Искусств, — нетактично удивился он, придвигая к себе кружку и заглядывая внутрь.
— А не будет с вас? — ворчливо спросил недовольный Снейп, звонко щелкнув пальцами.
— Не будет, — упрямо сказал Гарри.
— Вы действительно похожи на своего отца, — невпопад ответил Снейп и кивнул подлетевшему брауни. — Еще эльфийского. Да не смей обманывать, прохвост! Разбавишь, как в прошлый раз, — лишу лицензии на год.
Беспрестанно кланяясь, брауни пропищал что-то подобострастно-восторженное и укатился за стойку, пошептался с невозмутимого вида пабменом. Спустя секунду на столе с легким хлопком появилась плетеная бутыль, на этот раз поменьше и погрязнее.
Смахнув паутину, Снейп брюзгливо выпятил губу, изучая этикетку, на которой задорно подмигивали, показывая крохотные большие пальцы — Гарри прищурился — два совершенно одинаковых ушастых эльфа. Он прикрыл кружкой левый глаз, и один из этикеточных эльфов исчез.
Вздохнув, Гарри тихо спросил:
— Вы правда любили мою маму?
— Я предал ее, — неожиданно жестко ответил Снейп. — Так же, как предали вас.
Гарри оцепенел.
— Я хотел умереть, — ровно продолжил Снейп. — Но Дамблдор, наш милый старина Альбус, нашел мне применение. Использовал, как использовал двух сопляков, не понимающих собственных чувств.
Он презрительно фыркнул, наливая себе полный бокал.
— Я защищал вас все эти годы, Поттер. Бездарного, самовлюбленного наглеца, как и ваш отец, любителя нарушать правила, жадного до славы и внимания, самоуверенного…
— Замолчите! — Гарри, тяжело дыша, пристукнул мгновенно наполнившейся кружкой и сделал несколько длинных глотков, утерся. — Мой отец был смелым и сильным, он…
— Дамблдор считал, что Шляпа ошибалась, — снова не слушая, задумчиво сказал Снейп, — что меня следовало распределить в Гриффиндор. Кем-кем, а трусом я точно не был, — обидчиво закончил он и одним махом допил вино.
— А меня Шляпа в Слизерин хотела отправить,— помолчав, улыбнулся Гарри.
— Да что вы, — вернул улыбку Снейп. Его щеки слегка раскраснелись, дыхание часто затуманивало край бокала.
Да он же пьян, весело изумился Гарри.
— Значит, вы помогали мне?
— Да. Признаюсь, присматривать за вами было едва ли проще, чем расправляться с частицами души Лорда. Но я дал слово и держал его. Несмотря на то, что вы сын своего отца… у вас глаза вашей матери, — хрипло признался Снейп.
Гарри уставился в спасительную кружку, не выдержав чужого взгляда — прежде невыразительный, сейчас тот горел тоскливым и жадным огнем.
— Дамблдор говорил, что в глубине души вы похожи на… Лили, — пробормотал Снейп. — Но знали бы вы, как я ненавидел — вас, его…
— Знаю. Ведь именно вы его убили! — Гарри поднял разгневанные глаза. — Беззащитного! Если бы директор сохранил свою палочку, вы бы…
— Не орите. На нас уже смотрят… Специально для идиотов: я убил его по его же просьбе. Даже останься у Дамблдора палочка — он бы ее не поднял. Поверите вы мне или нет, но таков был изначальный план. И план этот принадлежал именно Дамблдору. Хотите, устрою сеанс легилименции прямо сейчас?
— Не надо легилименции, — Гарри отрицательно помотал головой, испытывая острое чувство дежа вю. — Я вам верю.
— Сомневаюсь, — ворчливо отозвался Снейп, делая очередной знак бутылке. Гарри поднял брови, но промолчал. — Старик использовал и меня, и вас, Поттер. И Драко Малфоя.
Гарри опустил кружку на стол.
— А вы слепо ему верили, как обычно. Ничего не делаете наполовину, правда, Поттер? Доверять — так с головой, презирать — так на полный котел… А то, что вместе с помоями вы выплескиваете ребенка, когда разбрасываетесь тем, что на дороге не валяется — настоящими чувствами, благодаря которым вы сейчас здесь, и…
— Не смейте так говорить о Дамблдоре, — не дослушав, возмущенно перебил Гарри, — он не виноват, что я был хорк…
— Замолчите, вы! — зашипел Снейп, окидывая через плечо Гарри зал цепким взглядом. Откинув полу мантии, вынул из кармана несколько монет и бросил их в пустую кружку, поднимаясь. — Пойдемте, здесь становится слишком людно.
Гарри встал, громко выдвинув стул, и неловко схватился за край стола, когда пол неожиданно резко накренился.
— Штормит? — Снейп усмехнулся так привычно-издевательски, что Гарри опять засомневался, кто из них двоих пьян сильнее.
Развернувшись, бывший профессор стремительно вышел из паба — только дверь замоталась туда-сюда в проеме. Покачиваясь, Гарри наугад добавил к монетам примерно столько же, сколько положил Снейп, подхватил куртку и заторопился следом, старательно обходя переполненные столики, перешагивая через торчащие в проходах ноги.
Улица ослепила неожиданно ярким, все еще ранним утром. Гарри с наслаждением вдохнул влажный горький воздух, пожмурился на слепое бельмо скрытого облаками солнца.
Замотав шарф, ткнул пальцем прямо перед собой:
— Что это?
— Подойдите ближе, — ворчливо предложил Снейп.
Гарри сделал шаг — и замер на месте.
Обелиск посреди пустующей деревенской площади преобразился: вместо стелы с множеством имен, которую Гарри, торопясь на кладбище, едва заметил, возникла скульптура.
Он медленно подошел вплотную и застыл, не веря своим глазам.
— Я шпионил, подвергая себя смертельной опасности, и думал, что делаю это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили, — тяжело сказал неслышно подошедший Снейп. Сунув руки в карманы хлопающей на ветру мантии, качнулся с пятки на носок. — А выяснил, что вас растили, как… свинью на убой.
— Это прямо-таки трогательно, право, — со злой ухмылкой передразнил Гарри, не сводя прищуренных глаз с собственного детского, не обезображенного шрамом лица. — Уж не привязались ли вы ко мне, в конце концов, профессор?
— К вам? — горько усмехнулся Снейп и вскинул руку с выскользнувшей из рукава палочкой. — Экспекто патронум!
Гарри охнул, провожая изумленным взглядом серебряную лань. Взлетев на постамент, та на мгновение замерла, соприкасаясь с каменными губами Лили Поттер — словно сливаясь в странном поцелуе; одним изящным прыжком преодолела низкую оградку и, беззвучно пронесшись по площади, растаяла в осеннем прозрачном воздухе.
Гарри смотрел ей вслед, пока серебряное свечение не исчезло за дрожащей в глазах пеленой, скатившейся неожиданно горячими дорожками по щекам. Он быстро утер слезы кулаком. Не поворачиваясь к Снейпу, невнятно пробормотал:
— Если честно, дальше я не особенно хорошо… помню. Снейп показал мне дом, в котором я родился, а потом мы отправились в другой тамошний паб, маггловский, и…
— Опять пили? — не поверил Рон.
— Ну да.
— И тебе позволили? — недоверчиво спросила Гермиона. — По нашим… по маггловским меркам ты еще несовершеннолетний.
— Снейп угощал, — застенчиво признался Гарри.
— Угощал? Тебя?!
Невилл тихо засмеялся, глядя на совершенно обалдевшего Рона. Гарри смущенно подергал себя за челку.
— Ага.
— А потом?
— Потом я проснулся дома. Не успел прийти в себя — а тут Дадли. Ну мы и... еще выпили.
— Много?
— Кажется. Дня два. Или три.
— Ты три дня пил? — ахнул Рон.
— Что-то около того, — согласился Гарри.
— И не умер? — хмыкнул Невилл.
— Как видишь, — Гарри пожал плечами и не удержался от шпильки: — Хобби у меня такое — выживать. Некоторые Пожирателей Смерти спасают, а я вот... выживаю.
— Ну а сегодня ты окончательно пришел в себя и зачаровал галлеон, чтобы… — подсказала Гермиона, выручая покрасневшего Невилла.
— Чтобы мы притащили тебе Антипохмельное, — радостно закончил Рон.
Гарри машинально сделал глоток спасительного ледяного зелья, переводя виноватый взгляд с сияющего Рона на строгую бледную Гермиону.
— Пойду еще сока принесу, — Невилл поднялся и, заметно прихрамывая, вышел из гостиной.
— Тебе нужно обратиться в Святого Мунго, — в пятый, наверное, раз сказала Гермиона.
— Не пойду я туда, — отмахнулся Гарри и откинулся на диванную спинку, закладывая руки за голову. — Сметвик меня будет мучить, как подопытного кролика. Вон, Невилл говорит — до сих пор к нему через день мотается.
— Неужели тебе не хочется узнать, почему ты исцелился? — тоненьким голоском произнесла Гермиона.
Рон с Гарри переглянулись.
— Гермиона, — помолчав, выразительно сказал Гарри, — ты весь вечер сама не своя.
— Рассказывай все, что тебе известно о проклятии, — нахмурился Рон.
— Не больше, чем целителям, — Гермиона прижала к груди сложенные ладони: — Гарри, пожалуйста…
— Я сказал — не пойду.
— Слушай, признавайся уже, — Рон, заметно краснея ушами, пересел на подлокотник кресла Гермионы. — В чем дело? У тебя такой вид, будто ты имеешь к этому какое-то отношение.
Гермиона резко выдохнула, отдувая легкие прядки с лица.
— Заклятье “Блайндфолд” завязано на крови, избавиться от него можно, только лишив оной жертву. Всей, — проговорила она дрожащим голосом, но быстро и без запинки, словно цитируя заученную фразу.
Гарри приподнял плечи.
— И? Моя кровь при мне, а чары исчезли.
— Ты, конечно, не слышал про Обряд братания? — покусав кончик перекинутой через плечо косы, спросила Гермиона.
— Какой еще обряд? — Гарри поморщился и приложил холодный кружечный бок ко лбу. Голова все еще гудела, как пустой котел.
— Ты чего, дружище? Этому обряду тыща лет! Фред и Джордж его провели еще… когда же? На втором курсе, кажется, — Рон захихикал, едва не расплескав свой тыквенный сок, — ка-ак их мама гоняла по всему дому, когда узнала — это надо было видеть!
— Ох, Рон… Ну откуда бы Гарри знать о заговоре на крови, сам подумай?
— Но ты же про него знаешь? — поддел Рон, заранее улыбаясь.
Гермиона смерила его презрительно-довольным взглядом и, раскрасневшись еще сильнее, продолжила:
— Это старинный обряд так называемого кровного заговора. Некогда был особенно популярен у сочетающихся браком, но позже Международная Конференция магов наложила на него запрет. К Темным искусствам этот обряд не относится, он вполне безобиден, — поспешно добавила она. — Но при определенных обстоятельствах может привести к печальным последствиям.
— Не знаю, по Фреду и Джорджу этого не скажешь.
— У них обоих чистая кровь, — пояснил вернувшийся Невилл. — К тому же — родная.
В дверях за его спиной маячил хмурый Кричер. Пробормотав в сотый раз «Дом Блэков осквернила грязнокровка, что сказала бы госпожа», домовик зловеще растворился в коридорной полутьме.
— Они не могли причинить друг другу никакого вреда, — осторожно опустив на журнальный столик поднос с графином и стаканами, Невилл уселся на диван, с видимым наслаждением вытягивая правую ногу.
— Болит? — сочувственно спросил Гарри.
— Нет. Почти нет, — мягко улыбнулся Невилл. — Сметвик говорит, что…
— Погоди, — отмахнулась недовольная Гермиона. — Гм. Да, Невилл совершенно прав. Чистокровные обменивались кровью в знак доверия, любви и просто дружбы. Обмен между полукровным волшебником или… или магглокровным и чистокровным недопустим.
— Я с тобой хоть сейчас обменяюсь, — проворчал Рон.
Гермиона немедленно покраснела.
— Это глупость, конечно, но… спасибо, Рон. Так вот. Беллатрикс Лестрейндж умерла, поэтому снять проклятие невозможно. Исцелиться в твоем случае, Гарри, можно было только избавившись от проклятой крови, как я уже сказала… И этот обряд — единственный возможный способ.
Рон восхищенно покрутил головой.
— Гермиона! Я всегда говорил, что ты гений.
— Что-то я не припомню такого, — холодно заметила та. — Отсядь, Рон, от тебя жарит, как от печки.
Довольный Рон послушно пересел в соседнее кресло.
Гарри смотрел на друзей, тихо посмеиваясь. Родные лица, освещенные мягким светом пылающего камина, громкое потрескивание поленьев, дружеская болтовня и рассуждения на непонятные интересные темы так напоминали прежние хогвартские деньки, что щемило сердце. Он был настолько погружен в счастливые воспоминания, что не сразу понял, после чьих слов уютная атмосфера успела измениться. Словно в теплой комнате потянуло сквозняком.
— … А я говорю — кто-то действительно провел этот обряд! — с нажимом повторил Невилл. — Кто-то додумался до того, что мог сделать… Любой из нас. Но не сделал.
Рон шумно вдохнул и застыл, будто забыв выдохнуть.
— Ребят, вы чего? Какой обряд, что за бред… Не было никакого обряда, я клянусь. Все дело в Лестрейндж — мало ли, может, ее проклятие выдохлось, и все, — он неуверенно засмеялся.
Рон вцепился зубами в ноготь на большом пальце.
— Ты уверен, что не было? — спросил Невилл. — Обряда.
— Нет. Я… здесь до вас никто не бывал. Только Дадли забегал иногда. Нет, я, конечно, давно подозревал, что он не вполне маггл, но… — он заискивающе рассмеялся.
— Обряд можно провести без согласия, — не поднимая головы, произнесла Гермиона. — Это противозаконно, но возможно.
Гарри осторожно поставил кружку с зельем на столик. Вытер похолодевшие ладони о колени.
— Кто? — Рон отнял палец ото рта, сплевывая прямо на ковер — за дверью немедленно приглушенно забормотал Кричер. — Я же вижу, Гарри, ты что-то скрываешь. Кто здесь был?
Гарри пожал плечами, стягивая, наконец, с лица дурацкую ухмылку.
— Малфой.
Гермиона быстро прижала ладонь к губам.
Из-под дивана выбрался Ушастик, процокав когтями по полу, плюхнулся у камина и сыто замурчал.
Гарри мотнул в сторону низла челкой:
— Вот его мне притащил. Малфой… забирал Ушастика на время. Вернул — и все… Ну? Что вы так смотрите?
Ушастик протяжно и тоскливо вздохнул, забив хвостом.
— Малфой только один раз был здесь? — спросила Гермиона все тем же тоненьким голосом.
— Не один, — Гарри потер лицо. — Два или три, я не помню… Достал, перед соседями стыдно уже.
— Когда он приходил последний раз? — спросил Невилл.
Гарри повернул голову, сталкиваясь с его прямым, совсем не тем простодушным взглядом, к которому привык. Пошевелив губами, тихо выговорил:
— Вечером тридцатого октября.
Рон опять вцепился в несчастный, обкусанный до мяса ноготь.
— И?
— И я его выгнал, как обычно, — раздраженно сказал Гарри. — Да что с вами со всеми?! Не было никакого обряда!
— Ты впустил его, Гарри, — упавшим голосом сказал Гермиона.
— Не я. В первый раз его вот он впустил, — Гарри снова мотнул головой в сторону притихшего низла. — Защита с дома спала сама собой — Малфой прямо из камина вывалился с ним наперевес. Нашел же повод, мразь…
— Хорошо. Ясно, — деловито сказал Невилл. — После того, как ты его выгнал — ты выставил защиту? Дополнительную? Даже если закрыл камин — ты уверен, что Малфой не пробрался тайком и не…
— Нет, — тяжело сказал Гарри. Поднялся и сунул руки глубоко в карманы, ожесточенно кусая нижнюю губу. — Нет.
Друзья молчали.
Гарри подошел к окну, отодвинул портьеру.
— Значит, у меня… во мне…
— В тебе кровь того, кто с тобой побратался, — подтвердил Невилл.
Гарри развернулся, прислоняясь к подоконнику. Сложил руки на груди.
— А моя — у него. Так?
— Да, — несчастным голосом сказала Гермиона. — И… я думаю, Гарри, поэтому тебе больше не нужны очки. У тебя его зрение.
— Круто, — сказал Рон. — А что? — он возмущенно задрал брови, когда Гермиона на него шикнула.
Гарри молчал, играя желваками.
Мерзкое ощущение чужого присутствия, накрывшее его тогда, в палате, после известия о том, что в нем частица Волдеморта, знакомо подвело желудок.
Кровь Блэков-Малфоев. Чистая, как слеза, впитавшая в себя магию сотен поколений и не растратившая ни капли впустую. Выжженные портреты живых и навечно оставленные в старых стенах — мертвых. Фанатично преданные домовики, фамильные перстни, трости и прочая хрень… Он зло рассмеялся.
— Никогда. Малфой на это не пошел бы ни-ког-да, — по слогам произнес Гарри.
— Тогда кто? — спросил Невилл.
Ему никто не ответил.
— Мы даже не знаем, действительно ли во мне чужая кровь, — Гарри усмехнулся. — Что приуныли? Пофантазировали и ладно. Так, — он оттолкнулся от окна и взлохматил волосы обеими руками. — Кто как, а я чертовски проголодался. Кричер!
— Не надо, — испугалась Гермиона.
— Хозяин позвал Кричера в комнату, где сидит грязнокровка, Кричера сейчас вырвет, — злобно завел привычную шарманку Кричер.
— Заткнись! — потребовал Гарри. Друзья осторожно переглянулись. — Сделай-ка нам чего-нибудь… — он пощелкал пальцами.
— Я знаю! — воскликнула Гермиона. — Знаю, как нам проверить, изменилась ли твоя кровь, не обращаясь к целителям. Нужно спросить Кричера.
Рон шлепнул себя по бедрам:
— А? я же говорю — гений.
Гарри нахмурился.
— В смысле — спросить?
— Он сразу понял, что я …магглорожденная, — запнувшись, торопливо пояснила Гермиона. — Откуда? Мы мало знаем магию эльфов, а они не так просты, как нам кажется. Например, могут аппарировать из Хогвартса…
— Я знаю, — по-прежнему хмурясь, кивнул Гарри.
— Проверим? — легко предложил Рон.
Ушастик, внимательно наблюдавший за происходящим в комнате, грациозно выпрямился и сел, застыв, как странно-пятнистая египетская кошка.
— Кричер, — хрипло позвал Гарри. — Ты считаешь меня своим хозяином, потому что я кровный наследник этого дома?
Кричер, послушно замерший молчаливым скрюченным изваянием посредине гостиной, ненадолго отмер, чтобы изобразить нечто среднее между книксеном и поклоном.
— Да, хозяин Гарри.
Гарри облизал губы.
— Ты можешь сказать, какая именно в моих жилах кровь?
— Чистая, хозяин, — Кричер снова поклонился. — А у этой мерзкой девчонки — грязная, грязная, гря…
— Замолчи, — крикнул Гарри, и домовик повиновался, тяжело отдуваясь.
— Ты заметил что-нибудь необычное, Гарри? — звенящим от волнения голосом спросила Гермиона. — Что-то, что показалось… новым? После прозрения?
Вздохнув, Гарри послушно прикрыл глаза, вспоминая то утро, которое сейчас казалось невероятно далеким. Оно начиналось со сна — медленно, неостановимо выцветавшего. Тот растаял без следа прежде, чем Гарри проснулся с тихим отзвуком собственного стона на губах, с тоскливым холодом в тревожно застывшем сердце. Нежный рот, горячечный шепот, неуловимое дыхание — родное, незабытое; настолько живое, что не поверить невозможно...
Драко снился часто, почти каждую ночь. И после весь день его запах дразнил Гарри невидимым ускользающим шлейфом, знакомые легкие шаги мерещились в малейшем скрипе половиц, и каждый совиный стук в окно обещал очередной вопиллер — из тех, что Гарри сжигал, не вскрывая. Иногда это почти сводило с ума, но он прекрасно знал, что скоро Малфой наиграется, прекратив строить из себя невинную жертву, и оставит его в покое. Все будет хорошо, обязательно. Не может не быть...
Стряхивая с себя остатки сна, Гарри протянул руку к тумбочке, без особой надежды нащупывая часы, и от неожиданности окончательно просыпаясь: впервые за все время часы лежали на месте, а не валялись где-нибудь под кроватью или болтались на люстре над головой. Пальцы сами собой откинули крышку, коснулись циферблата. Но Гарри не понял толком, который час, продолжая вслушиваться в странную, торжественно-приподнятую тишину — не считая гремевшей кухонной утвари далеко внизу.
Всякий раз, стоило ему сорваться, домовик принимался демонстративно наводить порядок — перетряхивал ковры, полировал мебель, чистил посуду, надраивая кастрюльки и сковородки до скрипучего визга под пальцами. Гарри срывался все чаще, и промытый до последнего камешка Дом покорно сносил все мучения, которым его подвергал старый эльф. Зато отыгрывался на владельце. И Гарри расплачивался за свои срывы сполна: ему доставалось то боггартом из платяного шкафа, то стайкой докси из раздернутых штор, то струей воды в склоненное над раковиной лицо... Мимо истеричного портрета Вальбурги приходилось красться на цыпочках, лестничный ковер выдергивало из-под ног, и даже обычные двери и ящики так и норовили прищемить пальцы. О постоянно пропадающих вещах Гарри уже и не вспоминал... Своенравный Дом играл с самозваным хозяином, явно надеясь изгнать навсегда, но Гарри рассчитывал рано или поздно его приручить.
И, кажется, именно в это утро у него начало получаться.
Отвлекая от пространных размышлений о странной тишине, низл недовольно заворочался в ногах, встряхнувшись, по обыкновению бесцеремонно перебрался на подушку, обнюхал лицо, и вдруг принялся, скуля и повизгивая, мокро и щекотно вылизывать лоб и плотно сомкнутые веки. Гарри тихо смеялся, уворачиваясь, пока низл не оглушил его требовательным мявом. И тогда он открыл глаза...
Ушастика пришлось искать по всему дому. Низл так обиделся на заоравшего во всю глотку хозяина, что не нашелся даже к завтраку. Не любивший “мерзкую тварь” Кричер торжествовал, не скрывая радости, от вызванного Добби ждать помощи не было смысла — его самого пришлось отпаивать успокоительными каплями. Если бы не странно изменившийся Дом, выпихнувший обидчивого зверька с чердака прямо в руки Гарри, поиски могли бы продолжаться все утро.
Но на часах не было и семи, когда Гарри с низлом под мышкой спустился в гостиную и застыл перед самым обычным настенным календарем, вытирая свободной рукой льющиеся слезы, которые никак было не остановить с той самой минуты, когда он впервые в жизни увидел собственного фамилиара...
— Было одно… странное ощущение, — медленно ответил Гарри, открывая глаза, только сейчас понимая, что забытый мучительный сон не был сном. — Сразу, как только я проснулся. Словно… Дом меня признал.
— Дом? — оживился Невилл. — Этот дом?
— Да. Он как будто, — Гарри пожал плечами, — поздоровался со мной, что ли. Я его… почувствовал своим.
Друзья выжидающе молчали.
— Все равно — этого не может быть, — повторил Гарри упрямо, снова отворачиваясь к окну.
Город подмигивал манящими огоньками, на низком белом небе быстро текли похожие на кисель облака, открывая и снова пряча колкие звезды. В чахлой травке посреди площади Гриммо запутался одинокий кленовый лист, горевший в густых сумерках огненно-желтым пятном.
— Как думаете, долго он выдержит? — задумчиво спросила Гермиона спустя несколько томительных минут тишины.
— Без понятия, — ответил Рон. — Ставлю, что не вытерпит и часа.
— Полетит к нему прямо сейчас, — квакнул Кричер, и Гарри возмущенно обернулся.
— Он уже и щурится похоже, глянь, — все так же делая вид, что Гарри здесь нет, поделился с Гермионой Рон.
Гарри всплеснул руками.
— Вы с ума, что ли, все посходили? С какого перепуга я к нему должен идти?! Да пусть он подавится моей кровью, гад!
Его никто не поддержал.
Гермиона вернулась к разглядыванию подола юбки, Невилл поднес ко рту пустой стакан.
Гарри возвел очи горе.
— Да я даже адреса его не знаю. Малфои то ли во Франции, то ли в Монако… Его вообще не должно было быть в Лондоне! После суда им аппарация из-за границы на сто лет вперед заказана.
— Значит, он где-то здесь и обретается все это время, — логично заметил Невилл.
— И как же я его найду? Если бы захотел, чисто гипотетически, — торопливо пояснил Гарри. — Я понятия не имею, где он может жить. Где угодно! И никаких посланий я ему писать не собираюсь, — отрезал он.
Друзья, не сговариваясь, выразительно посмотрели ему под ноги.
Гарри опустил глаза на Ушастика, трущегося о его босые щиколотки и урчавшего так, будто в кармане хозяйских подвернутых джинсов был припрятан валериановый корень.
Потом медленно перевел взгляд на скромно стоявшую в углу дорогущую новенькую, купленную — он надеялся, не Снейпом — на ярмарке в Лощине “Шутиху”.
— Не забудьте выключить огонь под котлом ровно через тридцать минут.
— Да, сэр.
Зашелестела мантия — профессор, похоже, отошел к окну. Судя по скрипу половиц, остановился, перенес вес на носки туфель, снова на пятки — как всегда, когда хотел скрыть волнение, — и продолжил:
— Мне бы не хотелось оставлять вас одного так надолго...
— Я слепой, а не идиот, — перебил Драко, — и не Лонгботтом, дом не разнесу, не переживайте.
Старый паркет снова заскрипел, и Драко почувствовал, как профессор обернулся. Наверное, еще и руки за спину заложил, как на лекциях. Сейчас нотации будет читать...
— Ваши родители хотели бы…
— Нет, — Драко сдержал резкие слова, готовые сорваться с языка. — Прошу вас, сэр, передайте им, что я занят, что мне нельзя отлучаться от котла, не знаю... Еще хотя бы пару дней. Пожалуйста.
— Это бегство, Драко. Вы не живете здесь — прячетесь.
В голосе Снейпа было слишком много понимания. Пришлось опустить голову, чтобы профессор не заметил, как дрожат губы: переносить слепоту оказалась куда тяжелее, чем разочарованную брезгливость отца и непрекращающиеся слезы матери. Но если с этим действительно придется столкнуться вживую, а не через камин...
— Они всего лишь хотят вас видеть. Знать, что с вами все в порядке. Хотят помочь вам, в конце концов.
Голос профессора был ровным, но Драко мгновенно почувствовал себя виноватым. Может быть, Снейп прав, и он ведет себя как трус, думающий только о себе. Но чужой жалости ему не вынести точно.
— Позвольте мне самому решить, когда навестить родителей.
Профессор молчал. Драко представил, как Снейп изучает его лицо, привычно прищурившись, едва заметно склонив голову вправо. От этого, ощущаемого всем телом взгляда, мороз бежал по коже.
Прохладный голос зазвучал снова, и Драко вздрогнул:
— Не сидите без дела. Выдавите сок из прыгучих бобов к моему приходу. Третья, четвертая, пятая банка слева на второй полке. Справитесь?
Драко коротко кивнул:
— Да, сэр.
Снейп дождался, когда Драко принесет из кладовой первую из банок, и только после этого вышел из комнаты. Все еще не доверяет до конца. А ведь он еще ни разу не ошибся!..
Драко скрипнул зубами, и сок из первого, норовившего выскользнуть из-под пальцев боба, брызнул в стороны. Со вторым вышла та же история. И только приготовившись выдавливать третий, Драко, наконец, взял себя в руки. Стоило признать, что недоверие Снейпа помогало держаться лучше всего.
— Эй! Есть кто живой?
Драко замер. Очередной боб радостно упрыгал куда-то по полу из разом ослабевших пальцев.
— Малфой! Я знаю, что ты здесь!
Под окнами взвыли, заскреблись, и Драко понял, кто тот предатель, что вывел Поттера на скрытый “Фиделиусом” дом. Ушастая скотина!
— Открой! Там зверюга какая-то на двери… она меня не пускает!
И правильно, и правильно не пускает. Сейчас Драко готов был молиться на Снейпа с его маниакальной страстью к магическим ловушкам. Жаль, что Поттер не додумался сунуть палец в зубастую пасть…
Драко затаился, не дыша, прижимая банку с бобами к себе так крепко, что толстое стекло затрещало.
Пожалуйста, пусть Поттер уйдет. Пусть уйдет и не увидит его таким!
— Малфой! Нам нужно поговорить.
«Да что ж ты за баран такой упертый, Поттер?!» — Драко едва не заорал вслух, но вовремя осекся: его очень вовремя осенило, что настырный гриффиндорец не преминет заглянуть в окно.
Драко запаниковал, нырнул было под стол, но здорово приложился о край лбом, чертыхнулся и метнулся к кладовой. До двери он добрался в два стремительных полупрыжка, влажная ладонь быстро нащупала косяк, но съехала с витой ручки. Драко попытался перехватить выскальзывающую банку поудобнее, та мазнула по пальцам гладким боком и ухнула вниз; как назло, Поттер притих — и звон стекла полоснул тишину сотней весело рассыпающихся осколков.
Драко беззвучно охнул.
— Малфой? — встревожились за окном.
Все… Теперь ни за что не отвяжется.
— Репаро, — в отчаянии шепнул Драко.
Ноги подгибались, и он едва не сполз на пол. Отставив банку подальше, вытащил платок, чтобы вытереть перепачканные в липком соке руки. Судя по дробному перестуку, вырвавшиеся на свободу счастливчики-бобы резвились вовсю, мешая лихорадочно отыскивать путь к отступлению. Ясно было одно: Поттер все поймет, если увидит его. Может не сразу, но поймет.
Глубоко вздохнув, Драко заставил себя расслабиться. Аккуратно очистил заклинанием платок, сложил его двое, потом вчетверо, пальцы прошлись по крахмальной ткани, заглаживая сгиб, один раз, другой, — и паника отступила.
Убирая платок обратно в карман, он уже криво улыбался. Какая ирония судьбы. Еще недавно он мечтал о том, как Поттер, узнав о его благородном подвиге, будет валяться в ногах, поливать пол слезами и вымаливать прощение. Представлял в красках, как разрешит полному раскаяния грифферу провести обратный ритуал и снова увидит небо… А теперь единственное, что его заботило — как не позволить Поттеру понять, кто на самом деле снял с него проклятие. Всего пять дней в темноте — и он уже не может заставить Гарри пережить это снова. Какая жалость.
«Потому что, кроме ума, у вас есть еще и сердце, — напомнил голос мертвого директора. — Вы пытались забыть о нем, не так ли?»
Под печально повторяющиеся в голове “нетакли” оконная рама задребезжала, распахнулась и оглушительно бахнула о стену.
— Малфой? Держись, я уже здесь!
Драко выпрямился с громко бьющимся сердцем, обессиленно привалившись к двери кладовки. Что бы ни случилось — держать лицо до самого последнего.
Поттер, сопя, ловко взобрался на грохочущий карниз и спрыгнул с подоконника на пол. Драко наморщил нос: от принесенной героем пыльцы любимой Снейпом лобелии нестерпимо захотелось чихнуть.
— Малфой.
Надо же, как голос похолодел. Драко сотворил на губах презрительную улыбку.
— Поттер. Чем обязан столь раннему визиту?
— Мне нужно у тебя кое-что узнать, — глухо, словно зачитывая некролог, пробубнил Поттер.
— Что, спасательная операция отменяется? — Драко фыркнул. — И это будущий автор! Мистер “Вперед, а потом разберемся”…
Поттер наверняка сердито засверкал глазами, но в его голосе была слышна только сила и спокойная уверенность:
— Я ошибся. Со мной это часто случается... Легко верю в то, чего нет и быть не может.
Сердце болезненно сжалось — намек был более чем прозрачен. Поттер молчал, видимо, ожидая его реакции. Не дождавшись, сухо продолжил:
— Так что? Я могу задать тебе вопрос?
Несколько шагов влево, чуть заметный скрип половиц. Драко осторожно повернул голову, “глядя” Гарри в лицо, вздохнул:
— Ну? Чего тебе? Говори быстрее, мне некогда.
Ответа все не было, и уголки губ Драко невольно поползли вверх — он прекрасно помнил, как Гарри выглядел, когда не мог подобрать слов: закушенная губа, сведенные брови, беспокойные пальцы… Смешной. Любимый. Чертов прямолинейный гриффиндорец, владеющий метлой лучше, чем словом.
Коротко зашуршала одежда. Поттер, видимо, встряхнулся и мотнул головой, по обыкновению отбрасывая челку со лба.
— Ты… вижу, ты уже знаешь, что я… исцелился.
— Ну и?
Поттер гулко сглотнул.
— Ты знал, что заклинание, которым меня прокляли, было завязано на крови?
— Многие знали. Проще назвать тех, кто не знал. Перечислить по именам? Гарри Поттер… — не смог сдержать яда Драко.
— И ты ничего мне не сказал, — перебил Поттер.
Драко скривил губы в усмешке:
— А ты как думал? Я же трус и двуличный хитрец.
Гарри вдруг оказался совсем рядом, и Драко замолчал, мгновенно утонув в тепле его тепла. Никогда еще он не ощущал чужую близость так ясно. Невыносимо хотелось протянуть руку — коснуться, пусть на миг…
Пальцы, словно сами собой, вцепились в дверной косяк за спиной.
— Я не верю в совпадения, Малфой. Проклятье не спало со смертью Беллатрикс Лестрейндж. Зато стоило тебе побывать на пороге моего дома... — Гарри внезапно схватил Драко за грудки и встряхнул так, что лязгнули зубы. — П-признавайся! Ты это сделал?!
— Что — это?
Драко даже не думал вырваться — бесполезно. Все, что ему оставалось — изображать недоумение и брезгливый страх. Но Гарри явно плевать хотел на его старания, волнуясь все заметнее:
— Исцелил! П-пробрался ночью, тайком! Избавил меня от п-проклятия!
— Что-о?.. Поттер, ты бредишь! — Драко расхохотался. — Исцелил, да еще тайком — зачем? Я сумасшедший, по-твоему, дурак ты гриффиндорский?
— Не знаю, — голос Гарри разом растерял уверенность. Руки разжались, оставляя Драко беспомощным и слабым. — Я н-ничего уже не знаю… Но хочу знать. Ты как-то причастен к моему выздоровлению? Скажи мне правду. П-пожалуйста.
От бесхитростной просьбы перехватило горло. Драко сдержал порыв отвернуться — привычный, бессмысленный теперь жест, который раньше позволил бы спрятать глаза.
— Нет, Поттер, не причастен. На этот раз я говорю правду. Я тут не при чем.
В лицо хрипло выдохнули, будто Гарри ждал ответа, не дыша.
Драко тихонько перевел дыхание и лениво продолжил, стараясь, чтобы в каждом слове были только издевка и насмешливая ирония:
— Жаль, что я разочаровал тебя, Поттер… Но мне не нужно жертвовать собой, чтобы доказывать свою значимость, как некоторым... героям.
Гарри был так близко. Драко ощущал его всем телом, слышал, как шелестит мантия и частит дыхание. Вдыхал тонкий, горьковатый, как морская соль, аромат обычного мыла и запах теплой кожи — по-прежнему никакой туалетной воды, — и стискивал зубы крепче. Только бы Гарри поверил и ушел. Чтобы можно было укрыться в спальне, забраться под одеяло с головой и тихо умереть.
— Н-неправда. Ты опять врешь, Малфой, — теперь Гарри говорил тихо и медленно: не голос, а пустой, безжизненный отзвук еле слышно произносимых горьких слов.
Вдох. Выдох. У боли, оказывается, есть стальные когти. И острые ножи с локоть.
— Прости, что не угодил, Потти, — глумливо пропел Драко. — Знал бы, что ты заявишься сюда с благодарностями — подготовился и соврал бы. Но мне такой бред даже в голову не приходил, веришь?
Снова скрип половиц. Спустя невыносимо долгую паузу стукнула оконная рама, холодивший ноги сквозняк всколыхнулся и стих. И запах растоптанных цветов перестал быть таким удушающим.
— Извини за окно, Малфой, — ровно сказал Гарри.
— Счастливой аппарации, Поттер. Надеюсь, выйдешь ты не тем же путем, что вошел? Дверь в другой стороне.
Ответом были только тяжело удаляющиеся шаги.
Глаза защипало сильнее. Чертова лобелия…
Драко заставил себя отпустить дверной косяк и бессильно съехал на пол. В ладонь ткнулся заблудившийся в массовом побеге боб, суетливо протиснулся между пальцами, и бодрый стук отметил его беспорядочные прыжки прочь. Оптимист… Если бы можно было так же легко получить желанную свободу — вместо долгой и мучительной смерти.
Драко вытер дрожащими ладонями мокрые щеки и вскинулся от неожиданности, когда сработал предусмотрительно оставленный Снейпом сигнальный “Темпус”.
Котел!
Драко вскочил на ноги, забыв о придавившей тело слабости. Зелье угрожающе заклокотало, звякнуло плотно подогнанной крышкой. Черт, рванет же!.. Драко выхватил палочку, веер заклинания уверенно разошелся в стороны и вернулся обратно сотней отраженных сигналов, по ощущениям — крохотных иголочек, впившихся в кожу: тонкая, опробованная еще в Мунго система ориентации в пространстве. Второй “веер”, чтобы уточнить расположение фырчащего котла, точечное заклинание, чтобы погасить почти огонь, и… Драко замер. Там, у входной двери, четко обрисованной вернувшимся эхом, обнаружилось то, чего никак не могло быть.
Сердце замерло, трепыхнулось и как подбитая птица рухнуло куда-то вниз. Столько усилий — и все зря. Гребаный герой…
— Ну? — Драко устало вздохнул. — Чего тебе еще?
— Ты… плачешь.
В голосе Гарри было столько растерянного изумления и боли, что Драко едва хватило сил рассмеяться.
— Сменил бы ты уже очки, Поттер. Я не плачу, у меня аллергия на цветочную пыльцу… И масса дел, так что проваливай.
Драко отвернулся, собираясь с силами, чтобы уйти — но его едва не сбили с ног, стискивая в объятиях:
— Ты, — шептал Гарри, покрывая его лицо лихорадочными поцелуями, — ты!..
Драко попытался вырваться, замычал было протестующе, но все оказалось бесполезным: Гарри впился в губы, сметая последнее сопротивление, и толкнул Драко обратно к двери кладовки.
С тех пор, как ослеп, Драко чувствовал себя так, словно весь мир разом исчез. Каждую минуту, каждую секунду — он был один на один с самим собой. Временами пустота вокруг как будто отступала, но никогда не исчезала полностью. Глухое, отчаянное, безнадежное одиночество, которому не было конца…
И сейчас пульсация вены на открытой шее Гарри, частое и сильное дыхание, опалявшее кожу, все его тело ощущались так всепоглощающе, так остро и так правильно, что от облегчения хотелось кричать. Он не один, пусть ненадолго — не один. И Драко не мог отпустить Гарри, ни за что. Гори оно все огнем, лишь бы урвать еще хоть мгновение близости, еще секунду…
Гарри замычал, снова встряхнул Драко, как куклу:
— Не причастен, говоришь? Сволочь, гадина слизеринская!
Драко громко охнул — Гарри вдавил его в дверной косяк, обнял так резко и зло, что едва не затрещали ребра. И снова поцеловал, коротко и больно, не позволяя ответить. Вжался всем телом — так сильно, что Драко вскрикнул. А потом стянул волосы на затылке в кулак и укусил за шею. И еще раз, и еще, оставляя на коже горящие огнем метки.
Драко всхлипнул, выдохнул долгое, стонущее «а-а-а» и потянулся к Гарри губами. Ухо, теплое и упруго-мягкое, гладкая щека, уколовшая щетинкой ближе к подбородку, рот... На этот раз поцелуй вышел жадным, неосторожным, ограненным новыми вспышками боли; почти совершенным. Гарри застонал гортанно, даже не пытаясь разомкнуть губ, навалился всем телом, не давая вывернуться. Драко едва успевал дышать: выдох отзвучал коротким стоном, и руки, взметнувшись вверх, вцепились в знакомые пружинящие вихры.
— Ненавижу тебя, Малфой, — рычал Гарри и целовал его снова. — Ненавижу…
— Гарри, — стонал в ответ Драко, — Гарри…
Первой на пол полетела поттеровская мантия, с оторванной верхней петелькой и разошедшимся боковым швом. Хлипкая подделка, явно не из магазина мадам Малкин, туда ей самая дорога… Потом рубашка — мягкая… кажется, фланелевая, вдруг остро напомнившая ту, сине-черную, что так часто снилась Драко в кошмарах. Тонкая, нагретая телом майка… Мантия Драко сопротивлялась отчаянно, каждую пуговицу приходилось брать штурмом, но стоило расстегнуть треть из них, как легкая ткань сама соскользнула с плеч. Нежный шелк любимого платка, неловко сдернутый, оставил на шее саднящий след. Сорочку стягивали в четыре руки, путаясь в крючках и завязках.
Ладони Драко жадно заскользили по обнаженной коже, по плечам, предплечьям, спине… От ремня джинсов до шеи, впиваясь пальцами, гладя, лаская. Стремясь охватить все и сразу, лихорадочно и быстро.
Лопатки Гарри двигались так, будто принадлежали птице. Взмах — и крепкие ладони подхватили Драко под ягодицы, другой — подтянули выше, помогли опереться о стену. Третий — сильное движение рук от колен вверх и обратно, к лодыжкам. Туфли, судя по звуку, едва не разбили окно. Носки были сдернуты стремительно, как обертка с мороженого. Гарри обнял ладонями его голые ступни, погладил большими пальцами подъем, и в ответ на невинное прикосновение вся кожа покрылась мурашками. Еще. Еще… Драко обнял Гарри ногами за талию, скрещивая лодыжки на пояснице, прогибаясь сильнее.
— Сволочь, — прошептал, задыхаясь, Гарри, — кто дал тебе право решать за меня?
Драко только нетерпеливо застонал в ответ. Болт на джинсах не поддавался дрожащим пальцам, скользил, изворачивался, дразнил. Зарычав, Драко впился Гарри в шею.
— Подожди, сейчас, сейчас. Петелька туговата...
Ласковые пальцы скользнули по груди, надавили костяшками на пах, вынуждая отстраниться. Драко всхлипнул, вцепился в напряженные поттеровские плечи, и пропустил момент, когда чертовы маггловские штаны наконец были расстегнуты, — просто выпал из реальности, плавясь от почти болезненного удовольствия. В живот уперся твердый член, все тело вспыхнуло, Драко беспомощно и безотчетно застонал. Гарри попытался содрать с него брюки, но в ответ на очередной стон остановился, горячо дыша в плечо.
— Расстегни, Драко. Сам… Мне никак.
Чуть приподняться, сильнее сжав бока коленями… Одна пуговица. Две. Три. Мерлин и Моргана, как хорошо…
Вторая попытка оголить тылы прошла успешно — не считая того, что ткань сбилась между телами мешающим комком. Драко вновь потянулся вверх, опираясь на плечи Гарри, — и задохнулся, почувствовав упирающуюся между ягодиц влажную головку члена.
— О, боже. Боже, Драко…
Щеки мгновенно загорелись, стыд и ликование смешались в густой и сладкий коктейль. Но первая же попытка Гарри протолкнуться внутрь обернулась резкой болью. Драко не успел сдержаться и вскрикнул, едва услышав прозвучавший эхом испуганный выдох:
— Больно?
В голосе было столько нежной тревоги, что Драко со смехом всхлипнул:
— Переживу, не девчонка... Давай же.
— П-прости.
Член выскользнул, мокро мазнув смазкой, и Драко разочарованно зарычал.
— Поттер. Я тебя придушу, если не вернешь все как было. Считаю до трех. Раз…
Гарри фыркнул, слизнул с губ Драко «два» и пальцами, решительно обхватившими оба члена, размазал «три» в долгий, протяжный стон.
— Так лучше?
Так совсем не было лучше, и Драко в ответ зубами впился нагло ухмыляющемуся герою в нижнюю губу. Поцелуи перетекали один в другой, Гарри глухо стонал и подстраивал каждое движение языка в ритм все быстрее движущихся пальцев. Чуть шершавые, они дергали крайнюю плоть, обжигающе цепляя головку, и Драко вздрагивал всем телом, благодарный за эти болезненные, отрезвляющие ощущения. Горячая тяжесть растекалась в паху, пробиралась покалыванием к бедрам, еще чуть-чуть, еще… Ну же!
Руки Драко задрожали от усилий удержаться, ноги соскальзывали, и Гарри, облизывая его ухо, прошептал:
— Давай потихоньку на пол. Хорошо?
Что?
В голове блаженно зазвенела пустота, тело вибрировало от напряжения, и только спустя пару секунд удалось сообразить, чего от него хотят.
Дерево под ступнями — теплое, оно помнится янтарным, насквозь пронизанным солнцем. Но сейчас от выступившей испарины стало холодно. Гарри отстранился, и Драко вдруг почувствовал себя донельзя глупо: голый, возбужденный, наверняка встрепанный и мокрый, как только что выкупанный низл.
Плевать. Лишь бы все это не оказалось сном... Гарри дернул опутавшие щиколотки брюки, уперся лбом в бедро, и Драко едва не упал, закачавшись на одной ноге, как цапля. Пальцы неловко ухватились за жесткие вихры, Гарри со смешком вывернулся, и щекотная влажная полоса погладила живот. Лизнул? Драко не смог сдержать судорожно-изумленного вдоха.
Брюки улетели в сторону, Гарри обнял его, и частое дыхание снова коснулось кожи. Драко задрожал. Пальцы торопливо огладили запрокинутое к нему лицо, узнаваемые нежные губы, легко нырнули в теплую влажность рта. Возбуждение вспыхнуло с новой силой, Драко упал на колени, прижался к Гарри теснее и толкнул в грудь, опрокидывая на спину, вдавливая его собой в нагретое дерево. От мысли, каким горячим Гарри наверняка окажется внутри, прошиб пот. Драко стонал, больше не пытаясь сдерживать безотчетных движений навстречу, впитывая ощущение того, как головка члена скользит по чужому напряженному животу.
Терпеть дольше было невозможно. Заставить себя прекратить двигаться и оседлать чужие бедра — тоже, но Драко как-то справился. Потому что хотел еще — еще больше, ближе... глубже.
Обласканные несколькими прикосновениями языка пальцы похолодели от слюны, и Драко попытался втолкнуть сразу два, торопясь смазать себя хотя бы так.
Гарри потянулся к нему, обнимая крепче, целомудренно поцеловал. Медленно и тягуче огладил спину, крупно дрожа всем телом. Драко сжал член Гарри — каменно-твердый, изумительный, — и прикусил губу, направляя его в себя. Вот сейчас, сейчас…
Хватка чужих пальцев на бедре — как якорь в бурю. Мерлин… Почти не больно, но неумолимое, распирающее ощущение, от которого выступила испарина на висках, все же вырывалось жалким несчастным всхлипом.
— Все хорошо? Драко?
Какие правильные слова... «Все хорошо».
Хорошо. Все. Абсолютно… Чистое, белое, безупречное, самое настоящее счастье.
Драко не смог бы выразить это словами, он не смог бы признаться в этом даже самому себе. И просто на миг прижался губами к губам Гарри, а потом снова оттолкнул, укладывая обратно на пол.
Медленно. Настойчиво. Еще немного…
Сосредоточенно хмуря брови, Драко дышал тяжело, словно долго и упорно взбирался на гору. Гарри двигался навстречу едва-едва: осторожничал, целиком отдав право контролировать происходящее. Драко никогда еще не был так собран, так сконцентрирован, и когда член заполнил его до предела, почувствовал себя так, словно одолел историю Хогвартса за одну ночь: взмыленный, уставший, сходящий с ума от передозировки слишком разных ощущений. Подушечки трясущихся пальцев прикоснулись к пылавшей щеке Гарри — Драко необходимо было видеть, чувствовать то, что чувствует он. Пальцы зарылись в густые волосы, Гарри повернул голову и поцеловал запястье горячими губами так мягко, что от приступа нежности вздрогнуло сердце.
Понемногу обратно — туго, тяжело, почти невыносимо... Драко привстал, дрожа, упираясь в пол коленями, ладонями в теплые плечи. Нужно контролировать себя, не стонать, иначе Гарри опять запаникует. Вот так. Отдышаться и снова вниз… Черт. Была бы смазка… Через растопыренные пальцы перепрыгнул один из мечущихся без цели бобов, и Драко, недолго думая, сжал его в кулаке, раздавил, одним движением выжимая вязкий, остро пахнущий зеленью сок. Смерть наглым беглецам!
Гарри ойкнул — самозваная смазка оказалась прохладна — и подавился стоном, когда Драко плавно опустился на его член. Вот так. А теперь…
— Трахни меня.
Пальцы, липкие от сока, впились в напряженные плечи так же цепко, как руки Гарри — в его бедра.
Навстречу. Одним слаженным движением. Еще. Еще…
Мелкий звон в голове нарастал, и Драко уже не мог удержаться от стонов, выпевая слишком острые ощущения на разные лады. Так близко, мучительно близко, так сильно и глубоко… Гарри двигался под ним все резче, Драко, не успевая подаваться навстречу, застыл, выгнув спину, часто дыша сквозь закушенные губы. Пусть каждое движение обжигает огнем, лишь бы это никогда не кончалось…
Но все, конечно же, закончилось очень быстро. Гарри дернул Драко на себя, глухо застонал, и дрожь прошила их слитые воедино тела волнами — одной, второй, третьей…
Драко наклонился, поцеловал Гарри в безвольный пересохший рот, измученно приподнимаясь, — но его удержали, и шершавые пальцы обхватили член, сильно и жестко. Внутри все еще горело, и, наверное, поэтому хватило всего нескольких движений. Драко не успел понять, уловить момент, когда наслаждение нежданно вздыбилось бешеным прибоем и погребло его под собой. И только вскрикивал ошеломленно, обмирая от каждой сладкой судороги.
Он упал рядом с Гарри и затих, переполненный блаженной усталостью, закрыв бесполезные глаза и боясь неосторожным движением спугнуть ласкающий душу целительный покой. Все будет хорошо — теперь. Не может не быть…
Гарри молчал, словно тоже боялся чего-то, и тихо дышал в ухо. Драко морщился, но не пытался отодвинуться. Мокро, неудобно, жестко… тепло, уютно, безмятежно. Рай.
— Как ты на это решился? Перевести проклятье на себя?
Нет, Поттер все так же не может долго выносить молчание... Драко улыбнулся, чувствуя необыкновенную легкость. Радость сродни радости полета. Будто он долго был прикован к земле тяжелыми, сгибающими спину цепями, но те вдруг исчезли. И теперь освобожденное тело парит в воздухе, легко, как первое поднятое “Левиосой” перышко.
— Зачем, Драко? — нудно продолжал вопрошать Гарри с трагическим придыханием. Но вместо насмешки в ответ сердце зашлось от нежности, и Драко просто, неожиданно для самого себя признался:
— Я люблю тебя.
Гарри словно обратился в камень. Даже дыхания не стало слышно. Но это не вызвало в душе ни страха, ни сомнений.
— Верни все обратно, — прошептал он, и Драко растерянно притих, услышав в родном голосе прощение, которого когда-то так нестерпимо, так безумно сильно хотелось. — Пожалуйста…
— Нет.
Странно чувствовать в такой решающий момент покой. Тем более — уверенность. Но Драко словно вышел на широкую дорогу, до этого до изнеможения проплутав по опасным непролазным джунглям.
— Я привык, чтобы мной восхищались, поэтому придется смириться, Поттер, хочется тебе этого или нет.
— Черт возьми, Малфой…
Гарри то ли засмеялся, то ли заплакал. Перебирал волосы, целуя в висок, снова сжимая в объятиях так, словно боялся, что Драко сбежит. Вот так, голышом. Как будто он вообще сможет ходить… Пару часов не сможет точно. Вот же придурок…
Драко подставлял губы, улыбался и рассматривал лицо Гарри пытливыми пальцами. Кажется, складка между бровями стала глубже. Но мягкие губы все с той же нежностью поцеловали до сих пор пахнущие горькой зеленью подушечки. Ресницы от прикосновения часто-часто заморгали. Щекотные, мягкие... А щетина на подбородке — неровная, будто Гарри не зельями приводил себя в порядок, а опасной бритвой. И…
Драко удивленно приподнялся:
— А где твои очки?
— Они мне больше не нужны. Это ведь твое зрение.
В ровном голосе почти не чувствовалось эмоций, но Драко услышал и глухую вину, и боль. Гарри попытался отстраниться — Драко запутался пальцами в густой шевелюре и не отпустил. Не сейчас.
— На этом я прокололся, да?
Гарри не ответил. Только поцеловал как-то странно — отчаянно и голодно. Мазнул губами ключицу, коротко лизнул сосок, и дорожка медленных поцелуев, спускаясь все ниже и ниже, заставила рефлекторно втянуть живот.
— Ты переезжаешь ко мне на Гриммо.
Ультиматум в пупок — это так поднимает тонус…
— И на это — тоже нет, Гарри. Я ассистирую профессору Снейпу, мне удобнее жить здесь.
— Ко-му? Вот черт… Так это что — его дом?
— Угу-м.
— Тогда я тоже буду ассистировать Снейпу. Или Принсу. Кому скажете. И жить здесь. Как тебе такой вариант?
Драко засмеялся и вздохнул. Раздвинул ноги, чтобы Гарри мог устроиться удобнее, и смело взглянул в непроницаемую темноту.
— Я подумаю.
Слишком чувствительный еще член накрыли горячие губы, Драко вздрогнул, дыхание перехватило...
И в этот момент с порога комнаты раздался напрочь лишенный эмоций голос Снейпа:
— Насколько я понимаю, в ближайшее время сок из бобов мне придется выжимать самому.
День обещал быть морозным, по-настоящему зимним: за ночь снег укрыл все вокруг и лежал щедрым нарядным слоем, словно волшебная глазурь на рождественском пироге.
Сладко зевнув, Гарри опустил занавеску и вернулся к столу. Малодушничая, отхлебнул остывшего чая, примеряясь, с какого бока лучше подступиться к… этому. Назвать «это» птицей язык не поворачивался.
Огромная, нежного бело-розового цвета, при жизни птичка явно была чемпионкой по весу среди своих подружек. Вряд ли эта громадина могла летать. Или они не летают?.. Гарри неуверенно потыкал чемпионку пальцем — под подушечкой было твердо-каменно и очень холодно.
Неудивительно, что Кричер, вытаращив на чудо — или ошибку, как знать — природы свои хитрые подслеповатые глазки, сослался на неотложные дела и бессовестно сбежал.
Добби, тот и вовсе не появлялся с самого Хэллоуина — с тех пор, как решился, наконец, сделать Винки предложение.
Гарри допил чай одним глотком, со стуком отставил чашку и медленно, не отрывая от жертвы решительного взгляда, закатал рукава.
Вперед, Гриффиндор. Не трусь.
Машинально поправив несуществующие очки, он нашел пальцем нужную строчку в кулинарной книге, выпрошенной по такому случаю у Молли.
— Индейку посолить и поперчить снаружи и внутри. Гм… Люмос!
Гарри присел, неуверенно заглядывая в разверстое птичкино нутро. Оказалось — не так уж и страшно.
Сунув палочку за ухо, он смело запустил руку внутрь, напряженно повозил там и с шипением вытащил обратно — извлеченные из ледяной утробы пальцы, сжимавшие мешочек с чем-то непонятным, зверски ломило.
— Как вы холодны, мадам. Это разбивает мне сердце, — пробормотал Гарри, снова берясь за палочку и вспоминая Согревающие чары. Окружив тушку легким мерцающим сиянием, удовлетворенно похлопал ее по теплому лысому боку.
Заиндевевшее содержимое мешочка было с сомнением изучено и временно отложено в сторону. Призвав соль и перец, Гарри высыпал на столешницу немного того и другого, смешал в черно-белую кучку. Щепотка за щепоткой, обработал и нежно-розовую шкурку, и синюшную изнанку.
— Так… Шпик нарезать кубиками и обжарить до прозрачности.
Он поднял голову, выбирая из Кричеровой утвари подходящую и не сильно закопченную сковороду. Стараясь не греметь, взгромоздил заклинанием на плиту и развел огонь.
Солидный кусок припрятанного замерзшего, свежо пахнувшего арбузными корками бекона был извлечен из-за рамы, безжалостно нашинкован и отправлен на сковородку. Перекрывая яростное шкворчание, за дверью взвыли и отчаянно заскреблись.
— Прости, друг, — неискренне извинился Гарри, перелистывая страницу. — Порубить печень индейки, репчатый лук, все обжарить в растопленном шпике. Ага, — он открыл мешочек, вытряхивая неузнанную печенку, и снова задрал голову, выискивая в висящем под потолком луково-чесночном ожерелье луковку посимпатичнее.
— Белый хлеб подсушить, нарезать кубиками и смешать с печенью, рубленым миндалем, изюмом, яблоками, шалфеем, тмином и лимоном, — гнусавым от луковых слез голосом пробубнил Гарри несколько минут спустя. — Ни хрена себе.
Куски белого хлеба были пристроены поближе к дымоходу, но ни шалфея, ни тмина в доме не оказалось, равно как и миндаля. Пробежав взглядом рецепт до конца, Гарри произнес словечко покрепче и вызвал Добби.
Еще через минуту фарфоровые чашки с гербом Хогвартса, полные миндаля, шалфея, тмина и паприки, а также огромная миска отборного крыжовника и пыльная бутыль вина выстроились на столе в услаждающий взор нестройный ряд.
— Добби может быть свободен? — спросил Добби, переминаясь с ноги на ногу.
На левом ухе у него алел отпечаток помады, и вся физиономия выражала раздражающее счастье и любовь ко всему живому, включая не способных к простейшей стряпне волшебников, по пустякам отрывающих его от серьезных занятий.
Продолжая смешивать содержимое чашек, Гарри отпустил эльфа нетерпеливым кивком и снова вчитался в рецепт:
— Приготовленной начинкой не очень плотно нафаршировать индейку. Затем сбрызнуть ее лимонным соком и смазать паприкой, смешанной с растопленным жиром… Черт, — Гарри нахмурился, пытаясь угадать в образовавшемся холмике невнятного цвета загадочную приправу. — Акцио паприка! Т-тьфу, кха-кха-кха!..
Еще десяток минут спустя честно нашпигованная, лоснящаяся от жира индейка была тщательно упакована в фольгу и затолкана в духовой шкаф. Гарри вытер пот грязным рукавом и ткнул палочкой, едва не продырявив заляпанную страницу:
— Жарить в духовке три часа, — прочел он с облегчением. — За сорок-сорок пять минут до окончания жарки фольгу снять. Готовую индейку уложить на блюдо, украсить фруктами и зеленью. К индейке подать соус из крыжо… о нет! — простонал Гарри, роняя лоб на столешницу.
Равнодушный к соусам Ушастик оставил попытки прорваться на кухню и удалился, обиженно фыркая.
Напившись из-под крана, Гарри мрачно зачитал:
— Готовим соус. Крыжовник вымыть, залить небольшим количеством кипятка и сварить до мягкости, затем протереть через сито. Одну столовую ложку крахмала развести в трех столовых ложках воды и добавить в крыжовник, затем добавить в смесь сахар и вино. Соус довести до кипения. В охлажденный соус влить взбитый желток, подать к готовой индейке. Проще пареной репы! — он со злостью захлопнул книгу и одним ударом выбил из бутылки пробку.
Соус он приготовил дважды — первая порция пригорела, пока Гарри пытался поймать, отделить и взбить желток. В результате соус оказался вполне съедобным и без желтка. И без эльфийского вина — в процессе повторного протирания крыжовника Гарри слегка увлекся «успокоительным», и вино пришлось добавлять обычное, выцеженное из палочки.
Готовый соус дожидался своего часа, бережно накрытый салфеткой, избавленная от фольги индейка пахла так умопомрачительно, что на духовку пришлось накладывать Освежительные чары — коротая положенные три часа за книгой Молли, Гарри увлекся заклинаниями из арсенала “Идеальной Домохозяйки”. И отыскал рецепты пирога с патокой и “Настоящего кофе по-волшебному” заодно.
Он уже заканчивал с последним, когда в кухню просочился Ушастик. Издав голодный стон, низл метнулся к миске, полной некондиционных обрезков бекона.
Дверь распахнулась шире, и Гарри задержал дыхание.
Аккуратно причесанные, волосы Драко в мягком свете из окна отливали тусклым золотом, ворот лазоревой рубашки был откинут с изысканной небрежностью, темно-серые, в тон атласному жилету, брюки ниспадали к старомодным узконосым туфлям. Светлые ресницы по обыкновению опущены, подбородок вздернут, губы кривились высокомерно и капризно.
Драко прошел к своему месту, ступая элегантно и легко, плавно обогнул угол стола, держа плечи развернутыми, руки в карманах: воплощение непринужденности и уверенности. О том, что он слеп, можно было догадаться разве только по галстуку — Драко повязал не один из своих песочных “домашних” платков, а широкий, сколотый жемчужной булавкой, муаровый нежно-фисташковый пластрон, больше всего подходивший для какого-нибудь торжества. Свадебного, например.
Гарри прикусил губу, сдерживая смешок.
— Доброе утро.
Вместо приветствия Драко душераздирающе зевнул, с грохотом выдвигая стул.
— Через минуту будет кофе, — почесав нос, добавил Гарри.
Драко презрительно фыркнул.
— Если тебе угодно называть “кофе” дерьмо, которым провонял весь дом.
Гарри промолчал.
Сколько Драко еще выдержит? Когда сорвется? Или провалится в тупую депрессию, как когда-то он сам.
Если бы только было возможно повернуть время вспять. Не оттолкнуть, когда просят простить, позволить себе поверить — и успеть сделать шаг навстречу.
Поначалу об этом не думалось — было не до того. С истертой, болезненно-чувствительной кожей, распухшими губами, измученные друг другом, собственным неутолимым желанием, первый раз они выбрались из спальни только сутки спустя… И Гарри разложил томного, нежно-насмешливого Драко на кухонном столе, не доев свой наспех сооруженный сэндвич.
Глухих и равнодушных ко всем, их оставили в покое даже друзья. О них, наконец, забыли, и они сами словно забыли обо всем. Узнавали друг друга заново — губами, языками, ладонями, одинаково слепо, оба равные в своей неопытности, опьяненные долгожданной свободой и собственной отчаянной смелостью.
Страх появился позднее.
Оказаться обманутым снова — на сей раз собой, чувством неоплатного долга, всепоглощающей благодарностью. Не суметь ответить на чувства, что обрушились так внезапно. Предать самому — и потерять навсегда.
Изводя себя мыслью, что все закончится, не успев толком начаться, Гарри проживал каждый день, как последний. Он глядел — и не мог наглядеться. Читал ли Драко, устроившись в любимом кресле с тихо бормочущей книгой, или глубоко вдыхал речной воздух, по обыкновению надолго застывая у парапета, или хмыкал, язвительно комментируя очередную байку авроратских коллег-стажеров Гарри, — он смотрел, не отрываясь, жадно впитывая каждое движение губ, каждый жест. И когда Драко нависал над ним на вытянутых напряженных руках, резко выдыхая в такт собственным толчкам, всегда жестким, почти жестоким, Гарри упрямо не отводил уплывающего взгляда от его искаженного похотью лица — пока Драко не наклонялся, заслоняя весь мир льняной челкой, не оставляя ничего, даже себя, целуя — бесконечно долго и нежно.
Ночью Гарри подолгу не мог уснуть. Трогал мягкие светлые волосы, повторял кончиками пальцев, не касаясь, облитые лунным светом угловатые плечи, тонкую талию, длинную линию бедра, — страдая от непонятного одиночества, задыхаясь от ревности неизвестно к кому и чему. Усталый и удовлетворенный, Драко безмятежно спал, свернувшись калачиком на самом краю постели, но иногда потерянно шарил расслабленной рукой за спиной, находя ладонь Гарри, сжимал неожиданно крепко и притягивал туда, где отчетливо, отходя после очередного кошмара, колотилось его сердце.
Его сердце.
Слишком много в нем горькой печали, безнадежной глухой тоски, огромной, как океан, запрятанной так глубоко, что заметить невозможно — почти. Ее мог увидеть тот, кто сам прошел этот путь. И страха выдать свои чувства — Гарри знал — в нем всегда было больше.
Он готов был отдать Драко все — но не мог предложить ничего, кроме любви, в которой не получалось признаться даже себе. Но если бы Гарри мог… он вернул бы себе свою кровь, спасшую его когда-то материнской защитой, и забрал бы и проклятие, и чужую родную печаль...
На этой мысли собственное сердце вдруг застыло, пропустило удар, каменея от жгучей боли. И на один страшно бесконечный миг Гарри перестал дышать. Уронив подбородок на грудь, он вцепился в горячий край плиты сведенными пальцами, через силу пытаясь расслабить горло. Не сейчас. Он не может умереть сейчас. Он вообще не может умереть! Голова запрокинулась, пол поплыл из-под ног, но Гарри удалось устоять и сделать, мучительно вытягивая шею, длинный хриплый вдох. Выдох принес невероятное облегчение. Перед глазами просветлело, и ушей достиг обрывок вопля:
— …оглох, мать твою? Это же настоящий японский шелк! Нашел куда напялить — на кухню! Мерлин всемогущий, Поттер, ты хоть представляешь, во сколько она мне обошлась?!
Крик Драко оборвался так же резко, как прорезался, и стало слышно вкрадчивое шуршание снежинок за окном.
Ушастик благодарно потерся о босые ноги хозяина перепачканной мордой и выскользнул на лестницу.
Гарри открыл глаза.
Какое-то время он бездумно продолжал следить за ароматной вспухающей пенкой. Потом, стянув с плеча вышитое Кричером полотенце, убрал дымящуюся джезву с огня. Выставил на блюдце заранее подогретую фарфоровую чашку, достал из сушилки любимую кружку. Налив кофе, добавил Драко сливок, а себе сахара.
И только потом медленно, с замирающим сердцем, повернулся.
Драко шевельнул трясущимися губами, но не произнес ни слова. Он просто смотрел — смотрел, не отрываясь, и его испуганные глаза сияли сквозь больные слезы таким живым светом, что невозможно было отвести взгляда.
За спиной тренькнули чары, возвещая об окончании процесса превращения птички-чемпиона в главное блюдо дня.
Гарри опустил дребезжащую чашку Драко на стол. Оглядел себя и едва не расплескал свой кофе, сокрушенно разведя руками.
— Ты же знаешь, как мне идет зеленый. Н-не смог удержаться, — он виновато пожал плечами.
Драко сотрясали беззвучные рыдания, лицо блестело от слез, но сияющие его глаза смеялись.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 55
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
