Отправлено: 10.10.07 01:55. Заголовок: "Игрок", Том Риддл и УпСы "первого призыва", джен, PG-13, главы 29-37
Название: "Игрок". Автор: rakugan. Бета: ddodo. Жанр: драма. Рейтинг: PG-13. Герои: Том Риддл и УпСы "первого призыва". Дисклеймер: все права принадлежат Дж. К. Роулинг. Аннотация: формирование "первого призыва" УпСов - кто они и почему пришли к Тому Риддлу. Действие происходит в 1938-1946 годах. POV Рэйналф Лестрейндж. Предупреждения: фик содержит описание азартных игр, возможна сильная лексика. Комментарии: огромная благодарность автора принадлежит Ассиди - за идею, ddodo - за то, что превратила сырой текст в литературное произведение, а также chergarka, d_tonks, menthol_blond, miss_dippet, polina_dear и risteyana — за вдохновение и поддержку при написании фика. Отношение к критике: приветствуется.
Зимой того года в прессе стали появляться первые новости о победах: наши отбили атаку немцев в Египте, а на восточном фронте русские перешли в контрнаступление и окружили противника у Сталинграда. Само по себе это мало что значило, но все равно радовало. Впрочем, тогда никто не верил в скорое окончание войны. Мы были убеждены, что она продлится еще лет пять как минимум, и потому, несмотря на приближение СОВ, учились, как придется. Какая разница, какие оценки мы получим, если все равно не будем заканчивать Хогвартс? Мы собирались уйти всей компанией на фронт прямо с шестого курса, как только станем совершеннолетними. Школа тем временем готовилась к Рождеству. В коридорах развешивали гирлянды, а в Большом зале появилась огромная елка. Двадцатого декабря Блэку, Эйвери и Риддлу пришли приглашения на традиционную рождественскую вечеринку у Слагхорна. Я отдал Тому свою парадную мантию, оставшуюся еще со времен "нормальной" жизни. Ее, правда, пришлось удлинить и расширить в плечах, но в целом получилось неплохо. Нам с Розье и Флинтом никакая вечеринка не светила, но жалеть было не о чем — те, кто оставался на факультете, намеревались устроить танцы и хорошо провести время. Около восьми вечера мы отправились на кухню, чтобы выпросить у эльфов какой-нибудь еды, а заодно проводили Тома до холла. Там было полно народу, шум стоял оглушительный. Рождественские праздники у нашего декана всегда были многолюдными. То и дело с тяжелым скрипом отворялась входная дверь, и, стряхивая с мантий хлопья снега, входили взрослые волшебники, многие — под руку с женами. Девчонки группками стояли вдоль стен, с интересом рассматривая пришедших. Отдельные счастливицы, тоже получившие приглашение на вечеринку и сменившие школьные мантии на платья и туфли на высоком каблуке, ждали своих кавалеров. Том высматривал кого-то в толпе. Проследив за его взглядом, я увидел незнакомую стройную девушку, стоявшую у гигантских песочных часов с рубинами, — и через пару секунд понял, что это Минерва. Я никогда раньше не поверил бы, что женщина может так измениться за считанные часы. Робертсон была в светло-зеленом вечернем платье, которое, должно быть, взяла у кого-то из однокурсниц. В затейливо уложенных волосах поблескивали украшения — недорогое стекло, которое, однако, в мерцающем свете свечей напоминало бриллианты. Она осталась верна своей нелюбви к косметике и только чуть-чуть подвела глаза, но при этом казалась необыкновенно яркой. Обычная строгость словно смягчилась, тонкие линии шеи и плеч казались беззащитными и хрупкими. Том, предложив ей руку, повел ее так спокойно и уверенно, словно Минерва принадлежала ему уже много лет. Именно тогда я впервые подумал, что она действительно была бы для Риддла идеальной парой. Моя мама всегда говорила: то, чего достигает в жизни мужчина, на три четверти зависит от женщины. Пожалуй, с такой женой Том мог бы стать даже министром магии... Но у них свои развлечения, а у нас свои. На кухне эльфы снабдили нас блюдом с тыквенными пирожками, флягой самодельного вина и даже — по случаю Рождества — куском окорока, нарезанным тонкими, почти прозрачными ломтиками. Когда мы вернулись на факультет, в гостиной уже заводили граммофон. В разгар веселья явился Даррен Малсибер с компанией рэйвенкловцев, среди которых было несколько девочек с четвертого и пятого курсов. Их приветствовали более чем тепло, потому что партнерш для танцев остро не хватало. Даже Эйлин Принс не стояла у стены, как обычно, а танцевала с кем-то из третьекурсников. Мне совсем не улыбалось в такой вечер остаться в одиночестве и мрачно сидеть в углу, так что я решил ковать железо, пока горячо, и протолкался поближе к Малсиберу. Не успел он представить новых гостей, как я улыбнулся ближайшей ко мне девушке и спросил, не хочет ли она выпить. Джейн Говард — так звали мою новую партнершу — как-то странно покраснела, но согласилась. Позже я узнал, что в тот вечер она пробовала вино впервые в жизни. Оно показалось ей ужасно кислым и не понравилось. Еще Джейн пугало слишком бурное, с точки зрения благонравных студентов Рэйвенкло, слизеринское веселье. Я принес бокалы и отвел ее к камину. Джейн была почти на голову ниже меня, и у нее были смешные светлые косички, завязанные ленточками. Она стеснялась и явно не знала, о чем говорить. Я тоже как язык проглотил. В поисках темы Джейн судорожно огляделась по сторонам, бросила взгляд на портреты над головой. — Это все известные выпускники Слизерина? — Да. Много старых зануд. Она улыбнулась. — Ну, вот этот, положим, не такой старый, — она кивнула на портрет изящного волшебника с бородкой клинышком. — Постой... Да это же Уолтер Рэли? — Э-э... Да, кажется. — Я не знала, что он слизеринец. На четвертом этаже висит картина "Посещение Хогвартса королевой Елизаветой I". Он там тоже есть. — А-а... Ну да. Картину, о которой упомянула Джейн, я видел. На ней была изображена очень старая женщина с уставшим лицом и круглыми, как у совы, глазами, в узком платье с пышным воротником и в меховом плаще. Тяжело опираясь на руку своего спутника, Елизавета шла по ковровой дорожке через холл, а директор, кланяясь, встречал ее у входа в Большой зал. Я лихорадочно пытался припомнить хоть что-нибудь из лекции Биннса на эту тему. Кажется, он говорил, что королева побывала в Хогвартсе уже на склоне лет и, по слухам, надеялась получить здесь рецепт продления молодости. В школу ее привез вот этот самый Уолтер Рэли — известный воин, пират и, по слухам, фаворит Елизаветы. Немногие знали, что он на самом деле еще и волшебник. Королева приезжала в школу инкогнито — официально Хогвартс находился под покровительством властей Шотландии. Она же стала и последним монархом, побывавшим под этими сводами. Через год с небольшим Елизавета умерла, и королем обеих стран стал Яков I Стюарт, который очень не одобрял магию и ожесточенно преследовал колдунов. В Хогвартсе старались лишний раз не напоминать ему о нашем существовании. Потом последовали гражданская война и протекторат Кромвеля, при котором по деревням разъезжали специально назначенные охотники за ведьмами. Они, конечно, ловили по большей части местных знахарок, шарлатанов, умалишенных или просто случайных людей, ставших жертвами доноса соседей. Настоящие волшебники в сеть не попадались, но настроения среди них царили подавленные. А еще через сорок лет был подписан Статут о секретности, и Хогвартс навсегда прервал контакты с маглами... Джейн, как выяснилось, знала эту эпоху намного лучше меня, так что я в основном кивал и делал умное лицо. От истории мы незаметно перешли к поэтам "золотого века", обсудили Донна, Герберта и Спенсера. Про танцы я совсем забыл. Примерно через час я заметил, что Джейн как-то странно посматривает на стол с едой. Черт, да она же, наверное, совсем проголодалась! Я извинился и отправился за сэндвичем. По дороге меня перехватил Розье, обнимавший за талию Эвелин Трогмортон: — О чем вы там треплетесь так долго? — Об истории, о стихах… — Мерлин великий! Ну, ты как маленький. Никогда, слышишь, никогда не заводи знакомство с девушками с Рэйвенкло! Эвелин хихикнула и потащила его танцевать. Джейн тихо сидела на стуле, сложив руки на коленях. Я протянул ей сэндвич и сел рядом. — Спасибо, — сказала она и принялась отщипывать от бутерброда кусочки. У нее были тоненькие пальцы с коротко остриженными ногтями. Я подумал, что надо все-таки сказать ей что-нибудь, что нравится девушкам, но не смог придумать ничего, кроме: — У тебя красивые волосы. Это была неправда, но она улыбнулась и, скосив глаза, потянула себя за косу. — Да нет. Мне не нравятся — тонкие и неинтересные. Я бы хотела покрасить их в какой-нибудь необыкновенный цвет. В зеленый, например. Такой, знаешь, изумрудного оттенка. — Или в синий. — Ага, — ответила она и опять переключилась на бутерброд.
*** На следующий день Хогвартс-экспресс увез нас в Лондон. Оттуда все отправились через камин кто куда: я в Дербишир, Розье с Флинтом — в Корнуолл. Том и Минерва с нами не поехали — на остров Скай они полетели на метлах. И вправду глупо ехать по железной дороге из Шотландии на юг, чтобы потом вернуться в Шотландию же. Первого сентября еще куда ни шло — традиция есть традиция... Дома меня ждал рождественский пудинг и бесконечные ночи за покерным столом. "Наиграть" последние четыреста галлеонов оказалось сложнее всего; я собирал их буквально по крохам, и еще сотня так и осталась на лето. О Джейн я маме ничего не сказал. Во-первых, говорить было особенно не о чем — ну, подумаешь, проболтали несколько часов на факультетской вечеринке. Я еще не был уверен, что она мне нравится, и уж тем более не знал, нравлюсь ли я ей. Во-вторых, мама сразу стала бы спрашивать, из каких она Говардов — саффолкских или беркширских, — а я об этом понятия не имел. Вдобавок в разговоре Джейн упомянула, что ее предки были католиками. Не то чтобы это было так уж важно для нее или для меня — волшебники в большинстве своем индифферентны к любого рода религии. Лестрейнджи, хоть и считались формально последователями Высокой церкви*, не посещали службы, не крестились и не венчались последние лет сто. Но отголоски старой вражды сохранялись, и мама могла расстроиться. В-третьих, я и сам понимал, что, даже если Джейн ответит мне взаимностью, это все равно будет обычный школьный роман без каких-либо шансов на будущее. У меня ведь еще оставался долг перед "Гринготтс", который следовало как-то выплатить после школы, а перспективы заработков были очень и очень туманными. Зато у Джейн, как я успел понять, семья была далеко не бедная. Даже если у нее очень понимающие и терпимые родители, вряд ли они будут счастливы, что их дочь встречается с нищим... Впрочем, у меня не было времени об этом думать. В доме прохудилась и протекала крыша, от сырости в гостиной отклеивались обои, насос для воды сломался почти окончательно, а в подвале завелись бандиманы, так что работы было невпроворот. Зато я сильно вырос за полгода и теперь мог носить оставшиеся от отца ботинки. Мама подогнала под меня несколько старых папиных мантий и перешила на одну герб Слизерина с износившейся школьной формы. Обратно в Хогвартс на поезде мы ехали без Риддла — он вернулся еще утром третьего января и уже ждал нас на факультете. В качестве рождественского подарка от родителей Минервы он привез большую бутыль домашнего огневиски — мутного, пахнущего сивухой, но такого крепкого, что первые же полстакана валили с ног. Мы угощали этим пойлом всех, кто заходил. Аластор Моуди, заглянувший в гости, заявил, что это просто водичка, а вот у них в окрестностях Глазго виски такое, что ого-го. Правда, при этом он почему-то держался за стену и с трудом выговаривал слова. Тед Нотт, типичный лондонец, не бывавший в Шотландии дальше Хогсмида, расспрашивал Тома с видом завзятого этнографа: — А правда, что они там все носят килты? А что под ними? И не холодно в килте зимой? Как же они ходят — ведь кое-что, гм, мешает... А они правда всегда носят с собой кинжал? В местной магии прослеживаются следы норвежского влияния? А пиктский субстрат? На "пиктском субстрате" у меня началась истерика от смеха. Нотт посмотрел на меня осуждающе — мол, сам невежда, еще и другим мешает. Том принялся учить его каким-то заклятьям по-гэльски. Моуди сказал, что от такого грубого английского произношения все местные фэйри заткнули бы уши и разбежались, а потом стал показывать, как правильно. Правда, сам он гэльского почти не знал, поскольку происходил из низинной Шотландии, где все говорят по-английски. Так что получалось ненамного лучше. В конце концов в иллюзорное окно спальни ветром швырнуло пригоршню снега, и Моуди сказал, что заклятие сработало. — Попомните мои слова, завтра будет невиданная буря... Он хотел уже уйти, но Нотт вцепился в его рукав и предложил на пару исполнить несколько шотландских народных песен. Тут я уже не выдержал и сбежал. Вслед мне из спальни неслось пение — исполнители безбожно фальшивили, а слов никто толком не знал, зато оба вкладывали в дело всю душу. Позже Том рассказал мне, что видел на острове Скай: — Необычное место, — говорил он, когда мы ночью сидели вдвоем в его подсобке. — Там очень мало жителей, а волшебных семей всего две: Маккинноны, но они на юге острова, и Робертсоны. Хотя этих осталось раз-два и обчелся. Старший брат Минни давно уехал на материк, кто-то из дядей — в Америку. Остальная семья живет в доме на побережье. Дом каменный, а крыша из дерна, как строили в средневековье… Я тебе говорил, что у Минни нет отца? Он утонул, когда она была еще маленькая. А дома всем заправляет дедушка, хотя он уже очень старый. Давно с кресла не встает, даже Accio у него не получается, но вот поди ж ты... Он местный лэрд**, и все его очень уважают, хотя у них всего клочок земли да стадо коз. Зато на острове можно колдовать, не скрываясь. Местные жители знают, что Робертсоны — волшебники. Там вообще Статут о секретности не слишком соблюдается. В таких богом забытых уголках магия никого не смущает. — И как они тебя приняли? — Хорошо. Я чем-то понравился деду, да и он мне. Такой потрясающий старик... Мы с ним все время разговаривали о политике. Все Робертсоны — потомственные бунтари. Где заварушка — там и они. Когда дедушка Минни еще учился в Хогвартсе, он пытался сбежать и поучаствовать в парижской революции 1870 года. Кстати, он сказал, что именно после французских событий ввели запрет на магию несовершеннолетних. В Париже на баррикадах половину составляли студенты Бобатона, и наше Министерство испугалось, что такое случится и у нас. Так вот, революцию деду Минни повидать не удалось, зато он попал на войну за независимость, когда шотландские волшебники пытались отделиться от Министерства. Тогда ему еще и двадцати не было. Потом скрывался от авроров, бежал в Ирландию, когда вернулся — поймали; отсидел три года в Азкабане, вышел по амнистии... Потом украл свою невесту, то есть бабушку Минни. Ее пытались выдать за другого, но он похитил ее прямо со свадьбы, а заодно прихватил министерского чиновника. Приставил ему палочку к горлу и заставил произнести брачную формулу. Потом увез жену в тайное укрытие в горах, а когда ее отец и братья через полтора месяца их разыскали, отбивался, пока они не разрушили взрывом стену. Его хотели убить, а ее вернуть домой, но выяснилось, что она уже в положении... Кстати, — Том засмеялся, — дед настаивает, чтобы мы с Минни поженились уже этим летом. Сейчас, в военное время, разрешение на брак дают даже несовершеннолетним. "И смотри мне, парень, — говорит, — попробуй только обрюхатить ее до свадьбы!". Я, конечно, сказал: "Да как вы могли подумать?", — но он меня и слушать не стал. "Что ж, — говорит, — я не вижу, к чему все идет?". Я подумал, что дед был, пожалуй, не так уж неправ. Между Томом и Минервой действительно чувствовалось электрическое поле, как в насыщенном озоном предгрозовом воздухе, когда еще несколько секунд — и начнут бить молнии. Дело было даже не в естественном влечении двух молодых здоровых людей, вынужденных в силу дурацких условностей хранить целибат до свадьбы. Это было совсем другое. Оба хорошо умели сохранять внешнее спокойствие, но по мимолетным взглядам, по наклону головы, по тому, как они не решались даже коснуться друг друга и старательно сохраняли дистанцию во время разговора, как один мгновенно оборачивался, когда другой еще не успевал его окликнуть, по тому, как у Минервы менялся голос, когда Том был рядом, — становилось ясно, что их тянет друг к другу, как железо к магниту. Психологически они уже были одним целым, и рано или поздно целое должно было соединиться и физически. Противостоять этому — что дед Минервы, должно быть, прекрасно понимал, — было так же бессмысленно, как надеяться, что морской прибой не тронет прибрежные скалы, а сухой хворост не вспыхнет, если поднести к нему огонь. — Значит, вы женитесь летом? — Да, если все будет в порядке. Том чему-то улыбнулся. — Дед тогда совсем разошелся — ну, он изрядно выпил, а я совсем мало, но ты же знаешь, мне и того хватает... Сказал: "Ты не сомневайся, бери ее. Она родит тебе много сыновей". Минни это услышала и вскипела. Стала отчитывать деда, а он только смеется и говорит: "Нет, ты оцени — каков характер! Вся в меня, вечно рвется в бой. Не забывай, что она королевской крови. Мы, Робертсоны, — самый старый клан в Шотландии и происходим по прямой мужской линии от короля Дункана I, так-то!". И тут, знаешь, меня что-то занесло, и я вдруг сказал: "Не беспокойтесь, я добуду для нее корону". — Ого! — я пошевелил кочергой угли в печке. — Смело. — Еще бы... Минни совсем вышла из себя. Сказала, что мы оба пьяны, и ушла, хлопнув дверью. А вот дед отнесся серьезно. "С чего это, — говорит, — ты так уверен?". Я ему рассказал, что происхожу по материнской линии от принца Джона Гонта, сына Эдуарда III. Я тебе говорил об этом? — Да. Я решил пока не уточнять, при каких обстоятельствах, а вместо этого сказал: — Кстати, Блэки ведут свой род по одной из линий от Черного Принца, старшего брата Джона Гонта. Забавно... Выходит, у нас в спальне сразу две августейших особы. И что только я делаю в такой компании? Том не обратил внимания на иронию. Да я, впрочем, и не стремился его задеть — мне просто надо было что-то сказать. Уж слишком дико прозвучали его последние слова. — Дед Минни заметил, что это очень слабые основания. А я спросил: мало, что ли, в нашей истории королей, у которых были столь же шаткие права на престол? Он ответил: "Тоже верно". Потом развеселился и сказал, что даже если бы я происходил от последнего бродяги, живущего в Лондоне под мостом, у меня и то было бы больше прав на эту страну, чем у "надутой немчуры", в смысле, нынешней правящей династии***. И уж тем более, мол, непонятно, почему волшебники подчиняются маглам, да еще и иностранцам. — Ну, это же формальность... — Теоретически мы все равно считаемся подданными короля. Но вряд ли это надолго. Ирландские маги не зря вели войну за независимость и вот-вот окончательно отделятся от Британии. Дед Минни считает, что шотландцы должны сделать то же самое. Но даже если этого не произойдет — все равно следует положить конец власти нынешнего Министерства, которое смотрит в рот маглам. Волшебниками должны править волшебники. Мы очень долго об этом говорили. А потом дед сказал: "Что ж, дерзай, парень. В конце концов, не ты первый, не ты последний, кто добывает власть и славу на острие меча...". Я хмыкнул. — Том, ты это всерьез ему наговорил? Ты и вправду хочешь стать министром магии? — Нет, — ответил он и повернул ко мне голову. — Нет, Рэй. Не министром. Хватит уже с нас этих магловских марионеток. Волшебникам нужен государь. Иначе нам не достичь единства нации. Посмотри, ирландцы уже фактически отрезанный ломоть. Не успеем оглянуться, как за ними последуют Шотландия и Уэльс, это уж не говоря об Индии и прочих колониях. — Будь поаккуратней с такими высказываниями на людях… — На людях я слежу за словами, — с досадой ответил он. — Но с друзьями-то могу быть откровенным. Так что ты об этом думаешь? — Что тебя опять занесло. — И все? — А что я могу еще сказать? Фантазии, досужие мечты. Он, видимо, был уязвлен, но ничего не ответил. Долго молчал, потом бросил: — Ладно. Может быть, ты и прав. Я подумаю. — Прости. Не хотел обидеть. Просто зачем я буду тебе врать? — Неважно. Проехали. Кстати, — Том шевельнулся, и его тень на стене вздрогнула, — ты уже давно хочешь что-то мне показать, ведь так? Что-то, о чем все время думаешь. Ну? Я вытащил из-за пазухи дневник и кольцо с черным камнем. Протянул ему. — Держи. Я ведь говорил, что все объясню после Рождества. Ну так вот, там — объяснение. Том полистал дневник. — Здесь чистые страницы. — Ты сам накладывал на него шифровальные чары, значит, сумеешь и снять. Я не знаю, как. — Спасибо, — он отложил дневник в сторону и повертел в руках кольцо, нахмурив лоб, словно пытался вспомнить, где видел эту вещь раньше. — Будь осторожен, — сказал я неловко. — То, что ты прочтешь, может тебя... шокировать. — Я уже догадался, — ответил он спокойно. — Не волнуйся. Я не такой впечатлительный, каким кажусь. Какое-то время мы сидели молча, потом я поднялся. — Пойду на факультет, а то завтра рано вставать. Том не пытался меня остановить. — Спокойной ночи, — сказал он вслед, и за моей спиной щелкнул, поворачиваясь, ключ в двери.
_____________________
* Высокая церковь (High Church) — одно из направлений англиканства. ** Лэрд (laird) — шотландская форма слова "лорд", т.е. "землевладелец". *** Начиная с 1714 года, Великобританией правили короли из немецких династий — Ганноверской и Сакс-Кобург-Готской (последняя с 1917 года называется Виндзорской).
Следующие несколько дней Том был странно задумчив — должно быть, пытался осмыслить то, что узнал о себе из дневника. Но потом, видно, уложил все в систему и перестал беспокоиться. Наверное, случившееся только подтверждало какие-то его мысли. Но я не спрашивал, а он сам не говорил. Впрочем, мне было и не до того. Неуклонно приближались СОВы, и даже такие разгильдяи, как я или Эйвери, стали нервничать. Преподаватели заваливали нас контрольными и домашними заданиями. Кроме учебы, я еще встречался с Джейн. По выходным мы вместе ходили в Хогсмид, а потом, примерно в три-четыре пополудни, проводив ее до школьных ворот, я бежал обратно в деревню, где Милки ждала нашу компанию в "Кабаньей голове". Несколько раз она видела меня с Джейн в "Сладком королевстве", но, умница, делала вид, что не знакома со мной. Я был ей очень благодарен и старался каждый раз приносить маленькие подарки — пускай даже это были всего лишь новые чулки или пудреница. В "Кабаньей голове" мы обычно сидели допоздна. После общения сначала с Джейн, а потом с Милки я был бездумно счастлив, слегка пьян и готов любить весь мир. Однажды в конце марта мы с Розье возвращались с таких посиделок впритык ко времени закрытия школьных ворот. Пришлось нестись, сломя голову, чтобы не ночевать на улице. Едва мы успели войти в холл, где Прингл, ругаясь, убирал грязь, нанесенную студентами, как к нам подбежал Вилли. — Где вы ходите? Там на факультете такое творится, такое! Пошли скорей! В общей гостиной и вправду было что-то несусветное. Толпа народу, все говорили одновременно, а посредине толпы стоял Берти Доббс с четвертого курса — тот самый, что в прошлом году получил по физиономии от Тома за то, что обижал Хагрида. Он кричал высоким плаксивым голосом: — Да откуда я знаю, как это вышло?! Случайно! Какого черта они все ко мне прицепились? — Ты о чем вообще думал? — побагровевший Руквуд тряс его за грудки. — Совсем уже ничего не соображаешь?! Доббс был красен, как рак, и, кажется, готов сорваться в истерику: — Лучше скажи, что теперь делать?! Господи, меня же дома убьют! Рядом с Доббсом стоял Касси Малфой, бледный, как полотно, и кусал губы. Я поискал глазами Тома. Он стоял чуть в стороне, склонив голову набок, и внимательно следил за скандалом, но не вмешивался. Малфой, словно прочтя мои мысли, тоже обернулся в ту сторону. — Доббс, да заткнись ты наконец! — заорал он на однокурсника, и видно было, что только присутствие девочек удерживает его от нецензурной брани. — Дайте ему кто-нибудь огневиски, что ли, пускай успокоится и заглохнет! Доббс попытался что-то ответить, но Малфой не стал его слушать и принялся пробираться через толпу к Риддлу. Не дожидаясь его, Том повернулся и вышел из гостиной. Малфой последовал за ним. Тем временем к нам протолкался Нотт. Я схватил его за рукав: — Тед, хоть ты можешь объяснить, что тут за бедлам? — Да дурацкая история... Нотт стер пот со лба — в гостиной было жарко от скопления народу. — Доббс попался на воровстве в Хогсмиде, в бакалейной лавке. Не так уж много стащил, галлеонов двадцать, но его взяли с поличным. — И что? — Колин фыркнул. — Не он первый, не он последний. С чего такой шум-то? В деле и вправду не было ничего необычного. Кражи в Хогсмиде пускай редко, но случались, а тем более в голодные военные годы. — Нет. На этот раз все серьезно. Хогсмидский муниципальный совет решил, что с них хватит. Глава совета, Уолтер Линдсей, явился к Диппету и сказал, что они закрывают деревню для студентов, насовсем. — Да ну, — сказал я. — Это страшилки. Хогсмид получает от школы большую часть дохода, и все это знают. Взять хотя бы "Сладкое королевство" и "Три метлы". А "Зонко", а канцелярский магазин? Если они сделают так, как обещают, полдеревни мигом разорится! — Может, и вправду пугают, — согласился Нотт. — Но Линдсей еще пригрозил, что лично пойдет в Совет попечителей, да вдобавок поднимет шумиху в газетах и добьется, чтобы Диппета отстранили, раз он не может навести в школе порядок. А на Диппета и без того много жалоб. Он сейчас держится за свое место обеими руками, так что из-за Доббса совсем взбеленился. Дескать, отчисление, без разговоров. Завтра в одиннадцать всю школу собирают в Большом зале, зачитывают приказ — "за поведение, недостойное студента Хогвартса", — и привет. Слагхорн, как водится, умыл руки. Августус пытался вступиться, но директор ни в какую... Я обогнул толпу и выскользнул из гостиной. В коридорчике, который вел к спальням мальчиков, я услышал голоса Тома и Касси Малфоя. — Куда ты смотрел? — Да причем здесь это?! Послушай, не хочешь помогать, так и скажи, но я тебя по-человечески прошу... — Ты меня не слышишь, — Том говорил тихо, медленно и очень спокойно. — Я спрашиваю, куда ты смотрел. — О черт! — Малфой был на грани взрыва. — Да почему я должен за ним смотреть?! — Ты пользуешься влиянием на курсе. У тебя сильный характер. Кто, если не ты, будет отвечать за твоих товарищей? То, что случилось, — твоя вина. — Даже если так, это сейчас не ко времени и... — Позволь мне решать, что именно сейчас ко времени. Для тебя очень важно, чтобы Доббса не отчислили? Наступила пауза. — Как тебе сказать... Не знаю. Если его выгонят, я, в общем, плакать не буду — мы с ним не особенно дружим, да и тип он не самый приятный. Но все-таки... Какого черта они отчисляют кого-то из наших, не спросив, что думает об этом факультет?! — Значит, важно? — Ну... Наверное, все-таки да. — Хорошо, — коротко ответил Том. Услышав шаги, я вернулся обратно в гостиную. Событие обсуждали до позднего вечера. Одни ругали Доббса на чем свет стоит — помимо всего прочего, Слизерин потерял из-за него двести очков, — другие говорили, что он, конечно, идиот, но директор в этой истории повел себя, как самодур. Том не принимал участия в спорах — он что-то обсуждал в уголке с Руквудом. Тот поначалу пытался возражать, потом раздраженно смотрел в сторону, но в конце концов, видимо, согласился. Я думал, что Том, как обычно, пойдет договариваться с директором, но в тот вечер он не уходил с факультета. И утром после завтрака никуда не пошел, а спокойненько вернулся в общую гостиную. Между тем время уже близилось к одиннадцати, когда нам следовало явиться в Большой зал, чтобы выслушать приказ об отчислении, а также речь на сорок минут, которую Диппет наверняка закатит по такому поводу. Гостиная прямо-таки гудела от разговоров. Малфой отмалчивался, хотя заметно нервничал. Сам виновник случившегося, Доббс, потерянно жался в стороне. От его обычной нагловатости не осталось и следа. Под левым глазом наливался огромный синяк — видимо, однокурсники уже высказали ему общественное порицание в самой простой и доступной форме. Без пяти одиннадцать ученики неуверенно потянулись к двери. Том словно этого и ждал — поднялся с кресла в углу, где сидел все это время, покусывая кончик пера, и жестом остановил группку второкурсников, которые уже были у выхода. Смотрел он при этом не на них, а на остальную толпу — медленно переводил взгляд с одного лица на другое. Те, кто был ближе, недоуменно остановились. Шум разговоров на мгновение стих, и, воспользовавшись паузой, Том сказал: — Все оставайтесь здесь. Никто никуда не идет. Потом он вышел. Розье, оказавшийся рядом, быстро закрыл за ним дверь и развернулся к остальным, прижавшись к двери спиной. В руках у него была палочка, которую он небрежно перебрасывал из одной ладони в другую. Я уже понял, в чем соль, и подошел поближе, встав так, чтобы всех видеть. Флинт тяжело вздохнул, но тоже переместился к нам. От толпы неожиданно отделился Касси Малфой и скользнул к двери. Уселся рядом на корточки и подпер подбородок кулаками, глядя на всех исподлобья. В гостиной тем временем после минутного замешательства опять поднялся шум: — Эй, вы чего там встали? Мы двигаемся или нет? — Сказано — не идти в Большой зал. — А что, приказ отменили? — Да непонятно... Вроде Риддл велел всем оставаться на местах. — Ребята, вы совсем обалдели? Причем тут Риддл? — Хватит дурить! Если не пойдем, нас тоже отчислят, как Доббси! — Не гони волну. Всех не отчислят. — Гасси, что происходит? — Никто никуда не идет, и отстаньте от меня! — это уже Руквуд. — Да вы все спятили, или что?! У меня неприятно засосало под ложечкой. Момент был очень опасный. Нас всего пятеро, считая Малфоя. Ну, положим, еще Нотт присоединится — шестеро. Слишком мало, чтобы драться со всем факультетом. Руквуд уже колеблется, потому что неповиновение директору может стоить ему поста старосты школы... — Да что он себе позволяет, этот Риддл? — раздался возмущенный голос Вальбурги Блэк. Я бросил взгляд в дальний угол гостиной, но Вальбурге не дали разойтись как следует — Альфард, смеясь, взял ее под локоть и что-то стал шептать ей на ухо. Вальбурга раздраженно вырвала руку, но промолчала. Младшие Блэки — Сигнус и Орион — выжидательно смотрели на старших, но, увидев, что те никуда не идут, тоже остались на месте. К нам протолкался шестикурсник Теренс Грин, загонщик квиддичной команды. — А ну, дайте пройти! Розье улыбнулся ему, но с места не сдвинулся. Только палочку перехватил в правую руку и замер. Грин потоптался на месте, потом оглянулся на Дэйвиса в поисках поддержки. Но Дэйвис сидел, уставясь в пол. После того, как осенью на него напала крыса, он все еще толком не пришел в себя и уж точно не хотел ни во что вмешиваться. — Колин, прекрати эти глупости, дай пройти, — укоризненно сказала Эвелин Трогмортон. — Нет, солнышко, — Розье покачал головой. — Лично я никуда не пойду и тебе не советую. Давай лучше выпьем по чашечке чаю. Только чуть попозже. Вилли Трэверс, преисполненный серьезности, принялся отгонять от двери своих сверстников с первого курса. — Нечего тут торчать. Пошли лучше сыграем в плюй-камни. — Но директор же велел всем идти в Большой зал, — пискнул какой-то курносый мальчишка в очках. Вилли вздохнул и посмотрел на него, как на недоумка. — Том главнее директора, — сказал он с полной убежденностью. Видимо, это был веский аргумент, потому что мальчишка больше не спорил и отправился искать коробку с плюй-камнями. Остальные все еще волновались, но уже как-то вяло. Доббс забился в угол и старался привлекать к себе как можно меньше внимания. Мэтью Бэгнолд пытался что-то сказать, размахивал руками, но в общем гуле его никто не слушал. Руквуд зло пнул камин и отошел, всем своим видом показывая, чтобы к нему не приставали. Милли Кларк долго смотрела то на нас, то на Бэгнолда, а потом решительно села в кресло и раскрыла книгу. Нотт, оседлавший стул и с улыбкой наблюдавший за происходящим, поймал мой взгляд и подмигнул. Видно было, что его все очень забавляет и он уже мысленно сочиняет подробное письмо своему дяде-политику. Я слегка расслабился и выдохнул. Кажется, нам удалось переломить ситуацию. Так факультет Слизерин пошел на бунт.
*** Постепенно все угомонились. Стрелки часов на стене общей гостиной показывали десять минут двенадцатого, так что на собрание мы в любом случае опоздали. Кто-то вернулся в спальни, остальные занялись чтением или от нечего делать играли в серсо наколдованными из воздуха огненными кольцами. Однако напряжение не спадало — разговоры то начинались, то обрывались на полуслове. Мы так и не покинули своего поста возле двери, только посменно уходили покурить. Я понимал, что если миссия Тома не увенчается успехом, то всех, конечно, из Хогвартса не выгонят, но зачинщиков — то бишь, нас — отчислят точно. Но мной овладело какое-то тупое безразличие. Будь что будет. Часы уже пробили полдень, когда с той стороны в дверь тихонько постучали. Колин открыл. На пороге стоял Том, очень бледный и серьезный. В гостиной моментально стихли все разговоры; на Риддла смотрели десятки глаз. Он молча поднял вверх два пальца. Буква V — victoria, победа. Еще через четверть часа к нам зашел Слагхорн и долго увещевал: мол, факультетское единство — это прекрасно, но всему нужно знать предел, и только в виде исключения, в последний раз, администрация школы закрывает глаза на подобные выходки. Но всем и так было ясно, что никаких санкций не последует. На факультете воцарилось веселье. Мы были вместе, и для нас не было преград... Даже Доббс, которому завтра предстояло вместо отчисления получить дюжину ударов тростью и отправиться в карцер, из паршивой овцы моментально превратился в героя дня. Вечером к нашей компании подошел Касси Малфой с несколькими бутылками сливочного пива. Розье, ни слова не говоря, подвинулся и освободил для него место. Малфой принял безмолвное приглашение. Кроме прочего, оно означало, что в "ближнем круге" теперь стало на одного человека больше. Том не пошел ночевать в подсобку при кабинете ЗОТИ, а остался в нашей спальне. Весь вечер он почти ни с кем не разговаривал и выглядел страшно измотанным. Когда он брал стакан, видно было, как у него дрожат пальцы. Ночью я проснулся и увидел, что он сидит на своей кровати, обхватив колени руками. — Что, — спросил я шепотом, — голова болит? — Нет, — последовал такой же тихий ответ. — Думаю. — О чем? Послышался шорох, потом моя кровать прогнулась — Том сел рядом и легким движением палочки поставил заглушающее заклятие. — Рэй, — несмотря на заглушку, он все равно говорил шепотом, — если б ты знал, на каком волоске сегодня все висело... Правда-правда. Я чудом вытянул. — По тебе видно. Слушай... А ты Долохову будешь об этом писать? — Ага, — Том приглушенно рассмеялся. — Я не уверен, что Тони ответит, — от него уже давно ничего не было, ему там не до наших школьных глупостей. Но если напишет, то, чувствую, выскажет мне много чего. Мол, нельзя так рисковать ради принципа, и тем более из-за такой пакости, как Доббс. — Вообще-то это правда. — Да, — он нетерпеливо кивнул, — но это не главное. Понимаешь, если я говорю, что факультет должен быть заодно и защищать своих, то не могу потом идти на попятный. Мне перестанут верить. Кстати... Он вдруг замолчал. — Что случилось? — До меня только сейчас дошло, что я ведь ушел, ничего вам не объяснив — ни тебе, ни Колину, ни Теду. Отчего-то был убежден, что вы все поймете без слов и сделаете, как надо. Так и вышло. Спасибо. Для меня это очень много значит. — Не за что, — буркнул я неловко. — Хотя, знаешь, я все равно не уверен, что был прав. Все думаю — может быть, не стоило так уж демонстрировать свое влияние на факультете. Диппет очень насторожился. Да и другие преподаватели. — Я вижу, что очень. — То есть? Я пожал плечами. — Обычно ты не жалеешь о сделанном. Что было, то было, ничего уже не изменишь, так какой смысл есть себя поедом? Но сейчас ты сомневаешься в себе, причем целых полдня. Значит, дело серьезное. — Угадал, — он рассеянно водил пальцем по подушке. — Ладно, ты прав. Это пустое. Тем более что если бы можно было вернуться назад, я бы все равно поступил так же... Все, хватит, черт с ним. Слушай, а ты сейчас очень хочешь спать? — Не особенно. А что? — Пойдем, покажу кое-что интересное. Я встал с кровати и накинул мантию. Мы на цыпочках прошли через темную гостиную и выбрались наружу. — "Надень" разиллюзионное, — прошептал Том, едва мы оказались в пустом, освещенном факелами коридоре. Я почему-то был уверен, что мы идем в кабинет ЗОТИ, и очень удивился, когда Том повел меня этажом выше. В школе стояла гулкая ночная тишина. Свернув налево от лестницы, мы подошли к крашенной зеленой краской двери с надписью "Ladies". — Это ведь женский туалет! — прошептал я. — В три часа ночи нет никакой разницы, женский или мужской. Едва мы вошли, в тяжелых канделябрах на стенах зажглись свечи. Но их было слишком мало, и углы комнаты тонули в темноте, а в мутных зеркалах вместо наших лиц отражались размытые пятна. Пахло, как во всех школьных туалетах, — чистящими зельями и сыростью. В одной из кабинок журчала вода в сломанном унитазе. Том плотно прикрыл дверь и установил заглушку. — Рэй, — он выглядел очень серьезным, — пожалуйста, повернись лицом к стене и ни в коем случае не оглядывайся, пока я не разрешу. — Сюрприз? — я усмехнулся. — Можно и так сказать... И еще — если я крикну "Уходи", то ни о чем не спрашивай и не смотри в мою сторону, а убегай, причем очень быстро. Ладно? Все это было забавно, но на коже почему-то выступили мурашки. В пижаме и тонкой мантии было зябко, по полу тянуло холодом. Я кивнул и отвернулся к стене. Передо мной был потрескавшийся желтый кафель. Сзади слышались шаги Тома, короткая фраза на парселтанге... Внезапно вспыхнул такой яркий белый свет, что даже глазам стало больно. Я дернулся было, но Том неожиданно резко прикрикнул: — Стой, где стоишь! Я замер. За спиной что-то со скрежетом двигалось, словно кусок стены вдруг поехал в сторону. Пахнуло болотом, стоячей водой. Том опять заговорил на парселтанге, но как-то странно — глухим, низким голосом, так что получался скорее хрип, чем шипение. Казалось, он задыхается. Я так сдерживал себя, чтобы не обернуться, что мышцы шеи чуть не сводило судорогой. Обостренный слух выхватывал чужеродные звуки — шорох откуда-то снизу, будто там шелестят осенние листья (листья? под полом?), шипение, движение чего-то невидимого... Затем пол под моими ногами вздрогнул, будто на него опустилось что-то массивное. Шорох становился все громче, а Том то свистел, то издавал рокочущие низкие звуки и в странном рваном ритме постукивал ногой по полу. Рядом кто-то двигался, безостановочно и тяжело. Что-то большое и мягкое на мгновение коснулось моей ноги, и я в ужасе зажмурился и даже задержал дыхание. Потом вдруг послышался нормальный, человеческий голос Тома: — О, черт! Не получается... Хотя нет... Сейчас... Еще минута шипения и свиста. Потом меня окликнули: — Уже можно. Медленно, на ватных ногах, я обернулся и открыл глаза.
Пост N: 1
Зарегистрирован: 20.10.07
Откуда: Россия, Сочи
Отправлено: 21.10.07 14:52. Заголовок: Re:
Спасибо за чудесный фик! Процесс формирования "ближнего круга" описан очень красочно и достоверно. Интересно, почему Хагрид оказался "человеком Дамблдора", а не Волдеморта? Или для Тома Хагрид - слишком мелкая сошка , и он посчитал наиболее выгодным использовать великана в качестве "козла отпущения" в истории с Миртл? А может, просто Хагрид слишком хороший человек для Риддла:-) Мне хотется в это верить. Интересно было бы узнать хоть краешек того, что на самом деле думает и чувствует Том. Насколько он откровенен с Лестрейнджем? Когда Риддл рискует всем, чего успел добиться, ради факультета, что на самом деле им движет? Желание "защитить своих"? Стремление оправдать доверие, как он сам это формулирует? Или он "пробует власть на вкус"?
А что это Лорд у вас такой доверчивый - все свои секреты - в одну корзину? Непоняяяятно.
Ну, во-первых, далеко не все. Во-вторых, как бы читатели узнали об этих секретах? ;)
Yula Спасибо большое! Очень рада, что понравилось. О причинах того, почему Том сдал Хагрида, будет в следующих главах, уже совсем скоро. Том рискует не ради факультета, а ради себя. Ему нужно утвердить свой статус лидера, заодно проверить степень влияния на людей и отработать командное взаимодействие. И попробовать власть на вкус, тут Вы правы. Но, пожалуй, главное - рискнуть. Сыграть. Он же игрок, и игрок азартный. Он не может противостоять искушению поставить все на карту и выиграть с блеском, как не мог устоять перед искушением пройти с завязанными глазами по парапету Астрономической башни.
Отправлено: 23.11.07 02:24. Заголовок: Глава 31. Сначала я..
Глава 31.
Сначала я даже не понял, что это такое. Представьте себе, что водопроводная труба диаметром три фута вдруг решила поразмяться и вылезла из стены. С той разницей, что трубы редко красят в изумрудно-зеленый цвет и при движении они, наверное, скрежещут, а не шуршат. От Тома меня отделяли кольца змеи — такой огромной, что через нее пришлось бы перепрыгивать, как через упавшее на дорогу дерево. Но я не мог не то что сделать шаг — даже вздохнуть. В голове мелькали обрывки мыслей: змеи вроде бы не бросаются на неподвижную добычу... если я буду стоять, не шевелясь, она меня не заметит... Хвост змеи все еще скрывался в зиявшей под умывальником дыре. Скосив глаза, я увидел массивную голову, похожую на наконечник великанского копья. Длинным раздвоенным языком змея обследовала подоконник. Темную поперечную полосу я поначалу принял за узор шкуры и только потом понял, что это черная повязка на глазах. Обернувшись, я увидел, что Том улыбается, и страшно разозлился. Ничего себе шуточки! — Что это за чудище?! Голос не подчинялся мне и звучал пискляво, как у цыпленка. — Василиск, — весело ответил Том, наслаждаясь впечатлением. Колени у меня подкосились. Толстый хвост змеи прошуршал совсем рядом, задев мою ногу. Он был такой тяжелый, что казалось, будто по ступне протащили бревно. — Осторожно, — сказал Том. — А то будешь весь в синяках. Меня она однажды случайно сбила с ног и проползла сверху — ребра потом неделю болели. Хорошо еще, вовремя свернула в сторону, а то могла бы и раздавить. — Она?! — Это самка. — Ты уверен, что она не сбросит повязку? — Рада бы, да не может. Это усовершенствованный вариант Obscuro. Говорят, взгляд василиска безвреден для змееустов, но мне как-то не хочется проверять. Я вжался в кафель, потому что скользившая вдоль стены гигантская голова добралась до меня. Раздвоенный язык коснулся моей руки — он был неожиданно прохладный и сухой. На голове змеи чуть выше повязки виднелись белые наросты, словно маленькая корона. — Я объяснил ей, что ты не еда, — сообщил Том. — Какая радость... Голова змеи поднялась выше. — Не двигайся. Она просто знакомится, не бойся. Я зажмурился и задержал дыхание. Язык мягко касался моих щек и шеи. Это было бы даже приятно, если не думать о том, что василиск при желании запросто меня проглотит. Змея поползла дальше — обследовать умывальники. Том бесцеремонно перешагнул ближайший к нему виток ее тела и подошел ко мне. — Ну как? Нравится? — Ни капельки, — ответил я честно. — Жаль, — он вздохнул. — Тогда я отправлю ее обратно. У меня все равно ничего с собой нет. Ага, кроме меня... Обернувшись к василиску, Том опять зашипел и засвистел. На этот раз змея ответила. — Спрашивает, не принес ли я кроликов. Но я ее уже кормил на той неделе, так что обойдется. Невозможно передать, с каким облегчением я опять отвернулся и прижался лбом к кафелю, пока Том снимал со змеи повязку и запускал ее обратно в дыру под умывальником. Едва стена со скрежетом закрылась, я на ватных ногах дошел до подоконника, сел на него и закурил, вытащив сигареты из кармана халата. Том устроился рядом, болтая ногами и отмахиваясь от дыма. — А я-то думал, василиски давно вымерли, — сказал я, вздрагивая от сквозняка. — В Европе — да. Это, наверное, последняя особь. — Где ты ее взял? — Она всегда здесь жила. В подземелье под школой. Помнишь, в той книге, что ты мне когда-то подарил, шла речь о Тайной комнате Салазара Слизерина? Мы ее еще искали потом, облазили весь Хогвартс. — Хвала Мерлину, что не нашли. — Да, наверное... Я уже давно потерял к ней интерес, а этой зимой вдруг вспомнил о туалете со змейкой, про который рассказывал Руквуд. Ну и решил сходить посмотреть ночью, когда не спалось. Нашел тот самый кран, — Том кивнул на длинный ряд умывальников, — любопытства ради заговорил со змеей. Она мне, естественно, ничего не ответила, потому что неживая. Потом я сказал: "Сезам, откройся!", как в сказке про Али-бабу и сорок разбойников, — и появилась вот эта дыра. — Откуда, интересно, Слизерин знал сказку об Али-бабе? — Ниоткуда. "Сезам" я сказал по-английски, потому что в змеином языке нет аналога. Это тут ни при чем, просто забавно. — Ничего смешного не вижу, — я поплотнее закутался в халат. После увиденного меня колотил озноб. — И что, ты полез в дыру? — Нет, конечно! Знаешь, совсем не хотелось, тем более, что я не представлял себе, что там внутри. Просто заглянул, потом аккуратно закрыл и пошел спать. А дня через три, в субботу — вы все ушли в Хогсмид, а я сказал, что у меня срочная работа для Меррифот, — отправился в Запретный лес. Мне нужно было гнездо... убежище... не знаю, как правильно перевести на английский. В общем, такое место, где змеи собираются на зиму. Искал полдня, промерз до костей. Потом все же нашел яму под поваленным деревом, раскопал, вытащил из клубка одну гадюку... — Бр-р! — Да что здесь такого? Она, конечно, разозлилась, чуть не укусила меня спросонья. Я унес ее в школу и поселил в своей подсобке тайком от Меррифот. Грел под лампой, кормил мышами. Первую неделю гадюка хотела спать и со мной не разговаривала. Потом еще неделю я убеждал ее сползать в подземелье. Еле упросил... — Почему не империо? — На змей оно слабо действует, проще договориться. В общем, она согласилась. Я впустил ее в дыру и закрыл вход. Потом каждую ночь проверял, но гадюка вернулась только через трое суток, когда я уже отчаялся дождаться. Так устала и замерзла, что еле могла говорить. Но я все же понял с ее слов, что внизу "очень большая нора", где темно и холодно, что в этой норе есть "каменные деревья", в смысле колонны, и две каменных стены. Они толстые, но можно проползти в щель. За второй стеной спит огромная змея, точнее, не просто змея, а... Он издал сложное шипение. — Это на парселтанге, не могу точно перевести на английский. По описанию я понял, что это василиск. Еще там много крыс, но таких здоровенных, что моей гадюке не удалось ими поужинать. Пусть скажет спасибо, что сама хвост унесла. — И что ты потом делал? — Скормил ей двух мышей и отнес обратно в лес. — Да не с гадюкой! С василиском... — А, понятно. Ничего. Долго думал. Решил, что такая зверюга — это даже неплохо. Ее можно отлично продать на черном рынке по частям. Одна только шкура потянет на тысячу галлеонов, не говоря уже о зубах. Правда, василиска сложно убить, но... В конце концов я решился слазать туда посмотреть. Это было с месяц назад, опять же ночью. Взял с собой зеркало, метлу, чтобы можно было подняться из туннеля... — Ты ненормальный! — Я знаю. Но тогда мне казалось, что я все отлично продумал. За дырой в стене начинается спуск вниз, очень скользкий, я пронесся по нему, как на санках. Там очень глубоко, должно быть, миля или больше. Внизу дверь, которая открывается, если заговорить на парселтанге, а за ней — что-то вроде огромного зала. В нем стоит статуя Салазара Слизерина, а в статуе живет василиск. И вот здесь-то, Рэй, я сделал такой промах, что... Я уже нашел вход, нашел василиска и только тут сообразил, что это дивное создание не спит. — Гадюка тебя обманула? — Нет. Змеи не умеют врать. Она сама ошиблась — решила, что раз василиск лежит неподвижно и тепла от него почти не чувствуется, значит, он дремлет и не проснется до весны. Но когда появился я, василиск пошевелился и поднял голову. Я с перепугу стал нести всякую ахинею на парселтанге, лишь бы убедить его, что я не съедобен и не враг. Вдобавок даже не мог посмотреть, что он делает. Все вслепую. Но, на мое счастье, василиск принял меня за Салазара Слизерина... — Ага. Ты вылитый Слизерин, просто одно лицо. Осталось только отрастить козлиную бороденку. — Не язви. С точки зрения змей все люди ужасно похожи. Вдобавок, кроме Слизерина, этот василиск не встречал других змееустов. Спросил, почему меня так долго не было. Я ответил, что охотился вдали от дома. Пообещал, что приду еще и принесу вкусной еды, а потом сбежал оттуда побыстрее. Вот так мы и познакомились. Потом я спускался туда примерно каждые три дня. Кормил змею кроликами... — Где ты их брал? — Воровал у нашего лесничего, — ответил Том без тени смущения. — Я слышал, как он жаловался Хагриду, что лисы совсем обнаглели. С василиском сначала было трудно объясняться, они говорят на очень древнем наречии. Это все равно, что к тебе обратился бы сакс времен Хенгиста и Хорсы — ручаюсь, ты не понял бы ни единого слова. Но постепенно я привык. Узнал, что это самка, что она жила в окрестностях Хогвартса, когда тут началось строительство школы. Была еще совсем молодая и очень пугалась грохота и дрожи земли. Вдобавок люди нашли ее кладку и убили детенышей. Однажды с ней заговорил человек. Она хотела напасть на него, но человек пообещал поселить ее в безопасном месте и приносить много еды. Так она оказалась в Тайной комнате. Слизерин навещал ее и таскал ей зайцев и поросят, так что она почти все время только ела и спала. Потом он вдруг перестал приходить. Еды стало мало, пришлось ловить крыс. Но змеи могут обходиться без пищи много месяцев и даже лет, так что, как видишь, она умудрилась долго протянуть. Правда, почти не выросла — с точки зрения василисков, она совсем маленькая, недоросток. — Тоже мне, крошка! Только не говори Хагриду, а то он заплачет от жалости и тут же вытащит ее из холодного, сырого подземелья, чтобы поселить у себя в спальне. Еще и имя придумает — какая-нибудь Рози или Сьюзи... — Хагриду нельзя, — поморщился Том. — У него язык за зубами не держится. — Что ты собираешься дальше делать с этой змеей? Прикончить? — Нет. Я подумал и решил, что живая она будет полезней. Можно продавать яд, он сейчас стоит дорого. Мы на этом заработаем даже больше, чем на волосе единорога. Тем более что Хагрид его сейчас почти не приносит. Он увлекся новой затеей — ищет в Запретном лесу троллей, чтобы драться с ними на кулаках. Совсем разболтался, надо что-то с этим делать... Том потер глаза и слез с подоконника. — Ладно, пошли спать. Потом подумал о чем-то и усмехнулся: — Сьюзи, говоришь? Хорошо, пускай будет Сьюзи.
*** Постепенно я свыкся с мыслью о том, что у нас теперь есть почти что свой собственный василиск. Том показывал его поочередно всей компании. Самыми стойкими оказались Розье и Нотт. Маркус Флинт при виде гигантской змеи чуть не упал в обморок, а Эйвери стошнило. Но посмотреть, по крайней мере, согласились все, а вот помочь нам с добычей яда — дудки. Смелость проявил только Розье, и то без особой охоты. Вести бизнес на василиске оказалось делом нелегким, а главное, затратным. Яд со змеиных зубов прожигал насквозь и фаянс, и обычное стекло, так что нам пришлось заказывать по каталогу "Все для зельевара" жутко дорогую чашу особой закалки. Пару раз я спускался вместе с Томом в подземелье, где мне совсем не понравилось, — холодно, сыро, крысиные скелеты хрустят под ногами. Да еще тускло-зеленый свет ламп раздражал до безумия. Хотя, должно быть, во времена Слизерина он был в моде, и дизайнеры интерьера наперебой рекомендовали его владельцам замков. В подземелье Том кормил Сьюзи кроликами, а потом доил, заставляя кусать чашу. Яд стекал на дно желтыми, будто гнойными, потеками. За один раз набиралось две-три унции. Наверху мы прятались в подсобке кабинета ЗОТИ, где Том или Колин, надев защитные перчатки из кожи дракона, фасовали яд по крохотным пробиркам из того же специально обработанного стекла. Я взял на себя переписку с потенциальными заказчиками. Поначалу дело шло туго: покупатели требовали сертификат из Департамента по контролю магических животных или свидетельство о растаможивании яда. Сертификат получить мы, естественно, не могли, потому что тогда пришлось бы объяснять в Министерстве, где мы взяли василиска, — ведь их разведение в домашних условиях было запрещено последние лет пятьсот. Вдобавок это привлекло бы внимание налоговой службы. Оставалось писать письма в разного рода подозрительные конторы, располагавшиеся вблизи Ночного переулка. Эти согласны были взять яд без сертификата, зато хотели получить образцы. Я отвечал им длинными вежливыми посланиями, смысл которых сводился к тому, что без предоплаты им не видать яда василиска, как своих ушей, — нас так пару раз уже обманывали. Наконец нашелся первый покупатель. За две трехунциевые бутылочки он отвалил сразу шестьсот галлеонов. Я до сих пор понятия не имею, кто это был, — мы переписывались до востребования через почтамт в магическом районе Эдинбурга. Получив товар, клиент прислал восторженный отзыв и заявил, что готов купить весь имеющийся яд, хотя за большие объемы просил бы скидку. Еще он спрашивал, нет ли в наличии свежесброшенной кожи. Поговорив со Сьюзи, Том сказал, что линька у нее будет примерно в июне. Прибыль с продажи яда мы разделили на троих, выделив по чуть-чуть Эйвери, Флинту и Нотту — главным образом, за сохранность тайны, — и еще тридцать галлеонов отправили матери Долохова. С деньгами у нас теперь было хорошо, зато со временем — хуже некуда. Из-за того, что по ночам мы лазали в подземелье или болтались в подсобке кабинета ЗОТИ, я постоянно хотел спать. Хорошо еще, что Прингл старательно не замечал наших полуночных прогулок по коридорам; за это ему тоже приходилось платить небольшую мзду. Воровать кроликов и кур у лесничего стало слишком опасно, потому что он решил подстеречь бессовестных лис и по ночам сидел в засаде на заднем дворе. Так что вместо этого я ставил магические ловушки в Запретном лесу, и нужно было тайком бегать их проверять. Да и приближающиеся СОВы добавляли хлопот. Преподаватели словно с ума посходили — на каждом уроке задавали рефераты длиной в пару футов. Домашние работы я обычно списывал у Тома, а вот с практическими было куда хуже. Из-за того, что я много пропустил на третьем и четвертом курсах, я плохо знал азы и часто вообще не понимал то, о чем говорилось на уроках. Лучше всего дело обстояло с историей магии, где меня спасала начитанность, и с арифмантикой, где я выезжал за счет покерной привычки быстро считать в уме. Зато чары давались кое-как, а уроки трансфигурации были и вовсе сплошным позором. Глядя на мои жалкие потуги заставить ящерицу исчезнуть, Брэдли говорила со вздохом: "Ну, это в пользу бедных". По зельеварению Слагхорн назначил нам с Эйвери дополнительные занятия два раза в неделю, но нельзя сказать, чтоб они особенно помогали. Я не представлял себе, как буду сдавать экзамены. Между тем время шло, уже наступила середина апреля. Погода стояла необычайно жаркая для шотландской весны — днем было больше двадцати градусов, и студенты, выходя на улицу, сбрасывали мантии и свитера. Деревья в Запретном лесу покрылись листьями, боярышник стоял в цвету. В один из этих теплых ясных дней, когда мы сидели у озера с учебниками, за Альфардом прибежал первокурсник, сказавший, чтобы Блэк срочно шел к директору. Выяснилось, что Альфарда с сестрой и братом вызывают домой — скончался их дед, Сигнус. Через два дня Альфард вернулся. Теперь он носил положенный по такому случаю черный галстук, но особой скорби не проявлял. — Да я почти и не знал его, — ответил он на мои соболезнования. — Дед уже давно не ладил с семьей и жил в основном во Франции. Если бы не война, он вряд ли вернулся бы в Лондон. Думаю, за последние пять лет они с бабкой не обменялись и парой слов, если не считать "Доброго утра" и "Спокойной ночи". Отец, конечно, расстроен, но больше из-за налога на наследство — там какие-то несусветные деньги. Кто с нетерпением ждал возвращения Блэков из Лондона, так это Друэлла. Следующие несколько вечеров она посвятила утешению Сигнуса, хотя тот, судя по всему, горевал из-за деда еще меньше, чем Альфард. Но внимание Друэллы было ему приятно, так что он в подробностях пересказал ей ход похорон и заодно выложил кучу семейных сплетен. Как только Вальбурга это заметила, она устроила младшему брату суровый нагоняй, но добилась совсем не того, на что рассчитывала, — теперь Дрю получила новый повод жалеть Сигнуса. Однажды я наткнулся на них в библиотеке — они шептались в углу за книжными шкафами и не заметили меня. Друэлла ласково гладила Сигнуса по щеке и говорила: — Мы ни за что не будем там жить, когда поженимся. Купим лучше дом где-нибудь в Дорсете и переедем, как только будет прилично. Нельзя разрешать Вэл так тобой командовать! Что она себе позволяет?! Я бы сгорела со стыда, если б хоть на минуточку так себя вела... Сигнус кивал и смотрел на Друэллу влюбленными глазами. Я не стал ничего говорить Колину, чтобы избежать скандала. Просто чуть позже тем вечером остановил Друэллу в общей гостиной и сказал ей: — Не спеши. — Это ты о чем? — она возмущенно дернулась. — Ты очень давишь на Сигнуса. С чего ты уверена, что родители позволят ему жениться на тебе? И потом, знаешь, мужчины не любят, когда с ними так впрямую говорят о свадьбе. Вам еще четыре года учиться — смотри, если поторопишься, то спугнешь птичку. — Да как ты смеешь?.. — начала Дрю и вдруг замолчала. Потом спросила уже совсем другим тоном: — Значит, ты думаешь, я неправильно себя веду? — Ага. Слишком напираешь. Она покраснела, но кивнула: — Ладно, учту. Сигнус, конечно, от меня без ума, но все же... Спасибо большое. Братцу только ничего не говори — я тебе этого не прощу, понял? Я поклялся, что буду нем, как могила. С тех пор, как Друэлла перестала видеть во мне подходящего жениха, ее можно было не бояться, и мы неплохо ладили. Взамен за совет она рассказала кое-что такое из жизни Блэков, о чем сдержанный Альфард ни за что бы не проговорился. Оказалось, что Поллуксу, отцу Альфарда, Вальбурги и Сигнуса, досталось по завещанию очень даже немало — два дома в Лондоне, усадьба в Корнуолле и еще капитал в Гринготтсе, дававший процентами около десяти тысяч галлеонов в год. Зато по отношению к дочерям дед оказался не так щедр, и наследство они получили довольно скромное. Для одной из теток Альфарда, Дореи, это не имело значения, поскольку она и так уже была помолвлена с неким Чарлусом Поттером. Но вот вторая, Кассиопея, прорыдала все похороны. — Представляешь, ей досталась всего тысяча годового дохода. Это же гроши! Теперь она не сможет выйти замуж, а ведь ей уже двадцать восемь лет! Друэлла содрогнулась при мысли, что в таком возрасте можно оставаться старой девой. — Ничего себе — "гроши"! — я засмеялся. — Знаешь, многим и того хватит, чтобы за ней приударить, будь даже эта тетка Кассиопея страшна, как смерть. — Сигнус говорит, — доверительно сообщила Друэлла, — что она слегка не в себе. А если совсем честно — чокнутая, как мартовский заяц. Она даже в Хогвартсе из-за этого не училась. У них в роду вообще хватает психов, потому что Блэки слишком часто женились на двоюродных сестрах. Есть даже один сквиб, но его никто никогда не видел. Говорят, его держат в той самой усадьбе на цепи. — Чушь какая! — Не знаю, не знаю... А ты думаешь, тетке Дорее от хорошей жизни позволили обручиться с Поттером? Он хоть и богатый, но все же не ровня Блэкам. Однако выхода нет, им нужна свежая кровь. — Ах, так вот почему тебя должны принять с распростертыми объятиями? — Во-первых, — Друэлла гордо вздернула нос, — мы все-таки не чета Поттерам, не какие-нибудь торговцы. Во-вторых, Сигнус ведь не старший сын, так что с его невесты и спрос меньше. Это Альфарду родители хотят найти чуть ли не принцессу — ну и пусть ходит неженатый, раз на них не угодишь. — А ты уверена, что тебе стоит связываться с такой семьей? — Ой, — она сморщила нос, — Сигнус-то нормальный. Конечно, не без странностей, но с этим я сумею справиться. Главное, что он будет меня слушаться. И потом, Рэй, — она мечтательно прищурилась, — подумай только: после свадьбы его родители наверняка выделят нам тысячи две в год, а может быть, даже три. Конечно, не ахти какая сумма, но ведь это только для начала, а жить мы будем скромно, без излишеств. В конце концов, Сигнус очень нетребовательный — лишь бы его вкусно кормили да не мешали сидеть и мечтать, вот он уже и доволен. Надо будет купить хорошую эльфиню-повариху... А отдыхать вовсе не обязательно в каком-нибудь шикарном месте вроде Антибских островов или Лидо, достаточно простенького, недорогого курорта. Лазурный берег вполне подойдет — надеюсь, война к тому времени закончится. Можно ездить в Монте-Карло, в наши дни оно просто-таки ужасно вышло из моды, так что это будет дешево и скромно... Я пробормотал что-то насчет реферата, который надо срочно закончить, и сбежал от Друэллы. Иначе расхохотался бы в голос, слушая ее мечты о "скромном и дешевом" отдыхе в Монте-Карло, и она бы обиделась.
Отправлено: 23.11.07 02:25. Заголовок: *** Будто специально..
*** Будто специально, на следующий день после этого разговора Эйвери передал мне коротенькую записку от Слагхорна. Декан сообщал, что ждет меня в четверг для беседы о будущей карьере. Я был почти в самом конце списка — остальным было назначено на вторник и среду. Ничего особенно интересного я не ждал. У Альфарда, например, консультация продлилась минут пять от силы: ясно было, что с деньгами его семьи можно не беспокоиться о хлебе насущном. Блэк сказал Слагхорну, что после школы намерен поехать посмотреть мир, а что дальше — пока не решил. Слагхорн в ответ выразил надежду, что Альфард и в дальних краях не забудет своих старых учителей. Тот вежливо ответил, что, конечно, по возвращении обязательно навестит школу (подразумевалось, что заодно привезет скромный подарок декану) — и на этом все закончилось. С будущей профессией Колина тоже все было понятно. Он собирался сразу после совершеннолетия уйти в Силы самообороны, после войны закончить учебу экстерном, а дальше пойти по офицерской стезе или поступить в школу внешней разведки. Тим Эйвери собирался работать у своего дяди в конторе по торговле недвижимостью. Мы с Флинтом — как безнадежные — остались на самый конец. Разговаривая с Маркусом, Слагхорн нехотя похвалил его за приличные оценки и назвал несколько возможных профессий. Но при этом ясно дал понять, что беженцу из Европы, да еще и немцу, вряд ли что светит, кроме должности продавца метел или младшего помощника в аптеке — принести, убрать, помыть пробирки... Когда вслед за Маркусом в кабинет вошел я, декан тяжело вздохнул: — Садись, Лестрейндж. Ну, что я могу сказать? Твоя успеваемость мне очень не нравится. Собственно говоря, она не просто оставляет желать лучшего, а... Слагхорн запнулся, будто ему не хватало слов, чтобы описать мое невежество. Я торопливо сказал: — Я знаю, профессор. Но декан все еще выжидательно глядел на меня, так что я добавил: — Мне очень стыдно, сэр. Постараюсь исправиться. Слагхорн кивнул и, видно, решил, что на этом воспитательную беседу можно считать законченной. Он откашлялся и разложил передо мной какие-то цветные брошюрки. — Сложно сказать, на что ты можешь рассчитывать с такими оценками, как сейчас. Но я все же подобрал несколько вариантов. Скажем, министерский отдел по связям с маглами постоянно набирает новых работников — ну, ты понимаешь, в связи с войной. Ты ведь изучаешь магловедение? Достаточно получить "удовлетворительно" на экзамене, других требований нет. Далее, департамент магического транспорта... Я слушал поток его гладкой речи, и мне вдруг стало очень грустно, потому что на ум пришли теплый дом Фредди Трэверса, свадьба, разговор на лугу возле цыганского фургона. Интересно, что сказал бы декан, если бы узнал, что еще недавно я собирался стать профессиональным преступником? Потом я вспомнил Саймондса, и вдруг у меня вырвалось: — Простите, профессор, но... Знаете, я бы хотел быть адвокатом. — Что? Слагхорн растерянно заморгал — я прервал его слишком неожиданно. — Адвокатом, сэр. Юристом. Он задумался. — Я не очень хорошо представляю себе, какие там требования. Наверное, нужно хорошо знать чары, потому что юристы имеют дело с магическими контрактами, договорами и тому подобным... А вот зелья и трансфигурация тебе вряд ли понадобятся. Пожалуй, мы сделаем так — я напишу в школу магического права в Дарэме и попрошу их прислать какие-нибудь материалы для поступающих, там будут все детали. — Спасибо, сэр. — Ну, если ты твердо уверен, что не хочешь послушать о других вакансиях... Я заверил Слагхорна, что для меня все решено, и он отпустил меня с видимым облегчением. Ответ из школы права пришел через несколько дней. Пролистав тонкую брошюрку, я слегка приуныл. Сами по себе требования не казались особенно строгими. Нужно было получить не меньше четырех проходных баллов на ТРИТОНах, из них обязательно "выше ожидаемого" по чарам и по истории магии. Еще желательно было знать основы права, латынь и какой-нибудь иностранный язык. Но учиться предстояло четыре года, после чего, получив степень бакалавра, либо остаться в магистратуре, либо подписать двухлетний "учебный контракт" с какой-нибудь юридической конторой, а потом сдать экзамен и заплатить за лицензию. Год обучения стоил шестьсот галлеонов, лицензия — тысячу, а в период "учебного контракта" выпускники, как я понял, работали почти бесплатно. Так что мне предстояло где-то найти три с половиной тысячи галлеонов — это не считая стоимости учебников и прочего, — и еще на что-то жить все это время. Перед Гринготтсом я уже и так был в долгу, и не приходилось надеяться, что мне дадут новую ссуду. На стипендию Министерства магии тоже нечего было рассчитывать, с моими-то оценками. Оставалось верить, что продажа василискового яда позволит нам к тому времени разбогатеть. Но в любом случае это все было еще далеко и нереально...
*** Чтобы хоть как-то представлять себе будущую профессию, я попробовал читать журналы по юриспруденции, какие нашлись в библиотеке: "Вестник магического права", "Бюллетень Визенгамота", "Новости корпоративного законодательства". По большей части это было зубодробительно скучное чтиво, в котором я и половины не понимал. Зато усвоил, что для юристов дело чести — выражаться не так, как все нормальные люди, и на каждый случай у них есть свои, особенные слова. А уж если какое-нибудь предложение по недосмотру окажется короче, чем на абзац, законовед сочтет себя опозоренным и немедленно примет яд. Со временем мне предстояло и самому научиться, словно пауку, плести эти словесные сети. Но тогда я был еще неопытен, и самая простенькая статья вроде "Особенностей арбитражной практики в спорных случаях, связанных с проведением внеочередного собрания акционеров" вызывала у меня панический ужас. Неудивительно, что большую часть напечатанного в журналах я пролистывал и читал только раздел по криминалистике и уголовному праву. Это было хоть более-менее близко и понятно. Несколько раз в "Вестнике права" мне попадались статьи Саймондса, в основном с критикой решений по уголовным делам. До того я даже не знал, на каких шатких основаниях иной раз отправляют людей в Азкабан и какой произвол царит в Визенгамоте. Саймондс вообще недолюбливал Визенгамот и критиковал его много и со вкусом. Он обожал приводить примеры уголовных дел, связанных в основном с непростительными заклятьями. Сплошь и рядом даже такому профану, как я, было ясно, что дело шито белыми нитками, — тем не менее, обвиняемые получали поцелуй или пожизненное заключение. Раньше я не особенно задумывался о том, как делаются такие дела и на каком волоске висит, скажем, моя собственная судьба. В те годы в Азкабан сажали, случалось, и несовершеннолетних... Но, как ни удивительно, страха не было. Скорее, злость. Однажды, когда я сидел в библиотеке со своими журналами, подошел Том и, склонившись над столом, долго читал через мое плечо. Потом вдруг спросил: — Рэй, а что делают в волшебном мире с убийцами? Отправляют на виселицу, как у маглов? Проще говоря, что меня ждет, если попадусь? Я резко дернулся: — Замолчи! — Я поставил заглушку, — невозмутимо ответил Том. — Ну, так что мне светит, раз я прикончил дорогого папеньку? — Поцелуй, — машинально ответил я. — Хотя нет, постой. Гонта ведь не приговорили к поцелую. Должно быть, у него были смягчающие обстоятельства, добровольная помощь следствию и все такое. Да и речь шла всего-то о маглах... А ты несовершеннолетний, так что Визенгамот не даст тебе даже пожизненного. Но лет на тридцать в Азкабане можешь рассчитывать. Ну, или двадцать, если выйдешь по амнистии. — Мило. Лучше уж поцелуй, — Тома передернуло, — чем заживо гнить в тюрьме. — На вот, — я сунул ему один из уже пролистанных номеров, — почитай статейку на эту тему, только мне не мешай. Это была одна из статей Саймондса, в которой тот обрушивался на применение поцелуя дементора к преступникам. Том подвинул стул, уселся рядом со мной и стал читать, подперев голову руками. Статья его, видимо, заинтересовала, потому что он начал с середины, но потом вернулся к началу и принялся перечитывать уже медленнее и даже записывать что-то на свитке пергамента. "Поцелуй дементора, — писал Саймондс, — совершенно ошибочно и без всяких на то оснований считается более гуманной и более юридически обоснованной мерой наказания, чем применяемая у маглов смертная казнь. Однако представление о гуманности поцелуя, заставляющее нас гордиться тем, что мы якобы более человечны, чем маглы, расходится с действительностью. Мне как адвокату пришлось несколько раз присутствовать на приведении такого приговора в исполнение. Это зрелище, от которого не может не содрогнуться любой цивилизованный человек. Экзекуция обычно происходит в отдельной галерее Азкабана, которую на местном жаргоне называют "Променад". Последняя прогулка приговоренного по традиции осуществляется на рассвете. За сутки до этого его переводят в более комфортабельное помещение, хорошо кормят, даже позволяют выкурить сигарету. Когда приговоренный начинает свое движение к "Променаду", об этом обычно уже знает вся тюрьма. Заключенные поднимают страшный шум, бьются в двери камер, выкрикивают то ободрения, то ругательства. Никогда в жизни я не слышал ничего более жуткого и в то же время впечатляющего, чем этот хор голосов, сливающийся в сплошной вопль, будто кричат сами недра острова, сами камни и стены Азкабана. Сам поцелуй осуществляется в одной из дальних камер «Променада», куда арестанта приводит конвой дементоров. Через систему магических зеркал из соседней комнаты за этим наблюдают комендант крепости, целитель и адвокат. Окно в комнате всегда открыто настежь — на случай, если в последний момент прилетит сова с помилованием от министра магии. Некоторые приговоренные поразительно равнодушны — должно быть, все силы уходят у них на то, чтобы держаться достойно в последние минуты жизни. Но гораздо чаще приходится наблюдать истерики и полную потерю контроля над собой. Найдутся те, кто осудит приговоренных за отсутствие самообладания. Несомненно, это счастливые люди, ни разу в жизни не видевшие дементоров. К сожалению, я не могу отнести себя к таковым...". После поцелуя, писал Саймондс, оставшееся без души тело — собственно говоря, физическую оболочку, — могут забрать родственники. Если их нет или они не проявляют такого желания, тело остается в крепости Азкабан, где обычно вскоре умирает, или же передается в клинику святого Мунго для опытов. В клинике такие тела могут прожить довольно долго. Саймондс приводил пример, когда целителю Торвику удалось поддерживать жизнь в теле без души на протяжении шести лет, причем он сумел обучить это тело не только самостоятельно принимать пищу и ходить, но даже одеваться, понимать команды и выполнять простейшие работы. Он пытался приспособить тело к уборке клиники, но ничего из этого не вышло. Посетители, увидев передвигающегося неровной походкой человека с абсолютно пустыми глазами, приходили в ужас, и тело пришлось убрать. Что с ним потом случилось, Саймондс не знал. "Как видим, — писал он, — применение поцелуя не только негуманно, но и непрактично, поскольку вынуждает Министерство магии годами расходовать средства на содержание фактически уже казненного преступника. Можно поспорить, что тела поцелованных все равно не живут дольше восьми лет (максимум, зафиксированный в св. Мунго в 1876 году), так что расходы на их содержание в разы меньше, чем на приговоренных к пожизненному заключению. Однако в случае замены поцелуя смертной казнью расходы можно было бы и вовсе свести к нулю; сделать же это нашему законодательному органу мешает, по всей видимости, только глубоко укоренившееся ханжество и желание представить дело так, будто мы и в данном вопросе более цивилизованны, чем маглы...". С юридической точки зрения, писал Саймондс, сложность заключается в том, что прочие предусмотренные законом наказания поддаются строгой юридической дефиниции: скажем, говоря о лишении свободы, мы можем достаточно четко определить само понятие свободы. В то же время понятие души остается в высшей степени туманным. "Современная магическая наука почти не достигла здесь прогресса. Слепо копируя маглов в области т.н. "психиатрии" и "психологии", она сосредоточилась на изучении личности, не занимаясь изучением собственно души и ее магических свойств, — писал Саймондс. — Сотрудники Отдела тайн получают щедрое финансирование на исследование "сложных проблем" (примем на веру, что они именно этим и заняты), но ни один не сможет ответить вам на простой вопрос: что же, собственно говоря, высасывает дементор? Душу? Но что это такое и каковы в точности ее свойства? Если же речь идет о личности, почему мы тогда говорим об извлечении души, и в какой связи находятся одна и другая? С другой стороны, если дементор все же высасывает душу — какое право имеет государство в лице Министерства магии и Визенгамота позволять ему это, если сама по себе их власть определяется как временная, касающаяся лишь земного срока человеческой жизни? (см. Thorndike Act 1479 года, а также дело Beauchamp vs Darroughby 1632 и др.) Если мы, согласно тому же Thorndike Act, не принимаем в суде свидетельства привидений как не имеющие законной силы, то очевидно, что суд ограничивается, таким образом, рамками правовых отношений с живыми существами. Как же он может посягать на то, что продолжает существование и в посмертии? Может ли душа, отделенная от тела, оставаться в юрисдикции земных властей? Ведь, в конце концов, никому достоверно не известно, какова ее судьба после поглощения дементором: уничтожается ли она или остается неизменной, освобождается со временем или нет. Народные предания гласят, что души тех, кого поцеловал дементор, — самые несчастные из всех, потому что не могут найти дорогу на Авалон. Не слишком ли смело со стороны нашего правосудия определять посмертную судьбу человека? Не слишком ли дерзновенно со стороны Визенгамота вторгаться в компетенцию суда иной, высшей инстанции, перед которым ничтожны даже самые могущественные волшебники?..". Статья была написана в лучших традициях неудобоваримого юридического слога. Я помнил, как сам с трудом продрался через последний пассаж. Том тоже читал, нахмурившись, и по несколько раз возвращался к отдельным абзацам, пытаясь вникнуть в их запутанную логику. Но, кажется, рассуждения о свойствах души и вытекающих из этого правовых казусах все-таки его заинтересовали. "...Разумно ли исходить из берущего свои корни в магловской юридической науке принципа "одна душа — одно тело", если применение магии делает его вовсе не однозначным? — продолжал Саймондс. — Например, как следует приводить приговор в исполнение, если одна и та же душа окажется в нескольких физических телах или предметах? Следует ли признать виновной в преступлении и, соответственно, подлежащей поцелую дементора душу в целом (тогда все ее части следует еще отыскать) или ее конкретный фрагмент (фрагменты)? Разумеется, такая возможность остается чисто умозрительной, если, конечно, не принимать за реальность истории о Цепеше и прочих темных волшебниках. Однако ее нельзя сбрасывать со счетов, прежде всего как интересный "точильный камень", на котором шлифуются спорные юридические идеи...". Том перечитал несколько раз последний абзац, нахмурился, пробормотал себе под нос: "Это еще о чем?", потом встал и пошел к шкафу с энциклопедиями. — Заканчивайте работу! — окликнула нас мадам Локсли. — Библиотека закрывается. В этот вечер Том не пошел в свою подсобку, а остался в нашей спальне. Проснувшись в шесть утра, я увидел, что он читает при свече, укрывшись одеялом. — Ты вообще не спал? Что это у тебя? Он повернул книгу ко мне обложкой, и, прищурившись, я кое-как рассмотрел название: "Влад Цепеш — герой или дьявол? Полная биография". — Это я взял для легкого чтения. — Ничего себе развлекательное чтиво! Цепеш — это который всех на кол сажал? Он и вправду был вампиром?* — Нет. Между прочим, неглупый был политик, если оставить в стороне излишнюю жестокость. А легенды о том, что он вампир, появились намного позже. На самом деле он пытался достичь бессмертия, расщепляя свою душу и помещая ее во внешние предметы. — Вроде смерти в яйце? Ну да, — я зевнул, — в сказках злодеи всегда это делают. — Как, интересно? — Почем я знаю? Как-нибудь по-своему, по-злодейски. — Здесь говорится, что... Том стал шепотом зачитывать мне куски из книги. Наверное, это были крайне важные сведения, и первые две минуты я честно пытался слушать. Но голову словно магнитом тянуло к подушке, так что минуты через две я закрыл глаза, а потом незаметно для себя опять уснул.
_________________________________
* Речь идет о господаре Владе III (1431-1476), также известном как Влад Цепеш и Влад Дракула. Этот правитель Валахии (историческая область на юге Румынии) во внутренней политике посвятил себя централизации государственной власти, во внешней — войнам с турками, из которых неоднократно выходил победителем. В историю вошел главным образом благодаря крайней жестокости; в частности, по рассказам, особенно любил сажать непокорных подданных и врагов на кол, за что и получил прозвище "Цепеш" (от румын. "цяпэ" — кол). Позднее писатель Брэм Стокер использовал образ Дракулы для создания литературного образа вампира, что, однако, является вымыслом. При жизни Влада Цепеша подозревали в оборотничестве, но свидетельств современников о том, что он мог быть вампиром, не сохранилось. Зато известны легенды о бессмертии Дракулы; в частности, обстоятельства его смерти так толком и не стали известны, существовали разные версии. Сомнения в смерти Дракулы были, видимо, столь велики, что турецкий султан, по легенде, держал его голову у себя законсервированной в меду. Так у него постоянно было перед глазами доказательство, что Казыклы-бей, как называли Дракулу турки, действительно мертв.
Отправлено: 30.11.07 20:58. Заголовок: rakugan, я так понял..
rakugan, я так поняла, что поначалу это должна была быть небольшая повесть, но, похоже, она переросла в роман, увлекательнейшую предысторию. Мне разве что эпизод, где Том с Мерисот обсуждают идеальное убийство, показался чересчур притянутым к фактам канона, да соглашусь со Zmeeust, что, да, странно видеть рядом с Томом такого доверенного товарища, но в остальном история потрясающе правдоподобна. И взгляд Рэйнальфа со стороны получается очень интересным, да и сам он – личность примечательная. Отдельное спасибо за на редкость удачное сочетание реалистичного описания магловского мира и продуманного волшебства. Наибольшее впечатление оставили заупокойная служба и рассуждения о Поцелуе дементора. И Тайную комнату Том разумно изучал – мне тоже всегда казалось странным очертя голову лезть в какую-то клоаку (ну, двенадцатилетним гриффиндорцам в спешке ещё простительно ).
Rendomski Спасибо большое! на самом деле "запихнуть" Тома в Тайную комнату было невероятно сложно :) Не знаю, как это удалось Роулинг, но у меня он ужасно сопротивлялся и требовал рационально объяснить ему, зачем это нужно. Тем более когда узнал, что там василиск. В отличие от Гарри, Том слишком хорошо знает змей, чтобы поверить, что василиск убивает только маглорожденных. Куда вероятнее было, что он сначала съест самого Тома, а уже потом будет выяснять, чей он там наследник :) Заупокойная служба - одна из моих любимых глав в "Игроке". Что и понятно. Это очень личный эпизод...
Отправлено: 11.12.07 22:07. Заголовок: Глава 32. Пасха в т..
Глава 32.
Пасха в том году была необычно поздняя. Говорят, самая поздняя из возможных — двадцать пятого апреля. Примерно за неделю до нее, как раз перед началом каникул, Слагхорн устраивал свою обычную вечеринку. Накануне я встретил Джейн возле класса трансфигурации, и мы остановились поговорить. Я спросил, с кем она идет на праздник, она ответила, что пока не решила. Я не знал, что сказать дальше, — рад был бы пойти с ней, но не хотел напрашиваться, так что только мямлил: "Э-э... вот как…", пока Джейн наконец не спросила: — Ты не хотел бы пойти со мной? — Ну… да. Но Слагхорн вряд ли мне обрадуется. — Ничего, потерпит, — она отмахнулась. — В конце концов, он сам разрешает студентам приводить партнера для танцев. Так что, решено? Я боялся, что вечеринка будет такой же пышной, как рождественская, и что рядом с Джейн в вечернем платье я буду дурак дураком. По счастью, пасхальные встречи считались, видимо, менее формальными, потому что Джейн явилась в обычной школьной форме. Народу, впрочем, было как всегда много. Наш декан любил показать себя гостеприимным хозяином. На один вечер его апартаменты превратились в весенний лес: колонны были трансфигурированы в поросшие мхом деревья, над головой шумела листва, а в траве росли нарциссы и подснежники. Многие из гостей пришли с детьми, и специально для них Слагхорн устроил под кустами и деревьями множество тайников с подарками — марципановыми зайцами и карамельками в золотой фольге. Шум стоял невероятный. Слагхорн сновал по залу, перебрасываясь словечком то с одним, то с другим гостем. Посреди зала вальсировали несколько пар, а дети носились туда-сюда и в поисках конфет совали нос во все углы. Мы с Джейн раза два потанцевали, потом она захотела лимонада, и я повел ее к столу с напитками у входной двери. Поблизости я заметил Тома с Минервой — они разговаривали вполголоса, стоя так близко друг к другу, что пряди их волос соприкасались. Тем временем дверь открылась, и появилась очередная гостья, на вид типичная деревенская пожилая леди в потертой шляпке с фиалками. Подслеповато щурясь, она оглядывала толпу. Слагхорн, оказавшийся тут как тут, поцеловал ей руку и помог снять пальто. — Дорогая Батильда, как я счастлив тебя видеть! Замечательно, что ты наконец выбралась к нам. А ведь я давно тебя приглашал... — Я бы с радостью, Гораций, но ты же знаешь, какое в моем возрасте здоровье, — гостья послушно просеменила рядом с ним к дивану и осторожно опустилась на мягкие подушки. — Да и кому нужна такая старуха, как я? — Ну что ты! С годами ты только хорошеешь, — галантно ответил Слагхорн. Она засмеялась тихим приятным смехом. — Перестань делать мне комплименты. Я же знаю, что это неправда. Ага, вижу, Армандо тоже здесь... Как жаль, что нет нашего милого Альбуса! — Что поделаешь, Батти. Война, он должен быть на фронте... Тебе принести что-нибудь выпить? — Разве что самую капельку твоей чудесной смородиновой наливки. Целитель был бы недоволен, но я не могу устоять перед искушением. Минерва встрепенулась. — Ты знаешь, кто это? — спросила она Тома, показывая глазами на гостью. Том пожал плечами. — Батильда Бэгшот, автор "Истории магии". Я бы так хотела с ней поговорить... Ты не можешь попросить Слагхорна нас познакомить? Том явно не видел в этом никакой нужды, но спорить не стал и отправился договариваться с деканом. А мы с Джейн ушли танцевать. Час спустя я ненадолго оказался рядом с Батильдой — теперь Минни сидела с ней на диване, и они разговаривали о средневековой магии. Щеки Батильды порозовели, она держала в руках блюдце с пирожным и, казалось, была в полном восторге от вечера. — Вы обязательно должны приехать ко мне в гости, дорогая, — убеждала она Минерву. — Я думаю, вам будет интересно побывать в нашей деревне, это одно из самых старых магических поселений в Британии. Наш викарий, умнейший человек, много лет пишет книгу о местных святых. Большинство из них — и святой Дубриций, и святой Селвин — были волшебниками, а святой Петрок, говорят, даже владел парселтангом. Конечно, викарий этого не знает, потому что он магл. Я иногда думаю, как бы он удивился, если бы узнал, что половина его прихожан умеет колдовать. Батильда негромко засмеялась. — Мне иногда очень хочется помочь ему в исследованиях. Но тогда придется рассказать ему о магии, а это поставило бы его в ужасно неловкое положение, он ведь таких современных взглядов и не верит в волшебство... Пару часов спустя, когда я проводил Джейн до башни Рэйвенкло и возвращался на факультет, я увидел Слагхорна с Батильдой — они осторожно спускались впереди меня по главной лестнице. Слагхорн поддерживал гостью под локоть. — Может, все-таки отправишься через школьный камин? — Нет, я хочу прогуляться до Хогсмида. Такая прекрасная погода, жаль ею не воспользоваться. — Я рад, что тебе понравилась вечеринка. Здесь осторожнее — ступенька сломана... — А я очень благодарна, Гораций, что ты меня позвал. Знаешь, я пригласила мисс Робертсон погостить у меня на пасхальных каникулах. Надеюсь, она приедет. А то у нас в деревне совсем нет молодежи, и так устаешь видеть изо дня в день одни и те же лица… Ты сказал, что этот милый мальчик... как же его зовут... он ее жених? — Да. Томас Риддл. Прекрасная пара, мы все очень ими гордимся. — Я бы хотела позвать его тоже. Но у меня редко бывают гости, и я просто не представляю себе, как все устроить, — Батильда нервно сжимала в руках сумочку. — Томас мог бы поселиться в гостинице, но ведь в наши дни это так дорого... А если он остановится у меня — будет ли это прилично? Все-таки, — она смутилась и заговорила тише, — в доме будут две незамужних женщины... — Уверяю тебя, Батти, — вежливо ответил Слагхорн, — это совершенно прилично. Я тоже так думал. Одна из этих женщин — невеста Тома, а другой без малого девяносто лет, так что даже самым завзятым деревенским сплетникам вряд ли найдется, о чем поговорить. Но Батильда, кажется, так не считала и до самого выхода из школы обеспокоенно советовалась со Слагхорном. Когда я вернулся на факультет, Том, как ни странно, уже был там, и у нас, кажется, намечалось продолжение вечеринки. Мне сунули бутылку сливочного пива. Прежде чем я успел спросить, по какому поводу веселье, Касси Малфой передал мне ходившую из рук в руки бумагу. Это было письмо на бланке Министерства: разрешение на брак Тома Марволо Риддла с Минервой Кэтрин Робертсон. — Сова сегодня вечером принесла. Пришлось ждать три месяца, — сказал Том, касаясь моего плеча. — Как-то даже слишком быстро для наших чиновников, я-то думал, они затянут до второго пришествия. Свадьба, скорее всего, в конце июля. Будешь у меня дружкой? — Да, — ошеломленно ответил я. — Конечно. Розье посмотрел на меня и рассмеялся. — Бедный Рэй... Ты когда-нибудь был дружкой? — Нет. — Ха, тогда тебя ждет веселая жизнь. Мы уже договорились, что на свадьбе я возьму на себя похищение невесты. А ты, между прочим, по традиции должен ее защищать. Так что готовься, уж я тебе устрою... — Ну все, теперь Том нас бросит, — Нотт вклинился между нами и похлопал Розье по плечу. — Поселится с Минни в Хогсмиде, а в школу будет являться только на уроки. Больше никаких дружеских посиделок заполночь, а если Минни учует запах алкоголя, так Тому, того и гляди, придется ночевать на улице — характер у нее суровый… — Ну да, — подхватил Колин. — Нас будут приглашать в гости по субботам и кормить пудингом, но взамен придется вытирать ноги при входе, и Мерлин упаси рассказать неприличный анекдот — мигом выставят за дверь. — Ничего, — смеялся Том, — зато вы от меня отдохнете... Я тоже подумал, что совсем скоро наша компания распадется. У Тома теперь будут другие дела и интересы. Это нормально, но все равно было как-то тягостно. Он, видно, услышал мои мысли, потому что шепнул: "Перестань", но добавить ничего не успел, потому что Касси спросил его: — А ты уже сторговался с ее родителями? — Уже... что? — Том удивленно моргнул. — А, ну да, ты же не знаешь, потому что рос у маглов. Это такой волшебный обычай. Перед свадьбой кто-нибудь со стороны жениха отправляется к родителям невесты, чтобы выяснить, за сколько они готовы выдать ее замуж, — ну, что-то вроде выкупа. Те сначала требуют несусветные деньги, так уж полагается, а другая сторона пытается снизить цену. При этом устраивают грандиозную пьянку, в общем, все очень весело. — У вас, англичан, варварские обычаи, — смеясь, сказал Флинт. — А кто должен ехать на торги со стороны жениха? — наморщив лоб, спросил Том. — Обычно отец, дядя или старший брат, но не обязательно. Мой отец, например, перед свадьбой поругался с дедом и ездил торговаться сам. Сбил цену всего в два раза, до пяти тысяч, представляешь? Мама ему до сих пор припоминает — мол, даже этого не сумел сделать по-человечески. Том растерянно смотрел на него — он, видно, не предполагал, что волшебная свадьба требует таких расходов. — Хочешь, я за тебя поторгуюсь? — спросил Нотт. — Я давно мечтал поучаствовать в каком-нибудь старинном народном обряде... Дядя потренирует меня вести переговоры. Да и в любом случае Робертсоны много с тебя не запросят, так что в полтысячи галлеонов, думаю, уложимся, — деловито закончил он. Я не стал слушать, чем дело кончится, и, пользуясь шумом в гостиной, незаметно ушел в спальню. У меня болела голова, очень хотелось заснуть и ни о чем не думать.
*** На другой день мне, естественно, стало стыдно за свои мысли. В конце концов, если человек женится, это еще не значит, что он умер для всего мира. И я ведь Тома даже не поздравил... Я извинился перед ним, но он только отмахнулся: брось, мол, это пустое. За завтраком сова принесла ему письмо от Батильды Бэгшот, и на следующее утро они с Минервой отправились в Годрикову Лощину. Я не поехал домой на каникулы — СОВы были уже совсем близко, и надо было срочно что-то делать. Поразмыслив, я решил махнуть рукой на трансфигурацию и зелья и сосредоточиться на тех предметах, которые понадобятся для школы права. Отыскал старые учебники по чарам и истории магии и сидел над ними с утра до вечера. Даже не ходил с остальными к Милки, когда у нас был выходной. С Джейн мы теперь тоже почти не виделись, потому что она стала бы спрашивать, как идет учеба, а мне было стыдно проявлять перед ней свое невежество. Наступил май, и, будто в насмешку над метеоколонкой "Пророка", где изо дня в день предсказывали похолодание и снегопад, в Шотландии стояла небывалая жара. В Запретном лесу приходилось продираться через густой подлесок, а от непривычно рано расцветшей в этом году акации шел сладкий медовый запах. Накануне приезда Тома я сходил в лес и поставил ловушки на зайцев. Сьюзи теперь следовало кормить до отвала, чтобы она поскорее сбросила старую кожу. Том появился на следующее утро. Когда я проснулся, он уже был в спальне и, сидя на своей кровати, рассказывал остальным о Годриковой Лощине: — Мы обошли с визитами всех местных волшебников. Я выпил, наверное, двести чашек чая, а на домашнее печенье не смогу глядеть до конца своих дней. Зато теперь знаю в точности, у кого пропала банка консервированных персиков и чей кузен женился на вдове с двумя детьми. Вдобавок на Пасху пришлось идти в церковь. А я-то надеялся, что окончательно от этого избавился, когда меня вышибли из приюта... Потом я наслушался местных легенд о семье Певереллов, которые были не то люди-невидимки, не то нашли секрет бессмертия, а может, и то, и другое вместе. Вдобавок кто-то из них изобрел самонадевающиеся подштанники. А вообще народ в Годриковой Лощине забавный. Один местный чудак до войны держал у себя мантикору, но та сбежала и до сих пор, говорят, бродит по Эксмуру. Недалеко от деревни начинаются болота, там полным-полно нечисти, так что я отловил парочку интересных тварей в кабинет ЗОТИ... Рэй, вставай уже! Хватит спать, а то тебе ничего не достанется. Зевая, я приподнял голову. В спальне пахло выпечкой — на столе стояло большое блюдо, видимо, с тем самым домашним печеньем, и все, кроме Тома, поглощали его с безумной скоростью. Рядом с моим ухом что-то зашуршало, и, скосив глаза, я увидел на подушке сверток из тонкой папиросной бумаги. — Подарок тебе, — сказал Том и вернулся к своему рассказу. В свертке оказался десяток тонких коричневых сигарет, от которых шел легкий вишневый аромат. Раньше я видел такие в табачных лавках, но это был слишком дорогой сорт. Сигареты мы разделили с Розье, единственным, кроме меня, завзятым курильщиком на курсе, и отправились попробовать их в туалет. Они выглядели несерьезно, но оказались неожиданно крепкими, так что у меня почти сразу же начала кружиться голова. Колин тоже не смог докурить сигарету до конца, аккуратно затушил ее и припрятал окурок на потом. После обеда я собрался в Запретный лес под разиллюзионным, чтобы проверить ловушки, и Том неожиданно сказал, что пойдет со мной. Я решил, что он хочет о чем-то поговорить, но поначалу он просто молчал, срывая на ходу травинки и рассеянно оглядывая кусты. День был неудачный: в ловушки, расставленные с таким трудом, попался только один заяц. Пока я вытаскивал добычу из невидимых силков и запихивал в мешок, Том сидел на поваленном дереве, обросшем ярко-желтыми гребешками грибов. По дороге он сорвал гроздь цветков акации и теперь задумчиво объедал их по одному. Потом поморщился: — Несладкие. — Зачем тогда ты их ешь? — Ну, я бы, конечно, предпочел леденцы, но они не растут на деревьях. Он взмахнул палочкой — воздух чуть слышно загудел от заглушающего заклятия. Мне стало смешно. — Так какие же ты собрался поведать секреты? Давай выкладывай. — Зря смеешься. Я, между прочим, с пользой провел время в Годриковой Лощине. Деревенские сплетни бывают очень даже интересными... Ты знаешь, например, что там раньше жила семья Дамблдора? Он продал дом, когда стал преподавателем Хогвартса. Его мать и сестра похоронены на местном кладбище. — Да что ты говоришь?! Ну, это, конечно, очень важно... А с чего вдруг тебя заинтересовал Дамблдор? Мне казалось, ты его недолюбливаешь. — Одно другому не мешает, — Том пожал плечами. — Врага надо знать в лицо. Не то чтобы врага, конечно, — кто он, а кто я? Вряд ли он вообще обо мне помнит... Но в Годриковой Лощине все от него без ума. Еще бы, такой талантливый волшебник, герой войны — и при этом их земляк. Там все верят, что после победы он сразу станет министром магии. Каждый считал своим долгом сказать, как же нам повезло, что мы у него учились. У меня челюсти сводило от улыбок и вежливых ответов. — Подумать только, как ты страдал... — Да можешь ты хоть минуту не ерничать! — взорвался он. — Не хочешь слушать, так и скажи. — Извини. Я просто не могу понять, какая нам выгода от этого всего. — Я пока и сам не знаю, — Том задумчиво вертел в пальцах веточку акации. — В общем, на одном из тамошних чаепитий я познакомился с местным скандалистом по имени Льюис Брединг. Это как раз от него сбежала мантикора, и он с тех пор уже лет двадцать судится с Министерством — не хочет платить штраф. Соседи его не любят и побаиваются, потому что язык у него острый, а нрав вредный. Так что он, видать, давно скучал без собеседника и поэтому впился в меня, как клещ. Хлебнул огневиски, и давай рассказывать подноготную всех и каждого… — И Дамблдора, надо полагать? — Ну да. Я, правда, не очень уверен, что именно Брединг говорил вслух, а что только думал. Я это иногда путаю. Впрочем, неважно. Так вот, он, пожалуй, единственный в деревне, кто Дамблдора терпеть не может. Мол, тот и самолюбивый, и тщеславный, и лицемерный, и семья-то у него была странная, и сестра-то больная, и братец чокнутый, и мать умерла непонятно от чего... — Тебе это было очень интересно? — Да нет, не особенно. Но потом я у него спросил... Том внезапно замолчал. — Что именно? Он встряхнул головой и засмеялся. — Не хочу вслух. Даже несмотря на заглушку. Кажется, у меня мания преследования, но я еще с первого курса боюсь говорить о Дамблдоре открыто — мне все кажется, что он это как-нибудь почувствует. Глупость, конечно, но... Иди сюда, я тебе лучше воспоминание покажу. Я бросил на землю мешок с бьющимся в нем зайцем, подошел и сел на траву у ног Тома. Он наклонился, пристально глядя мне в глаза. — Лови...
Отправлено: 11.12.07 22:07. Заголовок: *** Большая гостиная..
*** Большая гостиная, обставленная старомодной тяжелой мебелью, была полна народу. У растопленного, несмотря на жаркий летний вечер, камина болтали с чашками в руках несколько пожилых волшебников. До меня доносились обрывки разговора: "Нет, что б там ни говорили, а тыквы — моя гордость. И я в этом году все-таки возьму за них приз, вот попомните мои слова. Я бы и в том выиграл, но замерял-то кто? Кто, я вас спрашиваю? Во-от! Холланд и замерял, а ему, ясное дело, надо было тещу свою умаслить, так он и намерял ей лишние два дюйма. Хотя тут и слепой бы увидел, что моя тыква больше, и Холланд распрекрасно все видел, ну дак он не пойдет против тещи-то...". — Мастерсон опять про свои тыквы, — сказал кто-то у меня за спиной тонким скрипучим голоском. — Будто и забыл, как сам у Холланда всю грядку помидорной рассады "Bonny Best" повыдергал и к себе пересадил, а тому натыкал паслена и ходил довольнешенький... Вам, городским, смешно, небось? Что скажешь? Должно быть, сидишь и думаешь, какие мы тут все дурни, а? — Ну что вы, сэр, — услышал я вежливый голос Тома и обернулся. Том сидел за столом рядом со сморщенным лысым стариком, перед которым стоял стакан с огневиски, причем, судя по всему, далеко не первый. — Так мы с вами говорили о Дамблдоре, — мягко напомнил Том и взял свою чашку с чаем. — Понимаете, я ведь ничего не знаю о его жизни... А он женат? — Женат, скажешь тоже, — старик подозрительно принюхался к жидкости в своем стакане. — Ну и дрянной огневиски наливают в этом доме! Скупердяи, за кнат удавятся... Нет, чтоб Альбус да женился — быть такого не может. Хотя я б на его месте подыскал себе кого-никого. Так, для отводу глаз. — Простите? — Том приподнял бровь. — Вот заладил: простите да простите... А как не прощу, чего будешь делать? — старик захихикал и бодро опрокинул в себя полстакана "дрянного пойла". — Альбус, должно быть, думает, что никто и не догадывается, что он за птица. А я так сразу понял. Еще как к Батильде приезжал этот, племянничек или кто он ей там. Знаешь, гансик такой, как они все в Германии, — светленький, беленький... Вот у них с Альбусом дружба была, аж заглядение. День-деньской вместе, и по ночам друг к другу в окно лазают, все не наговорятся. А у меня дом как раз напротив, дак я в подзорную трубу на них смотрел, и мне тогда еще стало казаться, что дело тут нечисто. А потом что-то у них не заладилось, и Ариана как раз взяла да померла не пойми от чего — так дружка Альбусова и след простыл моментально. Не знаю уж, что у них там вышло, а только накануне у них в доме так бахало да сверкало... Ну, это б я докопался, но ко мне как раз министерские пристали, мол, я у себя огнекрабов незаконно держу — вот идиоты, скажи? Я их, ясное дело, послал куда подальше, да только с Дамблдорами за недосугом не разобрался. Ну, ладно, думаю, всего на свете не узнаешь. А потом прошло пару лет — смотрю, приезжает Альбус в наше захолустье. Навестить, значит, нас, убогих. Да не один, а с приятелем. В Хогвартсе они вместе учились, что ли, а потом в Академии трансфигурации, и квартиру вместе снимали. Альбус таким франтом тогда заявился — бородку отрастил, мантии стал носить дорогущие, в общем, фу-ты ну-ты, ножки гнуты. А приятель так себе, рябенький какой-то, зато уж так на него смотрел, так в рот заглядывал... И все-то старался Альбусу угодить — и книжки всякие с ним читал, и разговоры умные разговаривал, и за покупками бегал. Я раз встретил Альбуса на улице и говорю: "Какой у тебя друг заботливый, лучше любой жены. Ну, прямо миссис Дамблдор, а?". Тот-то, конечно, прикинулся, что ему невдомек, о чем я толкую. Еще так улыбнулся мне снисходительно, мол, куда вам до нас, образованных. Да только мы тут хоть и в потемках, а об ихних нравах городских наслышаны, наслышаны... Ты, парень, должно быть, и не смекаешь, про что это я? — Боюсь, что нет, сэр, — вежливо ответил Том, а потом прикрыл глаза, словно что-то припоминая. — Вы, наверное, сейчас говорили об Элфиасе Доже? Да, я читал, что он старый друг Дамблдора. Он тоже сейчас воюет. Недавно получил Орден Мерлина четвертой степени за отличие в бою. Старик опять захихикал и допил свой огневиски. — Дак ясно, что воюет. А как же иначе? Верная супруга ведь должна что? Сопровождать мужа всегда и везде, вот что! Он залился тоненьким неприятным смехом, потом хлопнул Тома по плечу — тот поморщился, но стерпел. — Ладно, парень, забудь. Рано тебе еще жизнь-то знать. Вот поживешь с мое, насмотришься на человеческую мерзость... Люди-то — они любят из себя добреньких да чистеньких строить, а как копнешь глубже, вовек не отмоешься. И заметь, кто больше всех благородство свое показывает, образцом, значит, себя выставляет — вот у тех-то разной гадости внутри по самое горлышко. И они ох как не любят, когда их в эту гадость носом тыкаешь! Готовы потом тебя со свету сжить, да еще под разные красивые слова — мол, только для добра стараются, чтоб, значит, зла стало меньше в мире. Ну, и тебя-то записывают в это самое зло. А я ж не зло, парень. Кто так думает — те зла не видели... Я что? Ассенизатор, а если по-простому, так золотарь. Выгребаю на свет белый дерьмо, которое чистые да праведные наворотили. Гадко, ясное дело, но кто-то ж должен...
Картинка поплыла, смазалась, ее сменил тесный маленький холл — должно быть, это уже был дом Батильды Бэгшот. Сама хозяйка казалась очень расстроенной и, отдавая старенькой эльфине пальто, не переставала сокрушаться: — Том, мне так неудобно, что тебе пришлось разговаривать с Бредингом. Конечно, ты не мог отказаться, это было бы невежливо, — но, Мерлин великий, я не могу даже представить, что он тебе наговорил! Ты теперь начнешь думать о нашей деревне бог весть что... — Конечно, нет, мэм, — Том улыбался. — Я прекрасно понимаю, что в словах Брединга нет ни капли правды. Видно же, что он отъявленный старый лгун. Сквозь лицо Батильды проступали другие лица — должно быть, Том видел их в ее воспоминаниях. Какой-то человек в форменной мантии аврора... "Вы уверены, что все эти годы не поддерживали отношений с племянником?.. Мисс Бэгшот, если мы узнаем, что вы переписывались, это может быть расценено как пособничество врагу...". Батильда смотрела на Тома испуганно — должно быть, пыталась по выражению его лица понять, что Брединг понарассказал о ней самой. — Спокойной ночи, мисс Бэгшот, — послышался спокойный голос. Минерва стояла на лестнице со свечой в руках. На ее щеке лежал теплый отсвет пламени. — Спокойной ночи, Том. Ее глаза в тени казались огромными, и передо мной тут же вспыхнула следующая "картинка", такая яркая, четкая и живая, что меня будто вбросило в воспоминание, и я не мог оттуда вырваться.
Из серого предрассветного сумрака выплывали очертания старомодного пузатого комода, силуэт кувшина на столике. Легкий сквозняк раскачивал тонкие занавески. В этом неверном свете все виделось странным, фееричным — кровать с высокой железной спинкой, казалось, чуть покачивалась, словно корабль на воде, а переплетение льняных нитей наволочки, наоборот, виделось неожиданно четко, вплоть до последнего узелка. Волосы Минервы темной тяжелой массой лежали на подушке, кожа казалась чуть смуглой, а белые бретельки ночной сорочки словно светились. Том лежал с ней рядом, опираясь на локоть и легонько обводя мизинцем контур ее губ. Она протянула руку, поправила простыню у него на плече. — Тебе пора. Мисс Бэгшот скоро проснется. — Я знаю. Сейчас уйду. — Ты постоянно о чем-то думаешь. Что тебе сказал этот Брединг? — Много разного. Слухи, сплетни... Тебе вряд ли интересно. Она коснулась его лица. — Том, почему это интересно тебе? — Всегда полезно знать, что бывает с людьми. — Даже если это грязь? Ты же всегда был таким светлым, солнечным. Почему в последнее время ты везде видишь одни темные пятна? — Солнце светит и добрым, и злым, радость моя. Минерва чуть нахмурилась — между бровей пролегла тонкая складка. — Это не значит, что нужно равнять одно и другое. Хотя не мне об этом говорить, конечно. — Почему? Она улыбнулась. — Да потому, что я лежу с тобой в одной постели, если ты не заметил. Я сама поступаю плохо. Так что рассуждать о правильном и неправильном — лицемерие с моей стороны, разве нет? — Совсем нет. Какая разница? Через три месяца все это не будет иметь значения. Кому какое дело, что мы стали мужем и женой чуть раньше, чем это позволил чиновник из Министерства? — Суть же не в этом... Видишь, я опять пытаюсь убедить себя, что все в порядке, — и не могу. Для меня это важно. Для меня правильное и неправильное имеют значение. — А для меня уже нет. Минни, не бывает правильного и неправильного. Кто устанавливает рамки и какое право он имеет навязывать их нам? Я слишком долго жил с маглами, я слишком долго думал на их манер. Знаешь, как мне было страшно, когда я стал наконец решать сам за себя? Ждал, что в любой момент небо разверзнется, и меня поразит молния, или явится дьявол и утащит меня в ад... Что ты смеешься? Он коснулся губами ее щеки. — Очень страшно было. Но я ни минуты не жалею. Свобода — не самая ласковая подруга, но жить без нее невозможно. Все равно что без воздуха. Даже если на улице мороз, ты же не будешь закладывать окна кирпичом и не перестанешь дышать? Так и здесь. — Ты опять за свое! При чем тут свобода? Если для тебя все дороги одинаковы, ты не сможешь сдвинуться с места. Так вечно и останешься в одной точке, даже если тебе будет казаться, что ты бежишь изо всех сил. Понимаешь? — Подожди. Я, наверное, плохо объяснил. Вот смотри: все действия равноценны, но мы выбираем то, что нам выгодно или к чему лежит душа. Что значит — не сдвинешься с места? Каждый выбор создает целую сеть новых возможностей, новых тропинок. А если все время думать, хорошо или плохо поступаешь, то всегда будешь идти одной колеей, как лошадь с шорами на глазах. — Да нет же! — Минерва села в кровати, опираясь на подушку. — Все наоборот! Тот, кто поступает плохо, сам лишает себя выбора. Например, честный человек может заняться, чем угодно, а у вора нет ни минуты покоя — ему нужно беспокоиться, куда сбыть краденое и как бы не попасться... Если его поймают на месте преступления, ему придется убить человека, чтобы сбежать. Придется, понимаешь? Вор не свободен. Он не может делать, что хочет, у него всего один путь. А у тех, кто знает, что хорошо и что плохо, их тысячи. Том поежился и, укрыв Минни потеплее, положил голову ей на плечо. — В этом что-то есть. Чем чаще выбираешь неправильно, тем ближе тупик, да? Я подумаю над этим. Его рука скользнула по ее плечу, коснулась груди. Минерва коротко вздохнула и закусила губу. — У нас очень мало времени... — Я знаю. Я уже совсем скоро уйду. — Это опять будет больно? — спросила она, глядя, как по потолку расползается розовое пятно от первых солнечных лучей. — М-м... Не знаю. Может быть. Наверное, тебе нужно время, чтобы привыкнуть. — Хорошо. Знаешь, это должно быть, глупо, но мне даже хочется, чтобы было больно. Словно так я смогу лучше тебя запомнить и никогда не забывать. — Ты говоришь так, будто мы собираемся расстаться. — Нет. Но иногда мне становится жутко. Все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Как во сне. Я проснусь, и сон закончится. — Ты начинаешь думать так же шиворот-навыворот, как и я. Наверное, это заразно. Рэй сказал бы, что тебе надо срочно съесть конфетку. Она чуть-чуть улыбнулась. — Я так и сделаю... потом. Будь осторожен. — Конечно. Минерва чуть подвинулась, чтобы ему было удобнее...
Я изо всех сил старался "проснуться", вынырнуть из воспоминания. Даже голова закружилась. Потом меня ослепил солнечный свет, с оглушительным шумом вернулись звуки птичьих голосов и шелест листьев. Головокружение было такое сильное, что я чуть не упал на траву. — Прости, — мне было ужасно неловко. — Я не должен был это видеть. — Да я сам виноват. Не сумел вовремя "обрезать" воспоминание. Наверное, потому, что мне самому хотелось там остаться… Том рассеянно улыбнулся, словно все еще был далеко отсюда. Я оперся спиной о поваленное дерево и закурил. — Ты думаешь, то, что сказал Брединг о Дамблдоре, — правда? — Он был в этом уверен, насколько я понял по его мыслям. — Мало ли кто в чем уверен? Дамблдор не производит такого впечатления. — Никто не производит, — ответил Том, пожав плечами. — Даже если это правда, что это нам даст? — Ну, как же. Мы теперь знаем уязвимое место Дамблдора. Подумай только: заместитель директора школы — извращенец. Какой будет скандал, если об этом узнают родители учеников! — А еще его могут посадить в тюрьму, — сказал я, затягиваясь вишневой сигаретой, от которой мир вокруг становился расплывчатым. — Ты не знал, что мужеложство запрещено законом?* Том рассмеялся. — Догадывался... Хорошие сигареты. Ты не мог бы курить такие все время? Мы сейчас можем себе это позволить. Единственный табак, дым от которого меня не раздражает. Он встал и сорвал себе еще веточку акации. — Насчет закона — это хорошо. Дамблдор ведь в мирное время заседал в Визенгамоте. Это был бы сильный удар по его репутации. — Ты думаешь, в Визенгамоте он один такой? Пф-ф... — Не думаю. Но остальные меня пока не интересуют. — В любом случае эти сведения никак нельзя использовать. Надеюсь, ты не собрался шантажировать Дамблдора? — Нет, конечно! — Том закашлялся. — Я пока еще не хочу остаться без головы. — А что тогда? — Понятия не имею. Тем более что ты прав — это не более чем домыслы Брединга. Но дыма без огня не бывает... Пока что я просто сделал себе заметку. Когда-нибудь это может пригодиться... Еще меня заинтересовал тот самый немец, племянник Батильды, но я не знаю, как его зовут. Она так старается о нем не думать, что мне ни разу не удалось увидеть его лицо, не то что узнать имя. Да и в любом случае это было давно, так что теперь, наверное, уже неважно. Заяц в мешке опять задергался, да так энергично, что чуть не запрыгнул в кусты. Земля вокруг мешка была взрыта, а трава помята. Я поднялся и подхватил мешок. — Пошли. Нам еще надо незаметно пронести его в школу. — Да, — Том кивнул и тоже встал. — Слушай, сегодня надо будет подоить Сьюзи. Слагхорн ждет свою дань, а у меня нет волоса единорога. Отнесу ему пузырек с ядом. — Ты серьезно? — я даже остановился. — А вдруг он спросит, откуда у тебя яд василиска? — Спросит, конечно, — Том равнодушно пожал плечами. — Я в ответ наплету ему полную чушь, а он сделает вид, что в нее поверил… Все, как обычно. Уходя, он снял с полянки заглушающее заклятие и задумчиво оглядел ее, словно все-таки подозревал слежку. Но все было тихо и спокойно. Слышались только голоса птиц, да солнце ярко светило сквозь ветви деревьев.
___________________
* Гомосексуальные отношения в Англии и Уэльсе были официально разрешены законом только в 1967 году, в Шотландии в 1980 году. До того они карались тюремным заключением, а вплоть до середины XIX века — смертной казнью. Учитывая, что магическое сообщество в своем социальном развитии более архаично, чем магловское, законы против гомосексуальных отношений там тоже наверняка существовали, причем могли быть отменены даже позже — только в конце XX века.
Отправлено: 19.12.07 11:43. Заголовок: Глава 33. Через нед..
Глава 33.
Через неделю погода резко переменилась: для шотландской весны это обычное дело. Еще шестого мая стояла жара, а седьмого с утра похолодало, и к полудню из нависших над долиной низких серых туч повалил снег. Лужайка перед школой превратилась в бело-зеленое лоскутное одеяло, по Хогвартсу гуляли сырые сквозняки, а студенты, входившие в школу с улицы, напоминали снеговиков. Как философски заметил Розье, в отделе предсказаний погоды «Ежедневного пророка» все, должно быть, напились на радостях, потому что теперь их не уволят. Зато плохо пришлось нашим игрокам в квиддич. На восьмое мая был назначен финальный матч между Слизерином и Рэйвенкло, но утром, когда команды выходили на поле, мело так, что в двух шагах было ничего не разглядеть. Трибуны прятались под разноцветными зонтами, свисток судьи был не слышен за порывами ветра, а игроки казались черными тенями, мечущимися в пелене снега. Кевин Мактэвиш с седьмого курса Хаффлпаффа поначалу еще пытался комментировать матч, но потом махнул рукой и лишь выкрикивал в мегафон цифры с табло — по ним можно было понять, что Рэйвенкло ведет в счете. На нашей трибуне начали было скандировать "кричалки", но за шумом ветра и шорохом падающего снега мы сами себя еле слышали. Два часа спустя, когда зрители охрипли, насквозь промерзли и промокли от снега, а Рэйвенкло выигрывал с перевесом в шестьдесят очков, Мактэвиш вдруг объявил, что Слизерин вырвался вперед. Минут через пять, когда игроки стали приземляться на поле, к ним побежали перелезшие через ограждение болельщики. Касси Малфой, у которого даже на ресницах налип снег, от холода не мог говорить и только стучал зубами. Кое-как ему удалось разжать пальцы — в руке был зажат жалобно трепыхавшийся снитч. Слизеринская трибуна взорвалась криком и свистом. Правда, непонятно, чему мы радовались больше: выигрышу или возможности наконец вернуться в теплую гостиную… На верхних рядах кто-то развернул огромное знамя факультета, которое громко хлопало на ветру и, кажется, сбило кого-то с ног. Победу мы отметили вечеринкой с танцами. Малфоя заставили влезть на стол вместо трона и увенчали наспех наколдованным лавровым венком. Теперь уже не было никаких сомнений, что в этом году мы получим кубок школы. Касси чувствовал себя героем, даже несмотря на то, что на следующее утро его забрали в лазарет с сильнейшей простудой. Пока он там лежал, погода, как назло, стала улучшаться — снег растаял, оставив лужи в школьном дворе и почерневшую от заморозков траву, а через два дня солнце опять припекало. В газетах теперь почти каждый день были хорошие новости. На восточном фронте наступали русские; наши вернули себе Бирму и вынудили немцев сложить оружие в Тунисе и Египте. Пятнадцатого мая, через два дня после того, как "Пророк" написал о капитуляции немецких и итальянских войск в Африке, у нас был выходной, и мы отправились в лес на окраине Хогсмида — выпить пива и поесть печеной картошки в честь победы. С нами были Эвелин и Патриция. Джейн тоже согласилась пойти. Милки мы, естественно, не приглашали — никому бы и в голову не пришло звать ее в одну компанию с порядочными девушками, да она бы и сама не захотела. Костер разгорелся быстро и сильно. Полянка между соснами оказалась не хуже любого камина — пламя и дым вытягивало вверх, искры от смолистых веток взлетали, как фейерверки, чуть не задевая темную хвою. Том с Минни где-то бродили и пришли позже; Минерва села рядом с костром, словно ей было холодно, и протянула к нему ладони, а Том остался стоять, прислонившись к стволу сосны. В лесу уже смеркалось, на востоке поднималась луна, почти полная и очень яркая. Патриция принесла с собой гитару, и мы пели сначала военные песни, а потом уже все подряд. Джейн мечтательно слушала, но сама петь отказывалась, утверждая, что у нее нет слуха. Минерва сидела на бревне, скрестив лодыжки и кутаясь в теплый клетчатый платок. Она была какая-то грустная, непонятно почему, и избегала смотреть на Тома. Лишь потом немного отошла и даже спела старинную народную песню: …Если сможешь так мне рубашку сшить, Чабрец, розмарин, шалфей, Чтоб ее не коснулись игла и нить — Ты возлюбленной станешь моей. Если выстирать сможешь рубашку мою, Чабрец, розмарин, шалфей, В сухом, как песок, безводном краю — Ты возлюбленной станешь моей. …Отыщи-ка земли плодородный слой, Чабрец, розмарин, шалфей, Между дном морским и морской водой — Я возлюбленной стану твоей. Сними урожай бумажным серпом, Чабрец, розмарин, шалфей, И свяжи снопы павлиньим пером — Я возлюбленной стану твоей. Если хватит сил для такого труда, Чабрец, розмарин, шалфей, За рубашкой своей приходи тогда — Я возлюбленной стану твоей…* На последних строчках она бросила на Тома короткий взгляд, а он улыбнулся ей в ответ.
*** Вернувшись однажды из подземелья — дело было уже в конце мая, — Том сказал, что у Сьюзи начинается линька. Старая кожа была ей тесна и понемногу отслаивалась, а на носу отходила лохмотьями. Из-за того, что роговица помутнела, Сьюзи стала плохо видеть. Она беспокоилась, не желала отдавать яд, а однажды разозлилась и так хлестнула Тома хвостом, что он отлетел в сторону и врезался в стену. На факультет он вернулся с огромным фиолетово-черным синяком в пол-бедра, а потом несколько дней сильно хромал. Всем, кто спрашивал, что случилось, Том отвечал, что споткнулся, сбегая по лестнице. Минни, естественно, в это не поверила — Том уже успел приобщить ее к нашим прогулкам по парапету Астрономической башни. Она подозревала, что он упал вовсе не с лестницы и вообще чудом остался жив. Том отшучивался, но было видно, что ее тревога его раздражает. Он не хотел отвечать на вопросы и пускать Минни в свою жизнь дальше некоего предела. А для нее это было странно — как можно даже с близкими людьми устанавливать границы? Разумеется, она могла бы оставить все, как есть, и ждать, пока Том изменится. В конце концов, многие женщины верят, будто смогут перевоспитать мужа. Том со своей стороны мог бы притвориться искренним — уж что-что, а это он умел. Но, должно быть, ему не хотелось врать, а Минни не хотелось терпеть. Поэтому они начали ссориться, и временами их разговоры в коридорах заканчивались тем, что кто-то из двоих разворачивался и уходил, не оглядываясь. Минерва казалась грустной и измученной, а Том — уставшим и раздраженным. На факультете он не ночевал, так что, думаю, они встречались по ночам в его подсобке и мирились. Но хватало этого ненадолго. Том в те дни вообще с легкостью срывался по любым пустякам. Из-за того, что все вокруг готовились к экзаменам и слишком много думали, у него постоянно болела голова. Временами он не выдерживал и глотал двойную, а то и тройную дозу зелья, подавлявшего легилименцию, и потом еще сутки был сонным и плохо соображал. Я думаю, что Минерву пугали еще и эти перепады настроения — она ведь не знала, в чем дело. Будь это лет на двадцать позже, она бы решила, что Том принимает наркотики. Но в сороковые такое еще никому не приходило в голову, и оставалось списывать все на усталость и недосыпание. С нами Том еще как-то держал себя в руках, но вот младшие курсы в его присутствии боялись даже дышать и лишний раз не привлекали к себе внимания. Вдобавок Сьюзи не могла выбрать более неудачного времени для линьки. До СОВ оставалось всего ничего, а мы вместо того, чтоб учиться, были готовы в любой момент лезть в подземелье. Сброшенная василиском шкура быстро каменеет, если не обработать ее специальным составом. Так что мы знали — как только змея перелиняет, у нас будет лишь несколько часов на все про все. Котел мы сумели протащить вниз уже давно и прямо там сварили зелье для замачивания шкуры. А ведь надо было еще разрезать ее на куски приемлемого размера и упаковать для отправки заказчику… Теперь Том навещал Сьюзи каждую ночь. Чтобы старая кожа сходила быстрее, однажды он не стал запирать змею за внутренней дверью в подземелье, а разрешил ей поползать по трубам. Как позже выяснилось, это была не лучшая его мысль.
*** Что дело плохо, мы узнали не сразу. Шел урок трансфигурации, но за пять минут до звонка Брэдли срочно вызвали в учительскую. Когда мы позже спустились в Большой зал на обед, за преподавательским столом не было ни ее, ни Диппета, ни профессора Меррифот. Никто ничего толком не знал, и по залу гуляли самые разные слухи: что директор подал в отставку, что в школе вспыхнула эпидемия драконьей оспы, что кентавры из Запретного леса взбесились и вышли на тропу войны… Перед обедом Том успел принять очередную дозу своего зелья и теперь чуть не засыпал над тарелкой. Происходившее его не волновало, да и нас, признаться, тоже. Эйвери даже обрадовался слухам — если случилось что-нибудь совсем из ряда вон, то, может, и СОВы отменят? Позже Тому передали записку от Меррифот с просьбой прийти в больничное крыло. Он послушно поднялся и пошел, как сомнамбула, а на выходе из зала ударился плечом о дверной косяк. Из-за гриффиндорского стола Минни проводила его тревожным взглядом. Зато когда Том вернулся на факультет через два часа, от его сонливости и следа не осталось. Он нервничал и злился. Оказалось, что утром недалеко от входа в библиотеку нашли потерявшего сознание шестикурсника с Хаффлпаффа — толстого и спокойного парня по имени Николас. Я много раз видел его в коридорах школы, но фамилии не знал. Кажется, Литтон или, может быть, Литтсби. На его лице застыло удивленное выражение, а все мышцы тела свело так, что поднятую руку не удавалось согнуть. Как будто за одно мгновение человек превратился в статую. Но все же Литтон был жив, и его переправили в клинику святого Мунго, где обещали за несколько дней вылечить с помощью сока мандрагоры. Николас был маглорожденным, его отец занимал какой-то высокий пост в правительстве. Можно было не сомневаться, что, узнав о случившемся, он устроит скандал. В те дни наше министерство страшно боялось задеть маглов, так что Диппет заранее предвидел крупные неприятности. Вдобавок никто из учителей не мог понять, что произошло. Сошлись на том, что на Литтона кто-то навел порчу, пользуясь темномагическими заклятиями. Опросили чуть ли не всех хаффлпаффцев, но так и не выяснили, кто мог бы это сделать. Директор рвал и метал, а потом подписал приказ, грозящий отчислением любому студенту, которого уличат в использовании заклятий вне школьной программы. А смотритель Прингл теперь рыскал по Хогвартсу, выслеживая тех, кто осмелится вынуть палочку на перемене, и пачками таскал нарушителей к себе на расправу. Мы, наверное, единственные во всей школе знали, что случилось. Недалеко от входа в библиотеку в стене была вентиляционная решетка. Должно быть, Сьюзи в своих прогулках заползла туда, и Литтон, проходя по коридору, случайно встретился с ней взглядом. Ему повезло, что у змеи как раз отслаивалась старая роговица, так что Сьюзи смотрела на него словно сквозь мутные очки. Нам тоже повезло — ведь все могло обернуться куда хуже, и на месте Литтона мог быть кто-нибудь из нас. Теперь все зависело от того, сумеет ли он вспомнить, что случилось, когда придет в себя. Неудивительно, что в тот вечер мы сидели, как на иголках. Немного разрядило обстановку только письмо от Долохова, отправленное, судя по дате, недели две назад. Свиток с размазанным штампом военной цензуры принесла взъерошенная мелкая сова, на ноге у которой было кольцо с гравировкой "Собственность Сил самообороны".
Ну, здравствуй, брат, — писал Долохов. — Не знаю, когда это письмо дойдет до тебя и будут ли к тому времени хорошие новости. Но вроде у нас, тьфу-тьфу, все идет неплохо, и немцы отступают и отступают. Так что, может, к лету совсем управимся. Хотелось бы, конечно, а то глаза бы мои уже на эту пустыню не глядели. Жара в тени под сорок градусов, а песок так блестит, что смотреть больно. Ходим закутанные шарфами, как местные девчонки под чадрой, а иначе нельзя — от солнца весь за полчаса волдырями пойдешь. Макферсону жена прислала свой кружевной зонтик от солнца, и он был довольный, как слон, только до сих пор не придумал, куда этот зонтик присобачивать — в бою, сам понимаешь, он мешается. Так что зонтик лежит себе пока у нас в палатке. К нему бы еще парочку шезлонгов да поднос с коктейлями, и готово — добро пожаловать на курорт Эль-Аламейн. У нас тут вообще dolce vita, как говорят пленные макаронники. Сплошные развлечения. На той неделе, например, с Хоскинсом очень даже романтично прогулялись под луной до немецкого магопоста. И представь, сумели не только тихо-аккуратно его снять, вместе с ихним магическим щитом, но еще и назад вернуться. Так что Макферсону, видать, не судьба дождаться моей защитной мантии, которую я ему завещал. Хоскинса на той прогулке здорово приложили, я уж боялся, что он от потери крови на Авалон отправится. Вдобавок аппарировать нельзя, потому как голову не поднять — маглы нас почуяли и открыли огонь, да еще давай шарить прожекторами. Не иначе, чтобы нам было лучше видно дорогу. Спасибо, конечно, хотя лично я бы обошелся. Мы гости скромные, хозяев зря утруждать не любим. Но, в общем, дотащил я его как-то, обошлось. Меня тоже задело, но слегка — часть щеки снесло, а так нормально. Зато попал в лазарет на два дня. Вот где благодать! Лежи себе, как кум королю, и в потолок поплевывай. И сестричка там была одна очень даже ничего. А на выходе меня командование обрадовало, что хотят к медали представить, так что вот. Физиономия, конечно, осталась перекошенная, словно кто врезал мне в скулу, да так и бросил. Ну, ничего, девчонки меня все равно полюбят, тем более что я, если доживу, вернусь весь из себя герой, еще и с медалью. Так что все путем, только бриться теперь зверски неудобно. Кстати, хотел тебя поздравить с будущей свадьбой. Приехать вряд ли смогу, потому как что-то мне подсказывает, что летом у нас пойдет самое веселье. Не знаю пока, куда нас отсюда перебросят, да и знал бы, не написал — сам понимаешь, нельзя. Но в любом случае немцы, думаю, нас ждут отовсюду и готовятся изо всех сил. Украшают зал, так сказать, к светскому рауту. Нехорошо их обижать нашим отсутствием, некультурно, так что командование нам отпусков пока не дает....
Флинта в спальне не было — видно, он вышел незаметно для нас. Тони хорошо к нему относился и всегда передавал привет, но Маркусу все равно тяжело было слушать о войне. Дочитав письмо, Том сложил его и сунул в книгу, но потом, когда никого не было, показал мне конец свитка, который не стал зачитывать вслух. Один из абзацев он отчеркнул чернилами на полях.
Что касается моего почти тезки — ох и поломал я голову, пока соображал, кого ты имеешь в виду! — то вроде слухов таких не было. Но даже если бы и так — ты думаешь, он бы плакаты расклеивал про это дело? Так что ничего не могу сказать. Хотя мне-то, честно говоря, без разницы. Воюет он нормально, у нас его уважают, а там пускай с кем хочет, с тем и развлекается. Не мне же авансы делает, вот и ладно. Так что не мой это интерес, да и не твой, по-хорошему. Ты, главное, будь там поосторожнее. Не знаю, на чем ты собрался делать большие деньги, но лучше сначала семь раз подумай, хорошо? А то, знаешь, повадился один кувшин по воду ходить... Ну, ты меня понял. Короче, будь поаккуратнее и не лезь, где чуешь опасность. Даст Мерлин, на Рождество приеду, там уже нормально поговорим. А пока держись. Ну все, пиши. Тони
Отправлено: 19.12.07 11:44. Заголовок: *** С Литтоном нам п..
*** С Литтоном нам повезло. Его отпустили из клиники через два дня, и он охотно рассказывал всем и каждому о случившемся, так что через Нотта мы почти сразу все узнали. Выяснилось, что Литтон ничего не помнит. Просто шел в библиотеку — и вдруг почувствовал себя очень странно: стало тяжело дышать, все тело словно свело судорогой... Дальше он уже ничего не чувствовал, а будто бы спал без сновидений. Даже не поверил, когда в святом Мунго ему сказали, что прошло три дня, — самому Литтону казалось, что всего несколько минут. Казалось, теперь об этой истории можно было забыть. Но на следующий день в школе появился Дамблдор. Он вошел в Большой зал во время обеда, и я поначалу даже ничего не понял — только отметил краем сознания, что за столом Гриффиндора поднялся шум. Обернувшись, увидел, что старшекурсники вскочили с мест, сгрудились вокруг кого-то и наперебой тянутся пожать ему руку. Только потом я различил мелькающую в толпе знакомую каштановую бородку. — О! — сказал Эйвери. — Смотрите, кто приехал! Том медленно обернулся, посмотрел на Дамблдора и пробормотал сквозь зубы: — Ну вот, накликал. А ведь говорили мне — не буди лихо, пока оно тихо... В тот вечер за ужином преподавательский стол пустовал. Учителя отмечали приезд Дамблдора. Около двух часов ночи мы с Томом отправились к василиску и чуть не столкнулись в пустом коридоре третьего этажа с Меррифот и Брэдли. Мы были под разиллюзионным, но мне показалось, что почтенные профессорши и так ничего бы не заметили. Они передвигались по коридору странными зигзагами, держась друг за друга, и то и дело останавливались и смеялись. Меррифот левитировала перед собой бутылку огневиски "Старый Огден". Бутылка временами резко ныряла вниз, и Брэдли каждый раз громко взвизгивала. — Не бойся, Венди, — успокаивала ее Меррифот, — у меня большой оп… оп-пыт. — Ой, стены кружатся, — сказала Брэдли тонким голоском. — Гала, а вдруг мы не найдем дорогу назад? — Найдем, — командирским тоном ответила Меррифот. — Обязаны! А то там уже все выпили... Вдобавок я обещала Армандо сыграть с ним в карты на раздевание. Услышав это, Брэдли опять захихикала и вцепилась в Меррифот, чтобы не упасть. — Ну-у, Армандо старый и неинтересный. И его жена тебе не простит. Лучше с Альбусом, он такой красивый и мужественный, правда? Гала, я хочу тебе признаться... Я, кажется, влюбилась. — Быстро ты… — А почему нет?! Разве я не человек? У меня, между прочим, — вот тебе одной скажу, — еще никого не было с тех пор, как я развелась с Уолли. Четыре года. Представляешь себе? Четыре года! — Прекрасно представляю, — Меррифот остановилась, достала большой клетчатый носовой платок и высморкалась. Бутылка стала падать, но она ловко подхватила ее левой рукой. — Я, между прочим, уже тридцать лет как вдова. — Гала, милая! — Брэдли сочувственно погладила ее по плечу. — Все будет хорошо, ты еще кого-нибудь встретишь... — Да кому я такая старая нужна? — Меррифот спрятала платок в карман и двинулась дальше по коридору. — Вот ты — другое дело. Ты еще молодая, нечего ставить на себе крест. — Да! — воодушевленно согласилась Брэдли. — А как ты думаешь, я Альбусу понравлюсь? — Конечно! — Меррифот взмахнула рукой и едва успела спасти огневиски, чтобы оно не разбилось о стену. — Чтоб ты да не понравилась?! Исключено! Ты у нас красавица, между прочим. Пусть только попробует тебе отказать. Мы его тогда больше не пустим в наш кружеский друг... в смысле, дружеский круг... — Ой, Гала, ты такая хорошая, я тебя так люблю! Брэдли вдруг остановилась посреди коридора и звонко расцеловала Меррифот в обе щеки. Я зажмурился, ожидая услышать звон стекла, но у Меррифот, видно, и вправду опыт был хоть куда — огневиски осталось целым и невредимым. Когда я открыл глаза, учительницы уже скрылись за поворотом коридора. Том потащил меня за рукав: — Пошли. — Не знал, что Диппет женат, — сказал я, когда мы оказались в туалете. — Конечно, — ответил Том, направляясь к умывальникам. — Его жена живет в Хогсмиде, как и семьи других преподавателей. Я ее даже видел один раз — такая сухонькая старушка. Они заходили в "Сладкое королевство", и она еще ворчала, что Диппет опять не надел теплый шарф. У них есть внуки, насколько мне известно, но уже взрослые. У Меррифот тоже есть внучка. А ее муж был аврором, погиб при задержании преступника. Так что вот... Стена под умывальником со скрежетом поехала вбок. Я привычно отвернулся. На этот раз Том выпустил Сьюзи совсем ненадолго — она была в плохом настроении и не желала разговаривать. Старая кожа никак не отделялась, но помогать ей, как это делают со змеями, Том не рискнул. Сьюзи могла разозлиться и укусить, а проверять, как действует яд василиска на змееустов, ему отчего-то не хотелось. Когда мы возвращались на факультет и проходили мимо учительской, оттуда доносились музыка и смех. Потом внутри стали хлопать в ладоши и громко скандировать: "Аль-бус! Аль-бус!". Должно быть, Меррифот все же играла с Дамблдором на раздевание, и теперь он честно отрабатывал проигрыш...
*** Дамблдор, как выяснилось, собирался задержаться в школе недели на две. Официально он получил отпуск из армии, но Том не сомневался, что его попросил приехать Диппет. Директора очень напугало происшествие с Литтоном, и он надеялся, что Дамблдор сумеет в нем разобраться или по крайней мере будет под рукой, если еще что-то случится. Служебные апартаменты Дамблдора сейчас занимала Брэдли, так что он поселился в Хогсмиде, в одном из номеров "Кабаньей головы", но в школе бывал каждый день. Много времени проводил с гриффиндорцами, но заходил и на Слизерин — передать письма с фронта и поговорить с теми из студентов, у кого воевали родственники. Меня поразило, как Дамблдор умудряется, будучи вдали от Англии, знать все обо всех. Отведя в сторону Колина Розье, он сказал, что, по его данным, человека, похожего на отца Колина, видели в одном из лагерей для военнопленных магов во Франции. Однако в начале весны ему с несколькими другими англичанами удалось бежать, и дальше о нем ничего не было известно. Хотя сведения были недостоверные и смутные, Колин все же воспрял духом — теперь у него, по крайней мере, была какая-то надежда. Мне говорить с Дамблдором было особенно не о чем, а Том вообще старался его избегать и всегда уходил, если Дамблдор оказывался поблизости. Мне было до крайности интересно, чем же Дамблдор так насолил ему еще до Хогвартса, но Том не желал об этом говорить. У меня даже появилось подозрение, что здесь как-то замешаны особенные пристрастия замдиректора. Но, с другой стороны, тогда Том знал бы о них задолго до того, как услышал сплетни на этот счет в Годриковой Лощине... Впрочем, по большому счету мне было не до Дамблдора и его запутанных отношений с Томом, потому что наконец началась экзаменационная неделя. За три дня до СОВ, в пятницу, нам раздали расписание, и Слагхорн провел последнюю перед экзаменами консультацию. — Зельеварение вы будете сдавать в понедельник, — инструктировал он нас, расхаживая по классу. — Очень надеюсь, что не подведете ни меня, ни факультет. Даже не пытайтесь пронести шпаргалку, потому что на входе стоит магический барьер, и это сразу обнаружится. Первая часть будет теоретической, потом, после обеда, — практика. Не нервничайте, сосредоточьтесь, хорошо обдумайте, что и как собираетесь делать. И главное, ради Мерлина, не забудьте вымыть руки, прежде чем приступить к работе! Розье фыркнул. Слагхорн остановился и сурово посмотрел на него. — Между прочим, тут нет ничего смешного! Я пять лет подряд вдалбливаю это студентам, но все равно на экзамене кто-нибудь забывает и сразу хватается за ингредиенты. А это, чтоб вы знали, грубейшее нарушение, за него снимают баллы! Вечером в общей гостиной Эйвери пристал к Нотту с вопросами: — Что там будет? Ты же сдавал СОВы в прошлом году. Все и вправду так страшно? — Как тебе сказать, — Нотт с удовольствием рассматривал его перепуганную физиономию. — Теория еще ничего — дают тридцать вопросов, на какие-нибудь да ответишь. А вот практика — жуть! Тянешь билет, в нем одно-единственное зелье. Если не знаешь, как оно делается, можешь смело класть билет и уходить. — Слушай, а в сортир выпускают? — жалобно спросил Эйвери. — Можно было бы оставить в коридоре учебник и как-нибудь незаметно подсмотреть... — Шутишь? В туалет — только под конвоем экзаменатора. И то он сначала проверяет, не спрятал ли ты конспект за бачком. Эйвери лихорадочно грыз ногти, но потом его лицо просветлело — кажется, у него появился какой-то план. Оставшиеся до экзаменов два дня пролетели с безумной скоростью. Мы целыми днями сидели в спальне, выходя только поесть. Розье, заткнув уши и раскачиваясь взад-вперед, зубрил учебник за пятый курс. Блэк, обложившись тетрадями и справочниками, казалось, не замечал ничего вокруг, а Эйвери постоянно ныл: "Том, ну, проверь меня, я тут ничего не понимаю… Тебе что, трудно?". В час ночи в воскресенье я наконец убрал тетради в сумку и улегся спать. Зубрить дальше было бессмысленно — перед смертью не надышишься. На следующее утро ровно в десять нас впустили в Большой зал. Длинные столы исчезли — вместо них появились ряды маленьких столиков, на которых уже были разложены бланки с вопросами, перья и свитки пергамента. Экзаменаторов нигде не было видно; должно быть, в это время они принимали практические задания у семикурсников, сдававших ТРИТОНы. Сидевшая за учительским столом Брэдли дождалась, пока мы займем свои места, и сказала: — Можете начинать. В вашем распоряжении два часа. Она перевернула песочные часы и окинула зал строгим взглядом. СОВы начались. Из тридцати вопросов я к своему удивлению ответил примерно на двадцать. Видно, дополнительные занятия со Слагхорном все же даром не прошли. Эйвери сидел наискосок от меня; едва Брэдли поднялась из-за своего стола и взмахнула палочкой, чтобы собрать пергаменты, как он вскочил и выбежал из зала, словно ошпаренный. На обеде его не было, а когда я после обеда зашел на факультет, то обнаружил Эйвери в спальне. Он сидел на своей кровати в одних трусах и, согнувшись в три погибели, писал что-то пером на животе. Ноги от щиколоток и выше уже были густо исписаны рецептами зелий. — Ты что делаешь? — расхохотался Розье, вошедший следом за мной. — Не мешай, — Эйвери шумно выдохнул, чтобы отбросить с глаз челку. — Я вот подумал: раз на практическом задании выпускают в туалет, то можно просто закрыться в кабинке, стащить штаны и... Это же не шпаргалка, так что магический барьер ее не обнаружит. Вы бы тоже так сделали. — Да ну, — я отмахнулся и рухнул на кровать. — Слишком много возни. Эй, ты рубашку-то сразу не надевай! Подожди, пока чернила высохнут. В два часа пополудни нас собрали возле большого класса на первом этаже. Те, кто оказался ближе к двери, отпихивали друг друга, чтобы заглянуть в замочную скважину. Наконец дверь открылась — на пороге стоял Слагхорн со списком в руках. — Ну-с, начнем. Я вызываю по одному в алфавитном порядке... Эйвери! Розье похлопал побледневшего Тима по спине и шепнул: — Удачи! Тот кивнул и мужественно прошел мимо Слагхорна в приоткрытую дверь. Через щель теперь был виден экзаменаторский стол, за которым сидело с дюжину старых волшебников и ведьм. Крепко зажмурившись, Тимоти протянул руку и наугад схватил один из лежавших перед ним листков. Экзаменаторша в выцветшей фиолетовой шляпе записала номер билета в ведомость, но когда Эйвери уже хотел было отойти, сидевший посредине лысоватый высохший старичок остановил его. — Подождите минутку, юноша, — сказал он дрожащим голосом. — Сейчас, сейчас... Потом взмахнул палочкой и произнес: — Inscriptum revelio! Волосы у Тимоти мгновенно разлохматились, словно по комнате пронесся порыв ветра, а штаны и рубашка вспыхнули ярким синим цветом. Экзаменаторы заулыбались. — Да-а, чего только не придумают студенты, — лысый старичок засмеялся тихим кудахчущим смехом. — Но и мы, знаете, не лыком шиты. Ай-яй-яй, молодой человек, как же вам не стыдно! Ступайте быстренько и смойте все это. Билет положите на место — когда вернетесь, будете тянуть заново. Тимоти, красный, как рак, выскочил из класса и побежал по коридору. Слагхорн, побагровевший от возмущения, прикрикнул: "Прошу тишины в коридоре!" и вызвал Блэка. На этот раз дверь закрыли плотно. Тем временем те, кто стоял к ней ближе, уже успели пересказать задним, за что именно выгнали Эйвери. Патриция Хайсмит внезапно ахнула и кинулась в сторону женской уборной, за ней устремились Лорин Яксли и две девчонки с Хаффлпаффа. Видно, не один Эйвери додумался написать шпаргалки на коленках... Хайсмит вернулась запыхавшаяся, в мокрых чулках, но успела как раз вовремя, чтобы войти в класс вслед за Флинтом. Моя очередь неуклонно приближалась, и я почувствовал, как во рту противно пересохло. Вытащил палочку и, держа ее в левой руке, трижды постучал по косяку — на удачу. Очень вовремя, потому что сразу после этого Слагхорн выкрикнул мою фамилию. За порогом меня встретила волна теплого воздуха — магический барьер. Подойдя к столу, я не стал мучиться с выбором, а просто взял билет, лежавший с самого края. Оказалось, что мне выпало уменьшающее зелье, которое я более-менее помнил еще с третьего курса. Это был хороший знак, так что ингредиенты из длинного ряда склянок и коробочек на втором столе я выбирал почти с эйфорическим чувством. Потом одернул себя — рано радоваться. Сгрузил все на свободный стол, осмотрел аккуратно расставленные на нем котел, набор ножей, фарфоровую ступку. Потянулся было к ножу, но в последний момент вспомнил о наставлениях Слагхорна и кинулся к раковине у дальней стены. Расхаживавший вдоль рядов экзаменатор довольно кивнул и отметил что-то в ведомости. Следующие два часа я работал, как проклятый. Однажды уже собрался помешать в котле против часовой стрелки, но тут проходивший мимо Слагхорн скосил глаза и сделал страшное лицо. Моя рука замерла над котлом, потом я выдохнул и стал мешать по часовой. То ли благодаря подсказке, то ли потому, что я все-таки помнил рецепт, зелье в итоге получилось примерно того оттенка и консистенции, как следовало. Запечатав пробирку с образцом, я бессильно рухнул на стул, а через пять минут услышал голос ведьмы в фиолетовой шляпе: — Экзамен окончен. Прошу отойти от котлов. За ужином я впервые за целый день почувствовал вкус еды. Потом кое-как добрался до спальни, упал на кровать и заснул, не раздеваясь.
rakugan Спасибо, прочитал:) Про 'почти тёзку' минут пять доходило, всё - таки Антонин и Альбус не очень похожие имена, но конспирация конечно превыше всего:-)
Отправлено: 22.12.07 01:11. Заголовок: Глава 34. Первая эк..
Глава 34.
Первая экзаменационная неделя оказалась гонкой на выживание. С чарами во вторник я справился неплохо, зато трансфигурация в среду обернулась провалом. Утешало только то, что мой позор длился недолго. Правда, мне все равно показалось, что эти пятнадцать минут я запомню на всю жизнь. В четверг, десятого июня, мы сдавали ЗОТИ. Письменная часть прошла, как по маслу, — все-таки Меррифот не зря нас дрессировала. Практической части я боялся, потому что в билете мог оказаться боггарт. На третьем курсе он у меня был еще совсем простенький — бешеная лисица, с которой я встретился когда-то в лесу и которую едва успел пристрелить из арбалета прежде, чем она на меня бросилась. Когда боггарт принял ее облик на уроке, я просто превратил его в плюшевого щенка. Но с тех пор случилось слишком много всякого, и теперь я ждал появления из шкафа не то авроров, не то Бобби с удавкой. Но мне повезло. На консультации выяснилось, что Совет попечителей решил убрать боггарта из практических заданий еще в самом начале войны, потому что студенты, повидавшие бомбежку и транспорты беженцев, случалось, теряли сознание прямо в экзаменационном зале... Аудитория, где нам предстояло сдавать ЗОТИ, в очередной раз изменилась. Перед трансфигурацией здесь стоял оглушительный шум — это щебетали и перелетали с места на место птицы, которых нам предстояло превращать в зонты и бинокли. А теперь в классе появился десяток дверей, ведущих неизвестно куда. Из стеклянных ящиков вдоль стен за нами неприязненно следили болотники и погребины. Кроме экзаменаторов, в зале были еще двое широкоплечих волшебников в синих рабочих мантиях — сотрудники Лондонского магического зоопарка. Пришел и Дамблдор. Он пристроился на отдельном стуле и с интересом наблюдал за ходом экзамена, временами о чем-то тихо переговариваясь с главой комиссии. Когда подошла моя очередь, я вытащил билет и подошел с ним к свободному экзаменатору — краснощекому усатому волшебнику в темно-зеленой мантии. Под его надзором я снял порчу с табакерки, которая пыталась укусить меня за палец, и сумел по внешним признакам распознать среди запыленных портьер именно ту, которую заселили докси. Потом экзаменатор, широко зевая, вытащил таблицу с рисунками следов и предложил мне найти среди них следы оборотня. Я даже обиделся — для потомственного охотника это было неприлично простое задание. Поставив очередной плюсик в ведомости, экзаменатор с тоской посмотрел сначала в мой билет, потом на часы, словно прикидывая, сколько еще осталось до ужина. — Ну, следующее задание: "Первая помощь при переломах". Пройдемте к манекену. Манекен изображал тщедушного человечка в мантии и почему-то в резиновых сапогах. Это был "Джонни", старый знакомый по кабинету ЗОТИ. На нем мы учились оказывать первую помощь. Если заклятия выполнялись правильно, у Джонни начинали светиться глаза — зрелище, признаться, жутковатое. Когда экзаменатор тронул его палочкой, левая рука манекена щелкнула и согнулась под неестественным углом. Возиться пришлось долго, а Джонни еще и мешал — ехидно комментировал мои действия и подсказывал, на какие части тела я должен сам себе наложить шину. Но в конце концов у меня все получилось, так что он недовольно засверкал глазами. Оставалось обезвредить красношапочника — и мне, наконец, разрешили идти. На выходе из зала болтались Флинт и Эйвери. Я решил подождать остальных вместе с ними. Меррифот как раз впустила Тома и, подойдя к главе комиссии, что-то прошептала ему на ухо. Тот с любопытством посмотрел на Риддла и кивнул. Должно быть, Меррифот, верная себе, попросила комиссию погонять Тома по всему учебному материалу, включая темы, которые в Хогвартсе преподаются только теоретически... Как потом выяснилось, я был прав. Прошло уже около часа с той поры, как он вошел в зал. Экзамен уже сдали и Розье, и Стоктон, и Яксли, то есть все, кто шел по алфавиту после фамилии "Риддл". Я успел сбегать на ужин и принести оттуда сэндвичей — а Тома все еще допрашивали. Через приоткрытую дверь мы следили за тем, как он, надев защитные перчатки и маску, распознает проклятие, наложенное на старинный фолиант. Это тоже был теоретический материал, к практике нас на уроках не допускали. Вокруг Тома теперь столпилась вся комиссия — все равно студентов больше не было, и экзаменаторам стало нечем заняться. Меррифот тревожно смотрела со стороны, а Дамблдор, придвинув стул поближе, с интересом наблюдал. Том, очень спокойный, хотя слегка побледневший, как раз трансфигурировал первую попавшуюся под руку чернильницу в мышь и аккуратно опустил ее на фолиант. Мышь громко заверещала, и ее лапки стали быстро темнеть, словно обугливаясь. Потом она дернулась и завалилась набок. Том мгновенно схватил ее пинцетом, перенес на соседний стол и вскрыл скальпелем, трансфигурированным из пера. При этом он отрывисто пояснял свои действия. Голос из-под маски звучал глухо и странно: — Видимых изменений внутренних органов нет... Без дополнительного исследования нельзя утверждать наверняка, но я бы предположил, что она умерла от болевого шока, вызванного ожогом кожи и подкожных тканей... Для человека ожог был бы менее опасен, но все равно привел бы к серьезным последствиям. Предположительно, проклятие относится к категории... — А почему вы провели тест с грызуном? — вмешалась ведьма в фиолетовой шляпе. — Разве недостаточно было бы диагностических заклятий? — Это экономит время, — парировал Том. — Полный диагностический набор занимает три четверти часа, тогда как провокативный тест — около пяти минут. Максимум минут двадцать, если проклятие сложное. Подтвердим наши предположения... Он коснулся книги палочкой — обложка засветилась зеленым светом. — Вы делаете это невербально? — ведьма в фиолетовой шляпе приподняла бровь, а потом повернулась к Меррифот и беззвучно изобразила аплодисменты. Меррифот беспокойно сглотнула. Том закончил снимать проклятие и со вздохом сделал шаг назад, стягивая маску с лица. Кто-то осторожно тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел Минерву. — Он все еще там? — шепотом спросила она. — Что-то не так? Я была на факультете, но мне сказали, что все остальные уже сдали... Я отошел в сторону и пустил ее заглянуть в приоткрытую дверь. — Коллеги, — экзаменовавший меня краснощекий волшебник кашлянул, — может, отпустим юношу? Он и так продемонстрировал прекрасные знания, а время уже позднее... Как бы в подтверждение этих слов у него громко заурчало в животе, и он покраснел еще сильнее. — Сейчас, сейчас... Лысоватый глава комиссии задумчиво жевал губами и разглядывал Тома, словно редкую вещицу, которую жаль откладывать, не изучив. — Скажите, мистер... э-э... Риддл, а вы не могли бы выполнить еще одно задание? На оценку это не повлияет, потому что вы и так, на мой взгляд, заслуживаете высшего балла... Думаю, все со мной согласятся... Он, склонив голову набок, оглядел остальных экзаменаторов. — Собственно говоря, это задание для седьмого курса, и вы, конечно же, можете отказаться... Но профессор Меррифот говорила, что вы отлично обращаетесь с нечистью... — Да, я готов, — Том уже снял защитные перчатки и держал их в руке. — Какое именно магическое существо вы имеете в виду, сэр? — Вторая дверь слева... Да, именно эта. Если вы ее откроете, то обнаружите там каппу. Мы специально привезли его из Лондонского зоопарка... — Черт! — Розье у меня за спиной дернулся. — Этот каппа сегодня на ТРИТОНах чуть не задушил Руквуда. — Это, конечно же, небезопасно, — извиняющимся тоном сказал лысый старичок, — но служители будут рядом и в любой момент... — Хорошо, хорошо, — по лицу Тома было видно, как он устал. Перед дверью, за которой скрывался каппа, он остановился и потер виски. Потом осторожно открыл ее и отступил на шаг. За дверью была вовсе не комната, а кусочек леса. Над нешироким, но, судя по всему, глубоким ручьем склонялись ветки неизвестных мне кустарников, а чуть выше начинались заросли бамбука. — Ваша задача — перейти через ручей и вернуться обратно, — сказал глава комиссии и подошел поближе. Служители зоопарка тоже поднялись с мест. — Алоизиус, ну сколько можно? — раздраженно спросил краснощекий. — Мальчик устал, это видно, а каппа с утра не в настроении. Конечно, коллеги успеют вмешаться, если что, — он слегка наклонил голову в сторону служителей, — но зачем лишние... — Простите, — Том перебил его, обращаясь к сотрудникам зоопарка. — Этот каппа давно живет в Англии? — Пять лет. — Он хорошо понимает по-английски? — Ну, более-менее... — Ясно, — Том не стал слушать дальше, развернулся и перешагнул порог комнатки. Мы уже не просто подсматривали в щель, а бесцеремонно глазели, стоя у входа в зал, но на нас никто не обращал внимания. Том остановился на пологом берегу ручья, по-прежнему растирая виски кончиками пальцев. Вода в ручье слегка плеснула, словно где-то охотилась на муху форель, но лучи заходящего солнца били в глаза, и ничего нельзя было рассмотреть толком. Потом мне удалось различить на берегу что-то серое... и еще... — Эй, парень, ты бы встал подальше! — предостерегающе сказал один из служителей. Второй сделал шаг вперед, держа палочку наготове. Дамблдор поднялся со своего стула и встал позади группки экзаменаторов. Он снял очки и задумчиво покусывал дужку, наблюдая за Томом. Том не двигался с места. Каппа тем временем уже выбрался на берег и оказался в двух шагах от него. Это был крупный и, судя по всему, старый экземпляр, не то что у нас в кабинете ЗОТИ. Коренастый, массивный, он казался уродливой помесью гориллы и жабы: длинные руки, безгубый рот, на спине плотный панцирь... Неприятный запах — не то рыбный, не то гнилостный, — доносился даже туда, где мы стояли. Ничего не выражающие желтые глаза каппы, не отрываясь, следили за Томом. Ни слова не говоря, Том медленно поклонился — на японский манер, коснувшись ладонями колен. Обычно так делают, чтобы ослабить каппу. Несмотря на всю свою кровожадность, это очень вежливые существа, и когда им кланяются, они не могут не ответить тем же. При поклоне лужица воды с плоской, словно блюдце, макушки каппы выливается на землю, после чего он теряет магическую силу, и с ним можно справиться. Но именно этот каппа, судя по всему, был стреляный воробей. Он, конечно, поклонился в ответ, но едва заметно, так что не пролил ни капли. Потом сделал маленький шажок в сторону Тома. Рот чуть приоткрылся, обнажая густо посаженные острые зубы. — Том, хватит! — позвала Меррифот. — Возвращайся! Никто не подумает, что... Том, не оглядываясь на нее, опять поклонился каппе и произнес неожиданно четко и ясно: — Прошу простить, что нарушаю ваш покой, но могу ли я осведомиться о вашем почтенном имени? Каппа остановился и как будто растерялся. Потом еще раз поклонился. На этот раз на землю упало несколько капель. — При рождении меня, недостойного, прозвали Мацуда Дзюнъити, — ответил он скрипучим голосом со странным, словно механическим акцентом. Слова он произносил отрывисто, а звук «л» выговаривал как «р». Теперь уже Том сделал шаг ему навстречу. — Вашего ничтожного слугу зовут Риддл Томас. Могу я спросить, как поживают ваши досточтимые родители?.. Каппа занервничал. Он пристально разглядывал Тома, но не делал попыток напасть, хотя жидкости на плоской макушке оставалось еще предостаточно. Наоборот, чем дальше они обменивались репликами, тем сильнее, судя по всему, каппе хотелось вернуться в ручей. Но Том мешал ему, словно бы невзначай передвигаясь так, чтобы оказаться между каппой и берегом. Водяной разволновался. Его лицо (или, вернее сказать, морда) посерело, лапы подергивались, а рот оставался полуоткрытым, словно каппа пытался по запаху понять, что за странный человек перед ним. В скрипучем голосе теперь звучало беспокойство. Внезапно — когда Том оказался уже прямо перед ним и в упор смотрел в желтые жабьи глаза, — каппа впервые поклонился по-настоящему глубоко, так, что вода расплескалась на землю. А потом, не разгибаясь, спросил: — Позвольте нижайше осведомиться об истинном имени вашей милости… Дамблдор, стоявший позади группы экзаменаторов, насторожился и на мгновение перестал вертеть в руках очки. Том долго молчал, видимо, думая, что сказать. Наконец ответил: — Молодым не полагается называть свое истинное имя прежде старших. Прошу меня простить. Потом опять поклонился и добавил: — Сожалею, но приказ учителя заставляет меня продолжать путь. Позволено ли мне перейти ручей? Будь каппа человеком, у него сейчас вырвался бы вздох облегчения. — Не смею противиться воле сэнсэя вашей милости... Прошу оказать мне честь. Вода в ручье вскипела, расходясь, и обнажила несколько больших гладких валунов, образовавших брод, по которому можно было пройти посуху. — Благодарю, — Том ответил не менее глубоким поклоном. — Что ж, я иду. — Желаю вашей милости счастливого возвращения. Прежде чем Том успел ступить на первый камень, каппа уже метнулся в ручей и с плеском скрылся под водой. Том перешел на другой берег, легко развернулся и перешел обратно. Экзаменаторы встретили его аплодисментами. Один из служителей зоопарка хмыкнул, другой почесал в затылке. Профессор Меррифот шумно выдохнула и сказала: "О, Мерлин великий!". Дамблдор, улыбаясь, тоже несколько раз хлопнул в ладоши. — Блестяще! — глава комиссии сиял. — Но где же вы так наловчились обращаться с каппами? Том опять слегка поклонился — видно, еще не совсем вышел из роли. — Адзусагава-сан, наш школьный каппа, удостоил меня общения и дал немало ценных советов... — Чудесно, чудесно, — вмешался краснощекий. — Но все же хватит мучить молодого человека. Да и нас ждут дела, — добавил он, бросив взгляд в сторону Большого зала. Том пошел к двери, но его догнал один из членов комиссии — кругленький невысокий человечек, который во время экзаменов вел себя так, словно боялся студентов. — Простите, но я хотел бы... Он покраснел. — У вас несомненные способности и обширные знания для... э-э... ваших лет... Галатея Меррифот сказала, что вы думаете о преподавательской карьере, но на случай, если вдруг захотите избрать научную стезю... Конечно, в нашей лаборатории не такие уж высокие оклады, зато очень, очень большие возможности для исследований... До окончания Хогвартса еще два года, за это время вы могли бы опубликовать пару статей в нашем журнале, а потом... Вот, возьмите мою визитку... — Да, да, спасибо большое, — Том явно был не в силах вести светскую беседу. Вблизи было заметно, как у него от усталости дрожат руки. Едва он вышел за дверь, Минерва бросилась к нему, словно птица к потерявшемуся птенцу, а я сунул ему в руку сэндвич. — Спасибо, — Том жадно впился зубами в еду. — Я очень нервничала, — сказала Минерва. — С чего бы? — Том говорил невнятно, с набитым ртом. — Это же привычная нечисть... ничего особенного... — Что каппа имел в виду, когда спрашивал об истинном имени? — Слишком многого хотел... Он-то мне свое настоящее имя так и не назвал. Нечисть вообще боится это делать, потому что верит, будто это дает человеку власть над ней. Как будто нет других способов... Том доел сэндвич и стряхнул с рук крошки. — Хм, — задумчиво сказала Минерва, хмуря лоб. — Магия имени использовалась в средневековье, но пока никому не удалось доказать, что она дает хоть какой-то эффект. Хотя Милборн отмечал, что... Но с другой стороны... А у тебя и вправду есть истинное имя? — Может быть, — раздраженно ответил Том. — Тот же Милборн считает, что оно есть у всех, просто не все об этом знают или хотят знать. Минни, ради всего святого, давай не лезть в дебри! Я и так еле жив... — Да, да, конечно, — рассеянно ответила Минерва. — Но почему он обращался к тебе "ваша милость"? — Понятия не имею. У японцев вообще сложная система вежливости, даже сложнее, чем в парселтанге. Наш каппа объяснял мне, но я запомнил только в общих чертах. — Пойдемте уже! — не выдержал Розье. — Или вы решили дискутировать до утра? Из дверей, ведущих в экзаменационный зал, выглянула Меррифот и направилась к нам. — Вы почему еще здесь? Ну-ка, немедленно отправляйтесь спать! День был тяжелый, вам надо хорошенько отдохнуть. — А вы не знаете, что нам поставили? — смущенно спросил Эйвери. — Да все хорошо, — Меррифот потрепала его по голове. — Ну ладно, я скажу по секрету. У тебя, Тимоти, — "удовлетворительно". Колин и Альфард — "отлично", Рэй и Маркус — "выше ожидаемого". Только не разболтайте! Я не имею права разглашать оценки. Она обернулась к Тому: — Ну, о тебе и говорить нечего. Комиссия под большим впечатлением, и не только от этого экзамена. Профессор Тофти даже сказал, что не видел таких результатов с тех самых пор, как принимал СОВы у Альбуса Дамблдора. Профессор Читтервик и Гилберт Монро входят в Совет попечителей, так что, если ты не хуже справишься на ТРИТОНах, можешь считать, что место преподавателя у тебя в кармане. Но вот что я тебе скажу, милый мой... Она бесцеремонно заставила Тома повернуться к свету. — Мне очень не нравится, как ты выглядишь. Постоянно засыпаешь на ходу. Что это за синяки под глазами?! Не знаю, до чего ты себя так доведешь... Что вы сдаете завтра? — Арифмантику, профессор. — Замечательно. Это займет всего полдня, а потом сразу на факультет — и спать! И на выходных тоже будешь отсыпаться. Если увижу где-нибудь в коридоре — лично отведу в больничное крыло и прослежу, чтоб накачали снотворным! Остальных это тоже касается. Все меня поняли? Еще не хватало, чтоб из-за СОВ вы оказались в святом Мунго... Она сурово оглядела нас и разрешила идти, но еще долго не возвращалась в зал, а стояла в дверях и смотрела нам вслед.
Отправлено: 24.12.07 20:28. Заголовок: Глава 35. Меррифот ..
Глава 35.
Меррифот была права — бессонные ночи брали свое. Вернувшись на факультет, я заснул, как убитый, а утром еле смог открыть глаза, когда Колин тряс меня за плечо. Оказалось, что уже половина девятого и все давно ушли на завтрак. В спальне оставался только Маркус. Он не сдавал арифмантику, так что сегодня был свободен и решил отсыпаться до упора. После завтрака Том отвел меня в сторону. — Я был у Сьюзи сегодня, часов в шесть… Все, линька началась. Как только закончится арифмантика, надо срочно спускаться в подземелье. Пойдешь со мной? А то я один не справлюсь. Колина нельзя дергать, у него в два пополудни экзамен по прорицаниям, а Маркус и Тимоти боятся василиска. — Конечно. Мог бы даже не спрашивать. А как мы пройдем в женский туалет среди бела дня? Том, видно, с утра опять принимал свое зелье, потому что удивленно моргнул, а потом долго молчал, стараясь сосредоточиться. — Да там, скорее всего, никого нет, в день экзаменов-то... А влезть в туннель и закрыть за собой вход — пара минут. Вот только внизу придется сидеть до ночи. Ну, ничего, я взял с завтрака бутерброды. Котел готов, метлы, чтоб подняться обратно, на месте... — Надеюсь, Сьюзи будет в хорошем настроении, — я почесал нос. — А то если она вдруг разнервничается и тебя укусит, я же потом не смогу выбраться. Останусь в подземелье, одичаю, буду питаться крысами... — Сьюзи сожрет тебя раньше, — очень серьезно ответил Том. Кроме способностей к легилименции, зелье еще и напрочь отшибало у него чувство юмора. — Но, кстати, хорошо, что ты об этом подумал. Обычно мы всегда оставляли выход открытым — ночью все равно никто не заметит. Но теперь... — Надо будет не запирать его, а просто наложить маскировочные чары, — решил Том. — Вряд ли кто-то станет присматриваться, чем один кусок стены отличается от другого. Он хотел сказать что-то еще, но тут двери аудитории распахнулись, и Брэдли велела нам заходить. Мне передалось нетерпение Тома — обидно было думать, что из-за нескольких лишних часов мы можем лишиться полутора тысяч галлеонов. Так что задачи на экзамене я решал с феноменальной скоростью, гоняя туда-сюда бегунок на счетной линейке. Закончив, поспешно перепроверил и поднял руку, показывая, что готов. Все остальные еще корпели над пергаментами. Тома я ждал в коридоре, он вышел через несколько минут. По часам над входом в Большой зал мы узнали, что времени всего-навсего без четверти полдень. В холле было пусто и солнечно, в коридорах почти безлюдно — сейчас все либо сдавали экзамены, либо сидели над учебниками. Но на всякий случай мы передвигались под разиллюзионным. Подойдя на цыпочках к двери туалета, Том прислушался. — Вроде никого... Давай немного подождем для верности. Мы сели на пол у стены и стали ждать. Том положил голову мне на плечо; я не видел его под разиллюзионным, но по дыханию догадался, что он засыпает. Меня и самого сильно клонило в сон. Солнце светило так ярко, стена была приятно теплая... Потом послышались шаги, и я встрепенулся. По коридору шла профессор Меррифот, на ходу перебирая бумаги в папке с надписью "Экзаменационные работы, второй курс". Нас она не заметила. Отперла дверь своего кабинета, который был чуть дальше по коридору, и вошла внутрь. Я толкнул Тома — сначала осторожно, потом сильнее. — Да-да, сейчас, — сонно ответил он. — Долго мы здесь сидим? — С полчаса, наверное. — В туалет никто не входил? — Нет. Я бы услышал. И не выходил тоже. — Хорошо, — Том зевнул. — Пошли. Крашенная зеленой краской дверь открылась с легким скрипом. Закрыв и заперев ее за собой, я поспешно набросил заглушку. В туалете было тихо, только где-то журчала вода. — Проверь кабинки на всякий случай, — услышал я шепот Тома. Собственно, проверять их было незачем — они и так стояли открытые настежь. Я прошел вдоль ряда туда и обратно. — Пусто. — Последи за дверью, — зевая, сказал Том. — А я поговорю со Сьюзи — может, шкура еще не полностью не сошла, и спешить пока незачем. Я привычно отвернулся и уставился в пол. В ярком солнечном свете были видны все щербинки на кафеле и слой пыли под плинтусом. Сзади заскрежетал, открываясь, вход в подземелье, послышались знакомые шипение и свист... А потом раздался звук, которого никто из нас не ждал. Щелчок замка.
*** Я не знаю, как я сдержался и сумел не обернуться к Тому и Сьюзи. Наверное, потому, что от неожиданности чуть не прирос к полу. Приоткрыв один глаз, я как мог медленно повернул голову и, готовый в любой момент зажмуриться, посмотрел сквозь узенькую щелочку между веками в сторону кабинок. Дверца ближайшей к окну кабинки открылась. Я вдруг с ужасом понял, что пропустил ее при осмотре — она пряталась за распахнутой настежь соседней. Из-за дверцы высунулась незнакомая девчонка в очках и возмущенно оглядела туалет. Должно быть, она услышала мужские голоса и решила высказать наглым мальчишкам все, что о них думает. Но нас она, естественно, не могла увидеть под разиллюзионным. Зато увидела Сьюзи. Я даже не сразу понял, что произошло. Девочка открыла было рот, но ничего не успела сказать, только вздрогнула. Какое-то время она еще тупо смотрела в одну точку, а потом стала медленно заваливаться набок. Ее тело ударилось о подоконник и мешком сползло на пол. У меня за спиной Том что-то кричал — если только можно кричать на парселтанге. Сьюзи шипела в ответ, недовольная, что ее загоняют обратно, но потом подчинилась, и вход в подземелье начал со скрежетом закрываться. Не дожидаясь, чем там все кончится, я бросился к девочке, оттащил ее от стены и уложил на пол. Тело у нее было неожиданно тяжелое, очки в роговой оправе перекосились, из-за толстых стекол на меня глядели ничего не выражающие глаза. Том был уже рядом и резко оттолкнул меня. — Следи за дверью! Я кинулся ко входной двери. За спиной у меня слышался голос Тома, произносящий реанимационные заклятья. Мелькнула дурацкая мысль: надо же, а ведь мы только вчера сдавали их на ЗОТИ... Я оглянулся. Движения руки с палочкой были не видны под разиллюзионным, и тело на полу дергалось словно само по себе. Ноги у меня были совсем ватные, в ушах противно, тонко звенело. Прошла минута, еще одна. Сейчас девчонка закашляется, попытается сесть, уже сейчас, вот-вот… Внезапно дверь вздрогнула — с той стороны потянули за ручку. Том мгновенно умолк, хотя бояться было нечего, из коридора нас нельзя было услышать. Снаружи еще раз подергали дверь, потом тонкий голосок возмущенно сказал: — Да что же это такое! Опять закрыто! Вечно этот туалет затапливает... — Побежали на второй этаж, — ответил другой голос. — А то я уже не могу! Послышался топот ног. Я обернулся. Девчонка в очках лежала не шевелясь. Рядом с ней словно из воздуха появился Том, снявший разиллюзионное. Он стоял на коленях, устало опустив руку с палочкой, и был бледен, как полотно. — Без толку. Сердце не запускается. — Надо позвать целителя... Собственный голос мне не подчинялся. Том встал. — Не поможет. Слишком поздно. И как мы, черт возьми, объясним, что здесь произошло?! Я тоже снял разиллюзионное и подошел к девчонке. Она по-прежнему смотрела в потолок, нелепо раскинув руки и ноги. Волосы, собранные в два хвостика, растрепались, их шевелил ветерок из открытого окна. Мантия задралась и была вся в пыли. Я взял девочку за запястье, все еще теплое и мягкое, попробовал нащупать пульс, но его не было. Все случилось так быстро, так нелепо… Десять минут назад мы еще сидели в коридоре. Вокруг ничего не успело измениться — так же где-то журчала вода, а полоса солнечного света из окна сдвинулась разве что на дюйм. Только сейчас поперек этой полосы лежало тело. Казалось, девчонка нас просто разыгрывает. Хотелось хорошенько встряхнуть ее за плечи, чтоб перестала придуриваться. — Давай попробуем еще раз… Том молча покачал головой. Он стоял с закрытыми глазами, и лицо у него было такое спокойное, словно он просто грелся на солнышке. — Лучше подумай, куда ее девать, — сказал он ровным голосом. — Если она останется здесь, и ее обнаружат... Второй за месяц несчастный случай. Диппет все вверх дном перевернет. Я растерянно огляделся. Куда ее спрячешь? Перенести обратно в кабинку и запереть дверь? Нет, там найдут… Я с надеждой обернулся, но девочка лежала все так же, запрокинув голову. Может, трансфигурировать ее во что-нибудь и незаметно унести под мантией? А куда потом? Выбросить в мусорный бак? Зарыть в лесу? От внезапно возникшей мысли меня затошнило, но, наверное, это был самый простой выход… — Сьюзи? — спросил я шепотом. Сердце стучало, как безумное, не давало говорить. Том опять покачал головой. — Сьюзи не будет ее есть. Змеи заглатывают только живую добычу, либо свежеубитую. Вдобавок Сьюзи сейчас сыта. Тук-тук, тук-тук, билось сердце. Хотелось не то расплакаться, не то заорать. Девчонка на полу молчала. Том тоже. Какого черта он молчит, будто его не касается?! А время идет. Если бы мы не пошли сюда, если бы еще пять минут просидели в коридоре, если бы Том не сразу бросился открывать туннель… Туннель... Том наконец посмотрел на меня. — Да. Ты прав. Надо спустить ее в подземелье. Там точно никто не найдет. Все, Рэй, иди смотри за дверью, а я пока открою вход. Я встал у двери и прижался к ней лбом. У меня начала невыносимо болеть голова. Скорей бы все кончилось, скорей бы уйти… Наверное, теперь я буду все время вспоминать эту девчонку. Дня два. Или три. Если бы это случилось в лесу, мы бы просто забросали ее листьями… Да что же он так копается? Почему я не слышу парселтанга? Он до вечера будет возиться? За дверью опять раздались шаги. Том застыл на месте. — Вот же свинята! Гаргульи на них нет!.. За дверью высморкались. Школьный смотритель, Прингл... Видно, ему уже сказали, что туалет затопило. — Вечно накидают черт знает что в унитаз, засорят, а я, значит, прочищай! Дверь дернули со всей силы, но она не поддалась, заклятие держалось крепко. — Еще и заперли, чтоб их так и перетак! Прингл неуверенно хмыкнул — видно, чесал в затылке, соображая, что теперь делать. Он же сквиб, он сам не сумеет открыть… Я обернулся. Том дернулся было к умывальникам, но тут же остановился. Я махнул ему рукой — быстрей, быстрей! Пока Прингл пойдет за помощью, у нас будет пара лишних минут... Словно отвечая на мои мысли, Прингл за дверью задумчиво сказал: — Сходить, что ли, до Галы? Пускай открывает, а то нечего. Думают, я им тут все должен, а я, между прочим, не железный... Кабинет Меррифот совсем рядом… Теперь времени у нас совсем не оставалось. Самое большее, что мы успеем, — незаметно выскочить. Том соображал быстрее, чем я, и уже поднял палочку, накладывая на нас обоих разиллюзионное. Громко стукнула щеколда. Мы выскользнули наружу и опять заперли дверь за собой, а потом метнулись в нишу у окна, стараясь не пересекать полосы света. Профессор Меррифот шла по коридору быстрым широким шагом, уже с палочкой в руках. Я постарался не дышать и даже закрыл глаза. Сердце так бухало, что его, казалось, можно было услышать издалека. — Слушай, Аполлион, воду я уберу, но дальше сам. У меня мало времени. Здесь? — Ага. Заперто, а я, значится, это... того... Не дослушав, Меррифот взмахнула палочкой, и дверь туалета распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. — Кажется, все в порядке, даже луж на полу нет... О Мерлин! Это что такое?! Она бросилась в туалет. Прингл, потоптавшись на пороге, последовал за ней. Том дернул меня за руку, и мы на цыпочках двинулись к лестнице, стараясь держаться поближе к стене. Из туалета доносился голос Меррифот, повторявшей те же заклятия, что и Том четвертью часа раньше. Потом она крикнула: — Аполлион, давай в учительскую! Дамблдора сюда, быстро, и Брэдли, если она там! Прингл выскочил из туалета и, шумно дыша, пустился по коридору. Когда он пробегал мимо, на нас пахнуло застарелым потом и чесноком. Под потолком гремел магически усиленный голос Меррифот: — Школьного целителя прошу немедленно прийти в южное крыло третьего этажа! Повторяю — в южное крыло... Мы уже вышли на лестницу и успели спуститься на два пролета, когда увидели Дамблдора — он бежал, подхватив полы мантии и перепрыгивая через ступеньки. Мы отступили в сторону, чтобы не столкнуться с ним. На втором этаже свернули в пустой коридор и только там сняли разиллюзионное. Том по-прежнему был бледен, как стенка. В таком виде нечего было и думать соваться на факультет. Оставалась только подсобка кабинета ЗОТИ.
Отправлено: 24.12.07 20:29. Заголовок: *** За день оконные ..
*** За день оконные стекла в подсобке так нагревались, что в комнатке стояла удушливая жара. Еще здесь пахло чем-то резким и сухим, как в зоомагазине; рассаженная по клеткам нечисть лениво наблюдала за нами. Том гремел ящиками письменного стола, потом звякнуло стекло, послышался запах огневиски. Он протянул мне стакан и одним махом проглотил свою порцию. На щеках у него понемногу стал проступать румянец. Я уставился на пустое дно своего стакана. Надо же — не успел заметить, как выпил. — Прости. Это моя вина. Я не проверил ту кабинку… — Я это понял, представь себе! — зло ответил Том. Воздух в подсобке был такой плотный, что хоть ножом режь. Твари в клетках насторожились и рассматривали нас сквозь решетку. Том сделал глубокий вдох. — Ладно, плевать. Я тоже хорош. Не глушил бы зелье от легилименции — вовремя услышал бы эту девчонку. — Что она там делала? — спросил я. — Мы же полчаса выжидали в коридоре… — Почем я знаю? — Том налил себе еще виски и выпил залпом. — Чулки поправляла. Еще что-нибудь. Черт их разберет, этих баб… Но как же так могло выйти, будь оно все неладно?! Он вдруг с размаху ударил кулаком по окну, так, что стекло загудело. — Эй! — я схватил его за руку и с ужасом сообразил, что он уже пьян. Алкоголь всегда действовал на него быстро и сильно, а тут еще и шок… Том обернулся и посмотрел на меня, прищурившись. Я ждал, что сейчас он мне врежет, но вместо этого он ударил кулаком по шкафу. Внутри что-то упало и посыпалось, послышался звон стекла. Том прижал к губам разбитые в кровь костяшки пальцев. — Успокойся! — я силой заставил его сесть на раскладушку. Незаметно вынул палочку — если и дальше будет буйствовать, придется его оглушить. Но он просто сидел, сжимая голову руками, раскачиваясь взад-вперед и повторяя: — Почему это случилось? Почему со мной, почему так, почему сейчас?! Я попытался его урезонить, но без толку — он меня не слышал. Нечисть в клетках пялилась на нас изумленно. Кикимора тянула пальцы через решетку, пытаясь дотронуться до Тома. Он посмотрел на нее мутным взглядом, затем взял ее руку и торжественно пожал: — Рад познакомиться, мисс… Я встряхнул его за плечи, потом попробовал отрезвляющее заклятье, которому нас когда-то научил Руквуд. В глазах Тома мелькнуло осмысленное выражение, но он сразу же опять потянулся за бутылкой. Я быстро убрал ее в стол, ругая себя на все корки, что позволил ему пить, когда мы попали в такой переплет. В это время дверь класса хлопнула, послышались быстрые шаги, и в подсобку влетел запыхавшийся Колин Розье. — Вот вы где! Вы знаете, что случилось? Я только вышел с экзамена, а там такое… Том, ты сегодня выпускал Сьюзи?! Том поднял голову и уставился на него. — Это еще кто? Знать не знаю никаких Сьюзи. Колин втянул носом воздух. — Вы тут пьете?! В честь чего? — Отмечаем сдачу арифмантики, — ответил Том. — А что, это запрещено? Так я прямо сейчас сниму с нас баллы… Я же староста, или кто? — Сколько он выпил? — спросил меня Колин. — Полстакана. — Тьфу ты! Хватило бы и чайной ложки. Только тратите зря хорошее огневиски... Слушай, Рэй, так он не ходил сегодня к Сьюзи? — Нет, — быстро ответил я. — Мы сразу после экзамена отправились сюда. А что случилось-то? Розье только рукой махнул. — Сьюзи снова кто-то увидел. Только на этот раз все намного хуже, чем с Литтоном. На нее наткнулась какая-то девчонка с Рэйвенкло и умерла. Прямо в туалете. Там такое творится — толпа народу, учителя бегают туда-сюда... Мне даже не надо было изображать потрясение — меня и так колотило, будто в лихорадке. Том посмотрел на Колина, засмеялся и сказал: — Да не может быть! Умерла, говоришь? Вот дура… Потом он лег на подушку, обнял ее и закрыл глаза. — Эй! — Розье попытался потрясти его за плечо. — Надо ж было напиться в самый неподходящий момент! Рэй, ты уверен, что он не выпускал Сьюзи полазать по трубам? — Не знаю. Может, забыл запереть внутреннюю дверь. Понятия не имею. Колин пристально смотрел на меня. Должно быть, у меня было очень странное лицо. — Ладно, — сказал он наконец. — Я пойду тогда, а то скоро экзамен… Вы здесь останетесь? — Здесь нельзя. Вдруг Меррифот увидит его, — я кивнул на Тома, — пьяным в стельку? Ты иди, а я оттащу его на факультет. Розье покосился на меня с сомнением. — Разве что отлевитируешь... Ну, давай, — и ушел. Когда я после нескольких попыток заставил Тома подняться и попытался увести, он вдруг заартачился: — Подожди. У меня кровь на руках, ее надо смыть… А вот забавно будет, если не отмоется, правда? Все ароматы Аравии не в силах... не в силах… Забыл, что именно. — Да заткнись ты! — я тащил его почти волоком. На полпути мы встретили директора, спешившего на третий этаж. — Смотри, — Том остановился, — это же Диппет. Слушай, а давай ему скажем, что в школе василиск? Представляешь, какое у него будет лицо! Он замахал рукой. — Профессор, постойте... Я едва успел ткнуть его палочкой и сказать: "Silencio!". К счастью, Диппет торопился и, кажется, ничего не услышал. Том попытался снять заклятие, но я отобрал у него палочку. К тому времени, как мы добрались до факультета, я был весь в холодном поту. В общей гостиной Слизерина никого не оказалось, в спальне был только Маркус. Он посмотрел на нас удивленно; я пробормотал что-то насчет успешной сдачи экзаменов и уже готовился применить силу, чтобы усмирить Тома, но это не понадобилось. Едва увидев свою кровать, он тут же упал на нее и закрыл глаза. Я стащил с него ботинки и ушел покурить — мне срочно нужно было успокоить нервы. Когда я вернулся, Том крепко спал.
*** К вечеру школа гудела от слухов. Все уже знали, что произошел несчастный случай. Туалет на третьем этаже заперли и опечатали, но тело, должно быть, все еще оставалось там — вряд ли его стали бы переносить на глазах у десятков школьников. Поразмыслив, я решил поговорить с Джейн. В конце концов, погибшая девочка была с их факультета, и Джейн могла что-нибудь знать. Чтобы попасть в башню Рэйвенкло, нужно было подняться на восьмой этаж, а оттуда — по крутой спиральной лестнице, заканчивавшейся небольшой площадкой. На площадку выходила гладкая полированная дверь без всяких признаков ручки или замочной скважины. Дверной молоток в форме головы орла смотрел на меня неприязненно. Я постучал, но никто не открыл. Вместо этого голова орла вдруг спросила: — Кто всех побеждает? — Э-э... Я в недоумении уставился на нее. Потом вспомнил, как Малсибер рассказывал, что у них в башне нет пароля — чтобы войти, нужно ответить на вопрос. Тогда мне это показалось нелепостью: ведь так любой может проникнуть на факультет. Но теперь я уже не был в этом уверен. Неизвестно, как долго я торчал бы перед входом, если бы, на мое счастье, по лестнице не поднимался какой-то старшекурсник. Услышав вопрос, он небрежно бросил: "Время", и дверь распахнулась перед нами. Цвета здешней гостиной были праздничные, рождественские — разрисованный созвездиями высокий купол, золотые и серебряные звезды на темно-синем ковре. В застекленных шкафах вдоль стен тянулись ряды книг, а белоснежная статуя Ровены Рэйвенкло улыбалась входящим загадочно и нежно. Но сейчас настроения тут царили совсем не радостные. Собравшись группками, студенты что-то обсуждали приглушенными голосами, а в уголке рыдала светловолосая девочка. Другая, темненькая и решительная, обнимала ее за плечи и уговаривала выпить воды. Остальные толпились вокруг. — Да успокойся, ты не виновата! Мало ли что говорит профессор Флитвик? Кто мог знать заранее? Если она такая дура, что... У камина я заметил Джейн, сосредоточенно слушавшую Малсибера, и подошел к ним. Джейн обернулась: — Привет. Что, тоже пришел за новостями?! У нас сегодня уже перебывало пол-школы. — Слушай, я просто хотел тебя повидать... — Расскажи ему, — вмешался Малсибер. — Я пока пойду поговорю со старостой. Он исчез — то ли из деликатности, то ли и вправду нужно было поговорить. Джейн сказала: — Пойдем спустимся вниз. Я не хочу здесь ничего обсуждать. Мы прошли мимо истерично всхлипывавшей девчонки и вышли на спиральную лестницу. Спустились на восьмой этаж, миновали статую Лаклейна Тощего и портрет какой-то толстухи в розовом платье. Идя по коридору, увешанному картинами, Джейн задумчиво касалась рукой позолоченных рам. — Не сердись, что я так резко ответила. Просто устаешь от всеобщего внимания... — Так что все-таки случилось? Она остановилась у окна, задумчиво наматывая кончик косы на палец. Снаружи солнце уже садилось, и темные далекие горы казались вырезанными из картона. — Ну, ты ведь наверняка уже слышал... Умерла Миртл Фиппс с третьего курса. Пока неизвестно, от чего, но у нас на факультете все думают, что это самоубийство. Говорят, она заперлась в туалете и приняла яд. — Да?! Наверное, надо было сделать сочувственное лицо. Но я не мог. Я так обрадовался… Моргана-защитница, неужели мы выкрутимся?! Я опустил голову, чтобы Джейн не заметила, как мне хочется рассмеяться от счастья. Пришлось сжать кулаки, чтобы заставить себя говорить нормальным тоном. — А с чего вдруг она решила наложить на себя руки? — Не знаю. Мы с ней почти не общались, она же на курс младше. Так, виделись в общей гостиной, и все. Некоторые считают, что она боялась провалить экзамены. Но это глупость, конечно, из-за такого никто не станет себя убивать. Может быть, тут другое... Понимаешь, у нас принято подшучивать друг над другом, отпускать разные колкости, устраивать розыгрыши. Бывает, жестокие, что правда, то правда. Но в конце концов от этого есть и своя выгода. По крайней мере, учишься за словом в карман не лазить. А вот Миртл постоянно обижалась и начинала рыдать. Ее так и прозвали: "Плакса Миртл"… Джейн задумчиво водила пальцем по подоконнику. — Особенно усердствовала Оливия Хорнби — ты ее, может быть, заметил в общей гостиной. Она просто не давала Миртл проходу. Сегодня за завтраком опять ее дразнила, да так, что та вскочила и выбежала в слезах. Не думаю, что это было какое-то ужасное оскорбление — наверное, просто последняя капля. Но кто же мог подумать, что... Джейн помолчала, потом заговорила снова: — Знаешь, мне иногда кажется, что у нас жуткий факультет. — Брось. Такое могло случиться где угодно. — Нет. Мы страшные люди, Рэй, честно-честно. Миртл не любили, потому что она была глупая — для нашего факультета, по крайней мере. А еще странная, скучная... Даже сейчас ее никому не жалко. Думаешь, отчего Хорнби рыдает? Да просто боится, что ей что-нибудь будет за то, что довела Миртл. Профессор Флитвик на нее сегодня накричал, а ведь он никогда не повышает голос... Всех прочих интересует только то, какой Миртл приняла яд, да какую дозу, и так далее. Вот уж это, поверь, мы будем обсуждать долго и подробно. И ведь я сама не так уж ее жалею, как может показаться. Скорее, заставляю себя, но на самом деле мне всего лишь любопытно. Что ты молчишь? Я думал, какое лицо было бы у Джейн, если бы я рассказал ей, что в действительности случилось с Миртл. Наверное, она бы потом ушла и больше никогда со мной не разговаривала. Но никому не сказала бы — отчего-то я был в этом уверен. А может, как ни странно, стала бы расспрашивать о василиске. Студенты Рэйвенкло — вообще особый народ. Меррифот как-то говорила, что из выпускников этого факультета получаются лучшие эксперты-криминалисты. Там, где кто-то другой испытал бы ужас и отвращение, они видят просто "интересный случай", вот и все. Джейн смотрела на меня выжидательно. Надо было что-то ответить… Я сказал, что не вижу ничего странного в ее чувствах — в конце концов, они с Миртл были едва знакомы. Нес еще какую-то чепуху и чем дальше, тем больше сам злился на погибшую девочку. Ведь неизвестно, когда теперь удастся попасть в подземелье, а время наверняка упущено. Придется писать заказчику, чтоб подождал со змеиной кожей еще полгода, возвращать предоплату… И все из-за какой-то дуры! Когда я вернулся на факультет, Том уже не спал и сидел на кровати, хлопая глазами. Он полностью протрезвел, только морщился от головной боли. Я пересказал ему услышанное, но он лишь коротко кивнул и сказал: "Хорошо". По его виду было ясно, что на самом деле еще ничего не хорошо. Спать в этот вечер все легли рано. Эйвери порывался что-то спросить, но вокруг было слишком много посторонних ушей. Розье обрадовался, услышав от меня, что смерть Миртл считают самоубийством, но тут же сплюнул через левое плечо, чтобы не сглазить. Ночью мне снился кошмар. Я опять был в туалете, и Миртл оседала передо мной на пол, невидяще глядя в пустоту. Я тряс ее, потом пытался оживить. Наконец она делала первый судорожный вдох, начинала кашлять... Я проснулся невероятно счастливым — но уже через минуту вспомнил, что это просто сон.
Отправлено: 07.01.08 14:21. Заголовок: Глава 36. Когда утр..
Глава 36.
Когда утром мы поднялись наверх, мне сразу бросилась в глаза огромная колдография Миртл, увитая гирляндой белых роз. В Большом зале флаг Рэйвенкло заменили черным полотнищем, на флаги остальных факультетов прикрепили траурные ленты. Должно быть, при жизни Миртл не могла и мечтать о таком внимании… За завтраком директор объявил, что произошел несчастный случай, и до выяснения его причин студентам запрещается покидать факультеты после восьми вечера. Это было странно и совсем мне не понравилось. Учителя за своим столом переговаривались с озабоченными лицами; Дамблдор, который даже не прикасался к еде, что-то втолковывал Диппету. Том где-то пропадал и пришел почти к концу завтрака, очень обеспокоенный. Взял гренок, но не ел, а просто крошил на салфетку. Мне и до того кусок в горло не лез, а теперь и подавно, так что я отодвинул тарелку и предложил вернуться на факультет. Как выяснилось, Том уже успел забежать к Меррифот, и она по секрету поделилась с ним новостями. Накануне в школу прибыл сотрудник Департамента магического правопорядка. Дело было, в общем, рутинное, но все равно закончить его следовало по всем правилам. Поэтому ночью тело Миртл переправили в клинику святого Мунго, где произвели вскрытие — и не нашли никаких следов отравления. Более того, Плакса Миртл при жизни, похоже, была здорова, как вол. И сердце, и легкие у нее были в полном порядке, так что по естественным причинам она умереть не могла. При ней не нашли никакой склянки или пузырька с остатками яда, зато чиновника насторожила пыль на мантии, та самая, что собралась, когда Том пытался реанимировать Миртл в туалете. Ее было слишком много — если бы девочка просто потеряла сознание и упала, мантия бы так не испачкалась. В аврорате забеспокоились. В школу прислали уже настоящую следственную бригаду. Еще до завтрака авроры успели заново допросить Меррифот и Прингла, а потом собирались взяться за однокурсников Миртл. Дело принимало нешуточный оборот. Должно быть, Оливии Хорнби сейчас приходилось несладко, но меня эта мысль не приободрила. Мы позвали Нотта и устроили совещание в нашей спальне — Альфард сразу после завтрака ушел в библиотеку, так что говорить можно было относительно спокойно. Том не стал пересказывать остальным подробности, просто сказал, что авроры подозревают убийство. Эйвери, услышав это, весь позеленел и затрясся, как осиновый лист. — Может, пойти и честно рассказать им про василиска? — Ничего умнее не придумал? — осадил его Розье. — Хочешь в Азкабан? — А что тут такого?! Ну, нашли мы змею, ну, не сказали учителям — это ж не преступление! — Аврорам будешь объяснять! Теперь, когда эта Миртл ее увидела и сыграла в ящик, — очень даже преступление. — Да не могут они нас посадить! Эйвери чуть не плакал. Том внимательно смотрел на него, но молчал. А Колин, как нарочно, еще и поддразнивал. — Ну, конечно, нет. Наоборот, похвалят, еще и дадут какую-нибудь награду за заслуги перед Хогвартсом... — Лично я никаких тайных комнат не открывал и на парселтанге не разговаривал! —выкрикнул Эйвери высоким, срывающимся голосом. — Это Риддл баловался с василиском, пускай он и отдувается, а мы тут ни при чем! Том коротко вздохнул, потом одним плавным движением оказался рядом с Эйвери и с размаху ударил его по лицу. Флинт вскочил и схватил его за руку. — Не надо! Эйвери судорожно глотал воздух. — А ну, прекрати истерику, — сдавленным от ярости голосом сказал Том. — Когда ты брал деньги, вырученные за яд, то считал себя очень даже при чем! А теперь, значит, в кусты?! Эйвери в ужасе смотрел на него. — Хватит, хватит, — вклинился между ними Розье. — Том, не трогай его! Том сбросил его руку со своего плеча. — Была охота связываться... Вот что я вам скажу. Мы все в одной лодке, и выбраться из нее, утопив остальных, не получится! Он оглядел нас и вдруг негромко засмеялся, но так, что у меня мороз пошел по коже. — А впрочем, какая разница? Есть еще желающие пойти меня сдать? Так вперед, действуйте! Дверь открыта, я мешать не буду. — Я не предлагал никого сдавать! — огрызнулся Эйвери. — Послушай, — Розье силой развернул Тома лицом к себе, — ты сейчас нас очень обижаешь, понял? Тимоти сгоряча так сказал, да и все мы на нервах. Не надо принимать это за чистую монету и делать из нас стукачей. Том смолчал, и видно было, как он изо всех сил пытается успокоиться. — Да, ты прав, — сказал он наконец. — Извини, Тимоти. — Умница, — Розье легонько толкнул его в плечо костяшками пальцев. — Сядь, не дергайся. Заметь, тебя никто не спрашивает, был ты там вчера или не был, и что там вышло. Хотя дураков здесь нет, учти. Но мы ведь всё понимаем. Чем меньше знаешь, тем меньше из тебя смогут вытянуть. — Прости. Я действительно был не прав, — на щеках Тома вспыхнули красные пятна. Флинт тоже сел на свое место, переводя настороженный взгляд с одного на другого. Нотт поправил очки: — Я предлагаю не паниковать заранее. Лично я абсолютно уверен, что все обойдется. В конце концов, мы с этой девчонкой даже не были знакомы и учились на разных факультетах. С чего бы авроры нас заподозрили? А мысль о василиске им не придет в голову. Следовательно, нам ничего не грозит, и сейчас надо просто вести себя, как обычно. Вот если будем нервничать и вздрагивать при каждом звуке, тогда нас точно возьмут на заметку. — Разумно, — одобрил Розье и посмотрел на Тома. Том кивнул. Потом поднялся и сказал: — Спасибо, Тед. По-моему, все верно. Так и поступим. А это значит, что следствие следствием, но СОВы пока что никто не отменял. Я иду в библиотеку. Колин, пойдешь со мной? Взяв конспекты, они быстро ушли. Нотт тоже распрощался. Эйвери, все еще во встрепанных чувствах, решил лечь подремать, чтобы успокоиться. Я взял учебник по астрономии и устроился с ним на кровати. Стал читать, надеясь отвлечься, но строчки прыгали перед глазами, и я не мог понять ни единого слова. Всякие Фомальгауты с Антаресами были в триллионах миль от меня. Маркус сидел за столом с конспектами, но тоже не читал, а просто смотрел в окно, за которым сверкала под солнцем озерная гладь.
*** До обеда я одолел пять страниц. После обеда вернулся на факультет уже без всякой надежды что-то выучить, но для проформы все-таки открыл учебник, как вдруг в дверь постучали. Мы с Флинтом были в спальне вдвоем, Эйвери еще не пришел. Я крикнул: — Войдите! На пороге стоял запыхавшийся второкурсник. — Флинт, тебя зовет Слагхорн! Срочно! — Меня? — удивился Маркус. — Да. Сказал, чтоб ты пришел как можно быстрее! — Может, что-то насчет экзаменов? — неуверенно предположил я. Флинт тоже выглядел растерянным. Оглянулся на меня, потом, запинаясь, сказал: "Ну, ладно, я пошел", и покинул спальню. Я попробовал опять читать, но вскоре оставил попытки и просто лежал на кровати, пялясь в потолок. Время шло, было уже около четырех, а Маркус все не возвращался. Наконец я не выдержал и решил под каким-нибудь предлогом заглянуть к декану. Но кабинет Слагхорна оказался заперт, за дверью было тихо. Я вышел на улицу, прошелся вокруг школы. То тут, то там сидели на траве студенты, наслаждаясь хорошей погодой, но Флинта нигде не было видно. Почему-то мне это все не нравилось… Стало вдруг жутко — бывают такие приступы иррациональной паники, когда хочется все бросить и убежать, неважно куда, лишь бы подальше. Я вернулся на факультет. Там все было спокойно, в общей гостиной младшие курсы готовились к экзаменам, обложившись учебниками и тетрадями. В нашей спальне был один только Эйвери. Он сказал, что Флинт не возвращался; его конспекты так и остались лежать раскрытыми на столе. Беспокойство не проходило, наоборот — становилось все сильнее, хоть криком кричи. Я ушел с факультета и поднялся на восьмой этаж, в библиотеку. Маркуса, как и следовало ожидать, там не оказалось. Мне стало совсем не по себе. Я чувствовал себя дурак дураком, рассказывая Тому и Колину о своих странных ощущениях, но они отнеслись к этому очень серьезно. — Пошли ко мне, — Том поднялся, складывая исписанные пергаменты. — Надо будет слегка прибраться. Я так нервничал, что еле дождался, пока он сдаст книги библиотекарю. В кабинет ЗОТИ мы направились через южное крыло, чтобы меньше встретить народу по пути. Заперев изнутри дверь, Том отодвинул от стены письменный стол и полез в тайник на его задней панели. Боггарт в столе возмущенно затарахтел ящиками, но Том коротко бросил: «Молчать!», и боггарт мгновенно затих. Остальная нечисть словно затаилась в клетках. Колин, распахнув окно, курил сигарету за сигаретой — мое беспокойство передалось и ему. Вытащив из тайника то, что касалось нашего подпольного «бизнеса»: списки адресов, письма заказчиков, увесистый кошель с галлеонами, чашу для яда, последний крохотный пакетик волоса единорога, — Том уменьшил все это и спрятал в пустую чернильницу. Потом подумал и отправил туда же свой дневник и кольцо с черным камнем. Колин бросил на кольцо короткий взгляд, но не стал задавать вопросов. — Куда бы ее деть? — Том задумчиво взвесил чернильницу на ладони. — Может, отдадим на хранение Вилли? — предложил я. — Ему можно доверять. А если что, у первокурсника никто искать не станет… — Если что? — быстро переспросил Розье. Я не ответил, потому что сам не знал, чего опасаюсь. Да и вряд ли он ждал от меня ответа. Наверное, мы уже тогда прекрасно понимали, чего боимся, просто не хотели говорить об этом вслух. Потом мы вернулись на факультет и обшарили спальню, выискивая все компрометирующее. Розье не без колебания, но все-таки открыл чемодан Флинта, перебрал его вещи. Эйвери наблюдал за нами с суеверным ужасом. Колин нашел у Маркуса мешочек с галлеонами, высыпал на кровать, пересчитал. — Около тридцати. Слишком много для беженца… Скрупулезно пересчитав еще раз, он оставил Маркусу два галлеона. Остальную сумму записал на бумажку, чтобы не забыть, и обернулся ко мне: — Есть чистый носок? — Лови, — я бросил ему пару серых носков. Колин ссыпал в один из них галлеоны, потом посмотрел на Эйвери: — И ты тоже сдавай монету. Еще не хватало, чтобы к нам прицепились, откуда деньги… — Кто прицепится? — спросил Эйвери дрожащим голосом. Как и я полчаса назад, Розье не удостоил его ответом. В тот же носок отправилась и вся моя наличность. Том уменьшил и бросил туда же жестяную коробку из-под печенья, в которой хранилась факультетская касса, а также блокнотик с записями о приходах и расходах. Потом, когда мы убедились, что в спальне не осталось ничего потенциально опасного, даже клочка бумаги, я отправился разыскивать Трэверса. Вилли сидел в общей гостиной, подперев щеку рукой, и смотрел в стену. Перед ним лежал раскрытый учебник, но, судя по мечтательному выражению лица и по тетрадке, разрисованной рыцарями и крепостями, мысли Трэверса витали очень далеко от трансфигурации. Я тронул его за плечо и сказал, что его зовет Риддл. Вилли сначала просиял, но потом задумался и осторожно спросил, в каком настроении Том. Мне стало интересно. — А если я скажу, что в плохом, что ты будешь делать? — Все равно пойду, — сказал Вилли со вздохом. — Просто… лучше приготовиться заранее. Когда мы вошли, Том сидел на своей кровати. Протянув Трэверсу носок с деньгами и чернильницу, он спросил: — Уильям, ты мог бы спрятать это куда-нибудь, где никто не найдет и не увидит? Потом вернешь мне, когда я попрошу. — Конечно, — Вилли чуть не уронил чернильницу. — Тяжелая какая! А это новая игра? — Нет, — Том внимательно смотрел ему в глаза. — Боюсь, что на этот раз все по-настоящему. — У нас неприятности? — тихо спросил Вилли. Сказав «у нас», он сильно покраснел и скомкал конец фразы. Словно боялся, что над ним сейчас посмеются за то, что он так смело причислил себя к взрослой мужской компании. Но Том остался серьезен. — Пока нет. Но все может случиться. Я пока не могу сказать тебе, что происходит, просто надо проявить осторожность. И еще, Уильям, — я бы просил тебя и твоих ребят организовать днем дежурство в общей гостиной. В ближайшее время, пока нет экзаменов, кто-нибудь с первого курса всегда должен присутствовать на факультете. Если у нас появятся гости — любые посторонние люди, — не надо с ними разговаривать или что-то предпринимать, нужно просто запомнить, кто это был, с кем они беседовали и что делали. Потом ты мне доложишь. Хорошо? Я могу на тебя рассчитывать? — Конечно, — Вилли счастливо смотрел ему в глаза. — Спасибо, — все так же серьезно ответил Том. — Тогда сегодня в девять вечера я жду первый отчет. А сейчас ты можешь идти.
*** В факультетскую гостиную Маркус вернулся лишь после семи вечера. Он выглядел страшно уставшим, как будто больным. Я до того никогда не видел, чтобы человек так переменился за несколько часов. Маркус показал взглядом на вход в спальни, но Том покачал головой и повел нас в подсобку кабинета ЗОТИ. Войдя туда, Флинт сдвинул в сторону учебники, лежавшие на раскладушке Тома, сел на нее и свесил голову. — Где ты был? — требовательно спросил Розье. — Что случилось? Я достал сигареты и закурил, глядя в окно. — Меня допрашивали авроры, — сказал Маркус еле слышно. — Я, оказывается, главный подозреваемый. Вот. Стало совсем тихо, слышен был только плеск воды в аквариуме гриндилоу. — Бред! — сказал наконец Розье. Но убежденности в его голосе не было. В конце концов, чего-то такого мы и ожидали. Маркус пожал плечами. Волосы у него разлохматились, руки, торчавшие из рукавов слишком короткой рубашки, заметно дрожали. — Я же немец. Этого достаточно. Понятное дело, они за меня ухватились. Полдня мурыжили, по сто раз повторяли одни и те же вопросы, пытались подловить на чем-нибудь. Я им объяснял, что в глаза не видел эту девчонку, что до вчерашнего дня даже имени ее не знал. Сдуру ляпнул, что близко не подходил к этому туалету, — они как встрепенутся! "А откуда ты знаешь, что она умерла в туалете? Мы тебе об этом не говорили". "Да вся школа знает", — отвечаю. Потом стали выяснять, что я делал вчера. Я честно сказал, что спал. "А почему? Это странно — ложиться среди бела дня, тебе не кажется?". "Нет, — говорю, — не кажется. У меня не было экзамена, вот и решил отоспаться за всю неделю". Но это их как-то не убедило. Пристали: кто может подтвердить твои слова? Никто, отвечаю, я был один в спальне... — Мы можем подтвердить, — перебил его Розье. — Скажем, что заходили на факультет и видели, как ты дрых. — Не поможет, — Маркус вяло отмахнулся. — Решат, что мы сговорились. Понимаете, они уверены на все сто, что это я ее убил. Я им говорю: «Проверьте мою палочку, на ней нет запрещенных заклятий», а они: «Мы все выясним, не волнуйся», — и так противно улыбаются... Еще про того парня спрашивали, ну, который окаменел. Оказывается, и он, и эта Миртл — маглорожденные. «Тебе, — спрашивают, — не кажется странным, что оба раза нападали на маглорожденных? Уж не для того ли, чтобы вбить клин между волшебниками и прочим населением в разгар войны? Противнику это было бы очень на руку…». Я сказал, что понятия не имею. «Ты знаешь, кто напал на Литтона? А где ты сам был в это время? Тебя навещают в школе родственники или знакомые? Кто-нибудь из них приезжает в Хогсмид, когда у тебя выходной?». И опять, и опять по кругу, чтоб поймать меня на том, что я-де кому-то передаю информацию из школы. Потом один говорит: «А ты знаешь, что за шпионаж и терроризм полагается поцелуй дементора? Даже для несовершеннолетних — время-то военное! Так что, если хочешь нам что-нибудь честно рассказать, лучше не тяни с этим…». Маркус не выдержал и со всхлипом закрыл лицо руками. Розье растерянно оглянулся на нас, потом неловко похлопал Флинта по плечу. — Маркус… Да что за черт возьми! Не раскисай, слышишь? Они же тебя просто-напросто пугают, чтоб ты сломался и подписал, что сказано. Это все чушь собачья, высосано из пальца! У них нет никаких доказательств… Том сел перед Флинтом на корточки и протянул ему стакан, в котором плескалось на два пальца огневиски, — из той бутылки, что мы не допили накануне. — Нет доказательств, так будет, — Маркус вытер лицо рукавом и залпом выпил виски. Потом взял у меня сигарету. — Они вызвали легилимента. Послезавтра утром приедет. Том сильно вздрогнул. Флинт жадно затянулся дымом и тут же закашлялся. — Что значит «легилимента»? — спросил я. — Маркус, ты несовершеннолетний. Они не могут подвергать тебя легилименции без согласия родителей. — Там был Дамблдор. Он подписал разрешение, — сказал Флинт, глядя в пол. — Сказал, что как заместитель директора имеет на это право. — Какого черта он лезет не в свое дело? — взвился Розье. — Зря ты так, — у Маркуса сильно дрожали руки. — Дамблдор, если хочешь знать, был единственный, кто меня защищал. Он сразу сказал, что не верит в это и что я не могу быть шпионом. Если бы не он, меня, может, уже увели бы в наручниках. — А что Слагхорн? — спросил я. — Тебя же при нем допрашивали, разве нет? — Да. Но он только пялился на меня, как на чудовище. Все время повторял: какой ужас, какой ужас, он, мол, даже представить себе такого не мог… Трясется за свою шкуру, боится, как бы его самого в чем-нибудь не обвинили. — Вот сволочь! — сказал Розье сквозь зубы. В дверь подсобки громко постучали. Том так резко обернулся, словно ожидал прямо сейчас увидеть авроров. — Войдите! На пороге стояла раскрасневшаяся Минерва. Она быстро дышала, будто пробежала бегом всю дорогу от гриффиндорской башни. Торопливо кивнула нам, прошла к раскладушке и села рядом с Флинтом, обняв его за плечи: — Маркус, как ты? Это такой ужас… Я только что узнала... — Что, — спросил Флинт, поднимая голову и невесело улыбаясь, — по школе уже пошли слухи? Минерва возмущенно отбросила волосы со лба. — Какая разница, что говорят? Мы-то знаем, что это неправда. То, как ведут себя авроры, просто мерзко! Чем они, спрашивается, лучше тайной полиции Гриндельвальда?! Я говорила с профессором Дамблдором, он сказал, что поможет. Он ведь член Визенгамота, он будет тебя защищать... — Минни, — раздраженно спросил Том, — а почему ты так уверена, что Дамблдор говорил искренне? Ты что, не слыхала про старую игру в доброго и злого следователя? — Что? — она удивленно посмотрела на него и уже хотела было возразить, но тут дверь опять открылась, и вошла Меррифот. Эйвери вскочил со стула, но Меррифот махнула ему рукой: — Да сиди, сиди. Я так и думала, что у вас тут военный совет. Только вот что, ребята, — быстренько затушите сигареты и уберите бутылку. Будем считать, что я ничего не заметила. Маркус, профессор Слагхорн рассказал мне о том, что случилось… — Вы должны вмешаться, — Минерва с надеждой посмотрела на нее. — Вы же знаете этих авроров, они ваши бывшие ученики. Вы можете объяснить им, что... Меррифот тяжело опустилась в наколдованное Томом кресло. В тесной подсобке теперь было и вовсе не развернуться. Розье, привалившись спиной к шкафу, напряженно слушал разговор. Том, стоявший за креслом Меррифот, рассеянно смотрел на клетку с кикиморой и, казалось, думал о чем-то совсем постороннем. — Минни, беспокоиться рано, — низкий глуховатый голос преподавательницы ЗОТИ звучал так привычно, так успокоительно. — Флинту пока ничего не грозит. Наоборот, даже лучше, что приедет легилимент. Маркус, пойми, авроры не звери и ничего не имеют против тебя лично. Они просто делают свою работу. Легилименция подтвердит, что ты невиновен, и ты забудешь обо всем, как о страшном сне. — Почему они вообще вцепились в него? — опять вмешалась Минерва. — Пока они тратят время, настоящий убийца гуляет по школе! — Минни, — Меррифот похлопала ее по руке, — авроры знают, что делают. Преступника обязательно разоблачат, будь уверена. А мы с вами должны помогать следствию, так что ты, Маркус, тоже будь умницей и ничего не бойся. Флинт сглотнул. Слова Меррифот его ни капельки не успокоили. — Профессор, — сказал я, поразившись тому, как хрипло и странно звучит со стороны мой голос, — но ведь это очень ненадежная процедура... Я читал, что многое зависит от мастерства легилимента и от того, как трактовать увиденное. Иногда воспоминаниям вообще нельзя доверять, если у человека, например, шизофрения или что-то такое... Эта дурацкая реплика разрядила обстановку — все расхохотались. Нервное напряжение немного спало. — К счастью, Маркус не страдает шизофренией, — сказала Меррифот, все еще улыбаясь. — Поверь мне, ни один легилимент не увидит в его воспоминаниях того, чего там нет. Так что все будет в порядке. Она грузно поднялась, опираясь на поручень кресла. — Ладно, ребята, пора расходиться. Вы не забыли про комендантский час? Я пойду к себе, а вы ступайте-ка на факультет, нечего болтаться по школе вечером. Том, не вздумай сегодня здесь ночевать, понял? Это может быть опасно. Спокойной ночи, мальчики. Минерва, пойдем, я провожу тебя до гриффиндорской башни — так, на всякий случай. — Я сам ее провожу, — Том отодвинул кресло. — Не беспокойтесь, профессор, со мной ничего не случится. Минерва, уходя, ободряюще улыбнулась Флинту. Едва звуки голосов затихли в коридоре, Розье захлопнул дверь подсобки и обернулся к нам. — Ребята, — сказал Маркус, глядя в пол, — я не смогу спрятать Сьюзи от легилимента. Простите. Это все из-за того, что я немец. Получается, я всех подставил… Но если честно, мне уже все равно. Лучше пойти под суд за василиска, чем за шпионаж. — А я не хочу! — истерично выкрикнул Эйвери. — Ни за то, ни за другое! Что вы все сидите, сложа руки, надо же что-то делать, хоть что-нибудь! — Да успокойся ты! Еще никого никуда не сажают! — это уже был Розье. Тут мы все принялись орать друг на друга. Страсти все больше накалялись. Наконец вернулся Том и остановился на пороге, молча глядя на нас. — Скажи, что мне делать? — с тоской спросил его Флинт. — Ничего, — Том пожал плечами. — Пускай легилимент снимет с тебя воспоминания, а дальше уж мои и только мои проблемы. В конце концов, это именно я нашел Сьюзи, вы здесь ни при чем. Если будут допрашивать — заявите, что знали о василиске, что убеждали меня не выпускать его или рассказать учителям, но я не послушался. А вы сами никому ничего не сказали, потому что я вам угрожал. Это будет основная версия. Я потом еще Нотта предупрежу. — Я ничего такого говорить не буду, — огрызнулся Розье. — Придется, — возразил Том. — Еще не хватало, чтобы я всех за собой утянул. Маркус сжал голову руками. — Может, еще можно что-нибудь придумать? — Я попробую, — пообещал Том. — Но если не получится — просто успокойся. Пускай будет, что будет. А теперь пошли на факультет, спать пора. Он собрал учебники с раскладушки, сунул их в сумку вместе с пижамой и зубной щеткой, закрыл окно. Мы подождали в коридоре, пока он запрет дверь, а потом вместе двинулись вниз, в подземелья. В вестибюле, скупо освещенном газовыми лампами, дежурил молодой, коротко стриженный аврор. Остановив нас, он хмуро спросил, кто мы такие и какого черта бродим по школе после отбоя. — Вообще-то мы тут учимся, — раздраженно ответил Розье. — Так что имеем полное право ходить по коридорам. — А про запрет выходить после восьми вечера ты не слышал, умник? Вот я вас сейчас отведу к директору, пускай разбирается! — Погодите, — сказал кто-то. Обернувшись, мы увидели Дамблдора. Он неторопливо спускался по лестнице, доброжелательно улыбаясь аврору. — Добрый вечер, Фоули. Рад тебя видеть. Выпуск 1935 года, если не ошибаюсь? — Здравствуйте, профессор, — аврор расплылся в улыбке. — Вот уж не думал, что вы меня помните. — Как же не помнить? — Дамблдор весело блеснул стеклами очков. — Разве не ты у меня на уроке превратил все книги в шкафу в летучих мышей? Изящное было колдовство, хотя, боюсь, девочки с твоего курса его не оценили. — Вообще-то это мы вдвоем с Каспаром Краучем, — скромно уточнил аврор. — Простите, профессор, но у нас тут маленькая проблема... Вот эти голубчики разгуливали по школе после комендантского часа. Что прикажете с ними делать? — Добрый вечер, мальчики, — Дамблдор словно только что нас увидел. — И кто же здесь? Розье, Лестрейндж, Эйвери... Ага, еще Риддл и Флинт. Услышав фамилию Маркуса, Фоули обернулся и бросил на него неприязненный взгляд. Колин отодвинул Маркуса плечом и хмуро уставился на аврора. — Ну что ж, это все прекрасные студенты, — Дамблдор по-прежнему беззаботно улыбался. — Не думаю, Фоули, что их можно в чем-то подозревать. Разве что в желании тайком покурить — увы, чем дальше, тем больше в Хогвартсе распространяется эта вредная привычка. Он посмотрел на меня. — Думаю, Фоули, мы можем их спокойно отпустить. Кстати... Том, я вижу, ты стал старостой? Прими мои поздравления. — Спасибо, профессор, — Том вежливо наклонил голову. — Ну, вот видишь, — Дамблдор опять посмотрел на аврора. — Вряд ли староста может быть в чем-то замешан. Потом он повернулся к нам: — Но все же разгуливать по школе после отбоя и вправду небезопасно, так что я надеюсь, мальчики, что вы больше не будете так делать. Можете идти. Пока мы шли через холл, у меня было четкое ощущение, что Дамблдор смотрит нам вслед. Но оборачиваться и проверять я не рискнул. А когда мы уже подходили к факультету, сзади послышались шаги. Оказалось, это опять был Фоули. Он ничего не сказал, но, дождавшись, когда все войдут внутрь, занял пост у входа в нашу гостиную. Его хмурый взгляд был последним, что я увидел, закрывая дверь.
*** Продолжить разговор на факультете не удалось — в спальне был Альфард, при котором распространяться о наших делах не стоило. Мне, правда, показалось, что он о чем-то догадывался, но молчал. Только заверил Маркуса, что, если его попробуют арестовать, Блэки вмешаются — как-никак Флинты с ними в родстве. Я, признаться, в это не поверил. Что бы Альфард ни говорил, старшие Блэки могли быть другого мнения. Очень им нужен родственничек-немец, да еще замешанный в убийстве... Но в любом случае Маркусу легче не стало. Он был уверен, что это Дамблдор отправил аврора к нашей гостиной и приказал следить за подозреваемым. — Значит, на самом деле Дамблдор тоже против меня. Теперь точно конец… Колин пытался уверить его, что еще не все пропало, но получалось не слишком убедительно. Я уже не мог все это переносить, поэтому взял полотенце и ушел в умывальную, где бесконечно долго чистил зубы — лишь бы не идти в спальню и никого не видеть и не слышать. Когда я наконец вернулся, Маркус уже лежал, укрывшись с головой одеялом. Колин спрятался за задернутым пологом кровати, Том тоже улегся и даже закрыл глаза, хотя я был совершенно уверен, что он не спит. Эйвери еще возился, разыскивая что-то в чемодане, а Альфард, устроившись в постели и подперев голову рукой, читал учебник по астрономии. Я тоже забрался под одеяло и сделал вид, что сплю. Вскоре в комнате стало тихо — слышался только шелест страниц и потрескивание свечи. Интересно, Блэк когда-нибудь ляжет? Или будет до утра наслаждаться описанием звездного неба? Эйвери заворочался на своей кровати, потом затих и стал похрапывать. Я пытался мысленно прокрутить события последних дней и найти какой-то выход, но в мыслях была полная пустота. Все больше меня охватывало тупое отчаяние. Я представления не имел, как мы выкрутимся. Вот Маркуса посмотрит легилимент, потом вызовут и допросят Тома, а нас привлекут как подельников. В воображении мелькали картинки — суд, представлявшийся мне толпой безликих людей в красных мантиях, приговор и жалобный хруст палочки, которую судебный исполнитель сломает над моей головой… В конце концов я заснул, причем мгновенно, словно провалился в яму. Должно быть, сработал инстинкт самосохранения, чтобы не дать мне сойти с ума. Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. В спальне было темно, хоть глаз выколи. Значит, сейчас около трех часов ночи. Скоро уже начнет светать — в июне на севере ночи короткие. — Пошли, — почти неслышно прошептал Том мне на ухо. Я откинул одеяло и сел, протирая глаза кулаками. Со всех сторон слышалось только глубокое дыхание остальных; Эйвери громко сопел во сне. Я нащупал на полу ботинки, надел халат и на цыпочках вышел из спальни вслед за Томом. В коридоре эльф протирал пол, но при виде нас мгновенно исчез вместе с ведром и шваброй. В гостиной при нашем появлении зажглось несколько ламп, но углы помещения тонули в темноте. Том прошел по комнате, тщательно устанавливая заглушающие заклятия. — Я вообще-то хотел пойти поговорить где-нибудь в укромном месте. Например, в лаборатории Слагхорна, у меня есть запасной ключ. Но теперь из-за этого аврора никуда не выйдешь... Кто-то из портретов на стенах громко всхрапнул; остальные сонно моргали на свет и ворчали, что им не дают спать. — Они нас не услышат? — спросил я, разжигая огонь в камине. — Нет, если не подходить слишком близко. Я все никак не мог проснуться, зато Том расхаживал по гостиной, словно зверь по клетке. Потом остановился, глядя на огонь, и спросил: — Ты знаешь, что он легилимент? — Кто? — я пока еще туго соображал — Дамблдор, кто же еще?! Причем такой же, как я. Ему не нужно вторгаться в чужие мысли — он их просто слышит. — Ты уверен? — осторожно спросил я. — В "Основах ментальной магии" говорилось, что это очень редкая способность... — Рэй, я знаю! Что-что, а "Основы ментальной магии" я вызубрил наизусть! Может быть, их авторы ошибаются, и это встречается чаще, чем они думают. Но в любом случае — почему бы нет? Дамблдор, знаешь ли, волшебник не из последних. Я понял, что он считывает чужие мысли, едва увидел его на лестнице. Мы ведь еще ни разу не оказывались так близко друг от друга с тех пор, как он вернулся в школу. Это было все равно что... Ну, как если бы рядом поставили два радиоприемника, и они временами создавали друг другу помехи. Рыбак рыбака видит издалека, что тут еще скажешь. Уже потом я почувствовал прикосновение к своим мыслям, очень легкое, надо сказать. Он, оказывается, деликатен, наш господин заместитель директора. Последние слова Том точно выплюнул. — Ты защитился? — Нет. Опасно. Просто старался ни о чем не думать. Стоял и смотрел на мраморную плиту на полу, какие на ней трещины, какой рисунок... Как ты думаешь, отчего бы я иначе молчал, словно воды в рот набрал? Чуть позже Дамблдор попытался меня "зацепить" и сказал первое, что пришло в голову. «Ты стал старостой, поздравляю», — передразнил его Том. — Как будто он еще на экзамене по ЗОТИ не рассмотрел чертов значок! Лишь бы заставить меня о чем-нибудь подумать, «раскрыться»… Я сам иногда так делаю, если мысли другого человека плохо слышны. Не знаю, что именно ему удалось считать, ну да это и неважно. Того, что он "услышал" у всех остальных, хватит за глаза. Я не знал, что ответить. Дамблдор — член Визенгамота, и ему ничего не стоило, пользуясь своим влиянием, намекнуть аврорам, в каком направлении искать. Теперь уже было совершенно все равно, пройдет Маркус Флинт легилименцию или нет. — Еще и отправил сюда этого Фоули, — зло сказал Том. — Ничего не скажешь, красивый намек. Мол, не дергайся, мальчик, уйти тебе не удастся. — Ты хотел сказать — нам не удастся? — Что я хотел, то и сказал! Рэй, тебе надо держаться той же линии, что и остальным: мол, тебя заставили, вынудили, угрожали, запугивали и все такое. Тогда, если повезет, оставят в покое и вообще не станут привлекать по этому делу. Я все возьму на себя. Нечего лезть в соучастники и проявлять неуместное благородство... Том усмехнулся. — Ты мне на свободе больше пригодишься. Кто-то же должен отправлять мне передачи в Азкабан. — Не городи чепухи. Это убийство по неосторожности, а ты несовершеннолетний. Может, даже на Азкабан не потянет. Сломанная палочка и запрет колдовать на какой-то срок, вот и все. — Что ж, — задумчиво сказал Том. — Само по себе это еще ничего. В конце концов, палочку можно купить и незарегистрированную. Где-нибудь из-под полы на черном рынке. Я подумал, что так-то оно так, но в любом случае приговор означал бы, что у Тома больше нет будущего. Можно забыть о карьере, о преподавании... — Да брось, — сказал Том, отвечая на мои не высказанные вслух мысли. — Ну, вышвырнут меня из нормального мира. Так ведь и в Ночном переулке можно многого достичь, если умеючи. Уж ты-то знаешь. Нет, меня пугает другое: "убийство по неосторожности"... Рэй, а как я докажу, что это была случайность? Что я, скажем, не натравил на Миртл василиска? — Легили... — начал я и осекся. — Именно, — сказал Том, внимательно глядя на меня. — Они захотят провести сеанс легилименции. И ты отлично знаешь, что тогда выйдет наружу. — Ты же ничего не помнишь о Риддлах! — Я читал свой дневник и это воспоминание вряд ли смогу скрыть. Ты же в курсе, какой из меня паршивый окклюмент. А память нельзя подчищать бесконечно. Я поймал себя на том, что грызу ногти. Да, зря я так поторопился возвращать ему дневник... Но теперь уже ничего не поправишь. — Может, они не станут так глубоко копать? — Кто знает... Известно, что Тайную комнату способен открыть только наследник Слизерина. Кто-нибудь вспомнит, что из его потомков в наши дни остались одни Гонты, доберется до родства... — Том, дело закрыто почти год назад. Думаешь, кто-то станет его ворошить? — Я не хочу рисковать. Как только я окажусь в лапах авроров, у меня не будет возможности сбежать. — Кажется, ее уже нет, — сказал я. Том внимательно посмотрел на меня, склонив голову набок. — У меня была мысль сделать так, чтобы Маркус... исчез. Ну, ты понимаешь. Чтобы все думали, будто он сбежал. Авроры бы за это ухватились — раз скрылся, значит, он-то и есть преступник. Вот и пусть бы искали его по всей Британии. Понимаешь? Тут и в самом деле все было понятно. Дело-то нехитрое. Выждать момент, когда не будет посторонних глаз. Оглушить Флинта и использовать его палочку, чтобы на своей не осталось следов авады. Потом трансфигурировать и спрятать тело… Сама идея должна была бы вызвать у меня отвращение — однако вместо этого я подумал, что, если понадобится, не просто помогу убить Маркуса, но еще и сделаю это собственными руками. Он был моим однокурсником и даже другом, но между ним и Томом я однозначно выбрал бы Тома. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. — Нет, — сказал я наконец. — Во-первых, слишком мало времени на подготовку, прокололись бы где-нибудь, и все. Во-вторых, наши могли бы догадаться. А Маркус — это, знаешь ли, совсем не то, что какая-то девчонка с чужого факультета. В-третьих, аврор на посту меняет дело… — Я знаю, — кивнул Том. — Дамблдор все предусмотрел. Могу поспорить, что меня завтра не выпустят отсюда. Так, на всякий случай, чтоб не ударился в бега… — Стоп! Я, наверное, слишком резко прервал его, но иначе не мог — боялся упустить мысль. — В чем дело? — Ты сказал, что Дамблдор все предусмотрел. Но что именно — «все»? Я сцепил пальцы, чтобы лучше сосредоточиться. — А с чего вдруг мы решили, что аврор у входа на факультет сторожит тебя? А если все же Маркуса? — Да хоть самого Слизерина! Какая разница? Я почти уверен, что Дамблдор уже договорился, чтобы никого не выпускали с территории школы и перекрыли каминную сеть... — Я не о том. Вот смотри: легилименцию нельзя использовать, когда тебе вздумается, так ведь? Вторгаться в мысли других людей, если ты не штатный сотрудник аврората, строго запрещено. — Можешь мне не рассказывать, я в курсе. — Так ведь и Дамблдор в курсе! Представляешь, если выяснится, что он незаконно считывал наши мысли и дал наводку аврорам? Любой адвокат в это вцепится и развалит дело в суде. Именно поэтому Дамблдору нужен Маркус, потому что на него уже выписано постановление. Он ценный свидетель, и аврор у двери охраняет именно его! Скажи, ты думал сегодня о том, что Маркусу нужно... исчезнуть? — Да. Весь вечер. — Вот именно! Дамблдор мог это услышать, когда "зацепил" тебя. Пускай смутно, но все равно это его насторожило. Поэтому он и приставил к нам аврора, чтобы защитить Флинта... — Да еще и намеренно сделал это так, чтобы все увидели, — закончил мою мысль Том. — Ясно же, что теперь Маркусу никто ничего не сделает, потому что не удастся незаметно спрятать тело. — Вот! — сказал я с торжеством. — И что это нам даст? — охладил он мой пыл. — Пока не знаю. Но если завтра утром Флинта попросят не покидать факультет, значит, мы были правы. — Разве от этого легче? Том опять остановился у камина и сжал голову ладонями. — До чего болит... Не могу сосредоточиться. Все как в тумане. У тебя, случаем, нет чего-нибудь сладкого? Я покачал головой. — А как ты думаешь, если позвать какого-нибудь эльфа... Я сделал глубокий выдох, потом постарался напустить на себя спокойный и беззаботный вид и только после этого трижды хлопнул в ладоши. Прошло секунд пятнадцать, прежде чем с негромким треском посреди гостиной появился Брауни, один из тех эльфов, что когда-то угощали меня лепешками во время ночных бдений. — Что желаете, мастер Рэйналф? — спросил он и добавил вполголоса: — Опять полуночничают, да еще других от дела отрывают, а у нас сейчас и так хлопот полон рот, в школу-то вон сколько чужих понаехало... Брауни был уже очень стар, он работал в Хогвартсе чуть ли не полсотни лет, так что чувствовал себя в своем праве и не собирался заискивать перед студентами. Я изобразил раскаяние. — Прости, пожалуйста. Ужасно рад тебя видеть. Послушай, ты не мог бы принести нам чего-нибудь сладкого? Очень прошу. — Есть только варенье, — ворчливо заявил Брауни, — но это к завтраку, а на всю школу разве что десять банок и осталось. Если хотите, так могу подать, но только профессор Диппет будут недовольны. — Ненавижу варенье, — поморщился Том. — Принеси просто хлеба, ладно? — Слушаюсь, — сказал Брауни, кланяясь, и буркнул себе под нос: — Еще всякий полукровка мне тут не указывал... Через полминуты он вернулся и почти что швырнул на стол блюдце, где на белоснежной салфетке лежал тонюсенький ломтик хлеба. Потом поспешно поклонился и опять растворился в воздухе. Том невесело улыбнулся, взял хлеб и стал жевать, откусывая крохотные кусочки. — Давай подумаем. Если Дамблдору нужен именно Флинт, мы можем как-нибудь обернуть это себе на пользу? — Э-э... Ну, как минимум, у нас есть отсрочка на сутки. Слушай, а ты не можешь сделать свой "шаг в сторону"? Том задумался, обгрызая корочку. — Не знаю. Скорее всего, нет. Это стало очень сложно, я, наверное, слишком взрослый для такого. И потом, понимаешь, мне кажется, что я и без того сделал их слишком много. А реальность — она вроде ткани. Если бесконечно растягивать, порвется, и тогда вообще неизвестно, что будет. Я ее, должно быть, уже и так натянул предостаточно. Теперь она возвращается обратно, садится, как сукно после стирки. Поэтому на меня сыплются неудачи… Черт, не могу лучше объяснить. — Да я и так примерно понял… — Может, опередить события и продемонстрировать аврорам Сьюзи? — спросил Том, задумчиво глядя в камин. — В смысле, устроить так, чтобы они ее увидели… Если кто-то из них при этом умрет, так невелика потеря. Зато стало бы ясно, от чего именно погибла Миртл, и нас оставили бы в покое. Идея была заманчивая, но, подумав, я покачал головой. — Рискованно. Начнут докапываться, откуда взялся василиск, да где он раньше умудрялся прятаться. А ты змееуст, об этом вся школа знает… Думаешь, следствие не заинтересуется таким совпадением? — Да, наверное. Подумать только, какая насмешка судьбы! Это ведь и вправду был несчастный случай, но мы никак не можем натолкнуть авроров на эту мысль, не выдав себя! Хотя… Что-то в этом есть… Он вдруг закрыл лицо руками. — Что с тобой? — Думаю. Если нельзя показать следствию настоящего виновника, значит, надо организовать другого. Правильно? Предположим, какое-нибудь животное из Запретного леса пробралось в школу, напало на Миртл... — И потом сбежало, — закончил я за него. — В туалете ведь было открыто окно. — Вот именно. — А какие животные, кроме василиска, могут убивать мгновенно и без видимых следов? — Я как раз пытаюсь вспомнить. Пока на ум приходят только нунду и летаплащ… — А что-нибудь попроще? Мы вряд ли успеем за сутки побывать в Африке, поймать нунду и притащить сюда. Том напряженно думал, кусая губы. — Черт побери, да неужели в Запретном лесу нет ни одной по-настоящему опасной твари? — Спроси у Хагрида. Он вздрогнул и уставился на меня, как на привидение. — Что случилось? — У Хагрида, — медленно повторил он. — У Хагрида...
Отправлено: 11.01.08 14:19. Заголовок: Глава 37. На следую..
Глава 37.
На следующее утро я с трудом проснулся. Мелькнула смутная мысль, что я теперь не смогу смотреть в глаза Маркусу, — оказалось, что ничего подобного. Очень даже смог. Даже интересно стало: если бы мы действительно решили от него избавиться, как долго я бы это переживал? Или сразу же забыл бы, занятый более важными проблемами? Том, едва продрав глаза, сказал, что нас сегодня, по всей вероятности, будут допрашивать, и предложил согласовать показания — кто где был в пятницу и чем занимался. Когда мы закончили, Альфард как-то очень быстро ушел из спальни, будто намеренно давал остальным возможность поговорить. Я уже был настолько уверен, что он все знает, что чуть не остановил его, — какая теперь разница? Но вовремя спохватился. Эйвери нервничал больше всех. Том подсел к нему, извинился за вчерашнее, а потом долго с ним о чем-то шептался. Своей цели он достиг — Эйвери успокоился и даже выучил, что будет говорить аврорам. Мне страшно хотелось узнать, что у Тома на уме. Ночью он быстро свернул разговор, но видно было, что у него появилась какая-то мысль, иначе мы просидели бы до утра. Однако рассказывать он ничего не желал и всячески уходил от ответа. Возможно, он был прав. В конце концов, меньше знаешь — крепче спишь. Как мы и предполагали, Маркуса действительно не выпустили на завтрак. Дежуривший у двери аврор — другой, не Фоули, — вежливо, но твердо попросил его оставаться на факультете. Флинт не стал спорить, только махнул рукой и повернул обратно. А сразу после завтрака к нам подошел Слагхорн. Было заметно, что он сильно не в духе; во всяком случае, с нами он заговорил так холодно, словно мы были его личными врагами. — Мальчики, вы сейчас пойдете со мной. — Мы хотели отнести Флинту поесть, — запротестовал Колин. — Я уже попросил Руквуда это сделать. Идемте! Нас отвели на пятый этаж, в пустой класс, где у стены сиротливо жалось несколько стульев. Попросили показать содержимое портфелей и карманов, потом оставили под присмотром аврора, который не разрешал нам разговаривать. Слагхорн удалился в соседнюю комнату, откуда доносились приглушенные голоса, потом вышел и, стоя на пороге, переспросил: "Так вы хотите начать с Эйвери?". Но в этот момент неожиданно поднялся Альфард: — Я пойду первым, если позволите, профессор. Слагхорн посмотрел на него недоуменно. — Вообще-то это не я решаю... Альфард, не отвечая, уже прошел мимо него. Время тянулось ужасающе медленно. Блэка допрашивали, наверное, с полчаса, а нам не позволяли перекинуться даже словечком. В соседней комнате, по всей вероятности, стояло заглушающее заклятие, так что и оттуда не доносилось ни звука. Наконец Альфард вышел, очень спокойный. После него вызвали Эйвери, который, вернувшись, украдкой показал нам оттопыренный большой палец — мол, все нормально. За ним последовал Розье, которого продержали дольше всех. Наконец дверь распахнулась, и мы услышали голос Колина — он кричал на кого-то: — У меня отец пропал без вести на войне, а вы намекаете, что я со шпионом связался?! Да как вы смеете? Пока другие воюют, вы тут заговоры выискиваете, чтобы получить очередную медальку! Чертовы тыловые крысы! Он так хлопнул дверью, что с потолка посыпалась штукатурка, и быстро ушел, ни на кого не глядя. — Лестрейндж, — раздалось в комнате. Я сделал глубокий вдох и шагнул в допросную.
*** Обстановка внутри до ужаса напоминала экзамен. За столом ждал усатый аврор в форменной мантии, перед которым были разложены листы бумаги, почти как билеты с заданиями. Рядом в мягком кресле сидел Слагхорн, с другой стороны — Дамблдор. В углу на краешке твердого стула пристроился широкоплечий мужчина в видавшей виды поношенной мантии. По загоревшей до черноты шее и широким, мозолистым ладоням я принял бы его скорее за работника фермы по разведению гиппогрифов, чем за аврора. Выдавал его только взгляд, слишком острый и внимательный для сельского жителя. — Садись, — хмуро сказал первый аврор, кивнув на стул. Я сел. Руки у меня дрожали, в горле пересохло, но я даже не пытался это скрывать. В книгах, если человек бледнеет при виде следователя и боится смотреть ему в глаза, это обычно значит, что он виновен. В реальности — и аврорам это прекрасно известно, — на допросах спокойны как раз профессиональные преступники, потому что они-то следователей видели-перевидели, и им все нипочем. А вот невиновные сплошь и рядом запинаются при ответе на самый простой вопрос или много и неумело лгут. Мне известен случай, когда человека обвинили в убийстве, потому что он весь изоврался и запутался в показаниях. На самом деле он просто пытался скрыть, что аппарировал без лицензии… Но это было много лет спустя. А в ту минуту я почти не думал, действуя интуитивно. При этом куда больше аврора меня пугал Дамблдор с его способностями легилимента. Еще перед входом я попытался вспомнить какую-нибудь прилипчивую песню, чтобы занять ею мысли и заглушить воспоминания. Как назло, в голову лезли только детские стишки — ну, все лучше, чем ничего.
Робин-красношейка сел на старый клен, Вверх полезла кошка, вниз спустился он...*
— Рэйналф Герберт Лестрейндж? — спросил аврор, сидевший за столом. — Дата рождения — второе февраля 1927 года, место жительства — Торнхолл, Хейбридж, Дербишир? — Да, сэр.
Вниз полезла кошка — он взлетел опять. Сел на клен и говорит: «Можешь ли поймать?..»
— Как давно ты знаком с Маркусом Флинтом? Понять, к чему он клонит, было несложно. Вопросы следовали один за другим, с совершенно очевидной и ясной целью. — Что Флинт рассказывал о жизни в Германии? Хвалил Гриндельвальда, одобрял его политику?.. — Говорил ли он когда-нибудь, что Германия должна победить в этой войне?.. — Задавал ли тебе или кому-нибудь другому вопросы о структуре и личном составе Сил самообороны?.. — Интересовался ли он географией магической Британии, расположением фабрик по производству летучего пороха, складов зелий, научных лабораторий?..
Робин сел на крышу, с крыши на карниз, Вверх полезла кошка, да слетела вниз.
— Высказывался ли Флинт в негативном ключе о маглорожденных? Угрожал им, подстрекал однокурсников к нападению на них? Было ясно, что у следствия нет логичной версии. Если бы Маркус был сторонником Гриндельвальда, с чего бы он нападал на грязнокровок? Всем ведь известно, что Гриндельвальд выступает за единение с маглами и отмену Статута о секретности. Но аврора это, похоже, не смущало. — А как ты сам относишься к маглорожденным? Я посмотрел на него озадаченно. — Не знаю, сэр. Не думал об этом. Люди как люди, ничего особенного... А что? — Правда? Между тем у нас есть сведения, что в сентябре прошлого года ты и твой однокурсник Розье участвовали в стычке с маглорожденным студентом Гриффиндора. Как ты можешь это объяснить? Надо же, все они знают... Я сам давно забыл об этом случае. — Ну, была драка. Но то, что Хупер маглорожденный, здесь ни при чем. Обычная школьная ссора: кто-то на кого-то не так посмотрел, вот и все. Сами знаете, как оно бывает. — И Розье не произносил слова "грязнокровка"? — Насколько я помню, нет, сэр. — И не пытался использовать против Хупера Crucio? Отрицать это было бы глупо — в конце концов, в школе было разбирательство по этому поводу. — Нет, сэр. Как бы вам объяснить... Да, он выкрикнул: "Crucio!", но в пылу драки чего только не скажешь. И у него все равно не вышло бы. Он не то чтобы в самом деле хотел причинить вред Хуперу, а просто... — У мальчика был срыв, — вмешался Слагхорн. — Он вообще несколько неуравновешенный. Да вы сами видели. — Видел, — раздраженно кивнул аврор. — Какие все тонконервные, скажите на милость... А все потому, если хотите знать, что вы слишком с ними цацкаетесь. Вот при директоре Блэке, не в обиду будь сказано, дисциплина была куда лучше. В те времена этому красавчику живо разъяснили бы, что почем, так от нервов и следа не осталось бы! — Не сомневаюсь в этом, — пробормотал Дамблдор себе под нос. — Ладно, — аврор взял следующий лист для протокола. — Что ты делал в пятницу, начиная с девяти часов? Расскажи подробно. Я изложил согласованную версию, которую мы с утра разработали всей спальней. Версия гласила, что мы с Томом вернулись на факультет примерно в полдень, а Альфард — на полчаса позже. Но в любом случае с двенадцати у Маркуса уже было алиби. Быстропишущее перо чуть поскрипывало, бегая по бумаге. Когда я закончил, аврор посмотрел прямо на меня и сказал: — Я уже слышал от Блэка эту гладкую историю. Так вот, я в нее не верю. Понятно? Он обернулся к Дамблдору. — А ведь я настаивал, чтобы их допросили вчера, по горячим следам. Но вы вмешались: "Детям надо дать отдохнуть"... Вот результат! Они уже успели сговориться! — Я думаю, сейчас все выяснится, — мягко сказал Дамблдор и посмотрел на меня. — Рэй, если я правильно понял, вы с Томом Риддлом в пятницу вернулись на Слизерин где-то без пяти минут двенадцать. На обед не пошли, потому что устали после экзамена, и вообще не выходили с факультета до ужина. Верно?
Шесть мышей в подвале Сели пряжу прясть, А плутовка кошка К ним в окошко — шасть...
— Да, сэр. — Тогда как ты объяснишь, что профессор Диппет видел вас на главной лестнице около половины второго? Причем вы шли откуда-то сверху. Риддл еще хотел что-то сказать директору, но тот слишком спешил. А немного раньше профессор Слагхорн разыскивал старосту своего факультета, чтобы отдать распоряжения, — в школе как-никак чрезвычайная ситуация. Но Тома Риддла в спальне не было. Тебя тоже.
— Что вы тут прядете, Маленькие пряхи? — Лен прядем, хозяйка, Детям на рубахи...
Я лихорадочно соображал, что теперь делать. — Ну, может, мы выходили ненадолго посмотреть, что случилось. — Неправда, — так же мягко сказал Дамблдор. — Я был на месте происшествия. Там действительно собралась большая толпа, но вас я не припомню. — Вы могли нас не заметить, сэр. Вам же было не до того. — Возможно, — согласился Дамблдор. — Я не стану преувеличивать свою наблюдательность. Но это легко проверить. Я могу извлечь воспоминание и, просмотрев его, составить список всех студентов, которые там были. Я уставился в стол. Придется сказать, что мы были в подсобке. Но если заявить, что мы там просто сидели и разговаривали, будет слишком невинно, а это-то и подозрительно. Перед глазами у меня стояла картинка — Том пожимает руку кикиморе. Я "транслировал" ее Дамблдору изо всех сил, одновременно продолжая пялиться на столешницу. Потом искоса, как бы со стыдом, бросил взгляд на Слагхорна. — Простите, сэр. Можно, я потом скажу? Я не могу... — Что значит — "не могу"? — вмешался аврор. — Мы тут не в игрушки играем! Хочешь скрыть информацию от следствия?! — Рэй, — сказал Дамблдор, — всегда лучше говорить правду, понимаешь?
— Дорогие мышки, Я вам помогу: Нитки перекусывать Я для вас могу...
— Мы были в лаборантской кабинета ЗОТИ, — сказал я тихо. — У Тома есть от нее ключ. Мы там пили огневиски и слегка... ну... перебрали. А потом побоялись, что профессор Слагхорн узнает, и решили сказать, будто сразу после экзамена пошли на факультет. И Альфарда попросили подтвердить. Вот. Я покосился на Слагхорна. — Простите... Дамблдор весело рассмеялся, аврор за столом тоже. Слагхорн весь побагровел и подался вперед. — Что, ты сказал, вы пили?! — Огневиски, сэр. Ну, такой напиток... Теперь уже и второй аврор басовито хохотал, хлопая себя ладонью по коленке. Один только Слагхорн не разделял общего веселья. — Спасибо, Рэй! — рявкнул он. — Мне известно значение слова "огневиски"! А вот ты, похоже, доучившись до пятого курса, не знаешь, что студентам запрещен крепкий алкоголь! На самом деле огневиски пили на старших курсах чуть ли не все. Нельзя было только на этом попадаться. А теперь Слагхорн разозлился не на шутку, и я понял, что нам это даром не пройдет. — Еще и Риддл — от него я такого не ожидал! Ничего, я с ним тоже поговорю... Вы оба будете наказаны, это я вам обещаю! Отправитесь в карцер на пару суток и будете выходить только на экзамены! Может, хоть это заставит вас задуматься! — Зачем же так сурово, Гораций? — возразил, улыбаясь, Дамблдор. — Я уверен, что молодые люди и без того осознали свою ошибку. Слагхорн так резко повернулся к нему, что ножки кресла со скрипом проехались по полу. — Альбус, пожалуйста, не указывайте мне, как поступать с моими студентами! — И в мыслях не было, — примирительно поднял руки Дамблдор. Я был готов ему аплодировать. Отправить нас в карцер было куда больше в интересах Дамблдора, чем Слагхорна. И вот одной-единственной репликой он добился того, что наш декан стал в своем решении тверд, как алмаз.
— Нет, спасибо, тетя, Вы нас извините. Вы нам перекусите Горло вместо нити!
Аврор раздраженно смотрел на преподавателей. Видно было, что дискуссии о педагогике уже стоят у него поперек горла. Он бы, наверное, с радостью выгнал обоих, но не имел права. По закону несовершеннолетних разрешалось допрашивать только в присутствии родителей или учителей. — Ладно, — буркнул он. — Прочти протокол, распишись вот тут, и можешь идти. Кто у нас остался? Этот, как его, Риддл? Уже подходя к двери, я услышал, как аврор за моей спиной говорит Дамблдору: — Ну, что? Я же говорил, что у Флинта не окажется алиби на это время? Видите, мы все-таки немного знаем свою работу!
Отправлено: 11.01.08 14:20. Заголовок: *** Тому я успел ска..
*** Тому я успел сказать, что в кабинете уже знают о нашей пьянке. Охранявший нас аврор прикрикнул: "Отставить разговоры!", но видно было, что ему самому все смертельно надоело. Я уселся на свободный стул и, обхватив себя за плечи, уставился в пол. Тома не было минут двадцать. Не знаю, как следователю удалось его допросить, потому что Слагхорн разошелся вовсю. Он уже с утра был в плохом настроении, а после того, как мы с Розье по очереди подлили масла в огонь, пытаться остановить нашего декана было все равно, что останавливать несущийся на всех парах поезд. Он так кричал, что слышно было даже через заглушку. Одно радовало — в таком потоке эмоций Дамблдор не сумеет расслышать не то что мысли Тома, а и свои собственные. Когда они наконец вышли, Слагхорн был красен, как рак, и я испугался, что его хватит удар. Том, остановившись на пороге, обернулся. — Простите, профессор Дамблдор... — Да? — Вы сегодня увидите директора? За завтраком его не было, а я хотел бы передать ему письмо... Если вас не затруднит, конечно. — Разумеется, — слегка удивленно ответил Дамблдор. — Мне совсем не сложно. Давай твое письмо. Том протянул ему запечатанный свиток пергамента. Их взгляды на мгновение встретились. — Спасибо, сэр, — сказал Том. — Простите еще раз, что отнимаю ваше время. Слагхорн прервал этот странный разговор, бросив: "Идите за мной!", и зашагал к лестнице. По дороге он напустился на Тома: — Я удивляюсь твоей дерзости! Что ты себе позволяешь? Профессор Дамблдор — не почтовая сова и не домовой эльф! — Безусловно, сэр, — согласился Том. Скорей всего, он хотел "зацепить" Дамблдора, чтобы что-то прочесть в его мыслях. Но Слагхорн этого, естественно, не знал. Ни на минуту не умолкая, он излагал все, что о нас думает: — Пить огневиски, средь бела дня, в разгар экзаменов... И вам еще хватило наглости признаваться в этом в присутствии заместителя директора и посторонних людей! Вы хоть понимаете, в какое положение вы поставили меня?! Могут подумать, будто я не слежу за факультетом! Строго говоря, так оно и было, но Слагхорну я, конечно, не стал этого говорить. А он уже переключился на современную молодежь в целом — распущенную, бесстыдную и неблагодарную. Последнее, видимо, было камушком в огород Тома. — Да еще в такой момент, когда у меня хватает неприятностей из-за Флинта! Кажется, именно сейчас я мог бы рассчитывать на вашу поддержку, особенно на твою, Томас. Но вместо этого... Я очень разочарован! Я и подумать не мог, что ты способен так поступить. Даже не пытайся меня уговорить отменить наказание! Я делаю это с болью в сердце, мальчики, но вы должны получить хороший урок! Том, впрочем, нисколько не проникся обличительной речью декана. Идя вслед за Слагхорном, он чему-то улыбался и, казалось, думал совсем о другом. Перед входом в свой кабинет Слагхорн остановился. — Рэй, ступай позови ко мне Розье! Ему я тоже скажу пару слов по поводу сегодняшней выходки... Хотя нет, погоди. Сначала я с вами разберусь. Он трясущимися от гнева руками отпер дверь. Перешагивая вслед за ним порог, Том легонько придержал меня и шепнул: "Оставайся здесь". Потом подмигнул и плотно закрыл дверь. С деканом он разговаривал минут сорок. Я уже весь извелся, расхаживая по коридору и думая, что теперь будет. В карцере я побывал только раз, на четвертом курсе, и совсем не горел желанием повторять эксперимент. Маленькая комнатка в подземелье, размером десять на десять футов, с тяжелой железной дверью и без окон... Внутри было так холодно, что приходилось весь день напролет делать гимнастические упражнения, чтобы согреться. Вдобавок там полагалась ежевечерняя порка тростью, так сказать, для вящего вразумления. Но меня пугало совсем другое — в карцере у нас не будет свободы передвижения, а в нашей ситуации это было бы смерти подобно. Наконец Том появился. Слагхорн захлопнул за ним дверь так быстро, будто боялся, что из-за угла выскочит мантикора. Щелкнул, поворачиваясь, ключ в замке. — Ну? — нетерпеливо спросил я. — Что нас ждет? — Ничего, — улыбаясь, ответил Том. — А как же карцер? — Никак. Слагхорн о нем и думать забыл. Я подкинул ему более насущную тему для размышлений. — То есть? Том, не отвечая, двинулся к лестнице, а потом прямиком к выходу из школы. В самом Хогвартсе царила приятная прохлада, его толстые стены защищали от жары, но едва мы вышли, на нас обрушилось пекло. Солнце было почти в зените, каменная дорожка, казалось, раскалилась докрасна, а поверхность озера сверкала так, что глазам было больно. У входа в школу аврор воевал с группкой людей, по виду журналистов, вооруженных блокнотами и колдографами. — Нет, посторонние в Хогвартс не допускаются, — доносился до нас его голос. — Никаких комментариев не даем. Ничем не могу помочь... В школьной форме в такую погоду можно было изжариться за пять минут. Сбросив мантии, мы уселись в тени под стеной. Том принялся рассказывать: — Первые минут десять Слагхорн на меня орал, а я его вежливо слушал. Ничего интересного. Потом, когда он немного выпустил пар, я завел разговор о смерти Миртл. Сказал, что хочу услышать его мнение как лучшего специалиста по ядам. Мол, я почитал всякую литературу в библиотеке, подумал, и мне кажется, что девочку мог бы убить василиск — хотя, конечно, откуда ему взяться в Хогвартсе? Тут до Слагхорна дошло, к чему я клоню. Он стал юлить, словно угорь на сковородке: дескать, это крайне маловероятно, быть такого не может... Я сказал, что очень рад, потому что если бы следствие вдруг решило, — чисто гипотетически, конечно, — что всему виной это чудовище, то вышло бы очень неудобно, ведь у профессора Слагхорна случайно имеется запас его яда. Конечно, мы-то знаем, что он был куплен у незнакомца в Хогсмиде, но следствие ведь может в это и не поверить, и возникнут всякие неприятности... — Идиот! Ты же фактически сознался! — Да, — спокойно ответил Том. — И сделал Слагхорна соучастником. Надо отдать ему должное — он умный человек и быстро понял, что я имею в виду. Сказал, что лично он никогда не поддержит эту дикую идею, если она возникнет у авроров, потому что только сумасшедший способен поверить в василиска — и так далее, и тому подобное. Я ответил, что это само собой разумеется, мы ведь говорим чисто теоретически. А вообще у меня есть другая версия событий, и я в растерянности, как поступить. Потому что мало ли, вдруг я ошибаюсь? Намекнул ему, что я хочу сделать, и он сразу же сказал, что, конечно, наш долг всегда говорить правду, и мне следует обо всем рассказать директору, и он мне всячески поможет... — Кстати, а что ты задумал? Вчера ты мне так и не сказал. — И не скажу, — Том, прищурившись, смотрел на верхушки деревьев Запретного леса. — Прости. Я еще не все продумал, да и приходится балансировать на таком тонком канате, что... В общем, лучше никого в это не впутывать. — Ты уверен? — Не знаю. Я ничего не знаю. За последние дни у меня так много всего пошло вкривь и вкось... Рэй, не спрашивай ни о чем, прошу тебя. Я пожал плечами. — Как хочешь. — Спасибо... А со Слагхорном удачно вышло. Как вовремя он разозлился на нас из-за огневиски! Когда человек себя не контролирует, его всегда легче напугать. Слагхорн крепко сидит на крючке и знает об этом. Он прекрасно понимает, что, если меня арестуют, я и его утяну за собой. Стоит только рассказать во всеуслышание, что декан факультета брал у студентов подарки, а проще говоря — взятки... И вдобавок даже не поинтересовался, откуда у меня яд василиска! Будет страшный скандал, ему придется сразу уйти в отставку, это еще в лучшем случае. Так что он волей-неволей станет меня прикрывать. — Хоть намекни, что ты собрался делать! — Нет, — он покачал головой. — Не надо. Считай, что я просто боюсь сглазить. Но кое-что меня порадовало сегодня утром, когда я ненадолго забрался в мысли Дамблдора. Во-первых, никого из вас не тронут. Дамблдор ведь поборник справедливости. Он хочет сделать так, чтобы возмездие коснулось только истинного виновника, то бишь меня. Кроме того — ты только послушай, Рэй! — он даже меня собирается защищать, чтобы обошлось сломанной палочкой, а не Азкабаном. Ему очень неприятно об этом думать, но он считает непорядочным не вступиться. Думает, что мне надо дать второй шанс. Скажи, какое великодушие, правда?! Я сейчас заплачу... Но вместо этого он длинно и затейливо выругался. — Извини. Просто когда я встречаю таких чудесных, благородных людей, из меня начинает лезть приютское воспитание. Во-вторых, Дамблдор не предполагает, что я сумею выкрутиться. Скорее, он думает, что я попробую сбежать. В этом случае он намерен остановить меня и поговорить серьезно. Что-то сегодня много желающих наставить меня на путь истинный, тебе не кажется? Но вот здесь он ошибся. Я с места не сдвинусь. Он сделал свой ход — теперь моя очередь. Том подобрал какой-то камушек, подбросил его несколько раз на ладони и, размахнувшись, зашвырнул на лужайку. — На самом деле меня больше пугает не Дамблдор, а… Ты помнишь того человека, что сидел в уголке, когда нас допрашивали? Знаешь, кто он такой? — Аврор, кто же еще? — Если бы… Он из Службы внешней разведки и контрразведки. Я присвистнул. — Вот именно, — Том огляделся в поисках других камушков. — Мне почти ничего не удалось услышать из его мыслей, потому что он хорошо закрывался — хотя, конечно, не от меня, а от Дамблдора. Я сумел уловить только, что он очень раздражен. Аврорат, естественно, не мог их не уведомить, поскольку речь шла о шпионаже, — ну, а дальше началось обычное перетягивание каната. В случае успеха авроры хотят приписать всю славу себе, а в случае неудачи свалить ответственность на разведку. Разведчикам это, понятное дело, не по вкусу, тем более что, по их мнению, вся история выеденного яйца не стоит. Они не верят ни в какую шпионскую сеть в Хогвартсе и ждут только результатов легилименции, чтобы умыть руки. Но вот как их человек поведет себя, когда я сделаю свой ход, — еще вопрос. Да и вообще он мне очень и очень не понравился… Том резко обернулся. По каменной дорожке к нам шел тот самый аврор, который охранял вход в школу. По лицу у него стекали капли пота, он то и дело вытирал лысину носовым платком. — Слизерин? — резко спросил он, бросив взгляд на цвета наших галстуков. — Какой курс? — Пятый. — Поступили новые указания. Вам нельзя покидать гостиную, кроме как по вызову учителей. Так что возвращайтесь-ка на факультет. Можно было спросить, с чего вдруг такие строгости, но смысла не было — только привлекать к себе лишнее внимание. Я бросил на Тома тревожный взгляд. Он тоже был обеспокоен и шел, глядя себе под ноги и покусывая нижнюю губу. — Черт! Надо было держать язык за зубами, — сказал он наконец. — Вот, пожалуйста, сглазил. От карцера отделались, так теперь новые препятствия. Я уже боюсь открывать рот. Ладно, будем надеяться, письмо Диппету сработает. А нет — так нет. Значит, мне фатально не везет. Я хотел что-то сказать, но Том резко бросил: — Ради бога, Рэй, никаких вопросов! Ничего не мне говори, вообще не трогай меня! Я умолк. Наша фортуна сейчас и вправду висела на волоске, и я сам боялся испортить дело одним неловким движением, словом или даже взглядом.
*** В гостиной факультета, однако, никто не собирался нас щадить. Наоборот, засыпали вопросами: что да как. Том пару раз огрызнулся, и его оставили в покое. Маркус не показывался — и правильно делал. Хотя вслух все говорили, что обвинения против него — глупость, но, судя по косым взглядам, думали, что нет дыма без огня. В уголке о чем-то возбужденно переговаривались первокурсники, сбившись в кучу и склонясь головами друг к другу. Потом от группки отделился Вилли Трэверс и подошел к нам. — Том, ты не объяснишь мне вот эту тему по чарам? — громко спросил он, протягивая раскрытый учебник. В учебник был вложен листок, исписанный старательным округлым почерком:
Отчет за 13/VI. Дежурила Хелен Янсен. 9.30 Пришли Диппет, Брэдли и с ними двое неизвестных. Может быть, авроры, но не в форменных мантиях. Направились в спальни мальчиков. 10.12 Вернулись в общую гостиную. Кажется, накладывали какие-то чары, но очень быстро и не вслух. 10.21 Покинули факультет.
Том кивнул, потом достал из кармана карандаш, обвел взглядом гостиную, написал на листке: «ПРОСЛУШКА!!!», и, посмотрев на Вилли, прижал палец к губам. Тот кивнул, потом наклонился к уху Тома и что-то шепотом спросил. У меня за спиной тихо говорили по-французски, так что слышны были только обрывки фраз. Я обернулся и увидел, что это Вальбурга Блэк отчитывает Альфарда: — Зачем ты сказал, что больше всех общался с Флинтом? Хочешь впутать в это дело всю семью? — Вот именно, — невозмутимо ответил Альфард. — Если, по мнению авроров, у нас тут шпионская сеть, пускай обвинят меня в соучастии. Пусть попробуют задеть Блэков. Да собственное начальство с них головы снимет! — Ты с ума сошел! Ты понимаешь, с чем играешь? Я немедленно напишу родителям! — Пожалуйста. Я им сам напишу. — Из-за какого-то Флинта готов посадить пятно на репутацию семьи... — Ты понимаешь, что если его арестуют, пятно будет куда больше? Ты забыла, что... Я дернул Альфарда за рукав и показал взглядом на потолок, потом жестом изобразил, будто подслушиваю. Он сначала недоуменно посмотрел на меня, потом понял, в чем дело, кивнул и сказал по-французски: "Спасибо". Я вернулся к Тому, который, отвечая Вилли, опять писал что-то карандашом. «Конечно, Флинт не шпион. Ты думаешь, я стал бы иметь дело со шпионом?!». Вилли торопливо замотал головой. «Скоро все прояснится, — писал Том, — Но об этом пока нельзя говорить. Продолжайте наблюдение. Передай мисс Янсен мою благодарность». Вилли прочел и кивнул, после чего Том взмахом палочки уничтожил листок. Я ушел в спальню. Маркус сидел там очень подавленный. Сказал, что приходили с обыском. Ну, это мы уже и так знали. Впрочем, надо отдать аврорам должное — все сложили, как было, и довольно аккуратно. Дальше время опять потянулось мучительно медленно. Разговаривать можно было только на посторонние темы — спальня наверняка тоже прослушивалась. Розье и Эйвери писали мне записки, спрашивая, что собирается делать Том, я отвечал, что понятия не имею. А Том как будто и не собирался ничего делать. На обед нас не пустили — пришлось просить другие курсы принести нам еды. Когда все вернулись, Том, усевшись в кресло в общей гостиной, принялся рассказывать первокурсникам магловские сказки. Эйлин Принс тоже сидела с ними, не сводя с Тома внимательного серьезного взгляда. А он казался таким спокойным и расслабленным, будто всю жизнь мечтал вот так сидеть, пить чашку за чашкой крепкий чай и нести всякий бред об Оле-Лукойе и Нильсе-с-дикими-гусями. Я уже совсем не понимал, что творится. Представление для подслушивающих авроров? Это, конечно, прекрасно, но... Хотя, с другой стороны, выйти с факультета никто из нас все равно не мог. Я то пытался читать астрономию, чтобы чем-нибудь себя занять, то бестолково слонялся взад-вперед по общей гостиной. Возвращаться в спальню после того, как там все переворошили, было слишком тоскливо. Девочек с нашего курса тоже допрашивали, и теперь они, собравшись толпой, ругали следователя. Правда, как я понял, его главная вина заключалась в том, что он старый, грубый и неинтересный. В романах такому следователю всегда полагается симпатичный молодой помощник с безупречными манерами. Обычно это отпрыск какой-нибудь богатой семьи, которая отреклась от него, когда он пошел служить в аврорат. В ходе следствия его роль заключается в том, чтобы влюбиться в красивую беззащитную девушку, на которую пало ложное обвинение, с блеском оправдать ее, а потом жениться. Но в данном случае никакого помощника и близко не было — а раз так, чего ради затевать дело с убийством? Посетителям к нам приходить не запрещалось, аврор на входе в гостиную только записывал их имена. Гостей было много; теперь уже к нам, а не на Рэйвенкло, валом валили за новостями. Ближе к вечеру появилась Минерва. Том поговорил с ней, но недолго и без всякого желания, так что она ушла грустная. В дверях она почти столкнулась с Джейн. Я был в дальнем углу гостиной, Джейн не увидела, как я машу ей рукой, и направилась к Тому. Он, не прекращая рассказывать, вежливо поднялся ей навстречу. Глядя на него, мальчишки с первого курса тоже встали. Кто-то замешкался, но Том вскинул бровь — мальчишку подбросило вверх, как ошпаренного. Я пробрался к ним через толпу. Джейн, уже сидевшая рядом с Томом, улыбнулась и посмотрела на меня снизу вверх: — Принеси мне, пожалуйста, чаю. Мы с тобой потом поговорим, ладно? Я хочу дослушать. Я принес Джейн чашку с блюдцем, поставил на подлокотник кресла и ушел. Мне сейчас было не до сказок. Тем временем Альфард, кажется, окончательно рассорился с сестрой и вышел, хлопнув дверью. Вальбурга кинулась было за ним, но остановилась — входить в спальни мальчиков ей не позволяли приличия. Она так и стояла посреди гостиной и, казалось, была готова расплакаться. На щеках у нее проступили некрасивые алые пятна. Сигнус испуганно наблюдал за сестрой, но не решался подойти. Наконец Вальбурга все же взяла себя в руки — сказалась блэковская выучка, — и ушла в спальню. Немного позже ко мне подошла Джейн и села рядом с чашкой в руках. — Ну, что? Понравились сказки? — спросил я, чтобы что-нибудь сказать. — Да. Во всяком случае, это интереснее, чем слушать о Флинте. У вас тут вправду шпионская сеть? Несмотря на свое плохое настроение, я не смог не рассмеяться. — Нет, конечно. Хотя ты думаешь, если бы я работал на Гриндельвальда, то признался бы? — Думаю, что нет. Но ты не похож на шпиона, — она посмотрела на меня поверх чашки и тоже рассмеялась. — Шпионы так не краснеют. Почему ты нервничаешь? — Не знаю. Действительно, с чего бы? Беседовать с аврорами и сидеть под домашним арестом — что может быть лучше? Я наслаждаюсь жизнью. — Я надеюсь, что вы сможете выкрутиться, — Джейн словно не заметила иронии. — Мне, во всяком случае, очень этого хотелось бы. — Почему ты решила, что нам что-то грозит? — Ты не стал бы так беспокоиться, если бы для этого не было оснований. Я был готов утопиться в чашке с чаем. — Прошу тебя, давай сменим тему! — Как скажешь, — легко согласилась она. — О, смотри, ваш Риддл нашел себе новую слушательницу. Как зовут эту красивую блондинку? — Лорин Яксли. Одна из его поклонниц. — Хорошо, что Минерва этого не видит. Она бы расстроилась. Том был с ней сегодня не очень-то любезен. — Откуда ты знаешь? — Слышала обрывок разговора. Он сказал, что устал и не может ни с кем общаться, а Минерва обиделась. — Да что тут такого? — Начнем с того, что это неправда. Он ведь разговаривает с этой Яксли. — Ну да. Потому что с Лорин можно молоть любую чушь, а с Минервой так не получится, она слишком умная. А еще она любит задавать вопросы. Почему женщины никогда не могут остановиться вовремя? "Что происходит? Я же вижу, что-то не так! Почему ты мне ничего не рассказываешь? Ты мне не доверяешь? Почему ты молчишь?"... Джейн звонко рассмеялась. — У тебя очень похоже получается. Где ты такого наслушался? У своей девушки? Ты был с кем-то помолвлен? — Нет, — я почувствовал, что краснею. — У меня нет девушки. Вообще-то я скопировал свою маму. Наверное, все женщины ведут себя одинаково. — Они просто беспокоятся. — Ну, и зачем? Может, человек не хочет отвечать. Да и как ответить, если тебе задают сто вопросов в минуту, а когда пытаешься сосредоточиться хоть на одном, сразу спрашивают: "О чем ты думаешь?". — А мужчины не могут думать и говорить одновременно? — Нет. Это слишком сложно. — В Визенгамоте они говорят часами. — Это потому, что в Визенгамоте сидят старые пни, которые последний раз думали в прошлом веке. Джейн опять засмеялась. Мне было приятно. Вообще-то она была первой в моей жизни девушкой, которую смешили мои шутки. — Женщины тоже не думают. Нам некогда, ведь нужно успеть задать сто вопросов в минуту. — Ты не спрашиваешь лишнего, — ляпнул я невпопад. — Я же с Рэйвенкло, — улыбнулась она. — Чего нам не говорят, о том мы можем сами догадаться. — Например? — осторожно спросил я. — Да ничего особенного, — Джейн странно посмотрела на меня. — Неважно. У меня голова шла кругом. Вдобавок кто-то завел граммофон — может, чтобы поговорить без помех, — и в гостиной теперь было невыносимо шумно. Я посмотрел на часы. Половина восьмого... Мне стало вдруг как-то все равно. Надежды уже не оставалось. Завтра утром приедет легилимент, и тогда нормальная жизнь закончится. Так чего я дергаюсь? Лучше провести последний вечер, болтая с девушкой, чем изводясь от беспокойства. Том, очевидно, думал так же. Он нежно улыбался Лорин Яксли, а та уселась на подлокотник его кресла и строила из себя роковую женщину. На маленькую Эйлин Принс, наблюдавшую за этой сценой, было жалко смотреть. — А вообще он жуткий человек, ваш Том, — сказала вдруг Джейн. — Даже когда улыбается. Или особенно, когда улыбается. — Чем он, интересно, тебе не угодил? — Он уводит людей за собой. Как Питер Пэн, о котором он рассказывал, когда я пришла. Ты слышал эту историю? — Давно. На первом или втором курсе. Том тогда рассказывал нам много магловских сказок... А что? — Я тебе напомню в общих чертах. Питер Пэн — это такой мальчик, который живет с феями на острове Нигде-и-никогда. Он прилетает к детям через окно и забирает их на свой остров. А Том очень похож на него — если судить по пересказу, конечно. У него даже когда-то был серебряный наперсток. По крайней мере, он так говорит. — Я совсем запутался... Кто говорит? — Том. — А при чем здесь наперсток?! — Да ни при чем, конечно. Так вот, когда мальчики и девочки, которые жили с Питером Пэном на острове, вырастали, он терял к ним интерес и больше не прилетал. Зато потом возвращался за их детьми. А потом — за детьми их детей... — И что? — Риддл поступает, как Питер Пэн. Он уводит тех, кто ему нравится, в мир, которого нет. А когда его друзья постареют и станут скучными, он отберет у них детей... Ты не боишься? Я потер глаза. — Слушай, во-первых, это просто сказка, не надо так серьезно к ней относиться. Во-вторых, почему я должен бояться за детей, которых у меня нет и, может, никогда не будет? В-третьих, Том вырос вовсе не с феями, а в обычном магловском приюте, и никого никуда не сманивает, и... Она посмотрела на меня очень внимательно, без улыбки. — Хорошо, если так. Но, скажем, ваши первокурсники уже готовы пойти за ним куда угодно — ты не заметил? Том ведь отлично умеет придумывать игры, одна другой интереснее. И рассказывать сказки — иногда забавные, иногда очень страшные... С меня было довольно. Я совсем перестал понимать, о чем мы говорим, а безумия в жизни у меня и так хватало. По счастью, долгий опыт общения с Томом научил меня, что делать в таких случаях. Я порылся в кармане мантии и вытащил леденец. Он был полурастаявший от жары и прилип к обертке, но ничего другого все равно не было. Я протянул его Джейн: — Вот, возьми. Съешь конфетку. В это мгновение в камине вспыхнуло зеленое пламя, и на коврик перед ним спланировала скрученная в трубку записка. Кто-то подобрал ее и попытался передать Риддлу, но Яксли ловко перехватила листок и, соскочив с кресла, принялась дразнить Тома: — Письмо! От кого бы это, интересно? А что мне будет за то, что я его отдам? — Я тебя поцелую, — нетерпеливо сказал Том. — Давай сюда. Лорин с готовностью наклонилась, и Том чмокнул ее в щеку. Потом развернул записку, быстро пробежал ее глазами и поднялся. Лорин обиженно надулась, но Том уже забыл о ее существовании. — Извини, — сказал я Джейн и стал пробираться к двери. Том стоял на пороге, держа в руках записку. — Это от директора. Он хочет меня видеть, так что аврору придется меня выпустить... Он запнулся. Розье, подошедший с другой стороны, смотрел на него молча и строго. Потом спросил: — Когда ты вернешься? — В любом случае до полуночи, — ответил Том, подумав. Больше говорить было нечего, да и незачем. Если ему удастся то, что он затеял, — что бы это ни было, — то все будет хорошо. Если нет, то, по крайней мере, завтра можно будет не сдавать астрономию... Том, видимо, услышал эту мысль, потому что вдруг улыбнулся. — Да, вот именно. Ну все, пока. Дверь с легким шорохом отъехала в сторону. Слышно было, как Том снаружи объясняется с аврором. Потом дверь закрылась. Он ушел.
rakugan, хочу поблагодарить за ссылку на начало "Игрока". Заодно прочитала остальные Ваши фики. Понравились все без исключения! Вы - Талант! "Райтерша" просто убила Блеск!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 22
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
, и он посчитал наиболее выгодным использовать великана в качестве "козла отпущения" в истории с Миртл? А может, просто Хагрид слишком хороший человек для Риддла:-) Мне хотется в это верить. 
). 
Блеск! 
. 
- участник сейчас на форуме
