Зеленый форум: HP Fanfiction

*Wallflower - тот, кто остался без партнера на танцах; be a wallflower - стоять у стенки, оставаться в тени.
--------

Я бы с большой радостью не ходил на этот бал, но никак нельзя было не пойти. И обидятся, и ради памяти тех, кто жизни отдал за то, чтобы мы могли сейчас веселиться, да и вообще - все-таки, праздник. Круглая годовщина. Танцую я плохо - нет, умею-то хорошо, а танцую все равно плохо. Это потому что недостаточно знать все движения и иметь чувство ритма, нужно хоть на три минуты поверить, что ты больше себя самого: и значительнее, и обаятельнее, и краше - а с этим у меня из рук вон. И мы же теперь не школьники - фактор возраста давным-давно перестал работать на меня, сейчас как бы уже не наоборот. А так всё, что меня ждало - кривоватые улыбки и смущенные взгляды, от которых сам не знаешь куда деться, и думаешь, ну когда же это кончится, и понимаешь, что собеседник думает то же самое.

Отмечусь и сразу уйду, решил я, но ночная сиделка как нарочно опоздала, так что явился я не к началу, а ровно тогда, когда Гермиона уже искусала себе все губы и собиралась приняться за ногти: давай-давай, ты уже пять минут как должен был закончить речь, ни в чем на тебя нельзя положиться, нет, обойтись нельзя (закатывая глаза), ты что, все так ждут - и промямлил свои слова, одной рукой продолжая выпутываться из зимней мантии. Да, половину перезабыл, конечно, все ее усилия насмарку, ну так от меня никто и не ожидал чудес красноречия.

Выход со сцены там только через раздевалку, и я было обрадовался, что можно по-тихому свалить; тут-то и налетел на еще одного представителя своего вида. О чем ничтоже сумняшеся ему и сообщил. Нет, жить мне пока не надоело, это уж я потом вспомнил, а в тот момент я только заметил, как обтрепана подкладка плаща, который он протягивает домовому эльфу, и воротничок, даже в полумраке было заметно, у него не очень-то свежий - таким жалким он мне показался в тот момент, что я подумал, пусть хоть посмеется, не со мной, так хоть надо мной. "Это какого же?" - спросил он - а вот голос, как ни удивительно, остался прежний, от которого можно в штаны напустить. "Ну как, - ответил я, - желтофиоль садовая, Cheiranthus cheiri, в свежем виде помогает от отеков, после возгонки - сердечное; в просторечии wallflower".

Он чуть поднял уголки губ - то ли и вправду понравилось, то ли боялся меня спугнуть, и только когда я удивился, как сумел это разглядеть, обнаружил, что пока я расказывал свою натужную шутку, мы уже вошли в залу, и отступать некуда. Он твердым шагом направился к ближайшему столику с напитками, а я волей-неволей плелся за ним следом и кивал на оторопелые привествия. Тогда мне пришло в голову еще одно объяснение его ухмылке: я, видно, не присматривался раньше, а теперь мне стало понятно, какая нелепость - набиваться в одну с ним ячейку классификации. Если при встрече со мной люди знакомые и знающие меня только понаслышке испытывают некоторую неловкость, то при встрече с ним готовы сквозь землю провалиться. Конечно, у него за спиной уже никто не обсуждает, что вот надо же, как всё обернулось, он всю дорогу был на нащей стороне, а мы-то думали, ну не знаю-не знаю - это всё старые новости; но толпа в окрестностях немного забурлила, когда все, кто стоял рядом, вдруг увидели в отдалении старых знакомых или вспомнили о каких-то еще неотложных делах.

Я решил довериться его опыту, и не зря - когда мы взошли по боковой лестнице, то оказались на тесном, как бы недоделанном балкончике, глубоко в тени: я вижу всех, а меня - никто. А я еще думал, как это я в прошлые разы его ни разу не встретил. Он поставил бокал на перила и вроде бы смотрел вниз, на танцующих, но слегка повернул голову в мою сторону, словно я задолжал реплику в разговоре, и он готов ее выслушать. А может, он вовсе не это имел в виду, но мне другого приглашения и не понадобилось, и меня как прорвало. Я рассказывал о работе, о дискуссиях, которые сейчас идут о тропических растениях. И о том, что за чудо наши вересковые пустоши. И даже о похоронах бабушки.

- Родителей я забрал из Святого Мунго сразу после того. Поначалу, понятно, было трудно, а сейчас как-то привык. Все равно ведь медицина бессильна, так пусть хоть рядом будет кто-то, кто их любит, правда? Я думаю, бабушка потому ни в какую не соглашалась, что все время сравнивала их - с ними прежними, а я-то все равно их другими не помню.
Да, а еще у меня есть девушка, она очень славная. Пока что у нас все на стадии кино-и-кафе, и вряд ли зайдет сильно дальше, привести-то ее мне некуда.
Но я, честно признаться, доволен и тем что есть. Не потому что не хочется больше, а потому что пока мечтаешь и сожалеешь, можно ведь всю жизнь упустить. А я бы не хотел упускать: у меня очень полная и насыщенная жизнь.

Он ничего не говорил в ответ и даже не хмыкал поощряюще, но откуда-то - может быть, по тому, как его рука вцепилась в парапет, или по тому, как блеснули глаза - значит он смотрел в мою сторону, а не мимо - я очень твердо понимал, что все, что я говорю, ему и интересно и важно.

Снизу долетел взрыв смеха. Я едва успел вспомнить, что не надо бы перегибаться через перила, так можно нарушить укрытие, и тогда они почувствуют себя обязанными пригласить нас присоединиться к веселью, и лица у всех станут тоже обязанные-обязанные. Будь рядом со мной кто-то другой, мы бы стали гадать, кто это так взвизгнул и чья это вон там шляпа, но он явно считал это ниже своего достоинства. Так что я молча подумал о том, как за последние годы наши моды стали похожи на маггловские, и наверное это что-то значит, может быть, процветание экономики, а может быть, наоборот, но говорить не стал. Еще я подумал, что легко могу вычислить в зале своих одноклассников, даже не вглядываясь в макушки и плечи: где стоит кто-то важный, туда всегда поворачиваются головы, а они все не последние люди. Да ладно, что там: мы все не последние люди.

- А знаете, профессор, вы в чем-то были правы насчет Гарри: он действительно звезда от природы. Что он ни сделает - примут с восторгом. У меня бы так не получилось, даже если бы я очень захотел.

Он опять усмехнулся:
- А вы, конечно, не хотели, Лонгботтом.

- Ну. по справедливости, это ведь он проделал почти всю работу. Я что - только раз взмахнул палочкой, исполнил запасной вариант пророчества, поставил кучу народу в неловкое положение. Обидно, конечно, что меня теперь все сторонятся: обманул ожидания - пусть и в хорошую сторону, оказывается, это все равно стыдно.
Но ведь это не меня, а Гарри каждый год пытались убить и не меня, а его ославляли в газетах сумасшедшим. Он заслужил и награды, и благодарность. Так что по большому счету все честно.

Он - по моим ощущениям, с минуту примерно - стоял неподвижно, уставившись на меня с выражением не то недоверия, не то жалости.

- Ну повторяйте это себе почаще, может, в следующий раз Министерство вам даже оплатит сиделку.

Я не спросил его, откуда он знает - наверное, не так уж трудно догадаться. И не стал объяснять, что если бы я намекнул, то оплатили бы, только намекать неприятно. И огрызаться не стал, что видно его-то отношение к действительности ему очень помогает. Просто я осознал, который час, понял, что Эдна мне снимет голову, и двойная оплата не поможет, ну может быть на мазь от ревматизма еще можно надеяться, а то где я еще найду в нашем городке ей замену - и все остроумные и не очень ответы разом вылетели у меня из головы.

Вот что я почему-то продолжал помнить, пока торопливо прощался, бежал, спотыкаясь, по лестнице и за двери и не попадал пуговицами в петли - это что по волшебным меркам мы практически соседи.

Но я, разумеется, не пригласил его заглядывать на огонек. После тех взаимоотношений, что у нас были в школе, это было бы просто неправильно. Так никто не делает.

И я даже не знаю, что будет, если я столкнусь с ним случайно еще на каком-нибудь торжественном событии через год или еще когда - обрадуется он или обдаст презрением. Я и про себя-то не знаю.